Мейгор пришёл снова (гет)

Примечания:

Как и обещала, я расставила второстепенные пейринги, с которыми определилась. Я не знаю, весело ли вам, а вот я смеюсь.

Любите дарк!Деймона? Любите и боль, которая его таким сделала *ускакала в закат, злобно хохоча*.

Темы части:

МАЧЕТЕ — Вечность

https://music.yandex.ru/album/24732900/track/110716614

"И жизнь, через которую мы постигаем смерть,

И смерть, которая знакомит нас с любовью.

Мы можем радоваться вместо того, чтобы терпеть.

Мы можем просто быть собою".

Екатерина Яшникова — Белая птица

https://music.yandex.ru/album/14450555/track/79492654

"На потолке тени повисли —

Ветер листву трясёт.

Душат меня страшные мысли

Капля ещё и всё.

Спал на боку, в детстве не верил,

Что приглянусь волкам.

Детство прошло, волк у постели,

Что же мне делать, мам?"

Диана Арбенина. Ночные Снайперы — Секунду назад

https://music.yandex.ru/album/11249237/track/59735856

"Я падаю с неба сгоревшей кометой

Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета

Твой смех на повторе в моём диктофоне

И важное что-то ты просто не понял

Зачем мне теперь красота?

Я без тебя сирота"

Курсив в диалогах — высокий валирийский.

Если вам сложно держать хронологию в голове, то я сделала это за вас: https://www.timetoast.com/timelines/3081409

Я немного смешиваю канон сериала и книг.

Избавьте меня от этого "какой сейчас год". Богиня тоже умеет разговаривать.

Прототип Валирии — это Римская Империя, поэтому я использую некоторые параллели.

«И вдруг меня охватывает несказанная печаль, которую несёт в себе время; оно течёт и течёт, и меняется, а когда оглянешься, ничего от прежнего уже не осталось. Да, прощание всегда тяжело, но возвращение иной раз ещё тяжелее».

Эрих Мария Ремарк. «Возвращение»

92 AC

Пламя сменилось холодом его покоев. Пожар утих, и Деймон огляделся. Прошли десятилетия с его последнего визита. Комната казалась ему слишком тесной, как одежда не по размеру.

Деймон осторожно встал с кровати, автоматически проверяя, не бросил ли кто из детей свою игрушку. Когда он в прошлый раз раздавил деревянного дракона Визериса, ему пришлось лететь в Пентос и… Визерис ещё не родился. Никто из его детей ещё не родился.

На миг, действительно поражённый всем случившемся, он осел на постели. Подростковые ладони выглядели странно. Слишком… ухоженно.

Не было маленьких шрамов, которые Рейнира любила поглаживать, когда они сидели у огня, а дети играли в их ногах. Она водила по тонким белёсым полосочкам и требовала рассказать, откуда каждая из них. Деймон каждый раз придумывал новую историю. Рейна закатывала глаза, а Бейла настойчиво требовала правды. Он каждый раз со всей серьёзностью заявлял, что в его словах нет ни капли лжи. И никогда не рассказывал ни о вырванном с корнем ногте; ни о росчерках, которые оставили шипы Караксеса, когда сорвало крепление седла и Деймону пришлось отчаянно цепляться за свою жизнь. Если бы он рассказал настоящую историю, то Бейла не возмущалась бы, а Рейна не корчила бы гримасы. Возможно, он разбил бы их образ непобедимого отца, принца-разбойника, великого воина, сделал бы себя слишком человечным. А ему эгоистично хотелось насладиться подольше их святой уверенностью в его непобедимости.

Он перевёл взгляд на стену, ожидая увидеть Тёмную сестру на подставке, но её не было. До этого было ещё четыре года. Деймон поморщился: король, королева, принц Бейлон — все они были ещё живы. Часть его хотела вскочить с кровати и немедленно отправиться к отцу. Увидеть его снова после стольких лет. Деймон мотнул головой. Отец был мёртв для него долгие годы. И даже возможность увидеть его вновь меркла перед тем клубком эмоций и мыслей, которые он не мог переварить.

Сцена смерти его жены всё ещё стояла перед глазами. Слова Сиракс были ядовиты, но правдивы, и вскрывали старые раны без макового молока. Деймон не мог не думать о том, что стало с их детьми после смерти Рейниры. Он не мог отделаться от страстного желания сесть на Караксеса и сжечь Старомест до тла, а после и Ланниспорт. Мысли роились, жужжали, смешиваясь с горем и жаждой крови. Деймон чувствовал вкус безумия на кончике собственного языка. Оно было сладким, таким приторным, как жжённый сахар и горелая плоть.

Он просто не мог… не мог оставаться здесь, смотреть на эти юношеские покои, лишённые домашнего тепла.

Деймон стремглав вылетел из комнаты. Он пролетел мимо стражи, которая особо не обращала на него внимания, проигнорировал Рейнис и Корлиса. Они, наверное, приехали на похороны Эймона. Удалось ли его жене обрести покой после смерти? Или её душа не смогла принять такой исход? Встретила ли она их детей? Догадки душили Деймона. Он задыхался. Ему нужно было увидеть хотя бы Караксеса, хотя бы одну душу, что всё ещё горела рядом с его.

После всех потерь ему нужен был его единственный брат. И даже если всего этого ещё не случилось, если всех потерь ещё не было, если всё можно было исправить… Деймон всё равно потерял! Деймон всё равно хоронил, ссорился, любил и ненавидел. Та прожитая жизнь никуда не делась, не исчезла по мановению божественной руки. Она питала его яростью и гневом, травила душу горем и памятью. Она была!.. Деймон не мог просто стереть сорок лет своей истории.

Он не помнил, как оказался в Драконьей яме. Возможно, он вырывал поводья из чьих-то рук, возможно, он выставил себя ещё большим разбойником, чем был. Это не имело значения, потому что Деймон позвал — и Караксес пришёл. Без слов. Караксес вышел из пещер, игнорируя приказы хранителей, и направился к нему. За ним волочились сорванные цепи, и Деймон чувствовал злость от одной только мысли, что столь прекрасное создание могло ютиться в цепях.

Свяжи дракона, надень на него намордник — это всё равно дракон. Деймон восемнадцать лет был женат на Рее Ройс. Он знал, о чём говорил.

Караксес смотрел на него так, будто они и не умирали над Божьим оком. Деймон раскрыл руки, и горячая морда едва не уронила его на землю. Он прижался щекой к чешуе, слыша только громкое дыхание Караксеса. Он цеплялся за этот ритм, как за последнюю здравую мысль.

Когда Деймон отстранился, он вновь в полной мере почувствовал это биение рядом со своим собственным. Караксес рассерженно дёргал хвостом, не обращая внимания на ругающихся хранителей. Он смотрел на него, будто чего-то ждал, почти требовал.

Свободы, неба, полёта.

Деймон не обратил внимания на крики хранителей, расстёгивая массивный ошейник. Больше ни один дракон не умрёт в цепях, а его дети — в муках. Деймон чувствовал себя задыхающимся, пробежавшим весь путь от замка до Ямы и просто слабым. Шёпот Сиракс был хуже всякого яда, не удивительно, что Мейгор, в конце концов, сошёл с ума. Было невыносимо слушать её откровения.

Деймон с остервенением отбросил последние крепежи в сторону, и Караксес радостно взревел, поднимая голову. Резким движением он сбросил металлический обруч со своей шеи. Он влетел в стену с грохотом и звоном, заставляя даже хранителей броситься врассыпную. Возможно, терпение не было их общей добродетелью.

Караксес больше не хотел ждать, и Деймон — тоже. Он взлетел в седло, и стоило только первой цепи закрепиться на его поясе, как Караксес пришёл в движение, раскрывая крылья и припадая к земле, для лучшего толчка. Когда Деймон зацепил вторую цепь, Караксес уже оторвался от земли. Он никогда не ждал, пока всадник полностью закрепится в седле, что Эймон, что Деймон — никто не избежал его свирепого и нетрепливого нрава.

Деймон, наконец-то, смог сделать вдох.

Трель Караксеса была единственным знакомым ориентиром в прошлом. Деймон не думал, что это принесёт ясность его разуму. Он крепче сжал поводья и направил Караксеса к замку. С каждым взмахом его крыльев к Деймону как будто возвращались силы. Нестройный хор мыслей замолкал, оставляя его в тишине. Он чувствовал, как билось сердце дракона, как горячая кровь ускоряла свой бег и Сиракс замолкала. Отступала к самому краю сознания.

Он подстегнул Караксеса, и, резко обогнув самый высокий шпиль замка, они направились к Драконьему камню. Деймон знал, что не найдёт там ничего, но… он не мог просто отмахнуться от этой глупой потребности увидеть, что трагедия ещё не случилась. Четырнадцать, наверное, смеялись над ним, Рейнира ещё даже не родилась! Деймон видел её смерть меньше часа назад и вряд ли уже когда-нибудь забудет.

Его старшие сыновья пришли в чертоги Балериона через воды Караксеса⁽¹⁾. Его младшей дочери даже не дали родиться. Выжившие дети не нашли мира ни в самих себе, ни в друг друге. Разобщенные, одинокие, потерянные.

Деймон с горечью признавал, что война убила всю их семью. И от этого ему было ненавистнее и тяжелее осознавать собственные решения, которые к подобному привели. Его заблуждения, ошибки Рейниры, их общее безумие… Вырви он этот андальский сорняк раньше, будь Рейнира настолько жестока, насколько все считали… Сожаления — это всё, что ему осталось. Пепел и кости.

Ошибки юности, поспешность решений и желание насолить собственному брату — всё это обернулось слезами его детей и погибелью для Дома. Будь Деймон умнее, веди закулисную игру, и ни одна из девок, что влезла бы в постель короля, никогда бы не понесла и не встала рядом с Железным троном. Визерис мог иметь столько шлюх, сколько хотел, но чрево каждой из них оставалось бы гиблой землёй.

Он упивался собственной болью и гневом, оскорблениями брата и падением династии. Ему было проще трахать Мисайрию, раздражать Визериса и давать Отто очередной повод для изгнания, чем признать, что семейные чувства давно остыли. Лишь один человек в Красном замке не пытался его переделать. Рейнира. И чем он ей отплатил? Его племяннице не было и десяти именин, когда зелёная сука раздвинула ноги перед королём. Деймон был единственным, кто мог защитить Рейниру, и его не было рядом.

Ему хотелось смеяться от этого болезненного осознания. Не будь он так самонадеян во всём, что касалось его брата… Рейнира была бы жива. Их дети были бы живы. Может быть, даже все из них носили бы валирийский цвет волос.

Ему хотелось кричать. Невыносимо было смотреть в прошлое и видеть все упущенные возможности. Как будто Сиракс было мало явить ему смерти его детей, она тыкала его носом в собственные ошибки, как нашкодившего щенка.

Деймон подгонял Караксеса, желая отделаться от этих ядовитых мыслей. Как будто от себя было можно сбежать.

Караксес и сам спешил, точно пытаясь сравниться с Мелеис⁽²⁾. Возможно, он чувствовал напряжение Деймона и его отчаянную, почти жизненную потребность оказаться на земле их предков. Эта буйная энергия передавалась Деймону обратно, и он позволял своему разуму просто скользить, устремлённый к цели и пустой для всего остального. Это приносило некое подобие покоя.

Караксес приземлился прямо перед воротами замка. Деймон спустился, испытывая странное чувство дежавю. Здесь была пролита кровь его жены, здесь узурпатор победил.

Он поднял слегка ошалелый взгляд и нашел место, где в стальной хватке стражи бился его сын. Чуть поодаль свидетелем этой трагедии стал сам Деймон.

— Принц Деймон, вы в порядке? — голос Герардиса вывел его из транса.

Деймон моргнул, понимая, что просто отключился от реальности, и посмотрел на человека, который был преданным слугой его семьи на протяжении многих лет.

— Полагаю, первый самостоятельный полёт на драконе оставил вас слегка потрясённым, — Герардис снисходительно улыбнулся ему. — Передохните, Драконий камень всегда рад принцу Таргариенов, Ваше Высочество.

Деймон сглотнул и кивнул, стараясь взять себя в руки. Он всё равно не смог сдержать дрожи, плач Эйгона преследовал его до самого замка.

Гостевые покои не изменили своего облика за десятилетия. Это странным образом успокоило его. Не изменилось ничего, кроме него.

Деймону не составило труда выбраться и проскользнуть мимо стражи. Рейнира всегда любила покои Висеньи больше комнат Эйгона. Как будто это приближало её к детской и несбыточной мечте быть похожей на свирепую воительницу. Деймон не смог сдержать нежной улыбки.

Рейнира не была создана для сражений. Её чудесное мягкое тело не должно было носить доспехов, единственная тяжесть, которая должна была тянуть её к земле, — это роскошная вышивка платьев и россыпь украшений. Несмотря на всё её мастерство в воздухе, Рейнира носила под сердцем мягкость. В то время как драконы в основном охотились сами, Сиракс всегда надеялась на подношения Караксеса, Хранителей или самого Деймона. Это отражало то, насколько избалованной была сама Рейнира. Он всегда заботился, чтобы у неё было всё, чем был обязан ей мир. Его любовь не заслуживала ничего, кроме комфорта и роскоши. Он собирался избаловать её вновь.

Её руки не были созданы для меча. Даже долгие полёты на Сиракс не смогли сделать кожу грубой. Кольца украшали почти все её пальцы. Рейнира любила крутить их, когда нервничала или чувствовала себя уязвимой. Деймон всегда пытался осторожно накрыть её руку, скрывая слишком явный для всех показатель эмоций.

Он посмотрел на резное зеркало, которое Эйгон подарил Висенье. Рейнира разбила его в гневе. Осколки впились в ладони, и алая кровь покрыла искусную лепнину. Деймон коснулся её рукой, прослеживая узор. Он отремонтировал всё и приказал покрыть искусные завитки позолотой в виде чешуек Сиракс.

Это было так давно, будто в другой жизни.

Они вернулись после очередного посещения Красной гавани. Лейна хотела задержаться в Вестеросе, и Деймон тоже. Самому себе было лгать бесполезно.

Рейнира выгнала всех служанок и прикрикнула на Лейнора, чтобы он оставил её в покое. Деймон тогда просто стоял там, за дверью, не зная, что делать. Он слушал, как летала мебель, бились вазы. А потом раздался звон стекла, и рычание Рейниры обернулось тихими всхлипами. Лейна решительно оттолкнула их и велела присмотреть за детьми, прежде чем войти в покои. Рейнира швырнула в неё книгой. Как будто Лейну могла остановить такая мелочь. Она всегда была более смелой, чем он.

Они с Лейнором так и сделали. Деймон смотрел, как мальчики играли с его дочерьми, и видел в них лик сира Харвина. Неужели Рейнира не могла выбрать кого получше, когда первый ребёнок родился без валирийского цвета волос? Он не мог её за это винить. Запертая в гадючьей яме, она пыталась урвать собственный кусок счастья.

Ему стоило бы чувствовать ревность или хотя бы зависть. Наверное, ему и не удалось уйти полностью от этих чувств, но у мальчиков была улыбка Рейниры, её скулы и губы в форме сердца. Люцерис просил его рассказать о Караксесе и взять в полёт, как и его мать когда-то.

Деймону было впору их ненавидеть. Дети, которые должны были быть его; дети, которые не были даже законнорождёнными; единственное наследие Рейниры.

Может, Четырнадцати было угодно избавить их род от всех полукровок? Деймон больше не чувствовал радости от этой мысли. Ублюдки его брата сгинули в пламени войны все, как один. Плевать. Кареглазых мальчиков Рейниры забрали воды Караксеса.

Деймон с горечью признавал, что скучал по ним.

Лейна тогда так и не сказала, что вызвало вспышку ярости у Рейниры. Он сам догадался. У королевской шлюхи всегда были какие-то проблемы с неугасающей красотой Рейниры. С тем, как из тонкой девушки она превратилась в прекрасную женщину с полными бёдрами и пышной грудью. Королеве как будто была невыносима сама мысль, что в теле женщины могло быть что-то, помимо тонкого слоя лицемерия и блядства.

Её нападки приводили Деймона в ярость и в лучшие годы, но сейчас он был полон решимости лицезреть её страдания. Деймону не нужна была справедливость. Это даже мало было похоже на месть: мстить ещё было не за что. Это была чистая, ничем не прикрытая жажда расправы. За каждый полный крови и боли шаг Рейниры Алисента должна была сделать тысячу.

Единственное, что удерживало Деймона от сотворения хаоса немедленно, — это напоминание Сиракс.

«В третий раз я обрублю дракону все головы, дитя».

Он не имел права на ошибку. В своей ярости Сиракс была худшей из богов. Она разрывала собственную грудь, выворачивая наизнанку нутро и восставая Богом Абсолютного Порядка. Жизнь могла процветать только в хаосе. После воплощения Скариса⁽³⁾ не оставалась ничего, кроме вечного покоя. Даже Арраксу⁽⁴⁾ было не под силу остановить его праведное шествие.

Обязательства вились вокруг его рук цепями, тянущими к земле. Их вес напоминал Деймону о единственном, чего он желал больше чужих мучений, — о его семье, но от этого не становилось легче. Ярость не утихала в груди.

Деймон занёс руку над зеркалом, будто пытаясь прикоснуться к событиям тех, других, лет, но остановился в самый последний момент.

Это Рейниры. Его королевы, а Деймон всего лишь слуга жесточайшей из муз. А до того момента разве у него не было достаточно голов, что ещё сидели на чьих-то шеях?

Он в последний раз осторожно коснулся рамы и вышел из покоев. Вначале ему нужно было завернуть на склад.

Домашний алтарь был скрыт от посторонних глаз. Деймон не собирался играть по чужим правилам. Если Четырнадцать хотели, чтобы он не сжёг Вестерос, им пришлось бы дать ему обещание. Одно единственное заверение, которое развязало бы Деймону руки и позволило действовать по своему усмотрению, а не ждать ещё годы, чтобы внести минимальные изменения.

Алтарь был построен первыми валирийцами, что прибыли на эту землю. Комната была похожа на длинный коридор, где вдоль стен стояло четырнадцать статуй. Они были сделаны из драконьего стекла. Идеально отполированный камень был тёмен, как ночь, а каждый выступающий элемент заточен до смертельной остроты. Опасные, отражающие суть каждого бога монументы возвышались над Деймоном, как незримые надсмотрщики. Их глаза, сделанные из драгоценных камней, мерцали в свете стеклянных свечей. Ему казалось, что они следили за ним.

В прежние времена Деймон мог любоваться игрой бликов часами, только здесь чувствуя себя единым со своей историей. На этом крохотном островке валирийской культуры никто не мог обвинить его в безбожие. Те времена прошли.

Первым делом он опустился перед алтарём Вхагар. Покровительство Сиракс не могло изменить его выбора. Кинжал едва заметно блеснул, и алая кровь пролилась в жертвенную чашу. Он делал это сотни раз на протяжении всей своей жизни и не желал изменять себе и сейчас.

Фигура наполовину женщины, наполовину драконицы взирала на него кровавыми рубинами, когда он приклонил колени. В свой человеческой руке она держала меч, а из драконьей пасти извергала пламя. Дикая смесь человеческой хитрости и драконьей ярости. Вхагар не признавала иной валюты, кроме крови.

Деймон прикрыл глаза и произнёс знакомую молитву, прося направить его руку и окропить залы Красного замка кровью saelie qogror⁽⁵⁾. Виновные и безвинные — все должны были сгореть в огне его мести. И если Вестеросу так нужен был ещё один Харенхолл, то так тому было и быть.

Только после этого он подошёл к алтарю Мелеис⁽⁶⁾ и опустил в чашу пшеницу, поджигая её. Следом упала ещё пара капель крови. Молитва, сдобренная ею, всегда звучала громче.

Вот только он пришёл не молиться, а ставить условия.

— Я стану проводником вашей воли, — Деймон перешел на родню речь, пробуя её на вкус, будто не говорил на ней десятки лет, — если Рейнира родится вне зависимости от изменений, которые я привнесу. Примите эту сделку или наблюдайте, как Вестерос горит.

— Ты сожжёшь его ещё раньше, — затрепетало пламя. — Так тому и быть. Она придёт, как и было должно.

В отличие от Сиракс, Богиня любви и материнства не жаловала долгих речей и формальностей. Даже её ритуалы были скромными и быстрыми. Она воплощала самое важное, единственное, что имело цену, и о чём часто забывали в пылу страстей и придворных игр.

Это всё, что нужно было Деймону. Одно маленькое обещание, чтобы огонь наполнил его кровь.

Он покинул алтарь и быстро вышел из крепости. Стража не остановила его.

Под ногами шуршала галька. Они с детьми бесчисленное множество раз тренировались здесь. Деймон учил Джейкериса правильно держать меч, а Люцериса — лук. Они вместе ходили под парусом, и дети ныряли к морскому дну в поисках красивых ракушек. Только не Рейна. Конечно, его дочь была слишком леди для этого, предпочитая оставаться рядом со своей матерью и морщить нос от их выходок.

Прошло не так много времени, прежде чем его дочери приняли Рейниру. Они видели, какие крепкие узы связывали Лейну и принцессу. А потом Люк в своей наивной и нежной манере предложил им звать Рейниру мамой, а валирийское muña⁽⁷⁾ оставить только для Лейны.

Рейнире никогда не нравилось слово «мачеха». Оно всегда было пропитано ненавистью и ядом и успело набить оскомину. Ей было невыносимо называть свою бывшую служанку королевой, а Визерис поощрял игру в семью.

Брату всегда нравились дешёвые спектакли.

Джоффри всё время пытался стянуть Тёмную сестру. Однажды у засранца почти получилась, и Рейнира пришла в такую ярость, что угрожала скормить Деймона Сиракс в следующий раз. Возможно, ей не суждено было быть воительницей, но это не значило, что её духу не доставало твёрдости и остроты.

Он перевел взгляд на горизонт и позвал Караксеса. Море было необычайно спокойным, сигнализируя о приближении шторма⁽⁸⁾. Нужно было возвращаться в Королевскую гавань, но Деймон как будто чего-то ждал.

Он знал, почему первым делом бросился сюда. Дело было не только в осточертевшей Красной крепости. Это было прощание.

Деймону нужно было вдохнуть эти воспоминания полной грудью, прикоснуться к дому своей единственной семьи.

Он долгие годы нёс в себе братскую любовь, которая не была никому нужна. Бездействие Визериса сделало войну неизбежной. Его заблуждения стоили Деймону всего. Деймон проиграл все битвы в глазах деда, слишком напоминал Алиссу отцу, и у него никогда не было шансов против Доброй королевы. Он знал, что его место было не с ними, но легче оказалось умереть, чем отпустить детские надежды.

Деймон услышал драконий рёв и обернулся. К пляжу стремительно приближалась Вхагар. Было непривычно видеть на ней своего отца, а не одноглазого выблядка.

Деймон сделал глубокий вдох и не почувствовал ничего. Семейные узы рвались на удивление тихо. Как будто что-то просто отмирало и отпадало за ненадобностью.

Люк успел осознать, что случилось, когда пасть Вхагар сомкнулась вокруг него? О чём думал Джейк, когда море поглотило его? Кому молился Джоффри, когда Сиракс сбросила его с себя? Как часто картина смерти матери преследовала Эйгона? Визерис запомнил их лица? Что пришлось пережить Бейле в плену? Каково было Рейне выйти замуж за ублюдка Хайтауэров?

Бейлон умер тридцать лет назад, и это больше не имело значения. Деймон отпустил его. Теперь у него были другие приоритеты.

Он даже не пошевелился, когда Вхагар опустилась недалеко от него.

Отец спешил к нему. Наверное, волновался. Оказалось, что время исказило его облик из памяти. Мужчина перед Деймоном был… полным жизни и взволнованным. Он внимательно осматривал фигуру Деймона, наверное, ища повреждения.

— Деймон! — и этот твёрдый голос он тоже не помнил.

Какими непостоянными оказались воспоминания. Вроде бы был человек, жил в сердце, а встретил его снова — и не узнать.

Деймону даже не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать приближение Караксеса. Последовала его вопросительная трель, и дракон опустился прямо позади него. «Ничего не изменилось», — подумалось Деймону. Караксес, как и раньше, возвышался угрожающей защитной громадой за своим всадником.

— Отец, — было странно обращаться так к кому-то живому и стоящему напротив.

Ещё страннее было осознавать, что Бейлон был младше его на двадцать лет.

— Вижу, что твой первый полёт прошёл без происшествий, — устало выдохнул Бейлон. — Поздравляю.

Он, наверное, помчался за сыном, как только понял, кто оседлал Караксеса, но его улыбка была искренней. Деймон видел, что отцу всё ещё было больно смотреть на Алого змея. Слишком свежа была рана от смерти Эймона. И всё же он был здесь.

Деймон вздрогнул, когда отец его неожиданно обнял. Странное, давно забытое чувство. Объятия мертвеца.

Маленькая часть Деймона, оставшаяся в далёком детстве, хотела упасть в эти объятия и позволить себе сломаться под тяжестью навалившегося горя. Прошли годы с тех пор, как что-то могло его сломать. Потом только гнуло и гнуло, заставляя через силу держать спину ровно.

Детские мечты, воздушные замки и заблуждения — Деймон оставил всё это в прошлом, положил рядом с мёртвыми детьми и Рейнирой. Сиракс зажгла огонь, и остались только пепел да осколки костей⁽⁹⁾.

Часть его хотела рассказать всё отцу, другая вписывала имена в книгу мертвых.

Деймон похлопал Бейлона по спине и спрятал злую ухмылку. Как жаль, что он никогда не был достаточно хорошим человеком.

Примечания:

Как вам 5 стадий горя Деймона Таргариена?

Если вы заметили, как мне не удалось запихнуть моё TES-ое начало обратно в камень душ, то сделайте вид, что ничего не видели.

Есть один тёмный момент, который я ещё обдумываю. Бейлон был жив, когда Алисанна женила Деймона. Бейлон был одним из любимцев своей матери. Пытался ли он отговорить её? Поддерживал? Пытался ли уговорить Деймона? Поддержать? С Бейлоном вообще сложно, потому что если не разыгрывать карту заговора, то у него просто разорвался аппендикс. Визерис отстранился от Рейниры, потому что та напоминала ему Эймму. Деймон — копия Алиссы. Не взял ли Визерис это от собственного отца? Не принял ли за норму пренебрежение братом? Слишком мало информации — нуждается в обдумывание и доработке.

1) Караксес — Бог моря, воды, штормов и бурь, близнец Мераксеса. Он чистое воплощение водной стихии, её мощи, неумолимости и переменчивости. Его суровый нрав порождает ураганы и водовороты, вызывает волны-убийцы и шторма. Его просят о милости рыбаки и моряки. Его имя очень подходит Караксесу (дракону), с его змеевидным телом, как у морских гадов, и дурным характером.

Вернуться к тексту

2) Мелеис была самым быстрым драконом Вестероса в свои лучшие годы.

Вернуться к тексту

3) имя Сиракс задом-наперёд.

Вернуться к тексту

4) Повелитель Богов

Вернуться к тексту

5) — люди третьего сорта, в прямом переводе «третий класс», (высок. валир.). «Сталкиваясь с первыми христианами, греко-римляне то ужасались, то зажимали нос. Христианство ассоциировалось с чем-то грязным, порочным, извращенным, замкнутым в себе и прячущимся от солнечного света, вроде нынешней тоталитарной секты… Они были настолько непонятны просвещенным римлянам, что их называли genus tertium, третий род, то есть нечто почти нечеловеческое. Недоразумения усугублялись тем, что, на взгляд язычников, все христиане, ортодоксальные и сектанты, были на одно лицо. Многие ужасы, в которых обвиняли христиан вообще, действительно имели место среди сектантов».

Вернуться к тексту

6) Богиня любви и плодородия, поэтому Деймон преподносит ей зерно.

Вернуться к тексту

7) мама (высок. валир)

Вернуться к тексту

8) Море становится особенно спокойным перед штормом или ураганом из-за особого взаимодействия ветра, морской пены, брызг и волн.

Вернуться к тексту

9) Кости не горят. Это почти минерал. Под воздействием высокой температуры они разрушаются на фрагменты.

Вернуться к тексту