Висельник (джен)

Она идёт по тощим нескончаемым улочкам, вьющимся, словно серпантин; что-то течёт по асфальту, и это не вода; жуткий холод пробирает до костей и слышна тошнотворная вонь гниющего белка. За каждым отвратно-жёлтым окном белеет синюшная рожа с трупными пятнами и следом от верёвки на шее, мёртвые белые глаза следят за ней. Она срывается на бег, ботинки дробно стучат по асфальту, воняет железом — кровь — и светлые подошвы увязают в тягучей жиже вишнёвого цвета; белки глаз пялятся из стен вместо кирпичей, вываленный изо рта почерневший язык вот-вот слизнёт её с улицы, и…

Она просыпается у себя в комнате, где жёлтая лампочка в розовом абажуре светит неярко и уютно. Хватает с комода стакан воды, выпивает залпом. Бездумно смотрит в дно стакана.

Дно смотрит на неё закаченным вверх блёклым мутным глазом. Подмигивает.

Она отбрасывает стакан с воплем, натягивает на себя одеяло, а оно обращается внезапно в тысячи холодных пальцев в чём-то восковом и жирном, которые принимаются ощупывать её тело; вырваться нельзя, но она это делает, оглядывается… видит обычное одеяло. Не решаясь сесть назад, оборачивается — а в окно заглядывает он. Висельник.

Труп ухмыляется синими губами. На его шее болтается петля с обрывком верёвки, остаток которой свисает с потолочной балки, которая — теперь это видно — на деле никакая не балка, а бледный одутловатый палец.

Она кричит, поворачивается назад, хочет выбежать в дверь, и кричать, звать людей; всё равно, кого, только живого, но дверь открывается сама, и за ней опять стоит повешенный мертвец, а с новой балки свисает уже целая петля из новой, крепкой даже на вид верёвки.

Третий висельник сидит на её кровати, перебирает мёртвыми пальцами верёвку на своей шее и улыбается, улыбается всё шире и шире, обнажая жёлтые рассохшиеся зубы и серый язык, и тогда…

Она опять просыпается — на этот раз по-настоящему дома, в своей родной комнате. Обнимая себя руками, пытается успокоиться, но ощущает что-то странное. Вцепляясь в волосы, чувствует — они короткие, кожа бледнее, руки толще. Она подбегает к зеркалу и видит…

Висельника! Висельника — в собственном отражении!

Изо рта толчками начинает вытекать что-то чёрное, глаза точно выдавливаются из орбит, верёвка впивается в шею, оставляя глубокую тёмную борозду, но мёртвое тело этого не чувствует, не знает. И она — или он? — не может пошевелиться, а дверь в комнату распахивается; за порогом стоит орда таких же мертвецов, и все они улыбаются.

Её сухие губы тоже начинают растягиваться в болезненной, жуткой ухмылке, и не получается выдавить крик, вместо него выходит сдавленный, страшный смех…

Но в окошко светит тусклым бессмысленным светом фонарь — она опять просыпается. Разбито окно, на фонаре висит труп, и рядом — вторая петля, ещё пустая. Висельник улыбается ей и манит положим на большую мушиную личинку пальцем.

Она вновь просыпается. За окном день, и Висельник стоит у её постели с верёвками на шее и в руке.