Душа (джен)

Примечания:

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_476

Андайн: https://vk.com/wall-206327178_482

Вокруг так темно… и тепло. Пахнет чем-то вкусным. Это макароны? Я ещё жива?

Открываю глаза. Я лежу на зелёном диване, укутанная в большое красное одеяло, под головой мягкая подушка.

Я… дома. А то было просто сном. Ужасным сном. От такой мысли я улыбаюсь и утыкаюсь носом в подушку. Сейчас мама позовёт кушать, брат взъерошит волосы, всё будет хорошо. Прикрываю глаза, можно поспать ещё немного.

— Папс, какого чёрта этот человек спит на МОЁМ диване?

Это голос того парня… Нет… НЕТ! Это сон. УЖАСНЫЙ СОН. Мне нужно лишь проснуться!

Закидываю одеяло за голову и поджимаю ноги к груди. Кожа на щеках, на руках и ногах сухая, она шелушится и чешется. На губе большая трещина. Всё слишком реально для сна.

— Это не только твой диван, Санс, — отзывается второй знакомый голос. — Ты разве не видел, как человек замёрз и устал?

— Пусть в сарае отдыхает, но не ЗДЕСЬ.

— Откуда столько злости? Всё дело в диване?

— Да при чём тут диван! Чужак находится в НАШЕМ доме — так не должно быть. Мы предаём свою работу, Папирус, свой народ, приютив его здесь.

— Я не мог просто смотреть, как человек мучается. Санс, ты тоже заволновался, когда он упал без сознания?!

— Агх…

— Мы просто часовые, а не убийцы! Пусть пока придёт в себя, а потом решим, что делать дальше.

Санс молчит. Папирус бросает ложку, она со звоном ударяется о что-то металлическое, и выходит в эту комнату. Вдруг включается свет. На какое-то время всё затихает, пока младший из братьев не подходит ко мне.

— Я пойду, — громкий голос Папируса отзывается в каждой клеточке тела. — Пригляди за человеком. Хотя можешь этого не делать, но не забудь закрыть дверь.

Парень отдаляется, и захлопывается дверь.

Значит, я лишняя. Меня не должно быть… здесь. Хочется расплакаться. Что они предпримут? Что сделают со мной?

— Эй, ты же не спишь, — это звучит как утверждение. Я не услышала, как он подошёл.

Медленно принимаю сидячее положение и смотрю на собеседника. Санс одет в вязанный молочного цвета свитер с закатанным воротником, в чёрные шорты с белыми полосками по бокам, на ногах пушистые розовые тапочки. Его лицо и поза не предвещают ничего хорошего: он хмурится, поджав губы, и скрещивает руки на груди.

— Я... здесь... не по своей воле, — хриплю, понимая, что он хочет сказать. Горло болит. — Мне нужно домой.

— Как придёт брат, мы отдадим тебя королевской страже, — голос его тоже недобродушный. — А уже потом твою судьбу решит король. Домой ты вернёшься не скоро.

Эти слова как нож резали душу. При нашей первой встрече он был весел и спокоен. Почему он меня так невзлюбил? Что я сделала? Ведь именно благодаря ему я повстречалась с Папирусом, а он просто мог сразу сдать меня страже, без разговоров и шуток.

Жестоко.

Я резко заворачиваюсь в одеяло. Сжимаю в кулаках ткань и пускаю слёзы в подушку. Стискиваю зубы, чтобы не зареветь от горя. Мой нос предательски шмыгает. Дрожь пробегается по телу.

— Тц, — цокает Санс, — так глупо.

Он отходит к выходу. Шумит одеждой и недовольно вздыхает. Выключается свет.

— О чём только думает Папс? — бурчит под нос, и после этого с грохотом закрывается дверь. По всему дому проходят мелкие вибрации.

Теперь я одна…

* * *

Посреди расчищенной от снега площади напротив причала стоит женщина. В коричневом коротком пуховике с высоким воротником и тёмных брюках. На ногах мужские чёрные ботинки до колен с массивной подошвой. Кожа женщины тёмно-голубая, а собранные в высокий хвост волосы алые. Жёлтые глаза и острые зрачки придавали ей какой-то животной дикости.

— Ненавижу Снежнеград, — смыкает она свои острые клыкастые зубы и слегка подрагивает. — Холодно, бли-и-ин!

— Йоу, Андайн, — как из ниоткуда появляется за её спиной Санс.

Женщина вскрикивает и резко оборачивается.

— Ух ты ж, блин! Чего так подкрадываешься? — выпучивает Андайн глаза.

— И я рад тебя видеть, — фальшиво натягивает свою привычную улыбку. Из-за капюшона почти не было видно его хмурого взгляда. — Перейду к делу: что тебе доложил Папирус про вчерашний патруль?

— Капец ты страшный, — Андайн съёживается и обхватывает себя руками. — Чего такого натворил Папирус?

— Я немного не в настроении, — Санс стягивает с головы капюшон. — Ответь на вопрос, Андайн.

Женщина инстинктивно отшатывается назад. Парень смотрит на неё абсолютно пустыми глазами, даже белые зрачки пропали, осталась лишь всепоглощающая тьма.

«Ощущение, будто он убьёт меня, если я не скажу,» — думает про себя Андайн и проглатывает слюну. Она выдыхает, чтобы настроиться, и убирает руки в карманы.

— Папирус сказал, что всё было как обычно. Но он опоздал на нашу встречу и довольно сильно волновался. Он всё же что-то натворил…

— Ясно, — опускает голову Санс. — Я пойду, — поворачивается спиной к знакомой и отходит на пару шагов. — Спасибо за информацию.

— Эй, стой, — окрикивает его Андайн.

— Чего? — кидает через плечо. На мгновение женщина замялась, но решительно собрала силы в кулак.

— Ты всё ещё против того, что бы Папс вступал в стражу? — вскидывает она рукой, думая: «Никогда не видела Санса таким злым. Обычно он весёленький дурачок, а сейчас…».

— Это тебя не касается, — кратко отвечает и скрывается за деревьями.

— Эх, — расслабленно выдыхает Андайн и почёсывает пальцем щеку, — этот мелкий мне никогда не нравился.

* * *

Я долго не могла заснуть. Шаги снаружи и голоса каждый раз мешали. Кожа ужасно чешется. Слезаю с дивана, ступни утыкаются в короткий ворс синего ковра с тёмно-розовым узором в виде зигзага. До этого не удавалось нормально оглядеть, где я оказалась. Встаю на ноги и балансирую руками, чтобы не упасть. Прокручиваюсь на месте и изучаю обстановку.

Зелёный диван очень похож на тот, что стоит в моём родном доме. Черный телевизор находится напротив, на широкой низкой тумбочке. Пульт от него я не нашла, видимо, его убрали. Слева от телевизора лестница, ведущая на второй этаж. Подниматься туда я не стану, вдруг вернётся кто-то из братьев, тогда ни о какой пощаде и думать не стоит. В самом углу у окна стоит тумбочка с небольшой стопкой книг, только меня больше манила кухня, от куда исходит приятный запах макарон и томатной пасты.

Прикладывая руку к стене, я ступаю на цветную керамическую плитку. Жёлтый и оранжевый располагаются в шахматном порядке. Вокруг всё аккуратно и чисто, как у мамы. Подхожу к плите. На ней сковорода с тефтелями в томатном соусе и глубокая кастрюля со спагетти. От одного вида текут слюнки. Не ела со вчерашнего утра. Оглядываюсь на входную дверь, которую отчётливо видно с кухни. Никто же не будет ругать ребёнка, если он поест немного? Я не понимала ничего, что творится сейчас, боялась прикасаться к чужому, но желудок победил разум.

Достаю из сушилки, что располагалась у раковины, керамическую белую тарелку с синей каёмкой, снимаю крышки с кастрюли и сковородки. Двумя вилками накладываю спагетти, кладу поверх горки три маленькие тефтели и поливаю соусом. Еда немного остыла, однако я бы и так съела. Решаю воспользоваться микроволновкой. Она у них старенькая, но работает отлично. Пока спагетти крутятся в микроволновой печи, возвращаю все крышки на места и мою использованные вилки и ложки. Стянув край футболки, несу горячую тарелку к столу. Довольная проделанной работой улыбаюсь и ставлю руки на бока.

«Нужно ещё водички», — думаю и возвращаюсь на кухню.

Я чуть-чуть привыкла, однако всё равно неловко так бродить по чужому дому.

Наливаю в гранёный стакан воды и попутно прихватываю вилку. Всё готово. Сажусь на стул, глубоко вдыхаю воздух и медленно выдыхаю.

— Приятного аппетита, — приступаю к еде.

Обедать в полутёмной помещении, в тишине необычно и одиноко. Я настолько оголодала, что обыкновенные макароны в соусе стали самым вкусным, что я ела за последние года. На сытый желудок я забыла про свою нынешнюю ситуацию.

Нигде не было часов, даже обычных настенных. Я помыла тарелку и сложила одеяло. Будет неплохо, если первым придёт Папирус, так как Санс явно от меня не в восторге, а что будет, если он увидит, как я тут от скуки маюсь? — страшно представить. На столе помимо камня в маленьком блюдце лежали какие-то бумажки и два карандаша: красный и чёрный. Там были загадки с поиском слов.

Это заняло меня ненадолго. Я расположилась на ковре, подложив под бумагу книгу. Специально обводила каждое найденное слово медленно и аккуратно. Когда путаницы закончились, я перевернула лист чистой стороной. Думала написать записку, что ушла, однако отмахнула эту идею. Куда я могу пойти? Там, за этой дверью меня ждёт опасный и неизвестный мир. Да и не в такой одежде.

Я захотела нарисовать свою семью. Маму, брата и себя. У мамы тёмные волосы, она старательно за ними ухаживает. У брата такие же, но короткие и сбритые по бокам. Себя я изобразила по середине. Они меня обнимают. Рисунок развеял мою скуку и одиночество, ведь на нём моя семья. Вдруг моя рука тянется к красному карандашу. На своём улыбающемся лице я рисую красные глаза и розовые щёки. Лица родных агрессивно зачёркиваю. От сильного напора стержень карандаша ломается. Не придав этому значения, скомкиваю листок, иду на кухню и бросаю в мусорку.

Потом у меня начинает кружится голова. Ноги подкашиваются, но я напираю всем телом на стену.

Хочется спать.

Не дохожу до дивана и ложусь прямо в центре комнаты, на ковёр.

* * *

Папирус был встревоженным. Во время занятий он потел, терял концентрацию и отвлекался, что нервировало учителей. На тренировке с Андайн он делал много ошибок и часто пропускал удары. Она видела это и в голове всё ещё крутился тот разговор с Сансом.

«Всё же что-то случилось, и что-то о-о-о-о-очень серьёзное,» — хмурится женщина, глядя на жалкие попытки Папируса побить манекен.

— Андайн, извините, могу я сегодня уйти пораньше? — парень подходит к наставнице. Он очень устал не только физически, но и эмоционально. Андайн вздохнула в сторону.

— Вижу, тебя что-то тревожит. Ты же знаешь, я всегда смогу выслушать, — она по-доброму улыбается, словно любящая мать.

— Нет, нет, — мотает головой Парирус. — У меня всё нормально! — интонация выдаёт его, он слишком сильно волнуется. Судя по всему, Папирус не умеет врать, да и не хочет. — Просто надо домой! Дела… ЖДУТ! — выдыхает через нос и напрягает всё тело.

— Ладно, ботан, сегодня от тебя всё равно нет проку, — Андайн стягивает с ладоней кожаные перчатки и кидает на стол. — Но чтоб в следующий раз был как огурчик!

— Так точно! — Папирус отдаёт честь и выпячивает грудь вперёд. — Я буду самым свежим огурцом из всех!

Парень убегает сверкая пятками. Андайн так и не смогла спросить его про брата. Да и что она могла сказать? «Эй, Папирус, твой брат говорил мне, что не верит в тебя!» — это явно закончилось бы плачевно. Один хочет стать независимым и идти к своей мечте, а второй ещё не готов отпускать своего птенчика на волю. Эта их связь всегда умиляла Андайн до истеричного смеха.

Папирус бежит как можно быстрее. Путь от тренировочного зала Андайн до дома очень длинный и медленный, так как надо переправляться по реке, а местный лодочник не спешит менять свои рейсы ради какого-то пацана.

Чуть не поскользнувшись на гладком вытоптанном снегу, Папирус добирается до дома. Снаружи здание выглядит очень уютно: два этажа, треугольная крыша, окна со ставнями, разноцветные гирлянды, венок, висящий на двери — навевает новогодней атмосферой, если бы ни пиратский флаг на самом верху и два почтовых ящика, один из которых забитый всяким спамом.

Папирус упирается руками в бёдра, чтобы перевести дыхание. Пот стекает с лица, он вытирает его красной перчаткой. Из-за холодного воздуха трудно дышать и хочется кашлять. Парень приводит себя в порядок и первоочередно проверяет окно.

— Как там человек… — тянет шею и приглядывается. Внутри выключен свет, и из-за маленькой щели между шторами не видно, что с дитя. Вдруг Папирус примечает что-то чёрное, лежащее на полу. — ЧЕЛОВЕК!

Он срывается с места и отдёргивает ручку двери. Заперто! Папирус суматошно ищет ключи в рюкзаке и до скрипа стискивает зубы. Из-за спешки он долго провозился с замком: то вставил не так ключ, то не в ту сторону крутил. Дверь всё же поддалась, и Папирус ворвался внутрь. От громких взаимодействий снаружи дитя просыпается и сонливо протирает глаза. Увидя это, парень замирает и тут же падает сплошмя. Звук удара головой о паркет был отчётливым.

Девочка обеспокоенно подползает к нему и не понимает, что делать. Папирус поднимает голову, чтобы взглянуть на человека, и глупо улыбается.

— Ньех, напугал? — произносит с одышкой и садится на пол рядом с девочкой. — Я думал, что тебе стало плохо.

Дитя отрицательно мотает головой. На открытом широком лбе парня проявляется жирнючее красное пятно. Она тянет к ушибу свою маленькую ладошку, едва касаясь, гладит и тихо приговаривает:

— У собачки боли, у котика боли, а у Папируса не боли.

Папирус был настолько этим обескуражен, что выпучил глаза до сухости. Девочка отстраняется и вопросительно смотрит. Глупая улыбка на лице парня сменяется на мягкую и добродушную.

— Спасибо, уже не болит, — прикладывает длинные белоснежные пальцы, которые сильно контрастируют с красной шишкой на лбу. — Откуда ты знаешь моё имя? — наклоняет голову в бок и сгибается в спине, чтобы быть на одном уровне с ребёнком.

— При первой нашей встрече, — молвит дитя.

— А-а-а, — протягивает Папирус. — Я и забыл, слишком много всего произошло. Ладно, — внезапно встаёт на ноги и помогает девочке подняться.

— А почему ты спал на ковре, человек?

— Фриск, — восклицает девочка, хотя выходит всё равно тихо.

— Фриск? — хлопает глазами Папирус.

— Фриск! — сжимает кулачки у груди.

— Нье-ха-ха-ха! — заливается смехом парень, хватаясь за живот. — Приятно познакомится, Фриск, — смахивает подступившиеся слёзы. — Так всё же, зачем спать на ковре?

Это вопрос заел в голове Папируса. Дитя не знала, как толком на него ответить. Ей просто захотелось. Фриск пожимает плечами. Папирус вскидывает бровью, но его прерывает звонок телефона. Парень достаёт мобильник из кармана куртки и отвечает.

— Папирус слушает, — он уходит на кухню.

— Чё как, бро? — с усмешкой звучит голос Санса.

— Нормально, а почему ты звонишь? — Папирус смотрит на оставленную еду на плите и не может сдержать улыбки, понимая, что Фриск поела.

— Просто захотелось узнать, как твои дела. Твоя тренировка уже закончилась?

— Ага, я отпросился пораньше. Если бы я и дальше продолжал лажать, то Андайн бы сделала из меня спагетти, — отшучивается Папирус.

— Я скоро буду дома, — сказал как отрезал, и звонок прервался.

— Нья? — удивлённо уставился парень на экран телефона.