Какое тебе дело? (гет)

Окровавленная рука с лоскутами кожи, свисающей с гниющей плоти тянулась к нему. Он почувствовал, как холодные пальцы сжимаются вокруг его кисти и тянут вперёд, мужчина отпрянул и ударился обо что-то твёрдое, вероятно об стену. Инстинкты сработали прежде, чем хоть одна мысль успела сформироваться в голове, а он уже инстинктивно тряс своей рукой, пытаясь освободиться, спотыкаясь и падая вперёд, но так и не коснулся пола. Напротив, он лежал на мягком матрасе опираясь на него рукой, которая сжимала тонкую женскую кисть. Тело, лежащее под ним было далеко не мёртвым, о чём свидетельствовало тяжёлое дыхание и быстрые подъёмы груди, упирающейся в его грудь.

Он пару раз моргнул и в голове прояснилось, взгляд сфокусировался, мужчина быстро отпустил руку женщины, как будто она жгла кожу, тихо пробормотав «прости», давая ей как можно больше пространства, а сам упёрся в ребро кровати. Женщина приблизилась к нему, села рядом и повернула его голову к себе, прижимая руку к его губам, прося замолчать.

Тут не нужны какие-либо слова.

Не тогда, когда они притворялись, убегали. Слова могут быть искажены, истолкованы не так, но не это: напряжённое дыхание, ужас в глазах и промокшая от пота рубашка легко могли выдать правду о том, чем стала его жизнь. Теперь он сильно отличался от того мальчишки, который вошёл в полицейский участок Раккун Сити с мечтами о том, как будет помогать людям, защищать их, он был так уверен в себе и в том, что нужно делать. Тот паренёк никогда бы не узнал его нынешнего.

Только один человек смог бы, тот, кто прошёл с ним через ад…

Женщина медленно убрала несколько влажных прядей с его лица своими длинными тонкими пальцами, очерчивая скулы и челюсть прежде чем притянуть его ближе.

— Не нужно, — прошептала она из темноты его комнаты. — Это не твоя…

Он быстро сократил небольшое расстояние между ними, не дав ей закончить, нежелающий слышать больше лжи сегодня. Он не нуждался в её утешении, он нуждался в забвении, в концентрации на чём-то другом. Запах её кожи, ощущение губ, её вкус и почти приятная боль, когда её руки схватили его за волосы, чтобы притянуть ближе.

Это было не так медленно или пикантно, как четыре года назад. Время и всё, через что они прошли, оставили свой след, который не только выражался словами, но и действиями. Движения были не такими изысканными, более спешными. Их кожа с годами стала толще и, возможно, им требовалось подтолкнуть друг друга чуть сильнее, чтобы что-то почувствовать. Хоть что-то. Суетливая возня продолжалась, пока на полу у кровати не образовалась гора из одежды, а у них не осталось ничего кроме плоти и отчаянного дыхания. Кожа к коже, никакого прикрытия, никаких преград между ними, такого он никогда не чувствовал.

Это было не обнажением правды, это было её сокрытием.

Побег вместо утешения. Отрицание.

Они оба были хороши в этом. Уклонение и отвлечение, поединок 101.

Так что, когда миссия была окончена, он размышлял, а она выводила шрамы на его груди. Когда появится та самая огромная рана, которую невозможно будет излечить? Когда пуля окажется достаточно быстрой, что даже они не смогут сбежать?

Прошлой ночью он думал пустить себе пулю в голову, а сейчас он задаётся вопросами, волнуется о ней, о них. Потому что она всегда была той, кто перевешивал чашу весов в хорошую сторону, возвращал его назад всякий раз, когда он был так близок к падению, готовый сдаться тьме.

Но что было, то было. Нельзя исправить ситуацию, не приведя его самого в порядок.

В этом и была правда.

Завтра ночью снова придут кошмары, а её не будет там, чтобы успеть спасти его. Вот ещё одна правда. Та, на принятие которой потребовалось больше времени, но он смог.

Всё, на что он надеялся, так это то, что, когда станет совсем невыносимо, она будет там, чтобы успеть спасти его прежде, чем он прыгнет. И он ответит тем же. Как и всегда.

* * *

— И что за миссия? — спросил он спустя час, лёжа на мятых простынях, Ада на секунду замерла, так и не надев свитер. Кеннеди лежал с закрытыми глазами уже полчаса притворяясь, что спит. Она всё же надеялась, что он продолжит эту игру чуть дольше и позволит ей тихо исчезнуть.

Теперь его глаза были устремлены в потолок, но он почувствовал движение матраса, когда женщина встала уже полностью одетая.

— Было бы глупо верить в то, что ты приехала сюда из-за меня… как думаешь?

— Может так и есть… — ответила она, ухмыляясь, хотя он и не заметил этого.

Его усмешка эхом отозвалась по пространству, отчего по её спине пробежали мурашки, и не в хорошем смысле. Для неё эта ситуация, этот Леон, который не может сдержаться на каждое её слово, которому всё равно, были для неё в новинку.

— Я была бы дурой проделать весь этот путь до Вашингтона просто так… — призналась она. — Так, ты идёшь или ты слишком занят самобичеванием?

— Я ещё не настолько в форме.

— Леон Кеннеди упускает шанс побыть героем… видимо это серьёзно.

— Я бы сказал кража и перепродажа очень опасных субстанций не совсем то, что помогает спасти жизни. Совсем наоборот, — съязвил он, садясь и наконец-то встречаясь с ней взглядом.

— Ты разве не слышал? Я оставила эту жизнь позади после фиаско Симмонса, — сказала Вонг совершенно будничным тоном, наслаждаясь его удивлённым взглядом, который он не смог скрыть. — Это работа в Вашингтоне, простая миссия по поимке беглецов.

— Ты имеешь в виду охоту за головами? — спросил он смеясь. Её первой реакцией было встать на защиту этой миссии, но она не стала останавливать его, потому что, впервые перешагнув порог его квартиры, она увидела его настоящую улыбку. И пусть она подхватит Т-вирус, чем признает во всеуслышание, что скучала по ней.

— Это конечно не так увлекательно и прибыльно, как на старом добром диком западе… но позволяет оплачивать счета.

— Мне бы не помешали наличные, — признался он, хватая джинсы и почти чистую рубашку из кучи, лежащей на диване.

— Вероятно потому, что ты потратил все честно заработанные правительственные деньги на выпивку, — сказала она.

Мужчина быстро оделся и уже был готов идти. Он схватил ключи и, убирая пистолет в кобуру, направился к двери, у которой его терпеливо ждала Ада.

Кеннеди собирался отпереть дверь, но она остановила его, чтобы поправить его воротник.

— Не могу же я позволить тебе расхаживать в таком виде…

— Это всё не моё, — вдруг прервал он её.

— Что? — она замерла, опуская руку.

— Эта жизнь… я, — наконец признался Леон. Он стоял к ней так близко, что шёпотом произнесённые слова были для неё словно крик в ухо.

Она знала это. И Клэр знала, поэтому и позвонила именно ей. Потому что понимала, тёплое объятие и ведёрко мороженного не исправят ситуацию. Не исправят его. Ему не нужно утешение, ему нужна причина, чтобы двигаться дальше.

Это было так типично для Леона, понимать себя самым последним.

Сама она была не лучше, но она не признается в этом никому. Спалить лабораторию в Китае не говорит в пользу полного психического здоровья. Но это стало своего рода её катарсисом. Перерождением. У неё было столько личностей и имён в прошлом, что было сложно вспомнить, кем она является на самом деле. Но находясь здесь, рядом с ним, ей становилось намного легче. Ада хотела быть той женщиной, с которой он мог бы иногда видеться, даже если она сама не была готова к этому.

И она верила, что они оба достаточно взрослые, чтобы признать одно — они совсем не те, кто станет жить в доме, окружённый белым забором, с двумя малышами и собакой. Они были рождены для погони, для борьбы, порой по разные стороны закона. Но в такие дни как сегодня, когда их пути пересеклись, они наконец смогли увидеть отблеск того, кем могут стать, если будут вместе.

— Я устала сидеть сложа руки, давай уже пойдём и прикончим пару негодяев, — сказала она, целуя его в губы, а потом взяла его за руку и повела к выходу.

— Это ведь Клэр позвонила тебе? — спросил он, выходя из квартиры, в голосе слышалась теплота, отчего она нахмурилась. Ревновала ли она к малышке Редфилд?

— Да, потому что мы с ней не разлей вода.

— Лгунья.

— Сам такой, — сказала она, подмигнув. Он не стал спорить.