Разочарование (гет)

С тех пор Джинни неоднократно виделась с Дином — вольно или невольно, или кто-то из них сам искал встречи, или они оба ее искали? Честно говоря, Джинни не было так важно найти ответ на этот вопрос, главным было то, что ее все устраивало — впервые за много лет доверительное общение с человеком противоположного пола не давило на нее. Джинни знала, что ни за что не пойдет на измену, ибо это просто-напросто подлое предательство. В ее желании общаться с Дином не было страсти, вожделения или же жажды запретных развлечений — лишь родство душ, желание поддержки, и чтобы на тебя смотрели как на человека, с уважением и принятием. Но она также знала одно — если Гарри перейдет грань по отношению к ней или детям, она уйдет раз навсегда и никогда не вернется назад. Гриффиндорки, как никто, знают, что такое честь и достоинство. Ее вина, что в свое время она забыла об этом, но как хорошо, что вспомнила, когда еще не поздно.

Дин тем временем находил нужные слова, наполняющие душу Джинни теплом и уважением — к самой себе, к жизни, к своему опыту. Возможно, потому, что он не был обременен слишком сильно какой-то великой миссией, или же он просто не забыл, что в человеке существует душа.

— Жаль, что ты ушла из спорта, — вздыхал Дин, глядя на Джинни все с тем же восхищением, как в Хогвартсе, когда она впервые оседлала метлу и сразу же принесла Гриффиндору победу.

— Что поделать, я ведь должна уделять внимание детям, — вздыхала Джинни в ответ.

— Я ведь тебе уже говорил — это должна делать не только ты, — поправил Дин все с той же нежной улыбкой. — А ты должна себе — ты должна не забывать, что ты прекрасный человек, сильная и талантливая женщина. Детям нужна счастливая мать. Как говорят магглы — в самолете парашют сначала на себя, потом на ребенка.

Его слова, как и прежде, заставили Джинни задуматься. Была ли она счастливой матерью для своих детей? Были ли счастливы ее дети? На первом курсе Альбус пролил много злых слез, спрашивая маму: «Почему я слизеринец? Папа меня больше не любит?» А затем стал постепенно становиться таким, каким его хотели видеть — злым и агрессивным. Каким его хотел видеть родной отец. Потом настала очередь Лили Луны лить слезы, а затем и бунтовать. Роза же — в семье Уизли происходило почти то же самое, что и в семье Поттеров, только с другой стороны — уже давно махнула на себя рукой и шла по наклонной, из всех родственников оставив связь только с тетей Джинни. Иногда Джинни получала письма от Розы — отрывистые, написанные дрожащей рукой, горькими словами, полными разочарования в себе и в семье, и всякий раз залитые слезами. Роза еще доверяла ей, по той простой причине, что делиться ей было попросту больше не с кем, но самым ужасным было то, что Джинни все чаще видела разочарование в глазах собственных детей — Альбус не уставал язвительно высказываться насчет «женской мудрости» матери, да и Лили Луна все чаще спорила, все меньше проявляла уважение, все реже прислушивалась к материнским советам.

— Гарри, послушай, — однажды Джинни решительно вошла в кабинет мужа, где он обычно работал над своей великой миссией. Гарри весьма неохотно поднял голову от бумаг с очередными архиважными делами о преступлениях. Делами, которые были важнее собственной жены и детей. — Я хотела с тобой поговорить. Я ухожу от тебя.

— Что? Почему? — Гарри моргнул, как будто не вполне понимая услышанное. Вот если бы ему сказали об очередном преступлении — он бы понял, и рьяно рванулся бы на поимку преступника, пусть даже это были бы его собственные дети.

— Я давно должна была сделать это. Мне не все равно, что происходит с моими детьми. Я не хочу, чтобы Альбус горько смеялся над моей «женской мудростью» — ты не видишь, что твой сын сломан, что он уничтожен?

— Он того и гляди станет преступником, — фыркнул Гарри.

— Если и станет, то это только твоя вина! Это вина отца! — вспылила Джинни. — Хотя нет, не только отца — это вина и матери! Моя вина, что не досмотрела, что растворилась в тебе, что не видела никого кроме тебя, даже своих детей. Посмотри на Лили Луну — она у тебя в гулящих ходит только за то, что смотрит на мальчиков с других факультетов. Ты всегда осуждал Крауча за то, что он отправил Сириуса в тюрьму без суда и следствия — так почему же теперь уподобляешься ему? Сириус и Люпин теперь в гробу переворачиваются — не тому они тебя учили.

— Кто ты такая, чтобы осуждать меня? — Гарри посмотрел на нее мрачно, почти с презрением. — Кто ты такая, чтобы судить о том аде, через который я прошел?

— Ты прав, никто, — холодно усмехнулась Джинни. — Я никто, потому что забыла о себе, но больше я такой глупости не сделаю. Я была никем, когда бросила квиддич. Когда взяла на себя все заботы о детях, понимая, что ты о них заботиться не станешь. Я была никем, когда не замечала, что в постели ты называешь меня «Чжоу». Тебе нужна крыса, чтобы ее уважать? Скажи, только честно — запретил ли бы ты Чжоу играть в квиддич?

— При чем здесь это? — Гарри нахмурился. — Ты забыла, через какой ад мы все прошли? Гермиона живет в том же ритме, все понимает. У нас великая миссия, какая Чжоу?

— Но ты находишь время звать ее во сне. Возвращайся к ней наяву, — отрезала Джинни. — Что касается ада — мы все через него прошли, но не все зациклились, не все сделали крайними детей, я уж молчу о себе — хотя нет, и о себе молчать я больше не стану. Я заберу детей и уйду. Я заслуживаю хотя бы уважения за все свои старания. В любви нет ничего плохого и стыдного, но она должна быть взаимной. Я предлагала тебе выйти из этого ада, я предлагала тебе пойти к семейному психологу — ты не захотел. Тебе гораздо больше нравится купаться в этом аду, как тому, в честь кого ты назвал сына — а потом это же поставил сыну в вину. Что касается Гермионы — я бы и Розу забрала с собой, да вот только я ей не мать. Поговорю с Роном, потому что так больше невозможно. Оставайтесь в своем аду, который вы так любите. Роза взрослая девочка, уехала учиться, возможно, создаст свою семью, которая будет ее принимать. Я устала, Гарри. Устала. Любовь имеет срок годности. Особенно если она безответна.

— Хочешь честности? — Гарри посмотрел на нее — впервые внимательно, как будто наконец-то увидел, и поправил очки. — Если уж ты честна, то и я буду. Я помню и люблю Чжоу не потому, что она крыса. А потому, что она роковая женщина, она с самого начала вела себя так, как ты сейчас — не позволила бы запретить себе играть в квиддич, называть чужим именем, унижать детей. Если бы ты начала с этого, у нас был бы шанс.

Джинни невозмутимо пожала плечами.

— Я это уже поняла. Ценить надо того, кто ценит тебя. Но ценят в то же время только того, кто ценит сам себя. А если сам себя не уважаешь — кому ты нужен? Но лучше поздно, чем никогда. Больше я такой дурой не буду.