Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Примечания:
Рекомендую читать под это: https://youtu.be/oTdEBLCnMvk?si=lAI1VvLWzQ4bysLF — такая светлая песня под такую часть задает нужное настроение.
Общее описание Сиракс: Сиракс — Богиня вина, плодородия, вечеринок, фестивалей, безумия, хаоса, опьянения, растительности и экстаза.
Если нас уколоть — разве у нас не идёт кровь?
Если нас пощекотать — разве мы не смеёмся?
Если нас отравить — разве мы не умираем?
А если нас оскорбляют — разве мы не должны мстить?
«Венецианский купец», Уильям Шекспир
Последним, что почувствовал Деймон, была боль от удара. Всё мгновенно померкло и не было ничего, пока его не потянуло вверх с такой силой, что должны были затрещать кости. Его выбросило на стену Драконьего камня. Вышвырнуло, как какую-то куклу, и, прежде чем он успел осознать, блаженную тишину разрезал крик Рейниры.
Деймон поднял голову и увидел, как Альфред Блум провёл кинжалом разрез от живота до груди его жены. Драгоценные камни, украшающие её платья, осыпались дождём на каменную площадку. Его тело начало двигаться само по себе, мысль ещё не успела сформироваться, как Деймон потянулся к мечу на поясе, когда понял, что не способен двигаться.
— Muña(1)! — сорвался детский крик.
Деймон бросил взгляд в сторону и увидел их сына. Маленький Эйгон бился, как птичка, в клетке из стальной хватки стражи. Он рыдал и отчаянно тянул свои руки к матери.
Это было наказанием Деймона?
Тень Солнечного огня нависла над Рейнирой. Деймон знал, что будет дальше, и мог только наблюдать. Крики сына звенели в его ушах, сливаясь с проклятьями Рейниры и её воплями боли. Даже перед лицом смерти она оставалась всё такой же гордой. Драконье пламя облизало её, прежде чем пасть смокнулась на женском стане.
На почерневших камнях остались лишь капли крови и часть голени.
Деймон почувствовал, как тошнота подступила к горлу. Он, неспособный долго смотреть на эту картину, отвёл взгляд. В груди разверзлась дыра размером с Вестерос, и он только и мог, что слышать своего надрывающегося сына.
Он их подвёл. Этого бы не случилось, будь он рядом. Этого не случилось бы, будь он более жестоким с самого начала, избавь он свой род от андальского отродья ещё в колыбели. К черту все проклятья Четырнадцати, плевать на клеймо убийцы родственников. Его называли Мейгором, так почему же ему досталась судьба Эйниса? Никакая кара небесная не могла сравниться с жизнью его драгоценной племянницы и детей.
Гнев вспыхнул в его венах, и он яростно задёргался, пытаясь вырваться и прорваться к своему ребенку, пытаясь сделать хоть что-то! Всё не должно было закончиться так!
Стоило ему наконец подняться, как картина снова сменилась, и Деймон оказался посреди тронного зала, у подножия трона, на котором восседал его брат. Вернее, что-то, принявшее облик его брата. Визерис никогда не умел вести себя так, словно весь мир был под его ступнёй, и стоило ему только топнуть, как Вестерос сгорел бы. Такое высокомерие было свойственно скорее Рейнире.
Эмоции Деймона не успевали за сменой событий, он чувствовал себя ребенком, барахтающимся в луже и не способным встать на ноги без посторонней помощи.
— Ты знаешь, что Визерис видел это в своём сне? Мальчика, восседающего на троне, бой литавров и льющуюся драконью кровь? Огонь, что поглотил эти проклятые земли? Тессарион послала ему предупреждение о том, что будет, если из его чресел выйдет ещё одно дитя, — голос не-Визериса был полон скуки, как будто существу перед ним приходилось разъяснять очевидные вещи. — Он был так глуп. Ты знаешь, что он решил?
Не-Визерис наклонился ближе, будто желал поделиться секретом. Его лицо украшала неестественная, безумно широкая улыбка.
— Что это благословение, — прочти прошептало существо, а потом не выдержало и разразилось громким смехом, дергая ногами, как маленький ребёнок. — Благословение, ой, я не могу! Дурак, дурак, дурак!
Что-то внутри Деймона оборвалось. Его брат был самым большим поклонником валирийской истории. Он всегда получал от Деймона в дар множество валирийских трудов. Цитадель не могла похвастаться такой библиотекой! Ни одно изгнание Деймона не заканчивалось без того, чтобы он не привёз новые свитки для коллекции своего брата.
Это был Визерис, который ругал его за «не мечты сделали нас королями»; это был его старший брат, который научил его молиться правильно. Это был Визерис, который забыл, что Тессарион никогда не посылала благословений.
Деймон почувствовал тошноту. Все эти жертвы… Бесконечные страдания Эйммы, унижения Рейниры и крики его детей… Сколько драконьей крови должно было пролиться, потому что Визерис забыл их историю? Потому что он был слабым королём?
Смех оборвался так же резко, как начался. И Деймон не сдержал дрожи, когда увидел лицо Эйммы в паре сантиметров от своего. Оно просто возникло из ниоткуда, а всё вокруг залил свет её покоев.
— Глупый, глупый, глупый, смертный! — зашипела не-Эймма. — Сестричке Мелеис пришлось вмешаться, чтобы не допустить этого. Ему и этого было мало! — она перешла на безумный шепот. — Пришлось действовать мне… А чтобы птичка не рожала — сверну ей шею, чтоб молчала!
«Сестричка Мелеис»? Деймона пробрал ужас от понимания того, кто оказался перед ним, но это чувство тут же сменил гнев. Почему из всех дураков Таргариенов его Боги выбрали Визериса? Почему его жена и дети должны были платить за это? Он не мог раскрыть и рта, ему оставалось только бросать яростные взгляды на не-Эймму. Никакое Божество не могло умалить его ярости перед потерей всего, что составляло его суть.
— Стоило просто оскопить этого борова! — не-Эймма сплюнула и нахмурилась, жадно втягивая носом воздух. — Твой гнев… Хорошо-хорошо-хорошо!
Она расплылась в улыбке и захлопала в ладоши.
— Осталось ещё чу-чуть. Красотку Мисси как найду, ей сразу в брюхо нож воткну!..
Лицо Эйммы сменилось ликом Мисайрии и духотой бордельных комнат. Его бывшая любовница лежала полностью обнаженная на смятых простынях.
— Ах, Ваше Высочество! — фальшивые стоны Мисайрии неприятно резали слух. — Позвольте же мне, позвольте же мне! — она показательно громко вскрикнула, касаясь своей груди и промежности. — Предавать Вас снова и снова! Ведь кошель Отто куда глубже, а разум вашей жены уже готов принять любой яд! Ах! Разве Вас не учили не доверять шлюхам?
Её голос был сладок, и Мисайрия томно смотрела на него из-под полуприкрытых век. Деймон почувствовал, как ещё одна рана вспыхнула в его груди, разжигая жажду мести с новой силой.
— Или тебе больше по вкусу лицо благочестивой девчонки? — существо улыбнулось, мгновенно превращаясь в Алисенту.
Ему никогда не нравились её платья. Закрытые от макушки и до кончиков пальцев ног. Как будто любой открытый кусок кожи мог оскорбить её богов. Сейчас изумрудная юбка была похабно задрана, чтобы королевский гвардеец мог уместиться под ней.
— С таким поведением она должна была служить мне, — выдохнула не-Алисента, сжимая одной рукой темную шевелюру Кристона Коля. — С другой стороны, я никогда не любила лицемеров.
Деймон почувствовал желание оскалиться. Маленькая сучка не могла забыть Рейнире борделя, считая это предательством их детской дружбы. Что ж… андальское отродье оказалось ничуть не лучше.
— К чему я это? — не-Алисента подняла свободную руку и покачала пальчиком. — Мы недовольны. Не-до-во-льны! Столько посланий, усилий, чтобы вы всё проебали.
Только одна Богиня пантеона могла вести серьезный разговор, находясь в облики королевы, которой все ещё лизал пизду блядский дорниец.
Сиракс.
— Тессарион хочет послать предупреждение юному тебе, и никто из братьев и сестёр не хочет слушать меня, когда я говорю, как это глупо. Твоя юная версия ещё более бестолкова, чем Визерис, — не-Алисента поморщилась и закатила глаза, издавая громкий стон.
Он не хотел знать, как выглядит кончающая Алисента, но Сиракс не спрашивала его мнения, а может, просто наказывала.
Деймон почувствовал, что может двигаться, и поморщился. Его раздирали слишком противоречивые эмоции, на которые у него не было времени.
— В наше время даже Четырнадцать пренебрегают своими женщинами? — выплюнул Деймон.
Он не был лучшей кандидатурой для исправления ошибок. Деймон был плохим человеком и жаждал мести. Имея такие знания, он ступил бы на весьма кривую дорожку, на которой все виновные умылись бы кровью. Ему не было дела, что преступления, за которые они должны были заплатить, они ещё не совершили. Их искажённые от горя лица, вопрошающие у Богов, за что они понесли такие кары, принесли бы ему больше наслаждения, чем Сиракс могла представить.
Деймон не смог бы исправить всё — он бы властвовал над руинами, которые сам и создал, потому что единственной, кто мог остановить его, была Рейнира. И в ней же таилась одна из главных причин его ярости. Все трагедии его жены, все слёзы и пролитая кровь — Вестерос должен был заплатить. В сознании Деймона это была абсолютная истина.
Сиракс рассмеялась и обратилась ликом Рейнис. В этом обгорелом куске мяса едва ли угадывалась его кузина, но Деймон просто знал, что это она. Ещё одна жертва его семьи, которая была возложена на алтарь слабости Джейхериса и бездействия Визериса.
— Я сказала им то же самое, когда они не дали мне вмешаться в судьбу Рейны(2), поэтому я помогла Мейгору и поменяла Эйру и Рейллу(3) местами, забавы ради, — не-Рейнис надула губы, и от этого движения ошмётки мяса начали сползать прямо с её лица вместе с носом и губами, обнажая челюсть и ряд зубов. — Но что, если вместо пророчества в прошлое отправишься ты?
Не-Рейнис развела руки в сторону и куски кожи полетели во все стороны, как брызги.
— Они не хотят меня слушать — а я отправлю тебя! Заменю одно и на другое! Они уже не смогут ничего исправить! — воскликнула Сиракс.
Не-Рейнис подошла к нему, оставляя за собой грязно-бурые следы из обгоревшей кожи, мышц, и положила руки на его плечи. В нос Деймона ударил сладких запах горелой плоти, но он едва ли поморщился, спокойно выдерживая взгляд божества. Дракон в нём поднимал голову, и всё, что видел перед собой Деймон, — это возможность не только вернуть свою семью, но и отомстить за неё, утолить эту жгучую жажду насилия и крови.
— У тебя может получиться то, что не вышло у Мейгора, — не-Рейнис щёлкнула зубами и покачала головой, обнажая мышцы шеи. — Ему не хватало мотивации. Обиженный мальчик, что хотел больше, чем заслуживал. Но твоя ярость… твоя цель. Вестерос будет рыдать кровавыми слезами, как должен был с самого начала!
Вместе с её безумным шёпотом их окутывал плотный туман.
— Но, но, но! Будет одно условие! — даже Сиракс не давала ничего просто так.
Костлявый палец не-Рейнис уткнулся ему в грудь, оставляя ошмётки плоти на одежде.
— Кровь дракона должна сидеть на троне! Пророчество должно быть исполнено! — взвизгнула Сиракс. — Ты не можешь просто сбежать и сжечь земли эти лживых богов, как бы сильно мне этого ни хотелось.
— Иди и стань моим воздаянием, Деймон Таргариен.
Смех Сиракс всё не утихал, когда вспыхнула искра и водоворот огня поглотил Деймона.
Всё только начиналось. Если и этот глашатай нарушит её планы, то она с чистым сердцем позволит и этим детям сгореть в её пламени.
Примечания:
Да, отношения деймиры круто пострадали в течение всей войны, и здорового там осталось ровным счетом нихуя, но для здоровых отношений нужны здоровые люди, а там этим и не пахло. Но перестали ли он любить друг друга? Нихуя. Это было токсично, больно, грязно, полно недоверия, но неизменно.
Да, я взяла фразочки Цицерона из "TES: Skyrim".
Это R или NC-17?
Я проставлю все побочные пейринги со следующей главой. пока у меня в голове еще идет перетасовка, но гарантирую, что вам понравится. или нет. у меня подозрения, что смеяться буду только я.
Прототип Сиракс — это Цицерон из "TES:Skyrim" и Ева из манхвы "Ваше Высочество, пожалуйста, не убивайте меня снова". Да, всем пизда.
Не знаю, насколько жестоко это выйдет. Я не мастак, поэтому буду учиться
1) мама (высок.валир)
2) Старшее дитя Энийса и Алиссы Веларион, старшая сестра Джейхериса I. Сестра-жена Эйгона (сына Эйниса). Мать Эйреи и Рейллы Таргариен.
3) Эйрея с детства была робким ребенком, а Рейлла, наоборот, бойким, но после восхождения Джейхериса девочек как будто подменили и их характеры поменялись местами.
Примечания:
Как и обещала, я расставила второстепенные пейринги, с которыми определилась. Я не знаю, весело ли вам, а вот я смеюсь.
Любите дарк!Деймона? Любите и боль, которая его таким сделала *ускакала в закат, злобно хохоча*.
Темы части:
МАЧЕТЕ — Вечность
https://music.yandex.ru/album/24732900/track/110716614
"И жизнь, через которую мы постигаем смерть,
И смерть, которая знакомит нас с любовью.
Мы можем радоваться вместо того, чтобы терпеть.
Мы можем просто быть собою".
Екатерина Яшникова — Белая птица
https://music.yandex.ru/album/14450555/track/79492654
"На потолке тени повисли —
Ветер листву трясёт.
Душат меня страшные мысли
Капля ещё и всё.
Спал на боку, в детстве не верил,
Что приглянусь волкам.
Детство прошло, волк у постели,
Что же мне делать, мам?"
Диана Арбенина. Ночные Снайперы — Секунду назад
https://music.yandex.ru/album/11249237/track/59735856
"Я падаю с неба сгоревшей кометой
Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета
Твой смех на повторе в моём диктофоне
И важное что-то ты просто не понял
Зачем мне теперь красота?
Я без тебя сирота"
Курсив в диалогах — высокий валирийский.
Если вам сложно держать хронологию в голове, то я сделала это за вас: https://www.timetoast.com/timelines/3081409
Я немного смешиваю канон сериала и книг.
Избавьте меня от этого "какой сейчас год". Богиня тоже умеет разговаривать.
Прототип Валирии — это Римская Империя, поэтому я использую некоторые параллели.
«И вдруг меня охватывает несказанная печаль, которую несёт в себе время; оно течёт и течёт, и меняется, а когда оглянешься, ничего от прежнего уже не осталось. Да, прощание всегда тяжело, но возвращение иной раз ещё тяжелее».
Эрих Мария Ремарк. «Возвращение»
92 AC
Пламя сменилось холодом его покоев. Пожар утих, и Деймон огляделся. Прошли десятилетия с его последнего визита. Комната казалась ему слишком тесной, как одежда не по размеру.
Деймон осторожно встал с кровати, автоматически проверяя, не бросил ли кто из детей свою игрушку. Когда он в прошлый раз раздавил деревянного дракона Визериса, ему пришлось лететь в Пентос и… Визерис ещё не родился. Никто из его детей ещё не родился.
На миг, действительно поражённый всем случившемся, он осел на постели. Подростковые ладони выглядели странно. Слишком… ухоженно.
Не было маленьких шрамов, которые Рейнира любила поглаживать, когда они сидели у огня, а дети играли в их ногах. Она водила по тонким белёсым полосочкам и требовала рассказать, откуда каждая из них. Деймон каждый раз придумывал новую историю. Рейна закатывала глаза, а Бейла настойчиво требовала правды. Он каждый раз со всей серьёзностью заявлял, что в его словах нет ни капли лжи. И никогда не рассказывал ни о вырванном с корнем ногте; ни о росчерках, которые оставили шипы Караксеса, когда сорвало крепление седла и Деймону пришлось отчаянно цепляться за свою жизнь. Если бы он рассказал настоящую историю, то Бейла не возмущалась бы, а Рейна не корчила бы гримасы. Возможно, он разбил бы их образ непобедимого отца, принца-разбойника, великого воина, сделал бы себя слишком человечным. А ему эгоистично хотелось насладиться подольше их святой уверенностью в его непобедимости.
Он перевёл взгляд на стену, ожидая увидеть Тёмную сестру на подставке, но её не было. До этого было ещё четыре года. Деймон поморщился: король, королева, принц Бейлон — все они были ещё живы. Часть его хотела вскочить с кровати и немедленно отправиться к отцу. Увидеть его снова после стольких лет. Деймон мотнул головой. Отец был мёртв для него долгие годы. И даже возможность увидеть его вновь меркла перед тем клубком эмоций и мыслей, которые он не мог переварить.
Сцена смерти его жены всё ещё стояла перед глазами. Слова Сиракс были ядовиты, но правдивы, и вскрывали старые раны без макового молока. Деймон не мог не думать о том, что стало с их детьми после смерти Рейниры. Он не мог отделаться от страстного желания сесть на Караксеса и сжечь Старомест до тла, а после и Ланниспорт. Мысли роились, жужжали, смешиваясь с горем и жаждой крови. Деймон чувствовал вкус безумия на кончике собственного языка. Оно было сладким, таким приторным, как жжённый сахар и горелая плоть.
Он просто не мог… не мог оставаться здесь, смотреть на эти юношеские покои, лишённые домашнего тепла.
Деймон стремглав вылетел из комнаты. Он пролетел мимо стражи, которая особо не обращала на него внимания, проигнорировал Рейнис и Корлиса. Они, наверное, приехали на похороны Эймона. Удалось ли его жене обрести покой после смерти? Или её душа не смогла принять такой исход? Встретила ли она их детей? Догадки душили Деймона. Он задыхался. Ему нужно было увидеть хотя бы Караксеса, хотя бы одну душу, что всё ещё горела рядом с его.
После всех потерь ему нужен был его единственный брат. И даже если всего этого ещё не случилось, если всех потерь ещё не было, если всё можно было исправить… Деймон всё равно потерял! Деймон всё равно хоронил, ссорился, любил и ненавидел. Та прожитая жизнь никуда не делась, не исчезла по мановению божественной руки. Она питала его яростью и гневом, травила душу горем и памятью. Она была!.. Деймон не мог просто стереть сорок лет своей истории.
Он не помнил, как оказался в Драконьей яме. Возможно, он вырывал поводья из чьих-то рук, возможно, он выставил себя ещё большим разбойником, чем был. Это не имело значения, потому что Деймон позвал — и Караксес пришёл. Без слов. Караксес вышел из пещер, игнорируя приказы хранителей, и направился к нему. За ним волочились сорванные цепи, и Деймон чувствовал злость от одной только мысли, что столь прекрасное создание могло ютиться в цепях.
Свяжи дракона, надень на него намордник — это всё равно дракон. Деймон восемнадцать лет был женат на Рее Ройс. Он знал, о чём говорил.
Караксес смотрел на него так, будто они и не умирали над Божьим оком. Деймон раскрыл руки, и горячая морда едва не уронила его на землю. Он прижался щекой к чешуе, слыша только громкое дыхание Караксеса. Он цеплялся за этот ритм, как за последнюю здравую мысль.
Когда Деймон отстранился, он вновь в полной мере почувствовал это биение рядом со своим собственным. Караксес рассерженно дёргал хвостом, не обращая внимания на ругающихся хранителей. Он смотрел на него, будто чего-то ждал, почти требовал.
Свободы, неба, полёта.
Деймон не обратил внимания на крики хранителей, расстёгивая массивный ошейник. Больше ни один дракон не умрёт в цепях, а его дети — в муках. Деймон чувствовал себя задыхающимся, пробежавшим весь путь от замка до Ямы и просто слабым. Шёпот Сиракс был хуже всякого яда, не удивительно, что Мейгор, в конце концов, сошёл с ума. Было невыносимо слушать её откровения.
Деймон с остервенением отбросил последние крепежи в сторону, и Караксес радостно взревел, поднимая голову. Резким движением он сбросил металлический обруч со своей шеи. Он влетел в стену с грохотом и звоном, заставляя даже хранителей броситься врассыпную. Возможно, терпение не было их общей добродетелью.
Караксес больше не хотел ждать, и Деймон — тоже. Он взлетел в седло, и стоило только первой цепи закрепиться на его поясе, как Караксес пришёл в движение, раскрывая крылья и припадая к земле, для лучшего толчка. Когда Деймон зацепил вторую цепь, Караксес уже оторвался от земли. Он никогда не ждал, пока всадник полностью закрепится в седле, что Эймон, что Деймон — никто не избежал его свирепого и нетрепливого нрава.
Деймон, наконец-то, смог сделать вдох.
Трель Караксеса была единственным знакомым ориентиром в прошлом. Деймон не думал, что это принесёт ясность его разуму. Он крепче сжал поводья и направил Караксеса к замку. С каждым взмахом его крыльев к Деймону как будто возвращались силы. Нестройный хор мыслей замолкал, оставляя его в тишине. Он чувствовал, как билось сердце дракона, как горячая кровь ускоряла свой бег и Сиракс замолкала. Отступала к самому краю сознания.
Он подстегнул Караксеса, и, резко обогнув самый высокий шпиль замка, они направились к Драконьему камню. Деймон знал, что не найдёт там ничего, но… он не мог просто отмахнуться от этой глупой потребности увидеть, что трагедия ещё не случилась. Четырнадцать, наверное, смеялись над ним, Рейнира ещё даже не родилась! Деймон видел её смерть меньше часа назад и вряд ли уже когда-нибудь забудет.
Его старшие сыновья пришли в чертоги Балериона через воды Караксеса(1). Его младшей дочери даже не дали родиться. Выжившие дети не нашли мира ни в самих себе, ни в друг друге. Разобщенные, одинокие, потерянные.
Деймон с горечью признавал, что война убила всю их семью. И от этого ему было ненавистнее и тяжелее осознавать собственные решения, которые к подобному привели. Его заблуждения, ошибки Рейниры, их общее безумие… Вырви он этот андальский сорняк раньше, будь Рейнира настолько жестока, насколько все считали… Сожаления — это всё, что ему осталось. Пепел и кости.
Ошибки юности, поспешность решений и желание насолить собственному брату — всё это обернулось слезами его детей и погибелью для Дома. Будь Деймон умнее, веди закулисную игру, и ни одна из девок, что влезла бы в постель короля, никогда бы не понесла и не встала рядом с Железным троном. Визерис мог иметь столько шлюх, сколько хотел, но чрево каждой из них оставалось бы гиблой землёй.
Он упивался собственной болью и гневом, оскорблениями брата и падением династии. Ему было проще трахать Мисайрию, раздражать Визериса и давать Отто очередной повод для изгнания, чем признать, что семейные чувства давно остыли. Лишь один человек в Красном замке не пытался его переделать. Рейнира. И чем он ей отплатил? Его племяннице не было и десяти именин, когда зелёная сука раздвинула ноги перед королём. Деймон был единственным, кто мог защитить Рейниру, и его не было рядом.
Ему хотелось смеяться от этого болезненного осознания. Не будь он так самонадеян во всём, что касалось его брата… Рейнира была бы жива. Их дети были бы живы. Может быть, даже все из них носили бы валирийский цвет волос.
Ему хотелось кричать. Невыносимо было смотреть в прошлое и видеть все упущенные возможности. Как будто Сиракс было мало явить ему смерти его детей, она тыкала его носом в собственные ошибки, как нашкодившего щенка.
Деймон подгонял Караксеса, желая отделаться от этих ядовитых мыслей. Как будто от себя было можно сбежать.
Караксес и сам спешил, точно пытаясь сравниться с Мелеис(2). Возможно, он чувствовал напряжение Деймона и его отчаянную, почти жизненную потребность оказаться на земле их предков. Эта буйная энергия передавалась Деймону обратно, и он позволял своему разуму просто скользить, устремлённый к цели и пустой для всего остального. Это приносило некое подобие покоя.
Караксес приземлился прямо перед воротами замка. Деймон спустился, испытывая странное чувство дежавю. Здесь была пролита кровь его жены, здесь узурпатор победил.
Он поднял слегка ошалелый взгляд и нашел место, где в стальной хватке стражи бился его сын. Чуть поодаль свидетелем этой трагедии стал сам Деймон.
— Принц Деймон, вы в порядке? — голос Герардиса вывел его из транса.
Деймон моргнул, понимая, что просто отключился от реальности, и посмотрел на человека, который был преданным слугой его семьи на протяжении многих лет.
— Полагаю, первый самостоятельный полёт на драконе оставил вас слегка потрясённым, — Герардис снисходительно улыбнулся ему. — Передохните, Драконий камень всегда рад принцу Таргариенов, Ваше Высочество.
Деймон сглотнул и кивнул, стараясь взять себя в руки. Он всё равно не смог сдержать дрожи, плач Эйгона преследовал его до самого замка.
Гостевые покои не изменили своего облика за десятилетия. Это странным образом успокоило его. Не изменилось ничего, кроме него.
Деймону не составило труда выбраться и проскользнуть мимо стражи. Рейнира всегда любила покои Висеньи больше комнат Эйгона. Как будто это приближало её к детской и несбыточной мечте быть похожей на свирепую воительницу. Деймон не смог сдержать нежной улыбки.
Рейнира не была создана для сражений. Её чудесное мягкое тело не должно было носить доспехов, единственная тяжесть, которая должна была тянуть её к земле, — это роскошная вышивка платьев и россыпь украшений. Несмотря на всё её мастерство в воздухе, Рейнира носила под сердцем мягкость. В то время как драконы в основном охотились сами, Сиракс всегда надеялась на подношения Караксеса, Хранителей или самого Деймона. Это отражало то, насколько избалованной была сама Рейнира. Он всегда заботился, чтобы у неё было всё, чем был обязан ей мир. Его любовь не заслуживала ничего, кроме комфорта и роскоши. Он собирался избаловать её вновь.
Её руки не были созданы для меча. Даже долгие полёты на Сиракс не смогли сделать кожу грубой. Кольца украшали почти все её пальцы. Рейнира любила крутить их, когда нервничала или чувствовала себя уязвимой. Деймон всегда пытался осторожно накрыть её руку, скрывая слишком явный для всех показатель эмоций.
Он посмотрел на резное зеркало, которое Эйгон подарил Висенье. Рейнира разбила его в гневе. Осколки впились в ладони, и алая кровь покрыла искусную лепнину. Деймон коснулся её рукой, прослеживая узор. Он отремонтировал всё и приказал покрыть искусные завитки позолотой в виде чешуек Сиракс.
Это было так давно, будто в другой жизни.
Они вернулись после очередного посещения Красной гавани. Лейна хотела задержаться в Вестеросе, и Деймон тоже. Самому себе было лгать бесполезно.
Рейнира выгнала всех служанок и прикрикнула на Лейнора, чтобы он оставил её в покое. Деймон тогда просто стоял там, за дверью, не зная, что делать. Он слушал, как летала мебель, бились вазы. А потом раздался звон стекла, и рычание Рейниры обернулось тихими всхлипами. Лейна решительно оттолкнула их и велела присмотреть за детьми, прежде чем войти в покои. Рейнира швырнула в неё книгой. Как будто Лейну могла остановить такая мелочь. Она всегда была более смелой, чем он.
Они с Лейнором так и сделали. Деймон смотрел, как мальчики играли с его дочерьми, и видел в них лик сира Харвина. Неужели Рейнира не могла выбрать кого получше, когда первый ребёнок родился без валирийского цвета волос? Он не мог её за это винить. Запертая в гадючьей яме, она пыталась урвать собственный кусок счастья.
Ему стоило бы чувствовать ревность или хотя бы зависть. Наверное, ему и не удалось уйти полностью от этих чувств, но у мальчиков была улыбка Рейниры, её скулы и губы в форме сердца. Люцерис просил его рассказать о Караксесе и взять в полёт, как и его мать когда-то.
Деймону было впору их ненавидеть. Дети, которые должны были быть его; дети, которые не были даже законнорождёнными; единственное наследие Рейниры.
Может, Четырнадцати было угодно избавить их род от всех полукровок? Деймон больше не чувствовал радости от этой мысли. Ублюдки его брата сгинули в пламени войны все, как один. Плевать. Кареглазых мальчиков Рейниры забрали воды Караксеса.
Деймон с горечью признавал, что скучал по ним.
Лейна тогда так и не сказала, что вызвало вспышку ярости у Рейниры. Он сам догадался. У королевской шлюхи всегда были какие-то проблемы с неугасающей красотой Рейниры. С тем, как из тонкой девушки она превратилась в прекрасную женщину с полными бёдрами и пышной грудью. Королеве как будто была невыносима сама мысль, что в теле женщины могло быть что-то, помимо тонкого слоя лицемерия и блядства.
Её нападки приводили Деймона в ярость и в лучшие годы, но сейчас он был полон решимости лицезреть её страдания. Деймону не нужна была справедливость. Это даже мало было похоже на месть: мстить ещё было не за что. Это была чистая, ничем не прикрытая жажда расправы. За каждый полный крови и боли шаг Рейниры Алисента должна была сделать тысячу.
Единственное, что удерживало Деймона от сотворения хаоса немедленно, — это напоминание Сиракс.
«В третий раз я обрублю дракону все головы, дитя».
Он не имел права на ошибку. В своей ярости Сиракс была худшей из богов. Она разрывала собственную грудь, выворачивая наизнанку нутро и восставая Богом Абсолютного Порядка. Жизнь могла процветать только в хаосе. После воплощения Скариса(3) не оставалась ничего, кроме вечного покоя. Даже Арраксу(4) было не под силу остановить его праведное шествие.
Обязательства вились вокруг его рук цепями, тянущими к земле. Их вес напоминал Деймону о единственном, чего он желал больше чужих мучений, — о его семье, но от этого не становилось легче. Ярость не утихала в груди.
Деймон занёс руку над зеркалом, будто пытаясь прикоснуться к событиям тех, других, лет, но остановился в самый последний момент.
Это Рейниры. Его королевы, а Деймон всего лишь слуга жесточайшей из муз. А до того момента разве у него не было достаточно голов, что ещё сидели на чьих-то шеях?
Он в последний раз осторожно коснулся рамы и вышел из покоев. Вначале ему нужно было завернуть на склад.
Домашний алтарь был скрыт от посторонних глаз. Деймон не собирался играть по чужим правилам. Если Четырнадцать хотели, чтобы он не сжёг Вестерос, им пришлось бы дать ему обещание. Одно единственное заверение, которое развязало бы Деймону руки и позволило действовать по своему усмотрению, а не ждать ещё годы, чтобы внести минимальные изменения.
Алтарь был построен первыми валирийцами, что прибыли на эту землю. Комната была похожа на длинный коридор, где вдоль стен стояло четырнадцать статуй. Они были сделаны из драконьего стекла. Идеально отполированный камень был тёмен, как ночь, а каждый выступающий элемент заточен до смертельной остроты. Опасные, отражающие суть каждого бога монументы возвышались над Деймоном, как незримые надсмотрщики. Их глаза, сделанные из драгоценных камней, мерцали в свете стеклянных свечей. Ему казалось, что они следили за ним.
В прежние времена Деймон мог любоваться игрой бликов часами, только здесь чувствуя себя единым со своей историей. На этом крохотном островке валирийской культуры никто не мог обвинить его в безбожие. Те времена прошли.
Первым делом он опустился перед алтарём Вхагар. Покровительство Сиракс не могло изменить его выбора. Кинжал едва заметно блеснул, и алая кровь пролилась в жертвенную чашу. Он делал это сотни раз на протяжении всей своей жизни и не желал изменять себе и сейчас.
Фигура наполовину женщины, наполовину драконицы взирала на него кровавыми рубинами, когда он приклонил колени. В свой человеческой руке она держала меч, а из драконьей пасти извергала пламя. Дикая смесь человеческой хитрости и драконьей ярости. Вхагар не признавала иной валюты, кроме крови.
Деймон прикрыл глаза и произнёс знакомую молитву, прося направить его руку и окропить залы Красного замка кровью saelie qogror(5). Виновные и безвинные — все должны были сгореть в огне его мести. И если Вестеросу так нужен был ещё один Харенхолл, то так тому было и быть.
Только после этого он подошёл к алтарю Мелеис(6) и опустил в чашу пшеницу, поджигая её. Следом упала ещё пара капель крови. Молитва, сдобренная ею, всегда звучала громче.
Вот только он пришёл не молиться, а ставить условия.
— Я стану проводником вашей воли, — Деймон перешел на родню речь, пробуя её на вкус, будто не говорил на ней десятки лет, — если Рейнира родится вне зависимости от изменений, которые я привнесу. Примите эту сделку или наблюдайте, как Вестерос горит.
— Ты сожжёшь его ещё раньше, — затрепетало пламя. — Так тому и быть. Она придёт, как и было должно.
В отличие от Сиракс, Богиня любви и материнства не жаловала долгих речей и формальностей. Даже её ритуалы были скромными и быстрыми. Она воплощала самое важное, единственное, что имело цену, и о чём часто забывали в пылу страстей и придворных игр.
Это всё, что нужно было Деймону. Одно маленькое обещание, чтобы огонь наполнил его кровь.
Он покинул алтарь и быстро вышел из крепости. Стража не остановила его.
Под ногами шуршала галька. Они с детьми бесчисленное множество раз тренировались здесь. Деймон учил Джейкериса правильно держать меч, а Люцериса — лук. Они вместе ходили под парусом, и дети ныряли к морскому дну в поисках красивых ракушек. Только не Рейна. Конечно, его дочь была слишком леди для этого, предпочитая оставаться рядом со своей матерью и морщить нос от их выходок.
Прошло не так много времени, прежде чем его дочери приняли Рейниру. Они видели, какие крепкие узы связывали Лейну и принцессу. А потом Люк в своей наивной и нежной манере предложил им звать Рейниру мамой, а валирийское muña(7) оставить только для Лейны.
Рейнире никогда не нравилось слово «мачеха». Оно всегда было пропитано ненавистью и ядом и успело набить оскомину. Ей было невыносимо называть свою бывшую служанку королевой, а Визерис поощрял игру в семью.
Брату всегда нравились дешёвые спектакли.
Джоффри всё время пытался стянуть Тёмную сестру. Однажды у засранца почти получилась, и Рейнира пришла в такую ярость, что угрожала скормить Деймона Сиракс в следующий раз. Возможно, ей не суждено было быть воительницей, но это не значило, что её духу не доставало твёрдости и остроты.
Он перевел взгляд на горизонт и позвал Караксеса. Море было необычайно спокойным, сигнализируя о приближении шторма(8). Нужно было возвращаться в Королевскую гавань, но Деймон как будто чего-то ждал.
Он знал, почему первым делом бросился сюда. Дело было не только в осточертевшей Красной крепости. Это было прощание.
Деймону нужно было вдохнуть эти воспоминания полной грудью, прикоснуться к дому своей единственной семьи.
Он долгие годы нёс в себе братскую любовь, которая не была никому нужна. Бездействие Визериса сделало войну неизбежной. Его заблуждения стоили Деймону всего. Деймон проиграл все битвы в глазах деда, слишком напоминал Алиссу отцу, и у него никогда не было шансов против Доброй королевы. Он знал, что его место было не с ними, но легче оказалось умереть, чем отпустить детские надежды.
Деймон услышал драконий рёв и обернулся. К пляжу стремительно приближалась Вхагар. Было непривычно видеть на ней своего отца, а не одноглазого выблядка.
Деймон сделал глубокий вдох и не почувствовал ничего. Семейные узы рвались на удивление тихо. Как будто что-то просто отмирало и отпадало за ненадобностью.
Люк успел осознать, что случилось, когда пасть Вхагар сомкнулась вокруг него? О чём думал Джейк, когда море поглотило его? Кому молился Джоффри, когда Сиракс сбросила его с себя? Как часто картина смерти матери преследовала Эйгона? Визерис запомнил их лица? Что пришлось пережить Бейле в плену? Каково было Рейне выйти замуж за ублюдка Хайтауэров?
Бейлон умер тридцать лет назад, и это больше не имело значения. Деймон отпустил его. Теперь у него были другие приоритеты.
Он даже не пошевелился, когда Вхагар опустилась недалеко от него.
Отец спешил к нему. Наверное, волновался. Оказалось, что время исказило его облик из памяти. Мужчина перед Деймоном был… полным жизни и взволнованным. Он внимательно осматривал фигуру Деймона, наверное, ища повреждения.
— Деймон! — и этот твёрдый голос он тоже не помнил.
Какими непостоянными оказались воспоминания. Вроде бы был человек, жил в сердце, а встретил его снова — и не узнать.
Деймону даже не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать приближение Караксеса. Последовала его вопросительная трель, и дракон опустился прямо позади него. «Ничего не изменилось», — подумалось Деймону. Караксес, как и раньше, возвышался угрожающей защитной громадой за своим всадником.
— Отец, — было странно обращаться так к кому-то живому и стоящему напротив.
Ещё страннее было осознавать, что Бейлон был младше его на двадцать лет.
— Вижу, что твой первый полёт прошёл без происшествий, — устало выдохнул Бейлон. — Поздравляю.
Он, наверное, помчался за сыном, как только понял, кто оседлал Караксеса, но его улыбка была искренней. Деймон видел, что отцу всё ещё было больно смотреть на Алого змея. Слишком свежа была рана от смерти Эймона. И всё же он был здесь.
Деймон вздрогнул, когда отец его неожиданно обнял. Странное, давно забытое чувство. Объятия мертвеца.
Маленькая часть Деймона, оставшаяся в далёком детстве, хотела упасть в эти объятия и позволить себе сломаться под тяжестью навалившегося горя. Прошли годы с тех пор, как что-то могло его сломать. Потом только гнуло и гнуло, заставляя через силу держать спину ровно.
Детские мечты, воздушные замки и заблуждения — Деймон оставил всё это в прошлом, положил рядом с мёртвыми детьми и Рейнирой. Сиракс зажгла огонь, и остались только пепел да осколки костей(9).
Часть его хотела рассказать всё отцу, другая вписывала имена в книгу мертвых.
Деймон похлопал Бейлона по спине и спрятал злую ухмылку. Как жаль, что он никогда не был достаточно хорошим человеком.
Примечания:
Как вам 5 стадий горя Деймона Таргариена?
Если вы заметили, как мне не удалось запихнуть моё TES-ое начало обратно в камень душ, то сделайте вид, что ничего не видели.
Есть один тёмный момент, который я ещё обдумываю. Бейлон был жив, когда Алисанна женила Деймона. Бейлон был одним из любимцев своей матери. Пытался ли он отговорить её? Поддерживал? Пытался ли уговорить Деймона? Поддержать? С Бейлоном вообще сложно, потому что если не разыгрывать карту заговора, то у него просто разорвался аппендикс. Визерис отстранился от Рейниры, потому что та напоминала ему Эймму. Деймон — копия Алиссы. Не взял ли Визерис это от собственного отца? Не принял ли за норму пренебрежение братом? Слишком мало информации — нуждается в обдумывание и доработке.
1) Караксес — Бог моря, воды, штормов и бурь, близнец Мераксеса. Он чистое воплощение водной стихии, её мощи, неумолимости и переменчивости. Его суровый нрав порождает ураганы и водовороты, вызывает волны-убийцы и шторма. Его просят о милости рыбаки и моряки. Его имя очень подходит Караксесу (дракону), с его змеевидным телом, как у морских гадов, и дурным характером.
2) Мелеис была самым быстрым драконом Вестероса в свои лучшие годы.
3) имя Сиракс задом-наперёд.
4) Повелитель Богов
5) — люди третьего сорта, в прямом переводе «третий класс», (высок. валир.). «Сталкиваясь с первыми христианами, греко-римляне то ужасались, то зажимали нос. Христианство ассоциировалось с чем-то грязным, порочным, извращенным, замкнутым в себе и прячущимся от солнечного света, вроде нынешней тоталитарной секты… Они были настолько непонятны просвещенным римлянам, что их называли genus tertium, третий род, то есть нечто почти нечеловеческое. Недоразумения усугублялись тем, что, на взгляд язычников, все христиане, ортодоксальные и сектанты, были на одно лицо. Многие ужасы, в которых обвиняли христиан вообще, действительно имели место среди сектантов».
6) Богиня любви и плодородия, поэтому Деймон преподносит ей зерно.
7) мама (высок. валир)
8) Море становится особенно спокойным перед штормом или ураганом из-за особого взаимодействия ветра, морской пены, брызг и волн.
9) Кости не горят. Это почти минерал. Под воздействием высокой температуры они разрушаются на фрагменты.
Примечания:
Курсив в диалогах — высокий валирийский.
Я перепутала возраст Деймона, поэтому из прошлой главы убрала все упоминания Тёмной сестры, которую он еще не получил. Рейнис здесь 18, а Деймону 11.
Тема части:
tribute — "K..."
https://music.yandex.ru/album/32273523/track/128565945
«Простите мне, что я решился к вам
Писать. Перо в руке, могила -
Передо мной. — Но что ж? Всё пусто там.
Всё прах, что некогда она манила...
...И я пишу — пишу — но не для них.
Любви моей не холодит гробница.
Любви — но вы не знали мук моих...
...Я в жизни — много — много испытал,
Ошибся в дружбе — о! Храни моих мучений
Слова — прости — и больше нет волнений,
Прости, мой друг» — и подписал: «Евгений».
Под конец жизни (Алисанна умрет в 100г.) королеве становилось все хуже. В 93 г. она совершила свой последний полет. У нее сильно просел слух, пострадала координация и судя по всему были проблемы с памятью, что в купе может указывать на развитие одной из многих старческих болезней. Она перенесла 13 беременностей с 52 по 82 годы, что не могло не сказаться на её здоровье. И под конец жизни единственное, что еще дарило ей радость, — это её дети. К началу 92 года 7 из 13 были уже мертвы. События главы происходят вот-вот после смерти Эймона и назначения Бейлона Наследником в обход Рейнис.
Нагляделся я на семейные картины; стыдиться-то тут некого, люди тут нараспашку, без церемонии. Homo sapiens — какой sapiens, к чёрту! — ferus, зверь, самый дикий, в своей берлоге кроток, а человек в берлоге-то своей и делается хуже зверя…
Александр Герцен. «Кто виноват?»
С Деймоном было что-то не так.
В тот момент, когда трель Караксеса раздалась над крепостью, Рейнис поняла, куда так спешил кузен. Она пришла в ярость, чувствуя себя почти преданной. Не прошло и недели с того момента, как тело её отца предали огню. На ней ещё были траурные одежды, а ожидание скорого рождения собственного ребёнка было отягощено горем.
Джоселин(1) всё ещё была прикована к постели. Горе ударило её наотмашь, и даже баратеоновского нрава было недостаточно, чтобы вывести её мать из этого печального состояния. Рейнис всегда поражалась тому, какую любовь её родители смогли найти друг в друге, и искала такой для себя. Это был её отец и уважение, которое он всегда оказывал своей леди-жене; это была её мать, которая рьяно отстаивала кандидатуру Корлиса перед отцом и королём.
Леди Джоселин была прикована к постели, прах принца Эймона только доставили на Драконий камень, когда Деймон решил заявить права на Караксеса. Рейнис не могла сдержать слёз, вновь слыша такую знакомую трель, которая всегда знаменовала возвращение отца, а теперь лишь бередила свежую рану. Мейстры качали головами и говорили, что леди Джоселин звала мужа в бреду.
Она не знала, как выдержала бы это без поддержки Корлиса. Как и в любой шторм, он твёрдо стоял на ногах, не позволяя волнам сбить себя с выбранного пути. Рейнис хотела быть такой же сильной, как он, но первая же буря грозилась похоронить её под девятым валом.
Рейнис когда-то хватило порядочности выносить траур после смерти тёти Алиссы, почему Деймон отказывал ей даже в такой малости? Разве он не понимал её боли, горя собственного отца, потерявшего брата? Разве капля милосердия — это так много для семьи?
Деймон обозлился на неё после того, как она заявила права на Мелеис. Рейнис выждала три года, прежде чем рискнуть. Три года! У неё не было и мысли воспользоваться всеобщим трауром, а Деймон всё равно пришёл в ярость, обвиняя её в воровстве. В воровстве! Как он смел после этого!..
Острая боль вновь пронзила всё её существо, когда она услышала приветственный рёв Караксеса. Это должен был быть её отец! Победоносный и непобедимый! Kepa(2)…
Она не желала показывать двору свои слёзы, которые они обязательно бы назвали «женской блажью». Рейнис была кровью дракона и бури, и ей было что сказать кузену.
Мальчик десяти и одного. У Деймона всегда был буйный и гневливый нрав. Не зря гвардейцы столько гоняли его по тренировочному полю. Казалось, из-под нахмуренного лба на тебя смотрел дикий пёс. Того и гляди — вцепится в руку. Рейнис всё ещё была способна оттаскать его за шкирку, как в детстве.
Мальчик десяти и одного ступал в тронный зал так, будто это всё принадлежало ему, а они были соринками у его ног. В глазах Деймона не было почтения к королю и королеве, там вообще не было ничего. Холодные аметисты, лишенные какой-либо жизни. Рейнис вздрогнула, когда увидела неестественную, спокойную и безмятежную улыбку кузена. Она почему-то напоминала ей оскал Караксеса перед тем, как он разрывал свою добычу.
По спине пробежал предупреждающий холодок, и она едва не отступила назад, лишь в последний момент подавив этот недостойный порыв. Что это было?
— Отец, позволь мне сказать, — дядя Бейлон задвинул Деймона за спину, собираясь взять этот тяжёлый разговор на себя.
— Если мальчик достаточно смел для того, чтобы украсть дракона, он способен говорить за себя! — припечатал король.
— Дракон не скотина, его нельзя украсть, — легкомысленно ответил Деймон, выходя из-за спины отца. — Я принц крови, сын Наследника, почему я должен просить разрешение на то, что моё по праву? Я не сменю фамилии, когда женюсь. Караксес в любом случае останется в семье.
Алисанна вздрогнула, как от удара, и Рейнис почувствовала, как Корлис крепче сжал её руку. Её поразила эта холодная отчужденность, с которой Деймон произносил слова, разившие наповал. Ему как будто доставляло удовольствие подливать огонь в конфликт между королём и королевой, напоминая о том, как обошли Рейнис и как король отказал в яйце для её первенца.
Деймон так легко и лицемерно забыл собственные обвинения, что Рейнис почувствовала, как огонь вспыхнул у неё под кожей. От сиюминутного порыва её удерживала только крепкая ладонь Корлиса.
Улыбка Деймона была чистым ядом. В ней не было ни вечного гнева, ни знакомой по детским истерикам чванливости. Каждое слово было выверено: он знал куда бить.
— Деймон!.. — прошипел принц Бейлон, крепко сжимая плечо сына.
Деймон и не поморщился. Всё в нём кричало о какой-то разительной и глубокой перемене, которую Рейнис не могла ни понять, ни уловить её причин. Дракон не мог привести к таким резким изменениям. Рейнис знала это по себе, но ребёнок, который ещё утром огрызался на её замечания, не был её кузеном.
Деймона вечно разрывала бурлящая энергия и беспорядочные импульсы. Он делал то, что хотел; говорил то, что думал, за что постоянно получал наказания. Гвардейцам было приказано изматывать его снова и снова на тренировочной площадке, чтобы у него не оставалось сил ни на что другое, но Деймону, казалось, и этого было мало. С каждым разом он добивался всё новых высот, желая однажды забрать себе Тёмную сестру.
Сражения были для него игрой, ещё одним способом утолить скребущийся драконий голод. Рейнис никогда не понимала, откуда в столь маленьком теле было столько гнева. Деймон всегда был слишком громким, слишком ярким, словно желая, чтобы его заметили. За каждой его выходкой что-то стояло, но эта была слишком жестокой даже для него.
Рейнис перевела взгляд на бабушку, которая единственная всегда оставалась на её стороне, ожидая, что она что-то сделает, как-то ответит на эту вопиющую несправедливость. Королева выжидающе смотрела на мужа, ожидая того же от него. Мир в их семье был хрупок и висел на волоске после смерти принца Эймона, и король отчаянно пытался балансировать над пропастью, боясь потерять ещё и жену, но оставаясь непреклонным в своей позиции.
Горькая правда заключалась в том, что в словах Деймона не было ни капли лжи.
— Зачем ты сделал это именно сейчас? — прошептал себе под нос Визерис, пытаясь стать ещё меньше рядом с тётей Гейль, но зал был пуст, и Деймон, конечно, услышал.
Конечно, он был должен ответить на это немедленно:
— Я захотел.
Рейнис почувствовала ком в горле.
— Я позвал его — и он пришёл на мой зов. Караксес вырвался из цепей и потребовал, чтобы мы отправились в полёт. Он был готов к новому всаднику. Он. Выбрал. Меня.
Ей было тошно.
В каждом слове Деймона звучала гордость. Он совершил свой первый полёт, он каким-то мистическим образом развил такую связь с Караксесом, которой не могла похвастаться сама Рейнис и о которой не рассказывал даже её отец. Это было слишком мучительно. Так не должно было быть. Так не должно было…
— Рейнис! — крик Корлиса был слышен откуда-то издалека.
Так не должно… Почему её муж кричал? Она не чувствовала ног, и потолок почему-то вращался. Странное покалывающие ощущение в конечностях было последним, что она почувствовала.
* * *
Деймон не ожидал такого поворота событий. В прошлый раз он выждал несколько лет после смерти принца Эймона.
Зная дурной нрав Караксеса из первых уст, он не решался сыграть с судьбой, пока не окреп достаточно, чтобы не вылетать из седла даже самого норовистого скакуна. В этот раз его гнала другая потребность. Они с Караксесом прошли вместе слишком много, поэтому в тот момент, когда их связь протянулась вновь, от одной душе к другой, Деймон понял, что его брат вернулся вместе с ним.
Теперь Рейнис лежала на руках Корлиса, стремительно бледнея. Королева почти обезумела, требуя немедленно позвать мейстеров. Отец пихнул его в сторону Визериса и подбежал к матери, пытаясь осторожно сжать её плечи и удержать на месте.
Казалось, весь зал замер в этом невероятно длинном мгновение, и Деймон подумал, что в последний раз время замедляло ход, когда он летел навстречу одноглазому ублюдку.
Он помнил шквальный ветер и дождь, заливавший глаза. Ревела буря, какой ещё не видел Харенхолл, и рычали драконы, сходясь в смертельном танце. Слова из письма Рейниры стучали в его висках, а испуганное выражение Эймонда стояло перед глазами. Всё произошло быстро, но Деймон легко мог воспроизвести в памяти любой фрагмент той картины.
Он провёл тринадцать дней в пустом Харенхолле, и тринадцать кровоточащих зарубков осталось на чардреве.
Ему хотелось кричать. Ему хотелось вывернуться наизнанку и взреветь, подобно зверю, потому что Деймону некуда было больше возвратиться. Харренхолл выстоял в драконьем пламени и проиграл козням Лариса Стронга. Деймон мог выдержать драконий огонь, но не удар в спину.
«"Слова королевы, деяния шлюхи",(3) — ты не думал, как другие трактовали это?» — шёпот Сиракс преследовал его теперь.
Её откровения были худшим наказанием. Это было четырнадцать дней назад, меньше оборота луны. Деймон помнил. Деймон помнил всё! Как будто он мог забыть! Ему хотелось отмахнуться от её слов. Так было бы проще, легче, но часть его твердила, что он не имел на это право, что Богиня давно распяла его судьбу и теперь с восторгом ребенка тыкала и спрашивала: «А здесь больно?».
Сквозняк Харенхолла поселился в его костях. Сажа осела на коже. Что-то в нём окаменело, застыв в безмолвном ожидании.
«Уверен, что они подумали о том же, что и ты? Особенно после того, как ты спас девчонку?» — Сиракс смеялась. — «Ты знаешь, они ведь верили, что ты выжил и просто сбежал, чтобы прожить свои дни вместе с юной любовницей. Ох уж эти великие истории любви, вечно им мешают старые жёны!»
Деймон едва удержал себя на месте от желания дёрнуться. Было омерзительно слышать это, было отвратительно понимать, что такими их запомнила история, что они все ушли, проклятые и одинокие.
Мгновение прошло, схлопнулось, как мыльный пузырь, — распахнулись двери, вбежал Великий мейстер. Король был опасно бледен, и Деймон думал, не придёт ли смерть за стариком раньше прежнего срока. Не то чтобы он возражал. С отцом было договориться проще, чем с упёртым дедом.
Мысль, что Лейна могла не родиться в этой временной линии, была странной. На языке оседал вкус пепла.
Он любил её, как мужчина мог любить женщину, которой не принадлежало его сердце. Рядом с ней он нашёл покой, для которого не был создан, и был всегда благодарен за это. Пентос стал их маленьким, выдуманным миром. Деймон забывал о пустоте в груди, которую ничто так и не смогло заполнить. Лейна купалась в свободе, которой была лишена.
Это был долгий спектакль, в который они почти поверили. Было так просто притворяться, что всё было хорошо, а Караксес не смотрел тоскливо на море.
Деймон не хотел этой жертвы, но чувствовал себя почти безразличным к судьбе Рейнис и Лейны. Ему было не суждено встретить Бейлу и Рейну вновь. Это осознание пришло почему-то слишком поздно, но они с Лейной всегда были друг для друга не теми. Деймон почувствовал тихую безнадёжную тоску по дочерям, которых он больше не увидит.
Королева Алисанна выглядела почти обезумевшей, когда вышла из покоев, поддерживаемая Алой Тенью(4). Аккуратно заплетённые волосы королевы сбились, и тонкие пряди торчали во все стороны, а гордую осанку гнуло горем.
— Как Рейнис, мама? — первым спросил Бейлон.
— Ты! — зашипела королева, не хуже ядовитой змеи.
Деймон почему-то вспомнил Мисарию, но шлюха никогда не позволила бы себе такого поведения. Деймон даже не успел понять, что произошло, когда тяжёлая пощёчина обрушилась на его лицо. Было унизительно признавать, но он был слишком юн, чтобы остаться невозмутимым. Силы удара оказалось достаточно, чтобы Деймон оступился и попятился назад. Щёку обожгло болью, а на языке осел металлический привкус крови.
— Мама!
— Ваше Величество!
— Алисанна!
Голоса единовременно вспыхнули где-то на фоне. Деймон даже не пытался разобрать их. Его рука инстинктивно потянулась к поясу, где висел кинжал. Он даже не успел остановить себя, когда жёсткий пинок леди Дарк повалил его на пол.
Боль вспыхнула где-то под рёбрами, и Деймон закашлялся, чувствуя острую нехватку кислорода. Всё повторялось.
Сиракс поставила его на колени, заставив наблюдать за казнью собственной жены. И вот Деймон снова лежал на земле, побеждённый за то, над чем был не властен. По подбородку струилась кровь, пачкая камзол.
Он почувствовал странное, ему не свойственное спокойствие, пока Алисанна извергала проклятья:
— Это всё из-за тебя!.. Моя девочка!..
Отчаяние исказило лицо королевы. Деймон слышал эту дорожающую нотку страха, которую не мог скрыть никакой гнев. Она трепетала, как хрупкий цветок на ветру, обнажая израненное нутро.
Он мог найти правильные слова, мог дать утешение, в котором нуждалась его… бабушка. Деймон лежал на полу, пока его кровь окропляла залы Красного замка, как кровь Рейниры когда-то. Деймон провёл в кандалах восемнадцать лет.
Ему казалось, что обида давно прошла, но она всё время гнездилась у него в груди. Жила все эти годы, чтобы теперь поднять голову перед лицом Доброй королевы и потребовать своего.
— Не я лишил Рейнис наследства, — сплюнул Деймон, пытаясь встать и остановить кровь из разбитой губы. — Как и Эйрею с Рейллой.
Это было жестоко. Прекрасно! В Деймоне не осталось жалости даже для Лейны. Едва ли он мог наскрести что-то для Доброй королевы. Едва ли он хотел это делать.
— И не я отказал Рейнис в драконьем яйце, — Деймон выпрямился, смотря на застывшую королеву с вызовом и презрением. — Не я раздал детей Вере. Возможно, Четырнадцати просто надоело наблюдать эту мерзость.
Деймон всегда хотел это сказать, но не решался, скованный ожиданиями отца и собственными, сгоряча данными клятвами.
Королева застыла. Гнев вспыхнул в её глазах, и Деймон вспомнил, что, несмотря на внешний вид, она всё ещё была всадницей Среброкрылой. В ней текла чистая валирийская кровь, ярость была сравнима только с морским штормом. Даже странно было думать, что её отцом был Эйнис, а матерью Алисса Веларион(5).
Из всех женщин Веларионов Деймон признавал только свою покойную жену, отдавая ей дань, как одной из самых свирепых драконьих всадниц.
Королева сделала угрожающий шаг в его сторону и снова замахнулась, но Деймон даже не пошевелился. Он смотрел в глаза своей бабушки и молча ухмылялся. Он не был ребёнком, в нём давно не было страха.
Было забавно вдруг осознать, что они с королевой были почти ровесниками.
— Мама, пожалуйста, хватит. Он просто ребёнок, — Бейлон осторожно подошёл к королеве, беря её под руку и закрывая сына от королевы. — Тебе нужно отдохнуть.
Слабая попытка дистанцирования вызвала у Деймона насмешку. Ему ещё было что сказать, когда Визерис неожиданно появился рядом и схватил его за руку, утаскивая подальше от семейной ссоры.
Он вырвался из крепкой хватки брата, как только они оказались в отцовских покоях. Идеальное следование инструкциям.
— Деймон! — зашипел Визерис. — Что ты там устроил?
Деймон проигнорировал вопрос, развалившись в отцовском кресле и со скукой разглядывая брошенные в спешке свитки.
— Деймон! — Визерис всегда был упрямым.
Почему он никогда не был таким, когда дело касалось сохранения их наследия? Изменилась бы история, если бы Визерис хоть иногда использовал свой драконий огонь против лизоблюдов вокруг себя?
Деймон не был подарком и в свои лучшие годы, но он собрал для Визериса армию и возложил корону на его голову, готовый сражаться даже с Рейнис. В знак благодарности Визерис великодушно отказался расторгнуть его брак.
Все его родственники наслаждались семейным теплом и детским смехом, пока Деймон прозябал в бесплодном союзе.
— Неужели я где-то ошибся? — невинно уточнил Деймон. — Просто указал на факты, разве нет?
— Ты знаешь, о чём я! — всплеснул руками Визерис, хмуро смотря на брата.
— Понятия не имею, — почти пропел Деймон.
Ему доставляло почти садистское удовольствие злить Визериса. Это была игра. Всю свою жизнь он отчаянно боролся за братскую любовь и внимание. Всё это сгорело в огне Сиракс.
Деймона трясло от ярости, от осознания того, сколько жертв было принесено к ногам Визериса, к грёбаному подножию Железного трона. Платили всегда другие — не король, никогда! Ему хотелось смеяться от этой мысли, но эта участь не миновала даже грёбаную хайтауэровскую сучку.
Всего пламени мира было недостаточно, чтобы утолить гнев Деймона. Ему нужно было лицезреть страдания Визериса.
Проклятия Железного трона было мало. Визерис был другим человеком. Он не дорожил своей подвижностью и воинской силой. Его всегда больше интересовали пиры и валирийские сказки. Слабость тела не сломила бы его так же, как поразила бы Деймона.
Нет, здесь нужно было действовать более тонко. Как бы сказала Сейра: «Не велика проблема — играть на теле, а вот задеть струны души, низвергнуть в адскую пучину и вознести к Богам…» Деймон хотел, чтобы каждый год отпущенной жизни Визериса поражали новые удары; чтобы ему приходилось бороться и отчаянно цепляться за здравый рассудок, ища крошечный островок света в кромешной тьме.
Деймон жаждал, чтобы война, которая разорвала его семью, рассудок и любовь на части, обрушивалась на Визериса каждый год. Разве это такая высокая плата за крах династии? За смерть его семьи?
Возможно, Визерис и не был единственным, кто нёс груз этой вины, но всё началось с него.
Была причина, по которой Бейлон так и не женился снова. Новая королева стала бы настаивать на наследовании своих детей. Если бы они ещё и оказались талантливыми всадниками. Трения только между Рейнис и Визерисом едва не кончились войной. А что было бы, роди чужая женщина здоровых мальчиков? Всадников?
Деймон отдавал должное политической хватке отца. Он знал, в каких водах плавал, и старался укрепить династию, которая уже пошла трещинами после пренебрежения Рейнис. Видимо, у Визериса в крови было разрушать всё, к чему он прикасался.
Деймон с горечью посмотрел на собственные руки и подумал, что это у них семейное.
— Если с Рейнис что-то случится или с ребёнком… — залепетал Визерис, расхаживая вправо-влево прямо у Деймона перед носом.
Это начало раздражать быстрее, чем он думал.
— Сядь! Смотреть тошно, — рявкнул Деймон, заставив Визериса вздрогнуть.
— Обязательно быть таким ублюдком? — огрызнулся Визерис.
Деймон поморщился. Ему ещё понадобится хорошее расположение Визериса. Пока что. Стоило сыграть более хорошего и заботливого брата, чем он планировал быть.
— Ты больше всех нас любишь копаться в пыльных свитках. Мы не заявляем права на драконов — это иллюзия. Они заявляют права на нас, — Деймон добавил мягкости в голос и состряпал вымученную улыбку. — Мне жаль, что так вышло, но ты и сам знаешь: если дракон требует — время пришло.
— Я знаю, — раздражённо ответил Визерис, тяжело вздыхая.
«Это ты знаешь, а то, что Тессарион никогда не посылает благословений, — нет», — мысленно огрызнулся Деймон, пытаясь сохранить виноватый внешний вид. Ему стоило лучше себя контролировать, но старые обиды держали крепко, а желание сжечь всё королевство грозилось выйти из-под контроля.
Деймон не знал, как справиться с этой яростью. Стоило ему снова увидеть все эти мёртвые лица, как всё, что он хотел сказать годами, просилось на язык. Деймон кипел и боялся снова оступиться. С Сиракс не могло быть никаких третьих шансов.
Он не знал, сколько они так просидели в покоях. Деймон хотел уйти, но Визерису, очевидно, было приказано удерживать его здесь. Что ж… Отец хотя бы пытался не допустить нового конфликта.
Уже стемнело, когда двери распахнулись. Отец выглядел усталым и разбитым. Он горбился точно так же, как королева до этого. Деймон уже в тот момент понял, что история только что совершила непоправимый поворот.
Он устало опустился в свободное кресло и прикрыл лицо руками. Бейлон был опечален, понял Деймон, и не находил в себе сил начать разговор. Слова рвались наружу, но трагедия, случившаяся с единственным ребёнком его любимого брата, вязала язык.
— Ребёнок не выжил, — констатировал Деймон.
— Это была девочка, — глухо ответил Бейлон и тут же себя поправил. — Должна была быть девочка.
— Семеро! — выдохнул Визерис, схватившись за спинку кресла.
Деймон отстранённо подумал, где была это шокированность и восклицания в день похорон Лейны? Настоящей, яркой и невероятной женщины, которая мечтала быть свободной, сжигала доктракийцев с азартом, не свойственным даже самому Деймону, и имела самый острый язык во всём Эссосе. Где был Визерис, когда андальский щенок напал на её дочерей прямо в день похорон?
Он думал, что должен был что-то почувствовать от того, что не встретит Лейну снова, но внутри было пусто. Она умерла больше десяти лет назад. Деймон пережил это и построил жизнь, о которой всегда мечтал.
Сейчас его больше занимала мысль о том, какие последствия ждали его. Королева никогда не оставила бы это просто так. Не в её власти было наказать короля — у Алисанны был только нелюбимый внук.
— Чего хочет королева? — спокойно спросил Деймон.
Всё можно было обернуть в свою пользу, кроме смерти, но даже король не позволил бы жене подобную вольность.
— Ты отправишься на воспитание лорда Аррена. На год.
— Значит, изгнание, — протянул Деймон, рассеянно отмечая, что только что побил свой личный рекорд.
— Ты знаешь, что у короля не было выбора, Деймон, — сокрушённо ответил Бейлон.
Деймон бы поспорил. Король был единственным человеком, у которого выбор действительно был. Было ли отцу просто стыдно смотреть на родного сына? Или он испытывал ту же противоречивую гамму чувств, желая выплеснуть свой гнев?
— Я уверен, что тебе понравится в Долине. Эймма будет рада познакомиться со своим будущим добрым братом.
Деймону было что сказать по поводу Долины, но последнее предложение отца заставило его замереть. Неожиданно простая мысль посетила его разум.
Кого Визерис любил больше всего? Чей мёртвый образ не позволял ему даже взглянуть на Рейниру в течение многих лет? Эймма Аррен была величайшей любовью Визериса. Он убил её в собственном эгоизме и умышленной слепоте, но даже Деймон никогда не смел утверждать, что между супругами не было чувств.
Эймма была отрадой его брата. Она наполняла их совместную жизнь теплом и счастьем. У Деймона был целый год, чтобы настроить юную деву против Визериса и влюбить в себя. Долина никогда не обменяла бы будущую королеву на жену второго сына, но — Четырнадцать! — ему хотелось смеяться. Разве это был не классический бытовой сюжет? Женщина выходит замуж за лорда, но её тоскливый взгляд всегда обращён на его младшего брата?
Десятилетия назад их отношения не задались с самого начала. Эймма была нежным цветком Долины, а Деймон — сосредоточением хаоса и жажды насилия. Что стоило Деймону теперь сыграть идеального рыцаря и околдовать сердце юной девочки? Это был тот рычаг давления, который он не мог упустить и который сам шёл ему в руки.
Деймон впервые с момента возвращения почувствовал такой прилив сил. Планы разворачивались в его голове, как карты военных наступлений. Эймма стала бы прекрасной ступенькой на пути к его цели.
— Если бабушке станет от этого легче… Тебе не стоит волноваться, отец. Год пролетит быстро, — Деймон расплылся в слабой улыбке, как будто пытался поддержать отца.
Всё ложь. Эта семья. Эти узы. Данные когда-то клятвы. Всё сгорело.
Дракон поднял голову, сверкнул оскал, и где-то в глубине глотки зародилось пламя. Вестерос затаил дыхание в ожидании того, куда же упадёт монетка. Сиракс просто знала, что всё уже было предопределено.
Примечания:
Я: идея была о мести Деймона?
Муза: да
Я: когда страдать начнут другие?
...
Я: мы так не договорились
Муза: а уточнять надо было
Принимаются ставки на то, удастся ли Деймону не поехать кукухой с таким Богом на плече.
Очень сильно заметно, что болтать о Деймоне мне нравится больше, чем развивать сюжет?
Ни у кого не возникла мысль "почему никто не кричит имя Деймона"?
О том, почему мы вернулись так далеко в прошлое.
Кто-то сказал мне о Деймоне: "Рейнира — не его слабое место, она та, кто держит оковы, удерживающие огненное чудовище. И без неё — все обречены".
Помимо других сюжетных моментов, если бы мы вернулись во времена, когда Рейнира уже родилась, для ран Деймона нашёлся бы бальзам, нашёлся бы кто-то, кого нужно было бы беречь и действовать осторожно и сразу, без растягивания мучений. А сейчас ему не найти утешения. Он абсолютно одинок в этом новом (старом) мире, окруженный лишь Богами, что снисходят до разговоров лишь из собственной выгоды. У него есть только обещание, что Рейнира родится.
Я знаю, что это не очень очевидно, но сравнение детей с щенками, — это не мило. Деймон опускает детей от союза с андалкой до уровня обычной скотины.
Такое чувство, что я закончила писать пролог истории.
1) Мать Рейнис
2) отец (высок. валир)
3) Когда Рейнира прислала письмо с требованием головы Крапивы, Деймон прочёл его и прокомментировал этой фразой.
4) Джонквиль Дарк, по прозвищу Алая Тенью, воительница в свите королевы Алисанны Таргариен.
5) По воспоминания септона Барта, Алисса была доброй и умной женщиной, но ей недоставало решимости и твердости: «…но правитель должен иногда совершать деяния, которые, как он знает, вызовут недовольство и возмущение, и вот на них-то недоставало решимости у королевы Алиссы».
Примечания:
Об Эймме известно примерно столько же, сколько об её матери. Может, немного больше, поэтому я решила — здравствуйте, я вынашивала эту идею очень долго.
Темы части:
BAHROMA — "Пока-пора (Bye-Time)"
https://music.yandex.ru/album/11637286/track/42600600
https://www.youtube.com/watch?v=QsT4Q5dWmFc
"Пока, пора
Завтра точно будет лучше, чем вчера
Пока, пора
Разбиваемся о стены бытия
Пока, пора
Стены слышат наши голоса
Пока, пора
Завтра точно будет лучше, лучше, лучше"
Билли Айлиш — "NDA"
https://youtu.be/OORBa32WFcM?si=zwYSSZQsyV2fJenu
"Я зашла слишком далеко? (Я зашла слишком далеко?)
Теперь я знаю, кто ты (есть)
Ты ударил меня так сильно (Так сильно)
Я видела звезды
Думаю, я зашла слишком далеко (Too far)
Когда я продала тебе свое сердце (My heart)
Как получилось, что стало так темно? (Так темно)
Я видела звезды (I saw stars)
Звезды (Stars)"
«Бог полюбил птиц и создал деревья. Человек полюбил птиц и создал клетки»
Жак Деваль
Эймма пришла в этот мир, чтобы быть любимой. Ей всегда говорили это.
Эймма пришла в этот мир, чтобы убить свою мать. Она всегда это знала.
Взрослые пытались смягчить эту правду или, жалея её, говорили, что такова уж материнская любовь. На самом деле Эймма никогда не верила, что принцесса Дейла успела её полюбить.
Когда Эймме было около шести именин, отец пообещал подарить ей пони, но вместе него она получила сундук новых платьев. Эймме нравились платья, не поймите её неправильно, но она мечтала о пони. Представляла, как будет на нём кататься, как будет его любить. В этом и было дело: у Эйммы не было пони, она его не любила. Возможно, она и была ребенком, но это не делало её глупой.
Принцесса Дейла не любила её. Эймма просто не дала ей шанса. Возможно, её матери так же, как и ей самой, нравилась идея любви. Что-то идеальное, воздушное и легкое, как вуаль. Одни словом — ненастоящее, пока не сорвёшь покров. Да, конечно, Эймма мечтала о лошадке, но было ли в этом какое-то большое отличие? Эймма не знала.
Её любили братья, сёстры и отец. Знать называла её не иначе, как Цветком Долины. Элис всегда презрительно морщилась на это, говоря, что это были лишь их политические чаяния, попытка сделать из нее символ. Эймма не знала, что это значило. Долгое время она едва улавливала смысл взрослых разговоров.
С другой стороны, они всегда смотрели на неё с такой теплотой и снисхождением, что не стеснялись обсуждать в её присутствии что угодно. Было немного обидно, но Элис говорила, что она должна использовать все преимущества, которые у неё есть.
Эймма не всегда успевала за мыслями сестры, но неизменно покорно кивала, чувствуя себя обязанной. Во взгляде Элис часто сквозила какая-то невыразимая печаль и вина. Эймма никогда не спрашивала, не желая её расстраивать, но и отчасти предполагая, что ей не ответят честно.
Все вокруг всё время пытались смягчить углы, сделать её жизнь лёгкой, как пёрышко. Перья не летали, на это были способны только птицы и… драконы.
Эймма не смогла, даже если бы захотела, забыть день, когда в Гнездо прибыл принц Деймон. Он был её кузеном, но за всю свою жизнь Эймма видела его не больше пары раз и никогда не вела с ним разговоров. Она не знала о нём ничего, кроме того, что шептали леди, прикрывшись веерами.
Безумный, неуправляемый, жестокий…
Мальчик, спустившийся с пугающего, алого дракона не был похож ни на кого из описанных дамами людей. Он спокойно похлопал своего зверя по морде и отцепил от седла мешок с вещами.
Он выглядел потерянным. Эймма бы даже сказала, что выброшенным. Это впечатление особенно укоренилось в ней, когда принц Деймон отошёл от дракона, и зверь поспешил вернуться в воздух, поднимая клубы мелкого мусора. На каменной площадке осталась только одинокая детская фигура с мешком на плече. Принца Деймона не сопровождали рыцари, вперед него не приехал скраб и личные слуги. Король просил принять своего внука на воспитание, как это часто бывало, но не прислал ничего для его удобства.
Это казалось почему-то ожидаемым. Как будто в ней всегда дремало что-то голодное и злое, что-то, ожидающее подобное. Она была дочерью принцессы Дейлы, внучкой короля и королевы и едва ли видела любого из них больше пары раз. Иногда Эймме казалось, что они забыли о её существовании. Просто подписали брачный договор и с чистой совестью вычеркнули из своей памяти.
Мог ли принц Деймон напоминать Эймме её саму? Этот спокойный мальчик, смотрящий на её отца с каким-то непонятным выражением?
Смерть принца Эймона прошла мимо Эйммы — она даже никогда не знала его, и выкидыш принцессы Рейнис не оставил в её душе ничего. Это всё происходило где-то за высокими башнями Орлиного гнезда, не с ней и не с её семьёй.
Говорили, что принц Деймон довёл свою кузину до этого, едва слышно и тщательно пряча взор, но слова срывались с ядовитых губ.
Принц Деймон оглядывал Орлиное гнездо с какой-то неясной Эймме меланхолией. Будто всё это было ему давно знакомо, но чуждо и горько. Ей показалось это странным. Эймма попыталась вспомнить, но Долина уже много лет не принимала Таргариенов.
— Ваше Высочество, — раздался голос отца, и все синхронно склонились в поклоне. — Я надеюсь, что полёт был лёгким.
— Лорд Родерик, — принц кивнул. — Я держался Восточной дороги, так что проблем не возникло.
Простой обмен любезностями быстро наскучил Эймме. Она отвлеклась на разглядывание внешности кузена. Было преуменьшением сказать, что в Долине не было никого, похожего на Эймму. Поэтому оказалось так необычно видеть обратное. Волосы кузена были просто подвязаны лентой и подняты в хвост. Золотое плетение было странным выбором для кого-то вроде принца, всадника красного дракона и принца крови. Разве цветами Таргариенов были не алый и чёрный?
Концы ленты развевались на ветру, и Эймма молча перебирала в уме, что ещё это могло значить. Тётя Элис говорила, что хорошая леди всегда знала, как сказать что угодно без единого слова, лишь добавив определённый цвет в свой гардероб. У Эйммы пока ещё не очень получалось запоминать смыслы всех оттенков, но она даже нахмурилась от того, с каким усердием пыталась вспомнить.
— Сестра, — брат незаметно коснулся её плеча, привлекая внимание.
Эймма вынырнула из своих воспоминаний и поспешила подойти к принцу. Она присела перед ним в аккуратном реверансе, всё равно чувствуя себя слишком неловкой.
— Я рад познакомиться с тобой, кузина, — принц Деймой доброжелательно ей улыбался, склоняясь, чтобы оставить невесомый, как пёрышко, поцелуй на её руке.
Он поднял на неё взгляд, и Эймма едва не охнула. Издалека это было не так заметно, но стоило принцу подойти ближе, как… Это был самый яркий и насыщенный аметист, который Эймме доводилось видеть. Два сверкающих камня смотрели на неё, и ей отчего-то делалось неловко. Она едва заметно фыркнула — с его стороны было невежливо продолжать так пристально глядеть.
— Надеюсь, вам понравится в Долине, Ваше Высочество, — вежливо ответила Эймма.
— Я уверен в этом, — широкая улыбка украсила губы принца, и он уже не выглядел потерянным мальчишкой.
Эймма вначале не ожидала, что он захочет проводить с ней своё свободное время. Когда Эймма только просыпалась, кузен уже был на тренировочной площадке, а после присоединялся к общей трапезе. Он собирал волосы на скоро руку в косу, подвязывая всё той же золотой лентой.
Принц Деймон в основном говорил с её отцом или дядей. Судя по всему, они находили его достаточно приятным собеседником и хвалили, говоря, что юный возраст не стал помехой для его обширных познаний. Эймма просто слушала, чувствуя себя слишком робкой и пугливой, а в какой-то мере и нерешительной. Вопросы жгли ей язык, но так вести себя было неприлично.
После принц Деймон обычно просил Эймму показать ему Орлиное гнездо, и Эймма никогда не смела отказать. Она вела его в новый уголок замка или возвращалась туда, где они были, и рассказывала что-то новое. Ради этого ей приходилось выспрашивать что-то у братьев или их жён. Во время прогулок за ними всегда на расстоянии следовали охранники и септа, поэтому Эймма не позволяла себе лишнего.
Принц Деймон всегда находил слова, когда те заканчивались у самой Эйммы.
— Тебе хочется задать вопрос, — он утверждал и смотрел на Эймму с этой дерзкой ухмылкой.
Глупый мальчишка! Как будто это было легко. Принц оказался во всём таким. Смелым, ярким и всепонимающим. Он, не стесняясь, звал Эймму по имени и уговаривал её делать то же самое, противореча всему, что так упорно вкладывала в неё септа. Но больше всего её почему-то цеплял этот наглый взгляд. Он как будто постоянно бросал ей вызов. Нет… не совсем верно. Это было больше.
Принц Деймон словно бы верил, что она способна бросить ему вызов и потягаться. Пускай разница в возрасте между ними была небольшой, но Эймма всё ещё была маленькой девочкой, а он не просто долговязым мальчишкой — принцем, всадником на драконе, чьи способности и знания признавали все вокруг. Разве ей было по силам с ним соревноваться?
Он продолжал ухмыляться. Это будило что-то в Эймме, ту самую полную холодных размышлений и наглого любопытства часть.
В конце концов, Эймма решила показать принцу знаменитые Небесные камеры. Она сама никогда не видела их, подобное место было не создано для юных леди, как говорила септа, но Эймме хотелось, а отец никогда не умел ей отказывать. Ей строго настрого было запрещено входить в саму камеру, но она и не собиралась. Одна мысль о наклонном поле вызывала у неё приступы головокружения.
— Во истину, Чёрные клетки им не ровня, — хмыкнул принц Деймон.
Он без всякого стеснения зашёл внутрь пустой камеры, отмахиваясь от слов стражи.
— Я показала вам почти весь замок, мой принц, но восторг у вас вызвала только тюрьма? — полюбопытствовала Эймма, чувствуя себя почти околдованной пугающей атмосферой этого места.
— Прости мне мой снобизм, кузина, — хмыкнул принц, нисколько не сожалея, конечно, — но нет замка лучше Драконьего камня.
Эймма многозначительно фыркнула. Естественно, он так и сказал, но Орлиное гнездо было куда старше форта Таргариенов! И больше! И древнее! И старше! И история у него была более богатая на события.
— Тюрьма там тоже лучше? — поинтересовалась Эймма, складывая руки на груди.
Да что этот мальчишка понимал?!
— О да, — принц даже не смутился, выходя из камеры, — некоторые камеры расположены в гротах, и во время прилива их затапливает. При неудачном стечении обстоятельств — полностью.
Эймма вздрогнула от его слов, но принц смотрел на неё открыто и не таясь. Это было жестоко, септа уже неодобрительно поджимала губы. Как леди и будущая королева, подобное Эймма должна была обходить стороной, но принц никогда не пытался смягчить реальность.
Он продолжал бросать ей этот безмолвный вызов.
Кровь стучала у неё в ушах, когда она ответила:
— Практично.
Всего одно слово, но даже оно казалось ей слишком неправильным. Эймма всегда старалась не показывать этих мыслей и не разочаровывать отца и братьев. Они делали всё, чтобы у неё была счастливая жизнь: будущая королева, дом — полная чаша, дети, богатства и защита драконов. Разве могла Эймма отплатить им чем-то меньшим? Разве ей не стоило просто послушаться и позволить этой странной части себя медленно уйти ко дну?
— Прилив отступает, и кому-то приходится вытаскивать тела. Аромат ещё тот, — пожал плечами Деймон, без подсказки находя нужную лестницу.
— Вам приходилось присутствовать, Ваше Высочество? — спросила Эймма, ловко перескакивая со ступеньки на ступеньку.
Для чужаков Орлиное гнездо казалось одной бесконечной лестницей, но для Эйммы это была самая ровная и знакомая дорога. Они вдвоем легко обгоняли септу в длинной рясе и стражников в тяжёлых доспехах.
Это было даже в каком-то роде забавно, как будто они сбегали.
— Да, — принц не пытался скрыть.
— Вас не пугает это? — Эймма уже не могла остановиться.
Разве смерть не была пугающей?
— Есть вещи куда хуже.
По её коже пробежали мурашки. Это было сказано со странной, непонятной ей интонацией. Слишком горькой, чтобы быть печальной, и злой, чтобы отдавать разочарованием. Эймме казалось, что это было похоже на злость и спокойствие в одном флаконе.
Они вышли на стену, и ветер поднял в воздух концы его золотой ленты. Эймма зачарованно проследила за ней взглядом, на миг забывая обо всём.
— Спроси, Эймма, — принц Деймон обернулся и открыто посмотрел на неё.
В этот раз она не отступила. Секунды утекали, как вода сквозь пальцы. Эймма уже слышала взволнованное дыхание септы и лязг доспехов. И всё же это мгновение всё не заканчивалось. Ей нужно было потерпеть ещё чуть-чуть, прежде чем её лишили бы возможности говорить открыто. Внешний фактор, помеха — не её решение, а смиренное напоминание о важности своего долга и места в мире.
Мгновение длилось слишком долго, потому что она всё же выпалила:
— Почему золотой?
Быстрый и легкий ответ:
— Иллюзия.
Так же просто и ясно, как то, что небо голубое, а драконы правят Вестеросом.
— Иллюзия близости, как будто я вновь могу коснуться её золотых волос.
Сердце Эйммы болезненно сжалось. Она никогда не встречала принцессу Алиссу, но слышала о её всеобъемлющей любви к своему мужу и детям.
Эймме не довелось узнать свою мать, привязаться, только иногда её мучила обида на весь мир и себя саму. Смотря на кузена, она даже думала, что это было в каком-то роде благом. А выдержала бы она эту разлуку, если бы помнила прикосновение материнских рук или тихий голос? Насколько это было бы мучительно?
Было неправильно вот так стоять и радоваться, что ей не довелось узнать собственную мать, но Эймма ничего не могла поделать со своими чувствами.
Их наконец нагнали, и беседа вернулась в своё формальное, правильное русло.
Этот короткий разговор, как первый луч солнца, ворвался яркой вспышкой в сознание Эйммы, порождая лишь новые вопросы. У неё на языке вертелись острые, грубые, циничные слова, и с каждым днём проглатывать их было всё труднее.
Ей хотелось спросить кузена про принцессу Алиссу, про свою мать, ей хотелось говорить и говорить, а потом слушать насмешливые ответы или тихую честность, потому что он не умел по-другому. Всё это должно было сопровождаться доброй улыбкой и открытым взглядом. Принц Деймон всегда находил её взгляд, будто… сам искал, будто это было дано ему свыше.
Эймма терзала себя сомнениями. Её маленькую душу не должны были раздирать подобные противоречия. Она должна была быть старше и мудрее. Она должна была быть лучше, чтобы «не закончить, как её мать». Эймма никогда не перечила септе, только понятливо кивала, потому что Мерея всегда желала ей только лучшего.
Лучше, лучше, лучше!
Раздался звонкий хлопок, когда Эймма ударила себя по щекам, заставляя взбодриться. Пришло срочное послание из Рунного камня, не время было теряться.
Это оказались пугающие вести. Единственная дочь лорда Ройса пропала на прогулке вместе со всей своей охраной. Находясь почти в отчаянии, Йорберт Ройс просил принца Деймона присоединиться к поискам с воздуха.
Отец был обязан попытаться отговорить принца крови покидать стены замка, но кузен был непреклонен в своём желание помочь. Пропажа единственной наследницы Рунного камня могла вызывать никому не нужные волнения. Эймма соглашалась, но всё равно боялась отпускать кузена так далеко и на неизвестный срок.
Принц Деймон покинул замок ещё до рассвета, получив строгие указания держаться русла реки. Эймма с трудом встала в столь ранний час, но чувствовала себя просто обязанной проводить кузена. Будто он был каким-то рыцарем и отправлялся в опасное путешествие, а она… Эймма покраснела и сдержала неуместное хихиканье.
Ей бы хотелось повязать свой платок на плечо Деймона, то есть принца Деймона, кузена, Его Высочества… Да.
Сердце Эйммы болело, когда она провожала массивную фигуру за горизонт. Оставалось только надеяться, что с помощью дракона поиски завершатся быстрее и Рея в добром здравии вернётся домой. Не то чтобы Эймма хорошо её знала… Просто ей хотелось, чтобы кузен поскорее вернулся.
Через несколько дней пришли ужасные вести: принц Деймон нашёл останки леди Реи и её свиты. Горный обвал обернулся общей могилой. Если бы не блестящий на солнце фрагмент нагрудника одного из рыцарей, принц вряд ли смог бы заметить их. Слои камней и грязи оставили мало, но даже так можно было сказать, что эти люди умерли недавно.
Для Эйммы, как для жительницы Долины, это не стало неожиданностью. Они были не первыми, кого забрали горы, и не будут последними. Подобное случалось достаточно часто. Оставался лишь один вопрос: почему группа леди Реи вообще отклонилась от первоначального безопасного маршрута? Как будто что-то гнало их в спины, заставляя петлять по скрытым между скалами тропам.
Кланы? Но их было обычно не встретить дальше Лунных врат. Это всё казалось просто ужасным стечением обстоятельств, однако, взрослые всё равно не переставали хмуриться, бросая друг на друга многозначительные взгляды.
Не при таких обстоятельствах Эймма надеялась увидеть Рунный камень. На этот случай существовала какая-то специальная фраза? Или присказка, которую любила бы чернь? Эймма не знала, единственное, что она могла сказать точно, Деймон выглядел странно, когда они прибыли.
Она не могла понять его эмоции и всё время терзалась от мысли, что упускала что-то важное. Септа только качала головой и повторяла, что принц просто устал от беспрерывных поисков. В течение последних дней он почти не спускался с дракона, прочёсывая местность, а затем помогал в разборе завала. Если бы не помощь его дракона, неизвестно, смогли бы они вообще сдвинуть самые большие валуны. Септа только качала головой и хмурилась, говоря, что лорд Ройс совсем не берёг королевского отпрыска. Эймме хотелось фыркнуть: королевская семья тоже этого не делала.
Ей пришлось одёрнуть себя: она не имела права так даже думать. Внутренние дела Дома Дракона не должны были касаться уст поданных. «Будь мудрее», — повторяла Эймма, как молитву.
Мудрее, мудрее, мудрее…
С каждым днём эта фраза почему-то всё больше отдавала уксусом. Эймме было тошно то ли от самой себя, то ли от своих неправильных мыслей.
— Вижу, поездка утомила тебя, кузина, — заметил тихо принц Деймон.
Они были на похоронах. Принц вызывался поддержать её, поэтому стоял рядом, заботливо придерживая под локоть. Такой невозмутимый, высокий мальчишка. Они были будущими родственниками по браку, они были родственниками по крови — всё было прилично. Эймма не знала, что смущало её, как будто какая-то деталь выбивалась из идеально выверенного образа.
— Мы на похоронах, Ваше Высочество, — как можно тише ответила Эймма.
Зазвучала молитва Незнакомцу, и лорд Ройс согнулся в руках её отца. Горе тянуло его к земле, как будто эта трагедия разверзла небо и уронила его на мужские плечи. Эймме они всегда казались такими широкими и крепкими, но в руках отца лорд Ройс почему-то выглядел маленьким и слабым. Его боль сквозила в каждом жесте, в едва заметной дрожи.
— Зачем же так официально? Мы же на похоронах, — хмыкнул кузен. — Никогда не понимал этого желания предать тело земле, где оно будет гнить, становясь просто пищей для червей.
Эймма едва не задохнулась от возмущения и посмотрела на кузена. Он выглядел странно, его взгляд был прикован к прикрытому тканью телу леди Реи. Оно было слишком изуродовано, чтобы выставлять его в открытом виде. Взгляд принца Деймона был… странным. Эта была сложная смесь эмоций, которую Эймма не могла разобрать, отчего оставалось только гадать. Ей как будто было жизненно важно знать, что так занимало мысли кузена. А что так мучило её?
Его Высочество — Деймон. «Будь хорошей девочкой, Эймма,» — «Спроси, иначе я не смогу ответить».
Заунывный голос септона зазвучал где-то на фоне. Наверное, Эймма оскорбляла богов, но она смотрела на принца Деймона, и ей казалось, что вот она — истина, вот оно — живое, дышащие пламя во плоти. Голая честность.
Продуваемая всеми ветрами Долина приучила её к сквознякам и свежести, но — Боги! — как же ей было холодно в стенах замка! Эти улыбчивые лица с безжизненными глазами, подхалимы брата и прихлебатели будущей королевы… Принцу это было не нужно. Вечно непримиримый, но добрый и заботливый. Он смеялся над ней, но всегда с ней, извинялся за поспешные слова и рассказал истории со всех уголков Эссоса. Он стоял слишком высоко, чтобы искать в ней выгоду. Он просто был на протяжении последних месяцев, не строил из себя кого-то другого, не пытался понравиться. Он поощрял ту её часть, которую Эймма всегда прятала в сундук, прижимая крышку долгом и благодарностью. Их веса было достаточно. Раньше.
«Будь мудрее», — набатом звучало в её висках, но что было делать, если она просто хотела оторваться от земли и поймать ветер под крылом дракона?
— Да ещё и при столь жалких обстоятельствах, — принц Деймон посмотрел на неё, вырвав из размышлений.
— Вы предпочли бы умереть при других? — вырвалось у Эйммы против воли.
Она не хотела! Честно!
— Мне всегда претила мысль умереть, я предпочёл бы быть убитым, — незамедлительно ответил принц.
Больше не было сказано ни слова. Эймма снова смотрела на завёрнутое в белое тело. Ткань невесомо трепетала от пробегающего сквозняка, как будто леди Ройс была ещё жива и силилась сделать вдох, но каждый раз сломанные кости впивались в её легкие, и она захлебывалась в собственной крови. Возможно, ей не стоило знать подробностей этой смерти. Возможно, ей не стоило знать, как умерла принцесса Дейла. А ещё, возможно, Эймме не нужно было так сильно сжимать руку принца. Всё это было морем возможностей, которые она упускала, потому что быть мудрой получалось всё хуже.
Эймма не выдержала на следующий день. Они наблюдали со смотровой площадки, как алый дракон дремал на одной из скал, на удивление хорошо вписываясь в местный пейзаж. Стража держалась расслабленно и на почтительном расстоянии, и Эймма надеялась, что её тихого голоса было достаточно для личного разговора.
— Все говорят, что я не виновата, в смерти своей матери, — заметила Эймма, нервно сжимая своё платье.
— Это не вопрос, — расслабленно ответил принц Деймон и даже не посмотрел на неё.
Его внимание было полностью поглощено драконом.
Эймма поморщилась, отчаянно желая, чтобы в этот раз он понял её без слов, чтобы ей не пришлось проталкивать эти слова через силу.
— Я убила свою мать? — сипло выдохнула она.
Слова царапали горло, жгли глаза непролитыми слезами. Эймма не любила свою мать. Нельзя любить того, кого не знаешь. Всё было хуже — она мечтала о любви. Смотрела на других, бесстыдно подглядывая за чужим счастьем, и хотела того же для себя.
— Ты не выбирала своё рождение, — ответил принц недолго думая.
— Это не ответ, — передразнила его Эймма.
— Твоё рождение убило её, — пожал плечами принц Деймон и наконец-то посмотрел на неё. — Как и рождение моего брата убило мою мать.
— Это да?
Какая-то часть Эйммы хотела, чтобы он сказал нет, потому что кузен не врал, потому что он мог быть высокомерным, но не лживым. Только не с ней.
— Это моя вина? — она едва удерживала себя от крика.
Взгляд принца был жалостливым настолько, что Эймме захотелось отодвинуться, уйти и попросить его больше никогда не смотреть так.
— Моей матери?
Придворные иногда шептались, что принцесса Дейла была слишком хрупкой для рождения детей, что валирийская красота была губительна для продолжения рода. Слишком узкие бедра и тонкие фигуры, слишком… Эймму тошнило от этих разговоров.
— А у неё был выбор?
Эймма широко распахнула глаза, смотря на принца так, будто он сказал какую-то глупость.
— У неё был выбор? — настойчиво повторил кузен.
Его голос звенел у Эйммы в ушах громче похоронных колоколов. Слишком громко, слишком открыто — такое нельзя было произносить вслух. Нельзя!
Эймма вскочила, чувствуя себя загнанной в ловушку. Нужно было бежать, что-то делать, нужно было быть где-то ещё, только не здесь, не сейчас. Почему Деймон просто не мог промолчать один единственный раз и сказать ей то, что она хотела услышать?
— Ты наконец назвала меня по имени, — принц мягко, можно даже сказать, снисходительно ей улыбнулся.
Она что, сказала последнее предложение вслух?
— Когда мысли слишком громкие — труднее всего молчать, — он просто пожал плечами, как будто находил её терзания скучными.
— Долг жены — родить наследника, — ответила Эймма.
Больше всего на свете она хотела сбежать, но тогда бы насмешливый взгляд преследовал её до конца дней.
— Конечно, — Деймон кивнул и просто… замолчал.
Он даже не пытался с ней спорить, а только смотрел, и это было больше, чем Эймма оказалась готова вынести. В нём не было осуждения к ней, никогда. Это было и не нужно, чтобы она почувствовала себя плохо. Глупо.
— Это неправильно, так говорить, — пробормотала она, — неправильно.
— Да.
— Тогда почему ты продолжаешь?.. Просто всё это! — Эймма всплеснула руками, уже позабыв о свидетелях.
— Потому что это не перестаёт быть правдой.
Разве она не восхищалась им за это? Честный и искренний в своих чувствах. Почему же от этого было так больно и горько? Почему что-то едва заметно дрожало внутри? Ей было нечего ответить на это.
Нечего.
Она опустилась обратно на скамью и обессиленно посмотрела на Деймона. Он не требовал ответов, ни о чём не просил, но вытаскивал наружу ту её часть, которую Эймма всегда старательно прятала от чужих глаз. Ей никогда не стоило задаваться такими вопросами, потому что теперь их было уже не выжечь. Теперь они отпечатались на обратной стороне её век.
Объятия стали для неё неожиданностью. Такие тёплые и мягкие. Ткань камзола приятно касалась её щеки, и Эймма позволила себе эту слабость.
К чему была вся эта мудрость, о которой проповедовала септа, если Эймма не могла вот так вот спрятаться от всего мира под крылом дракона?
Примечания:
Я всё время "не верь ему, милая", также я "прекрасно знаю, чем все кончится". Вот поэтому я и люблю писать фанфики. Ну как, Деймон заслужил свой оскар? В какой-то момент я подумала "когда Деймон закончит — Долина сама будет на стороне принца и без всякой Рейниры". Я смеюсь на фразе "Голая честность". А вот с этой строчки я уже кричу, как чайка: "Он просто был на протяжении последних месяцев, не строил из себя кого-то другого, не пытался понравиться".
Ещё слишком рано, чтобы у Деймона был мотив. Кто подумает на него? А вот остальные родственнички Реи...
Я думаю, что Йорбет любил Рею. Он не пытался зачать наследника с кем-то ещё. Он знал, что в случае его смерти она окажется окружена охотниками за Рунным камнем, а брак с принцем гарантировал бы ей защиту. Корона не позволила бы оспорить притязания Реи из-за их собственной выгоды.
Деймон, пожалуйста, очень большая просьба, хватит пиздить фразочки у Цезаря. Я заебалась подводить к ним диалоги.
 |
|
|
Очень круто. Идея нравятся.👍
2 |
|
 |
cherry cobblerавтор
|
|
Алексей Севостьянов
Спасибо 💖 |
|
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу