Доброе железо остается (джен)

Чутье не подвело кузнеца — в Аствадпогпат действительно пришло зло.

В горах нет прямых дорог — однако этот человек привык ходить окольными путями, и даже отсутствие дорог не было ему преградой. Ибо он был ассасином, тайным убийцей на службе сиятельного владыки.

У ассасина не было имени; пред хозяевами он откликался на прозвище «Безмолвный» — ибо язык у него отняли вскоре после рождения. С детства обученный убивать, Безмолвный не мыслил для себя иной участи. Жизнь его была чередой эпизодов, каждый из которых начинался одинаково — Безмолвного приводили в святилище Повелителя Убийц, где ему давали понять, что он должен сделать (как правило, задание сводилось к очередному убийству). Безмолвный отправлялся в указанное место, там выполнял данную ему задачу и уходил прочь — чтобы вновь предстать перед Повелителем.

Не был исключением и этот случай — Повелитель призвал к себе Безмолвного и велел отправиться в горское село, чьи жители осмелились выступить против воли Светлого и Сильного. Им следует показать ошибочность этого решения. Дать понять, что, выступая против воли Солнцеподобного Шам-Марума, они выступают против самого Бога-Светоносца. Но есть одно условие: кузнецов нельзя трогать ни в коем случае. А вот всех остальных… в их отношении Безмолвный имеет право поступать так, как того потребует ситуация.

Безмолвный на это ничего не сказал — во-первых, потому что не мог, а во-вторых, потому что ему было нечего говорить. Если Повелитель Убийц отдал приказ — его следует исполнять.

…Притаившись в кустах, Безмолвный вглядывался в предутренний сумрак. В тишине раздавались шаги одинокого путника, идущего со стороны плато, на котором располагались кузницы. Мужчина явно был в годах, но при этом не выглядел слабым — впрочем, для Безмолвного это не имело особого значения. Подкрасться под прикрытием сумрака, затем быстро подбежать, нанести смертельный удар и скрыться…

Но Безмолвный не сделает этого. Наверное, тот старик так и не узнает никогда, насколько близка была к нему смерть. Ведь он, скорее всего, был одним из кузнецов, а Повелитель Убийц ясно дал понять: кузнецов не трогать. Почему для них такая привилегия — Безмолвный не знал и не задумывался. Достаточно было и того, что таков приказ Повелителя Убийц, который наверняка знает больше, чем рядовой исполнитель.

Вздохнув, Безмолвный шагнул назад, и сумрак поглотил его.

Утреннее солнце выглядывало из-за горных вершин; его лучи пробивались в дом сквозь мембрану из бычьего пузыря, затягивавшую окно. Снаружи доносились голоса, в них Варгбену почудилось нечто тревожное.

Дверь отворилась, и в хижину старейшины вошел Арегбед. В глазах его явственно был виден страх.

— Прости, что тревожу тебя, мастер! — произнес он, поклонившись.

— Что случилось?

— Беда… У Азрине и Газара убита дочь.

— Дочь?! У них одна-единственная дочь; ей нет и года… Неужели?..

— Ага… — Чувствовалось, что Арегбеду трудно говорить. — Закололи в колыбельке…

— …Горлица моя, кровь моя! За что тебя разлучили с нами, за что? Кто бы это ни сделал — пусть небо обрушит на него всю ярость!

Азрине смолоду была известна своей красотой. Сейчас, однако, ее красота поблекла от отчаянья; карие глаза покраснели и опухли от слез, изящный рот исказила гримаса боли, на щеках легли глубокие кровоточащие царапины от ногтей. Волосы цвета вороньего крыла были растрепаны — похоже, она пыталась их вырвать. Муж Азрине, Газар, стоял неподалеку, опустив голову; глаза его тоже опухли, но он старался сдерживать свое отчаяние.

Вокруг Газара и бьющейся в рыданиях Азрине стояли селяне. Завидев старейшину, они расступились. Варгбен подошел к Газару и положил руку ему на плечо.

— Крепись, Газар… — произнес он глухим голосом. — Крепиться — это все, что нам остается. Наши враги только и ждут, когда мы сломаемся…

— Что делать, что делать… — Газар коснулся руки Варгбена. — Потерять разом двух самых родных мне людей…

— Двух? Неужели еще кого-то убили…

— Нет; но… Моя возлюбленная жена… Горные духи помутили ее разум. Я почти уверен — это она сделала…

— Что ты говоришь!.. — всхлипнула Азрине, поднявшись с земли. — Как будто духи у тебя самого забрали разум… а заодно и сердце!.. Горе мне! Даже муж мой возлюбленный отвернулся от меня! Небо, небо, чем я провинилась?..

Она снова опустилась на землю, сотрясаясь в рыданиях.

— Гххавв! Хав-хав! — раздалось откуда-то из-за спин собравшихся, и в образованный людьми круг вбежал черный, с рыжими пятнами пес. На лице Газара появилась грустная улыбка.

— Гурнеша! — негромко воскликнул он, нагнувшись и протянув руку, чтобы почесать пса за ухом.

— Газар… — произнес Варгбен негромко. — Скажи: почему ты… подозреваешь свою жену?..

Газар потрепал Гурнешу по холке. Тот тявкнул.

— Если бы это был чужой, — объяснил Газар, — ему бы пришлось пройти мимо Гурнеши; а тот бы ни за что его не пропустил. Мне самому тяжко от этой мысли; но…

— Возможно, это не она, — раздался голос из толпы. К Варгбену и Газару вышел немолодой уже селянин невысокого роста. — Если это то, что я предполагаю…

Кутанес был одним из немногих селян, побывавших за пределами Аствадпогпата. Еще юношей он сбежал с купеческим караваном на поиски приключений. Он много странствовал, многое повидал, но на склоне лет все же вернулся на родину.

— Мне нужно осмотреть твой дом, Газар, — обратился Кутанес к безутешному земляку. — Гурнешу я хочу взять с собой; он поможет нам…

Оставив рыдающую Азрине в окружении толпы, трое мужчин в сопровождении Гурнеши двинулись в обход дома. Когда они проходили вдоль задней стены, пес вдруг преобразился. Он злобно зарычал, шерсть его встала дыбом. Газар даже слегка испугался такой метаморфозы; Кутанес же выглядел удовлетворенным, как будто он ожидал подобного.

— Я так и думал!.. — произнес он. — Хммм!.. — Он принялся скрести руками по стене, словно в попытках на нее вскарабкаться. Выглядело это настолько нелепо, что Варгбен едва сдержал неуместный смех.

— Может, тебе лестницу принести? — спросил он.

По принесенной Газаром лестнице Кутанес вскарабкался на крытую плиточками сланца крышу. Там он неспешно принялся ощупывать кровлю, как будто что-то искал. Газар и Варгбен с тревогой смотрели на него. Наконец Кутанес осторожно привстал на четвереньки, хмыкнул и спустя некоторое время полез назад.

— Неплохо, — произнес он, оказавшись на земле. — А теперь мне хотелось бы осмотреть дом внутри.

Тело несчастной девочки уже унесли, но ее колыбель по-прежнему оставалась на месте. Кутанес подошел к ней, заглянул внутрь и с удовлетворенной усмешкой что-то вытащил.

— Потерь это не вернет, конечно же, — сказал он, повернувшись к товарищам, — но знай, Газар: твоя возлюбленная жена, скорее всего, не виновата. Это сделал чужак, тот, чей запах так разозлил Гурнешу. Там, где он пролез, плитки на крыше слегка сдвинулись; в некоторых местах даже щели образовались… В одну из этих щелей я бросил монету, а затем нашел ее… здесь…

Он протянул руку вперед. На его ладони лежала серебряная монета.

— Чужак вскарабкался на крышу в сумеречный час, — продолжал Кутанес, — и старался двигаться осторожно, чтобы не выдать себя шумом. Слегка раздвинув плитки кровли, он бросил вниз нож на веревочке…

— Не надо!.. — простонал Газар. — Кому, забери их темные духи, могла понадобиться смерть моей малышки, кому? И как он мог пробраться по крыше и не выдать себя шумом?

Варгбен уже догадывался, о ком говорил Кутанес. И по его мнению, даже безумие Азрине выглядело предпочтительнее такого объяснения.

— Ты что-нибудь слышал про ассасинов, — Кутанес нахмурился, — тайных царских убийц? Их с детства растят безропотными, беспрекословными исполнителями чужой воли. Говорят, во время Восстания часть ассасинов перешла на сторону повстанцев; после этого ассасинов объявили вне закона, но ходит слух, что они все еще продолжают служить царю. Ассасин вполне мог бесшумно пробраться по крыше и нанести удар…

— Ххавв!! Ав, ав, ав-вав-вав!!! — раздалось снаружи. Мужчины стремглав выскочили из дома. Гурнеша, обратив морду к небу, заливался яростным лаем; впрочем, не только он. Люди встревоженно глядели вверх — туда, где в небесной синеве парил черный крылатый силуэт.

«Дракон!.. Этого еще не хватало…»

По спирали крылатый зверь спускался все ниже и ниже, и ветер от его крыльев развевал волосы и края одежд селян. Люди стояли, не зная, что делать — упасть ниц, покорившись судьбе, или ринуться в бессмысленную самоубийственную атаку? Вот уже можно было разглядеть восседающего на драконьей спине наездника в легких доспехах, сжимающего в руке кожаные поводья…

Люди стояли ошарашенные, точно их посетил ангел Бога-Светоносца. Даже несчастная Азрине, казалось, забыла о своем горе. Спокойствие сохранял один лишь Кутанес.

Вытянув задние лапы, дракон осторожно коснулся земли и, поднимая облака пыли, опустился на все четыре конечности.

— Эй! — крикнул всадник, — бросьте оружие! Мне надо кое-что передать вашему главному…

По правде говоря, призыв бросить оружие был излишним — оружия и так не было ни у кого. Кутанес шагнул вперед, при этом рукой дав Варгбену знак не вмешиваться.

— Я главный! — громко заявил он. — Что тебе от нас надо?

— Кудурруш, благородный посланник Светлого и Сильного Шам-Марума — да хранят его ангелы Бога-Светоносца! — хочет избежать кровопролития и готов пойти на переговоры. Подозреваю, что и тебе война с нами не нужна; назови же время и место встречи…