Направит тебя к миру (гет)

Главным вкладом Киты как в Домашнюю, так и во Внешнюю Стражу за последние несколько лет было внедрение концепции наборов данных и статистики, основанной на деталях из переписи населения клана. Это резко повысило способность как Мадары, так и Охабари-оба предоставлять надлежащие ресурсы и поддержку людям под их опекой, но в то же время это приносило много грусти. Например, Мадара теперь знал, что девятнадцать его воинов из Внешней Стражи родители-одиночки, а еще девяносто семь поддерживают осиротевших племянников, младших братьев или сестер: пятьдесят три из них являются единственные взрослыми, кто приносит в дом деньги.

Эти цифры причиняли боль, но они действительно облегчали отслеживание всех людей и обеспечение того, чтобы никто не был упущен. Мадара теперь знал, что в клане только шесть сирот младше трех и что Охабари-оба следит за тем, чтобы те, кто заботятся об этих детях, имели доступ к дополнительной еде, вещам и помощи в присмотре за другими детьми, за которых они отвечают. Он также знал, что у пяти из его девятнадцати родителей-одиночек из Внешней Стражи есть дети младше трех, так что они также нуждаются в этой же дополнительной поддержке и помощи.

Самая гнетущая информация состояла в том, что из девяноста трех детей клана в возрасте от девяти до одиннадцати только у пятнадцати все еще остался хотя бы один родитель. Всего лишь у четырех было оба родителя, и из восьмидесяти девяти, которые потеряли родителей, у семидесяти двух было либо имя воина Сенджу, который частично или полностью их осиротил, либо достаточно идентифицирующих деталей, чтобы узнать его или ее при встрече. Многие из этих детей также выразили сильное желание мести, возможно, потому что они верили, что это поможет им чувствовать себя лучше.

Это не поможет, но ты не можешь ожидать от ребенка, что он будет понимать это, даже если ты это ему объяснишь. И ты не можешь ожидать, что он не будет хотя бы пытаться отомстить, даже если он на каком-то уровне понимает, что это ничего не улучшит: ему причинили боль, и нормально хотеть выплеснуть ее и причинить боль в ответ.

Настоящая проблема со статистикой была в том, что Мадара увидел в безжалостном черном на белом то, как много детей его друг лично полностью или частично осиротил, и его тошнило от цифр. Цифры Тобирамы были менее ужасающими, но только потому что он, как правило, передвигался с отрядом, а не в одиночку, и связанные с ним смерти обычно распределялись относительно равномерно, при условии что был выживший, чтобы рассказать, кто был убит конкретно кем. Но, опять же, только если Тобирама не топил людей на суше: этот конкретный трюк был чем-то вроде подписи.

Ну, в последнее время обычно именно сами жертвы опознавали своих убийц: Внешняя Стража и медики достигли высокого уровня в том, чтобы сохранять людям жизнь достаточно долго, чтобы доставить их домой, хотя они и не могли гарантированно вылечить их более сложные раны. Как результат, много детей узнавало от своих родителей, кто в ответе за смерть их неизбежную смерть, и часто это случалось между четвертым и тринадцатым днем, прежде чем родитель фактически умирал.

Мадара не считал это значительным улучшением по сравнению с тем, чтобы приносить домой трупы, но это хотя бы давало его воинам время, чтобы привести свои дела в порядок, назначить опекунов детям и попрощаться. Однако он знал, что все его люди глубоко признательны за это время, потому что они это неоднократно ему говорили, пока их жизни медленно ускользали, один мучительный хрип за другим.

Они также были глубоко признательны за его обещание подарить им более быструю смерть, чем могла дать природа: многие из них плакали от благодарности, когда он держал меч, и некоторые со стыдом признавались, что если бы он не согласился проявить к ним милосердие, они от боли и отчаянии вполне могли попросить собственных детей сделать это.

Мадара с радостью примет на себя это бремя вины за смерти соклановцев, если это будет означать избавление детей от таких ужасов. Никакой ребенок не должен чувствовать, что закончить жизнь родителя — это его или ее обязанность. Хотя бы Ёри и ее медики в последнее время становились лучше в том, чтобы находить грань между седативными и ядами: самые последние страдальцы спокойно ушли из жизни во сне, что было абсолютно менее горестным концом для всех вовлеченных. И после также потребовалось меньше стирки.

Однако прямо сейчас он был горько благодарен за все эти ужасные цифры, которые принесла в его жизнь его жена, так как они давали ему материал, с помощью которого можно было оспорить заявление Хаширамы, что им не надо официально закреплять систему для разрешения споров между членами разных кланов.

— Люди могут урегулировать вопросы между собой, Мадара! У нас будет мир, никто не будет нападать друг на друга, и если такое произойдет, то другие люди их остановят!

Мадара прожег его взглядом.

— Ты, лично, осиротил сто тридцать пять детей моего клана, — резко сказал он, — и из них больше ста двадцати знают, что именно ты убил одного или обоих их родителей. Я не делаю это ради взрослых — я делаю это ради детей, которые попытаются пырнуть тебя в почку за то, что ты стал причиной, по которой у них больше нет матери или отца!

Его друг побелел:

— Мадара?

— Подавляющее большинство детей клана Учиха старше семи знают имена или отличительные черты воинов Сенджу, которые убили одного или обоих их родителей, — безжалостно продолжил Мадара, — и они наверняка попытаются сделать что-то либо сразу, либо через несколько лет, как только они станут старше и узнают, как обращаться с ножом или огненным дзюцу. Я хочу, чтобы была система, чтобы можно было назначать соответствующие наказания без того, чтобы ставить под вопрос весь мирный договор, что означает создание официальных инструкций по разрешению споров между членами наших кланов в рамках мирного договора.

— Какие инструкции вы имеете в виду, Мадара-сама? — аккуратно вмешался Тобирама, взяв кисть, чтобы делать заметки, пока Хаширама ерзал в огорченном замешательстве.

Мадара сделал вдох, чтобы успокоиться.

— Во-первых, все конфликты между членами наших соответствующих кланов по умолчанию считаются личными, — начал он, легко вспоминая собственные заметки, — и, следовательно, с ними надо обращаться к совместному трибуналу или к тем в их соответствующих кланах, кто обычно судит такие личные конфликты.

Тобирама аккуратно записал его слова, прежде чем поднять взгляд:

— В клане Сенджу все считают, что межличностные конфликты должны быть разрешены между сторонами конфликта или, если конфликт включает детей, тогда между родителями или опекунами сторон. Только в случае непримиримых разногласий вопрос доводят до более высокорангового члена клана, который вынесет решение которому обе стороны должны подчиниться.

Мадара знал, что прямо сейчас у него было очень невпечатленное выражение лица:

— В клане Учиха личные конфликты между воинами разрешаются мной, как главой Внешней Стражи. Личные конфликты между членами клана, которые не являются воинами, доводятся до старейшин их родов, которые опрашивают обе стороны и любых дополнительных свидетелей на их усмотрение, прежде чем вынести решение, возможно, привлекая других старейшин, чтобы гарантировать справедливость, если в дело вовлечены еще люди. Если старейшины не могут прийти к решению, дело доводится до главы Домашней Стражи, который или которая отвечает за все внутренние дела клана. Если член клана не верит, что старейшина его или ее рода будет судить честно, он или она может напрямую довести дело до главы Домашней Стражи. Личные конфликты между воинами и другими членами клана разрешаются совместно главами Внешней и Домашней Стражи, которые должны прийти к консенсусу. В конфликтах, включающих детей, свидетельские показания имеют больше веса, чем мнения или убеждения родителя или опекуна ребенка. Большая часть свидетельских показаний получаются посредством шарингана, чтобы обеспечить достоверность.

Тобирама отпихнул заполненный заметками лист в сторону, чтобы продолжить писать на том, который лежал под ним.

— Я так понимаю, что большой размер клана Учиха делает эту систему более эффективной, так как в клане слишком много людей, чтобы глава был лично знаком со всеми ними, Мадара-сама? — спросил он, снова подняв взгляд на Мадару.

— Именно, вот почему важно, чтобы такая вещь была включена в договор, — продолжил Мадара. — Вместе наши кланы будут насчитывать больше восьмисот людей, и это слишком большое число, чтобы единственный человек разрешал их споры без того, чтобы не идти на компромисс с честностью.

— Кто разрешает конфликты, включающие главу клана?

Мадара тонко улыбнулся:

— Случаи, затрагивающие главу Домашней Стражи, доводятся до главы Внешней Стражи и наоборот. Обычно привлекают членов семьи, чтобы обеспечить надлежащее урегулирование ситуации: в моем случае это значит, что мой брат заменит меня как временный глава Внешней Стражи, пока конфликт не будет разрешен, а в случае с главой Домашней Стражи, на эту должность временно вступит моя жена, учитывая то, что первенец текущей главы еще недостаточно взрослый, чтобы взять на себя эти обязательства.

Хаширама моргнул, и немного цвета вернулось ему на лицо:

— Мадара, но я думал, что ты глава клана?

— Я глава Внешней Стражи клана Учиха и, следовательно, отвечаю за все взаимодействия между кланом и внешними сторонами, будь это торговля, дипломатия или война, — огрызнулся Мадара. — Промысел и внутренние дела не моя ответственность, хотя мне позволено вмешиваться, если они затрагивают мои другие обязанности. Главе Домашней Стражи позволено делать то же самое: этот договор — дипломатический вопрос, так что я отвечаю за эти переговоры, но я советовался с главой Домашней Стражи, и она внесла предложения в условия в определенных областях.

— Значит, ты руководишь половиной клана Учиха, — нахмурившись, сказал Хаширама.

— Я совместно руковожу кланом Учиха, — раздраженно поправил Мадара. — У меня в три раза больше людей в клане, чем у тебя, Хаширама: их слишком много, чтобы один человек за всеми уследил.

Он подозревал, что именно так обстояло дело и в клане Сенджу вне зависимости от их более маленького размера, учитывая то, что Тобирама явно выполнял много работы Хаширамы за него.

— Итак, в конфликте между членом клана Учиха и членом клана Сенджу член клана Учиха доведет дело до того, кто обычно отвечает за подобные вещи в его или ее клане, — вовремя вмешался Акимичи Чотай, — а Сенджу доведет дело до?..

— Меня, скорее всего, — пробормотал Тобирама. — Хотя бы пока не будет создана эквивалентная система и ответственность не будет возложена на надлежаще высокопоставленного человека, — он сделал еще несколько заметок, снова опустив кисть в чернила. — Я позабочусь о назначении нескольких квалифицированных людей, чтобы у всех мог быть выбор своего защитника, — он взглянул на брата. — Тебя это устроит, анидзя?

— Да, это было бы здорово, — уклончиво согласился Хаширама, все еще хмурясь. — Мадара, вот почему ты не согласился на мир раньше?

— Я склоняюсь перед волей моего клана, — коротко сказал Мадара, — как должен делать каждый хороший лидер.

— Итак, как только и Учиха, и Сенджу донесут свои жалобы до назначенных представителей, эти двое соберут доказательства и совместно придут к решению, — спокойно продолжил глава Акимичи, и Нара Шикамоцу и Яманака Иноши, находящиеся рядом с ними, сделали записи. — Если соглашение не может быть достигнуто, конфликт будет отправлен на рассмотрение обоим главам кланов (или главе Внешней Стражи, в случае Учих, Мадара-сама, учитывая то, что именно этот человек отвечает за внешние связи), чтобы они решили вопрос между собой. А если решение все равно не может быть достигнуто?

— Но я уверен, что мы сможем! — возразил Хаширама.

— Мы двое, возможно, но что насчет наших будущих преемников? — заметил Мадара, зная, что намек на то, что мирный договор будет держаться так долго, мгновенно завоюет его друга.

И действительно.

— О, да! Верно! Нам действительно надо думать о будущем! — согласился Хаширама, улыбнувшись лучезарной улыбкой. — Эм, обратиться к нейтральной третьей стороне?

— Приемлемая мера, — согласился Мадара. Охабари-оба предложила то же самое. — На которую согласились обе главы.

— Итак, этот пункт на данный момент урегулирован, — заключил Чотай-доно. — Межличностные конфликты между членами разных кланов будут разрешаться совместно представителями от каждого клана, отвечающими за заинтересованные стороны, и если к консенсусу прийти невозможно, то дело будет сначала доведено до глав кланов, а потом до нейтральной третьей стороны.

— Приемлемое краткое описание, — подвел итог Мадара.

— Все подробности для каждого клана можно будет изложить позднее в частном порядке, — теплым тоном продолжил глава Акимичи, — так как это скорее внутренний вопрос, чем строго относящийся к этому мирному договору. А сейчас, я так понимаю, очередь Хаширамы-сана внести предложение?

* * *

Обязанности Киты во время переговоров по сути состояли в том, чтобы заваривать чай мужу, подавать ему свитки по его просьбе, держать ухо востро и иногда легонько толкать вышеупомянутого мужа, чтобы он не забывал держать себя в руках. Может, это звучало не очень впечатляюще, но это было удивительно тяжелой работой. Присутствовать на чем-то, для достижения чьего результата ты вложила много сил, но фактически не иметь возможности участвовать — это совсем не весело. Честнее было бы назвать это упражнением в терпении и самоконтроле: ей приходилось быть очень внимательной, чтобы за всем поспевать, но то, что ей не было позволено высказываться напрямую, расстраивало больше всего.

Мадара хотя бы был счастлив выслушивать ее мысли и чувства в конце каждого дня, хотя ей все же надо было сначала позволить ему выговориться от полной тупоголовости некоторых предложений Хаширамы и его бестолковости перед лицом необходимых практических или политических уступок. Что также было корнем многих ее собственных разочарований: Тобирама хотя бы был готов признать, что может не знать все, что надо для принятия информированного решения.

Шел четвертый день переговоров (ну, споров), и это утро было настолько полностью без решений, что Акимичи-доно объявил в полдень, что они закончат раньше и возьмут завтра выходной, чтобы обдумать их позиции и новые подходы. Что было вежливым способом сказать «идите в свои комнаты и разберитесь, что вы сделали не так, потом извинитесь и ведите себя как взрослые», но Кита честно была рада отдыху. Особенно с учетом того, что сегодняшний спор был о том, как два клана будут решать, какие миссии выбирать в будущем: Хаширама хотел, чтобы один человек проверял миссии, направленные обоим кланам, и назначал отдельных людей или смешанные отряды в соответствии с их набором навыков, в то время как Мадара уперся, что каждый клан должен оставить раздельную проверку миссий и просто отслеживать брифинги миссий друг друга, чтобы убедиться, что их не подставляют, чтобы они сражались друг с другом.

Дело не дошло до криков, но только потому что ее муж вместо этого кипел от злости и шипел сквозь сжатые зубы. Однако его чакра к концу стала довольно тревожной. К счастью, теперь Хаширама чуть лучше сдерживал собственную чакру, чем пять лет назад, так что сидение за столом напротив него не ставило под угрозу ее способность дышать.

— … никак не может понять тот факт, что мы поддерживаем в три раза больше людей на доходы от миссий, так что не можем позволить Сенджу выхватить никакие из них! Не говоря уже о наших обязательствах по отношению к нашим постоянным клиентам и том факте, что я не собираюсь послать специалиста по гендзюцу подросткового возраста с парой незнакомцев, когда у подростка есть отряд, который лучше знает его или ее! Существует причина, по которой у нас есть отряды, и она состоит в том, чтобы мы не теряли людей! Да, отряд из пяти людей — это действительно перебор для большинства миссий: в этом и смысл!

Кита, уже переодевшись в повседневное кимоно, достала бутылку саке и несколько чашек: обычно Мадара не пил много, но чуть-чуть саке поможет ему успокоиться и даст ему повод пообниматься. Он был очень тактильным, но также достаточно закрытым, и из-за того, что они находились далеко от дома, он был немного более стеснительным в плане прикосновений к ней вне спальни, несмотря на то, что здесь не было маленьких детей, которые могут их прервать.

Он мог выжечь чакрой алкогольную дымку за долю секунды, если бы это ему понадобилось: алкоголь по сути был поводом ослабить строгость этикета, и вместе с саке появлялись грубоватые шуточки. Ее муж говорил самые непристойные вещи, когда был навеселе, и это было уморительно.

— Почему он не может увидеть, что послать отряд на три разные миссии в одном и том же районе более эффективно, чем послать две пары и одного шиноби? Так безопасней и означает, что группа более гибкая! И что, что это займет немного больше времени: наши клиенты знают, как мы ведем дела, им нравится, что наши отряды готовы к большему, чем очевидное, и могут корректировать планы на лету в случае неприятных сюрпризов! Им нравится, что мы можем заткнуть за пояс большинство наших врагов, а не просто вырезать их! Я не уничтожу всю тяжелую работу, которую вложил в то, чтобы свести потери вне стычек с Сенджу к историческому минимуму, просто чтобы этот болван мог чувствовать, что я справедливо отношусь к его клану!

Кита поставила саке и чашки на стол, затем обошла его и подошла к разъяренно дышащему мужу.

— Выпей со мной? — предложила она, играя с его воротником.

Он оглядел ее: она была абсолютно прозрачна в своем желании отвлечь его, но, кажется, он не был особо против:

— Серьезно, Кита?

— Да, серьезно, — мягко настояла она. — Перерыв поможет тебе почувствовать себя лучше, а потом завтрашним утром мы можем подумать о том, как сформулировать наши требования, чтобы они казались более приемлемыми столпу Сенджу.

Мадара фыркнул на ее каламбур: столп читался как «хашира».

— Моя жена хочет меня споить, — ироничным тоном пожаловался он, последовал за ней к столу и уселся рядом с ней. — Так неподобающе.

— Моему мужу надо отложить в сторону утренние досады и чуть-чуть расслабиться, — парировала Кита, налив немного саке в чашки: она мгновенно выжжет чакрой все, что выпьет, чтобы это не навредило плоду, который она вынашивала. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Мадара принял чашку, угрюмо отпивая саке:

— Поговорим о чем, жена?

Кита повернулась к нему лицом:

— Как хорошо, ты думаешь, Изуна справляется с близняшками теперь, когда он не может быть просто веселым дядей, но должен следить за тем, чтобы они хорошо себя вели?

Губы ее мужа слегка дернулись, когда он сделал очередной глоток саке.

— Он будет в ужасе, — невозмутимым тоном предсказал Мадара, — и будет жаловаться, что превращается в меня.

— Я не уверена, что смогу справиться с двумя версиями тебя, муж, — игриво сказала Кита, отпив свое саке и воспользовавшись капелькой чакры, чтобы выжечь алкоголь, прежде чем проглотить жидкость. — У меня и так забот полон рот с одним.

Мадара хохотнул и налил себе еще саке, и его глаза блестели весельем, когда он наполнил свою чашку:

— Приятно знать, что твой рот не скучает, оставаясь пустым.

— Мадара!

Его смех того стоил, даже несмотря на то, что это была ужасная шутка.

— Ты сама на это напросилась, — озорным тоном сказал он, тряхнув головой. Кита изобразила удар по его руке в притворном разочаровании от его грубости: саке всегда делало его таким, даже когда он не выпил достаточно алкоголя, чтобы стать пьяным. Просто тот факт, что он сидел и пил саке, пробуждал все грязные шуточки. Он мог винить алкоголь за все неподобающие действия и радостно пользовался этим.

— Ты неисправим, — сказала ему она.

Он ухмыльнулся поверх своего саке:

— Ты никогда раньше не жаловалась: просто подумай о том, что два меня могут сделать в спальне.

Кита снова ткнула его локтем.

— Просто подумай о том, что могут сделать две меня, — поддразнила она в ответ. Его внезапный румянец, когда он немного подавился своим напитком, был чрезвычайно приятным.

— Ты уже стоишь двух меня, любимая, — хрипловато сказал он после того, как оправился, и его взгляд был мягким и теплым, когда он налил себе очередную полную чашку: уже четвертую. — Удвой это, и я буду полностью подавлен.

— И тебе понравится каждое мгновение, — безжалостно предсказала Кита, и от этого глаза мужа слегка скрестились, и он вцепился в свою чашку, когда его воображение еще дальше уничтожало его хладнокровие.

— О да, — тихо согласился он, сделав очередной большой глоток саке. — Я бы умер очень счастливым.

Кита фыркнула в свой рукав от мысленной картинки, и ее муж довольно и широко улыбнулся от того, что заставил ее потерять немного ее собственного самообладания.

— Ну, я не хочу, чтобы ты умер у меня прямо сейчас, — беспечным тоном сказала она.

— Значит, ты все еще можешь мной воспользоваться? — вожделенно посмотрел на нее он, и его лицо было покрыто румянцем больше от алкоголя, чем от смущения: его чувство стыда было первой вещью, которая исчезала, когда он пил, что на самом деле было частью веселья.

— О да, ты очень полезный, — кокетливо согласилась она, и он снова осушил свою чашку. — Мне действительно было бы сложно доставать вещи с высоких полок без тебя.

Мадара захохотал, чуть не опрокинувшись.

— Меня поставили на место! — в конце концов сумел просипеть он, хватаясь за живот и со второй попытки поставив теперь пустую чашку саке на стол. Он определенно уже перешел в подвыпившее состояние.

— Теплая кровать ночью тоже приятна, — лукаво признала Кита.

— Значит, моя жена удовлетворена моим исполнением супружеского долга? — спросил Мадара с хриплым смешком, наклонившись ближе и поймав ее руку, чтобы можно было поднести ее к губам. — Она уверена? Я был бы счастлив продемонстрировать мое усердие и внимание к ее желаниям.

Он поцеловал ее пальцы, и голодно смотрел в ее лицо, слегка царапали ее кожу зубами.

Кита задрожала в том плане, который не имел ничего общего с температурой воздуха.

— Видите, моей жене холодно, — лукаво пробормотал Мадара, придвинувшись ближе и нежно ткнувшись носом в местечко между ее челюстью и ухом. — Позволь мне согреть тебя, Кита-кои; позволь мне зажечь огонь под твоей кожей, — он положил ее руки на свои плечи, затем скользнул собственными вверх по ее рукам, а потом вниз по спине к узлу ее оби. — Сдайся мне, и я заставлю тебя гореть.

— И кто теперь неподобающий, хочет соблазнить меня в главной комнате с открытыми сёдзи, — выдохнула Кита, хорошо осознавая, что ее сердце учащенно билось и горячие мурашки бегали по ее позвоночнику.

— Никто не смотрит, — самоуверенно заверил ее муж, слегка покусывая ее шею. — Никакие дети нас здесь не прервут. Я могу развернуть тебя и насладиться тобой, как подарком, которым ты и являешься.

О да, совершенно определенно уже немного пьяный: ноль стыда и чрезвычайная тактильность. И абсолютно умилительный.

— Ты собираешься разложить меня на моем кимоно, как на эротической картине? — сладким голосом спросила Кита, совсем не возражая против этой идеи.

Мадара содрогнулся, застонав.

— Да, — хрипло согласился он, развязав ее оби и стянув его, затем уронил ее на татами и наполовину упал на нее. Кита заерзала, когда его губы нашли чувствительное местечко за ее ухом, а затем задрожала, когда он раскрыл ее кимоно и быстро справился с ее нижней рубашкой и юбкой, и его широкие, сильные и мозолистые ладони уверенно заскользили по ее обнаженной коже.

— Ты собираешься, — у нее перехватило дыхание, когда он раздвинул ее колени, чтобы можно было устроиться между ними, все еще полностью одетый, — заставить меня хныкать, любимый?

Его рука на ее бедре сжалась почти достаточно сильно, чтобы оставить синяк:

— Да.

Кита мягко потянула за его волосы, пока ее губы не нашли ее, и она поцеловала его.

— Дай мне сначала на тебя посмотреть? — хриплым голосом попросила она, когда они оба наконец отодвинулись друг от друга, чтобы сделать вдох, остро осознавая, что его пальцы поглаживали ее в интимно приятных местах.

Ее муж снова поцеловал ее, медленно и сладко, а затем очень неохотно встал на колени и убрал от нее руки, чтобы развязать свои хакама.

— И верхнюю одежду, муж, — напомнила ему Кита, приподнявшись на локтях, чтобы можно было по достоинству оценить вид.

— Хм, — он угодливо разделся догола, демонстрируя покрытую шрамами кожу с участками темных волосков и восхитительно крепкие мышцы. — Нравится то, что ты видишь, любимая?

Его глаза были красными, в них крутились томоэ, что ясно давало понять, что ему определенно нравилось то, что он видел.

Кита призвала собственный шаринган, наслаждаясь его сбившимся дыханием, дрожью его мышц и… его очень видимым возбуждением. Ее муж был великолепен.

— Мадара? — пробормотала она, смотря на него с жадностью.

— Да, Кита-кои?

Она надулась:

— Мне холодно.

Он оказался поверх нее почти слишком быстро, чтобы ее шаринган мог это заметить, прижав ее к полу всем телом, так что она не могла игнорировать жар, исходящий от его кожи.

— Лучше? — проурчал он, толкнувшись вперед бедрами.

Кита не стала подавлять дрожь удовольствия, которую вызвало это движение.

— Явно нет, — пробормотал он низким голосом, его рука погладила ее бок и скользнула вниз, чтобы остаться на ее бедре, пока он голодно всматривался в ее лицо, и его глаза все еще были ярко-красными. — Ляг на спину и позволь мне согреть тебя, любимая.

Кита полностью отдалась заботе мужа. Как и было обещано, очень скоро ей было тепло и она хныкала.

* * *

Тобирама сидел на энгаве у задней части гостевого дома, перечитывая свои заметки со вчерашнего дипломатического кошмара и делая больше заметок на отдельном свитке. Его пребывание у Учих со всей очевидностью показало, что у двух кланов совершенно разные взгляды на приоритеты, так что он с особым усердием записывал столько вещей, которые говорил Мадара, сколько было возможно, чтобы просмотреть их позже, внимательно ища скрытые смыслы и нюансы, к которым его брат был глух и слеп.

Настаивания Мадары на командах из пяти человек казались нелогичными и непрактичными, пока ты не обдумывал то, что нет ничего, кроме эквивалента группы Сенджу, что могло бы воспрепятствовать команде Учиха из пяти человек. Не считая, возможно, биджу: в любом случае, неважно, насколько не так шла миссия или насколько нагло лгал клиент, самым вероятным исходом была победа Учих с минимальным количеством ранений и без жертв. С учетом того, какими малочисленными были силы Мадары по сравнению с количеством детей под его опекой, можно было легко сделать вывод, что он захочет сделать все, что в его силах, чтобы сохранить жизни своих людей даже ценой более низкого уровня приема миссий.

В свою очередь, если заказчики клана Учиха знали, что наем Учих на расстояние больше, чем полдня комфортного путешествия, всегда принесет им команду из пяти человек, они с меньшей вероятностью буду лгать об относительной сложности миссии. В конце концов, пять шиноби могли выполнить за день то, что заняло бы у двух большую часть недели. Отряд также был более многопрофильным, чем один человек: если параметры миссии изменятся, у отряда не будет таких неудобств в том плане, с какими может столкнуться одинокий специалист.

Однако это было прямо противоположным обычному подходу к миссиям Сенджу, который состоял в том, чтобы посылать минимально возможное количество наиболее квалифицированных людей, чтобы клан мог брать больше контрактов и максимизировать доход. Более маленький отряд мог путешествовать более незаметно, но также был более высокий риск травм и смерти, если что-то пойдет не так.

Слева от него в саду за гостевым домом Хаширама плюхнулся на ветку дерева, и листья затрепетали вокруг него больше чем просто от ветра: Тобирама проигнорировал хандру брата, нахмурившись на свои заметки. Сенджу всегда теряли больше воинов на поле боя, чем на миссиях, но факт оставался фактом, что они время от времени теряли людей на миссиях. В своих словах Мадара подразумевал, что он нет.

Что формирует клан? Это их имя, их гордость, их власть, как всегда говорил отец, или это их люди?

Последние несколько дней ясно дали понять, что Мадара всем сердцем верит, что именно люди формируют клан. Тобирама на самом деле был согласен с ним: все, что он когда-либо делал, чтобы стать сильнее и быстрее, было для того, чтобы защитить людей, за которых он был в ответе, и чтобы поддерживать своего старшего брата. Если их соклановцы были приоритетом, тогда подход Мадары был единственным логичным выбором.

Если это была клановая гордость, богатство и обеспечение того, чтобы все знали их имя и силу, тогда метод миссий Сенджу был намного более эффективным. Тобирама нахмурился: очевидно, это был еще один момент, как его отец повлиял на его образ мыслей, а он этого даже не заметил. Отец также повлиял на образ мыслей Хаширамы: Тобираме придется объяснить это брату в деталях, чтобы Хаширама смог увидеть нюансы и сам решить, какие у него приоритеты.

Тобирама подозревал, что с полным пониманием тонкостей Хаширама склонится к модели Мадары. Переработка методов миссий Сенджу потребует множества усилий, и наверняка надо будет поговорить с некоторыми старшими лейтенантами и инструкторами по боевой подготовке Мадары, но конечным результатом будет меньшее количество смертей, и это то, что его брат на самом деле хочет. Хоть это и может означать снижение доходов в краткосрочном периоде, пока все будут приспосабливаться.

Он поднял взгляд, когда Яманака обошла здание.

— Сенджу-сан, Учиха О-Кита-сама прочитала ваше письмо, и она приглашает вас на чай в розарий Акимичи сегодня в три, — произнесла женщина, в точности имитируя манеру речи Киты.

— Спасибо, Яманака-сан.

Значит, ему будет позволено подарить Ките подарок наедине, как и подобает. Это могло говорить о том, что Мадара доверял, что ей не причинят вреда в условиях текущего перемирия, или, что более прагматично, он доверял своей жене разорвать Тобираму на части, если он попытается сделать что-то предосудительное.

Оба варианта, скорее всего, хотя она и определенно разрушит розарий, если это сделает. Он упаковал свои заметки и поднялся на ноги: ему следовало надлежащим образом все объяснить Хашираме перед обедом, чтобы его брат был должным образом отвлечен этим осознанием, чтобы не спрашивать, куда Тобирама собирается идти. Иначе он попытается напроситься с ним, чтобы также лично выразить свои благодарности, а это не будет уместным.

И не важно, что здесь не было никаких маскирующих чакру печатей, что делало его новое осознавание того, чем занимаются разные пары, находящиеся в его диапазоне, гораздо более неловким. Особенно с учетом того, что многие годы слежки за Мадарой для его брата означали, что он не мог игнорировать чакру мужчины, неважно, что он делает, особенно не на расстоянии меньше, чем в полкилометра.

Посмеет ли он бросить преодолеть неловкость и упомянуть Ките, что он был бы признателен, если она поставит несколько печатей на гостевые дома, которые занимали Учих? Такую просьбу надо будет высказать наедине (может, Учихи не поделились подобными вещами с Акимичи), но так как у него скоро будет возможность это сделать…

Это то, о чем стоит хотя бы подумать. В зависимости от того, как пройдет остальная часть встречи.

* * *

Розарий Акимичи состоял из длинных рядов небрежных живых изгородей из роз, ни одна из которых еще не цвела, перемежающихся маленькими мощеными участками, обрамленными другими, более аккуратно подстриженными сортами самых разных размеров. Тобирама думал, что розы в изгородях перерабатываются для получения розовой воды, весьма желанного ароматизатора, в то время как другие являются просто декоративными. Хотя, возможно, также экспериментальными, чтобы узнать, можно ли как-то улучшить запах.

Прямо сейчас шел дождь, что было неудивительно для мая, но Тобирама мог видеть отсюда маленькую беседку, которую Акимичи подготовили для Киты, чтобы она могла пить чай и принимать гостя. Он потратил секунду, чтобы поправить воротник и убедиться, что его взятый взаймы зонтик закрывал как его, так и завернутый подарок, который он нес, а затем осторожно прошел между участками розовой изгороди. Эти шипы выглядели острыми, и это был неподходящий момент, чтобы повреждать одежду.

Он был благодарен за то, что вспомнил разнообразие нарядов, которые носили Учихи в столице, и подумал взять дополнительное кимоно и хакама у других членов клана вдобавок к формальной одежды Сенджу: способность менять наряды, не ставя под угрозу демонстрируемое уважение, сделала переговоры хотя бы немного менее напряженными. То, что Мито, судя во всему, вспомнила о том же и обеспечила то, чтобы у Хаширамы тоже было из чего выбирать, помогало, хотя и (судя по жалобам) не все костюмы были по вкусу его брату. Хаширама носил их, но он дулся из-за этого перед встречами и после снимал те из них, которые ему не нравились, настолько быстро, насколько возможно.

Это был очень большой сад: скорее, питомник роз или поле. Тобирама был рад визуальному ориентиру беседки вдобавок к теперь знакомой сигнатуре чакры, которая только что прибыла, и тому, что все живые изгороди из роз были параллельны друг другу. Может, более сложный узор был бы более эстетически приятным, но он также сделал бы ориентирование в саду намного более сложным. В таком виде, в каком он был, пересечь его по диагонали было довольно трудно из-за вариаций того, где были расположены проходы между изгородями, и Тобираме было бы лучше идти у границы сада, пока он не нашел бы прямой путь к беседке, но сейчас для этого было слишком поздно. Он опоздал бы на чай.

Подойдя к беседке, он увидел вешалку, подставку для зонтов и чашу для умывания, расположенные в шаге от того, как заходишь под крышу, а также пару татами, разложенных квадратом поверх плотного одеяла, служащих в роли пола, и даже пару гостевых тапочек. Кита сидела в очень элегантном кимоно рядом с железным чайником, поставленным на маленькую горячую коробочку, вежливо наблюдая за садом и игнорируя его.

Тобирама осторожно встряхнул зонт, прежде чем убрать его в подставку, снял свой плащ (ее плащ уже находился на вешалке, его красочная шелковая подкладка была едва видна) и разулся, вытерев ноги полотенцем из кармана и надев таби, которые он взял из гостевого дома, затем надел тапочки и помыл руки в чаше. Затем он вступил на татами с подарком, сев на место главного и единственного гостя. Кита-сан мгновенно повернулась к нему лицом.

— Тобирама-сан. Надеюсь, у вас все хорошо?

Нодатэ тякай была наименее формальной чайной церемонией, однако ее приглашение не указывало на то, что они будут пить матчу: но то, что она прямо обращалась к нему в такой манере, подразумевало, что это совсем не было церемонией, несмотря на ее наряд. Следовательно, вероятно, это действие должно было быть строго неформальным и проходило на природе только для того, чтобы обеспечить ему конфиденциальность от остальных сопровождающих членов клана Учиха. Тобирама был очень благодарен за ее внимательность.

— Очень хорошо, спасибо, Кита-сан. Кита-сама?

Теперь, когда он знал о ее статусе и они не были врагами, ему стоило быть более уважительным.

— Кита-сан и на «ты» приемлемо в этой ситуации, Тобирама-сан.

Или нет, если таково было ее предпочтение.

— Тогда Кита-сан, и прошу обращаться ко мне тоже на «ты».

Она налила чай прямо из железного чайника (это действительно был неформальный чай) в маленькие чайные чашки, поставив одну из них перед ним на татами, а другую — рядом с собой.

— Так что ты хотел со мной обсудить, Тобирама-сан?

С чего начать?

— Я очень благодарен за превосходнейший плащ, который ты для меня сделала, — начал Тобирама. — После моего возвращения домой и моя тетя, и моя бабушка отчитали меня за то, что я принял такой щедрый подарок без предложения чего-то в ответ: у моей бабушки особенно было много чего сказать по этому поводу.

Тобирама не осознавал до этого, что рисунок волн был нанесен вручную с бумажного шаблона и ткань не была куплена уже покрашенной на станке, или что ваджразнак клана Сенджу напоминает ваджру, как символ, так и ритуальный объект, присутствующий в буддизме и индуизме. Ваджра символизирует силу и твёрдость духа., которая является символом клана Сенджу, была нарисована от руки. Его тетя тоже прочитала ему лекцию по теме окрашивания вручную в противовес машинной печати и количестве времени, которое требуется, чтобы обучить мастерицу, способную создать одежду такого качества всего лишь за несколько дней.

Это откровение заставило его чувствовать себя крайне маленьким: он не осознавал, что есть столько информации об одежде, и новоприобретенное знание своего невежества было тревожащим. Сколько еще других повседневных вещей, которые он принимал как должное, требовали больше усилий, чем ему когда-либо снилось?

Краткий комментарий о стирке уже привел его к обсуждению этой темы с вассалами клана, которые стирали одежду Сенджу, и процесс этот действительно долгий и сложный, который еще больше усложняют пятна: особенно пятна крови. Водная чакра действительно оказалась тут эффективной, и его со смехом (но очень искренне) пригласили вернуться и помочь в любое время, когда захочет, так как он сэкономил им несколько часов работы.

Идея дзюцу для стирки, возможно, была не тем, что он ожидал разрабатывать на данном этапе, но если он сможет эффективно и быстро стирать свою одежду, тогда это будет выгодным вложением. Ему не нравилось осознание, что он так зависит от тяжелого труда других, за который он ни разу не выражал признательность.

Кита-сан наблюдала за ним, ее чакра была спокойной, а лицо — вежливо внимательным.

— Она настаивает на том, что и я, и клан в долгу перед тобой за твое время и внимание, — продолжил Тобирама, — и она помогла мне в выборе надлежащего подарка, — он взял завернутую шкатулку обеими руками. — Это маленькая вещь, но я надеюсь, что она будет хорошо принята.

Кита должным образом заколебалась, но затем полностью отступила от ритуала вежливого отказа:

— Тобирама-сан, обычно вежливо сначала отказываться от подарка, но я вспоминаю, что я не предложила тебе возможность отказаться от плаща и даже вообще не предложила его как подарок. Ты был под нашей опекой не по своему выбору и был не в состоянии следовать собственным желаниям и предпочтениям. То, что я сделала, было столько же в моих интересах, сколько и в твоих, но я помню, что ценность подарка не в том, что означает для дарителя, а в том, что это значит для получателя. Так что я не буду преуменьшать благодарность твоей семьи даже притворяясь, что отказываюсь.

Тобирама обдумал ее слова, пока она брала у него завернутую шкатулку двумя руками, поставив ее на татами перед собой. Она была права, что его плащ вообще не был представлен как подарок: то, что он ему понадобится, было решено за него, и хотя с ним обсудили дизайн и украшения, ни Учихи, ни он сам не посчитали его подарком. Скорее, необходимостью, в которой он, к сожалению, нуждался. Если бы плащ был дан как подарок, он бы определенно попытался отказаться, но никто другой в клане Учиха не воспринимал его плащ как что-то особенное. Никто даже не смотрел на него. Ну, никто до Изуны.

Но опять, весь клан Учиха носил такие плащи: возможно, для них они были ожидаемыми. Даже дети носили миниатюрные версии в дождливые дни. Было очень поразительно узнать, что на гражданском рынке такая одежда стоила бы половины шелкового кимоно. Это очень много денег за плащ.

— Пожалуйста, открой подарок прямо сейчас, Кита-сан.

Если он не попросит об этом, она сделает это позже, после того как он уйдет, а он хотел иметь возможность заверить баа-сан, что ее подарок искренне оценили, а не просто вежливо приняли.

— Тобирама-сан, прежде чем я это сделаю, ты разрешишь мне объяснить более подробно значение того, что мы наделили тебя таким плащом?

Тобирама почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки дурного предчувствия:

— Конечно, Кита-сан.

Он поднял чашку чая и сделал глоток как для того, чтобы чем-то занять руки и что было бы вежливым, так и потому что чай наверняка уже можно было пить. И он действительно оказался приемлемой температуры.

— Сначала я должна пояснить, что ты не подвергнешься никакому осуждению и к тебе не будут относиться враждебно за принятие этого плаща: клан ясно дал понять, что он признает, что ответственность лежит целиком на мне и моем муже за то, что плащ изначально был тебе предложен.

Это не было обещающим началом, так как подразумевало, что они столкнулись с последствиями за то, что это сделали.

— Наши плащи — это клановый промысел, Тобирама-сан: метод их изготовления недавно даже был классифицирован как секретный.

Секретная техника? Для плаща?

— Только Учихи носят такие плащи и, следовательно, носить такой плащ — это быть членом клана Учиха. По крови или по принятию в клан.

Тобирама знал, что прямо сейчас его глаза были очень широко распахнуты.

— Я ясно дала понять, что я намеренно отклонилась от стандартного дизайна в создании твоего плаща, так что это не клановый плащ, — твердым тоном продолжила Кита, — и что он не несет нашего герба клана. Клан принял это, но с тех пор предпринял шаги, чтобы уточнить, что квалифицируется как настоящий клановый плащ и какие из этих свойств приемлемы для включения в плащи, предназначенные для чужаков, — ее губы искривились в короткой грустной улыбке. — Твой плащ, Тобирама-сан, совсем не считается таковым согласно этим утвержденным стандартам.

Она приостановилась, чтобы сделать глоток собственного чая. Тобирама правда не знал, что сказать, так что он молчал. Это хотя бы объясняло, почему, посмотрев на него при обмене заложниками, Изуна выглядел и чувствовался так, как будто он хотел поджечь Тобираму: это была как реакция как на него лично, так и на плащ.

Намек на то, что брат Изуны принял в клан Учиха человека, который нанес ему смертельную рану, действительно стоил той степени ярости. Явно вопрос был должным образом решен, но он сомневался, что Кита и Мадара избежали порицания. Особенно с учетом того, что их структура руководства была значительно более рассредоточенной, чем у Сенджу.

— Боевой плащ Учих, — тихо продолжила Кита, опустив глаза, — дважды простеган, с холщовой серединой и двумя разными узорами. У него длинные рукава, покрывающие кости запястья, подол опускается ниже коленей, и воротник достаточно высокий, чтобы скрыть подбородок, но не рот, когда человек стоит прямо. Внешний индиговый хлопковый слой отмечен только нашим клановым гербом между плечей, и подкладка может быть хлопковой или шелковой в зависимости от статуса владельца. Такой плащ, если облить его водой, почти невозможно поджечь. Двойной слой подкладки спасает владельца от ударов тупыми предметами, и холщовая сердцевина помогает не допустить ран от лезвий. Высокий воротник не только защищает горло, но также предоставляет фильтр, через который можно дышать, чтобы дым или сажа не попали в легкие.

Ему не просто подарили плащ. Ему подарили доспехи. Неудивительно, что ее клан был расстроен!

— Оглядываясь назад, — сухо сказала Кита, — я понимаю, что мне следовало сделать тебе плащ, простеганный один раз, но их обычно делают только для детей. Все взрослые носят стандартные плащи, которые делаются для каждого члена клана либо в момент вступления во Внешнюю Стражу, либо когда он или она полностью закончит расти. Я не делала плаща с одним слоем почти десять лет: как старшая мастерица клана, мое время считается слишком ценным для подобного, и большинство плащей детей передается из рук в руки и используется повторно, а не делается индивидуальными, — она вздохнула. — Единственная причина, по которой я не была осуждена за включение печатей, состоит в том, что я первая мастерица, которая добавила печати на клановые плащи, так что они личное усовершенствование, а не традиция. Хотя они наверняка станут традицией для моих будущих учеников. Как клановый специалист по фуиндзюцу, я обладаю свободой даровать мою работу кому хочу, с допущением что я учитываю интересы клана. Так как я включила только самые базовые печати в твой плащ, мои причины это сделать были приняты.

Тобирама наконец обрел дар речи:

— Сколько прослужит такой плащ, Кита-сан?

— С должной заботой и необходимыми починками, если он будет поврежден? Целую жизнь, Тобирама-сан, — грустно сказала Кита. — Или дольше: у Мадары-сана все еще есть плащ его отца, и он носит его, когда я чиню его обычный. Плащ Таджимы-сама был сделан для него, когда ему было четырнадцать, он еще не был главой Внешней Стражи или даже женат.

Тобирама был весьма уверен, что Таджима умер в этом плаще. Но опять же, Сенджу повторно использовали железные доспехи таким образом, чиня или заменяя поврежденные секции и подгоняя пластины под нового владельца. Только самые высокоранговые воины получали новые доспехи, или им переделывали их доспехи под личные предпочтения, а запасные доспехи — это действительно немного слишком. Да, у него было несколько запасных пластин, но целый запасной набор доспехов? Чистая расточительность. Носить доспех из плаща поверх подогнанных ламеллярных доспеховламеллярные доспехи (от лат. lamella — пластинка, чешуйка) — общее название доспехов из пластин, сплетённых между собой шнуром и иногда дополнительные бронированные пластины (такие, какие предпочитал Мадара) поверх этого? Это было…

— Теперь, когда я прояснила ситуацию и предоставила больше деталей о том, что тебе вручили, я верю, что ты проявишь должный такт, когда будешь носить этот плащ, — попросила Кита.

— Конечно. Еще раз спасибо за проявленную доброту, — Тобирама коротко поклонился. — И я все же хотел бы увидеть, как ты откроешь свой подарок, Кита-сан.

Иначе Сунами-баа все уши ему прожужжит.

Ее полуулыбка была очень похожа на ту, которая иногда появлялась на лице Мадары на поле боя, когда тот, с кем он сражался предоставлял новую и неожиданную сложность:

— Конечно, Тобирама-сан.

Она отставила чашку в сторону и начала развязывать узлы на ткани, в которую была завернута подарочная шкатулка.

Тобирама точно не знал ценность своего подарка: все, что он знал, так это то, что после осмотра его плаща, допроса о его изготовлении и крепких замечаний за его невежество его бабушка просмотрела свои разные вещи и объявила, что это самый надлежащий подарок, который можно предложить в ответ.

— Это очень красивый фуросики. Узор папоротника невероятно изящный.

Кита покрутила оливково-зеленую ткань в руках, прежде чем аккуратно сложить ее и отложить в сторону, а затем осмотрела шкатулку.

Это была очень простая шкатулка, полированное дерево с незатейливой защелкой. Кита-сан открыла ее, разложив крышку, и ее лицо засветилось.

Ну, это было доказательством успеха, которое баа-сан хотела, чтобы он ей подробно описал. Такую неприкрытую радость можно было редко увидеть.

— Тобирама-сан, они прекрасны. Откуда они? — она подняла одну из двузубых заколок из панциря черепахи, очень осторожно рассматривая ее со всех сторон. В шкатулке их было восемь (счастливое число для подарков), и хотя у них у всех был очень похожий узор из волн и резвящихся рыб, тут не было двух идентичных.

— Заколки, вырезанные из панциря черепахи, — промысел Узумаки: они были сделаны другом моей обаа-сан и подарены ей, когда она вышла замуж за оджии-сана.

Он никогда не видел, чтобы Сунами-баа их носила, так что, возможно, они подходили только более молодым девушкам или что ее просто сейчас не волновали подобные вещи. Такая прическа, для которой понадобятся подобные заколки, была довольно сложной.

Кита-сан посмотрела ему в глаза поверх заколки, которую держала.

— Тобирама-сан, твой дедушка женился на одной из дочерей главы Узумаки. Такие вещи носят только принцессы и жены даймё: панцирь черепахи такого качества чрезвычайно редок, особенно в таких количествах.

— Не менее редкий, чем плащ, который ты мне подарила, Кита-сан, или внимание, которое ты проявила ко мне в своем доме.

Это было самое комфортное лишение свободы, которое он когда-либо испытывал или слышал, чтобы о нем говорили, и оно было еще более примечательным из-за враждебности между их кланами.

Она коротко ему поклонилась:

— Спасибо за этот великолепный подарок, Тобирама-сан, и, пожалуйста, передай мою благодарность своей обаа-сан.

Он поклонился в ответ, и она аккуратно положила заколку в шкатулку и закрыла ее.

— Еще чаю, Тобирама-сан?

— Спасибо, Кита-сан, — новая чашка чая даст ему время решить, как сформулировать свою просьбу. — Кита-сан?

— Да, Тобирама-сан?

— Могу я попросить, чтобы ты разместила одну из твоих скрывающих чакру печатей на ваш текущий дом? Чакру Мадары-сама… сложно игнорировать на близком расстоянии.

Это было настолько вежливо уклончиво, насколько он смог.

Кита-сан, конечно, мгновенно уловила смысл его слов — она имела наглость выглядеть позабавленной:

— Я попрошу у Акимичи-доно разрешения это сделать, в интересах того, чтобы больше не тревожить твой покой, Тобирама-сан.

Она точно знала, чему он был свидетелем последние несколько дней, и это явно ее ни капли не волновало. Он был бы оскорблен, если бы не был слегка впечатлен этим вопиющим бесстыдством: как она могла знать и ее это не беспокоило? Такие вещи были личными!

Конечно, он не сказал это.

— Спасибо, Кита-сан.

Она согласилась скрыть дальнейшие семейные эскапады, и это все, чего он просил.

* * *

Переговоры возобновились с новым раундом дарения подарков. Мадара преподнес делегации Сенджу набор чайных блюдец, которые он раскрасил сам, на которых были изображены перепелки разных размеров и в разных позах, а Хаширама вручил им хрустальный набор для саке. Он подозревал, что это было очередным предметом Узумаки, как заколки Киты: стекло было редкостью так далеко вглубь страны, и его было сложно перевозить.

Вопрос принятия и распределения миссий, о котором они так долго спорили до перерыва, был спокойно разрешен чуть меньше, чем за час (Хаширама пошел на различные уступки, и Мадара в ответ согласился на несколько попутных компромиссов и обещаний), а затем на повестке дня возник следующий пункт: оба клана обязывались стать менее зависимыми от наемнических миссий. Камнем преткновения Тобирамы в этом вопросе было то, как измерять такую вещь: это основывалось на количестве отдельных людей, занимающихся ремеслами, количестве зарабатывающих на жизнь от своих ремесел, или это было скорее связано с долями общего дохода клана?

Хаширама между тем одновременно стремился содействовать миру и был немного озадачен тем, почему им придется перестать быть шиноби, чтобы это делать. Безусловно, люди могли быть шиноби и не сражаться друг с другом?

Мадара иногда впадал в отчаяние от своего друга: люди не меняются просто потому, что ты говоришь им это делать, ты должен сделать это выгодным для них и привлекательным в том плане, который они понимают.

Так что он сформулировал свою идею по-другому: некоторые миссии не способствуют усилению конфликтов с гражданскими и другими кланами шиноби, такие как защита торговых караванов, выслеживание воров и расследование пожаров или убийств. Другие (кража, убийство, нападение) же способствуют. Идея была в том, чтобы постепенно перестать брать миссии, которые провоцируют перерастание в войну с другими шиноби, одновременно вкладывая больше усилий в более мирные начинания, чтобы клан мог оставаться процветающим. Так что мерилом успеха было то, что клан больше не нуждается в том, чтобы брать такие миссии, неважно, сколько денег предлагается. В конце концов, никто не нуждается в убийстве, и если у человека есть огромное количество денег, которые он или она может бросить в шиноби для подобной миссии, то у него или нее определенно есть другие способы, чтобы обойти проблемы, которые создает ему или ей другой человек.

Сенджу все еще переваривали эту точку зрения, когда они сделали перерыв на обед, и они вернулись к столу переговоров с несколькими достаточно предсказуемыми вопросами.

— Как мы можем быть уверены на основе запроса, что миссия правильного типа?

— Мы обучаем наших воинов расследовательскому аспекту, чтобы они могли принимать надлежащие решения, а не просто опираться на наших людей, работающих с отбором миссий и информацией, — спокойно ответил Мадара. Это было чем-то, что он давно обсудил с Китой, и обучение Внешней Стражи было соответствующе изменено. — Задавать правильные вопросы при встрече с клиентом, слушать, незаметно опрашивать третьи стороны, чтобы улучшить понимание ситуации, и, если необходимо, на месте договариваться об изменениях в условиях миссии для достижения более благоприятного результата.

Что было еще одним аргументом в пользу того, чтобы высылать отряд, а не одного шиноби: очень мало гражданских были готовы спорить с пятью воинами клана Учиха, не сводящими с них глаз в ожидании, которые придумали (и иногда уже выполнили) более благоразумный и законопослушный метод, чем прямое убийство, чтобы убрать нежелательного человека, и рассчитывающих на плату за их услуги, хотя, возможно, и не такую большую. Ориентирование в тонких моментах игр власти гражданских также абсолютно отличалось от того, с чем его воины встречались на поле боя, так что это давало ему возможность пробовать новые вещи в более безопасных условиях и слегка расслабиться.

Помогало то, что, будучи благородным кланом со значительной долей на рынке предметов роскоши, Учиха вели переговоры с позиции силы. Никто не хотел, чтобы Учихи вносили их в черный список, так что их клиентская база приспосабливалась. Это также означало, что сегодня клан Учиха выбирал ряд разных и часто более сложных миссий, что не всегда так же хорошо оплачивалось, но не то чтобы теперь они нуждались в том, чтобы получать такие же большие деньги за эти миссии. Доверие и связи, которые они получали, более чем компенсировали потерю дохода.

— Что похоже на внутренний судебный процесс клана Учиха, но продается клиентам? — проницательно спросил Тобирама, постукивая кончиками пальцев по своей кисти. — Полагаю, необходимы специальное обучение и опыт?

— Внешняя Стража в основном учит подобным вещам в поле через наставничество с более опытными воинами, — ответил Мадара, подавляя волну горя, которая поднялась от напоминания, что без этой традиции Внешняя Стража потеряла бы больше половины общих навыков и опыта за последние пять лет. Шаринган, к счастью, позволял очень быстро передавать огромное количество информации, даже несмотря на то, что все равно требовалась практика, чтобы применить в реальности детали, изученные таким методом. Влияние на личность человека могло быть значительным, если за раз передавалось слишком много знаний без надлежаще хорошего фундамента, и для того, чтобы к этому приспособиться, тоже было необходимо время. — Каждая миссия разная, и пересмотр задач требует деликатного подхода.

Это было чем-то, в чем часто его подчиненные-женщины были лучше, или, по крайней мере они лучше могли эффективно этому научиться в юном возрасте.

— Возможно, это что-то, что можно обсудить позже, но это не решает насущный вопрос, — мягко напомнил им Чотай-доно, — который состоит в том, чтобы ослабить зависимость от наемнических миссий через использование в том числе и других форм дохода. Возможно, Сенджу-сан захочет увидеть примеры того, что можно сделать?

Лицо Хаширамы прояснилось:

— Тобирама немного рассказал мне об учиховских ремеслах, и вы подарили нам такие замечательные подарки, но я бы хотел услышать больше!

Мадара аккуратно устроился поудобней, пошевелив ногами, чтобы они не затекли от долгого сидения в сэйдза. Целенаправленная циркуляция чакры действительно в этом помогала: он поблагодарит жену позже за то, что показала ему этот трюк.

— Традиционно, клан Учиха всегда дополнял доход от миссий сжиганием угля и производством чернил, — начал он, — и всю нашу сталь мы делаем сами, чтобы не давать другим стимул зарабатывать на наших битвах.

Было плохо, что гражданские стравливали их с Сенджу на миссиях, и без того, чтобы торговцы оружием также пытались провоцировать стычки.

Легкое дерганье чакры Тобирамы дало понять, что для него это была новая концепция.

— Совсем недавно Учихи расширились и начали заниматься культивированием шелка для гражданского рынка и домашней керамикой как из глины, так и из фарфора. Существует определенный престиж, связанный с товарами, производимыми шиноби, особенно когда на них стоит производственная марка благородного клана, так что мы можем требовать высокие цены за наши усилия, — Мадара сделал паузу. — Что касается того, где начать, лучше сначала узнать, в каких ремеслах уже заинтересованы отдельные мужчины и женщины в клане или чем они занимаются в качестве хобби. Элегантные вырезанные из дерева брусочные панели, которые вы подарили моему клану, например, определенно будут хорошо приняты большим количеством благородных: многие купят наборы с разными узорами для гостиных, чтобы менять их по временам года.

Их также купят богатые торговцы, чтобы демонстрировать их «культурность» и «тонкость».

— Что надо будет предпринять, если люди из обоих кланов займутся одним и тем же ремеслом? — поинтересовался Чотай-доно. — Они будут соревноваться?

— Это может неприятно обостриться, — признал Мадара, — но мы не можем ожидать, что ремесленники одного клана присоединятся к мастерской другого клана просто потому, что у тех идея появилась первой.

— Правила ценообразования, возможно, Мадара-сама? — спокойно предложил Иноши-сан. — Чтобы одно предприятие не могло подрывать другое, или же некоторая форма сотрудничества по вопросу продаж и заказов?

— Нам придется уточнить, что конкретно считается «одним и тем же», — нахмурившись, заметил Тобирама. — Керамика Учих очень отличительна, так что будет ли конкуренцией установить печи и производить абсолютно другой стиль?

Это обещало стать очень сложным. Мадара с благодарностью принял чашку чая от Киты, чтобы смочить горло, и приступил к объяснениям, как остальной международный рынок керамики определяет учиховскую работу, давая с примерами других стилей и типов, коротко погрузился в рынок чернил для дальнейших примеров, а затем потратил еще полчаса раскладывая по полочкам то, как работает рынок шелка в Стране Огня. К концу этого Хаширама все еще каким-то образом выглядел увлеченным, а Тобирама покрыл заметками шесть листов бумаги.

— Итак, если мы возьмем за основу гражданские стандарты ремесел Страны Огня с оговорками для промыслов, включающих техники чакры, нам не придется подробно определять все детали в договоре, — сделал вывод Хаширама, — и людям будет проще пробовать разные вещи. И им не придется присоединяться к мастерским другого клана, чтобы заниматься таким же ремеслом, но им придется разработать общий ценовой стандарт или, возможно, совместно организовывать заказы и продажи. Но если кто-нибудь из одного клана захочет стать учеником мастера из другого клана?

— Клан Учиха считает секретными некоторые техники чакры, сосредоточенные на ремеслах, — предупредил Мадара, — так что такие мастера не примут учеников, только если они не будут готовы отказаться от ранее существующих связей и полноценно быть приняты в клан.

Хаширама махнул рукой:

— Конечно, никто не ожидает, что вы будете обучать чужаков секретным клановым техникам! Но они есть не во всех ремеслах, не так ли?

— У клана Учиха уже есть правила и руководящие принципы ученичества, — признал Мадара, — но нам, скорее всего, придется еще раз обсудить их, так как никто раньше не брал учеников из других кланов, так что условиям может потребоваться небольшая модификация, чтобы это учесть. Я сомневаюсь, что Сенджу позволит мне выступить в качестве его или ее представителя на случай внеклановых споров, касающихся ремесла, например.

У него был одобренный план действий для подобных вещей, но он хотел увидеть, что готов предложить Хаширама, прежде чем раскрыть собственное решение.

— Предварительное соглашение, чтобы позволить ученикам одного клана заниматься ремеслами или навыками, которым учат члены другого клана, с оговоркой, что условия ученичества должны быть обсуждены заранее мастером, о котором идет речь, и должным образом проинформированным опекуном или представителем клана ученика? — предложил Чотай-доно.

— Звучит неплохо! — прощебетал Хаширама.

Мадара нахмурился.

— Это покрывает навыки шиноби? — с подозрением спросил он. Это было гораздо более размытое определение, чем он ожидал.

Оба Сенджу замерли.

— Это заложило бы основы для обучения некоторых заинтересованных Сенджу ранее упомянутым методам расследования Учих, — медленно признал Тобирама. — А также обеспечило бы некоторым специалистам Сенджу доступ к большему количеству учеников, из которых можно выбирать для передачи своих навыков, — он посмотрел ему в глаза через стол. — В нашем клане значительно меньше детей, чем в вашем, Мадара-сама, и наш фокус на индивидуальной специализации означает, что некоторые наборы навыков теряются и заново открываются каждые несколько поколений или им можно научиться только по свиткам.

— Значит, этот пункт будет покрывать навыки шиноби, исключая секретные техники конкретного клана, — определил Мадара. — И то, что считается секретным, надо определить до начала обучения между мастером, о котором идет речь, и его или ее главой клана.

Обучение дзюцу было однозначно его прерогативой как главы Внешней Стражи, так что это совсем не будет проблемой, и старейшины уже зафиксировали, какие аспекты какого ремесла считаются секретными. Сила Сенджу всегда была в огромном разнообразии их специализаций, и Учихам пошло бы на пользу учиться у них, расширяя свой репертуар.

Хаширама взглянул на брата для подтверждения, а затем решительно кивнул:

— Мы согласны.

— Мы согласны, — повторил Мадара. А теперь к намного более сложной теме.

— Как мы будем узаконивать межклановые браки?

* * *

Понадобился еще один целый день обсуждений, но в конце концов было решено, что межклановые браки не будут запрещаться или не рекомендоваться и что дети от этих браков всегда будут считаться как Учихами, так и Сенджу, даже если в них проявится один из кеккей генкаев клана. Никакому родителю не будет позволено ограничивать доступ ребенка ни к обучению, ни к социализации в другом клане, и родители смогут получать доступ к правозащите и представительству для себя или своих детей от любого клана вне зависимости от того, какой клан их родной. Кита уже могла сказать, что это будет головной болью, особенно когда дело дойдет до потомков второго поколения, но это хотя бы будет будущей головной болью, а не текущей. Маловероятно, что межклановые браки появятся в ближайшее время, так как людям надо сначала узнать друг друга.

Потом Хаширама и ее муж решили, что они согласовали достаточно условий, чтобы базовый межклановый договор мог работать, и обсуждение перешло на тему общей деревни.

Так что, конечно, снова начались споры. Намного более громкие, потому что эта деревня была общей личной мечтой Хаширамы и Мадары, но они не говорили о ней почти пятнадцать лет, так что их взгляды значительно разошлись.

— … клан состоит в основном из детей, Хаширама! Я не могу заставить их бросить все, что они знали всю жизнь, просто потому, что ты хочешь, чтобы я это сделал! Если более взрослые сами решат переместиться из кланового селения в деревню, то это другое, но я не собираюсь никого принуждать к переезду!

— Но Мадара, как эти дети смогут испытать мир, если они не будут проводить время с детьми нашего клана?

Кита налила очередную чашку чая мужу, встретившись грустным взглядом с Тобирамой через стол, когда он сделал то же самое для брата. Чотай-доно просто сидел на месте и позволял двум главам кланов спорить друг с другом: было очевидно, что это весьма личное, и, следовательно, прерывание не стоило его времени. По основным пунктам договора уже были приняты решения, так что появится деревня или нет, у Учих и Сенджу будет мир. Основное преимущество, которое получит клан Учиха от деревни, состояло в том, что, если Сенджу все же туда переедут, их клан автоматически станет вассалами Учих. Но она с радостью согласится просто и на мир.

Было бы действительно лучше для всех, чтобы громкий спор двух мужчин, обладающих самой большой личной силой, об их детской мечте продолжился без прерываний, чтобы они могли открыто все высказать, а потом укрепить свою дружбу. Позволять вещам гноиться, не вскрывая этот нарыв, никому не принесет никакой пользы.

— … тогда будет общая академия шиноби! Так они смогут встречаться в структурированной среде под присмотром взрослых!

— Ладно. Но им должно исполниться восемь, чтобы в нее вступить.

— Восемь? Мадара! Что если они будут гениями, как Тоби? Академия шиноби должна быть открыта для всех, кто может пройти вступительные испытания!

— Нет, она не должна!

После того, как это переросло в два дня разгоряченных и все более мелочных непрекращающихся споров, Чотай-доно наконец решил, что с него достаточно, и объявил перерыв, чтобы обе стороны могли остыть. Опять. В этот раз это был бессрочный перерыв с разнообразными мероприятиями, запланированными на несколько следующих дней, которые включали несколько музыкальных и театральных представлений и соколиную охоту. Глава Акимичи также предложил, чтобы они организовали несколько личных встреч между собой, чтобы «сравнить свои взгляды в менее формальной обстановке».

Сидение и слушание мелочных препирательств два дня подряд, пока тебя бесцеремонно игнорируют, истощит терпение любого человека.

Кита точно знала, почему ее муж был так расстроен упрямством Хаширамы, но также понимала, почему Чотай-доно по сути сказал им вырасти и полностью выслушивать друг друга, прежде чем возражать против точки зрения другого. Проблема была в том, что эта тема слишком дорога сердцу ее мужа, чтобы он не расстраивался, когда Хаширама жаловался о его приоритетах и изменениях, которые Мадара внес в их общую мечту с тех пор, как ему было одиннадцать.

Это правда многое говорило о Хашираме, что он не внес никаких значительных изменений в эту мечту со своего одиннадцатого года жизни.

Музыкальное представление было очень хорошим, хотя Кита посетила его одна и, вернувшись, обнаружила Мадару почти в прямом смысле дымящимся от злости после визита его друга. Решив, что с нее достаточно, она загнала в угол Ёко и попросила ее написать приглашение обоим братьям Сенджу на послезавтра, пока ее муж будет на соколиной охоте, а затем пошла проводить отвлекающий маневр.

— Мадара, у нас еще не было полноценной возможности заняться тренировками шарингана.

Ее муж замер, и его плечи слегка расслабились, когда он отвернулся от той точки, в которую угрюмо и раздраженно смотрел, сидя на энгаве.

— Действительно, не было, — согласился он, и его чакра чуть-чуть подостыла, — и я также должен Сахоро и Сакурадзиме дальнейшие уроки.

— Завтра у меня нет никаких дел, — предложила Кита. — Мы можем заниматься обучением весь день.

— Думаю, это отличная идея. Хикаку может помочь: он не знаком с тонкостями разных родов, но некоторые упражнения довольно универсальны, и он может отслеживать течение чакры.

Лицо Мадары смягчилось, он отодвинул раздражение ради ответственности, которой он активно наслаждался:

— Акимичи уже организовали для нас тренировочное поле: я попрошу их о полной приватности завтра, чтобы нас не беспокоили.

— Есть ли что-то еще, чем мы можем заняться этим вечером? — спросила Кита. Погода постепенно становилась жарче, и в таком темпе они будут заканчивать переговоры в юкатах, неважно, насколько неуместно неформально это будет, но ранние утра и поздние вечера были намного более приятными. Она с нетерпением ждала начала летних дождей: они будут скоро, так как посадка риса шла полным ходом.

— Ну, я знаю, что ты занималась медитациями и выполняла базовые упражнения для Мангекьё по утрам и вечерам, — задумчиво сказал Мадара, зайдя обратно через сёдзи и нежно взяв ее руки в свои, — так что как насчет того, чтобы мы оба переоделись во что-то более практичное и воспользовались тренировочным полем, чтобы взглянуть на то, насколько они уже улучшили твой контроль? Твоя базовая техника намного более, эм, бросающаяся в глаза, чем у Сахоро и Сакурадзимы, в конце концов — я могу протестировать их обоих в помещении.

Кита просверлила его взглядом. Это была не ее вина, что ее базовая манифестация такая большая и показная!

— Я тебя укушу, — пригрозила она.

— Я в ужасе, — невозмутимым тоном сказал ее муж, но морщинки у его глаз говорили о том, что внутри он смеялся. — Мне стоит надеть доспехи, чтобы не потерять руку.

— Да, тебе стоит, — Кита отстранилась и с топотом ушла, задрав нос, одновременно довольная его улучшившимся настроением и раздраженная его поддразниванием. Никто никогда не забудет про руку, не так ли?

Однако было приятно слышать его смех, несмотря на то, что она стала предметом шутки. Неяркая вспышка веселья еще виднелась в его чакре, когда он последовал за ней в спальню и переоделся из шелкового хитатарэ, пока она снимала собственную формальную одежду за ширмой. Кита полноценно не осознавала, пока они не начали готовиться к переговорам, что рабочая одежда Учих по сути была хитатарэ, хотя и слегка модифицированными для удобства шиноби: это показывало весь клан в новом свете, осознание, что их повседневное рабочее платье было пережитком более формальных времен, специально предназначенное для ношения под доспехами. Самурайские поножи были заменены огнеупорными обмотками для ног, и рукава были менее мешковатыми, чтобы можно было носить такие же огнеупорные наручи, но что-то другое мало изменилось. Доспехи, которые носили воины клана поверх одежды, были уменьшены до подходяще облегающих и включали намного больше промасленной кожи, чем плетеного шелка, но их происхождение было очевидно.

В ее повседневной жизни было так много всего, что выделяло ее клан, демонстрируя историю и статус, которые она никогда раньше не замечала, потому что все было таким знакомым и привычным.

Как только она оказалась в боевой одежде и поменяла прическу на что-то более устойчивое и практичное, она вышла из-за ширмы, где Мадара все еще был одет только наполовину. Если быть точным, он был обнажен выше талии, трогая плечевой шов обеими руками, слегка хмурясь на обидевшую его одежду.

— Это не особо похоже на доспехи, муж, — мягко поддразнила она, сделав шаг ближе, чтобы потыкать его в ребра.

— Однако ты с намного меньшей вероятностью разорвешь меня в таком виде, — поддразнил он в ответ, подняв взгляд от подозрительного шва.

— Может быть, — признала Кита, скользя взглядом по его торсу: ей действительно нравился вид. — Но я все равно тебя укушу. Определенно.

Она видела много чего, во что она с наслаждением погрузит зубы. Уже вообще-то неоднократно погружала зубы, хотя и не в последнее время.

Лицо ее мужа порозовело.

— Смотри, я не уверен, что этот шов выдержит, — сказал он, сунув ей в руки рубашку и развернувшись, чтобы найти другую. Кита потратила секунду, чтобы полюбоваться всеми этими великолепными мышцами спины (ням), а затем опустила взгляд на одежду в ее руках. Когда она потянула за горловину и рукав, шов действительно немного сдвинулся, так что она вывернула рубашку: и действительно, строчка частично истрепалась. Судя по расположению относительно других швов, скорее всего, из-за доспехов, которые регулярно носились поверх него: подкладка полностью не спасала.

— Рукав надо отпороть и заново пришить, — согласилась она, отложив рубашку в сторону, пока Мадара надевал другую.

Ее муж кивнул:

— Я отложу ее. Если Ёко захочет ее починить, она может, но я не собираюсь ждать этого. У нее есть намного более важные дела, и я взял запасные.

Они оба взяли большую часть их летних гардеробов: одна рубашка не будет критической потерей. Особенно не эта рубашка. Она не была торжественной одеждой.

— Может, я починю ее сегодня вечером.

Мадара с сомнением посмотрел на нее, заправляя рубашку в штаны и затягивая пояс.

— Кита-кои, к вечеру твои глаза будут болеть.

А, да. Тренировки Мангекьё в их наименее приятном виде, и никакой Ёри здесь, чтобы смягчить боль. Ёко была хороша, но не так же хороша.

— Очко моему мужу.

— По шагу за раз, хм? — он поцеловал ее в лоб, а затем надел наручи. — Идем.

— Дай только возьму сандалии.

Она не собиралась носить дзори на тренировке.