И солнце взойдет над озерами (джен)

5 декада осени, 399 г. Р.Э. Озёрный остров

Воды священных озер прозрачны, как воздух. Протяни руку — и уже коснешься дна. Священные озера глубоки настолько, что их дна касались только кости тех, кого приносили в дар божественным крокодилам — посланникам Хау’Эшс. Элама стояла у самой кромки воды и смотрела, как лучи заходящего солнца пронизывают воду, отражаются от красноватого песка, и казалось, что по поверхности озер расползаются кровавые пятна. Дурной знак. Она наклонилась, зачерпывая воду в большую неглубокую чашу из прохладного зеленоватого материала. Когда-то Хау’Эшс низвергнул вниз камни, их поднесли пламени и сотворили формы, которые теперь служили ему. Стараясь не расплескать ни капли, Элама поднялась по каменным ступенькам святилища, что спускались к самой воде, и поставила чашу на большую плиту так, чтобы на нее упали лучи солнца. Она видела свое отражение в прозрачной воде, натертом до блеска дне чаши, видела лучше, чем в тех странных серебристых поверхностях, что пришельцы из-за моря называли зеркалами, но смотреть Элама собиралась не на себя.

Слово за словом — ее голос набирал силу, отражался звонким эхом от нависающих над озерами горных уступов, несся дальше и выше, достигая великих звездных чертогов. Таяло отражение в зеркальной глади, постепенно сменяясь совсем иными картинами. Элама вглядывалась в них, но видела то же самое, что открыли священные озера: поверхность воды окрашивалась киноварью, а из нее выступали резные очертания огромных кораблей. Пахло дымом и гарью. Она видела тонущее в озерах солнце, а потом киноварь заполнила все, и перед Эламой возникло ее собственное лицо. Слова застряли в горле, и она отшатнулась, прикрывая глаза рукой.

— Что ты увидела? — голос Гайи, вождя Хранителей Озер, донесся до нее сквозь шум крови в ушах. Элама ухватилась за него, возвращаясь обратно, ощущая прикосновения грубоватых пальцев к затылку, ниже, очерчивающее каждый выступающий позвонок, татуировки, покрывающие ее лопатки. — Что ты увидела?

— Кровь. Кровь покроет озера, — она ответила, как со стороны слыша свой хриплый голос. Словно кровь уже бежала по ее горлу. — И корабли. Они уже близко, — Элама наконец справилась с голосом, заставив его звучать как подобает, и повернулась.

Гайя был высок, выше, чем любой другой мужчина, которого Элама видела в своей жизни. Его темная кожа, покрытая узором священных татуировок, отливала киноварью, а в черных, будто ночное небо, глазах сейчас отражалась ее собственная тревога.

— Значит, мы встретим их, — он непроизвольно коснулся тонкого белесого шрама на плече. Иногда Эламе казалось, что Гайя готов на себя одного взвалить вину за то, что острова наводнили чужаки. За тот единственный раз, когда копье в его руках не сразило цель. Элама накрыла его пальцы своими, повторяя прикосновение, очерчивая контур одного из многих шрамов, что служили подтверждением того, как ревностно он оберегал покой священных озер. Это было неизбежно. Она все равно пришли бы. Раньше или теперь, но пришли бы.

Элама помнила, как у берегов впервые возникли огромные лодки, корабли, с незнакомыми знаками на парусах. Она, тогда еще не звавшаяся Голосом Хау’Эшс, лишь учащаяся его слышать, не видела их собственными глазами, но озера всегда позволяли Эламе заглянуть намного дальше, чем кто-то мог представить. Так жаль, что тогда они не открыли ей истины. Странные люди в странных одеждах, с голосами, журчащими будто горные ручьи, которых они в начале приняли за духов вод. Они привозили дары — диковинные ткани, блестящие украшения из незнакомых материалов, много всего. И нашлись те, кто в обмен на диковинки приносил фрукты, веревки из агавы. Хранители разрешили, лишь зорко следили за тем, чтобы чужаки не удалялись от побережья дальше одного дневного перехода.

Но кроме даров простых и понятных чужаки привезли с собой дары коварные, напитки из сока растений, что мутили разум и выпускали на свободу злых духов души. На островах тоже умели делать подобные: собирали перебродившие фрукты, сцеживали их сок и размешивали с травами, но Хау’Эшс дозволял употреблять их лишь изредка, в особые ночи, когда душа человека могла принять его слово. Призыватели духов не позволили брать у чужаков такие дары, но сосредоточившись на одном, упустили из вида нечто намного более опасное: шестигранные кубики из дерева и кости звонко катились по доскам кораблей, по утоптанным площадкам, что использовали для обмена. И в их перестуке слышался смех коварного Шин’Джи, чье имя никогда не произносили вслух и не призывали под страхом жестокой кары. Не молись об удаче, не проси чуда. Элама не знала, кто нарушил запрет, как священный амулет Хау’Эшс — дар небес оказался в руках чужаков. Они спрашивали, но никто не сказал истины — слишком боялись возможной кары. Но священные крокодилы все равно не остались без пищи.

Впрочем, тогда они еще не знали, какую беду накликали на свои земли. Кораблей стало больше, все чаще разведчики отлавливали чужаков много дальше, чем им дозволялось быть. Те рыскали по всему острову, а пойманные под крики и рык крокодилов сознались — они искали небесный дар, который в землях чужаков звался железом. Искали то место, где небесный дар мешался с дарами земли. Элама помнила — она стояла в свете костров, а человек говорил, говорил захлебываясь собственной кровью, с ужасом глядя на крокодилов, которые уже полакомились его плотью. Пока Гайя отрубил ему лишь руку, но обещал проделать тоже самое с другой рукой и ногами, если он будет молчать. Чужак говорил, а перед ее глазами будто отраженные в водах священных озер вставали картины — одна за другой, того, что будет. Она видела бесконечные ямы, разрывающие корни гор, видела воды озер, покрытые сажей, видела, как кровь и кость горы, плоть Хау’Эшс, поднимается на поверхность, грузится на корабли… Впервые в жизни Эламе было страшно. Она сказала — никто не посмеет приблизиться к священным озерам.

Хранителями озер становились только лучшие, они носили копья с наконечниками из небесного дара, которые не знали промаха. Пропитанные соком растений, что собирали Призыватели в глубинах болот, они несли смерть от малейшей царапины. Они знали все тропы лесов, все дорожки к озерам. Казалось, никто не мог проскользнуть мимо них и вернуться обратно. Но смех Шин’Джи уже звучал над островом под перестук игральных костей, и бдительность Хранителей дала осечку. Один бросок копья, неверно выбранная цель — и черная птица чужаков унесла с острова тайну священных озер. Пусть осмелившийся пробраться к самым ступням Хау’Эшс поплатился жизнью, случившееся уже было не изменить.

Элама смотрела вслед Гайи, что собирал воинов, чтобы идти сегодня к побережью. Они были на своей земле, духи благоволили им и Призыватели пойдут следом за воинами, но этого могло оказаться недостаточно. Она чувствовала — скоро совсем ничего не будет достаточно. Возможно, скоро у них у всех не останется выбора. Не проси чуда, не молись об удаче. Но что делать, когда не остается ничего иного? Будто услышав ее мысли, Гайя обернулся: «Дождись меня», — непроизнесенные слова сорвал ветер, и Элама подняла руку над головой, прощаясь.

* * *

Волны мерно бились о борт корабля. В их гуле было что-то успокаивающее, вернее, должно было быть. Однако вместо того, чтобы очищать мысли, волны заставляли их кружиться бесконечной спиралью, ударять в виски тупой болью, раззадоривая копящееся в груди раздражение. Держать себя в руках. Эти слова ощущались на редкость унизительным напоминанием о том, что его слово здесь ничего не значило. Вы не у себя на севере, наследник Фаах. Еще одна колкая фраза, пробуждающая уже не раздражение, а самое настоящее бешенство. Действительно, происходи это в землях Фа, именно Илеше Лаю, будь он хоть сто раз старшим иерархом Тан, должен был внимать каждому слову и почтительно слушать, когда говорил Фаах Аю, наследник влиятельнейшей из семей севера Святой Иерархии Тан. Но север остался невообразимо далеко, а на корабле, идущем под флагом церкви Тана, пропасть между старшим иерархом Илеше Лаю и младшим иерархом Фаах Аю пролегала отнюдь не в пользу последнего. Впрочем, свою роль тут сыграла и та цепь событий, вследствие которой Аю на корабле, идущим в сторону окутанных дымкой неизвестности Озерных островов, и оказался.

За последние два года он уже успел несколько раз пожалеть о своем опрометчивом решении выбрать путь иерарха Тан и перебраться в столицу: слишком на слуху были похождения его беспутного дядюшки, с которым Аю мало того, что являлся полным тезкой, так еще и имел определенное внешнее сходство, вполне объясняемое близким родством и общей фамилией. Масло в огонь подливал старый скандал, с которым его дядюшка в свое время покинул отчий дом. Сам Аю обошелся без громких выходок и хлопанья дверьми, но молчаливое неодобрение, которое его отец, некоронованный лорд провинции Фа, Фаах Ою, выразил явственно, попросту урезав содержание в два раза, говорило само за себя. Весьма осторожно принятый в свете, сопровождаемый целым ворохом разнообразных и сплошь нелицеприятных слухов, да еще умудрившийся благодаря крайне неуживчивому характеру буквально с первых дней настроить против себя половину Канцелярии Иерархов, Аю прекрасно понимал, что свою карьерную лестницу строить он начал как-то не так. Но вернуться обратно на Север не позволяла фамильная гордость и фамильное же упрямство. Неизвестно, к чему все это могло привести, если бы формирующий представительство Церкви Тана для очередной экспедиции на Озерные острова Девятый Иерарх Диамман не предложил Аю присоединиться к этому, вне всякого сомнения, благословенному делу. Правда, разговор с Высшим Иерархом у них вышел занятный.

— Господин Высший Иерарх, — Фаах Аю прикрыл за собой дверь кабинета и склонился в точно выверенном поклоне: ни на ноготь ниже, чем требовал этикет.

— Проходите, — Диамман, ведающий дипломатическим корпусом Церкви Тана, коротко взмахнул рукой и вновь вернулся к лежащим перед ним бумагам. Аю чуть прищурился, стараясь разглядеть, что тот изучал с таким вниманием, но ловко расставленные на столе чернильница, богатый письменный прибор и часы не оставляли никаких лазеек для любопытства. Потерпев неудачу со столом, младший иерарх принялся рассматривать кабинет. В отличие от уже виденного им кабинета Шестого Иерарха, под началом которого служил Аю, Девятый явно пренебрегал вопросами красоты и роскоши, целиком сосредоточившись на удобстве и полезности: минимум резьбы и украшений, множество высоких закрытых шкафов и полок, карты, размеченные цветными нитками. Единственным украшением можно было назвать пару на редкость уродливых статуэток, которыми были придавлены бумаги.

Молчание затягивалось. Аю чувствовал, что пока он изучает кабинет, Высший Иерарх точно так же изучает его самого, так внимательно, будто не сам сюда вызвал.

— Сказать по чести, я в небольшом затруднении, — тягучий голос Диаммана зазвучал, когда Аю уже практически потерял терпение, — непривычно видеть человека вашего происхождения в нашей службе…

— Все мы служим Тану так, как это в наших силах. Он своей рукой отмечает тех, кого желает видеть подле себя, — ответил Аю резче, чем ему того хотелось бы. Но слишком часто он слышал этот вопрос, причем далеко не в таких мягких формулировках, что использовал Девятый. Много самых разных вопросов, за которыми прятался только один: «Что ты здесь забыл?». Путь иерарха, служения Тану считался обязательным для всех благословенных им — тех, кого он отметил своей рукой, наделив силой и способностью, возможностью сделать чуточку больше. Этот путь давал возможность пробиться на самую вершину власти Святой Иерархии Тан. Вот только выбирали его, как правило, те, для кого он оставался единственным способом вырваться из круговерти обычной жизни, младшие сыновья благородных родов, не смеющие мечтать о достойном наследстве. Никак не единственные наследники лордов провинций.

— Полноте. Вам следует проявлять больше сдержанности, юноша, — в голосе Диаммана прорезался металл, но уже через мгновение он снова зазвучал тягучей смолой, — теперь я понимаю выражение лица Шестого, когда он говорил о вас. Только, ради Тана, — он поднял руку, заметив, что Фаах Аю собирается что-то сказать, — избавьте меня от своих извинений. Я слышал, вы сдабриваете их такой дозой яда, что мне стоит беспокоиться о своем слабом здоровье.

Аю стоял, глядя куда-то поверх плеча Девятого Иерарха, и сейчас он был чрезвычайно благодарен Тану, что тот при рождении отмерил ему столь малое количество красок: краснеть в кабинете Высшего Иерарха, будто нашкодившему семинаристу, ему совсем не хотелось.

— Уже лучше, — Диамман довольно кивнул, — но, поверьте, я вас позвал не для того, чтобы читать нотации. Как вам может быть известно, наипервейший интерес подчиненной мне Канцелярии сейчас устремлен на Озерные острова. Совершенно дикое место, над которым до сих пор не простерт свет Тана. Но стезя наша такова, что дело приходится иметь даже с Несотворенными, что уж говорить о каких-то дикарях.

«А еще в землях этих, с позволения сказать, дикарей, — мысленно продолжил речь Девятого Аю, — бесценное железо, если верить слухам, лежит практически на земле». Церковь Тана всегда отличалась крайней рациональностью, успешно совмещая функции проповедника и учителя в части духовного и жесткого политика в части материального. Не стоило даже сомневаться, что целиком зависимая от импорта металлов из далекой Империи Несотворенных, Святая Иерархия, а значит и Церковь Тана, вцепится в острова с волчьей хваткой. Даже если окажется, что железа там меньше, чем кузницы Иерархии расходуют за день.

— К сожалению, дикари эти совершенно чужды дипломатического этикета, — Диамман скорбно вздохнул, а Аю с трудом удержался от фырканья: так элегантно назвать возвращение предыдущего посольства к кораблям в расчлененном и частично обглоданном виде мог только истинный дипломат. Слухи о неудаче предыдущей миссии ширились и множились, Шестая Канцелярия, заведующая промышленностью, а потому чрезвычайно в деле заинтересованная, обсуждала их со всем тщанием. И Фаах Аю не мог их не слышать и не интересоваться, все же именно его семья издавна сохраняла за собой практически полную монополию на предприятия по обработке железа и многих других металлов.

— Сейчас интересы Тана на Озерном острове представляет только Орден Паладинов, чего, как вы понимаете, совершенно недостаточно для продолжения миссии.

— И вы предлагаете?.. — Аю уловил паузу в разговоре, демонстрируя, что слушает со всем вниманием. Перед глазами на мгновение вспыхнули цветные нити: быстрое, смазанное видение, но весьма ясно свидетельствующее о том, что какое бы решение он сейчас ни принял, оно изменит его жизнь. Нити, благословение глаз Тана, было с Фаах Аю практически с самого детства, а вместе с ним — способность выбрать лучший вариант из всех возможных. Если, конечно, получалось верно понять открывающийся узор. К огромному сожалению, призывать их осознанно Аю пока не мог, хотя и не сомневался в возможности этого. Но и эти случайные виденья не раз его выручали.

— Да, я предлагаю вам присоединиться к миссии. Конечно же, вы не служите в моей Канцелярии, но, как вы верно заметили, Тан сам избирает тех, кто будет ему полезен в том или ином случае.

— Шестая Канцелярия не может не находить эту миссию полезной и служащей делу Тана. И если Шестой Иерарх дозволит… — Аю вовремя вспомнил о том, что принимать такие решения самостоятельно он не в праве. Это… являлось весьма неприятным для него обстоятельством.

— Не думаю, что он будет против, — Диамман тонко улыбнулся, — в таком случае, не смею вас задерживать.

«Будет рад от вас избавиться», — мысленно перевел его слова Аю, склоняясь в прощальном поклоне.

Да, экспедиция действительно стала для него шансом — последним или нет, но точно одним из немногих. Но даже данный факт не давал права такому надутому индюку, как Илеше Лаю, помыкать им. Уж в этом Аю был совершенно уверен, в отличие от второго младшего иерарха — Шалве Таю, который воспринимал каждое слово старшего иерарха как руководство к действию. Вероятно, Илеше Лаю такое отношение льстило. Кому не хватает собственного достоинства, тот черпает его в лести других. Аю криво усмехнулся и круто развернулся на каблуках, как раз вовремя, чтобы практически столкнуться с Шалве Таю, тот дернулся и выронил богато расшитый саквояж, который нес в руках.

— Какая неловкость, — Аю в притворном сочувствии качнул головой, жадно рассматривая выпавшие из саквояжа бумаги, — мне казалось, слуг учат не ронять вещи. Но, видимо, и это слишком сложно для тебя.

— Вы, — Шалве Таю со свистом выдохнул, торопливо собирая бумаги, подбирая саквояж и выпрямляясь, он был на ладонь выше Аю, но привычка сутулиться и опускать голову сводила это маленькое преимущество на нет. Старший сын аптекарей из Ша, Шалве Таю оказался среди иерархов только благодаря проснувшемуся благословению, а в экспедицию его взял Илеше Лаю, выделявший младшего иерарха за крайнюю услужливость. С равными по сану же Таю обычно держался с легким пренебрежением, но перед аристократией откровенно пасовал, разом вспоминая о своем довольно низком происхождении. Впрочем, поддакивать каждый раз словам Илеше Лаю не стеснялся. Все это вместе давало Аю неплохую возможность выпустить накопившееся раздражение, а так как на протяжении всего путешествия оно исключительно накапливалось и требовало выхода, то к его окончанию Шалве Таю изучил корабль вдоль и поперек и обрел виртуозный навык не попадаться на глаза Фаах Аю, если рядом не было Илеше Лаю. Не то чтобы в этом случае для него что-то менялось, но так внимание наследника Фаах распространялось равномерно на обоих. Однако сейчас перепалка закончилась, так и не успев начаться: над кораблем разнесся звук колокола, оповещающий о начале высадки.