Протея (гет)

Он снова пришел к ней невовремя, Протея как раз возилась с мисс Фигг, застрявшей где-то между поисками способа тайного убийства и выражения чистейшей любви. Ей, пожалуй, нравилось практически все, что предлагала Протея, однако она никак не могла определиться, невольно высасывая все соки из окружающих. Это был вовсе не первый раз, когда мисс Фигг приходила, и в прошлый раз Протея умудрилась продать ей вещи настолько бесполезные, что даже выставлять на полках было бы стыдно. Но мисс Фигг радостно покупала, интересовалась всем и вся, и Протея даже в шутку заметила, что однажды покупательница станет разбираться в артефакторике лучше нее. Сама она одновременно желала избавиться от назойливой, излишне любопытной мисс и удержать ту подольше, потому что глаза ее загорались с каждым сказанным словом.

Когда звякнул подвешенный над дверью колокольчик, оповещающий о прибытии нового посетителя, Протея даже не оторвалась от увлекательного занятия. Мисс Фигг как раз выбирала между бабочкой, раскрывающей крылья, когда близится дождь, и стеклянным шариком, меняющим цвет в зависимости от настроения в комнате, и Протея стояла над ней грозным коршуном, ожидая, что девица купит все сразу. Протея понятия не имела, зачем одному человеку могло понадобиться столько разнообразного хлама, вовсе не была высокого мнения о своих же поделках, но ничего другого делать все равно не умела. Она проводила дни и часы за созданием очередной безделушки, едва ли кому-нибудь нужной, потому что только тогда Протее казалось, что она наконец осталась одна. Она чувствовала, как Альбус Дамблдор мазнул по ней изучающим взглядом, но отчего-то не желала сама смотреть на него. Этот человек будто умел видеть насквозь, и иногда Протее казалось, что он отчетливо видит все ее самые грязные тайны. Не то чтобы Протея стыдилась собственной жизни, но отчего-то именно перед этим человеком ей хотелось выглядеть лучше. Они встречались всего два раза, Протея продолжала играть свою роль очаровательно дурочки, вот только это было совсем не ее лицо. Ей необходимо было доверие Альбуса Дамблдора, чтобы решить загадку, и Протея собиралась завоевать его любыми известными способами.

Должно быть, он пришел, потому что разгадал ее маленькую хитрость, так что следующая сцена ее маленького спектакля должна была начаться прямо сейчас. Протея, улыбнувшись, глянула на Альбуса мельком, ойкнула, будто только сейчас вспомнила про одну занимательную безделушку, и унеслась в другой конец магазина, оставляя заинтересованную мисс Фигг перекладывать из руки в руку оба выбранных артефакта. Проходя мимо, она едва уловимо задела Альбуса плечом и очаровательно улыбнулась, больше не обращая на него ни капли внимания. Протея не предложила пройти или сесть, исчезла во внутренних комнатах всего на мгновение и вскоре выскочила с миниатюрными весами в руках. К тому моменту Альбуса уже не было, только лежал на стойке чертов волчок, и Протея, хмыкнув, сунула его в карман мантии.

— Вы знаете Альбуса Дамблдора, моя дорогая? — мисс Фигг подалась вперед, упираясь локтями в колени. — Он просил передать, что зайдет к вам позже.

Вместо ответа Протея снова улыбнулась самой очаровательной улыбкой, на какую только была способна, и принялась показывать мисс Фигг любопытнейший артефакт. Вещица в виде весов была до очевидного простой, и Протея предложила мисс Фигг самой угадать ее назначение. Та дошла до правильного ответа примерно с третьей попытки, и глаза ее загорелись. Они провели вместе еще около получаса, а затем мисс Фигг, расплатившись и распрощавшись, оставила Протею в одиночестве. К тому моменту солнце уже клонилось к закату, заглядывая в окна рыжими бликами, и пора было закрываться, однако Протея никак не спешила вешать на дверь табличку «закрыто».

Она слонялась по лавке, подбирая разбросанные детали и поправляя расставленные на многочисленных стеллажах артефакты, пока не сделалось совсем уж темно. Альбус, подумала вдруг Протея, наверняка имел в виду какой-нибудь другой день, когда ему снова будет удобно, и разочарованно выдохнула. Не то чтобы она стремилась поскорее увидеть его, просто возможность изучить и разрушить кровавую клятву до того захватывала, что Протея готова была не есть и не спать. Так было всегда, когда она чем-то увлекалась: Протея могла забывать об элементарных правилах гигиены, систематически забывала поесть и в детстве даже падала в обмороки, будто сама магия приказывала ей расслабиться и отдохнуть. Впрочем, подобная увлеченность в конце концов спасла ее жизнь, так что менять что-то Протея вовсе не собиралась. Собственную жизнь она ценила больше всего на свете, но до сих пор не могла решить, как собирается ею распорядиться. У Протеи было достаточно денег, оставшихся от матери, чтобы безбедно жить, но хотелось чего-нибудь грандиозного. Сделать открытие века, изобрести новое заклинание или еще как-нибудь войти в историю, чтобы о ней писали в учебниках, но только не продолжать жить в купленной за бесценок лавке, заваленной бесполезными артефактами. Альбус Дамблдор с его проблемной кровавой клятвой подходил как нельзя лучше, но пока, очевидно, не был готов в полной мере сотрудничать. Он скрывался за цветастыми мантиями и рыжими волосами, будто отвлекал смотрящего от пустоты в почти прозрачных глазах. Протея видела ее, точно смотрела в зеркало, и оттого густая вязкая горечь скапливалась на языке. Альбус Дамблдор улыбался, преподавал в школе и был обходительным джентльменом, однако сомневался в каждом собственном слове, будто существовал где-то далеко в прошлом, и Протее было до одури любопытно за ним проследить. Ее собственное прошлое все еще толкало в спину и хватало за рукава, сжимало шею золотой магией, и Протея цеплялась за него изо всех сил, будто будущего не могло существовать вовсе.

Следующие несколько дней Протея провела, запершись в собственной комнате. В лавку никто не заходил, а если и заходил, Протея напичкала ее заклинаниями в таком количестве, что просто-напросто невозможно было вынести что-нибудь, не заплатив нужную сумму. Недавно ей доставили волшебные стекла, и она пыталась вплести в них нужные чары, однако выходило паршиво. Хуже, признаться, чем с обычными стеклами, так что Протея уже готова была сдаться и расколотить стекляшки собственными руками, но что-то ее останавливало. Такое противное чувство между ребрами и пупком, которое Протея никак не могла оборвать. Это была то ли жадность, то ли та ее странная увлеченность, благодаря которой Протея не могла остановиться на полпути, так что она никак не могла позволить себе оторваться. Казалось, даже от маленькой передышки все ее планы и расчеты рухнут спичечным домиком, так что Протея копалась в книгах, накладывала заклинания и ругалась снова и снова, пока палочка в ее руках рассерженно не заискрила, обдав пальцы колючим жаром. Так тоже было всегда, когда следовало остановиться, будто сама магия требовала от нее передышки, и на этот раз Протея послушалась. Она совсем немного продвинулась, смогла объединить парочку заклинаний, и чертовы стекла больше не крошились у нее в руках. Достижение это стоило отпраздновать, так что Протея схватила мантию, оставленную в прихожей, и выскочила под собирающиеся тучи.

Погода стремительно портилась, так что, не раздумывая слишком долго, Протея пересекла широкими шагами несколько улиц и заскочила в неприметный бар в одном из переулков. Она приходила сюда время от времени, так что немного знала хозяина, грубоватого и угрюмого, не ведущего ни с кем разговоров. Протея исключением не была, однако могла похвастаться тем, что Аберфорт, хоть и скупо, но отвечал на ее вопросы, а иногда даже советовал что-нибудь новенькое. Недавно он обещал привезти крепкую настойку на коре тысячелетнего дуба, и Протее, признаться, не терпелось ее попробовать, так что она, совсем не оглядываясь по сторонам, подскочила к барной стойке, которую Аберфорт протирал серой тряпицей, и перевалилась через нее, едва не ударяясь с хозяином лбом.

— Эй, Эйб, ты привез? — нисколько не смущаясь полившейся на нее сдавленной ругани, поинтересовалась Протея.

Аберфорт, которого она звала сокращением именно потому, что ему оно ужасно не нравилось, отодвинул ее ладонью, цокнул презрительно и полез куда-то под стойку. Потея тем временем устроилась за дальним столиком, ее излюбленным местом, откуда открывался вид на весь маленький бар. За мутноватыми стеклами было плохо видно улицу, но даже так Протея могла заметить, как порывы ветра гоняли по выложенной брусчаткой дороге голубую атласную ленту. Ее, очевидно, сорвало с головы какой-нибудь дамы, прогуливающейся неподалеку, и унесло, перебросив через крыши домов, чтобы теперь Протея могла рассматривать, как кусок дорогой ткани валялся в пыли и метался, точно змея в поисках ускользнувшей добычи.

— Твоя выпивка, малышня, — Аберфорт бухнул перед ней кружку, из которой тут же выплеснулись на деревянный стол несколько капель, и, криво улыбнувшись, скрылся за барной стойкой.

Он звал Протею малышней точно в отместку, но она не держала на него зла. Протея, признаться, понятия не имела, сколько было лет хмурому Аберфорту, однако он совершенно точно годился ей в отцы, а уважение к старшим ей привила еще покойная мать. Извращенное уважение, впрочем, от которого Протею порой тошнило, а взрослые приказывали ей больше так никогда не делать, но что можно было сделать с выбитыми годами привычками?

Расправившись с выпивкой, Протея бросила на стойку пару монет и уперлась в нее локтями, усаживаясь на ближайший стул. Аберфорт, не отрываясь от очередного протирания и без того чистых стаканов, мазнул по ней незаинтересованным взглядом и отвернулся, но Протея прекрасно знала, что он ждет от нее вердикта. Она уже собиралась выдать собственное заключение, однако взгляд ее вдруг зацепился за голубоватый отблеск в почти прозрачных глазах. Больше у них не было ничего общего, но глаза Аберфорта были так похожи на глаза Альбуса Дамблдора, что у Протеи на мгновение перехватило дыхание. Аберфорт же, заметив ее интерес, неприязненно скривился и отвернулся, переключая внимание на вошедшего посетителя. Протея же пыталась высмотреть его глаза за опустившейся тенью еще пару мгновений, а затем, разозлившись на саму себя, фыркнула и заговорщицкий выдохнула:

— Знаешь, Эйб, черепаховый сидр мне понравился больше.

Аберфорт мазнул по ней раздраженным взглядом, вздохнул, будто делал огромнейшее одолжение, буквально последнюю рубаху с себя снимал, и скрипнул зубами. Протея прекрасно видела, как потянувшаяся к ней рука, вздрогнув, остановилась на полпути, и лицо Аберфорта разом стало еще более угрюмым.

— В следующий раз будешь довольствоваться сливочным пивом, -припечатал Аберфорт, и Протея будто наяву увидела липкую чернильную точку, поставленную в их разговоре.

Вот только Протея не была бы собой, если бы так легко пошла у него на поводу.

— Чего? — она прекрасно держала себя в руках, но в этот раз нечто такое противно обидчивое защекотало под ложечкой. — Эй, Эйб, это нечестно! Ты же знаешь, что я терпеть не могу сливочное пиво!

С Аберфортом никогда нельзя было быть уверенным, шутит он или же говорит серьезно, и Протее вдруг показалось, что эта его грубая хмурость, еще большая, чем обычно, означала не только точку — перед ней будто захлопнулась дверь. Словно промозглый уличный ветер ворвался в бар, просвистел под ногами и с шумом вытолкал Протею прочь, захлопывая перед ней дверь, а она так и осталась метаться, как та атласная лента, по узенькой мостовой.

— Не знал, что юные леди в наше время пьют что-то крепче ликера с клубничным сиропом, — раздавшийся позади голос заставил Протею вздрогнуть, а спину ее покрыться мурашками.

Она рывком обернулась, скривилась почти так же, как Аберфорт, и склонила голову набок, приготовившись защищаться. Сейчас она не была в собственной лавке, где чувствовала себя безоговорочно уверенно, находилась на чужой территории и до сих пор понятия не имела, что Альбус Дамблдор имел в виду, вернув ей волчок. Он стоял рядом собственной персоной, чуть насмешливо улыбался, но в голосе его не было укора или скрытого любопытства, будто он просто высказывал мелькнувшие в голове мысли. Протея же, и без того раздраженная, вспыхнула еще сильнее:

— А вы, стало быть, праведник настолько, чтобы сметь лезть в чужие дела? Что же тогда сами здесь делаете?

Раздражение, нахлынувшее волной, так же быстро и отступило, и Протея, едва высказавшись, поспешно захлопнула рот. Впрочем, Альбус Дамблдор едва ли обиделся: он смотрел на нее так, будто видел младенца, устроившего истерику на ровном месте, и оттого Протее еще сильнее сделалось стыдно. Она, честное слово, не собралась портить с ним отношения, тем более, что, она была в этом определенно уверена, они с Эйбом, ее бессменным поставщиком разнообразного алкоголя, были родственниками. Какой именно близости, Протея пока не решила, но отчего-то ей представлялись братья, не слишком ладящие между собой, потому что для отца с сыном, это было решительно очевидно, у них была слишком маленькая разница в возрасте.

— Прогуляемся? — вместо того, чтобы как-то парировать или обругать Протею в ответ, Альбус Дамблдор предложил ей локоть и кивнул в сторону улицы.

Такая реакция несколько выбила Протею из колеи, так что она не сразу сообразила, чего от нее хотят, а затем, широко улыбнувшись, обхватила Альбуса за протянутую руку. Волнение, смешанное с ликованием, захлестнуло ее с головой, и Протея, оглянувшись на хлопнувшую за спиной дверь, вопросительно склонила голову набок:

— Это свидание?

И Альбус, вместо того, чтобы как обычно проигнорировать ее слова, тоже склонился и растянул губы в лукавой улыбке, чем окончательно вогнал Протею в полнейший ступор:

— Если вам того хочется.

Первый размашистый гром прокатился пока еще вдалеке, и Протея, вздрогнув, фыркнула и наконец взяла себя в руки. Незаметно они вынырнули на главную улицу Хогсмида, по которой обыкновенно гуляли студенты, но сейчас, в самый разгар лета, здесь было пусто. К тому же приближалась гроза, так что даже местные попрятались по домам, отдавая мощеную улицу в полное их с Альбусом распоряжение. Там, куда они шли, простирался небольшой прудик, покрытый ряской и несколькими цветущими кувшинками. В последний раз Протея выбиралась туда перед тем, как ей привезли чертовы стекла, понаблюдать за первыми выбирающимися из икринок мелкими головастиками. Сейчас пруд наверняка уже кишел ими, так что можно было поймать десяток, просто зачерпнув воду ладонями, и Протея во что бы то ни стало хотела проследить весь их путь до становления лягушатами, опасно снующими под ногами.

Небо стремительно темнело, но никто из них не сбивался с размеренного шага ни на мгновение. Пруд приближался, громыхало все чаще, и несколько ярких вспышек золотом расчертили небо ровно напополам. Томительное ожидание грозы, висящее в воздухе последние несколько дней, стремительно рассеивалось, невдалеке визжали дети, а Протее отчего-то казалось, будто она преодолела не пару десятков шагов, а несколько сот километров. Предгрозовой ветер нес ее вперед и немного вверх, так что хотелось подпрыгнуть и разом взлететь, и Протея невольно крепче цеплялась за Альбуса, будто опасаясь в одно мгновение потерять опору под собственными ногами.

— Раз уж это свидание, — она фыркнула и сощурилась, когда порыв ветра растрепал волосы и одарил поцелуями щеки, — могу я задать вам личный вопрос?

Вместо ответа Альбус склонил голову утвердительно и слегка развернул Протею так, что теперь ветер плясал в его рыжих волосах. Полы расшитой витиеватыми узорами мантии метались у него под ногами, собирая с брусчатки серую пыль, и несколько крупных капель упали на ткань, оставляя на ней замысловатые кляксы.

По поверхности пруда шла крупная рябь, распугивающая стрекоз, а ниже словно ни в чем не бывало плавали мелкие рыбы. Первые вылупившиеся головастики и вправду метались у самого берега темными стайками, а несколько особенно смелых рыбешек открыли на них охоту. Протея будто наяву представляла, как малышня с визгами разбегается от детишек постарше, а те влетают в толпу, размаивая палками, точно средневековые рыцари. Крупные капли разбивались о поверхность воды все чаще, и плеск их обращался в переливчатую мелодию, постепенно наполняющую все вокруг.

— Эйб ваш брат? — Протее пришлось слегка задрать голову, чтобы посмотреть в лицо Альбуса, и он ответил ей смешком, мелькнувшим в лучистых глазах.

Вот-вот должна была начаться гроза, а они стояли на сыром берегу пруда, покрытом мхом и осокой, и улыбались, точно самые настоящие дети. И если Протею с натяжкой можно было назвать ребенком, пятидесятилетний Альбус Дамблдор выглядел до одури странно и вместе с тем завораживающе. Он медленно кивнул и проводил мелькнувшую у самого горизонта яркую вспышку, а затем посмотрел на Протею, и в глазах его отразилось ее собственное заинтересованное лицо.

— Эйб? — Альбус хохотнул, и рука его под ладонью Протеи слегка дрогнула. — Никогда не слышал, чтобы Аберфорта так называли.

Дождь пошел резко, не давая даже вдохнуть, обрушился плотной темной стеной и принялся барабанить по земле и поверхности пруда. Протея вздрогнула, задрала голову к небу и едва не захлебнулась от тяжелых капель. Вокруг стало совершенно темно, будто разом сгустились сумерки, только где-то вдали, у самого горизонта, отрезанного черным лесом, пробивался сквозь облака крошечный клочок золотистого неба. Мантия тяжелой тряпкой прилипла к телу и тянула к земле, и Потея встряхнула ее свободной рукой, будто одним размашистым движением могла вытрясти влагу. Вода стекала по лицу, попадала в глаза и рот, и все вокруг будто сделалось миром по ту сторону пруда: где рыбы плавают посреди водорослей и резвятся маленькие головастики.

Чувство искристого счастья защекотало в горле, и Протея расхохоталась, запрокинув голову. Она глянула на Альбуса, такого же совершенно мокрого до самой последней нитки, и от выражения полнейшей растерянности на его лице ей стало еще смешнее. Он будто не ожидал обрушившегося на их головы ливня и теперь стоял каменной статуей, вокруг которой бушевала гроза. Впрочем, несмотря на растерянность и напрочь промокшую мантию, он все еще крепко держал Протею за руку, не позволяя поскользнуться на мокрой траве и рухнуть в пруд целиком. И Протея, снова фыркнув и зачесав прилипшие к лицу волосы ладонью, потянула его на себя, за пару шагов выбираясь из низины у пруда. Еще несколько неторопливых шагов спустя они оказались на насыпной гравийной дорожке, обходящей Хогсмид по кругу, и Протея перехватила руку Альбуса, обхватив его ладонь своей собственной.

— А теперь бежим! — подобрав юбки одной рукой, Протея взвизгнула совершенно по-детски. — Если отстанете, выполните мое желание!

Альбусу, кажется, потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы осознать ее слова, а затем он припустил за Протеей следом, точно самый настоящий деревенский мальчишка. Впрочем, дорогу к дому Протеи Альбус не знал, так что и вырваться вперед совершенно не мог, тем не менее постоянно оставаясь всего на шаг позади. Ладонь его, большая и теплая, такая же мокрая, как и все окружающее, крепко сжимала пальцы Протеи, и оттого, наверное, ей казалось, будто бежит она гораздо быстрее. Они оказались у калитки до того, как она успела вздохнуть, протолкнуть в горло вставший комом промокший воздух, и охватившая ее чудесная эйфория закончилась. Остались вдруг только ливень с раскатами грома и вспышками молний, промокшая мантия и держащий ее за руку Альбус, и волна негодования прошла сквозь ее тело. Протея совершенно не могла бы сказать, отчего вдруг разозлилась, расхохоталась, выплевывая скопившийся в горле воздух, и выдернула ладонь. Это были дурацкая злость и дурацкая ревность откуда-то из ее прошлого, и Протея силой задавила их, затолкала ладонями внутрь и улыбнулась, открывая перед Альбусом дверь. Их свидание было еще не окончено, и Протея, признаться, собиралась выжать из него максимум выгоды.

— Я не отстал, — Альбус сделал пару шагов внутрь и остановился, ловким жестом доставая волшебную палочку, — какой же мне полагается приз?

Он коротко двинул запястьем, не размыкая губ, и одежда мгновенно высохла, в напоминание о дожде оставляя разве что натекшую под ногами лужицу, которая, впрочем, секунду спустя высохла тоже. Усмехнувшись, будто совершает ужасную шалость, Протея потянулась к завязкам на воротнике, однако не успела их даже коснуться: Альбус перехватил ее руки. Теперь, когда вокруг не лило, ладони его оказались теплыми и шершавыми, такими приятными на ощупь, что захотелось вдруг трогать снова и снова, и Протея, фыркнув, поглядела на Альбуса исподлобья. Она уже была так близко к нему, однако теперь у нее были целые пара мгновений, так что можно было рассмотреть едва заметные морщинки у глаз и рыжие волоски бороды. Брови у Альбуса тоже были огненно-рыжими, а ресницы — такими светлыми, что вовсе не разобрать. Он будто давал ей это мгновение на изучение его собственной внешности, а затем заговорил с придыханием, от которого Протее стало одновременно стыдно и жарко.

— Если собираетесь снова раздеться перед мной…

Он не договорил, оборвавшись на полуслове, и Протея хихикнула оттого, как двусмысленно это звучало. Она отстранилась, вытянула руки из хватки Альбуса и отступила на пару шагов, склоняя голову набок. Таким он ей, оказывается, ужасно нравился — растерянным и немного напуганным, со сверкающими глазами и застывшими в неловком жесте руками. Настолько сильно, что Протея, пожав плечами и качнув подбородком, не смогла сдержать сорвавшейся с языка колкой фразы:

— Сделаю это, когда вы попросите.

Дождь за окном грохотал барабанами, стучал по крыше и стеклам, и Протея слышала, как стекают по черепице крупные капли. В крохотной прихожей ее дома было неловко и душно, тяжелая мантия давила на плечи, и хотелось кричать и смеяться одновременно, потому что Альбус Дамблдор, о котором ходили самые разнообразные слухи, выглядел прямо сейчас побитым мальчишкой. Ему понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы взять себя в руки и понять, что сказанное ею — всего лишь глупая неуместная шутка, а не клятвенное обещание, после которого магия взвивается под потолок и скрепляет союз.

— Прошу вас, не делайте такое лицо, — Протея хихикнула, когда Альбус наконец-то отмер и отступил от нее на крошечный шаг, — такое ощущение, будто я побила младенца.

У него, совершенно очевидно, давно не было женщины, потому что резкие провокации Протеи срабатывали все до единой. Она уже, признаться, готова была начать новое наступление, но вовремя спохватилась: с этим человеком ей нужна была дружба, а не победа. Протея пожала плечами и прошла в единственную комнату на первом этаже, на ходу убирая бардак: она не ждала гостей, и оттого везде оказались разбросаны разнообразные инструменты и волшебные механизмы. Несколько испорченных стекол она смахнула рукой, загоняя их под ветхий диванчик, и Альбус тут же нагнулся, поднимая еще одно, валяющееся у окна.

Протея среагировала до того, как успела подумать: заклинание прилетело точнехонько в рассыпавшуюся пылью стекляшку, и Альбус, даже не вздрогнув, поднял на нее взгляд. В окне за его спиной виднелся клочок голубого неба у самого горизонта, будто ливень стремительно отступал, и в то же время где-то совсем рядом опять громыхнуло. Дождь заливал стекло, делая его толстым и мутным, и оттого в комнате вдруг стало совершенно темно. Несколько светлячков сорвались с пальцев Альбуса Дамблдора, закружили у самого потолка и исчезли, наполняя помещение мягким золотистым свечением. Оставшееся на столе волшебное стекло хрустнуло, раскалываясь пополам, и в то же мгновение замершие стрелки, вздрогнув, пошли. Оглушительно затикали подвешенные над диваном часы, замолотил с удвоенной силой по стеклам дождь, и Альбус Дамблдор ласково улыбнулся, обрывая открывшую было рот Протею.

— В какой школе вы обучались? — он точно совсем не заметил маленького происшествия, прошел вглубь комнаты, взмахнув полами мантии, и уселся на слишком маленький для его великолепного образа диванчик.

Полоска голубого неба стремительно расширялась, но дождь продолжал идти, будто не желал отступать; то и дело вспыхивали золотистые отблески молнии, а следом за ними грохотал раскатистый гром. Запоздало Протея вспомнила, что перед уходом не закрывал в спальне окно, и теперь там наверняка ужасный потоп, но думать об этом не стала. Альбус Дамблдор сидел на ее маленьким старом диване, распластав по нему свою роскошную мантию, и Протея, признаться, не могла отвести от него взгляд — настолько странным он казался в ее крохотном доме.

— Не можете вспомнить меня среди своих учениц? — Протея сложила на груди руки, поясницей опираясь на стол, но, спохватившись, принялась поправлять золотистые ленты на рукавах.

В голове ее сами собой всплыли наставления матери, запрещающей то и это, а в особенности то, что Протее очень хотелось. Мать одевала ее в закрытые платья и учила быть куколкой, которой нет нужды уметь делать хоть что-нибудь, а Протея таскала ее старые рукописи и без конца находила себе развлечение во всяческом мусоре.

— Моя мать была набожной отшельницей, — Протея фыркнула, не выдержав пристального взгляда, и дернула за одну из лент, — так что ни в какую школу я не ходила. Почему вы вернули подарок?

Лента полотном золота осталась в ее руках, запуталась в пальцах и стекла под ноги, и Протея переступила через нее, быстрым движением отодвинула мантию Альбуса в сторону и уселась рядом, закинув ногу на ногу. Дождь тем временем почти прекратился, и по комнате рассыпались светлячки-лучики, почти такие же рыжие, как волосы Альбуса. Они скакали по стенам, путались в занавесках и усаживались на колени, и Протея ловила их пальцами, точно непоседливых постояльцев. От Альбуса веяло уютным теплом и капельку настороженностью, Протея чувствовала его взгляд на макушке, но глаза поднимать не спешила. Внимание ее привлекли рассыпавшиеся по мантии солнечные зайчики, а еще вспыхнувшая в голове мысль, которую непременно нужно было запомнить.

— Где же сейчас ваша мать? — спросил Альбус, и Протея, совершенно задумавшаяся, вздрогнула от его голоса.

Он взмахнул палочкой, и вдалеке будто хлопнула дверь. Протея оторвалась от собственных рук, проследила за звуком и подняла на Альбуса взгляд; он глядел на нее задумчиво и снисходительно, как смотрят на детей и выживших из ума стариков. Альбус Дамблдор почти всегда смотрел именно так, будто забрался куда-то невероятно высоко, и теперь все вокруг казались ему маленькими и вовсе ничтожными, и от этого взгляда его у Протеи, признаться, рассыпались мурашки по коже. В следующее же мгновение, стоило ей начать присматриваться к его глазам, лицо Альбуса просветлело, и рассыпались едва заметные морщинки у самых висков. На ладонь его плюхнулся подаренный артефакт, завращался, поблескивая отполированными боками, и вдруг остановился, затихнув. Оцепенение слетело с Протеи так же быстро, как посветлело после дождя летнее небо, и она прикусила губу и вздернула подбородок, вспоминая о повисшем без ответа вопросе:

— Гниет в могиле, я полагаю.

Легко поднявшись и подхватив артефакт, Протея прошла к двери, теперь распахнутой настежь, и затворила ее, громко хлопнув. Раздражение вспыхнуло запоздалым раскатом далекого грома, Потея привалилась плечом к стене и крутанула волчок на ладони. Воспоминания о матери жгли ее изнутри, снедали не хуже проклятия, и оттого возвращаться совсем не хотелось. Альбус ждал ее в гостиной, отделенный маленьким коридором и лестницей, и отсюда Протея ни за что не смогла бы увидеть его лицо. Впрочем, она сама не знала, чего именно опасалась: недовольства из-за ее грубого тона или презрительного отношения к покойной матери, но рассказывать свою историю пока была не готова. Так же, как Альбус оттягивал время, не желая посвящать ее в собственные грязные тайны, пока они не были знакомы достаточно близко. А в том, что знакомство затянется, Потея отчего-то не сомневалась; она ощущала разъедающее изнутри любопытство, такое же отвратительно липкое, как мысли о прошлом, и к желанию во что бы то ни стало разобраться с клятвой на крови примешивалось что-то еще. Они все еще не были достаточно хорошо знакомы, однако Альбус Дамблдор уже нравился Протее, будто испуганный ребенок внутри нее уже сделал свой выбор — этот человек сможет ее защитить.

Щелчок артефакта сбил ее с мысли, и Протея вздрогнула, скашивая на него взгляд. Отполированные стенки раскрылись, образуя цветок, и оттуда выпала сложенная вчетверо крохотная записка, мелкие витиеватые буквы на которой складывались в единое слово, от которого Протея вспыхнула и едва не расхохоталась. Альбус Дамблдор в самом деле звал ее на свидание, ждал черт знает сколько, а теперь делал вид, что вовсе ничего не было, и премило общался с ней в ее же гостиной. Протея фыркнула, сунула записку в карман и вышла из своего укрытия, едва не нос к носу сталкиваясь с незадачливым кавалером.

Альбус Дамблдор улыбался. Он, разумеется, догадался, что Протея прочла записку только теперь, но это, кажется, нисколько не испортило его настроя. Промокшие и высохшие волосы его завивались умилительными кудряшками возле ушей, а рыжую бороду неплохо было бы расчесать, и в таком виде Альбус напоминал Протее ребенка, довольного собственной шалостью. Впрочем, сама она едва ли далеко ушла от него, потому что никак не могла перестать улыбаться, разом позабыв о злости на мать и открытой заклинанием призыва извечно запертой двери.

— Я, пожалуй, выпью с вами чашечку чая, — Протея лукаво склонила голову набок, щелкнула артефактом, возвращая ему форму волчка, — если скажете, с кем именно заключили свою клятву.

Она подбросила артефакт, и тот упал прямиком в протянутые руки Альбуса Дамблдора, тут же сунувшего его в карман. Сам он едва заметно стушевался, замялся, но глаз не отвел, только улыбка стала чуть более напряженной. Он не хотел рассказывать о собственном прошлом так же, как Протея не желала вспоминать об умершей матери, и она пообещала самой себе сделать усилие. В следующий раз, когда их свидание завершится, она вывернется наизнанку, вывернет перед Альбусом Дамблдором душу, и ему не останется ничего, кроме как довериться ей и ее ужасающе черным рукам. Однако сейчас первый шаг должен был сделать именно он, и Протея послушно ждала, ожидая откровения или удара прямо в лицо.

— С Геллертом Гриндевальдом, — не отводя взгляда, ответил Альбус, и Протея пораженно присвистнула.

Пожалуй, Альбус Дамблдор был слишком хорошим человеком, чтобы отталкивать протянутую руку, тем более когда сам обратился за помощью. И этот хороший человек ждал от Протеи какой-то реакции, ужаса или насмешки, сочувствия со слезами или проклятий, но Протея не проронила ни слова. Его образ, рассыпанный цветными осколками витражей, постепенно собирался в картинку, и Протея широко улыбалась, мысленно хваля себя за догадливость. О, она прекрасно знала, кто такой Гриндевальд, потому что все в Европе, пожалуй, знали его, и оттого толкнувшийся в горле ужас мгновенно перерос в восхищение. Вот только Альбус, кажется, истолковал ее молчание как-то иначе, и, поманив за собой и усадив на диван, принялся рассказывать дальше:

— В юности мы были друзьями, поэтому заключили клятву никогда не причинять друг другу вреда. Тогда я разделял его идеи и пылал амбициями, — Альбус усмехнулся горько и горячо, будто каялся ей в смертных грехах, — с тех пор, как он бежал из тюрьмы, мои люди присматривают за ним, но из-за клятвы я не могу вмешаться и что-либо сделать.

Однако, Протея не была священником, принимающим исповедь, более того, она до глубины души ненавидела бога, так что слова Альбуса не возымели должного эффекта. Вместо того, чтобы простить его или же покарать справедливым судом, Протея сощурилась, любопытно склонила голову набок и растянула губы в улыбке.

— И много у вас, — она вывела в воздухе витиеватый жест ладонью и хмыкнула, — людей?

На мгновение повисла неловкая, пугающая тишина, а затем Альбус Дамблдор рассмеялся. Смех его наполнил маленькую комнатку, отразился от стекол и зазвенел у самого потолка, и Протея, сперва обиженно насупившаяся, не смогла тоже не рассмеяться. Определенно, Альбус Дамблдор был потрясающим человеком, и Протея во что бы то ни стало хотела узнать его чуточку лучше.

— Мне пятьдесят три года, моя дорогая, — Альбус смерил ее ласковым взглядом, и Протея ощерилась, точно дворовая кошка, — к этому возрасту поневоле обрастаешь полезными связями.

Она на мгновение глубоко задумалась, а затем, обхватив Альбуса за руку и потянув его на себя, направилась в сторону выхода. Крутанулась вертушка, щелкнул замок, и они вышли через заднюю дверь ее магазина в магическом Лондоне.

— Знаете ли, — Протея высокомерно вздернула подбородок, — у меня, к вашему сведению, тоже имеется парочка нужных знакомств. И они, держу пари, перебивают все ваши собранные за пятьдесят три года полезные связи.

Они шли по улочкам волшебного Лондона, лавируя между людьми, и Протея то и дело ловила на себе любопытные взгляды. Альбуса Дамблдора знали многие, если не все, им восхищались и его ненавидели, и Протея держала его под руку и, казалось, готова была взлететь от распиравшей ее горделивости. Они шли вперед, пока Альбус не свернул в один из маленьких переулков, распахивая перед ней дверь неприметного чайного магазинчика.

— Что же это за парочка? — он склонил голову, пропуская Протею внутрь, и она нарочно прошла так близко, чтобы плечом неловко задеть его грудь.

Внутри было прохладно и тихо, солнце, пробивающееся только в одно окно, разрисовывало пол золотыми узорами, и Протея прошла прямо туда, занимая маленький столик. Альбус уселся напротив, улыбчивая хозяйка приняла заказ и упорхнула на кухню, и только потом, когда тишина между ними стала густой и колючей, Протея насмешливо фыркнула и стукнула по столу костяшками пальцев.

— Вы, — она хихикнула, стоило Альбусу вопросительно вскинуть бровь, и добавила, опережая его вопрос, — и ваш младший брат.

Теплое летнее солнце светило сквозь начищенное окно, рассыпалось солнечными зайчиками и путалось в рыжих волосах Альбуса Дамблдора. Протея смотрела на его улыбку, не в силах оторвать глаз, и считала удары собственного отчего-то всполошившегося сердца. Альбус не спрашивал, отчего она решила записать его в собственные полезные связи, не спрашивал с чего взяла, что Аберфорт — именно младший. Альбус Дамблдор просто смотрел на нее, улыбаясь, и теперь это была не ласковая снисходительная улыбка, с которой смотрят на маленьких непутевых детей. То была не улыбка уставшего старика или всемогущего мага, погрязшего в собственных слабостях; Альбус Дамблдор сам улыбался ей, точно ребенок, широко и лучисто, совершенно обезоруживающе искренне, и оттого сердце Протеи, зарытое в землю собственными руками, рвалось и отчаянно билось. Они сидели друг против друга — прожившие отчаяние не повзрослевшие дети — и молча смотрели друг другу в глаза, и тишина между ними больше не была колючей и липкой. Теперь тишина успокаивала, дожилась на плечи солнечным кружевом и вилась вокруг тонкими струйками магии, от которых смешинки искрились на языке и слезились глаза.