Душа (джен)

Примечания:

Обложка к главе: https://vk.com/wall-206327178_473

Санс и Папирус: https://vk.com/wall-206327178_477

---

Высокие тёмные деревья. Через их листву и ветви почти не проникает свет солнца. Дитя лет десяти осторожно ступает по вытоптанной годами тропинке. Девочка не помнит, как оказалась в лесу. Последнее, что осталось в голове, это мама, которая просит дочку сесть в машину. Похоже, из-за долгого пути дитя не заметила, как заснула.

Чем дальше она идёт, тем больше кажется, что неизвестный лес её поглощает. Шуршание листьев, отдалённое щебетание птиц, крики зверей — всё затихает, исчезая в темноте за спиной. Девочка боится сходить с пути, ведь если идёшь в определённом направлении, то точно куда-нибудь придёшь, а там и люди авось будут. Эти мысли придавали ей сил и наполняли грудь решимостью.

Однако, дышать становится труднее, температура вдруг падает до нуля, а под ногами начинает хрустеть снег.

— Откуда летом снег? — не может поверить девочка, но продолжает путь.

Пар от её дыхания растворяется перед глазами. Всё тело дрожит. Тонкая футболка и шорты — явно не зимняя одежда. Под башмаками скрипит снег. Щёки заливаются румянцем, а нос сопливит. От холодного воздуха болит горло. Девочка обхватывает себя руками в надежде, что это её согреет хоть на чуть-чуть.

Вдруг посреди тропинки оказывается палка. Не замечая её, дитя случайно переступает и идёт дальше, хоть и хочется сдаться. Раздаётся треск. Девочка оборачивается и удивлённо бегает глазами по округе. Никого не было, но ветка сломалась, будто на неё кто-то наступил. «Показалось,» — обнадёживает себя дитя. Она настолько устала и замёрзла, что уже не может здраво мыслить. Даже успела позабыть, почему идёт и что ищет.

Из-за белого снега и тёмных голых одинаковых деревьев казалось, что этот путь бесконечный или она застряла во временной петле. Однако, взор начинает радовать деревянный мост. На вид он кажется очень прочным, словно его сделал какой-то мастер. Под мостом простирается небольшая почему-то не замёрзшая речушка.

«Раз здесь мост, значит, дальше деревня или село, а там и люди!» — радуется девочка. Но вдруг…

Шаги. Тяжёлые, скрипучие из-за снега.

У дитя учащается дыхание. Нутро дрожит уже не от холода, а от страха, животного страха. Она не может пошевелиться и просто ждёт, пока НЕЧТО остановится.

Человек.

Стук сердца заглушает внешние звуки. Стучат зубы.

Не уже ли ты не знаешь, как приветствовать…

Девочка дышит ещё быстрее и глубже, сжимая пальцы на рукавах.

…нового приятеля?

Голос мягкий и пугающий одновременно. Дитя не понимает смысла произнесённых слов.

Обернись и пожми мне руку.

Шуршит куртка. НЕЧТО протягивает руку. Девочка, поборов свою дрожь, медленно поворачивается от ног до туловища. Поднимает голову, чтобы посмотреть на «нового приятеля». Это НЕЧТО низкого роста, чуть выше девочки, широко улыбается. Из-за капюшона с серым пушистым мехом не видно всего лица, да и тень падает. Синяя застёгнутая тканевая куртка, чёрные штаны, бледно-красные кроссовки с белой подошвой и протянутая вперёд рука в белой рукавичке. Вторая спрятана в кармане.

Дитя неуверенно пожимает руку. Ладонь ощущает некий надутый предмет через ткань варежки. НЕЧТО намеренно сжимает пальцы. Раздаётся странный пердящий звук. На лице девочки появляется некая раздражённость, что смешит «приятеля».

— Хе-хе, ты бы видела своё лицо. Подушка-пердушка — старый трюк, но всегда смешной, — улыбка на его лице стала более искренней. — Молчишь, дружище? Скажи-ка, как побеждают в споре немые? Безоговорочно, — дополняет после недолгой паузы и сдержанно смеётся. — Окей, не быть мне рыбаком, ибо тут ловить нечего.

НЕЧТО наконец сбрасывает с головы капюшон. И первое, что привлекает внимание, это глаза. Чёрные глазные яблоки, белые зрачки. Они будто хотят поглотить смотрящего. Бледная словно снег кожа и белые торчащие в разные стороны волосы. Кто как, но ЭТО нельзя назвать человеком, хотя очень похоже.

— Я Санс. Но ты можешь звать меня на перерыв. КХМ! — прерывает свою же шутку кашлем. — Вообще я работаю часовым тут. В мои обязанности входит ловить таким чужаков, как ты, и отдавать страже. Однако это скучно, поверь. Ходить, смотреть, сидеть, спать. Все дни похожи друг на друга. Никакого веселья. Даже шутки и моя аудитория заканчиваются. С другой стороны, мой брат дико с этого тащится. Наивный до мозга костей. Он никогда не встречал чужаков ранее и буквально мечтает об этом. Сделай мне одолжение, продержись ещё немного и осчастливь моего брата.

«Болтун», — мелькнуло в мыслях девочки.

На удивление Санс — чем бы оно не было — оказался довольно безобидным, не таким как раньше. Это вселяет в дитя надежду, она чувствует, как клетки тела наполняются теплом и решимостью продержаться.

— Пошли через мост, скоро должен появиться мой брат, — Санс проходит дальше. Дитя следует за ним.

Она не успевает осмотреться, как её толкают и прячут за цветастой вазой, что имеет очень странную человекоподобную форму.

— Стой тут, — шепчет Санс и отходит.

Вдруг начинают приближаться с невероятной скоростью чьи-то широкие шаги.

— САНС?! ГДЕ ТЫ? — этот громкий юношеский голос заставляет дитя вздрогнуть.

— Я здесь, Папс. Забыл про мой патруль?

— Нет, я просто думал, что ты снова у Гриллби, сейчас же твой перерыв!

— Оу, почему время бежит именно тогда, когда я стою на месте? Ха-ха.

— Прекращай, Санс, — кто-то активно топает ногой, — а вдруг придёт чужак и из-за твоих шуток мы его упустим!

— Чужак? А как насчёт этой лампы?

Девочка хватается за футболку в районе сердца, чтобы от услышанного не плюхнуться в снег вместе с этой вазой.

— Я немаленький и больше на это не поведусь! Мне уже шестнадцать, и скоро я стану полноценным членом королевской стражи. Я добьюсь успеха и стану о-о-о-о-очень популярным! Все узнают о моём величии!

— Ой да ладно тебе, ты же помнишь, как я прятался за этой лампой, когда мы играли в прятки, может там ещё кто-то стоит? — тон голоса Санса не нравится девочке.

— Хватит, я лучше займусь чем-нибудь полезным, а ты… ПОЙДИ. И. ПРОВЕРЬ. ГОЛОВОЛОМКИ.

Он убегает. Дитя плюхается на пятую точку и зарывает пальцы в короткие шатеновые волосы. По лицу стекает пот, дыхание становится громким и прерывистым. Она выглядит истощенной. Слишком много на сегодня приключений.

— Можешь выходить, малыш, — отзывается Санс.

Собрав силы в кулак, девочка поднимается и выходит из-за лампы.

— Вид такой, будто мертвеца увидела, — всё так же улыбается он. У Санса такая бледная кожа, что можно было и в правду принять его за ходячий труп, однако в этой ситуации на умершего больше всего смахивает именно девочка.

Дитя переводит с него взгляд и осматривается. Эта площадь немного отличалась от «бесконечного» леса своим разнообразием: фиолетово-жёлтая-синяя уже знакомая ваза, светлая сторожевая будка.

— Иди вперёд, — говорит Санс, — я потом догоню, — и уходит в противоположную сторону.

Если то, что приходило до этого, было его братом, можно уверенно сказать, что они совершенно разные.

У девочки не было ни выбора, ни идей, что делать дальше, и она решила пойти на поводу этих… братьев.

Лес уже не кажется таким враждебным, но неизвестность всё равно пугает. У дитя силы подходят к концу, её то и дело заносит в разные стороны. Она не чувствует конечностей, не может пошевелить ни единым пальцем. Дальше по тропе девочка встречается с развилкой.

— И… куда? — шёпотом выдаёт она.

Помнится, Санс говорил идти вперёд. В любом случае дитя уже не в том состоянии, чтобы исследовать внезапные новые территории. Она продолжает идти по тропинке. Вдруг эхом до неё доходят голоса, и девочка замечает две фигуры: низкую и высокую.

— Знаешь, у меня есть дела, по мимо твоих приколов, — звучит знакомый, но ещё неизвестный громкий голос.

— Не переживай, твоё терпение окупится, — тихо отвечает ему Санс.

— Буду на это надеяться. Я не должен подвести ожидания Андайн.

Дитя быстро поняла, что это именно те самые братья. Ноги волочат её к ним, а в голове теплится надежда, что они всё-таки окажут помощь.

Среднего роста парень с такой же бледной кожей, как у Санса, и белыми как у дикобраза волосами. В отличие от старшего его глазные яблоки обычные — белые с чёрными зрачками. Его одежда очень сильно отличается от той, что носит Санс: красные тонкий шарф, большие перчатки и свободные сапоги, белая рубашка с короткими рукавами с жёлтыми полосками, синие шорты с такими же полосками, чёрный ремень с жёлтой бряжкой, чёрное термобельё на всё тело. И снова дитя наводит себя на мысли, что они как небо и земля.

Увлечённые разговором братья едва услышали тихие шаги девочки. Первым удивился младший, а старший просто подыграл. Они вдруг переглядываются между собой, будто не верят в происходящее. Да и переглядываются настолько, что начинают крутиться и встают к девочке спиной.

— Это же то, о чём я думаю?

— Ага.

После недолгих шептаний младший прочищает горло и поворачивается к новому лицу.

— Стой, где стоишь, чужак! — громко и уверенно произносит он, указав на девочку пальцем.

— Ага, не двигайся, — поддакивает Санс и широко улыбается.

— Я — Великий Папирус, часовой на пол-ставки, сейчас остановлю тебя!

— Тебе лучше не дерзить.

— Я тебя поймаю и отведу под стражу!

— Точно-точно.

— Но сначала тебе придётся пройти кое-какие головоломки, чтобы ты устал и не сопротивлялся мне! Нье-хе-хе-хе!

Дитя делает неосторожный шаг вперёд. Веки кажутся ей невероятно тяжёлыми. Она уже не ощущает холод вокруг, лишь зудящую боль по всей поверхности кожи. Тело становится ватным.

— По-мо… ги… — дёргает губами, но голос не идёт.

Делая очередной шаг, она оступается и падает. Перед глазами стоит пелена. Всё так болит, что не хочется даже пытаться думать о том, что бы подняться. Если ей суждено умереть в таких муках, то пусть будет так. Она сдаётся и закрывает глаза, надеясь, что уснёт навечно.

Примечания:

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_476

Андайн: https://vk.com/wall-206327178_482

---

Вокруг так темно… и тепло. Пахнет чем-то вкусным. Это макароны? Я ещё жива?

Открываю глаза. Я лежу на зелёном диване, укутанная в большое красное одеяло, под головой мягкая подушка.

Я… дома. А то было просто сном. Ужасным сном. От такой мысли я улыбаюсь и утыкаюсь носом в подушку. Сейчас мама позовёт кушать, брат взъерошит волосы, всё будет хорошо. Прикрываю глаза, можно поспать ещё немного.

— Папс, какого чёрта этот человек спит на МОЁМ диване?

Это голос того парня… Нет… НЕТ! Это сон. УЖАСНЫЙ СОН. Мне нужно лишь проснуться!

Закидываю одеяло за голову и поджимаю ноги к груди. Кожа на щеках, на руках и ногах сухая, она шелушится и чешется. На губе большая трещина. Всё слишком реально для сна.

— Это не только твой диван, Санс, — отзывается второй знакомый голос. — Ты разве не видел, как человек замёрз и устал?

— Пусть в сарае отдыхает, но не ЗДЕСЬ.

— От куда столько злости? Всё дело в диване?

— Да при чём тут диван! Чужак находится в НАШЕМ доме — так не должно быть. Мы предаём свою работу, Папирус, свой народ, приютив его здесь.

— Я не мог просто смотреть, как человек мучается. Санс, ты тоже заволновался, когда он упал без сознания!

— Агх…

— Мы просто часовые, а не убийцы! Пусть пока придёт в себя, а потом решим, что делать дальше.

Санс молчит. Папирус бросает ложку, она со звоном ударяется о что-то металлическое, и выходит в эту комнату. Вдруг включается свет. На какое-то время всё затихает, пока младший из братьев не подходит ко мне.

— Я пойду, — громкий голос Папируса отзывается в каждой клеточке тела. — Пригляди за человеком. Хотя можешь этого не делать, но не забудь закрыть дверь.

Парень отдаляется, и захлопывается дверь.

Значит, я лишняя. Меня не должно быть… здесь. Хочется расплакаться. Что они предпримут? Что сделают со мной?

— Эй, ты же не спишь, — это звучит как утверждение. Я не услышала, как он подошёл.

Медленно принимаю сидячее положение и смотрю на собеседника. Санс одет в вязанный молочного цвета свитер с закатанным воротником, в чёрные шорты с белыми полосками по бокам, на ногах пушистые розовые тапочки. Его лицо и поза не предвещают ничего хорошего: он хмурится, поджав губы, и скрещивает руки на груди.

— Я... здесь... не по своей воли, — хриплю, понимая, что он хочет сказать. Горло болит. — Мне нужно домой.

— Как придёт брат, мы отдадим тебя королевской страже, — голос его тоже недобродушный. — А уже потом твою судьбу решит король. Домой ты вернёшься не скоро.

Эти слова как нож резали душу. При нашей первой встрече он был весел и спокоен. Почему он меня так невзлюбил? Что я сделала? Ведь именно благодаря ему я повстречалась с Папирусом, а он просто мог сразу сдать меня страже, без разговоров и шуток.

Жестоко.

Я резко заворачиваюсь в одеяло. Сжимаю в кулаках ткань и пускаю слёзы в подушку. Стискиваю зубы, чтобы не зареветь от горя. Мой нос предательски шмыгает. Дрожь пробегается по телу.

— Тц, — цокает Санс, — так глупо.

Он отходит к выходу. Шумит одеждой и недовольно вздыхает. Выключается свет.

— О чём только думает Папс? — бурчит под нос, и после этого с грохотом закрывается дверь. По всему дому проходят мелкие вибрации.

Теперь я одна…

* * *

Посреди расчищенной от снега площади напротив причала стоит женщина. В коричневом коротком пуховике с высоким воротником и тёмных брюках. На ногах мужские чёрные ботинки до колен с массивной подошвой. Кожа женщины тёмно-голубая, а собранные в высокий хвост волосы алые. Жёлтые глаза и острые зрачки придавали ей какой-то животной дикости.

— Ненавижу Снежеград, — смыкает она свои острые клыкастые зубы и слегка подрагивает. — Холодно, бли-и-ин!

— Йоу, Андайн, — как из ниоткуда появляется за её спиной Санс.

Женщина вскрикивает и резко оборачивается.

— Ух ты ж, блин! Чего так подкрадываешься? — выпучивает Андайн глаза.

— И я рад тебя видеть, — фальшиво натягивает свою привычную улыбку. Из-за капюшона почти не было видно его хмурого взгляда. — Перейду к делу: что тебе доложил Папирус про вчерашний патруль?

— Капец ты страшный, — Андайн съёживается и обхватывает себя руками. — Чего такого натворил Папирус?

— Я немного не в настроении, — Санс стягивает с головы капюшон. — Ответь на вопрос, Андайн.

Женщина инстинктивно отшатывается назад. Парень смотрит на неё абсолютно пустыми глазами, даже белые зрачки пропали, осталась лишь всепоглощающая тьма.

«Ощущение, будто он убьёт меня, если я не скажу,» — думает про себя Андайн и проглатывает слюну. Она выдыхает, чтобы настроиться, и убирает руки в карманы.

— Папирус сказал, что всё было как обычно. Но он опоздал на нашу встречу и довольно сильно волновался. Он всё же что-то натворил…

— Ясно, — опускает голову Санс. — Я пойду, — поворачивается спиной к знакомой и отходит на пару шагов. — Спасибо за информацию.

— Эй, стой, — окрикивает его Андайн.

— Чего? — кидает через плечо. На мгновение женщина замялась, но решительно собрала силы в кулак.

— Ты всё ещё против того, что бы Папс вступал в стражу? — вскидывает она рукой, думая: «Никогда не видела Санса таким злым. Обычно он весёленький дурачок, а сейчас…».

— Это тебя не касается, — кратко отвечает и скрывается за деревьями.

— Эх, — расслабленно выдыхает Андайн и почёсывает пальцем щеку, — этот мелкий мне никогда не нравился.

* * *

Я долго не могла заснуть. Шаги снаружи и голоса каждый раз мешали. Кожа ужасно чешется. Слезаю с дивана, ступни утыкаются в короткий ворс синего ковра с тёмно-розовым узором в виде зигзага. До этого не удавалось нормально оглядеть, где я оказалась. Встаю на ноги и балансирую руками, чтобы не упасть. Прокручиваюсь на месте и изучаю обстановку.

Зелёный диван очень похож на тот, что стоит в моём родном доме. Чёрный телевизор находится напротив, на широкой низкой тумбочке. Пульт от него я не нашла, видимо, его убрали. Слева от телевизора лестница, ведущая на второй этаж. Подниматься туда я не стану, вдруг вернётся кто-то из братьев, тогда ни о какой пощаде и думать не стоит. В самом углу у окна стоит тумбочка с небольшой стопкой книг, только меня больше манила кухня, от куда исходит приятный запах макарон и томатной пасты.

Прикладывая руку к стене, я ступаю на цветную керамическую плитку. Жёлтый и оранжевый располагаются в шахматном порядке. Вокруг всё аккуратно и чисто, как у мамы. Подхожу к плите. На ней сковорода с тефтелями в томатном соусе и глубокая кастрюля со спагетти. От одного вида текут слюнки. Не ела со вчерашнего утра. Оглядываюсь на входную дверь, которую отчётливо видно с кухни. Никто же не будет ругать ребёнка, если он поест немного? Я не понимала ничего, что творится сейчас, боялась прикасаться к чужому, но желудок победил разум.

Достаю из сушилки, что располагалась у раковины, керамическую белую тарелку с синей каёмкой, снимаю крышки с кастрюли и сковородки. Двумя вилками накладываю спагетти, кладу поверх горки три маленькие тефтели и поливаю соусом. Еда немного остыла, однако я бы и так съела. Решаю воспользоваться микроволновкой. Она у них старенькая, но работает отлично. Пока спагетти крутятся в микроволновой печи, возвращаю все крышки на места и мою использованные вилки и ложки. Стянув край футболки, несу горячую тарелку к столу. Довольная проделанной работой улыбаюсь и ставлю руки на бока.

«Нужно ещё водички», — думаю и возвращаюсь на кухню.

Я чуть-чуть привыкла, однако всё равно неловко так бродить по чужому дому.

Наливаю в гранёный стакан воды и попутно прихватываю вилку. Всё готово. Сажусь на стул, глубоко вдыхаю воздух и медленно выдыхаю.

— Приятного аппетита, — приступаю к еде.

Обедать в полутёмной помещении, в тишине необычно и одиноко. Я настолько оголодала, что обыкновенные макароны в соусе стали самым вкусным, что я ела за последние года. На сытый желудок я забыла про свою нынешнюю ситуацию.

Нигде не было часов, даже обычных настенных. Я помыла тарелку и сложила одеяло. Будет неплохо, если первым придёт Папирус, так как Санс явно от меня не в восторге, а что будет, если он увидит, как я тут от скуки маюсь? — страшно представить. На столе помимо камня в маленьком блюдце лежали какие-то бумажки и два карандаша: красный и чёрный. Там были загадки с поиском слов.

Это заняло меня ненадолго. Я расположилась на ковре, подложив под бумагу книгу. Специально обводила каждое найденное слово медленно и аккуратно. Когда путаницы закончились, я перевернула лист чистой стороной. Думала написать записку, что ушла, однако отмахнула эту идею. Куда я могу пойти? Там, за этой дверью меня ждёт опасный и неизвестный мир. Да и не в такой одежде.

Я захотела нарисовать свою семью. Маму, брата и себя. У мамы тёмные волосы, она старательно за ними ухаживает. У брата такие же, но короткие и сбритые по бокам. Себя я изобразила по середине. Они меня обнимают. Рисунок развеял мою скуку и одиночество, ведь на нём моя семья. Вдруг моя рука тянется к красному карандашу. На своём улыбающемся лице я рисую красные глаза и розовые щёки. Лица родных агрессивно зачёркиваю. От сильного напора стержень карандаша ломается. Не придав этому значения, скомкиваю листок, иду на кухню и бросаю в мусорку.

Потом у меня начинает кружится голова. Ноги подкашиваются, но я напираю всем телом на стену.

Хочется спать.

Не дохожу до дивана и ложусь прямо в центре комнаты, на ковёр.

* * *

Папирус был встревоженным. Во время занятий он потел, терял концентрацию и отвлекался, что нервировало учителей. На тренировке с Андайн он делал много ошибок и часто пропускал удары. Она видела это и в голове всё ещё крутился тот разговор с Сансом.

«Всё же что-то случилось, и что-то о-о-о-о-очень серьёзное,» — хмурится женщина, глядя на жалкие попытки Папируса побить манекен.

— Андайн, извините, могу я сегодня уйти пораньше? — парень подходит к наставнице. Он очень устал не только физически, но и эмоционально. Андайн вздохнула в сторону.

— Вижу, тебя что-то тревожит. Ты же знаешь, я всегда смогу выслушать, — она по-доброму улыбается, словно любящая мать.

— Нет, нет, — мотает головой Парирус. — У меня всё нормально! — интонация выдаёт его, он слишком сильно волнуется. Судя по всему, Папирус не умеет врать, да и не хочет. — Просто надо домой! Дела… ЖДУТ! — выдыхает через нос и напрягает всё тело.

— Ладно, ботан, сегодня от тебя всё равно нет проку, — Андайн стягивает с ладоней кожаные перчатки и кидает на стол. — Но чтоб в следующий раз был как огурчик!

— Так точно! — Папирус отдаёт честь и выпячивает грудь вперёд. — Я буду самым свежим огурцом из всех!

Парень убегает сверкая пятками. Андайн так и не смогла спросить его про брата. Да и что она могла сказать? «Эй, Папирус, твой брат говорил мне, что не верит в тебя!» — это явно закончилось бы плачевно. Один хочет стать независимым и идти к своей мечте, а второй ещё не готов отпускать своего птенчика на волю. Эта их связь всегда умиляла Андайн до истеричного смеха.

Папирус бежит как можно быстрее. Путь от тренировочного зала Андайн до дома очень длинный и медленный, так как надо переправляться по реке, а местный лодочник не спешит менять свои рейсы ради какого-то пацана.

Чуть не поскользнувшись на гладком вытоптанном снегу, Папирус добирается до дома. Снаружи здание выглядит очень уютно: два этажа, треугольная крыша, окна со ставнями, разноцветные гирлянды, венок, висящий на двери — навивает новогодней атмосферой, если бы ни пиратский флаг на самом верху и два почтовых ящика, один из которых забитый всяким спамом.

Папирус упирается руками в бёдра, чтобы перевести дыхание. Пот стекает с лица, он вытирает его красной перчаткой. Из-за холодного воздуха трудно дышать и хочется кашлять. Парень приводит себя в порядок и первоочередно проверяет окно.

— Как там человек… — тянет шею и приглядывается. Внутри выключен свет, и из-за маленькой щели между шторами не видно, что с дитя. Вдруг Папирус примечает что-то чёрное, лежащее на полу. — ЧЕЛОВЕК!

Он срывается с места и отдёргивает ручку двери. Заперто! Папирус суматошно ищет ключи в рюкзаке и до скрипа стискивает зубы. Из-за спешки он долго провозился с замком: то вставил не так ключ, то не в ту сторону крутил. Дверь всё же поддалась, и Папирус ворвался внутрь. От громких взаимодействий снаружи дитя просыпается и сонливо протирает глаза. Увидя это, парень замирает и тут же падает сплошмя. Звук удара головой о паркет был отчётливым.

Девочка обеспокоенно подползает к нему и не понимает, что делать. Папирус поднимает голову, чтобы взглянуть на человека, и глупо улыбается.

— Ньех, напугал? — произносит с одышкой и садится на пол рядом с девочкой. — Я думал, что тебе стало плохо.

Дитя отрицательно мотает головой. На открытом широком лбе парня проявляется жирнючее красное пятно. Она тянет к ушибу свою маленькую ладошку, едва касаясь, гладит и тихо приговаривает:

— У собачки боли, у котика боли, а у Папируса не боли.

Папирус был настолько этим обескуражен, что выпучил глаза до сухости. Девочка отстраняется и вопросительно смотрит. Глупая улыбка на лице парня сменяется на мягкую и добродушную.

— Спасибо, уже не болит, — прикладывает длинные белоснежные пальцы, которые сильно контрастируют с красной шишкой на лбу. — От куда ты знаешь моё имя? — наклоняет голову в бок и сгибается в спине, чтобы быть на одном уровне с ребёнком.

— При первой нашей встрече, — молвит дитя.

— А-а-а, — протягивает Папирус. — Я и забыл, слишком много всего произошло. Ладно, — внезапно встаёт на ноги и помогает девочке подняться.

— А почему ты спал на ковре, человек?

— Фриск, — восклицает девочка, хотя выходит всё равно тихо.

— Фриск? — хлопает глазами Папирус.

— Фриск! — сжимает кулачки у груди.

— Нье-ха-ха-ха! — заливается смехом парень, хватаясь за живот. — Приятно познакомится, Фриск, — смахивает подступившиеся слёзы. — Так всё же, зачем спать на ковре?

Это вопрос заел в голове Папируса. Дитя не знала, как толком на него ответить. Ей просто захотелось. Фриск пожимает плечами. Папирус вскидывает бровью, но его прерывает звонок телефона. Парень достаёт мобильник из кармана куртки и отвечает.

— Папирус слушает, — он уходит на кухню.

— Чё как, бро? — с усмешкой звучит голос Санса.

— Нормально, а почему ты звонишь? — Папирус смотрит на оставленную еду на плите и не может сдержать улыбки, понимая, что Фриск поела.

— Просто захотелось узнать, как твои дела. Твоя тренировка уже закончилась?

— Ага, я отпросился пораньше. Если бы я и дальше продолжал лажать, то Андайн бы сделала из меня спагетти, — отшучивается Папирус.

— Я скоро буду дома, — сказал как отрезал, и звонок прервался.

— Нья? — удивлённо уставился парень на экран телефона.

Примечания:

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_481

---

— Эх, — тяжело выдыхает Санс, захлопнув экран телефона-раскладушки. — Похоже, Папс не торопится отдавать человека страже. А-А-АГХ! — от злости он взъерошивает свои волосы и пинает снег.

Сменив наконец пост, Санс заходит за угол перекрёстка и тут же оказывается у порога дома. Он уже собирается войти, но радостный голос брата останавливает его.

— Назови меня ещё по имени! — лепечет словно ребёнок.

— Папирус! — отзывается хрипловатый голос настоящего ребёнка.

— Давай ещё!

— Папи-и-ирус!!!

— Нье-хе-хе-хе! Отлично!

Санс утыкается лбом в дверь. Теперь ещё сложнее будет напомнить брату о королевской страже.

— А теперь скажи «Санс»…

Парень дёргает за ручку и заходит внутрь, опустив голову.

— Санс! — восклицает дитя, глядя на Папируса. Старший брат не ожидал такого радушного приёма: девочка стояла на диване, а парень сидел рядом, выдвинув руки вперёд, чтобы она не упала. Взоры их обоих приковались к Сансу, когда тот зашёл.

— Оу, Санс, привет, ты быстро! — приходит в себя Папирус и помогает девочке сесть.

— Ага, — слетает с его уст. При виде ребёнка лицо Санса мрачнеет.

Фриск, ощутив опасность, вцепляется в руку Папируса и хочет спрятаться за ним.

— Что такое, человек? Это же Санс, вы уже виделись ранее, — не пытается оттолкнуть дитя, только гладит по волосам и улыбается.

— Папс, ты знаешь законы, — подходит ближе старший.

— Знаю… — грустно молвит парень. Он смотрит на дитя, как на собственную сестрёнку. Она кажется такой беззащитной и хрупкой, её хочется обнять покрепче и уберечь от всех невзгод.

— Не привязывайся к человеку, — произносит Санс напоследок и продвигается к лестнице.

— А ужин? — смотрит через плечо Папирус.

— Я не голоден, — звучит со второго этажа, и захлопывается дверь.

Девочка выскальзывает из рук Папируса и соскакивает с дивана. У неё испуганное лицо. Учащается дыхание, глаза бегают по комнате. Она прижимает руки к груди. Мелкая дрожь пробегается по телу дитя.

— Фриск, всё нормально, не бойся, — улыбкой Папс пытается показать уверенность, но глаза выдают его переживания. Он привстаёт и тянет к девочке ладонь.

— Нет, не надо, — отмахивается она и прячется под стол.

— Если тебе так будет лучше, — сдержанно говорит парень.

Фриск может видеть только его ноги. Он топчется на месте, а потом отдаляется к лестнице и вовсе покидает первый этаж. Не похоже, что он пошёл общаться с братом. Не было звуков разговора, лишь тихий скрип и щелчок.

День не задался с самого начала, а точнее со вчера, когда человек впервые встретился с Сансом. Все трое забились в свои углы и размышляли на свои темы. Папирус не хочет отдавать дитя страже, так как не знает, что они с ней сделают. Санс намеревается совершить обратное, чтобы вернуть старую повседневность. Фриск хочет вернуться домой, дабы не мешать спокойно жить другим. Эти люди или существа, они ей чужие, как и наоборот. Каждый из них преследует свои цели.

Фриск выползает из-под стола. Трудно сказать, сколько она там просидела, но дрожащие от холода конечности явно свидетельствует о часе или больше. Девочка берёт с дивана одеяло, укутывается в него, хватает подушку и возвращается под стол. Ей кажется, что так будет лучше и братья не станут спорить на пустом месте.

* * *

«Что за чёртов день…»

Санс лежит на голом матрасе, закинув руки за голову. Подушка и одеяло валяются на полу вместе с верхней одеждой, носками, скомканными бумажками, книгами и так далее. За окном в коем-то веке светает, и парень рывком поднимается. Он не спал всю ночь и очень раздражён из-за этого.

Спрыгивает с матраса, пинает ни в чём неповинную подушку, всучивает ноги в тапочки и отходит к выходу. Удивительно, но в углу его комнаты крутится самоподдерживающееся торнадо, где летает остальной мусор. Удобно, наверно.

Санс чешет затылок и ещё с лестницы замечает, что диван чист.

«И куда запропастился человек?» — игриво усмехается про себя и вскидывает бровью. Но улыбка быстро сходит с его лица. Похоже, он сказал это, чтобы подбодрить самого себя, однако отсутствие нормально сна и потрёпанные нервишки дают о себе знать.

Человека он находит за пару мгновений: не трудно заметить красное одеяло, торчащее из-под стола. А ведь это одеяло Папируса. Санс цокает.

«Как собака, заныкалась под стол. Её точно нужно было запереть в сарае»

Санс садится на корточки и дёргает девочку за плечо.

— Вставай, мелкая, — ворчит парень с кислой миной на лице.

Дитя спросонья не понимает, что происходит, и хочет завалиться спать обратно. Это бесит Санса. Он сильнее трясёт её.

— Хватит дрыхнуть! Вставай давай!

— Не хочу! — прорезается детский крик.

— Серьёзно? — поражается такой наглости. — Хах!

Санс тянет за одеяло, однако Фриск крепко держит его одной рукой, а второй хватает ножку стола. Они оба пыхтят и рычат, не желая давать заднюю. Парень прилагает чуть больше силы, чем хотелось, и одеяло взмывает в воздух. Он ловит торчащую ногу девочки и отчасти залезает под стол. Дитя начинает понимать, что дальнейшее сопротивление может обернуться чем-то плохим.

Сжав край подушки, Фриск замахивается на Санса. Он блокирует удар рукой, стукается макушкой о стол, морщится и шипит. Это дало девочке преимущество. Она двумя ногами выпинывает Санса, поджимает подушку к груди и ползёт в сторону кухни. Парень не удержал такой неожиданный пинок и распластался по полу. Выглядит уставшим.

Фриск мотает головой в поисках чего-то, что ей поможет. На кухне множество опасных вещей, но стоит ли ими пользываться? К тому же там, в проходе лежит Санс, и он не позволит пройти просто так. Единственное, что ей осталось, это прижимать подушку крепче и верить, что скоро придёт Папирус и спасёт её от собственного брата. Хотя… Нет. Нет смысла ждать помощи от других.

В груди Фриск загорелось какой-то тёплое чувство, оно придавало сил и желание одержать победу.

Дитя берёт подушку в качестве оружия. Приставив локти к груди и закинув руки за правое плечо, она осторожно выходит из кухни в гостиную. Санс тут же обращает на неё свой взор. Он явно не торопится вставать. Однако Фриск не сдаёт позиций и решительно показывает всем своим видом, что готова ударить в любой момент. Она медленно обходит парня, продвигаясь к выходу.

— Успокойся, малыш, — через силу принимает сидячее положение Санс. — Ладно, будем считать, что ты победила, — устало улыбается и поднимает руки.

Это обескуражило девочку. Она уже не чувствует враждебности от него. Всё не так, как вчера.

Санс поднимается и отряхивает шорты. Поднимает одеяло, закидывает на диван и плюхается туда же. Фриск наблюдала за этим с каким-то недоверием.

Снаружи послышались чьи-то шаги. Через окно в двери можно было увидеть, что это Папирус вернулся. Парень заходит внутрь, одной рукой стряхивает с головы и плеч снег, а второй держит большой бумажный пакет. Девочка прижимает подушку и уходит в глубь комнаты, отдаляясь тем самым от братьев.

— Самый настоящий жаворонок? — усмехается Санс. — Так рано ушёл… — недобро смотрит на пакет.

— Жаворонок — это естествено, в отличие от тебя у меня много дел, — надменно фыркает Папирус, снимает коричневое пальто и полосатый оранжево-красный шарф и вешает на крючки.

— Фриск, — радостно переключается младший на девочку, — я купил кое-что для тебя!

Дитя до сих пор не может понять одного: что у них на уме? Что за законы такие, что нужно ловить заблудившихся людей и отдавать страже и королю. Кто такой этот их король? Складывается нехорошее предчувствие, что они совсем не возвращают чужаков домой.

Но при всём этом перед ней находятся единственные существа, которые могут ей правда помочь.

Замявшись, она подходит к Папирусу. Парень вопросительно косится на подушку в её руках.

— А зачем ты держишь подушку? — спрашивает, отходит к столу и ставит на него пакет.

Фриск не находит слов, чтобы ответить, Санс тоже отмалчивается и отводит взгляд. Папирус начинает шебуршать бумажным пакетом и осматривает его содержимое.

— Я подумал, что тебе понадобится хоть какая-нибудь тёплая одежда, — с мягкой улыбкой показывает шерстяной голубой свитер с двумя розовыми полосками. — Здесь может быть довольно холодно для людей.

Дитя берёт свитер. По её лицу обычно трудно понять, какие эмоции она испытывает, однако в данным момент можно заметить, что девочка не ожидала такого и очень удивилась. На душе становится спокойнее.

Санс был этому недоволен. Он нехотя встаёт с дивана, затолкав руки в карманы шорт. Голова его опущена, поэтому тень чёлки падает на глаза и скрывает хмурые брови.

— Надо поговорить, Папирус, — заворачивает к лестнице. Санс горбится, от чего его спина кажется широкой и напряжённой.

— Хорошо, — без всяких мыслей следует за братом и кидает пару слов перед ребёнком: — Поройся сам в пакете, там много интересного.

Девочка не обернулась, пока не захлопнулась дверь одной из комнат.

— Этот разговор… — начинает Папирус. Санс стоит к нему спиной, — насчёт человека?

Методом исключения можно предположить, что это комната Папируса. Здесь во раз много чище и приятнее, чем в соседней. Сразу как входишь, ступаешь на тёмный ковёр с огнём по периметру. Повернёшься налево, а там кровать в виде оранжевой гоночной машины. Чуть дальше по стене находится стол с самыми разными фигурками. Похоже, Папирус в душе совсем как ребёнок. На дальней стене висит чёрный пиратский флаг с черепом и костями. Рядом располагается шкаф с книгами, дверь, ведущая в каморку, и компьютерный стол. Слева от входной двери стоит закрытая большая коробка. Интересно, что там?

Прежде чем Санс ответит, Папирус дополняет свою речь:

— Это просто ребёнок, — его глаза полные боли и непонимания. — Ему страшно, он не знает, что его ждёт.

— Папс, — говорит, не смотря на брата, — это не просто ребёнок, это человеческий ребёнок. Если мы будем и дальше скрывать его здесь и об этом узнают, у нас могут быть проблемы. Ты же сам хотел поймать человека, чтобы добиться известности, — оборачивается. В отличие от Папируса в глазах Санса пустота.

— Я… — мнётся младший. — Мне его стало жалко. Это невинный ребёнок, — он сжимает руку и тупит взор в пол. — Все вокруг говорят, что люди опасные, но нельзя же всех гребсти под одну гребёнку! — вскидывает головой.

— Невинный… — произносит на выдохе и делает шаг вперёд.

— Что?

— Этот ребёнок невинный, пока от его руки не умрёт первый монстр.

Слова брата громом прозвучали в голове Папируса. «Как такой ребёнок может убивать?!» — хотел возразить он, но не осмелился. Атмосфера в комнате стала давящей.

— Или ты хочешь выбрать чужака вместо родного старшего брата? — хмурится Санс.

— Нет, — резко отвечает Папирус.

— Тогда что это за взгляд? — кричит старший и взмахивает рукой. От этого жеста фигурки на столе пошатнулись. Левый глаз Санса загорелся голубым огнём, переливаясь с жёлтым цветом. — ЧТО ЗА ЛИЦО? Жалко стало? — не смеши! Ты не знаешь этого ребёнка, он для нас НИКТО, так почему ты ЕГО жизнь ставишь выше нашей? А, Папирус?!

— Чего плохого в жалости? — сжимает пальцы на кофте в районе сердца. — Может всё, что мы знаем о людях, это неправда… — спокойно размышляет вслух. — Или просто отголоски времени… — смотрит брату в глаза.

Санс молчит. Он выглядит так, будто хочет что-то сказать, но не может.

— Если стать членом королевской стражи — значит пожертвовать жизнью одного ребёнка, то я отказываюсь, — решительно говорит Папирус. — Думаю, Андайн поймёт меня.

Парень ещё какое-то время ждёт ответа от брата, потом разворачивается и уходит. Мнение Папируса совершенно не изменилось. Работа в королевской страже не подошла бы ему никогда.

* * *

Когда братья ушли, я ринулась к пакету, бросая подушку по пути.

«Что там ещё?» — любопытство сжирало меня изнутри.

Высыпаю содержимое на стол и кидаю пакет за спину. Пара вязанных белых носков, белые варежки, синие лосины с мягким мехом внутри и пуховые наушники с сероватым оттенком. Набор одежды не для зимы, конечно, но это было лучше, чем ничего. Среди вещей была ещё какая-то странная круглая коробочка, я не обратила на неё внимание.

Надеваю поверх тонкой футболки свитер, натягиваю прям на шорты лосины, сидя на полу. Закидываю голову назад, чтобы проверить братьев. Едва чувствуются, что они там разговаривают. Возвращаюсь к одежде. На ступни идут носки, а на ладони — варежки. Обуваю свои башмаки и беру наушники. Из верхней комнаты, что напротив лестницы, раздаются крики.

— Тогда что это за взгляд? ЧТО ЗА ЛИЦО?

Никогда не думала, что Санс может так громко кричать. Мурашки пробежались по всему телу. Такой тон не ведёт ни к чему хорошему. Подбегаю к входной двери, и моя ладонь останавливается у ручки. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Набравшись смелости, прокручиваю дверную ручку и выхожу наружу.

Первым делом в нос бьёт зимняя свежесть. Воздух хоть и чистый, но дышать им крайне тяжело с непривычки. Я осматриваюсь. Что слева, что справа простирается очищенная от снега площадь и густой туман. Из-за него почти ничего не видно. Я всё же делаю несколько шагов от порога дома и выбираю бежать налево. Не знаю, как долго они будут разговаривать и как скоро они бросятся вдогонку. Единственное, что знаю, это убегать, как можно быстрее и дальше.

Туман сгущается. Не видно ничего дальше вытянутой руки. Слышится журчание реки, я ориентируюсь по ней. От беготни дыхание меняется на болезненный кашель. Как шарф я натягиваю на лицо воротник свитера. Наушники бережно держат уши в тепле, а лосины не сковывают движения.

«Хорошая одежда,» — от одной мысли о доброте Папируса губы расплываются в улыбке, но я мотаю головой, вспоминая Санса.

Из-за плохой видимости не замечаю камня, спотыкаюсь и лечу руками вперёд. Мне удалось защитить лицо, но вот грудная клетка вся скрипит от боли. Поднимаюсь. Ноги предательски дрожат. Внутри тяжесть. Голова кружится.

Вдруг неподалёку от себя слышу голос, а точнее чьи-то стоны. Иду на звук. Приближаясь, я встречаюсь с девочкой примерно моих лет. Она тоже упала, и теперь сидит с голыми коленками. Её круглое детское лицо искривляется из-за боли. У неё каштановые прямые волосы почти до плеч, тёмно-красные большие глаза и нежно-розовые щёки. Она прям как кукла. Из одежды на ней зелёная кофта, на середине которой простирается бледно-жёлтая широкая полоса, заправленная в чёрные джинсовые шорты. На ступнях лёгкие красные босоножки и белые носки.

Я настолько засмотрелась на неё, что не заметила, как на меня в ответ смотрела пара рубиновых глаз. Девочка глядит с непониманием. Я мотаю головой, подхожу к ней ближе и протягиваю руку.

— Вставай, — кратко говорю ей.

Она озадаченно смотрит на руку, словно не верит в происходящее. В конце концов, сама встаёт, кидает на меня пронзительный взгляд и скрывается в тумане.

— Стой! — хрипло кричу и бегу за ней, но никого не нахожу.

«Привиделось?» — единственное объяснение, которое смогло прийти мне в голову. Эта девочка… Она была похожа на меня, когда я только оказалась в этом странном месте. Может она такой же потерявшийся ребёнок?

* * *

Папирус вышел из своей комнаты весьма расстроенным. Этот разговор должен был состояться. Даже понимая это, он чувствует в груди ноющую боль. Санс слишком негативно настроен против человека.

Парень отходит к перилам, ограждающим второй этаж, и смотрит вниз. Входная дверь приоткрыта, на полу валяются подушка и бумажный смятый пакет.

— ЧЕЛОВЕК! — во весь голос вскрикивает Папирус, моментально перепрыгивает через перила и смягчает приземление кувырком. Выскакивает на улицу и с одышкой оглядывается по сторонам.

На крики младшего встрепенулся Санс и выбежал за ним. Без слов они разошлись в разные стороны: один влево, второй направо.

Впервые в жизни туман сыграл им злую шутку. В такое время суток магазинчики только открываются, улицы совсем пустые. Среди белой пелены виднеются огоньки гирлянд и свет в некоторых окнах.

«С самого утра столько мороки,» — стискивает зубы Санс. Он не бежит и только глазами пробегается по закоулкам. Его кулаки сжаты до побеления костяшек. Зрачки пропали вовсе. Если в таком состоянии ему попадётся человек, то скорее всего тому незачем будет прятать СКЕЛЕТ в шкафу.

— ФРИ-И-И-ИСК! — окрикивает девочку по имени Папирус.

Он очень переживает, что человек может попасться совершенно не тем монстрам или заблудиться.

Туман сильно всё усложняет. Папирус уже забыл, от куда пришёл и где сейчас находится. Однако до его ушей доходит урчание реки. Это помогает парню сориентироваться и понять своё местоположение. Папирус плотно сжимает губы. Ладони потеют.

«Что если человек убежал дальше…» — не покидает эта мысль его голову.

У Санса дела шли не лучше. Да и какая разница, если человек убежал? Он, в конце концов, заблудится, замёрзнет и умрёт — вот и всё. Однако такого не примет Папирус. Этот парень об стенку расшибётся, но сделает начатое. Наивность и вера в дружбу — это мило, только Санс сильно переживает, что это может ещё аукнуться младшему брату.

В это время дитя шло в сторону, куда скрылась та девочка. Что-то тянуло её туда. Вдруг Фриск натыкается на картонную мятую коробку. Туман постепенно рассеивается. Девочка стоит у какой-то мусорки. Одна часть Фриск хотела уйти отсюда как можно скорее, но другая наоборот, внутри закралось ощущение, что нужно найти что-то. «Что-то» — это ещё хорошо сказано, каждый выкинутый мусор может подойти под это определение.

Фриск подсознательно подошла к сугробу, из которого торчали деревяшки, металлические пластины. Поверх снега блистают цветастые конфетти и кусочки мишуры. Девочка опускается на колени и убирает мешающий мусор. В варежках очень удобно копать снег. Тело начинает подрагивать от холода, кожа на щеках неприятно сморщивается. Раскопав весь сугроб, дитя находит чёрную подвеску. Из-за слоя грязи сложно изначально понять, чем ЭТО является.

— ФРИ-И-И-ИСК!!! — эхом разносится голос Папируса.

Девочка резко поднимается и прячет найденную вещь в башмаке. Она выходит на голос. Шаги привлекают внимание Папируса. Когда он замечает человека, по щекам начинают течь горячие слёзы. Парень подбегает к девочке и прижимает с такой силой, что она не может дышать. Однако от него исходит нежное тепло, хочется остаться в его объятьях.

— Божечки, Фриск, я так испугался за тебя, — он не перестаёт плакать, слезы невольно впитываются в свитер девочки.

Фриск сама того не поняла, как её глаза стали мокрыми. Это тепло, эти слова. Папирус ей приходится никем, они знакомы от силы пару дней, но доводилось ли этому ребёнку ощущать себя настолько нужным для кого-то?

— Ты мог попасть в неприятности! — Папирус сжимает окоченелые пальцы на плечах девочки и оттягивает от себя. — Я ведь так и не рассказал, как устроено ПОДЗЕМЕЛЬЕ! — трясёт дитя, вдруг успокаивается, выдыхает в сторону и поднимается.

Папирус вытаскивает из кармана штанов белый платок и высмаркивается, вытирая заодно мокрые дорожки от слёз. Только сейчас Фриск заметила, что на нём нет никакой верхней одежды, только свитшот и наверняка тонкие брюки. Но парень не выглядит окоченелым, хотя лёгкая дрожь от продолжительного нахождения на морозе заметна.

— Пойдём, — Папирус протягивает Фриск руку. — Нам нужно вернуться домой.

«Домой?» — дитя смотрит на парня. Он абсолютно уверен в сказанных словах. Значит в свой родной дом она, правда, не скоро попадёт.

* * *

Санс обошёл весь город, но даже следов человека не нашёл. Надеясь, что поиски брата прошли успешнее, он пешком возвращается домой. Цвет его кожи стал полностью белым, а из-под лёгкой футболки и чёрных шорт виднелись жилистые тонкие конечности. Подойдя ближе к дому он замечает брата, несущего человека на руках. В голове Санс борется сам с собой: «Только не говори кинуть девку в сарай, только не говори кинуть девку в сарай, только не говори кинуть девку в сарай».

— Хорошо, что ты нашёл человека, — говорит с натянутой улыбкой и приближается.

— Ага! — кивает головой Папирус и заходит внутрь. Стоило ему отвернуться, как лицо Санса помрачнело.

«От человека становится больше проблем, чем хотелось,» — подмечает про себя и закрывает дверь.

Папирус ставит дитя рядом с диваном. В этот же момент раздаётся звонок, исходящий из пальто. У юноши лицо покрывается испариной. Похоже, звонит кто-то важный и строгий. Папирус всё же берёт трубку и уходит на кухню. Слышатся искажённые из-за связи крики:

— ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ, ПАПИРУС?! — властный женский голос заставляет девочку замереть на месте.

— Я… я... проспал, — неуверенно выдаёт парень.

— Это не оправдание! Живо ко мне в зал: будешь отрабатывать за завтра и за сегодня в двойной мере!

— Да, так точно, капитан! — нервно вскрикивает Папирус.

Всё это время Санс стоял у стены и смотрел в пол. Если Папирус сейчас уйдёт, а он останется, то Фриск будет в плохом положении. Своим побегом она сделала только хуже.

Папирус выбегает с кухни и широкими скачками продвигается к своей комнате. От туда он возвращается с тёмно-синим рюкзаком. Быстро накидывает на себя пальто, обматывается шарфом. Уже было хотел умчаться за дверь, как остановился. Он глубоко дышит и оборачивается. Фриск реагирует на его взгляды. Папирус косо поглядывает на брата.

— Я скоро вернусь, — улыбается, чтобы обнадёжить дитя. — Санс, тебе тоже пора на работу.

— Да, да, — отрешённо машет запястьем.

Папирус покидает дом, а через какое-то время и Санс тоже. Дитя уже готовилась к худшему, а когда этого не произошло, её ноги стали ватными, и она распласталась по полу.

Примечания:

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_490

---

И вот я снова одна. Это немного радует.

Снимаю с головы наушники и закидываю на диван. Стягиваю мокрые варежки и лосины и небрежно бросаю туда же.

Мою голову не покидают слова Папируса: «Я ведь так и не рассказал, как устроено ПОДЗЕМЕЛЬЕ!» То есть я попала куда-то, непонятно куда. А эти люди — некие подземные существа, или как? Но в одном я уверена точно: меня защитят. Как минимум Папирус не даст меня в обиду. А Санс… Его можно понять. Я помню, как знакомая навестила нас со своим новорождённым ребёнком, тогда мама ни на минуту не отходида от него. Мне было лет шесть или семь, и я не понимала, почему все обращают внимание на какого-то карапуза, а не на меня? Даже брат не стремился утешать.

Решаю, наконец, подняться с пола. Схватила за одно бумажный пакет и сомкавала, чтобы было удобнее выбросить. Вдруг живот начинает урчать. Долго, непрекращаясь. Появляется тянущая скрипучая боль. Я из-за неё сгибаюсь и обхватываю себя руками. А ведь правда, последний раз я ела и пила только вчера. Удивительно, что я ещё не упала от обессилия.

Пробираюсь на кухню, и снова журчит живот. Нагибаюсь, чтобы притупить боль. Ступаю к раковине, наполняю стакан и полностью его опустошаю. Как начало этого может хватить, дабы забить пустоту в желудке.

В холодильнике оставались вчерашние спагетти. На нижних полках так же были чипсы и газировка — не самое полезное питание. Но больше всего меня удивил ряд баночек с кетчупом. Штук десять тут точно есть. Для двух парней это довольно много! Рядом с ними висит записка: «Не трогать кетчуп, человек». Я их ещё плохо знаю, однако могу предположить, что это написал Санс. Не шибко-то и хотелось.

Поев, я почувствовала прилив сил. На столе были свежие головоломки, и снова путаницы. Благодаря им моё настроение улучшилось. Среди слов было такое, как «медальон», и я тут же вспомнила про свою находку, которую спрятала в башмаке.

Снимаю обувь и вытряхиваю. Подвеска падает на ковёр. Грязь слегка отшелушилась, и стала проявляться золотая цепочка. Я беру вещицу и иду к раковине. На удивление, чистка не заняла много времени, затвердевшая земля сама отпадала под струёй тёплой воды. Теперь можно нормально осмотреть найденный предмет. Это золотой медальон в виде сердца на тонкой цепочке. Он покрыт лёгкими царапинам. Выглядит так, будто эта вещь намного старше меня.

Замечаю, что медальон можно открыть. Ковыряю кое-как ногтём, крышка не сразу поддаётся. Внутри чёрно-белая размытая фотография. Там изображены два силуэта, но развидеть лица невозможно. На внутренней части крышки выцарапано слово.

— Чара? — произношу вслух. — Это имя хозяина?

После этих слов медальон начинает светиться алым светом и греться. Он обжигает мне пальцы, и я рефлекторно бросаю его. Металлический предмет звонко ударяется о керамическую плитку. Я моргаю. Всё вокруг пропадает. Остаётся лишь тьма. Я обеспокоенно оборачиваюсь и зову Папируса и Санса. Мой голос уходит в пустоту. Тишина здесь настолько давящая, что звук учащённого сердцебиения сводит с ума. Меня охватывает паника, я заглатываю воздух, как в последний раз.

Привествую.

Детский мягкий голос прозвучал за моей спиной. Резко поворачиваюсь. На меня смотрит знакомая пара красных глаз. Девочка широко улыбается. Однако эта улыбка не совсем искренняя.

«Это же та самая девочка, которую я повстречала в тумане!» — ахаю я.

Прошу прощения, если я тебя напугала.

Её вежливый тон дурманит. Она прикладывает ладонь к груди и делает реверанс.

Я — Чара. Вижу, ты нашла мой медальон. Эта вещь очень важна для меня, буду очень польщена, если ты её сохранишь.

Я хотела ей ответить, но голос не шёл. Улыбка Чары становится мягче, она слегка щурит свои большие глаза.

Я очень удивилась, когда ты не только услышала меня, но и увидела. Можешь не задавать вопросов. Я уже как давно умерла, и предстаю пред тобой в виде духа. Пока во мне есть РЕШИМОСТЬ, я не покину этот мир.

— Это печально, — молвлю, не подумав, и поднимаю с пола подвеску.

Почему же?

Чара удивляется. Я смотрю на золотое сердце и протираю его большим пальцем.

— Ты вроде жива, а вроде нет. Ты видишь всё, но ни к чему не можешь прикоснуться. Никто не может тебя увидеть или услышать. Как давно ты так существуешь? — поднимаю глаза на Чару.

«Существуешь» — хорошее слово. Могу предположить, что около ста лет, хотя кто считает?

Девочка пожимает плечами. Чем больше нахожусь здесь, тем больше удивляюсь.

Фриск, да?

Я киваю головой, думая про себя: «Как она узнала моё имя? Или она следила за мной?»

То, куда ты попала, — это опасное место. Для начала тебе стоит поладить с этими братьями. Они помогут в трудную минуту. И не спеши, спешка не приведёт ни к чему хорошему.

Взгляд Чары стал серьёзнее.

Это моё напутствие тебе. Прислушаться к нему или нет — твоя воля, я не заставляю. А сейчас мне нужно откланиться. Ещё увидимся, Фриск.

Я невольно моргаю. Теперь снова нахожусь на кухне. Сжимаю медальон в кулаке. В голове стоит невыносимый шум. Перед глазами всё плывёт, а ноги кажутся ватными. В таком состоянии я кое-как добираюсь до гостиной и плюхаюсь на диван. Хороший сон мне бы сейчас не помешал.

Какое-то время я лёжа тихонько смотрела к одну точку. С улицы слышались радостные крики детей, не разборчивая речь и скрипучие звуки чистки снега. В комнате становится всё темнее. Прижимаю медальон ближе к груди. Медленно дышу с приоткрытыми глазами. У меня столько вопросов… Столько мыслей… Но так не хочется о них думать. Голова слишком тяжёлая. Я не замечаю, как закрываются веки и всё перестаёт быть реальным.

* * *

Провожу языком по зубам в попытках избавиться от липкой карамели и рыскаю в карманах ключи. Отпираю дверь. Внутри темно, ничегошеньки не видно, однако я замечаю, что человек спит. Из окна на лицо девочки падает холодный белый свет. Не мне судить, но цвет её кожи стал бледнее.

Пробираюсь на кухню и щёлкаю переключателем. Внезапная яркость заставляет меня поморщиться. Заглядываю в холодильник. Все бутылки на месте. Я беру одну и снимаю крышку. Густая, мягкая жидкость, которая и сладкая, и пряная, прохладой растекается по рту. Благодать! Когда Папирус не работает, на посту без него скучно. Количество спагетти уменьшилось — значит, человек пообедал. Не сказать, что я прям рад этому, просто… не в восторге.

Выходя с кухни, замечаю на столе утренние листовки с головоломками. Все путаницы были решены. Скука — она такая. Подхожу к человеку, почёсывая живот, и делаю глоток кетчупа. Этот ребёнок так спокойно спит, что бесит. Она чувствует себя в безопасности. Хочется от неё избавиться. Человек своим присутствием портит мою идеальную обыденность. За последние два дня я раздражался больше, чем за последний год! Внутри всё закипает. Но я опускаю руки. Я не могу ничего сделать, потому что Папс этому не обрадуется.

На вид и правда обычный ребёнок. Она попала в подземелье через лес и первым встретила меня, поэтому вряд ли ей доводилось вступать с кем-то в битву. Это дитя ещё просто не понимает, как тут всё устроено.

Её брови дрожат. Она поджимает губы и морщит носом. Прищурив глаза, я молча наблюдаю. Девочка выгибается в спине и всхипывает. По щекам скатываются слезы. Пальцы сжимают одеяло, на котором она лежит.

«Кошмары снятся?» — вскидываю подбородком. Пускай и дальше корчится, мне нет до неё дела.

— Не ухо… ди, — сходит к её уст. — Оста… нь… ся…

Я выдыхаю и наклоняюсь к ней. Указательным пальцем смахиваю тёплую слезу. Лицо девочки расслабляется, губы расплываются в улыбке.

— Если бы всё сложилось иначе… Не будь ты угрозой… Возможно, мы бы подружились.

После этих слов я ухожу в свою комнату. Это беззащитное дитя заставляет меня испытывать жалость и переживать за неё. Но я не собираюсь привязываться. Если Папирус хочет почувствовать себя нянькой, флаг ему в руки. Пусть это будет на его ответственности.

Сейчас нужно всё обдумать до прихода брата. Я должен решить, что скажу и как отреагирую.

А ведь это не первый человек, с которым мне доводилось иметь дела...

* * *

Папирус вернулся уставшим и выжатым как лимон. Он уже было хотел плюхнуться на диван, как заметил спящего ребёнка, прокрутился на сто восемьдесят градусов, запнулся об свою ногу и упал. На громкое возвращение выходит Санс и таращится на брата, свисая на полтуловища с балкона. Младший неловко улыбается ему, от чего старший выдыхает.

Разбудить Фриск Папирус не решился, поэтому разговор пришлось перенести на утро следующего дня, как раз в выходной для обоих братьев. Санс хотел вновь удостовериться в решении младшего, однако последний настолько устал, что не стал есть и поднялся в свою комнату. Ещё бы чуть-чуть и он бы уснул прямо на полу.

* * *

Утро начинается со спокойной ноты. Фриск приподнимается и притирает глаза. Её накрыли одеялом, но она не придала этому значения. Она замечает в своей руке золотой медальон и убирает его в карман шорт. С кухни исходит приятный запах блинчиков, и девочка сползает с дивана и медленно движется на источник аромата. В домашней оранжевой кофте с коротким воротником и тёмно-коричневых широких штанах стоит Папирус и перебрасывает с помощью лопаточки готовый блин со сковородки на стопку из других таких же блинов. У девочки скапливаются слюни во рту, а живот неприятно урчит.

На тихие шаги Папирус оборачивается и широко улыбается.

— Доброе утро, человек, ты наверняка голоден? Не переживай, я скоро закончу! — парень искусно заливает половником жидкое тесто на горячую плоскую сковороду. — Можешь пока сложить свои постельные принадлежности и умыться.

Фриск качает головой в ответ и возвращается в гостиную. Она делает всё, как сказал Папирус: складывает одеяло, поправляет подушку. В это время по лестнице спускается Санс, зевая во весь рот. Он не обращает внимание на человека, шаркает тапочками и направляется на кухню. Фриск чувствует себя неловко от его прихода. Она мнётся на месте, не зная, куда себя деть. Санс подходит к дивану, падает на него и протяжно выдыхает. Дитя быстро уходит.

— Ты успуган, это из-за Санса? — озирается назад Папирус. Девочка садится у стены и прижимает ноги к груди. — Всё нормально, — не перестаёт улыбаться, — он тебя не обидит. Я обещаю!

Но она даже не посмотрела в ответ.

Завтракать начали в тишине. Фриск боялась прикоснуться к еде на глазах этих братьев, её трясло от волнения. Папирус вопросительно смотрел на ребёнка, однако решил, что слова будут излишне. Санс продолжал делать вид, будто человека нет в доме, и читал свежую газету. Пока его взгляд был спрятан за бумагой, девочка запихивала в себя блинчики. От большого количества сиропа у неё сводило зубы, а рот не закрывался из-за еды. Она кое-как пережёвывала, отвернувшись от братьев. Это вызывало улыбку у Папируса, в конце концов, дитя слишком голодна, чтобы отказаться от предложенной еды. В свою очередь Санс пытался не вбросить тупую шутку и не засмеяться. Он так сильно сжал края газеты, что она дрожала из-за напряжения.

Это немного расшатало всех присутствуюших. Младший быстро навёл порядок вокруг. Братья поставили стулья напротив Фриск и сели.

— Кхм, — кашляет в кулак Папирус, чтобы настроиться. — Я обещал рассказать об ПОДЗЕМЕЛЬЕ.

Дитя кивает. Она помнит про слова Чары. И сейчас ей нужно больше информации.

— Санс! — вдруг восклицает. — Расскажи Фриск о нашей истории!

— А? — хмурится старший. — Почему я что-то должен рассказывать? Это ТЫ обещал.

— Но у тебя лучше получается! — Папирус делает щенячие глазки и хлопает ресницами. Санс морщится на это, но выдыхает и начинает с натянутой улыбкой:

— Давным давно, поверхностью правили две расы: ЛЮДИ и МОНСТРЫ. Всё жили в мире и покое, пока одни не решили устроить войну. Так уж вышло, что душа человека во много раз мощнее души монстра, и если монстр поглотит душу человека, то он станет чем-то на подобие бога. Это не устраивало людскую расу. В войне монстры проиграли, тогда семь могучих магов сгинули наш народ в ПОДЗЕМЕЛЬЕ и запечатали с помощью несокрушимого БАРЬЕРА, — зрачки Санса пропали, и теперь улыбка кажется ужасающей.

— Ага! — дополняет Парирус. — И чтобы разрушить его, нужна сила семи человеческих душ. Пока что у нас только шесть.

— Гора Эботт, возле которой ты ошивалась, — продолжает Санс, — буквально притягивает к себе слабых духом, в основном это дети или подростки, на взрослых, состоятельных личностей повлиять практически невозможно. К тому же с годами влияние горы распространилось на лес, поэтому ты попала в ПОДЗЕМЕЛЬЕ через него. Обычно все в яму падают, прямиком в РУИНЫ, однако ты не упавший ребёнок. Таких детей называют брошенными, лес легко воздействует на них, и они не замечают, как оказываются в подземелье.

— Но… как? — тихо молвит Фриск.

— Вероятнее всего, — парень откидывается на спинку стула, — когда ты приблизилась к барьеру, особая магия подействовала на тебя и телепортировала на пути в Снежнеград. Ты, наверно, почувствовала сначала какое-то жжение в груди, а потом резкий прилив сил?

— Наверно, — сжимает кофту девочка. — Можно вопрос? — поднимает взгляд на братьев. Санс прикрывает глаза и едва заметно кивает.

— Получается, вы — МОНСТРЫ, не ЛЮДИ?

— Так точно, — отвечает Папирус. — Люди и монстры очень похожи внешне, хотя у многих могут быть явные отличия, — хохочет. — Однако внутри мы очень разные. Монстры состоят из магии и любви, надежды и сострадания, когда люди лишь из плоти и крови.

— Из любви? — удивляется дитя.

— В отличае от людских, — вдруг подаёт голос Санс, — души монстров чистые как свежий снег, их нельзя испортить, однако они и слабее. Только вот, если человек внутри как мусор, то и его душа будет иметь грязный окрас, если не чёрный вовсе.

Фриск сглатывает слюну. Слова Санса звучат как угроза.

— Санс, — протягивает Папирус, — ты его пугаешь, хватит рассказывать страшилки.

— Правда есть правда, — закидывает руки за голову. — Насчёт правды, ты знал, что этот человек — девочка?

— Девочка? — не веря, хмурится младший. — Но прям и не скажешь, — переводит взгляд на Фриск. Дитя вопросительно наклоняет голову в бок.

— Поверь, это девочка, — гаркает Санс.

— Ладно, — подозрительно шурится Папирус. — Есть ещё вопросы?

— Когда я могу вернуться домой?

Этого не ожидал никто. Гримассы обоих братьев исказились. Папирус втягивает воздух через зубы и отводит взгляд, а Санс упирается руками в бёдра.

— Ну, я не знаю… — произносит на выдохе Папирус. Ему очень сложно дались эти слова. — Если тебе будет лучше, ты можешь считать ЭТОТ дом своим, — выдавливает из себя улыбку. Санс молчит, понимая, что перечить — это последние, что нужно делать в данной ситуации.

— Но я хочу к себе домой! — не унимается Фриск.

— Послушай, — всё же говорит старший, — чтобы пересечь барьер, нужно добраться до КОРОЛЕВСКОГО ЗАМКА, а путь к нему опасен. Не все монстры будут рады чужаку, — проникновенно смотрит на дитя, в этом взгляде читается некое переживание.

Дитя поджимает губы, она не хочет сидеть у них на шеи, не собирается быть в заперти. Фриск обхватывает себя руками.

«Я не обязана делать всё, как они хотят,» — она встаёт и показательно уходит.

— Эм, человек, Фриск! — поднимается Папирус и обходит стол. — Я понимаю, всё это может быть для тебя новым и запутанных, но я обещаю, что найду способ, как безопасно провести тебя через подземелье. В этом не стоит торопиться.

Фриск толком не слушает его, примечает место между диваном и стеной и садится туда. В любом случае деваться ей некуда. Папирус не отбросил свои попытки подбодрить её. Парень подходит к ней и сгибается в коленях.

— Хочешь я покажу тебе все комнаты?

Фриск отворачивается от него.

— Это да или… нет? Вообще молчание принято считать знаком согласия, — хохочет парень.

Дитя до сих пор не собирается отвечать, но в душе прям всё скрипит.

Папирус садится рядом и выдвигает ноги вперёд, когда девочка забивается плотнее в угол.

— Тогда я составлю тебе компанию! — улыбается как можно шире. — Прошло два дня, но ощущается как ВЕЧНОСТЬ. Тебе было скучно одной? — он вытягивает и наклоняет шею, чтобы взглянуть человеку в лицо. — Этот дом довольно маленький, будь моя воля, я бы поселил тебя в отдельную комнату. Возможно, ты хочешь побыть в одиночестве, но я от чего-то чувствую, что не могу осуществить этого.

Искренняя доброжелательность Папируса, его приятный голос и милая улыбка наполняют глаза Фриск слезами. Она буквально тронута. Дитя не может долго держать все эмоции в себе. Она резко разворачивается и вцепляется в кофту парня. Горькие слёзы тут же впитываются в ткань. Дыхание девочки прерывистое, поэтому она дрожит всем телом. Папирус принимает её в свои объятия и в качестве утишения гладит по волосам.

* * *

Когда ребёнок успокоился, Папирус показал всё в доме. Он сказал, что она может всегда посещать его комнату. Дальше по коридору были ванная и комната Санса, в которую тот запретил заходить, да и Папирус уверил дитя, что там ужасный беспорядок.

Потом они сели на диван смотреть телевизор. Фриск привыкла к компании Папируса. Она даже улыбнулась, стоило понять, что это хорошие монстры.

— Ваушки! — удивляется парень. — Ты улыбнулась — это так мило!

Фриск не придала этому особого значения, у неё толком не было причин свободно улыбаться.

По телевизору шло странное телешоу, где квадратной формой робот с светящимися пикселями готовил пироги. Он говорит осмысленно, будто живой. Фриск указывает на робота, вопросительно глядя на Папируса.

— Интересно, кто это? — уточняет парень, дитя кивает. — Это Меттатон, местная теле-звезда. Его шоу одни из самых удивительный, но мне больше нравится кулинарное. Я знаю, что его создала доктор Альфис — королевский учёный, но как Меттатон действует и говорит так, будто это не просто искуственный интеллект? — загадка.

Девочка делает вид, будто поняла. Она берёт подушку и крепко обнимает. Это действие её успокаивает. Папирус замечает, как Фриск прижимает подушку, словно любимую игрушку.

«Человек точно хочет домой, ей тут не место,» — задумывается парень.

— Ничего если я оставлю тебя? — вежливо спрашивает и медленно уходит с дивана. Фриск утвердительно кивает и одновременно смотрит так, будто задаёт вопрос.

— Надо на ужин чего-нибудь сделать, — гладит по голове и отдаляется.

Фриск чувствует себя смешано: ей вроде и нравится такие прикосновения и добрые улыбки, а вроде внутри всё переворачивается снепривычки. Она хочет доверять этим братьям, но что-то не даёт ей покоя. Через ткань девочка нащупывает медальон. Сейчас бы поговорить с Чарой. От полученной информации и капошившихся мыслей голова у дитя разболелась.

Папирус завязывает на талии фартук и закатывает рукава.

— Чего бы приготовить? — задумывается парень.

Он не знает предпочтений Фриск, это затрудняет всё, а также внезапный уход Санса. Старший исчез в тот момент, когда Папирус принялся успокаивать человека, и до сих пор не возвращался. Младший беспокоится, что и сегодня он пропустит ужин.

Чтобы отвлечься, монстр решает полистать свою тетрадку с рецептами. Все записи разделены на определённые категории: супы, каши, выпечка, горячие блюда, салаты. Похоже, Папирус серьёзно увлекается готовкой. Он взмахивает страницами и открывает первую попавшуюся. Это был рецепт яблочного пирога. Яблок, как на зло, не было, однако парня это не расстроило. Он откладывает тетрадь, распахивает холодильник и берёт полупустую баночку с ягодным джемом.

«Сойдёт,» — пожимает плечами, потупив взор на банку.

Всё это время дитя продолжало смотреть телевизор. Шоу Меттатона её завлекло. Сейчас показывают конкурс талантов, где робот, у которого монитор вместо нормального лица с галстуком, судит участников. Проигравшие со смешным звуком падают в пропасть, а на следующем кадре они приземляются на мягкую большую подушку. Безопасность — это главное. У Фрикс начинают слипаться глаза, и она клюёт носом в подушку. День выдался тяжёлым, сон ей не помешает.

Примечания:

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_498

Фриск и Чара: https://vk.com/wall-206327178_499

---

Санс резко взмахивает рукой. Вдруг появляется огромный череп то ли собаки, то ли дракона. В его пасти за мгновение накапливается белый сгусток энергии, и мощный луч устремляется вверх с громким звуком, от которого сотрясается воздух. Монстр обессиленно упирается ладонями в бёдра. Он тяжело дышит и лениво осматривает всё вокруг. Куски грязи перемешались с обломками костей, синие грибы были растоптаны и уничтожены, из земли торчали острые как копья рёбра — ничего живого не осталось в районе десяти метров.

Наконец, Санс позволяет своему обмякшему телу упасть. Он смотрит в потолок подземелья, что так похож на ночное звёздное небо. Кристаллы светятся разными яркими цветами, словно гирлянда на ёлке. Возвращаются испуганные атаками Санса светлячки и огибают созданный хаос своим жёлтым светом. Неподалёку звучит водопад. В таком месте можно и вечность пролежать. По лицу парня обильно стекает пот, всё тело наполняется жаром. Он промок до нитки, и вся одежда испачкалась. Как долго он тут сражался сам с собой? — тяжело представить.

Монстр кое-как поднимается и выдыхает. Секунда, и он оказывается у порога своего дома. Санс весь дрожит от истощения и тяжести промокшей одежды. В окнах всё ещё горит свет. Заходить в свой же родной дом не хотелось. Парень пересиливает себя и дёргает ручкой входной двери. Первым повстречал его запах пирога и джема, а уже потом удивлённое лицо Папируса.

— Санс! — восклицает брат и встаёт из-за стола. Он подбегает и захватывает старшего в объятья.

У Санса болезненно скрипят кости, но он давит улыбку, чтобы не показать своей усталости.

— Чё как, бро? — кряхтит и кое-как высвобождает руку.

— Ты серьёзно?! — сомкнув пальцы на плечах старшего, Папирус отстраняет его и хмурится. — Сначала ты где-то пропадаешь, а потом возвращаешься домой весь мокрый, грязный и спрашиваешь: «ЧЁ КАК?» — парень выпучил на него глаза да так, что те покраснели.

— Да я поплавал немного в Водопадье — пустяк! — отмахивается Санс. Папирус недоверчиво смыкает веки и выдыхает.

— Это не пустяк, — спокойно говорит он и устремляет взгляд на уложенную на диване Фриск. — Мне тяжело беспокоиться за вас двоих.

Папирус опускает руки и делает пару шагов назад. Улыбка сходит с лица Санса. Ладно он заваливается спать в любой свободный момент, а вот человек ведёт себя странно. Санс снимает надоедливую обувь, сбрасывает куртку и подбирается к ребёнку. Он убирает чёлку с её лба. Девочка снова морщится из-за кошмаров, однако прикосновения со стороны заставляют её брови расслабиться.

— Нечего тебе париться за человека, Папс, — бухтит монстр. — Она просто спит. Вероятнее всего таким способом восстанавливает потраченные на телепортацию силы. Упади она в РУИНЫ, то не испытывала бы такую сонливость. Со временем должно пройти, — он отходит к лестнице, останавливается и дополняет: — Сегодня я без ужина лягу спать, извини за это. Максимум помоюсь и на боковУ-У-Ую! — зевает во весь рот.

Он машет ладонью, не глядя на брата, и поднимается по ступенькам.

— Брат, стой! — подбегает к нему Папирус. — Как долго это будет продолжаться?

Какое-то время Санс стоит к нему спиной, потом сменяет мрачную гримасу на улыбку и оборачивается.

— Я не спец в человеческих болячках, — комично пожимает плечами. — Не знаю, как долго ребёнок будет так отрубаться.

— Нет, я не об этом, — Папирус решительно заходит на лестницу и встаёт напротив Санса. — Я о том, как долго ТЫ будешь так себя вести? В нашем доме вместе с нами будет жить Фриск — прими это. Твои выходки и отмазки на меня не подействуют, я не ребёнок!

Лицо Санса помрачнело, а в глазах пропали белые зрачки. Кулаки непроизвольно сжимались. Папирус хватает его за предплечье и пытается донести до него свою позицию:

— А если тебе противно находится рядом с человеком, тогда найти ему подобающее укрытие или сопроводи до барьера. Может это будет куда легче, чем принять Фриск!

На этих словах парень резко убирает руку и уходит в свою комнату. Санс погряз в раздумьях.

«Не ребёнок? Глупая шутка, Папирус,» — сдавленно хохочет и садится на ступеньку. — «Тебе всего лишь шестнадцать, а ты уже хочешь заботится о ком-то. Наивный и глупенький».

Человек приносит проблемы, но раз Санс заварил эту кашу, ему и расхлёбывать.

* * *

На утро братья даже не переглянулись. Папирус не ожидал, что Санс может быть таким бессердечным и чёрствым. По отношению к нему он всегда был внимателен и весел. Хотелось бы, что бы Фриск не ощущала себя лишней в их доме.

Папирус приготовил завтрак, но старший уже ушёл. Он оставил для ребёнка записку и почти без шума покинул дом. Однако, Фриск не спала. Она слишком хорошо лежала, чтобы подниматься.

— Эй, я знаю, что ты не спишь.

Для внешности ребёнка у Санса довольно низкий голос. От такой внезапности Фриск распахнула глаза и поджала губы.

— Хорошо лежишь, — усмехается монстр. — Ожидаешь, пока все уйдут? Пф-ф-ф! Валяться до обеда — это моя специальность.

Дитя неуверенно принимает сидячее положение. Подобная ситуация отсылает к недавним похожим событиям. Фриск до сих пор чувствует себя не в безопасности наедине с Сансом.

— Что это за взгляд? — вскидывает он брови и шире улыбается. — Меня не за чем бояться, — мотает головой и пожимает плечами, — я совершенно безобидный!

Фриск не поверила ни слову.

— Ладно, — отмахивается Санс. — Я должен рассказать тебе пару нюансов проживания здесь. Во-первых, ты будешь работать. В основном уборкой занимается Папс, но когда его нет, ты делаешь домашние дела. Где надо, пыль протереть, где надо, подобрать мусор, где надо, помыть посуду — большего не требуется. Во-вторых, у тебя будет СВОЁ постельное бельё, оно находится на столе, а то Папс уже который день спит без своего одеяла. Ты будешь за ним ухаживать и убирать. И последнее, — монстр выдыхает и из кармана достаёт скрученный журнал, — когда вся работа выполнена, ты можешь расслабиться. Я заметил, что тебе интересны путаницы, которых Папирус просто не выносит, так что я купил для тебя целый сборник — развлекайся в свободное время.

Санс кидает ребёнку журнал и отходит к выходу.

— А, и ещё, — оглядывается через плечо, — снаружи мы запираем дверь, но изнутри её всегда можно открыть, так что, — глаза Санса становятся шире и темнее, а улыбка добавляет жути, — если ты решишь убежать, когда нас не будет, то не жди помощи. Ведь… никто не придёт.

Последние слова эхом прозвучали в голове девочки. Она зажмурилась и поджала локти к груди, однако монстр за мгновение исчез.

— Какой же он страшный, — звучит слева голос.

Фриск безмолвно вскрикивает и забирается на спинку дивана. Пара карих глаз впиваются в духа уже знакомой человеческой девочки.

— Привествую, — Чара кланиется, а Фриск не может успокоиться. Её сердце колотится с бешеной скоростью, разгоняя адреналин по телу.

— Оу, я не хотела пугать, — девочка делает опечаленное лицо. Дитя замечает это и медленно сползает. От учащённого сердцебиения её немного трясёт.

Переваривая полученную информацию, Фриск молчала, а Чара поддерживала её безмолвие, левитируя рядом в воздухе. Они долгое время не могли начать разговор, пока дух не приблизился к постельному белью, о котором говорил Санс.

— Эй, может стоить заняться делом? — на лице девочке была всё такая же ненастоящая улыбка, как и у Санса.

— Да, ты права, — Фриск встряхивает голову и подходит к духу.

Дитя сложила уже своё одеяло и подушку, на которые до этого одела постельное синее бельё, на краю дивана. С вещами Папируса она не знала, что делать. Чара предложила отнести в его комнату. Фриск замялась. До этого у неё не было мысли забраться на второй этаж, не считая экскурсии Папируса. Дитя собирает волю в кулак и делает шаг на первую ступеньку. До одури глупая храбрость малышки смешит Чару. Вроде такая мелочь, а в итоге столько усилий.

И всё же она справилась, дух похлопал проделанной работе. Раз вышла такая возможность Фриск решает получше осмотреть комнаты. У Папируса ничего интересного, у Санса дверь заперта, а вот ванная была открыта. Серая плитка устилает пол, а стены — блекло голубая. В этой комнате стоит небольшой шкафчик напротив умывальника, зеркало, шторы и ванная с душевым шлангом. Но нигде не было туалета. Идёт уже пятый день в подземелье, а Фриск так и не захотела ни по большому, ни по маленькому. На её удивлённые глаза, ищущие белоснежный трон, Чара отвечает:

— В подземелье еда совершенно отличается от людской еды, — дух предстаёт перед девочкой.

— А разве есть отличия?

— Да, еда монстров полностью состоит из магии, поэтому усваивается без лишних отходов. Вода тут ровно такая же.

— Вау, круто, — слегка улыбается Фриск. — А это ничего, что я ем их еду?

— Не знаю, — дух пожимает плечами. Её ноги начинают взмывать вверх, и она делает сальто. — Поживём — увидим, — улыбка Чары становится шире.

— Ты меня пугаешь… — корчит гримасу дитя и подходит к ванне.

Вода идёт и холодная, и горячая. Хочется помыться и избавиться от всех невзгод. Снимая с себя кофту, Фриск не замечает, как из кармана шорт выпадает медальон Чары. Девочка резко реагирует на громкий звук, дух лишь приподнимает брови. Вещь не пострадала, и все выдыхают.

— Носи его на шее, так будет безопаснее, — предлагает Чара, глядя на то, как девочка кладёт медальон в воронку из одежды.

— Боюсь, что братья заподозрят неладное, если увидят, — Фриск садится на край ванны и снимает носки.

— Ты же всё равно ходишь в этой кофте с высоким воротником, никто и не заметит, — дух девочки разводит руками.

— Может ты и права.

Фриск задвигает шторы и регулирует под себя воду. Кожа не до конца восстановилась. Местами она так же, как и раньше, зудит, хочется расчесать её до мяса. Тёплая вода щиплет, а от мыла становится ещё хуже. Но это надо было пережить.

Когда дитя обсохла полностью, настало наслаждение. Никогда она не была рада чувствовать себя чистой. Теперь время обеда. Как Фриск это поняла? Благо в комнате Папируса есть настенные часы, и они показывали двенадцать часов.

* * *

Я спускаюсь по лестнице и осматриваю всю гостиную. Внутри всё скрипит от тоски. Я не могу остаться тут навсегда. Но что же делать?

— Ты в порядке? — Чара подлетает и кладёт свою полупрозрачную ладонь мне на плечо.

— Хочу домой, — сдавленно произношу и спрыгиваю с последней ступеньки.

— Могу тебя понять, — прикрывает она глаза и отходит в центр комнаты.

Мы вместе последовали на кухню. Чара очень игривая: она то и дело крутится, да по приколу проходит через стены и пол. Видимо, её не беспокоит, что она призрак.

На столешнице кухонного шкафчика стоит записка рядом с тарелкой, покрытой запотевшей плёнкой. «Обязательно поешь. Я постараюсь вернуться как можно раньше. Папирус,» — читаю про себя. Это даже обрадовало.

Поев блинчиков, я убрала за собой, вышла в центр гостиной и задумалась, чем бы заняться дальше. Чара улыбалась и всюду следовала за мной. Решила протереть стол, тумбочку, на которой стоял телевизор. Нашла в одном из шкафчиков на кухне щётку и совок. Немного подмела. Мне на это хватило полчаса.

«Скучно»

Я оказалась в максимально неприятной ситуации: попала в подземелье, которое кишит монстрами, похожими на людей, торчу в доме, из которого боюсь и носа высунуть, а также заняться мне нечем. Лежу на ковре и смотрю в потолок. Вдруг мой взор перекрывает полупрозрачная голова Чары.

— Веселишься? — судя по её улыбке, весело только ей.

— Со скуки умираю, — подаю голос.

— Не говори того, чего не знаешь, — она сощурила глаза. Её слова показались мне странными, однако я решила промолчать.

— Может, — загадочно протягивает дух, — пойдём на улицу?

— Это рискованно, — отвечаю почти сразу, хотя и не понимаю, чего мне могут сделать монстры.

— Повторюсь: не говори того, чего не знаешь, — её глаза становятся ярче, чем обычно, а улыбка смахивает на маниакальную. Я поджимаю губы. — Ты толком не видела подземелья, а по словам этих братьев сложно что-то судить.

— Ты права, конечно, — смотрю на духа из-под ресниц, — просто не хочу, чтобы они беспокоились, если я уйду до того, как кто-то из них вернётся, или натворю дел.

— Я не заставляю, — Чара пожимает руками и вскидывает бровями, — но разве это тебя устраивает? Быть как принцесса в замке — бесполезной и заточённой?

«Бесполезной,» — это слово меня обидело. Я переворачиваюсь на бок. Не хочу быть обузой, не хочу мешаться. Лучше будет для всех, если я вернусь домой.

— Это не может продолжаться вечно, — Чара принялась расхаживать по воздуху. — Тебе есть, куда вернуться, эти братья тоже хотят жить спокойной жизнью. Я готова помочь тебе, Фриск.

— Помочь с чем? Вернуться домой? — принимаю сидячее положение. Дух равняется с моим взглядом.

— Естественно. Я помогу тебе, а ты поможешь мне — равноценный обмен. Мы убежим, но до этого надо, что бы ты лучше узнала мир монстров.

— А для этого нужно выйти на улицу, — я через плечо оглядываюсь на зашторенное окно. От туда, как и всегда, доносятся радостные голоса и весёлые разговоры. Там прям бурлит жизнь.

— В точку, мой друг! — Чара скрещивает ноги и продолжает левитировать. — У меня есть план, он большой и кропотливый. Тебе же стоит набраться терпения и РЕШИМОСТИ. Твоя душа должна оставаться сильной.

— Как это понимать?

— Видишь ли, человеческие души напрямую зависят от темперамента человека. Всегда есть сильное качество и ему в противовес — слабое. У тебя это решимость и неуверенность. Забавный подбор, не находишь? — съязвила она.

Чара верно описала меня. Когда я только набираюсь решимости, неуверенность камнем падает на душу. От этого появляется очень неприятное чувство сдавленности и тревоги.

— Чара, можно вопрос? — дух лишь удивлённо моргнул. — Ты сказала: «Я помогу тебе, а ты поможешь мне,» — что это значит?

— Мне очень жаль, я не смогу тебе рассказать. Пока. Ты ещё не готова. Но своих слов я не заберу, обязательно проведу тебя через барьер.

Когда Чара закончила предложение, за дверью послышались тяжёлые шаги и щелчок замка. Я не заметила, как она исчезла. Странная.

Мне не нравится, что Чара скрывает своих истинных мотивов, однако, могу ли я в ней сомневаться? На данный момент у меня нет перспектив: либо я следую её плану, либо жду, когда братья смогут мне помочь.

* * *

Прошла неделя, как Фриск живёт в подземелье. Время течет быстро и медленно одновременно. Девочка уже чувствует себя как дома. Она делает все свои домашние дела и помогает Папирусу в готовке. Оказывается, у него есть проблемы с учёбой, он иногда не понимает литературу, хотя математика — это его любимый предмет. Младшему брату очень нравятся решать логические задачи, однако на путаницы и всякие пятнашкообразные головоломки он и смотреть не может. Для него нонсенс, что девочка решает их легко и просто. С Сансом у Фриск до сих пор натянутые отношения. Он отстранился от неё и своего брата, большую часть времени проводит или в своей комнате, или на работе, или в неком заведении под названием «У Гриллби».

Фриск стала меньше чувствовать сонливость, но кошмары никуда не делись. Больше всего пугает, что она не может с ними бороться. Ей снится один и тот же сон: дитя оказывается в абсолютно пустом и тёмном месте. Она не может ни закричать, ни заплакать. Слышен лишь стук сердца. Оглядываясь по сторонам Фриск замечает два знакомых силуэта, которые отдаляются от неё в сторону светлого прохода. Она бежит, тянет руки, надрывает глотку, но всё бесполезно. Тёмно-зелёные шипастые лозы обвивают её ноги, а потом и всё тело. В груди загорается яркий красный цвет. Острые шипы рвут ткань, режут кожу, толстая лоза сдавливает конечности, рёбра и горло. И вся боль такая… реальная. Фриск хочет рыдать, но не может, хочет вырваться, но не может. Силуэты пропадают, свет тоже. Дитя остаётся одинокой и бесполезной. Однако стоит ей сдаться, как что-то мягкое и дурманящее касается её волос и кожи. Надоедливо громкий стук сердца затихает, боль притупляется, и бесконечная темнота постепенно рассеивается. Приятное тепло растекается по всему телу. Наступает умиротворение. С каждым разом это светлое чувство усиливается. Оно наполняет Фриск силой, способной одолеть все преграды, перебороть все невзгоды. Именно это называют РЕШИМОСТЬЮ.

Девочка искренне надеется, что эти сны прекратятся. Они совершенно не похожи на те, что снились ей до этого. Эти кошмары уж слишком реалистичные. Раны, боль, давление, удушение — кажется, словно всё по-настоящему. И даже то светлое чувство. Возможно, это связано с атмосферой, отличающейся от ПОВЕРХНОСТИ. Здесь везде витает магия: Фриск ест магию, пьёт, дышит и носит то, что состоит из неё. Организм всё ещё привыкает.

Чара составляет Фриск компанию только тогда, когда никого нет дома. Это очень радует девочку, ведь она не хочет оставаться долго в одиночестве. Чара ни о своём плане, ни о своих намерениях, ни о своей жизни не рассказывает. Фриск задумывалась сама спросить, но, видимо, подходящего момента не было.

Примечания:

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_518

Гриллби и Монстрёнок (Кид): https://vk.com/wall-206327178_519

---

Прошло ещё три дня. Круглое число — десять дней в подземелье. От скуки Фриск стала рассматривать монстров через окно. Она специально оставляла маленькую щель между шторами и наблюдала. Снаружи царила праздничная атмосфера: гирлянды, счастливые монстры, играющие дети. Можно было даже почувствовать тонкий запах пряников, цитрусов и хвои. Фриск очень хотела туда попасть. Однако на вопрос: «Можно мне выйти на улицу?» — она получила неоднозначный ответ от Санса.

— Тебя здесь никто не держит, малыш, — говорил, не глядя на девочку. — Хочешь свободы? Гуляй сколько влезет, только не возвращайся сюда.

Папирусу она повторять вопрос не стала, хотя была надежда, что он прогуляется вместе с ней.

— Смотри не растекайся по подоконнику слишком сильно, — хихикает дух, видя, как Фриск упирается щекой в оконный выступ.

— Хочу на улицу. Там так весело, — бухтит девочка.

— Так давай, — Чара летит назад и манит взглядом за собой, — давай покинем этот дом.

— А нормально, если какой-то непонятный ребёнок будет расхаживать по городу? — дитя спрыгивает со стула и приближается к призрачной девочке.

— Лучше переживай о том, чтобы никто не понял, что ты человек.

— А как монстры отличают людей от себя? — Фриск садится на диван и поджимает к себе подушку.

— Для начала скажу, что не все монстры могут опознать людей, только единицы, — Чара говорит умным и спокойный тоном, но её улыбка сводит с толку. — Я сейчас расскажу тебе об ОЧЕНЬ больших различиях между двумя расами. Во-первых, цвет кожи: от красного до фиолетового. Во-вторых, анатомия. У некоторых монстров могут быть необычные уши, хвосты, рога, шерсть — пусть на лицо и телосложения совсем как люди. В-третьих, душа. Душа монстров белая и бесхарактерна по этой причине. А вот людская обладает цветом. Я уже говорила, что человеческая душа зависит от темперамента, есть преимущества и недостатки.

— Ага, — кивает Фриск, — ты сказала, что мои это РЕШИМОСТЬ и НЕУВЕРЕННОСТЬ.

— Это правда, мой друг. Если ты попытаешься представить свою РЕШИМОСТЬ и сосредоточиться в одном месте, то сможешь проявить проекцию своей души.

— Ух ты, звучит классно.

Сказать легко, а на деле не просто. Сложно представить то, чего никогда не видел.

Фриск закрывает глаза и выставляет ладони вперёд. От одной мысли о душе вспоминается образ золотого медальона Чары. Брови девочки сходятся на переносице, щёки горят. Раз душа обладает цветом, то что означает этот цвет? Может это зависит от сильного качества? Решимость... В своём кошмаре Фриск видела странное красное свечение, исходящее из груди — может ли быть так, что это и есть цвет души?

Соединив все образы, Фриск морщит носом, а на ладони проявляется красное полупрозрачное сердце.

— Хвалю, Фриск, у тебя получилось, — говорит Чара, скрестив руки на груди. Услышав это, дитя открывает глаза.

Над её маленькой ладонью парит ДУША.

— Вау, она такая… красивая, — с придыханием произносит Фриск и тычет пальцем, что проходит насквозь.

— Это не более, чем просто проекция, блеклая копия, — объясняет Чара. — Твоя настоящая душа во много раз сильнее и ярче.

— Удивительно, — улыбается дитя и перекладывает проекцию из одной руки в другую. Дух осторожно наблюдает за человеком.

— К слову, не стоит никому показывать свою душу. Это самое сокровенное, что есть у монстра или человека.

— Угу, — хмыкает Фриск, и душа пропадает. — Сколько же всего я не знаю…

— А если будешь сидеть в четырёх стенах, так ничего и не узнаешь, — Чара специально подливает масла в огонь любопытства ребёнка.

Фриск задумалась. С одной стороны Чара права, а с другой… Она не успела закончить мысль в своей голове, как дверь открылась и вошёл Папирус с большим бумажным пакетом. «Вовремя же я спрятала душу,» — думает про себя Фриск, у неё дёргается веко от такой неожиданности.

— Привет, Фриск, — Папирус одаривает девочку улыбкой и шумно ставит пакет на стол.

— Привет, — тихо отозвалась она.

— Сегодня я захотел сделать картофельную запеканку, ты же не против? — голос парня кажется слишком громким.

— Да, я не против.

Монстр принял этот ответ и снял верхнюю одежду.

* * *

Сегодня я точно выйду за порог! Я в этом уверена!

Когда братья ушли, я сложила одеяло и подушку, быстренько сделала все свои обязанности, даже решила несколько страничек в журнале, поела, оделась тепло, собрала волю в кулак и осторожно приоткрыла дверь.

— Стой, — останавливает меня голос Чары. — Успокойся и подумай.

— Ты же сама говорила, что нужно покинуть дом? — непонимающе смотрю на неё.

— Да, и я не забираю своих слов, но услышь меня.

Чара выглядит серьёзно, поэтому я закрываю дверь и поворачиваюсь к ней лицом.

— Сначала нужно удостовериться, что никто не видит, как ты покидаешь этот дом и возвращаешься сюда, если, конечно, захочется, — последние слова она проговорила почти шёпотом.

— Ты права, — виновато опускаю взгляд. У братьев будут проблемы, если меня заметят.

— Я сейчас проверю обстановку, а ты жди.

Дух проходит через стену. Меня не покидают сомнения, а ведь могла и сама додуматься! От глупости слёзы накатываются. Стараюсь их сдержать и настраиваюсь.

«Прогулка тебя точно развеселит! Да и Чара будет рядом, всё хорошо!»

Через какое-то время высовывается голова духа и говорит:

— Чисто, пойдём.

Я киваю, сжав пальцы в кулаки, и покидаю дом.

Первым делом меня слепит яркий свет, что отражается от снега. В потолке подземелья видный щели, через которые просачиваются солнечные лучи. Я следую за голосом Чары и прикрываю глаза рукой. Хрустит снег, я улавливаю носом сладкий пряничный запах, кожа ощущает приятную зимнюю свежесть. Когда глаза привыкли, решаюсь осмотреться.

Город очень сильно походит на сказочный: повсюду белый чистый снег, через дома протягивается гирлянды, вдалеке виднеется большая украшенная ёлка. Так приятно разглядывать каждую мелочь, всё такое новое и необычное. В груди сильнее стучит сердце, не могу убрать с лица улыбку. Вокруг не так много монстров, но они правда совсем как люди! Я старалась идти уверенно, не вглядываясь в их лица, но казалось, что у той женщины были заячьи уши, а тот мужчина большой и пушистый словно медведь.

Чара летит прямо и даже не оборачивается на меня. Мы прошли мимо библиотеки, хотя там ошибка в названии, мимо жилых домов. Так как рядом монстры, я не стала говорить с духом, лишь следовала за ней. Вдруг сворачиваем на перекрёстке, сворачиваем ещё раз, заходим в затемнённую часть леса и останавливаемся у одинокой скамьи, покрытой снегом.

— Вух, надо немного передохнуть, не так ли? — Чара улыбается. Я не устала, но она же дух, может ли она даже в теории почувствовать усталость? Или она переволновалась?

Киваю головой и очищаю место на скамейке для двоих. Сажусь и предлагаю Чаре составить мне компанию. Она любезно кланяется и медленно опускается.

— Как тебе город? — спрашивает она.

— Очень красивый! Но такое ощущение, что должно быть больше монстров, — опускаю взгляд на башмаки, к которым прилип снег.

— Сейчас позднее утро, многие работают, а дети всё ещё в школе. Нам главное на патруль не попасться.

— Это верно! — подмечаю я.

— Сейчас ты, наверняка, вспомнила про тех братьев, я опешу тебя. Сегодня Папирус не работает, а значит, и Санс не сдвинется с своего поста. О них можно не переживать, однако в городе патрулируют множество собак, и твой запах может сбить их столку. Они точно поймут, что ты человек.

— А если я уже который день ношу эту одежду, ем еду монстров, моюсь в магической воде, тогда они всё ещё воспримут меня, как человека?

— Это собаки, Фриск, — у них тонкий нюх.

— Эх… А я думала, что эта маскировка сойдёт.

— Может быть, — подозрительно протягивает Чара, сощурив глаза.

— То есть ты меня дуришь?! — удивляюсь я и вскакиваю на ноги.

— Может быть… — ещё улыбка становится шире. Она точно прикалывается над мной.

Я надуваю щёки и хмурюсь. Это заставляет Чару рассмеяться. Её смех такой звонкий и искренний, он успокаивает меня. Я уже не злюсь. Но что дальше? Куда идти и что делать? Как только я хотела задать эти вопросы, Чара полусмеясь добавила:

— Хочешь увидеть ёлку?

— Да, конечно! — я сразу же согласилась.

Дух взмывает вверх и подлетает ко мне, маня взглядом. Одна мысль о новогодней ёлки наполняет мою грудь теплом, я улыбаюсь и торопливо следую за девочкой.

На центральной площади монстров значительно больше. Все одеты в цветастую зимнюю одежду, все счастливые. Я видела монстров-зайцев, монстров-собак, монстров-медведей. У них хоть и лицо человеческое, как и строение тела, но шерсть и некоторые изменения бросались в глаза. Я снова не смогла при всех спросить у Чары хоть что-то. Мне не надо привлекать внимание.

Ёлка большая. Конечно, такую же, может даже выше, каждый год ставят в моём городе, но в этот раз всё по-другому. Она настоящая, я чувствую запах хвои и конфет. Висят много интересных и разнообразных игрушек вперемешку с мишурой, а под ветвями стоят подарочные коробки. Я молча глянула на Чару, она лишь ухмыльнулась. В голове промелькнула идея положить свой подарок и подписать его «Фриск», чтобы монстры гадали, кому же он принадлежит. Это было бы забавно, однако у меня нет подручных средств, как и самого подарка.

Я обхожу ёлку вокруг и натыкаюсь на бледно-жёлтого монстра с рыжими кудрявыми волосами. На нём такой же полосатый свитер, как и у меня, только жёлтый в оранжевую полоску, на ногах чёрные штаны и коричневые ботинки, у которых развязанные шнурки. Он примерно моего роста и возраста. Но привлекла меня не его внешность, а хвост. Из-под свитера торчал чешуйчатый хвост до земли и подобно маятнику качался то влево, то вправо. Значит, тут не только пушистые монстры живут. Мальчик всё-таки замечает мой уставившийся взгляд. Его чёрные большие глаза расширились при виде меня. Вытянув руки назад, он подбегает ко мне с улыбкой.

— Йоу, ты же… — проговаривает с уверенностью. Я начинаю переживать, а вдруг…

— Ты же ребёнок! Прям как я!

Заявление этого монстра ввело меня в ступор. Я побоялась, что он понял, что я человек. Как камень с души.

— Йоу, у тебя полосатая кофта, как и у меня! — он растягивает край свитера, показывая мне полоски. — Блин, это так круто! — его хвост начинает вилять как у собак.

— Ага, — выдавливаю из себя. Монстр, видимо, очень рад увидеть новое лицо.

— Я Кид! — мальчик протягивает мне руку.

— Фриск, — не обдумав, пожимаю ладонь. Удивительно, но тыльной стороне его руки есть едва ощутимые чешуйки. Он ящерица какая-то? Или динозавр?

— А ты здесь давно, не видел тебя раньше?

Чара прочищает горло, привлекая моё внимание. Она сейчас так спокойна, что это пугает. Наверно, стоило либо не общаться с ним, либо заранее придумать какую-нибудь байку про себя, мол, мои родители и я только переехали и так далее. Однако врать я не умею.

— А! — восклицает Кид. — Ты из Столицы, да?

— Да, ты меня раскусил, — я нервно посмеиваюсь и почёсываю затылок. Мальчик явно не подозревает меня ни в чём, это радует. — Эм, мне пора, пока! — я отбегаю от ёлки и машу ему ладонью.

— Эй, давай в следующий раз погуляем! — кричит монстр.

Я даю неоднозначный ответ улыбкой и убегаю в сторону здания с надписью «Отель». Заворачиваю в переулок и выдыхаю.

— Извини, — выдаю сразу же, как Чара проявляется перед мной.

— Я не злюсь, Фриск, — прикрывает она глаза и скрещивает руки на груди. Она не улыбается, точно злится. — Я просто хочу, чтобы ты была осторожна. Этот маленький монстр часто гуляет по Снежнеграду и в Водопадье, к тому же он знаком с Папирусом и Сансом. Могут быть проблемы.

Я поникла. Снова сделала ошибку. Почему всё так сложно? Почему люди здесь — это враги? Да, когда-то давно наши предки запечатали монстров в подземелье, но можно ли эти действия проецировать на нынешнее поколение? По щеке стекает слеза. Хватит с меня, хочу просто вернуться домой. В свой НАСТОЯЩИЙ дом.

Я скатываюсь вниз по стене и приземляюсь прямо в снег. Слёзы всё идут и идут. Утираю их варежками, но всё бесполезно. Я вся дрожу, голос рвётся из лёгких. Вдруг чувствую едва заметное тепло, похожее на светлое чувство, что спасает меня от кошмаров. Чара, будучи бестелесным духом, пытается приободрить меня обнимашками. Медальон под слоем кофты загорается и тянется к хозяйке. Девочка даёт заднюю.

— Это, конечно, всё трогательно, — она натягивает на лицо свою обычную маску, — но стоит вернуться обратно в дом братьев

Я шмыгаю носом и поднимаюсь. Отряхиваю себя от снега и выхожу из переулка. Половину пути Чара была со мной, а остальную часть она проверяла обстановку.

Войдя в дом, я щёлкнула замком, сняла всю тёплую одежду, кинула на пол у дивана и плюхнулась вниз лицом на сложенное одеяло. После слёз меня до сих пор трясёт. Шумная светлая улица очень сильно отличается от пустого тёмного дома. Что на поверхности, что здесь, ничего не поменялось. Я как и оставалась в одиночестве, так и остаюсь. А это только десятый день…

— Как тебе Снежнеград? — слышится сверху голос Чары. Ей легко: она вообще ни о чём не переживает.

Через силу переворачиваюсь на спину и смотрю на духа. По её красным глазам и улыбке сложно понять, о чём она думает.

— Милый город, — шепчу я.

— Завтра ещё погуляем? — я отмалчиваюсь какое-то время, а потом говорю, приподнявшись на логтях:

— Чара, это не может так продолжаться! — мой голос хрипит. — Я не могу в тайне уходить и так же возвращаться, словно мы делаем что-то плохое.

Чара молчит и изредка моргает. Она будто не воспринимает ничего всерьёз. Её взгляд смотрит в пустоту, а улыбка так и тянется. Что ОНА такое?

— Я хочу, чтобы мне доверяли, слышишь? — сжимаю пальцы на медальоне. — Не только братья, но и ты.

— Ты сомневаешь в моём доверии? — её бровь дёрнулась.

— Я готова пойти туда, куда ты скажешь, сделать всё, что будет в моих силах, однако мне не нравится быть какой-то дурочкой, которая ничего не знает.

— Ха-ха-ха, — медленно и тихо смеётся Чара, она снова меня дурит. — Малышка Фриск, наберись терпения.

Мне в висок начинает бить острая боль. Я морщусь. Каждый раз моргая, веки не хотят подниматься. Я тяжело дышу, руки и голова такие тяжёлые.

— Ты узнаешь всё и про всех, я обещаю. Просто подожди.

Голос Чары звучит как белый шум в ушах. Её образ постепенно пропадает, а меня затягивает в сон.

* * *

В нос бьёт запах спагетти. Он стал для меня ностальгическим. Мой старший брат любил эти длинные макарошки, постоянно готовил, а мама ругалась, что он ест одни углеводы. Эти воспоминания терзают мою душу.

В руках ощущаю медальон и прячу за ворот футболки. Мои конечности продрогли, я довольно долго пролежала без одеяла. Нехотя принимаю сидячее положение тела и оглядываю комнату. За столом сидит Санс и читает газету. С кухни прибегает Папирус, глазами выискивает что-то в страницах учебника и увлечённо записывать в тетрадь стоя. Всё выглядит так, если я вдруг подам голос, напомню про своё существование, то помешаю им.

Простите, сегодня я не собираюсь отступать.

Встаю с дивана, поднимаю свитер и натягиваю на себя. Он холодный, и от этого я съёживаюсь — неприятное чувство. Санс косо поглядывает на меня, встряхивает газетой и перекидывает ногу на ногу. Он чем-то напоминает учительницу из моей школы: она так же меня невзлюбила, постоянно корчила гримасу, стоило мне только подойти с вопросом. Я подхожу к нему, и в этот момент к учебнику возвращается Папирус. Монстр улыбается мне и садится на стул.

— Могу ли я выйти на улицу? — вдруг ошарашиваю их вопросом. Это когда-то должно случиться.

От внезапности у Папируса выскочил карандаш и упал на пол, Санс лишь дёрнулся. По их реакции, а точнее по реакции младшего брата, понятно, что им не могло это даже прийти в голову, что я смогу о таком спросить.

— Гуляй на здоровье, малыш. Ты не в тюрьме, в конце концов, — Санс прячет лицо за газетой. Его ответ не изменился.

— Санс! — возражает Папирус и ударяет ладонями о стол. — Разве можно так…

— Так говорить? — дополняет фразу брата. — Папс, взгляни правде в лицо. Дети не любят, когда им что-то запрещают.

— Я не запрещаю. Фриск, просто… — Папирус взволнованно обращается ко мне, — я… я боюсь, что кто-то может понять, что ты человек. Тебя могут поймать и отдать под стражу.

— Я хочу вернуться домой, — молвлю, опустив взор.

Все замолкли. Санс складывает газету, кладёт на стол и уходит к лестнице. Папирус горбится и упирается руками в лоб.

— Прости меня, Фриск, я не знаю, как вернуть тебя домой, — тихо признаётся он. — Я спрашивал у всех знакомых монстров, и все, как один, говорят, что нужны семь человеческих душ, чтобы сломать барьер. А если извлечь душу из тела, то её хозяин умирает…

Вдруг сверху захлопывается дверь. У меня мурашки по спине пробегаются, а Папирус вопросительно вскидывает бровь и оглядывается наверх. Санс возвращается к нам, затолкав руки в свою куртку. Он хитро улыбается и кивает головой в мою сторону.

— Малыш, сходим кое-куда, — монстр отходит к двери.

Я не понимаю его. ОН куда-то зовёт меня?! Надеюсь, не хочет отдать страже.

— Подожди, Санс, — вскакивает Папирус.

— Сегодня я у Гриллби поужинаю, сорян, — через плечо улыбается младшему брату.

— Я просто хотел узнать, когда вы вернётесь? — выдыхает монстр.

— Если мелкая со мной не пойдёт, то я к ночной сказке приду.

— Я понял.

Папирус уходит на кухню, а я пытаюсь отыскать подвох в словах Санса.

— Ты идёшь? — последний раз спрашивает он. «Всё или ничего!» — набираюсь смелости и подхожу к нему.

Ночью Снежеград ещё прекраснее: белый снег светится всеми цветами радуги из-за гирлянд, взрослые монстры весело гуляют со своими детьми, в окнах домов загораются огни. Я вновь подмечаю, что нахожусь в сказке. Придерживаюсь спины Санса. Он идёт спокойно, с ним иногда здороваются некоторые личности. Если меня не обманывает память, он работает часовым, наверняка, со многими знаком.

Мы останавливаемся напротив светло-оранжевого здания с большой яркой вывеской «У Гриллби». За стеклом окна висит табличка «открыто». Санс смело заходит внутрь, а я догоняю его, опешив. Первым делом меня корёжит от едкого спектра запахов: масло, картошка фри, спирт, мокрая шерсть.

Слева стоят несколько маленьких угловых столиков и один большой, за которым скопились монстры в интересных одеяниях. Одни из них одеты в чёрные мантии, из-под которых торчали хвосты с длинной шерстью, а в руках держали большие топоры. Их собачьи уши навострились, стоило нам войти. Они походили на парочку: женщина стройная, с длинными ресницами и жёлтыми тенями, у неё короткие белые волосы; мужчина же выше и шире, лицо суровое, такие же белые волосы, но более взъерошенные.

Напротив них сидит очередной собакоподобный мужчина: чёрные уши и собранные в короткий хвост волосы, в своих клыкастых зубах он держит сигару в виде кости. Из одежды на нём розовая майка, которая оголяла руки, покрытые чёрно-белым мехом, и клетчатые штаны. У него также есть хвост. Этот мужчина много щурится и напрягает уши на каждый шорох, перекидывая сигару из одного уголка рта в другой.

Рядом ещё находится другой монстр-пёс, только в тяжёлых доспехах, которые начищенные настолько хорошо, что всё в округе отражаются в них. Он большой, очень. Однако его голова как-будто живёт отдельно от тела: детское лицо и розовые щёчки, маленькие уши и мягкие на вид белые волосы. Будь моя воля, я бы попробовала погладить его.

В самом левом углу сидит очередной собакоподобный монстр и играет сам с собой в карты. Он похож на того «большого мальчика», но его доспехи намного меньше и на лицо он взрослее кажется.

Помнится, Чара говорила, что мне стоит избегать собак. Иронично. Хотя в этом месте столько различных запахов, что они и не опознают меня. Наверное.

Справа стоят столики с диванчиками, за которыми находятся монстры, которые больше всего походят на монстров. Странное существо с большими оранжевыми губами и острыми кривыми зубами прожигает меня своими маленькими глазами, что едва заметны за длинными каштановыми волосами, свисающими до плеч. На шеи у него повязан бантик — это немного добавляет привлекательности. Неподалёку от него, за первым столиком сидит желтоватая зайчиха. Одно её ухо помято, её саму трясёт и кружит. В дальнем правом углу расположен музыкальный автомат.

Санс довольно живо приветствуется с ними всеми. Сложно представить его в подобной компании, от него раньше никогда не пахло алкоголем, может, он просто веселится здесь или ест, или и то, и то?

Монстр подходит к барной стойке. Я сажусь рядом. Но звучит странный свистяще-пердящий звук.

— Упс, — прикрывает свою нахальную улыбочку, — тебе стоит следить, куда садишься, а то кто-то случайно может оставить подушку-пердушку! — Санс пожимает плечами и подмигивает мне.

С непоколебимым лицом я вытаскиваю данный предмет из-под себя и отдаю парню.

— Надеюсь, это не ты её забыл, — говорю я.

— Не-а, — усмехается он и бросает её на пол. А она в свою очередь падает с характерным звуком, что очень смешит Санса, мне же подобные шутки не нравятся.

К нам подходит бармен. От его присутствия у меня забурлила кровь и щёки покраснели от жара. Он это буквально огонь! Одетый в рубашку и жилетку, которая отлично на нём сидела, монстр поправляет свои прямоугольные очки. Хоть его лицо и имеет человеческие черты, пожар на его голове пугает. Так и хочется сказать: «А ты не слишком ГОРЯЧ для такого ХОЛОДНОГО места?»

Примечания:

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_530

---

Миновала ещё одна неделя. В общем счете Фриск пробыла в подземелье восемнадцать дней. Она всё ещё тоскует по семье и хочет вернуться, но её будни значительно стали краше.

Девочка наконец может выходить на улицу без всяких упрёков и тайн. Теперь можно спокойно наслаждаться Снежнеградом. В выходной день с ней гулял Папирус. Он показал человеку весь город, рассказал про все заведения и про жизнь монстров. Они поели пряничных зайчиков и выпили какао из лавки женщины с фиолетовым цветом кожи, с тёмными короткими волосами и пушистыми ушами. Её тон голоса довольно груб, но она с интересом наблюдала, как Папирус и Фриск наслаждались её выпечкой.

Девочка подружилась с Кидом — жёлтым монстром с хвостом ящерицы. Мальчик очень любопытный. Если ему что-то интересно, он обязательно достигнет своей цели. Кид рассказывал Фриск, что у него множество самый разных тайных проходов, и он пообещал ей показать Водопадье. Они обычно весело играют в догонялки или снежки, или лепят снеговиков на скорость, или делят одно дваскимо на двоих. В течении всей недели Фриск искала возможность погулять с Кидом, но ей удавалось это не каждый день. То Санс её поймает, то мальчика нигде нет.

— Бли-и-и-ин, Андайн такая крутая! — протягивает Кид и машет палкой, сбивая снег с хвои ёлки.

«Андайн… Знакомое имя,» — задумывается Фриск и следует за другом. Они пробираются через сугробы по большим и глубоким следам. Вокруг одни лишь пышные и высокие ёлки да снег.

— Я вчера видел, как она поймала какого-то стрёмного мужичка. Он обижал бедную девушку. Она прям за шкирку его несла. Круто, блин! Сколько же в ней СИ-И-И-ИЛЫ!

Кид подпрыгивает, запинается о снег и падает. Фриск подбегает к нему, чтобы помочь встать. Мальчик приподнимается с широкой улыбкой. Дитя хмыкает и качает головой, протянув руку. Кид поднимается и отряхивает снег то руками, то хвостом.

«Словно третья рука,» — со смешком подмечает Фриск.

— Знаешь, хочу стать как Андайн! Хочу быть крутым и сильным, чтобы мной восхищались! — он продолжает путь и оглядывается на Фриск. Она не находит слов и просто кивает.

— А ты, ты кем-нибудь восхищаешься?

Фриск останавливается. В этом подземелье она никого толком не знает, поэтому и сказать ей нечего. Да и там, в человеческом мире она восхищалась лишь персонажами из мультфильмов. Девочка пожимает плечами.

— Нет таких, что ли? — переспрашивает Кид, удивлённо моргая. Фриск положительно кивает. — Тогда, восхищайся мной! — мальчик уверенно ткнул себя в грудь и улыбнулся. — Будешь моим первым фанатом!

— Хорошо, — мягко соглашается она.

Её, правда, воодушевляет его позитив, чрезмерный интерес к миру, его рассказы и энергичность. Будь у Фриск такой друг на поверхности, она бы и не оставалась одной после уроков, не сидела бы дома, потому что на улице нечего делать, ей бы не было так грустно и одиноко.

— Хотя знаешь, — мальчик задумался. — Мне фанат не нужен. Мне нужен напарник! — он резко поворачивается к Фриск лицом и идёт задам-на-перёд, поглядывая под ноги. — Мы можем вдвоём бороться со злодеями и помогать хорошим монстрам!

Это звучит так, будто он предлагает им стать супер-героями, однако с таким понятие он вряд ли знаком.

Наконец, они вышли на чистую и просторную площадь. Кид находит под ёлкой ещё одну палку и выбегает вперёд. Фриск наблюдает за ним и не может объяснить себе его действия.

— Сначала нам нужно научиться драться! — он предлагает одну из палок девочке.

«Драться? Последний раз я сражалась с крапивой, когда не хотела сидеть в пустой квартире летом»

Фриск принимает оружие и делает пару взмахов. Палка довольно толстая, но сухая — легко сломается, если постараться.

— Давай так, — говорит Кид. — Будем считать попадания по рукам и ногам. В живот и по голове бить нельзя!

— Хорошо, — соглашается Фриск.

Дети встают в стойку на расстоянии двух метров друг от друга и на крик Кида «Начали!» делают скачок вперёд. Фриск оказывается быстрее. Она замахивается снизу, словно мечом, и метится в грудную клетку. Мальчик успевает среагировать, выставив палку перед собой. Удар был заблокирован. Кид отступает назад, чтобы набрать скорости, однако его ноги переплетается между собой, и мальчик снова падает. Фриск расслабляется и спешит на помощь другу. Вдруг в её голове слышится звон, отдалённо похожий на голос.

Давай.

Девочка не дышит и таращится на мальчика, что хочет подняться. В её руках всё ещё была палка. В районе груди что-то начало загораться.

Нужно.

Фриск проглатывает слюну и поднимает палку. В её глазах всё мутнеет, она едва различает своего жёлтого друга от снега.

Добить.

Дитя резко вдыхает воздух и пятится назад. Она отбрасывает оружие и протирает глазницы.

— Что…? — шепчет она и уже более ясно смотрит на ситуацию. Фриск помогает Киду встать, а тот смеётся.

— Йо, а ты сильная, — стыдливо признаётся мальчик.

— Нет, — мотает она головой, — это просто ты упал.

— Но твой первый удар был нереально крутым! — глаза монстра засияли. — Ты такая вжух, а я такой бах! — он прыгает на месте и машет руками, имитируя их битву. Похоже, Кид не заметил, как она пыталась нанести ещё один удар, пока он копошился в снегу.

Вернувшись в Снежнеград, они повстречали Санса и Папируса. Кид попрощался с Фриск и побежал в сторону жилых домов.

— А вы сдружились, — подмечает Санс и продолжает путь.

— Они постоянно тут бегают и играют, — дополняет Папирус и берёт Фриск за руку. — Блин, мы так похожи на семью, — прикрывает глаза ладонью.

Девочка идет между ними двумя, и со стороны они правда похожи на семейную пару с ребёнком.

— Я уже вижу, как Фриск заканчивает школу, поступает в колледж. Работа, муж, дети, — у Папируса начинают идти слёзы, и его верхняя губа дрожит. — Я словно папочка!

— Надеюсь, не компьютерная, — усмехается Санс.

— Санс! — возмущается младший и топает ногой.

— Хех, чего?

«Семья…» — Фриск снова вспоминает про своих родных, там на поверхности. Что они делают? Ищут ли они её? Переживают ли? Дитя ели сдерживает слёзы. Ей здесь нравится, но она не может забыть о своей прошлой жизни.

* * *

Хоть у меня сегодня выходной, проводить время с мелкой я не хочу, пусть гуляет.

Я развалился на своём матрасике, укрылся одеялком, прикрыл глаза, как дверь в мою комнату отворилась, и ворвалась человеческая девочка.

— Санс, Санс! — сдавленно кричит она, вцепившись в моё одеяло. Я нехотя открываю веки и приподнимаюсь на локтях.

— Как ты… — медленно произношу, щурясь.

— Там… там, — от ужаса у неё идут слёзы. — Там кто-то стучится в дверь, и это не Папирус!

— Успокойся, просто не высвечивай, — не понимаю её опасений и заваливаюсь обратно. — Можешь в комнате Папса посидеть, но не в моей.

— Но…

Стоило ей это произнести, как по дому пронёсся грохот. На кухне разбилось что-то стеклянное. Это уже заставило меня напрягся. Я встаю и отталкиваю девочку. Она не желает отходить и вцепляется в мою футболку. Фриск дрожит, ей очень страшно. Я осматриваю комнату и понимаю, что мне негде её спрятать. У меня ни шкафов, ни столов, лишь комод да кучи мусора. Я хватаю её руку и веду в угол. Заставляю сесть и шепчу:

— Сиди молча и не высовывайся, ясно?

Она кивает и поджимает веки. Я выдыхаю и покидаю комнату. Угораздило же мне забыть запереться. Вверх по лестнице поднимается Андайн, вся облечённая в тёмные доспехи. Чего это она вся при параде врывается в мой дом?

— Привет, Андайн, чё как? — улыбаюсь ей, хотя мои дёсны просто сводит от злости.

— Ты знаешь, — из-за шлема её голос искажался и становился грубым и ржавым.

Я глянул через плечо вниз, на входную дверь, которая была сорвана с петель. Мои брови нахмурились.

— Как это понимать? — контролировать себя в подобных случаях довольно сложно.

— Дверь была закрыта, но я её вскрыла, — женщина подходит ближе. — Я потом оплачу ремонт.

«А кто оплатит ремонт мой психики?!»

— Нет, — я устало протираю переносицу, — лучше говори, зачем пришла, и уходи.

— Папирус перестал ходить за мои занятия, а вчера сказал, что больше не хочет стремиться к королевской страже. На мои вопросы он отвечал, что «просто осмыслил жизнь» и бла, бла, БЛА! — Андайн со злости ударяет кулаком о стену. Картина с грохотом падает, стекло ломается. На месте удара образуется несколько трещин и вмятина. — Что ты наболтал ему, а?

Я наконец усмерил свой гнев и был сейчас предельно спокоен. Запихиваю руки в карманы шорт и смотрю на неё, не поднимая головы.

— Во-первых, хватит разрушать мой дом, во-вторых, это был его выбор, и до сегодняшнего дня я не знал о его решении. Я ему ничего не говорил. Я поддержу его в любом случае.

Я слышал напряжённое дыхание Андайн. Явно, мой ответ её не устроил. Жалость та какая.

— Ладно, — она снимает шлем и поправляет волосы, заплетённые в тугой высокий хвост. — Это был сугубо мой личный вопрос. Я пришла сюда по другим причинам.

«Не уж-то из-за Фриск? Если она её увидит, точно поймёт, что это человек»

— В городе начали говорить, что появилась некая девочка. Сначала она была одна, потом её замечали с другим монстром, а позже и с вами. Многие свидетели утверждают, что Папирус знакомил её с городом. Она также была замечена с тобой в баре «У Грилбби», и ты несколько раз ловил её и отводил в свой дом, — Андайн предельно серьёзна, я словно на допросе, а она озвучивает список моих грехов. — Продавщица из лавки сказала, что тоже видела незнакомую девочку, которая была то с Папирусом, то с мальчиком по имени «Кид». Ранее в магазине одежды Папс покупал детскую одежду, а ты новый комплект постельного белья, который сейчас находится на вашем диване, аккуратно сложенный. Я рыскала во всех документах, девочка по имени «Фриск» не прописана в городе «Снежнеград», да и не из Водопадья она. А теперь я перечислю тебе вопросы, на которые бы хотела получить ЧЕСТНЫЕ ответы. Кто это такая? Кем она вам приходится? И не надо врать, что она ваша родственница, она совершенно на вас не похожа. У неё желтоватая кожа и тёмные волосы — ваша полная противоположность. Третий вопрос: почему вы её скрываете? Около трёх недель назад свидетели видели, как Папирус нёс что-то, завёрнутое в твою куртку и его шарф. Тогда он пошутил, что несёт подарки на Рождество, но это полная тупость. И последний вопрос: это человек?

Такой долгий монолог очень сложно переварить. Я был беспечен по той причине, что Андайн не патрулирует в Снежнеграде, она здесь бывает очень редко, поэтому знает не всех монстров. С тех пор, как Фриск гуляет на улице, я придумал небольшую легенду, которую потом рассказал Папирусу и Фриск включительно. Мне нужно быть максимально убедительным, скрывать мелкую больше нет смысла.

— Эх, — я разминаю шею и выдыхаю. — От капитана королевской стражи ничего не скроешь. Эту девочку мы нашли в лесу, что в ЗАСНЕЖЬЕ. Она упала в обморок от холода и голода. Поэтому мы принесли её домой. Она нам никем не приходится. Девочка не помнит, как оказалась там, она говорила, что её родители куда-то собирались, а сама заснула, проснулась в снегу. Предположительно, она жила в Столице или в Руинах, там же всё ещё живут некоторые монстры.

— За Руинами следит Хранительница, она знает всех монстров от туда, — Андайн скрещивает руки на груди. Металлические пластины неприятно скрепят, касаясь друг с другом.

— Я говорю, малышка сама не в курсе, откуда она, а я лишь предположил, — комично пожимаю руками. — На вопрос «человек ли она?» я отвечу, а где ты видела таких жёлтых людей? — глупо улыбаюсь.

«Купись, купись, купись, рыбьи мозги! Давай, Андайн, хватит думать!» — у меня дёргается глаз и потеют ладони.

— Среди монстров много с жёлтой кожей, — капитан призадумалась.

— К тому же ты меня знаешь, я уж точно отличу человека от монстра, — в этом высказывании она не должна усомниться, ведь именно поэтому я патрулирую у входа в Руины.

— Ты прав, — спокойно соглашается Андайн. — Но всё же, где ребёнок?

А вот этого я боялся. При всех фактах, что есть у неё на руках, соврать про местонахождение Фриск почти невозможно. Можно, конечно, провернуть один трюк…

Вдруг что-то утыкается мне в спину. Я кидаю взгляд через плечо. Это меня сильно удивило. Мелкая нацепила на себя мою толстовку, капюшон накинула на голову.

— Прятаться за мой спиной довольно глупо, тебе не кажется? — я смеюсь то ли от испуга, то ли от нервов. Фриск прижимается плотнее и сжимает рукав моей футболке в своих маленьких пальчиках.

— Дети, — цокаю я и взъерошиваю свои волосы. — Ты её напугала, — грозно смотрю на Андайн. У неё дёргается губа.

— Хэй, малыш, не хочешь пойти со мной? Я найду твою семью, обещаю, — она встаёт на одно колено, пытается сделать мягкий голос и мило улыбается, однако в её случае это звучит как угроза.

— Нет, — мотает Фриск головой. — Вы страшная.

— Что? — вена на лбу Андайн вскочила, заскрипели зубы.

На правду все обижаются.

— Мне здесь нравится, — мелкая говорит это мне в спину, от чего её голос глушится.

— Ясно, — басисто молвит капитан. — Возможно, произошла какая-то ошибка. Фриск, — девочка немного выглядывает, — мне бы хотелось, что бы ты вернулась в свою семью, но видно… — Андайн окидывает меня взглядом, — видно здесь о тебе хорошо заботятся. Прости за шум.

Она кланяется, надевает шлем и спускается вниз. Берёт сломанную дверь и криво-косо ставит на место, да так, чтобы та не упала. Вот Папирус удивится, когда увидит, что устроила его бывшая наставница.

Я выждал какое-то время и наконец расслабился. Фриск отходит назад и снимает с головы капюшон. Она виновато смотрит под ноги и мнёт край толстовки. Напоминает времена, когда Папс был её возраста, даже младше.

— Я думала, ты меня отдашь, — тихо произносит мелкая. По её щекам стекают редкие слёзы. — И я не жёлтая!

— Зато глупая, — усмехаюсь я, делаю пару шагов и хлопаю её по макушке. — Я же обещал, что помогу, чем смогу, а значит и в обиду не дам.

Фриск утирает слёзы краями толстовки. С детьми тяжело. Я одного вырастил, а теперь с ещё одним возиться — ни к этому меня жизнь готовила.

Когда мы оба пришли в себя, я оценил степень разрушения. Вмятина от удара в стене, разбитое стекло, дверь, сорванная с петель, разбитая кружка и тарелка, что находились на столе, который упал на бок, сломанная ножка стула. Андайн явно была не в настроении. Надо было взять деньги. Фриск вызвалась помогать с уборкой, однако я заставил её уйти в комнату брата.

— Но я хочу помочь! — взвыла она.

— Там много осколков, ты можешь пораниться, — загораживаю я проход, девочка недовольно надувает щёки. — Я и сам справлюсь, — оканчиваю наш разговор и закрываю дверь.

Впервые в жизни не позволяю кому-то помочь с уборкой. Просто великолепно.

А теперь самое интересное, кто же наболтал Андайн всю эту информацию? Снежнеград — слишком холодное место для неё, поэтому она старается редко сюда наведываться. К тому же я не видел, чтобы она ЛИЧНО проводила расследование. В этом городе все друг за друга горой, даже с собаками можно договориться. Но кому взбрело доложить на Фриск? Да и не просто кому попало, а самой Андайн. И это расследование... Всё буквально по часам расписано, значит, за нами следили с самого начала. Кто же мог такое провернуть? Да и если бы всех расспрашивали, то начались бы расходиться всякие неприятные слухи по нас и Фриск, или монстры хорошо молчат? Да не может такого быть! Тогда получается, что вся информация была раздобыта тайно.

Собаки, Андайн, слежка, тайны…

В этом подземелье есть только один монстр, который подходит под все критерии.

«Теперь ясно, где труп закопан. Альфис, да? Гениальный учёный,» — от одной мысли об этом монстре у меня уголки губ нервно поднимаются.

Это не самая приятная личность. Она приносит больше неприятностей, чем Андайн. Её камеры очень трудно заметить. Они почти не двигаются и не издают звука. Я в курсе лишь о тех, что за пределами города, а в самом городе их должно быть ещё больше, потому что проще спрятать. С одной стороны, удобно следить за действиями плохого человека, чтобы вовремя начать реагировать, с другой — неприятно осознавать, что из-за них на кону моя жизнь, брата и неповинного ребёнка. Но больше всего раздражает не это, а то, что Альфис ТАЙНО следит за всеми. Я-то давно приметил камеры, а вот остальные — нет.

Сейчас надо решить, что делать дальше. Про Фриск знают капитан королевской стражи и королевский учёный — как минимум, одна из них поверила, что мелкая — монстр. Можно понадеяться на некомпетентность Альфис, что она примет доклад Андайн и тоже поверит. Думаю, стоит навести старую подругу впервые за десять лет.

Слишком много всего, на что я не могу повлиять. Даже если все вокруг поверят, что Фриск — это монстр, то насколько долго этого хватит, есть ли смысл вообще врать и дальше? Эх, если бы не закон о поимке каждого человека, что попадает сюда, то она бы могла жить спокойной жизнью.

На данный момент лучше всего будет внедрить Фриск в жизнь монстров, ведь главная защита — это нападение. Надо, чтобы её приняли за свою, тогда мало кого смутит тот факт, что она человек. Наоборот, монстры перестанут относится к людям предвзято, и развеются некоторые предрассудки.

Я начинаю думать как Папирус. Но плохо ли это? Он смотрит на мир шире в отличие от меня, у него нет каких-то представлений, потому что нет должного опыта. Я же предпочитаю плыть по течению, мне иногда не хочется что-то менять.

* * *

Он сделал это, потому что мы договорились. Если бы не то обещание, меня бы уже здесь не было.

Я тоскливо уставилась на закрытую дверь, за ней едва слышно, как Санс убирает осколки от стекла и кряхтит. Глаза от слёз болят. В груди так пусто. Примечаю кровать Папируса и падаю на матрас сплошмя. Я всё ещё в толстовке Санса, от неё странно пахнет, когда он её в последний раз стирал? Это очень похоже на моего брата. Наверно, стоит перестать тосковать по родному дому, так как выбор у меня не велик: либо мою душу забираю, и я умираю, либо продолжаю жить тут, пока не откину копыта — итог везде одинаковый.

— Приветствую, — над моей головой звучит голос Чары, я переворачиваюсь на бок. — Безумный денёк, не так ли?

— Ты… знала, что так произойдёт? — шёпотом спрашиваю я.

— Нет, но мне казалось, что-то подобное может произойти с местной стражей. Это немного прискорбно.

У меня закончились какие-либо слова, мне нравилось, что Чара сейчас со мной. Все мысли в голове перемешались. От неприятного запаха кофты немного тошнит.

— Спать хочу, — вдруг молвлю я. Чара садится рядом и гладит меня по плечу. Хоть я не чувствую её прикосновений, это успокаивает.

— Так поспи, ты вымоталась, — взгляд духа направлен в пустоту, как и произнесённые слова.

С тех пор, как я попала сюда, боязно засыпать, так как я не знаю, приснится мне тот кошмар или нет. Последний раз он приходил ко мне около пяти дней назад и был уже не таким ужасающим. Это похоже на затишье перед бурей.

* * *

Папирус вернулся домой намного раньше. К этому времени Санс убрал осколки, починил стул и подмёл, но дверь так просто не исправить. Около минуты Папирус ошарашенно держал в руках дверь, не понимая, что произошло. Старшему пришлось пересказывать всё от корки до корки.

— Надо было не делать опрометчивых решений, — выдыхает младший, сгорбившись над столом.

— Я тоже расслабился, — признаётся Санс. Про Альфис и свои рассуждения он говорить не стал, подумал, что ему не стоит этого знать.

— Фриск же в моей комнате? — встаёт на ноги парень.

— Да, — кивает ему в ответ. — Надо будет, кстати, придумать, что делать с дверью, — говорит быстро, пока Папирус не ушёл.

— Ага, — отзывается он и поднимается вверх.

Фриск заснула, свернувшись калачиком, словно котёнок. Чара была с ней, пока дверь не отворилась. Хоть её никто, кроме человека, не видит, она всё равно испарилась в воздухе.

— Фриск? — тихо заходит внутрь Папирус и включает свет.

Девочка громко и часто дышит ртом. Через закрытые веки просачиваются слёзы и стекают по покрасневшим щекам. Она напрягает кулачки и как-будто что-то прижимает к себе. Папирус, обеспокоенный её самочувствием, за пару шагов обходит кровать и пальцами смахивает волосы с лица ребёнка. Едва задев её кожу, он одёргивает руку.

— Горячо, — произносит на выдохе.

Папирус прикладывает ладонь ко лбу, потом к щеке. Фриск вся горячая. Парень аккуратно берёт её на руки и выходит в гостиную.

— Санс! — окрикивает брата. — Человек, Фриск, она горит!

— Чего? — высовывается голова монстра из кухни. Сначала слова Папса показались ему несерьёзными, но выражение лица, испуганные глаза брата заставили поверить.

Санс подходит к нему и проверяет температуру ребёнка рукой. Он стискивает зубы.

— У неё жар, — парень подрывается к дивану, расправляет одеяло Фриск и поправляет подушку. — Клади её.

Папирус выполняет сказанное братом. Оба монстра стоят и смотрят, как человеческая девочка корчится от высокой температуры и тяжело дышит.

«Как же не вовремя,» — хмурится Санс и прикидывает варианты.

— А чем её лечить? — невольно задаёт терзающий их обоих вопрос Папирус. — Она же человек.

— Попробуем те лекарства, которыми лечат монстров, а там посмотрим. Если не поможет, тогда… стоит попросить помощь кое у кого, — старший сам не ожидал, что сможет даже о таком подумать. Образ женщины с молочными волосами и короткими рогами всплыл в его голове.

— Санс, мы же не дадим Фриск в обиду? — лепечет Папирус.

— Нет, — с улыбкой произносит монстр, — конечно, нет. Ладно. Я схожу в Лавку, авось там чего полезного будет, — он подходит к входной двери и снимает с вешалки свою куртку. — А ты приготовь холодный компресс.

На улице уже стемнело и пошёл снег. Возможно, стресс и нахождение в подземелье так повлияли на самочувствие ребёнка. Санс почти мгновенно оказался у Лавки. Он тоже устал.

Монстр заходит внутрь. Продавщица здоровается с ним, а про себя замечает, что он чем-то обеспокоен. Парень спрашивает про лекарства от жара. Женщина думает какое-то время и уходит. Возвращается с коричневым мешочком и небольшой зелёной коробочкой.

— Папирус заболел? Видала недавно, как он бродил по городу, — говорит продавщица и пересчитывает монеты, что дал ей Санс. — Ещё десять золотых.

— Помнишь, девочку в голубой кофте с полосками? — достаёт ещё немного денег из кошелька.

— Ага, частенько сюда захаживала, с Папирусом в том числе. Не уж-то это она заболела?

— Есть такое, — убирает лекарство в карманы и собирается покинуть магазин, но монстриха его останавливает:

— Подожди, вот, это для неё, — она суёт в руки Санса бумажный пакетик. — Это обычное злаковое печенье, но пусть поест.

— Спасибо, — не сразу отвечает монстр и наконец уходит.

В доме проблем не меньше. Папирус так распереживался, что уронил на кухне чашку с водой и тряпочкой. Теперь вытирает пол, чуть бы не заливаясь слезами. Фриск очнулась и приложила ко лбу ладонь. Он горячий, пальцы такие холодные. Она не ожидала, что ей станет настолько плохо. Голова болит и тянет, словно камень. Нос весь забитый. Девочка совершенно не соображает и сползает с дивана. Ей жарко в этой вонючей толстовке. Она хочет её снять, но любое действие требует больших усилий. Её ноги подкашиваются, и дитя плюхается обратно на диван. Она пыхтит и шмыгает носом. Голова застряла в капюшоне.

— Ты чего творишь? — голос Санса доносится из всех сторон, и девочка не понимает, где он.

Монстр безнадёжно наблюдает за ней. Он пропихивает её голову через ворот толстовки и запихивает руки обратно в рукава. Фриск брыкается.

— Жарко! — брюзжит она.

— Так надо, — спокойно отвечает ей. — На вот, пожуй печеньки, — отдаёт пакет, что дала продавщица.

— Не хочу, — она чувствует запах выпечки и воротит носом.

— Когда ты ела в последний раз? — серьёзно смотрит ей в глаза.

— Она завтракала, это точно, — подходит Папирус, ставит рядом стул, а на него — чашу с холодной водой. — Фриск, кушать надо!

— Вы мне не мама! — девочка заворачивается под одеяло.

Её живот отчаянно журчит, но она старается его успокоить, обхватив руками. Санс касается плеча брата и тихо произносит:

— Здесь ты сам.

За сегодня он устал не на шутку, от того готов отрубиться в любую секунду. Монстр оставляет на стуле лекарство и пакет с печеньем. Папирус видит, как его брата шатает из стороны в сторону, и взглядом провожает до комнаты. Когда Санс ушёл, он садится на край дивана.

— Как себя чувствуешь? — с улыбкой спрашивает парень.

— Отстань, — бурчит Фриск.

— Не отстану, пока ты не выздоровеешь. Давай, Санс купил для тебя лекарства.

Девочка посматривала на оставленные им вещи. Её веки так и намеревались опуститься. Жарко, ей никогда не было так жарко. Строить из себя недотрогу нет смысла, она очень хочет, чтобы это болезнь прошла, так как в таком состоянии не погуляешь на улице, даже подземелье не покинешь.

Они смирилась с тем, что без чужой помощи не справится.

Папирус даёт ей стакан, в котором размешал уже содержимое мешочка, и круглую, как бусинка, тёмную таблетку. Фриск принимает все лекарства, несмотря на горечь раствора, после которого хочется только язык вырвать. Монстр влажной тряпкой проходится по лицу девочки и помогает лечь. Выжимает ткань, промакивает, снова выжимает, складывается и аккуратно кладёт на лоб Фриск. Холодный компресс успокаивает, всё тело размякает.

— Папирус, — вдруг молвит человек. Парень удивлённо обрадовался.

— Что такое?

— Прости, мне не стоило вам грубить, — Фриск подтягивает одеяло ближе к себе. — Всё же весь этот переполох из-за меня.

— Нет, — мотает головой с улыбкой, — это совсем не так. Это был наш выбор, оставить тебя здесь, хотя могли при первой же возможности отдать под стражу, нье-хе-хе! Хе... Эх… — перестаёт улыбаться, горбится и упирается локтями в бёдра.

— Та женщина, Ан… дайн, она сказала, что ты больше не хочешь в королевскую стражу.

— Ага… — тихо признаётся Папирус, разминая плечи. — Я и часовым больше не подрабатываю, хех, — хохот моментально переходит в задумчивое молчание. — Думаю, такая работа требует хладнокровия, стойких намерений, которых нет во мне. Если кому-то нужна помощь, я обязательно помогу. Будь это монстр… или человек. Я пока не говорил об этом с Сансом, но раз приходила сама Андайн, то он уже в курсе. В ближайшее время я подыщу другую работу, которую можно совмещать с учёбой. Может, у Гриллби официантом или… ещё где-то. Не знаю даже! Мне ещё надо обсудить это с братом. В конце концов я не могу позволить, что бы он один работал, тогда на нас троих не хватит. А я уже взял на себя ответственность за тебя! Как думаешь, Фриск, какая работа мне больше всего подходит? Повара? — звучит интересно. Но нужны ли в Снежнеграде повора?

Под длинный и спокойный монолог Папируса Фриск засыпает, как под колыбельную или сказку на ночь. Парень это знает, однако не может перестать говорить. Он переживает и не торопится покидать её в такой сложный час.

Примечания:

Альфис: https://vk.com/wall-206327178_537

Арт к главе: https://vk.com/wall-206327178_538

---

— Нет… Нет, нет! Этого не может быть!

Маленький жёлтый монстр с растрёпанными короткими волосами и очками с тонкой оправой, которые так и наровятся упасть с круглого носа, пересматривает все видеозаписи с человеком. На большом широком экране картинки перебегают с одного окна на другое. Глаза монстра беспорядочно бегают, чтобы найти ошибку. Девушка в отчаяние. Из-под белого закрытого халата мечется чешуйчатый хвост, размахивая скомканные бумажки; он тоже не может успокоиться.

Вдруг включается главный свет. Монстриха подскакивает на месте и суматошно скрывает видеозаписи. По её хомячим щекам стекает пот, пальцы дрожат и не слушаются. Девушка на грани, ей хочется разрыдаться.

— Чё как, Альфис? — за её спиной появляется Санс, натягивая улыбку до ушей.

Из-за знакомого голоса она размякает. Ноги сводятся в коленях, монстриха кое-как подхватывает кресло и плюхается в него, раздавив пустую коробку из-под лапши. Подобного мусора в этой лаборатории полным полно. Стены белые, а пол приятного лазурного цвета, однако здесь давно не наводили генеральную уборку, о чём свидетельствуют пустые упаковки из-под чипсов или лапши быстрого приготовления, бутылки, перепутанный между собой ком из проводов, мусорка, из которой извергается мусор.

— О боже мой, — выдыхает Альфис и поправляет очки. — Ты свою комнату с мой лабораторией перепутал? — она недовольно смотрит на внезапного гостя.

— В мой комнате поприятнее, — хмыкает Санс и подходит ближе. Альфис закатывает глаза, не веря ни единому слову.

— Так всё же, что тебя привело?

— Ты и сама знаешь, — он расправляет плечи, вытаскивает руку из кармана и нажимает на кнопку на клавиатуре. Все скрытые окна с записями видеонаблюдений моментально всплывают на экране.

— Человек. Как долго ты следишь за ней?

Альфис отводит взгляд и вжимает голову в плечи. Она не могла такого даже представить.

— Хэ-э-эй, Санс, как дела? — улыбается, хотя брови дёргаются и потеет лоб.

— Было бы всё нормально, если бы Андайн вчера не разрушила мне пол дома, — парень облокачивается тазом на стол и убирает руки в карманы. — И не переводи тему, Альфис, — от этого голоса содрогается содержимое кружки, что стоит на столе, неподалеку от клавиатуры.

— Я не хотела, что бы всё так произошло, — всё тело Альфис расслабляется, и она опускает голову. — Просто Андайн была в бешенстве от заявления Папируса. К тому же вы скрываете человека — это нарушение закона. Лучше от-тдайте е-е-го… — она запинается, чувствуя, как дрожь пробегается по позвоночнику, — п-пока не поздно…

— Не-а, — вскидывает подбородком Санс.

— Что? — распахивает глаза Альфис и трясущимися руками поправляет очки. — Вы должны отдать человека страже!

— Не-а.

— Вам удалось обмануть Андайн, но я-то не дура! И у меня есть полномочия королевского учёного, я отправл…

— Альфис, — перебивает её, — забудь об этом человеке, она не навредит никому и из Снежнеграда никуда не денется.

— Есть же законы, Санс! — вскакивает на ноги девушка.

— Поэтому я здесь.

Монстр подходит к Альфис и незатейливо кладёт ладонь ей на плечо.

— Об этом человеке знают только трое: я, ты, Папирус — может с горем пополам и Андайн, но я успешно обманул её. Многие принимают человека за своего, ведь это просто ребёнок, который не отличается от других монстров-детей. К тому же обрывать жизнь того, кто только начал жить, грешно, не так ли? У тебя и так достаточно сожалений на плечах, неужели ты хочешь постоянно жить с мыслью о том, что ты загубила безобидное дитя?

— Это меня не касается, Санс, — хмурится она.

— Нет, касается. С тех пор, как ты следишь за человеком и нами, это тебя очень даже СИЛЬНО касается, — парень сжимает пальцы через ткань варежки на её плече.

— Ты понимаешь, что жертва этого человека спасёт всё подземелье?

— Ты слишком пессимистична, Альфис. И я знаю, что ты не любишь принимать сложных решений, затрагивающих чужие жизни. Ты спокойно принимаешь эти законы, делая вид, будто делаешь всё на благо других.

— Чего тебе надо? — Альфис не нравится, на что он намекает.

— Мне надо, что бы ты побольше молчала про человека. И пусть Андайн отвяжется от нас, — Санс вскидывает ладонью и улыбается.

— И что я получу взамен? — скептические смотрит на него.

— Я буду у тебя в долгу — разве этого мало?

— Мало. Где гарантии, Санс? — она отстраняется от него и выключает экран. — Где гарантии, что ты меня не обманываешь, что всё будет идти своим чередом? Мы не знаем, как долго продержится ЯДРО, а также ваш обман о человеке.

— Ты меня знаешь, Альфис.

— Слишком хорошо, — хмыкает девушка, протирая очки краем халата.

— Вот именно! — довольно вскидывает Санс бровями. — Так ты согласна или нет? — протягивает ладонь.

— Не буду я жать твою руку, сто процентов прячешь под варежкой свою любимую пердушку, — Альфис уходит в центр лаборатории.

— Значит, договорились, — следует за ней. — Кстати, у меня есть ещё одна маленькая просьба.

* * *

Фриск уже минут десять пялится на желтоватую жидкость в гранёном стакане. Ей она не нравится, она хочет вылить её в раковину.

— Фриск, пей уже, — приходит с кухни Папирус и выдыхает через нос.

— Оно горькое, — морщится девочка.

— Зато полезное!

После сна Фриск стало намного лучше, температура не такая высокая, однако кашель и сопли надо чем-то лечить. А пока она болеет, то не может выйти на улицу, значит, и с Кидом не встретиться. Это обидно. Она всё же берёт стакан в руки. Он на половину полон. Залпом Фриск выпивает содержимое и высовывает язык. Противно горькое лекарство немного жжёт вкусовые сосочки. Девочка старательно смачивает полость рта слюной, стараясь избавиться от послевкусия. Сейчас пить нельзя. От горькости у неё подступают слёзы.

— Молодец! — с серьёзной миной на лице хвалит Папирус. — Перед сном снова нужно выпить.

Фриск скулит и опускает голову на стол. Утром, когда Папирус чинил дверь, она уже принимала эту гадость, после которой каша казалась безвкусной. Раньше больничный казался спасением от нудной школы, а сейчас хочется сделать что угодно, главное, быть здоровой и не пить эту гадость.

— А есть другое лекарство? — спрашивает и чешет запястье.

— Какое купили, такое купили, — говорит Папирус и вдруг обращает внимание на человека. — ФРИСК! — хлопает ладонью по столу. — Не чешись, ранки будут!

— Не могу… — неспециально продолжает девочка до сильного покраснения, чтобы притупить зуд.

— Ты пользуешься тем кремом? — он осматривается и находит цилиндрическую белую коробочку под столом.

— Он щиплет, — врёт Фриск. На самом деле она даже не знала, что там крем для кожи.

— Конечно, он будет щипать! — бухтит Папирус. Со стороны он похож на заботливую мамочку, девочка еле сдерживается, чтобы не заулыбаться.

Пока Фриск воротила носом перед Папирусом, вернулся Санс.

— Я дома, — разувается и снимает куртку.

— Санс! Скажи, чтобы Фриск мазала свою кожу! — топает младший ногой. — А то она только чешется и морду корчит!

— Фриск, делай, что говорят, — бурчит старший и поправляет свитер.

— Бе-е-е! — показывает девочка ему язык.

— Ты не овечка, чтобы блеять, — хмыкает монстр. — Что это за крем? — обращает внимание на коробочку в руках брата.

— Им Андайн пользуется, когда у неё кожа сушится, — отвечает Папирус.

— Андайн, говоришь… — задумчиво произносит в сторону Санс. — У неё же часть кожи чешуёй покрыта, но если это увлажняющий крем, то может помочь. В конце концов мы почти ничего о людях не знаем, так что всякие средства для монстров могут сработать или не сработать. Попробуй, малыш, — хлопает Фриск по голове, — другого у нас, в любом случае, нет.

Дитя поджимает губы и с опаской берёт крем. Внутри неё всё ещё закрадывались сомнения. Она для начала наносит полупрозрачную мазь на левое запястье и равномерно распространяет по всей руке. Крем почти мгновенно впитывается в кожу. Фриск чувствует, что помазанное место сначала охлаждается, а потом нагревается. Спустя минуту кожа становится бархатной и нежной, будто и не было никакого обморожения. Братья внимательно наблюдают, как меняется весь спектр эмоций на лице человека: от непонимания до улыбки. Папирус радуется за ребёнка, Санс же кротко улыбается, прикрыв глаза.

Раздаётся стук по двери. Младший срывается с места, а старший отходит к лестнице. Фриск, не долго думая, наносит крем на лицо и похлопывающими движениями распространяет его. Первые ощущения, конечно, неприятные, но это лучше, чем страдать от раздражения и сухости.

Папирус впускает внутрь неожиданного гостя — Кида.

— Привет! — улыбается он при виде Фриск. Она лишь моргает, хотя рада видеть его не меньше. — Утром от Папируса услышал, что ты заболела, места себе не находил!

Мальчик, разувшись у порога, подходит к подруге и кладёт на стол тёмно-коричневый рюкзак. Его хвост активно машет из одной стороны в другую, сам монстр не может перестать улыбаться.

— Я впервые пришёл к другу в гости! Та-а-а-ак круто! — Кид взбирается на стул рядом с Фриск и раскрывает рюкзак. — Кстати, а почему ты не ходишь в школу?

— Эм, — девочка замялась, — я… Я здесь ненадолго.

— Серьёзно? — удивлённо выпучивает глаза. Через секунду он опускает взгляд. Эту реакцию замечает Папирус.

— Хэй, дружок, это нормально! — поддерживает улыбкой. — Я тоже, когда был маленьким, жил в Столице, а потом Санс забрал меня сюда. Там у меня были друзья, но я и здесь завёл много знакомств. Это нормально, что знакомые приходят и уходят, — тихо добавляет он, улыбка сходит с его лица.

Похоже, слова Папируса сами его ранили. Ему всё ещё трудно принять, что Фриск в один момент взять и исчезнуть. Не будет лучше ли ей остаться и прожить тут хорошую жизнь? Даже если все в округе узнают, что она человек, может всё обойдётся? Но если Фриск решит уйти, то Папирусу придётся отпустить, как бы это не было больно.

Атмосфера резко стала нагнетающей. Фриск чувствует себя неудобно и вдруг кашляет, прикрывая рот ладонью. Все обращают на неё внимание, переглядываются и неловко улыбаются. Папирус уходит в свою комнату, а Кид достаёт учебники и тетради.

Позабыв, о чём был последний разговор, мальчик красовался своими звёздочками-оценками по математике и показывал свой рисунок с Андайн.

— Оказывается, вчера Андайн была в Снежнеграде, а я в это время был в школе! АГХ! — Кид взъерошивает себе волосы и откидывается на спинку так сильно, что чуть не падает.

— Ага… — отстранённо кивает Фриск, потому что всё ещё помнить вчерашние события. Со второго этажа возвращается Папирус.

— Не качайся, Кид, — после его слов мальчик тут же выпрямляется. — Я ухожу, вернусь поздно.

— А почему? — спрашивает Фриск.

— Пойду работу искать. Если что, Санс за вами приглядит, — гладит её по голове. — Не забывай принимать лекарства, — монстр отходит к входной двери, обувается и надевает пальто. — Кид, обязательно вернись домой до темноты.

— Так точно! — отдаёт честь с улыбкой.

— Хорошо, ужин уже готов, а я пошёл.

Захлопывается дверь, а дети обмениваются взглядами.

— Ты думаешь о том, о чём и я? — ехидно ухмыляется Кид.

— Нет, — отрицательно мотает головой Фриск.

— Захват территории! — соскакивает со стула мальчик и выбегает в центр комнаты. — Пойдём, Фриск! — он подзывает друга, протянув руку.

Девочка до сих пор не понимает, о чём он думает, однако от авантюры не отказывается. Сжимая её ладонь, Кид подходит к лестнице и запрыгивает на первую ступеньку, поворачивается лицом к Фриск и серьезным тоном оглашает:

— Это великая гора! Повсюду много ветра и препятствий, нам надо преодолеть их, чтобы достичь замка! Ты готова? — он смешно хмурится. Всё же Фриск принимает правила игры и решительно сжимает кулак.

Кид опускается на четвереньки, представляя, будто дует сильный ветер. Фриск повторяет за другом. Они уворачиваются от снежных шагов и поднимаются всё выше и выше. На их пути встречались некие злодеи, которых Кид обозвал «Ледошляпами», дети уверенно принимают бой, но в конце побеждают дружба и внезапный кулак СПРАВЕДЛИВОСТИ. Достигнув вершины первым, мальчик подаёт руку Фриск и гордо смахивает пот со лба.

— Королевский замок совсем рядом, Фриск! — выскакивает перед девочкой. — Там нас будет ждать финальный злодей!

«Которого я еще не придумал,» — тихо дополняет в сторону, оборачивается и носом ударяется в грудь Санса. Фриск и моргнуть не успела, как он внезапно появился, преграждая путь в комнату Папируса.

— Финальных злодей, говоришь? — хоть монстр и улыбается, его веко дергается от нервов. — Вы чего орёте?

— А-А-А-А!!! ЗЛОДЕЙ!!! — вскрикивает Кид, скачет назад и подхватывает Фриск за локоть. — Боевая готовность!

По лицу Санса понятно, что он не просто хочет спать, а отдохнуть от всего на свете. Он выдыхает и делает шаг вперёд, чтобы припугнуть маленького монстра. Дети пятятся назад, но Кид запинается о свою ногу. Фриск хватает его за рукав, не выдерживает такого веса и начинает падать вместе с ним. Санс дёргается вперёд, его левый глаз загорается, он выставляет руку, захватив душу человека, и притягивает к себе. Девочка не понимает, почему она вместе с Кидом летит не вниз по ступенькам, а возвращается на лестничную площадку.

Когда магия перестаёт действовать, они оба плюхаются на мягкие места в недоумении. Душа Фриск горит синим в её груди, но она помнит, что та должна быть красной! И это чувство, когда ты не контролируешь себя, когда всё тело немеет и кожа покрывается испариной...

— А-ах! — всхлипывает Кид, пока Фриск сжимает кофту в районе сердца. — Я думал, что всё, приду домой весь в синяках и мама снова будет ругаться! — утирает нахлынувшие слёзы.

— Малой, правда, иди домой, — ерошит свои волосы Санс. — У меня нет желания нянчиться с вами двумя.

— Ладно… — грустно молвит он и поднимается.

— И без беготни, — дополняет старший.

— Ага, — спускается до середины и оборачивается. — Пока, Фриск, — проговаривает с максимально печальным видом.

— Пока, — машет девочка дрожащей рукой.

Мальчик быстро собрал свои вещи, ещё раз переглянулся с другом и покинул дом. Конечно, Фриск уже не боится оставаться с Сансом наедине, но сейчас чувствуется недоброе напряжение между ними двумя.

— Как ты? — вдруг вкидывает парень.

— Нормально, — отвечает она и медленно встаёт на ноги. — Это снова какая-то магия?

Папирус не так давно рассказывал Фриск о том, что все монстры владеют магией. Он прямо на глазах девочки материализовал кость и взял её в руки. Это было так удивительно, что она ахнула. Да, она знала, что тут всё вокруг состоит из магии: от еды до самих монстров — но увидеть процесс воочию — это другое.

— Да, если что, не говори об этом Папирусу, — Санс разворачивается и уходит. Фриск хотела спросить о той странности, что произошла с её душой, однако голос перешёл на сухой кашель.

* * *

Через три дня я была полностью здоровой. Наконец мне не надо пить ту гадость и безвыходно торчать в пустом доме. Папирус устроился на почту, теперь он клеит марки и сортирует конверты. Он говорит, что это скучно и однообразно, однако не может отказаться, пока не найдет вариант получше. Санс на его решение улыбнулся и сказал, что он и так молодец.

Один раз Папирус дал мне свой телефон и разрешил позвонить Киду, взамен на то, что я ОБЯЗАТЕЛЬНО выпью всё лекарство. Был выходной день, братья работали, а я разговаривала с другом по телефону. Мы обсуждали всё, до чего могли додуматься: школа, погода, шоу Меттатона, любимая еда, игрушки. У меня такое впервые, когда не хочется класть трубку. Кид даже хотел прийти ко мне, чтобы вместе посмотреть телевизор, но ему мама не разрешила, и совсем скоро вернулся Папирус.

* * *

Пока я болела, Чара ни разу не появлялась. Я уже начала думать, что она навсегда исчезла или всегда была лишь моим воображением.

Девочка предстаёт пред мной, когда я заканчиваю с ежедневными делами. Она молча улыбается, щуря глаза. Её поведение изменилось: Чара сдержанно просит меня собрать всё необходимое и покинуть дом.

— Так, Фриск, сейчас самое время действовать, — Чара не улыбается, и это может значить лишь одно. — Я поведаю тебе, зачем помогаю.

Я сжимаю пальцы в варежках. Ясное дело, что это взаимопомощь, но в голове совсем не укладывается, что именно она от меня хочет.

Чара движется вперёд, я кое-как её догоняю.

— После смерти моя душа отказывалась умирать, в какой-то момент мне даже казалось, что я смогу выжить, несмотря на очки здоровья, равные нулю. Душа покинула моё тело, и её нужно найти, — во время своего монолога она ни разу не обернулась. — У меня есть предположения, где она может быть, однако за прошедшие годы моих скитаний по Подземелью я и частичку своей души не отыскала.

Мы уже подходим к надписи «Добро пожаловать в Снежнеград!», я не верю, что мы уйдём, не попрощавшись. Чара наконец останавливается и оборачивается. Сначала она смотрит на меня очень проникновенно, а потом опускает взгляд и улыбается.

— Первым делом навестим Руины, — её красные глаза будто пустые. — Когда мы ступим за территорию города, дальше будет ЗАСНЕЖЬЕ, будь готова, что монстры могут на тебя напасть. Не бойся, выполняй ДЕЙСТВИЯ и ЩАДИ их, в крайнем случае убегай, тогда никто не пострадает. И никогда, ЗАПОМНИ, — от напряжения у неё дергается нос и хмурятся брови, — никогда не снимай с шеи мой медальон.

— Хорошо, — киваю я.

— Конечно, — Чара вдруг расслабляется и пожимает плечами, — ты можешь меня не слушаться и делать, как тебе вольно, однако последствиям для тебя могут быть плачевными, мой друг.

— Чара, я и так всё поняла, — хмыкаю я.

— Просто уточняю, — протягивает она руку. — Пойдём, Фриск.

Я с улыбкой отвечаю на рукопожатие, но рука лишь проходит сквозь. Чара ровняется со мной, и мы делаем шаг вперёд.

— Ох, дитя, не стоит выходить за город, — тяжёлая ладонь падает мне на плечо. Голос совершенно мне не знаком.

— Мам, кто там? — отзывается второй голос: более низкий и слегка хрипловатый.

Вопреки дрожи в коленях я оборачиваюсь, чуть наклоняясь. Перед мной предстают два монстра: женщина и мужчина. У обоих розоватая кожа. Женщина среднего роста, молочного цвета волосы, из которых в районе лба торчат коричневатые небольшие рожки, заплетены в два расслабленных хвоста, которые лежат на плечах. Её глаза тёмно-красные. Морщины придают ей возраста. Одета женщина в вязаную фиолетовую жилетку, белую рубашку с широкими рукавами и тёмную юбку до туфель. Мужчина выше и на вид моложе, на лице лезет золотистая щетина, зрачки чёрные, лоб открыт, короткие светлые волосы уложены назад, показывая средней длины рога. Его зелёная кофта с светло-жёлтой полоской, идущей через туловище и рукава, тёмные брюки и красные кроссовки напоминали стиль Чары. В левой руке он держит бордовую женскую сумку.

Осматривая их, я не могла сложить в голове и двух слов. Я ощущала, как ладони в варежках потеют.

— Подожди, — одёргивает женщина руку и прикрывает рот ладонью, — не уже ли ты человек?!

Ну всё. Меня раскрыли.

---

Примечания:

В тексте этой главы, да и прошлой, попадается термин ЗАСНЕЖЬЕ, означающий территорию между Снежнеградом и Руинами. Мне было важно внести его, чтобы не обзывать данный кусок локации лесом, полем или ещё как-то, так как "Снежнеград" — это именно город, а до него следует Заснежье. Это обозначение я взяла из перевода игры Undertale Yellow.

Примечания:

Большая глава, поделенная на две части.

Ториэль и Азриэль: https://vk.com/wall-206327178_555

Лавочница: https://vk.com/wall-206327178_556

Комикс к главе, это момент, который не вошёл в текст, но упоминается: https://vk.com/wall-206327178_557

---

— И в правду человек! — тихо добавляет женщина. — Азриэль, она, наверно, брошенный ребёнок, — обращается к мужчине, что подошёл ближе.

У меня совершенно нет слов, да и что можно сказать, как оправдаться? Единственное здравое решение, которое быстро посетило мою голову, — это молчать. Ни единого слова про моё длительное проживание тут, про Санса и Папируса, про Кида и Андайн, про Чару в том числе.

— Да, я вижу, — подмечает он. — Отдадим страже?

Женщина смотрит на него с осуждением. Мне бы стоило бежать, пока они говорят, но лучше принять такой исход событий, нежели нажить новых неприятностей.

— Прости, — выдавливает он и чешет подбородок. — Эх…

— Пойдём, моё дитя, — женщина протягивает мне руку, — я отведу тебя в безопасное место.

* * *

Выбора у Фриск нет, как и возможности посоветоваться с Чарой. Чудаковатые рогатые монстры не казались опасными. Женщина мило улыбалась и мягко вела за собой, мужчина помладше держал дистанцию и выражал безразличие, однако оба молчали. Такими темпами они прошли Заснежье и продвинулись к тропе, которую окружали знакомые Фриск высокие голые деревья. Раньше лес казался бесконечным и враждебным, сейчас же не было такого давление.

Когда лес закончился, Фриск увидела впереди высокие каменные стены и дверь с неким символом или гербом: два крыла, меж которых круг, два треугольника, направленных вверх, и один вниз. Фиолетовый окрас очень сильно бросался в глаза. Женщина прикладывает свободную руку к массивной двери, она поддаётся её магии и отворяется. Фриск не верит своим глазами: обычная по телосложению женщина открыла столь большую и тяжёлую дверь одной рукой.

Внутри темновато, девочка невольно спотыкается о какие-то камушки, однако рука монстра ни на секунду не отпускает её. Вскоре пещера сменяется на освящённый причудливыми светильниками коридор, состоящий из кирпичных старых стен, обросших тёмными лозами. Фриск любопытно осматривается и задаёт вопрос:

— Где мы? — тихо произносит, думая, что её никто не услышит.

— В РУИНАХ, моё дитя, — со смешком отвечает монстриха.

РУИНЫ? Девочке кажется, будто она слышала название этого места ранее. Чара говорила, что они направлялись туда, да и Санс с Папирусом что-то тоже…

Когда Фриск задумалась, милые монстры быстро провели её в светлый и опрятный дом. Она не сразу поняла, как тут очутилась, а потом заметила лестницу, ведущую в подвал.

— Что ж, дитя, чувствуй себя, как дома, — женщина улыбается, от чего отчётливо прорисовываются её морщинки. — Пойдём, я покажу твою комнату.

Она берёт ладонь Фриск и мягко тянет за собой. Они выходят в коридор с множеством, на первый взгляд, дверьми. Остановившись у первой, монстр садится на колени и сжимает пальцы на плечах Фриск, чтобы смотреть точно ей в лицо.

— Моё дитя, ты, наверняка, очень напугана и растеряна, всё такое новое и непонятно — тебя можно понять, — она улыбается как настоящая любящая мать, однако Фриск не покидает чувство, будто она просит прощения за что-то. — Пожалуйста, располагайся и ни о чём не беспокойся. Я обязательно сделаю всё возможное, чтобы ты могла тут спокойно жить. Как только у тебя появятся вопросы, обязательно задай их мне или моему сыну, АЗРИЭЛЮ. Пусть он и выглядит холодно, поверь, он неплохой монстр и не будет тебя обижать, как и остальные жители РУИН. Кстати, меня зовут ТОРИЭЛЬ, я являюсь ХРАНИТЕЛЬНИЦЕЙ этого места, а как тебя зовут?

Фриск молчит и опускает голову.

— Не хочешь говорить? — у Ториэль дёрнулись уголки губ. — Я не заставляю открываться мне, если так будет лучше для тебя.

Она опускает руки и медленно подносит ладонь к макушке человека. Фриск невольно жмурится, пока не чувствует, как её нежно гладят по голове.

«Хватит…» — девочка поджимает губы и сжимает край кофты. — «Прекратите!»

Ториэль поднимается и оставляет её одну. Не в силах сдерживать слёзы Фриск распахивает дверь в первую комнату и запирается там. Только она свыкнулась с мыслью, что, возможно, до скончания времён будет жить с теми братьями, как тут её ловит какая-то женщина, которая ни с того ни с чего такая добрая и любящая, и приводит в свой дом. Фриск никогда не хотела быть для кого-то обузой, не хотела мешаться. Усевшись прям посреди тёмной комнаты, она обхватывает колени руками и желает, чтобы всё это поскорее закончилось.

— Приветствую, — появляется Чара, скрещивая руки за спиной и всё также натянуто улыбаясь. Фриск только подняла на неё свои заплаканные глаза. — Что такое, мой друг? Уже сдаёшься?

— Что именно ты имеешь ввиду под «сдаёшься»? — тихо произносит девочка.

— Ну-у-у-у, — Чара подставляет к щеке указательный палец, — неужели ты больше не хочешь покинуть ПОДЗЕМЕЛЬЕ? — вот, что я имею ввиду.

— Хочу, — Фриск встаёт на ноги и подходит к стене в надежде, что найдёт переключатель.

— Тогда в чём дело? — глаза Чары хорошо светились в темноте, пока не включился свет.

— Дело в этих монстрах, как будто я уже не могу просто так их бросить.

— Ты очень сильно к ним привязалась.

— Это плохо?

— Зависит от тебя.

Разговоры с Чарой всегда приводят или к тупикам, или к развилкам.

Комната, которая досталась Фриск, показалась ей милой: персиковые стены, узорчатый ковёр, светлый паркет, на вид удобная кровать, игрушки, шкаф, тумбочка, сундук, напольная лампа в одном углу и небольшая в другом. Видно, что тут раньше жил ребёнок. Даже прибрано, ни одной пылинки.

Фриск стягивает свитер и лосины и выдыхает. Подходит к кровати и падает вниз лицом.

— Спать собралась? — крутится Чара, подставив к подбородку кулак. — Недавно же проснулись.

— Отстань, — фыркает Фриск.

— Не дуйся, Фриски, это лишь начало нашего приключения.

Как бы Чара не пыталась воодушевить Фриск, та уже спала и ничего не слышала.

— Вечно ты засыпаешь под мои речи, — улыбка тянется по лицу Чары. — Ты мне кого-то напоминаешь, но я не помню кого.

Дух делает сальто назад, приняв задумчивый вид.

— Ну и ладно, осмотрюсь! — заявляет она и уходит в дверь.

* * *

Санс сладенько тянет руки вверх и тут же осознаёт, что никто не прервал его обеденный сон в выходной. Никто не позвал на ужин, никто не дёрнул по какой-то глупой причины. В доме было непривычно тихо. Парень не придал этому особого значения: «Папирус, наверняка, работает, а мелкая гуляет с тем мальчишкой». Даже успокоив себя этой мыслью, он зашёл в комнату брата, дверь которой была распахнута.

Младшего, очевидно, не оказалось. Настольная лампа горит, тетради да учебники раскрыты, карандаши разбросаны. Санс подходит ближе и заглядывает в записи Папируса. В примерах он замечает пару ошибок и ругает брата про себя. Под тетрадями лежит рисунок: на нём изображены Фриск, Папирус, Санс и Кид, поле с цветами и облака с солнцем на фоне.

— Точно, хех, — хохочет Санс, — это же мелкая нарисовала! Я даже позировал. Она, вроде, сказала, что хотела нарисовать всех своих друзей. Все вышли такими забавными. Когда-то и Папс так рисовал.

Вдруг с громким ударом открывается входная дверь. Санс от удивления аж подскакивает.

«Снова Андайн штурмует мой дом?!» — его левый глаз дёргается.

Санс выходит из комнаты и с перил смотрит вниз. Папирус стоит на четвереньках и, пытаясь отдышаться, кашляет. Его шарф падает с плеча вместе с комочками снега.

— Хэй, бро, что случилось? — Санс подходит к лестнице. Папирус резко реагирует на голос брата. По красным щекам, особо выделяющихся на фоне белой кожи и волос, текут редкие слёзы. — Эй, — меняется в лице старший.

— Фриск… — выдыхает младший, пытается подняться, падает и вновь кашляет. — Она… дома? Кха-кха!

— Нет, Папс, — Санс подбегает к Папирусу и придерживает его за плечи. — Я думал, она с Кидом гуляет, — он пальцами смахивает слёзы брата, его кожа совершенно ледяная, он дрожит то ли от усталости, то ли от обморожения.

— Я-я… везде… Везде-везде искал! Она будто пропала… — слёзы нахлынули новой волной. — Как-к такое вообще случилось? — Папирус обхватывает себя. — Мы же совсем как семья были! Фриск, она же может пораниться или заблудиться, или ещё что-то, Я НЕ ЗНАЮ! Санс, мне страшно!

Санс обнимает младшего брата и гладит по голове. Тот хватается за кофту старшего, плачет и кашляет пуще прежнего. Санс стискивает зубы, пальцы сами по себе сжимаются, как и душа.

«От человека слишком много проблем,» — повторяет в своей голове Санс, хоть и смирился с этим.

Папирус не долго плакал. Оставшись без сил, он заснул на плече брата, продолжая подрагивать из-за истерики. Санс уложил его на диван, схватил свою куртку с вешалки и вышел за порог дома.

Единственный вариант, который пришёл в голову, это видеокамеры Альфис. В столь поздний час он быстро добирается до её лаборатории.

— Альфис! — зовёт учёного Санс и осматривается.

Свет горит, экраны выключены, в мусорке валяется пустая, но свежая упаковка лапши быстрого приготовления, но никого из живых не было. Санс заострил своё внимание на двери с табличкой ящерицы, будто вход в туалет, подозревая, что она может быть там.

— Ладно, — медленно переводит взгляд на главный компьютер, — думаю, она не будет злиться.

Санс включает монитор, перед глазами всплывает окно с аниме про девочек-кошек.

«Хоть что-то в этом мире неизменно,» — с каким-то облегчением думает монстр и открывает папку под названием «не открывать!!!»

Записей с камер оказалось так много, что Санс просто перекинул всё на флешку, переживая, что в любую секунду может вернуться Альфис, и быстро покинул лабораторию.

Дабы не терять возможности, Санс решил дойти до Снежнеграда пешком через Водопадье. Атмосфера этого места всегда успокаивала: светящиеся кристаллы, запах сырости, едва слышимый звук дождя, приятный климат — здесь можно гулять вечно.

«Этой ночью будет явно не до сна,» — Санс уже зевал. — «Если Фриск ушла, то точно в сторону Водопадья. Я на это надеюсь».

* * *

— Святой Дримурр, зачем Альфис поставила камеру в подсобку Гриллби? — глаза сами по себе в разные стороны смотрят. Я протираю их и откидываюсь на спинку стула. — Время, — гляжу в нижний правый угол монитора, — шесть утра, может, кофе меня взбодрит.

Гуляя по Водопадью, я не нашёл Фриск, да и видеозаписи с камер не дали ничего полезного. Только время в пустую убил. И сон, конечно же.

По утрам весь Снежнеград окутывает туман. Я выдыхаю горячий пар, осматриваюсь по сторонам и поправляю куртку. Меня вдруг накатывает чувство дежавю: помнится, на второй день проживания у нас Фриск тоже удалось улизнуть под нашими носами, только тогда её удалось быстро найти. С одной стороны, я рад, что мелкая набралась смелости и решимости, с другой — печалит тот факт, что ей хватило и того, и другого, чтобы уйти и не попрощаться.

В Лавке горит свет. Я открываю дверь, тем самым пугая хозяйку, протирающую пыль с полок.

— Здрасте! Я сплю, что ли?! — женщина протирает рукой глаза. — Какие монстры! — расставляет она руки. — И в какой час!

— Ага, я тоже рад тебя видеть, — я не в силах отшучиваться сажусь на табуретку, стоящую рядом с прилавком, и взъерошиваю волосы. — У тебя кофе есть?

— Не, вчера не было поставок, — продавщица заходит за прилавок и ставит на него локти.

— Обидно, — выдыхаю я. — А Гриллби только к обеду открывается…

— Если надо взбодриться, могу какао без молока сделать. Не знаю, конечно, поможет или нет.

— Не откажусь, пожалуй, — поднимаю взгляд на монстриху.

— Ну и мешки у тебя! — ахает она.

— Они болят.

— Я поняла, — женщина замолкла на пару секунд и тут же спохватилась: — Иду ставить чайник.

Лавочница оставила меня одного на пять минут. За это время я пару раз чуть не отрубился, пока моргал. Уже не так молод, чтобы не спать три дня подряд и жить на одном лишь кофе. Прошёл тот период.

— Воу, ты не спи тут! — её громкий голос прорезается в моей голове. Я и не заметил, как умудрился лечь на прилавок.

Женщина ставит рядом со мной керамическую белую кружку. Горячий пар мигом охватывает мои щёки, а запах будоражит голод. Действительно, я же не ел с прошлого утра. Что-то тёплое немного оживило меня.

— Так всё же, Санс, что случилось? — лавочница внимательно смотрит, как я дую на какао и отпиваю. — Молчишь? Нет, я понимаю, ты не обязан, но без слёз на вас обоих не взглянуть.

— О чём ты? — не сдержался я.

— Вчера по всему Снежнеграду бегал Папирус, выискивал что-то или кого-то, без криков и расспросов. Только у меня он спросил, не видела ли я Фриск. Я и ответила, что нет. Тогда он был таким бледным и испуганным, я стала переживать за вас троих: за Папируса, Фриск и тебя, конечно же.

Пока она говорила, я медленно тёр пальцами виски и веки. Нужно было привести себя в чувство.

— Санс, — голос монстрихи стал мягким, — я знаю вас с тех пор, как вы переехали сюда, а это уже как десять лет. Вы мне словно сыновья. И когда у вас что-то происходит, это не проходит мимо моего внимания. Вчера ко мне заявился Папирус, сегодня — ты. Не мне учить жизни взрослого монстра, однако, если тебя искренне что-то тревожит, ты знаешь, что я умею держать язык за зубами, — она подмигивает и улыбается.

— Никому-никому не расскажешь?

— Никому-никому! — серьёзно отвечает мне, положив руку на сердце.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Я не сразу стал говорить, внутри всё ещё таились сомнения вперемешку с переживаниями. Наверно, нет ничего плохого в том, чтобы разделить тяжёлый груз на троих, ну или на четверых. Не думаю, что Альфис переживает за человека так же, как и Папс. Мне хотелось перестать держать всё в себе, поэтому я допил содержимое кружки и отставил её в сторону.

* * *

Рассказывая, Санс постоянно улавливал себя на мысли, что дни, проведённые с Фриск, были забавными и интересными. Да, были неприятные моменты, о которых лучше забыть, и даже с ними типичная рутина сменилась на ожидание чего-то нового, будто приключение. От воспоминаний у него не сходила с лица улыбка, хотя сил ни на что не хватало. Лавочница слушала в оба уха, прикрыв глаза и иногда кивая. Всё звучало, как подробный пересказ какой-то человеческой книжки, а не реальная история. Несмотря на то, что Фриск оказалась человеком, женщина не чувствовала себя обманутой, наоборот было какое-то облегчение, что это не монстры её бросили, а люди.

Она верила каждому слову, но про себя понимала, что данный выбор дался Сансу нелегко. Это у Папируса всё просто: до Фриск он никогда не видел людей, даже страшные сказки про них его не пугали. Мальчик всегда был уверен, что делать всё правильно: будь то стать членом королевской стражи или оказать помощь нуждающемуся.

— А теперь Фриск убежала, поэтому и я, и Папирус в полной растерянности, — заканчивает Санс и проверяет кружку. Она пустая — он совсем про это забыл.

— Ну, — мнётся на месте лавочница, — думаю, у неё были на то причины. Она так хорошо подружилась с тем мальчиком и вами, просто убежать, мне кажется, это не про неё.

— И я так думА-А-Аю, — Санс зевает и упирается руками в челюсть. — Сейчас вернусь домой и продолжу смотреть записи из Снежнеграда, если это они и есть. Кто ж знал, что Альфис файлы не подписывает, ночью просматривал видеозаписи из Водопадья и Жаркоземья, которые были перемешаны между собой. Одни числа — и только гадай, что они значат.

— Удачи тебе в этом, — отстранённо отвечает лавочница, так как не может с этим помочь.

После этих слов Санс сползает с табуретки, прогибается в спине назад, устало выдыхает и отходит к выходу.

— Эй, Санс.

— Что? — оборачивается он.

— Ты повзрослел, — с улыбкой произносит женщина, оперившись на прилавок. — Ещё бы ростом вышел, сразу бы себе хорошего партнёра нашёл.

— Сватать меня решила? — вскидывает парень бровями.

— Я рада, что ты изменился, даже взгляд подобрел. Раньше для тебя был важен только Папирус, но сейчас в вашей жизни появилась Фриск. Люди способны на сюрпризы. Честно, месяц назад ты бы и не подумал рассказать мне о своих проблемах, а сегодня выдал всё на одном духу и преспокойно выдохнул. Если найдёшь Фриск, пусть она зайдёт ко мне, хочу с ней поговорить, хорошо?

— Эм, ладно…? — неуверенно пожимает Санс плечами и покидает лавку.

«Я разве изменился?», — закидывает капюшон на голову. — «Даже не вырос толком».

* * *

Чара продолжительное время будит меня, крича моё имя. Как бы я ни крутилась, ни затыкала уши, её голос всё равно было отчётливо слышно.

— Фриски, встава-а-а-ай!

И со вчерашнего дня она начала очень странно коверкать моё имя.

— ВставА-А-А-А-Ай! ДавА-А-А-А-Ай! ФрискИ-И-И-И-И!!!

Это действовало на нервы, поэтому пришлось сползти с кровати. Я недовольно посмотрела на Чару, а она лишь состроила дурочку, округлив глазки, словно не понимает.

В доме было достаточно тепло, и я не стала надевать зимнюю одежду, которую для меня купил Папирус. На тумбочке с лампой стоит тарелка с кусочком пирога, а из-под неё торчит бумажка. Пахнет корицей и какой-то карамелью — во рту сами собираются слюни, и журчит живот. Я приподнимаю тарелку и читаю содержимое записки: «Это ирисково-коричный пирог. Надеюсь, тебе понравится. Ториэль.» Её забота напоминает о Папирусе. Может, правда, стоило сообщить об своём уходе или так же оставить записку? Нет, поздно, уже ничего не изменишь, лучше придумать, как выбраться отсюда.

Я съедаю пирог за три укуса и с трудом проглатываю его. Чара вновь куда-то делась, наверно, разведывает обстановку. Мне хочется пить и отнести тарелку. Тихо, без скрипа покидаю комнату и тут же натыкаюсь на Чару.

— Ты долго! — ворчит дух.

Её переменчивое настроение запутывает: то она серьёзная, то игривая, то загадочная. Вчера Чара сказала, что у неё нет души, возможно, это связано с её поведением.

Мы прогулялись до кухни. Чара указывала на каждый предмет, называя его, будто ребёнок, выучивший новые слова. Не уже ли это место было важным для неё?

В отличие от дома братьев этот значительно больше: просторная гостиная, милая кухня, несколько комнат, даже подвал. Закрытый, конечно же. И никого, полная пустота. В холодильнике лежат остатки пирога, прочие продукты и пару контейнеров с улитками. Не привычно было не видеть красные баночки с кетчупом. Вдруг из крыши во внутрь холодильника высунулась голова Чары.

— Здесь нет шоколада, закрывай! — хмурится.

— Тебе шоколад нравится? — прикрываю дверцу.

— Конечно! — вылетает она из холодильника. — Кому может не нравится шоколад?

— Ну, моей маме нравится только горький шоколад.

— Фу-у-у, это же такая гадость, — Чара высовывает язык. — Молочный лучше.

— У каждого свои вкусы, — я нахожу чистый стакан наливаю в него воды и выпиваю.

Мы ещё раз прошлись по дому. Большинство комнат были заперты, не считая ванную. Чаре не терпелось выйти наружу. Будь у неё настоящее тело, то она бы постоянно дёргала меня из стороны в сторону.

Подойдя к главной двери, в прохожей на комоде я нашла ещё одну записку. «Если пойдёшь гулять, не уходи далеко. Ториэль,» — она будто видит меня насквозь. Протягиваю ладонь к дверной ручке и останавливаюсь. Вновь пугает неизвестность.

«Стоит дождаться Ториэль или её сына», — опускаю руку и делаю шаг назад.

— Идём? — проходит через дверь голова Чары. Она смотрит на меня пару секунд и шире улыбается. — Тебе определённо понравится то, что я хочу показать.

Чара высовывает руку и тянет ко мне. Какое-то время я таращилась на полупрозрачные пальцы. Если она уверена, то, наверно, стоит ей довериться.

Выйдя на крыльцо, я спускаюсь по лестнице и осматриваюсь. РУИНЫ сильно отличаются от СНЕЖНЕГРАДА: фиолетовые кирпичи, из которых состоят высокие стены, красные опавшие листья, аккуратно собранные в кучки, большое «голое» дерево посреди площади. И тут тепло — всё ещё не привыкла к этому. Чара выходит вперёд и показывает, куда идти.

Коридоры и комнаты Руин одинаковые, их разбавляют зелёные лозы, белые потрескавшиеся колонны и отключенные головоломки. Работают они или нет — это ещё надо было проверить, но Чара сразу попросила меня, ничего не трогать. А мне хотелось.

Мы проходим колонны с рычагами. И кто-то, кто прятался за одной из них, выпрыгивает на меня. Всё вокруг темнеет, моя душа сама по себе проявляется перед мной. Это меня пугает. Я пытаюсь спрятать её в себе, не глядя на того, кто стоит напротив, и намереваюсь убежать. Только мне это не удаётся: неведомая сила выстраивает невидимые стены, через которые нельзя пройти. От этого паника сильнее охватывает меня. Я оглядываюсь и тут же нагибаюсь. Странные большие белые мухи атакуют меня, мне остаётся только уворачиваться, что получается хорошо.

Теперь я уставшая и нервная. Решаю посмотреть на своего противника. Это два монстра, похожих на детей около моего возраста. Один из них с почти белой кожей и волосами до плеч, у него большие чёрные глаза и ярко выраженные подушечки пальцев. На нём надет светло-зелёный балахон со специальными прорезями для рук. На ткани вышит герб, который я видела на воротах, ведущих в Руины. Этот монстр хмурится, будто не рад мне, а второй лишь прячется за ним. Он полная противоположность того, первого: чёрные волосы, такие же большие, но обеспокоенные зелёные глаза, чёрный балахон с уже светлой вышивкой герба.

Пусть они такие же дети, как я, мне всё равно страшно. Это же они атаковали меня, да? Значит, они продолжат это делать.

— Тише, Фриски, — слышу голос Чары, но не вижу её. — Это же просто Фроггит со своим братом — Рофггитом. Вспомни, что я говорила.

Это ввело меня в ещё больший тупик. Вспомнить то, что говорила? — да она много чего говорила! Настолько много, что я и не вспомню всего. Я делаю вдох и выдох. Почему-то те монстры не атакуют меня сейчас, будто ждут чего-то. Думаю, мне это на руку, хотя бы успокоюсь.

«Успокоюсь?» — моя душа дрожит, левитируя перед мной. Я беру её в руки и прижимаю к груди. — «Ладно…»

Наконец я замечаю странные панели и кнопки, половина из которых серые: «АТАКА», «ДЕЙСТВИЕ», «ВЕЩИ», «ПОЩАДА». Они кажутся знакомыми.

«Действие… Пощада… Точно!» — стукаю кулаком о ладонь, чем удивляю своих противников. — «Чара что-то говорила об этом! Но что…».

Прикасаюсь ладонью к «действию», и перед мной появляется список: проверить, комплимент, угроза. Получается, это то, как я могу взаимодействовать с противником? Тяжело, когда нельзя с кем-то посоветоваться.

— Эм, — решаю сказать что-то приятное, — вы оба очень милые, — выдавливаю из себя улыбку.

Фроггит хлопает глаза, будто и слова не понял, но щёки слегка покраснели, как и у его брата.

— Что тебе надо, чужак? — смущённо восклицает Фроггит и вытягивает руку вперёд.

Прямо из воздуха создаются те самые белые мухи. «Это магия!» — восклицаю про себя, сжимая кулаки. Они не быстрые, и мне удаётся избежать их налётов. Теперь имя Фроггита горит жёлтым, как и кнопка пощады. Без задней мысли я нажимаю на неё, и всё вокруг светлеет.

Моя душа пропала, и я почувствовала облегчение.

— Ты! — говорит Фроггит. Я его не заметила. — Ты кто, чужак?

— А ты кто? — я делаю шаг назад, в случае, если придётся бежать.

— Я первым вопрос задал! — громко восклицает он.

— А также вы напали на меня, хотя я ничего плохого не сделала, — хмурюсь и скрещиваю руки на груди.

— И что делать будем? — шепчет Рофггит и выходит из-за спины брата.

— Не придумал ещё… — морщит Фроггит носом. — Эй, ты, чужак! — вдруг обращается ко мне. — Пойдёшь с нами, пусть Лютик сам разбирается.

— А если я не хочу, — косо поглядываю за спину. Пока что вижу только один путь для отступления.

— Будет лучше, если мы тебя просто приведём. Пошли.

Фроггит подходит ко мне и хватает за руку. Его ладонь неприятно склизкая, как будто намыленная. Рофггит выходит вперёд, и мне не остаётся ничего, кроме как идти за ними.

Мы покидаем комнату с колоннами и входим в просторный холл со странными проходами в стенах. Это какая-то головоломка? Интересно, интересно.

— А кто такой Лютик? — спрашиваю и попутно осматриваюсь.

— Он, вроде как, главный у нас, — отвечает Фроггит.

— Ага. Он нам как старший брат, — дополняет Рофггит, посматривая на нас через плечо.

«Старший брат? Старшие братья не могут же быть плохими, не так ли?» — задавая этот вопрос самой себе, я невольно вспоминаю про Санса, который первое время не был рад чужаку в его доме. — «Нет, ОН — это исключение!» — мотаю головой.

Пока я боролась со своими мыслями, монстры вывели меня в следующий коридор. Я приглядываюсь и замечаю, что часть стены прикрыта какой-то тканью, раскрашенной в стиль самих Руин. Рофггит подбегает к ней, одёргивает и уходит в чёрное пространство.

— Беги, Фриск, — звучит вновь в голове голос Чары.

Моя рука ловко выскальзывает из хватки Фроггита. Я оббегаю монстра, теряю от скорости равновесие и поворачиваю налево. Перед глазами мелькает зелёная кофта Чары, и я следую за ней.

Я бегу так далеко и быстро, как только могу, и ничего не замечаю. Вдруг земля под ногами пропадает. Я машу руками, вроде, за что-то хватаюсь, но всё равно падаю. Мои глаза настолько раскрылись, что проявились слёзы. Мне не верится в происходящее, и я отчаянно хватаюсь за воздух, пока не плюхаюсь в кучу листьев на высокой скорости.

Примечания:

Скетчи со спойлерами к этой части: https://vk.com/wall-206327178_558

---

Глядя в отверстие в потолке, Фриск медленно дышит через зубы и смотрит, как встревоженные ею листья кружатся в воздухе и мягко приземляются.

— Ай, — фальшиво выдаёт девочка.

Фриск неуклюже поднимается. Голова кружится. Она отряхивается от налипших кусочков листьев и, наконец, замечает Чару.

— Давненько не виделись, — всё так же улыбается дух. — Кстати, у тебя в волосах листья.

— Почему ты всегда исчезаешь, когда я в тебе нуждаюсь? — Фриск взъерошивает волосы. Удостоверившись, что больше нет листьев, она обратно укладывает свою причёску.

— Для меня важно, что бы ты сама действовала и сама училась чему-то новому.

— Это не оправдывает, что ты меня бросила.

Фриск выходит на небольшую тропинку к табличке, которая гласит: «Не ходите по листьям!» На это она никак не реагирует и продолжает путь, следуя за Чарой. Девочка поднимается по лестнице и проходит дальше вперёд.

В следующей комнате находится деактивированная головоломка: камень стоит на плите, а сверху видна тёмная поднятая решётка. Фриск подходит к камню и с какой-то тоской смотрит назад. Чара, улетев вперёд, останавливается и спрашивает:

— Что такое, Фриски?

— Э-э-э, — Фриск некоторое время сомневается, но всё же говорит: — Могу я опробовать эту головоломку?

Чара смотрит на своего друга с не понимаем. Однако по взгляду Фриск понятно, что ей настолько любопытно, что она не сдвинется с места, если не получит одобрения. Дух выдыхает.

— Дерзай, — взмахивает она рукой.

Девочка обрадовалась и тут же сдвинула камень с плиты. Под громкий скряж и грохот опускается решётка, подняв немало пыли. Покалывающие вибрации в ногах ещё большее воодушевили Фриск. Чара молча наблюдала и улыбалась.

Следуя тропинке, Фриск идёт с куда большим энтузиазмом, пока Чара не останавливает её.

— Это снова ловушка с падением, — оглядывается дух назад и отлетает в сторону.

Только сейчас Фриск заметила, что «падающий пол» отличается от обычного: он покрыт полупрозрачной крестовой сеткой.

Человек осматривается: нигде нет обхода, а сама ловушка уж больно длинная, чтобы её перепрыгнуть. Значит, другого пути нет, разве, что назад.

— Нужно падать, мой друг, — щурится Чара, понимая, почему Фриск стоит на месте.

— Это точно? — девочка невольно улыбается, а её бровь подрагивает.

— Точнее некуда. Давай, — дух протягивает руку, — закрой глаза и расслабься.

Фриск проглатывает слюну и прислушивается к совету Чары. Она закрывается глаза, вытягивает руку и делает шаг вперёд. Внутри складывается чувство, будто её кто-то тянет на себя. Поддавшись этому ощущению, Фриск не замечает, как оказывается в куче листьев. Прошлое падение вышло неприятным, а это походит на приземление пушинки.

— Видишь? Стоит лишь немного довериться, — Чара предстаёт перед Фриск и сжимает запястье за спиной. — Осталось совсем немного, мой друг.

— Хорошо, — коротко отвечает девочка и подходит к лестнице, отряхиваясь от листьев.

Вернувшись, от куда упала, Фриск замечает трясущегося монстра, который прячется за стеной и изредка выглядывает. Невысокий, длинные серые волосы закрываю часть лица, руки и ноги тонкие, словно спички. Одет он так же, как и Фроггит: белый балахон с гербом. За его спиной виднеются полупрозрачные крылья насекомого.

— Это Плакселот, — говорит Чара. — Он может случайно НАПАСТЬ, если подойти к нему слишком близко. Не пугайся, если вдруг попадёшь в БИТВУ.

— Значит, по-другому никак, — выдыхает Фриск и уверенно подходит к монстру, что стал дрожать с большей силой.

— Привет, — робко улыбается она, — можно я пройду?

— Н-не… нет… Чужаков здесь не жалуют… — голос Плакселота становится всё тише и тише, последние слова он проговорил одними губами.

— Что? — не расслышала Фриск. Монстр закрывает голову руками и ещё больше уходит за стены. — Тебе плохо?

— Уйди!

Плакселот взмахивает рукой и направляет на девочку магию в виде бабочек — похоже на атаку Фроггита. Фриск от неожиданности отпрыгивает в сторону. Уже в битве монстр предстаёт перед в ней в полный рост. Он всячески избегает зрительного контакта.

Наученная горьким опытом Фриск выбирает «отдалиться» и отводит взгляд, надеясь, что противник будет себя чувствовать комфортнее. Плакселот начинает нервничать ещё больше и вовсе убегает из БИТВЫ.

«Ну… Ладно…» — Фриск пожимает плечами, не обращая внимание на истеричный смех Чары.

Путь значительно затянулся из-за длиннющего пустого полутёмного коридора, однако девочка не боялась, так как рядом был верный друг. Чара кувыркалась в воздухе и воодушевляла Фриск, когда последняя взглядом задавала вопрос: "А сколько это будет продолжаться?" Руины вызывали некий дискомфорт: тёмные углы, запах старых вещей, зелёные шипастые растения, обволакивающие стены и колонны, сухие хрустящие под ногами красные листья, замкнутое пространство. Всё это для Фриск новое и чужое, кой называют её местные монстры.

Человеческое дитя останавливается. Посреди водоёма расположена головоломка с шипами. Хуже моста и не придумать. Пока Фриск не начала сомневаться, Чара стала действовать:

— Фриски, я покажу тебе верный путь, а ты не бойся.

Этот дух так часто просит не бояться, что хочется сделать всё наоборот. Фриск не чувствует подвоха и наступает туда, куда встаёт Чара. И так каждую плиту. Шипы, словно игрушечные, мягко уходили внутрь от малейшего соприкосновения с стопой башмака. Пройдя ОПАСНУЮ преграду, Фриск смахивает пот со лба и оглядывается назад с мыслью, что хочет попробовать пройти этот мост сама.

* * *

— Фриски, смотри, тренировочный манекен! — Чара моментально влетает в куклу, похожую на собаку, без рук с вытянутой мордой и пустыми чёрными глазами. — Хочешь потренироваться в БИТВАХ?

Фриск посмотрела на манекен, он посмотрел на неё, и она прошла мимо, сказав, что не хочет.

— Ску-у-учна-а-а-я-я-я!!! — протягивает дух, глядя в уходящую спину человека.

Наконец, девочка добралась до выхода. Или входа. Фриск спускается по лестнице, смотря себе под ноги. Чара обиженно догоняет её. На это дитя удовлетворённо улыбается про себя.

Дальнейшее помещение походит на тёмную пещеру. Только тусклый свет пробирается через дыру и падает на поляну, усыпанную золотыми цветами с большими бутонами. Кажется, будто они блестят. Когда вокруг одни фиолетовые стены да красные кучи листьев, эти цветы услада для глаз.

— Ха, он себе не изменяет! — хмыкает Чара, сравнявшись с человеком.

Только после её слов Фриск замечает золотую макушку монстра с тёмными рогами и его зелёную кофту. Мужчина не сильно отличается от самих цветов. Азриэль сидит с прикрытыми глазами, Фриск медленно и бесшумно подходит к нему, выходя на свет и не понимая, что он здесь делает.

— Знаешь, именно сюда упал первый человек в Подземелье, а за ним и другие, — вдруг отвлечённо говорит Азриэль. Фриск не ступает на поляну, лишь слушает и смотрит на причудливую дыру в горе, напоминающую, что она находятся под землёй. — Всего упало в Руины восемь человек, а из леса их проходят ещё больше за куда меньший промежуток времени. Я был удивлён не меньше мамы, когда мы столкнулись с тобой на окраине Снежнеграда. Брошенные дети обычно теряются в ЗАСНЕЖЬЕ или их ловят и отдают под стражу.

Фриск не нравится, что её называют «брошенной» — это же неправда!

— И я не ожидал встретиться с тобой и тут, — с улыбкой хмыкает Азриэль. — Это навивает воспоминания, — наконец он поднимает глаза на человека.

— Это особенное место? — спрашивает Фриск.

— Умеешь говорить? — монстр улыбается шире, девочка на это замечание недовольно надувает щёки. — Ладно, ладно, — Азриэль поднимается на ноги и сходит с поляны, не раздавив ни одного цветка. Он останавливается и смотрит наверх. — Думаю, да, это особенно для меня место. Тебя проводить до дома?

— Нет, — мотает головой, — я сама.

— Как знаешь, — дёргает мужчина плечом и скрывается в темноте, пока Фриск провожала его взглядом.

— Хэй, Фриски, — появляется перед лицом Чара, — походи в округе, может даже душу мою найдёшь.

— Ой, я и забыла. Поэтому мы сюда шли?

— Да, так и есть.

«А больно падать с такой высоты?» — девочка продолжает изучать дыру в горе и обходит цветочную поляну.

— Твоя душа, она какая? — Фриск заглядывает под каждый лепесток, чтобы обнаружить левитирующее сердечко.

— Если ты про цвет моей души, то она красная, как и у тебя, — тянет улыбку Чара.

Вот только ничего красного не было в округе, даже намёка. Фриск смотрела внимательно, все углы проверила. От усталости она решается лечь на ту поляну с золотыми цветами, а Чара приземляется рядом. Было ощущение, что относительно прямые лучи солнца греют кожу или это самообман. Как минимум здесь Фриск чувствует себя умиротворённо, не удивительно, что Азриэль также сидел в этих цветах.

— Чара, могу я спросить тебя?

— Да, конечно.

— А ты попала в Подземелье отсюда?

— Думаю, да. Отвечая на твой дальнейший вопрос, скажу, что не помню ничего из своей жизни. Из живой жизни, с душой и телом. Единственное, что осталось в памяти, — это последние секунды, когда я умирала.

— Ясно...

— Считаешь это грустным?

— Немного, наверно.

Фриск приподнимается на локтях и поворачивается к Чаре лицом. Когда-нибудь она привыкнет к тому, что дух улыбается и говорит насмешливо, несмотря на тему разговора. Но, видимо, не сегодня.

— Что ты делаешь?

Вдруг из темноты раздаётся юношеский голос и тихие шаги. На секунду Фриск подумала, что это вернулся за ней Азриэль или любой другой монстр, пришедший на её односторонний разговор, раз никто не слышит и не видит Чару. К поляне подходит подросток с кудрявыми волосами цвета пшеницы, с хмурыми тёмно-зелёными глазами и разбросанными по круглому лицу веснушками. Одежда у него простая и местами потрёпанная: тонкая светлая кофта, оголяющая шею, закатанная на локтях, коричневые укороченные штаны и чёрные сандалии. Веснушки видны везде.

«Ч-человек…?» — этот юноша выглядит настолько нормально, что Фриск не могла подумать иначе.

— Эй, я вопрос задал! — вскидывает парень головой. — Подними свой зад с цветов и подойди ко мне.

Его тон вынудил Фриск нахмуриться. Он словно приказывает ей. Молча она встаёт и ступает на голую твёрдую землю.

— Получается, ты тот человек, которого привела Ториэль из Снежнеграда, ну, и как тебя зовут? — девочка отмалчивается. — А, точно, — закатывает он глаза и протягивает руку. — Моё имя Лютер, я тоже человек.

Фриск смотрит на ладонь Лютера с недоверием.

— Чего? — юноша осматривает свою ладонь и замечает, что она вся в грязи. — А, извиняюсь, — обтирает о штаны и делает шаг назад. — Просто пойдём.

* * *

Он странный. И мне он уже не нравится. Человек, а ведёт себя так, будто родился тут. Я иду за ним, потому что и так нужно возвращаться. Он шагает быстро, ели поспеваю. Радует, что Чара не исчезла, а осталась со мной.

— Поторапливайся! — поднимает он голос.

Мы останавливаемся у той ловушки с шипами. Примерно я помню правильный путь, однако Лютер хватает меня за руку и тянет за собой, а потом грубо отпускает на последних плитах. Отходит вперёд и оборачивается. Я устало схожу с моста.

— Вот, кто просил тебя заходить так далеко, а? — возмущается Лютер. — Если бы не просьба Ториэль, я бы и с места не сдвинулся. Идём дальше.

— Бесит, — шепчу я в сторону, на это Чара хихикает.

В том длинном коридоре Лютер и на секунду не успокаивался, болтал и болтал, а его голос становился всё тише и тише.

— Шумихи навела ты знатную! Фроггит с братом кричали наперекор, что ты убежала от них, Плакселот забился в угол и плакал там — мне пришлось их всех успокаивать, ёшкин пень. Ещё дядя Набстаблук сказал, что ты пробежала сквозь него. Это грубо, как бы! И ещё…

Наконец этот парень скрывается с моего поля зрения. Хоть на минуту, но я не буду слышать его бубнёж.

— Ты не говорила, что тут есть ещё люди, — тихо обращаюсь к Чаре.

— А ты не спрашивала, — она переворачивается на спину и так плывёт по воздуху. — К тому же, я хотела сделать сюрприз для тебя, удивлена?

— Это мягко сказано…

Коридор заканчивается, и я вхожу в комнату, где наткнулась на Плакселота. Задумчиво опускаю голову и думаю, что хотелось бы поесть да попить. И уйти из Руин, обратно в Снежнеград, к другу и тем братьям. С ними мне было спокойнее.

— БУ-У-У!!! — звучит напротив меня высокий голос.

Я поднимаю глаза и вижу кого-то полупрозрачного с тканью на голове, скрывающую часть тела, и нарисованными чёрными кругами. Первой мыслью было: «Это Чара балуется?» — а второй: «Да она же рядом со мной сейчас…»

Рука стягивает ткань и показывает мне лицо мальчика моих лет в белой майке и бледно-жёлтых шортах до колен. Он разочарованно смотрит на меня своими большими голубыми глазами и отлетает назад.

— Обло-о-ом! Она даже не поморщилась! — призрачный мальчик скрещивает ноги в воздухе и закидывает белую тряпку на плечо.

— А я говорил, что ты нестрашный, — мотая головой, отзывается Лютер. И улыбается.

«Это его друг?»

— Это Пьер, — тычет прямо в голову призрака. — В отличие от дяди Напстаблука он из Руин не высовывается. Поселился в какой-то развалюхе, да и жил так, пока я не появился.

— С тобой весело, а взрослые все скучные, — в ответ машет рукой, которая проходит через голову человека. — А тебя как зовут?

Это меня озадачило. Сейчас я не уверена, что готова к новым знакомствам и связям, потому что мне достаточно тех монстров, с которыми я подружилась в Снежнеграде. Хочется поговорить с Ториэль на эту тему.

— Молчишь? — не унимается Пьер. — Ты говорить умеешь? Она умеет говорить? — шёпотом обращается к Лютеру. — Может она, того, как Плакселот, боится новых лиц?

— Не, думаю, она просто не хочет с нами говорить. Идём дальше.

Теперь мы втроём куда-то идём. Или вчетвером, если Чара считается. Лютер перестал обвинять меня во всём на свете. И просто перешёптывается о чём-то с Пьером, хихикая и оглядываясь на меня. Мне же интересен сам Пьер — он призрак, но Чара тоже, вроде, приведение, и вижу её только я, так почему же так получается? Я настолько задумалась, что не заметила, как Лютер остановил меня у падающей ловушки.

— Здесь лучше голову не терять.

— В прямом смысле тоже, — дополняет Пьер, уходя под землю. — Буду внизу вас ждать.

— Я подтолкну, не бойся, — заявляет Лютер и кладёт ладонь на моё плечо.

Я мотаю головой и пятюсь назад. Лютер не отпускает меня и толкает на ловушку. Кое-как останавливаюсь у проваливающегося пола и выдыхаю, пока не получаю очередной толчок в спину. Из-за внезапного падения я вскрикиваю и переворачиваюсь в воздухе.

— ЛОВЛЮ, ЛОВЛЮ!!! — слышу голос Пьера и плюхаюсь в листья. — Упс…

У меня начинает болеть голова и слёзы накатываются. Недобро оглядываю призрака и его человеческого друга, который только что слез с лестницы. Лютера смешит мой вид.

— Сорян, новый человек, я не смог тебя поймать, — с грустью произносит Пьер.

— Но ты же призрак! Ха-ха-ха! — хватается за живот парень и громко смеётся.

— Я знаю, — разводит руками второй.

«Не смешно!» — поднимаюсь я, протираю глаза и отряхиваюсь от листьев. Быстрым шагом обхожу их и первой взбираюсь на лестницу. Обида давит внутри. Поднявшись, я продолжаю путь без них. Чара догоняет.

— Это просто детские шутки, Фриски! — возникает перед мной, но я прохожу сквозь её тело.

— Отстань, — сдерживаю голос.

Головоломка с камнем и решёткой, похоже, решена кем-то другим. Думала, сдвинуть камень и быстро проскочить вперёд, чтобы в ответ подшутить над ними, однако не решилась. Шутки это не моё. У прохода стоит бледно-розовый монстр с одним глазом посреди лица, широкой ухмылкой и направленными вверх красными волосами. На вид подросток в тёмной ободранной на концах футболке без рукава и широких штанах. Когда я захотела попросить его отойти, он набросился на меня, и всё вокруг снова потемнело.

«Да сколько можно?!»

Судя по всплывающему окошку над кнопками, этого монстра зовут Лукс. Он игриво произносит, показывая мне язык: «Не дразни меня!» Не хочу разбираться с ним. В действиях выбираю «не дразнить», раз он попросил.

— Да-а, именно так! — выдыхает Лукс.

Только на этом БИТВА не завершается.

Появляются странные сферы. Они двигаются змейкой. Подсознательно понимаю, что это не игрушечные мячи, и убегаю от них, следя за границей невидимых стен. Всё же их становится слишком много, и я сталкиваюсь с одним.

Душа, что всё время следовала за мной, возвращается внутрь меня. Руки и ноги немеют, дышать сложно. Рядом появляется дрожащая полоска. Через пару секунд мне становится лучше. Прячущийся за тканью футболки медальон нагрелся. Пусть я не пострадала, неприятное ощущение осталось, будто всё рвалось на кусочки и сшивалось обратно.

Лукс шокирован произошедшим и не улыбается теперь. Его имя горит жёлтым. Я жму на «пощаду».

— Чё эт было? — хмурит единственную бровь монстр. Потом заглядывает за мою спину, сплёвывает под ноги и уходит, бурча что-то под нос.

Я оглядываюсь. Лютер с Пьером выглядят очень обеспокоенными. Они переглядываются между собой и приближаются ко мне.

— Эм, ты же знакома с БИТВАМИ, не так ли? — кладёт руку на плечо и тут же убирает.

— Возможно, — тихо отвечаю я.

— О БОЖЕЧКИ! — удивлённо вдыхает Пьер.

— Помолчи, чувак, — шикает на него Лютер. Призрак закрывает рот обеими руками. — Так вот, наверняка, ты видела кнопку «АТАКА». Ты… нажимала на неё?

— Нет, — честно говорю я.

— Лют, у неё же оружия нет, чтобы атаковать, — Пьер делает круг вокруг меня.

— Да, я не подумал, — стыдливо парень гладит шею. Похоже, Лютер не такой вредный, каким он показался сначала. — Эй, — кидает в мою сторону, — пойдём, я по дороге объясню всё про БИТВЫ.

* * *

— В общем, здесь принято всё решать через БИТВЫ. Вообще ВСЁ. Также у монстров и людей в Подземелье появляются ОЗ или Очки Здоровья. Монстры обычно придерживаются определённых правил, что полоска здоровья не должна опускаться до нуля и так далее. А вот только что упавшему человеку это невдомёк.

Санс уже говорил мне что-то подобное, когда я давала ему то обещание. Думаю, в первый раз каждый может растеряться, ведь БИТВ нет на поверхности. Как и шкалы здоровья. Это только в играх.

— И я… — Лютер резко замолк, продолжая идти впереди меня. Пьер куда-то делся.

Лютер оборачивается, чем удивляет меня. Закатывает глаза, подходит и берёт за руку.

— Ужас, какая ты медленная! — недовольно говорит парень.

«Это ты просто быстрый,» — отвечаю ему про себя.

Весь путь мы молчим. Иногда встречались разные монстры: Люкс, Фроггит со своим братом, ещё кто-то, которого я ни разу не видела. Долго на них засматриваться Лютер мне не позволил и ускорил шаг. В какой-то момент нам пришлось бежать, пока мы не вернулись к тому тёмному проходу, что скрыт тканью.

— Пошли, — дёргает меня туда Лютер. Я боюсь и отступаю назад, но он силой ведёт за собой.

Ранее чернеющая дыра в стене оказалась просторной площадью с множеством самодельных палаточных домов. Сюда почти не попадает свет, и окрестности освещают высокие фонари. Монстры тут же обращают на нас внимание.

— Я вернулся! — оглашает с улыбкой Лютер. Я прячусь за его спиной.

К нам подходят уже знакомые братья: Фроггит с Рофггитом. Когда они только успели вернуться или есть ещё какой-то проход? Фроггит заглядывает за спину Лютера, щурясь. Рофггит удивлённо хлопает глазами.

— Ква, я видел Ториэль, похоже, из Снежнеграда вернулась, — монстр не перестаёт на меня смотреть. — Ещё с пакетом продуктов была.

— Блин! — взъерошивает Лютер волосы. — А она быстро вернулась. Нам тоже надо, — он поворачивается ко мне лицом. — Или осмотримся?

Я неуверенно качаю головой и сжимаю в ответ его ладонь. Постепенно привыкаю к нему. Это вызывает у парня улыбку.

— Фрог, постой с братом на шухере. На случай если Ториэль решит сюда зайти. Сделаете?

— Конечно, сделаем, — вскидывает головой Фроггит, Рофггит активно кивает.

Монстр в белом балахоне не спускал с меня глаз, пока не ушёл вовсе. Второй виновато поклонился и догнал брата. Похоже, такое обращения я заслужила своим побегом.

Лютер показывал мне всё. С каждым домом его связывала какая-то забавная история.

— Здесь братья Ггиты (Фроггит и Рофггит) живут. Их, кста, много. Как клонов. О, вот одни из них. Привет! — машет другим Фроггиту и Рофггиту. — Я так удивился, когда их всех собрал. Просто так, смеха ради.

— О, это дом Плакселота. Здесь только один живёт, пытается влиться в коллектив, только у него плохо получается. Когда я впервые с ним столкнулся, рассказал самую ужасную историю, которую только знал. Он месяц боялся ко мне подходить. Ха-ха!

— Минижеллы — это отдельная моя любовь. Они самые странные. Живут, где попало, едят всё, что не приколочено гвоздями, вечно молчат и ведут себя так, будто из ЖЕЛЕ состоят. Странные, но такие прикольные. Я около десяти минут с подобной троицей из стороны в сторону качался.

— Вегетоид — клёвый дед. Хотя я не знаю, сколько ему на самом деле, но, вроде, он даже застал времена, когда монстры ещё жили на ПОВЕРХНОСТИ. Он научил меня, как вести тут, ПОД ЗЕМЛЁЙ огород. У него острые зубы, причём не все дожили до этих дней. Ещё он чавкает громко и плюётся, когда ест.

— А тут Мигопс тусуется. Я долго не мог понять, что с ним не так: он всегда был таким тихим и замкнутым — но стоило мне зайти к нему в гости, как он оказался добрым и весёлым монстром. Даже танец мне исполнил. Клёвый чел. Ток его жучиные антенны на голове чудные.

— Лукс — это то ещё хулиганьё. Мы один раз так повздорили, что Ториэль ругала нас и лечила одновременно. Битва была не на жизнь, а на смерть! Но потом мы сдружились. Хотя до сих пор дерёмся, так, по-дружески.

— А вот здесь живу я.

Это одинокая треугольная палатка, за которой находится большой цветочный сад и две теплицы. Столько красивых цветов в одном месте я видела только на картинке и в окнах цветочного магазина. Даже пахнет травой и мёдом. Не уже ли он сам это посадил и вырастил? Лютер отпускает мою руку, встаёт на четвереньки и заползает в свою палатку.

— Места, конечно, маловато, — кряхтит оттуда, — но для сна сойдёт. От Азриэля слышал, что за Руинами следует Заснежье и там холодно. А раз холодно, то ни о каком саду-огороде речи идти не может, — Лютер наконец выползает и показывает мне лопатку и соломенную шляпу. — Во! В Подземелье это считается ОРУЖИЕМ и БРОНЁЙ. В шутку Азриэль сказал, что даже палкой можно убить. Жуть, да?

И в правду, жутко. Я глотаю слюну и киваю.

— Тó-то! — он поднимается, надевает шляпу и связывает две болтающиеся верёвочки.

— А почему ты тут живёшь? — всё же спрашиваю я.

— Ну-у-у! — стыдливо протягивает Лютер. — Ториэль предлагала жить в её доме, но я не захотел. Не привык к той обстановке и вообще к семье. Здесь с монстрами я чувствую себя лучше. Меня ничто и никто не ограничивают, а Ториэль слишком опекающая, понимаешь? Она обращается со мной как с ребёнком, нянчится, сюсюкается — не моя тема. Для неё это будто долг — стать мамой для упавшего, несчастного ребёнка. Только я понять не могу, зачем, с какой целью?

— Лютик, лютик! — вдруг бежит к нам Фроггит, а точнее прыгает как лягушка. Лютер дёргается. — Там…

— Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! — агрессивно шикает на монстра, нервно оглядываясь на меня, и громко шепчет. — Я же просил!

Фроггит не понимает его, а Лютер делает серьёзный вид.

— Кхм, чего тебе?

— Там Ториэль вас зовёт, попросила передать.

— А я о чём, — обращается ко мне. — Такое часто случалось, особенно, когда я сам её не навещал. Эх… Спасибо, Фрог.

Лютер снова вёл меня за ручку. Мы быстро покинули тот лагерь монстров. А Ториэль ждала нас. Женщина расплылась в улыбке, когда увидела, как мы держимся за руки.

Ториэль одета по-другому: фиолетовое платье, на котором изображён герб, с высоким воротником и белыми широкими рукавами. Ей этот наряд подходит, она кажется моложе.

— Как брат с сестрой, хих, — хихикает она в ладонь.

— Глупости! — фыркает Лютер и закидывает обе руки за голову. — Ты просила приглядеть за ней, я и приглядел.

— Да, да, молодец, Лютик! — улыбка Ториэль становится шире.

— Лю-тер. Лютер! — чётко проговаривает парень и отворачивается. — Никаких произвищ и имён больше не знаю!

— Для меня ты всё равно Лютик.

На это Лютер раздражённо выдыхает. Действительно, как мать с сыном. Мне грустно смотреть на них. Видно, что они близки. А где-то там, в Снежнеграде меня ждут Папирус и Санс, которых я молча бросила. С ними я могла забыть про все проблемы и просто веселиться, я всегда знала, что они придут на помощь, поддержат в сложную минуту. Как и бывает в семье.

«Но они же не моя семья…» — руки сами опускаются. — «И они не должны ждать меня. Они не должны были помогать, ведь верно?..»

— ФРИСК!!! — Папирус так резко проснулся, что навернулся с дивана вниз.

Приподнимаясь, парень кряхтит, встряхивает головой, осматривается. Он спал на диване, значит, то не было сном. Фриск действительно убежала. Монстр не хочет верить, что кто-то мог её украсть, это практически невозможно. Никто из Снежнеграда не поступил бы так. Папирус сжимает в пальцах одеяло, которое специально для человека купил Санс, и пытается сдержать порыв слёз. Его спина подрагивает от прерывистого дыхания.

Снимая фартук, с кухни выходит Санс. Он слышал, что его братишка проснулся и упал с дивана, и по этой причине не отходил от плиты, помешивая кашу, рецепт которой он нашёл в тетради младшего. Каких-то идей для завтрака у него больше не было, учитывая бессонную ночь.

— Вставай, Папирус, я почти закончил с завтраком, — Санс садится напротив брата и выдавливает из себя улыбку.

— Я… я… — хрипло подаёт голос Папирус и вдруг осознаёт: — Стоп. Ты готовишь?!

На это старший лишь комично пожимает плечами, прикрыв веки, и протягивает руку.

Завтракали они в тишине. Папирус несильно хотел есть, особенно после пережитого вчера, но он ел, так как Санс давно не готовил для них двоих. Каша получилась пересоленной и слишком жидкой.

— Она хоть съедобна? — старший видит, как лицо младшего корчится от каждого прожёвывания.

— Ну… Сойдёт, — неуверенно отвечает Папирус.

И снова тишина, которую разбавляли вздохи обоих братьев и стуки металлических приборов о керамическую посуду. В такой обстановке и не скажешь «как дела?», «как спалось?» или «на улице хорошая погода».

Санс пялился на содержимое тарелки и постоянно помешивал вилкой — его не смутило, что он взял не тот столовый прибор. «Как-то непривычно,» — подмечает младший брат. Действительно, отсутствие Фриск изменило всю обстановку в доме, никто даже свет не удосужился включить.

— Эм, Санс, ты ешь вилкой, — наконец, замечает Папирус, когда старший подносит обмазанный в каше прибор ко рту.

— А, точно… Хех, — смеётся сам с себя, — я и не заметил.

Он встаёт из-за стола и берёт с кухни среднего размера ложку, попутно сполоснув лицо холодной водой. Из-за недосыпа его ходьба стала ленивее и медленнее. Санс садится обратно на свой стул и продолжает ковыряться в каше.

— Ну-у, эм… — начинает Папирус, не зная, стоит ли напоминать о человеке.

— Да, насчёт Фриск, — а Сансу и не нужны были его слова, он и так всё понял, — я теоретически знаю, где она. Вчера на окраине города её нашла Ториэль, поэтому мелкой не было ни в Заснежье, ни в Водопадье.

— Ясно… — расслабленно выдыхает Папирус. Накатываются слёзы, которые парень с улыбкой смахивает руками. — Ха, ясно… Тогда, раз Фриск у Ториэль, то что делать нам? Как Киду об этом рассказывать? Он тоже будет волноваться.

— Думаю, ничего пока не нужно делать, — молвит Санс, подперев голову ладонью и прикрыв глаза. — У нас будут проблемы, если кто-то ещё узнает, что Фриск — это человек. К тому же эта леди даже общаться с нами не будет, поверь. Из-за меня она и на тебя злобу держит. И тебе не кажется, что Фриск с ней будет лучше, м?

— Я… я не знаю.

Папирус резко встаёт и уходит на кухню. Кладёт тарелку в раковину, включает холодную и тщательно умывает лицо. Обоим братьям стоит прийти в себя. После вчерашнего у него разболелась голова, он ели сдержался, чтобы не наговорить Сансу всякого, потому что старший в каком-то смысле прав. Ториэль же мать, женщина. Ей будет куда проще с человеческой девочкой. Но они двое тоже не пустое место для Фриск. Папирус закрывает кран и взлохмачивает волосы мокрыми руками.

«Я хочу знать, что именно нужно Ториэль от Фриск и что важно для самой Фриск!» — решительно настроился парень.

Когда Папирус вернулся в гостиную, Санса уже не было. Тарелка так и стоит полной, а ложка тонет в каше. Его куртки нет не вешалке, но она точно там была. Или нет? — Папирус толком не помнит.

— Эх, — выдыхает парень, поставив руки на пояс. — Ладно!

Он прибирается на кухне, складывает постельные принадлежности Фриск, одевается и отворяет входную дверь.

— Эй, Папирус, — внезапно раздаётся голос Санса за спиной, младший не успел даже через порог переступить. — Я запрещаю разговаривать с Ториэль, особенно насчёт Фриск. Или ты думаешь прогулять школу?

— Не-е-е-е-е… — протягивает Папирус и медленно оборачивается, — …е-е-ет? — морщится под конец. Санс на это хмуро и натянуто улыбается.

— Папирус.

— Да что! — возникает младший брат. — Она и так всё узнает — какая разница как?

— Большая. Не лезь в это, — открещивается старший и убирает руки в карманы куртки.

— Я немаленький, Санс! — возвращается в дом Папирус. — Хватит ни во что меня не ставить!

— Маленький, — кратко отвечают ему. Монстр обходит брата.

— Нет, я уже выше тебя!

— Это не показатель. Ты либо сидишь дома, либо идёшь в школу — всё, — Санс захлопывает дверь.

— Да что… ВОВЗАЛЛЩ! — невнятно бормочет Папирус, топчется на месте и бросает шапку на пол. Садится по-турецки и скрещивает руки на груди. — Надоел! Я не уйду тогда отсюда! Вообще с места НЕ СДВИ-НУСЬ!

* * *

По светлым улицам Снежнеграда продвигается Ториэль. Она улыбается и здоровается с прохожими, чем удивляет местных монстров. Её путь заканчивается у магазина одежды под названием «Снежные лапки». Дверь открывается, звенит колокольчик. Молодой продавец с персиковым цветом кожи в тёмно-коричневом комбинезоне и карамельной рубашке, рукава которых закатаны до локтей, складывает рулоны ткани на квадратных стелажах. Длинные заичьи уши сложены на затылке, констрастируя с короткостриженными двухцветными волосами: одни пряди бледно-фиолетовые, другие белые. Монстр оборачивается на звон и не успевает договорить типичную фразу «Доброе утро», как выпучивает глаза на радостную Ториэль.

Женщина осматривает помещение, окрашенное в приятных тёплых тонах, стеллажи, длинные вешалки с одеждой. Продавец приводит себя в порядок и подходит к клиенту.

— Здравствуйте, я могу вам помочь? — улыбается монстр.

— Да, мне нужен комплект одежды, — Ториэль отвечает, немного задумавшись. — Для девочки.

— Тогда следуйте за мной.

Парень ведёт женщину за собой. У него в голове много мыслей, и он не знает, что сказать монстрихе и как. Ториэль внимательно слушала консультацию продавца насчёт того, что может понравится девочке школьного возраста. Монстр благодаря беседе смог успокоиться и стал более открыто общаться.

— Непривычно видеть вас без Азриэля, — продавец аккуратно складывает покупку в бумажный цветной пакет.

— Мне тоже было непривычно. Снежнеград — всё же, очень милый город. Столько приятных монстров, — Ториэль закрывает кошелёк и убирает в сумку.

— Я рад, что вам нравится. А если не секрет, что за девочка? — парень ставит локти на кассовый стол и с любопытством улыбается. Его уши выпрямились, готовясь улавливать каждый звук. Ториэль не может больше держать всё в себе, она будто ждала подобный вопрос.

— Я приютила одного одинокого монстрика, — стесняясь, отвечает она.

— Одинокого? Её родители бросили?

— Думаю, да, но девочка молчит, не хочет разговаривать. Я так давно с детьми не контактировала.

— Если так вышло, что она сирота, то ей нужно время, Ториэль.

— Твоя правда, дитя, — женщина грустно улыбается. — Ох, мне тоже нужно время! — мотает она головой, отбрасывая негативные мысли.

— Тогда погуляйте по городу и зайдите в Лавку. Там продаётся самый вкусный какао — очень советую.

Приняв совет, Ториэль прощается и вспоминает, где именно находится эта самая Лавка.

Женщина с кроличьими ушами прощается с очередным покупателем. Ожидая, что придёт ещё кто-то, она подставляет под щеку ладонь и прикрывает глаза. В голове всё ещё крутились рассказы Санса.

— Как же так, Фриск..? — бормочет монстриха. Открывается дверь. — Здрасте, — лениво выпрямляется она и тут же навостряет уши.

Ториэль неловко проходит внутрь помещения и медленно подходит к хозяйке. Лавочница протирает глаза, моргает и вскакивает на ноги.

— О-о-о, Ваше Бывшее Величество, какими судьбами в моей Лавке? — она выходит навстречу новому покупателю, но старому знакомому.

— Хватит этого «бывшего величества», просто Ториэль, — смущённо улыбается женщина, прижимая к груди бумажный пакет.

— Никак не отвыкну, — тянет улыбку Лавочница, замечая, что Ториэль сегодня другая. Счастливая, что ли. — Вы же не просто так сюда зашли?

— Конечно. Мне посоветовали ваше какао, хочется попробывать.

— Агась, сейчас будет, — хозяйка отходит от прилавка.

— Буду очень признательна, — отвечает Ториэль, слегка кланяясь.

Они обе разговорились за чашечкой горячего какао. Раньше в Лавку заглядывал только Азриэль, Ториэль, его мама, почти не взаимодействует с жителями Снежнеграда, поэтому и не посещает подобных мест, исключая библиотеку. В разговоре она много говорила о книгах и их разнообразии на местных полках.

— Сегодня какой-то особенный день, — произносит с мягкой улыбкой Лавочница.

— Ты так думаешь? — чайной ложкой размешивает остатки какао Ториэль.

— Конечно! Сначала ко мне наведывается один парнишка, а потом Вы. Ночь будет тёплой — я готова поспорить.

— Парнишка? А, точно… — отводит взгляд Ториэль.

— Что-то случилось? — замечает изменённое поведение Лавочница.

— Нет, нет! Не беспокойся, милая! Я пойду. Спасибо за всё.

Ториэль берёт свои вещи и спешно покидает Лавку.

— Приходите ещё! — кричит хозяйка ей в спину.

«Ночь определённо будет тёплой,» — чешет женщина за ухом.

* * *

За обеденным столом сидят три существа: два человека и один монстр. Если бы не коричневые рожки Ториэль, то можно было подумать, что мать проводит время с дочкой и сыном. Женщина, сидя напротив Фриск, улыбается ей, а человеческий ребёнок смотрит в сторону и поджимает губы. Лютер качается на стуле и ковыряет во рту зубочисткой.

Прогулкой по городу Ториэль решила сделать первый шаг к изменениям не только ради неё и сына, но и ради этих двух человеческих детей. Глядя на Фриск, она видела в ней словно свою дочку: такая маленькая, такая беззащитная, такая одинокая. Было в ней что-то необычное, за что хотелось бы меняться и бороться.

— Дитя, — начинает Ториэль, — что бы ты хотела на ужин?

А Фриск молчит, не поднимая глаз. Ей всё ещё не хватает решимости, чтобы высказать своё мнение.

— Тори, ты хоть в курсе как её зовут? — садится нормально Лютер и указывает на Фриск.

— Оу, нет, не знаю, милый, — слегка расстроенным голосом отвечает Ториэль. — Она и тебе не говорила?

— Не, молчит как рыба, — косо смотрит на девочку, что делает вид, будто её тут нет. — Может прозвище ей придумаем? Что-то типа «рыба» или «цыплёнок» — она чем-то на цыплёнка смахивает.

Лютер хитро улыбается, думая, это выведет Фриск хоть на какой-то разговор, но она лишь надувает щёки и вжимает голову в плечи.

— Хотелось бы по имени звать девочку, ты так не думаешь, моё дитя? — Ториэль вновь пытается разболтать Фриск. А человеческое дитя продолжает упрямиться.

Девочка встаёт из-за стола, в качестве извинений кланяется и уходит в предоставленную ей комнату.

— Какие мы недотроги, — появляется из ниоткуда Чара и догоняет Фриск.

— Отстань, — шёпотом отвечает человек и спокойно закрывает дверь. Дух проходит сквозь неё.

— Что я ни скажу, так «отстань». Это не хорошо, Фриски, я не могу оставить тебя, — Чара прокручивается в воздухе. — Как и ты не может не принять чужой помощи.

Фриск смотрит на девочку, как бы задавая вопрос.

— Да, да, мой друг. Если бы те братья не приняли тебя в дом, ты бы не стояла тут, а скорее лежала ледяной статуей в снегу. Если не мой медальон, то ты бы не пережила ту атаку Лукса. Благо, остались лишь неприятные воспоминания. Если бы Ториэль и Азриэль не привели тебя в Руины, то было бы не сладко в Заснежье. Да и Лютер проделал не малую работу. Понимаешь, Фриск?

Фриск нечего сказать, ведь всё это правда. Она сама ни на что не способна, и лишняя упрямость всё только усугубит.

Девочка отходит от двери и садится на кровать, где стоит цветной бумажный пакет, что принесла Ториэль. Фриск запускает туда руку и достаёт тонкую голубую кофточку с белыми снежинками. За ней следуют джинсовый чёрный комбинезон с юбкой и пару гольф с голубо-розовой полоской. Фриск аккуратно раскладывает новые вещи и едва сдерживает эмоции.

— Чего же ты боишься, Фриски?

Чара и сама знает ответ, но всё равно хочет знать, как Фриск отреагирует на этот вопрос и что скажет. Ей очень интересна человеческая девочка, что обладала невероятным везением и способностью притягивать к себе самых разных личностей.

— Чего я боюсь…? — дитя повторяет сказанные ей слова и поднимает взгляд на духа. Чара положительно кивает. — Я… боюсь остаться одной.

Столь очевидный ответ удивил вечно улыбающегося духа.

— И я боюсь, — вдруг дополняет Фриск, — боюсь бросать своих друзей здесь. В этом Подземелье.

— Это довольно мило, мой друг, и похвально. Если нужна будет помощь, — Чара приближается и прислоняет полупрозрачную ладонь к груди девочки, где за тканью футболки скрывается золотой медальон, — я её окажу. Только и ты должна стать ближе к другим. Они же хорошие монстры, не желающие навредить тебе.

— И-и-и, — протягивает Фриск, слегка улыбаясь, — давно ты так хорошо о ком-то отзываешься?

— О чём ты? — округляет призрачная девочка глаза.

— Обычно ты говоришь, что кто-то полезен, или предупреждаешь об опасности.

— Не было такого, — дух невинно хлопает ресницами.

— Было, — хмурится Фриск.

— Не-а.

— Да.

— Закроем эту тему, хорошо? — Чара хлопает в ладоши, но звука нет.

* * *

В Подземелье я нахожусь больше месяца, и мне ни раз хотелось вернуться домой, просто потому что там спокойно. Не было ни каких ловушек, странных существ, жестоких законов. Не было лжи и замалчиваний. Это надоедает.

Вчера я не вышла на ужин, хотя Ториэль и Лютер звали меня. И сегодня валяюсь на кровати, смотрю в потолок. Чара находится рядом, и ей очень скучно, но она молчит, поддерживая меня. Думаю, она права. Если я решаю остаться здесь, то стоит быть дружелюбной. Но как начать? Может поздароваться и представиться? Или ещё рассказать правду о том, как я жила с теми братьями? Или просто рассказать о себе?

— Эй, ты там жива? — вдруг раздаются стуки по двери и голос Азриэля. — Слушай, если ты не будешь есть, то мне придётся вскрыть дверь. Не заставляй нас злиться, малышка, — это звучит как детские угрозы.

Я приподнимаюсь, сползаю с кровати и подхожу к двери. Отворяю её и выхожу в коридор. Азриэль с улыбкой хмыкает. При обычном свете он выглядит иначе. Там, у поляны золотых цветов он был задумчивым и одиноким. А сейчас кажется, что повеселел и полон сил.

— Стоило лишь пригрозить, как сразу вышла, — качает Азриэль головой. — Надо маме сказать. Пойдём.

Я следую за ним. Азриэль идёт медленно, не оглядываясь. Мы заходим в гостиную, где на большом светлом кресле сидит Ториэль и читает книгу. Она отвлекается, когда видит своего сына, и мягко улыбается. Я выглядываю из-за спины монстра, чем удивляю женщину. Азриэль хлопает меня по голове и говорит:

— Зов природы. Что у нас из еды осталось?

Его рука сильно давит мне на голову, но у меня никак не получается её убрать, и я недовольно пыхчу.

— Оу! — восклицает Ториэль и прикрывает рот ладонью. — Думаю, остался ирисково-коричный пирог, а также немного запечённой картошки с мясом. А, ещё тарелка куриного супа — Лютик так и не доел свою порцию, — хихикает она.

От одних названий журчал мой живот и текли слюни. Поесть мне правда не помешает. Азриэль подталкивает меня вперёд, к Ториэль. Женщина вопросительно хлопает ресницами, смотря то на сына, то на меня.

— Я… я… — мнусь на месте и не знаю, куда и на что смотреть. — Я бы… хотела поесть, — тихо и стыдливо проговариваю.

Позади смеётся Азриэль и взъерошивает мне волосы. Чего всех так тянет к моей голове? Ториэль утирает глаза и приподнимается.

— Конечно, дитя, дай мне пару минут, — она отходит к кухне.

— Подождите! Я… — делаю шаг вперёд. Женщина оборачивается. — Меня зовут Фриск.

— Хм! — по лицу Ториэль расплывается добрая материнская улыбка. — Приятно познакомится, Фриск.

Монстриха, наконец, покидает гостиную. У меня внутри потеплело от её улыбки и голоса, которым она говорила. Я захотела задать вопрос Азриэлю. Поэтому резко оборачиваюсь и вскидываю головой. Но вижу лишь испуганное лицо. Он сжимает кулаки настолько сильно, что руки дрожат. И глаза бегают по комнате.

«Что-то случилось?» — интересуюсь про себя, медленно подхожу и дёргаю его за край кофты. Азриэль внезапно вдыхает и опускает на меня взгляд.

— Хах! — усмехается он и запускает пальцы в золотые волосы. — Хэй, малышка, всё нормально. Я просто плохо спал.

Как бы Азриэль не старался скрыть правду, получалось у него ужасно. Даже мне понятно, что он врёт.

— Может, — начинаю я, — ты тоже хочешь есть? — это первое, что пришло мне в голову.

— Думаю, от кусочка маминого пирога не откажусь, — с улыбкой Азриэль прикрывает глаза и подходит к обеденному столу.

* * *

Монстры очень странные. Пусть внешне они и похожи на людей, есть в них что-то другое. Мне сложно сказать, что именно. Они словно более человечны, как бы это смешно не звучало. Что Папирус, что Ториэль, они, не думая, сразу приняли в свою семью чужого ребёнка. Даже если бы я им ничего не говорила, ни ела, ни пила, они бы не отказались от меня и сделали всё возможное, чтобы я им доверяла. Этим они мне привлекательны.

— Глупая! Что ты делаешь?! — кричит Лютер. — Перед тем, как выдернуть сорняк, сначала землю прорыхли, чтобы корни спокойно вытаскивались — я кому это талдычил десять минут назад?!

Я злобно посмотрела на его. Так и хочется сказать что-то неприятное в ответ. Меня не должно быть здесь, но он насильно потащил за собой, когда Ториэль ушла с Азриэлем. Теперь я капаюсь в грядках и неправильно выдёргиваю сорняки.

— Работай, давай, мелкая! — мальчик поправляет свою соломенную шляпу.

— Я и так работаю, — бурчу под нос и дёргаю первый попавшийся сорняк. — И у меня есть имя!

— Вчера у тебя ещё не было имени, Фриск, — Лютер садится рядом на корточках.

— Было, просто никто его не знал.

— Значит, не было.

— Было.

— Не было.

— Бы… ло!

Как только я хотела вновь возразить Лютеру, мне ударили по голове, а потом получил и он. Мы одновременно обернулись назад. Вегетоид злобно улыбался во все оставшиеся зубы и крепко сжимал дрожащие зубы. Я впервые повстречала настолько старого дедушку — именно так он просит себя звать. Кожа монстра красная, как у морковки, с тёмными бородавками и большими морщинами. Болотных волос почти не было на голове, которую Вегетоид прикрывает белым платочком. Дедушка закатывает рукава голубой клетчатой рубашки и подтягивает тёмные штаны с большими карманами.

— Чево эт вы тут устроили?! — выпучивает он глаза и раздувает ноздри.

— Да нормально всё, — шипит Лютер, снимая шляпу и протирая ушибленное место. Я тоже прикасаюсь к шишке на голове и болезненно выдыхаю через зубы.

Потом мы продолжили работу молча. Дедушка Вегетоид капался в земле вместе с нами. Он рассказывал о пользе тех или иных овощах и фруктах, и его было интересно слушать. Я ни раз отвлекалась, чтобы посмотреть на старого монстра, который с кривой улыбкой говорил об любимом деле. Лютер бухтел себе под нос, что уже всё это слышал, но для меня это было чем-то новым.

Будучи полностью в земле и кусочках растениях, я устало утираю с лица пот и осматриваю очищенные от сорняков грядки. Даже приятно на душе стало.

— Э-эх! — протягивает Лютер и выгибается назад в спине. — Сегодня прям много сделали!

Я не знаю, что на это ответить, поэтому просто качаю головой, снимаю перчатки и предлагаю их парню. Он удивлённо смотрит на них. Закатив глаза и цокнув, берёт их и запихивает в карман.

— Ты сейчас домой идёшь? — спрашивает он и отряхивает руки. Меня напрягло слово «дом».

— Да, наверно, — задумавшись, отвечаю я. — А что?

— Да ни что.

Лютер идёт к своей палатке, я следую за ним. Вдруг он останавливается.

— Эм, Фриск, — начинает парень, а потом дополняет спустя недолгое молчание: — Я не пойду с тобой, и скажи Ториэль об этом.

— А почему? — мне кажется, будто ему нехорошо.

— Прост не хочу — вот и всё. Можешь прям так передать ей. Она поймёт.

— Но всё же, почему?

Я обхожу Лютера, чтобы взглянуть ему в лицо. Он смотрит на меня с непониманием и внезапно хмурится.

— Я сказал, почему. И семилетке я не обязан объясняться, ясно? — скрещивает руки на груди и вкидывает подбородком. Я раздражённо надуваю щёки. — Чего? Лицо сделай попроще.

— ЛЮ-У-УТИ-И-ИК!!! — доносится с огорода голос Вегетоида. — Будешь маленькую обижать — я тя на суп пущу!!!

Лицо Лютера в момент мрачнеет. Для старика, что трясётся и пускает временами слюни, у Вегетоида хороший слух и чутьё.

Примечания:

Если видите какие-то ошибки, не поленитесь потыкаться в публичной бете. Я буду очень признательна.

---

Жители Руин быстро приняли Фриск как свою. Будто и не было никаких разногласий. Не было войн и законов. В Руинах всё по-другому.

* * *

— Ты снова тут!

Лютер окрикивает Фриск, что преспокойно спит на поляне из золотых цветов. Её манит к этому сказочному и таинственному месту, и она не может объяснить эту тягу. Нехотя девочка приподнимается и протирает глаза. Она не удивлена, что Лютер нашёл её и вновь кричит.

— Сколько время? — спрашивает дитя.

— Время обеда! Почему я должен искать тебя? — парень подходит широкими шагами ближе. — И хватит спать на цветах! Ты их помяла!

Он хватает Фриск за локоть и дёргает вверх, чтобы она поднялась. Девочка недовольно хмурится и пыхтит. Лютер тащит её к дому Ториэль, крепко сжимая ладонь. Фриск пытается поспевать за его темпом и часто оступается, но Лютер успевает подхватить её. «Как старший вредный брат,» — думает про него девочка. Однако ей очень приятно, что он, пусть и по-своему, заботится о ней.

Что же про Ториэль? Фриск видит в ней хорошую мать, милую женщину. Она считает её той самой бабушкой из соседней квартиры, что всегда давала ей конфеты за помощь и трепала за щёки.

— Сначала Азриэль, теперь ты, — бурчит Лютер и тянет Фриск за собой. — С той поляной что-то не так? Она мёдом помазана?!

Сегодня он злится пуще прежнего.

— Там красиво, — тихо отвечает девочка. — И спокойно.

— Мы в Руинах, мелкая, здесь ВЕЗДЕ спокойно и красиво.

Фриск не знает, как объяснить точнее, и замолкает. Лютер замечает это, раздражённо выдыхает и сбавляет темп. Вместе они заходят в комнату с сыром. Если пройти дальше, то будет ещё одна дыра, занавешанная кирпичной тканью в цвет Руин. Лютер ведёт Фриск туда. Девочка почти ничего не видит — настолько там темно. Идут они медленно и, наконец, достигают освящённого участка. Фриск невольно распахивает глаза. Мягкий свет с поверхности блестит на красных листьях ещё молодого тёмного дерева. Подле его корней преспокойно растёт трава. Лютер отпускает руку Фриск и приближается к дереву. Девочка отходит от удивления и следует за ним.

— Если хочешь побыть в тишине, то приходи лучше сюда. Хватит валяться на тех цветах, — говорит парень, не оглядываясь.

Подойдя к дереву, Лютер местится среди корней и пришлашает жестом и Фриск присесть. Дитя с некой радостью присаживается на траву и проводит по ней рукой. Давненько она не ощущала колкость травы, её приятную прохладу. На мгновение Фриск облокачивается на ствол дерева и прикрывает глаза, как слышит голос Лютера:

— Слушай, у тебя же есть семья? Ну, или родной дом? Короч, ты поняла.

Фриск переворачивается на бок, спиной к собеседнику, да и последний не желал разговаривать лицом к лицу.

— Да, я бы хотела вернуться к маме и старшему брату.

— А я не хочу возвращаться на Поверхность. Здесь намного лучше.

Они оба молчат. Фриск оставалась при своём мнении, но и при этом была согласна с Лютером. Через какое-то время он продолжает:

— Я-то детдомовец. Своих родных я не знаю, ни с кем не дружу — и это нормально, — парень закидывает руки за голову и удобненько располагается. — А знаешь, почему со мной никто не дружил? Потому что садоводство — это бабское дело. Ни девчонки, ни пацаны меня не уважали, смеялись только. Ну и шут с ними!

Фриск это было знакомо.

— У меня тоже нет друзей, там, на Поверхности, — молвит она.

— Хм! — ухмыляется Лютер. — Получается, сестра по несчастью? Хах!

— Угу.

— Фриск, ну, даже так, ты всё равно хочешь вернуться? Ты же брошенный ребёнок.

«Не говори так,» — закусывает нижнюю губу девочка.

— Азриэль говорит, что взрослые намеренно бросают таких, как ты, детей в лесу, что у подножья годы Эббот. Они теряются и оказываются в лесу Заснежья.

«Это не так! Прекрати!» — Фриск закрывает уши руками и вжимает голову в плечи.

— Эй, Фриск! Я с кем разговариваю? — Лютер приподнимается.

Свернувшись в калачик, зажимая уши, Фриск тихонько плачет и мотает головой. Она не хочет плохо думать о своих родных. Её проще представить, что это случайность, простое недоразумение.

— Да ладно! Ты чего плачешь? Ёпт! — запнувшись за выпирающий из земли корень, Лютер добирается до неё и садится на корточки. Его лицо рефлекторно искривляется от одного вида плачущего ребёнка. Он не знает, что сказать и как успокоить.

— Эй, всё нормально будет, слышишь? — парень поглаживает её по плечу.

Чувствуя чужое прикосновение, Фриск принимает сидячее положение тела и шмыгает носом. Лютер морщится и одёргивает руку. Девочка активно дышит, утирает слёзы и сопли и обхватывает себя руками.

— Прости, ну, наговорил ненужного, — Лютер выдавливает из себя улыбку и пододвигается к Фриск. — Я же не со зла.

Вдруг дитя утыкается в грудь парня и сжимает его рубашку в маленьких пальцах. Слёзы по-новой скатываются по щекам. Лютер хлопает по её спине и нервно затягивает воздух через зубы.

— Я лишь хочу домой! Я не должна быть здесь! — ревёт Фриск. — Хватит так меня называть!

Она ещё могла принять тот факт, что будет жить с Папирусом и Сансом, но всё внезапно изменилось. Девочка ещё не адаптировалась к новым монстрам и среде. Дабы успокоить её, Лютер сильнее обнимает и говорит:

— Я тоже здесь не от хорошей жизни. Взойдя на гору, я отбросил всё, что держало меня на этом свете. Кто ж знал, что жалкие цветочки спасут меня от падения. Всё нормально, Фриск, никто тебя тут не бросит. Я этого не допущу — просто знай это.

Фриск практически не слышит его на фоне собственной истерики. В груди бешенно бьётся сердце, на душе не спокойно, чувствуется не хватка воздуха. Она держится за одежду Лютера, боясь пропасть и вновь оказаться одной.

* * *

Меня окружают хорошие монстры, и Лютер хороший, но я… Я просто не хочу оставаться тут надолго.

Когда Лютер успокаивал меня, я вспоминала крепкие и тёплые объятья Папируса, похлопывания по голове Санса, прогулки с Кидом, вкусные какао и печенья тётушки из Лавки. Мне их не хватает, однако я так и не поговорила с Ториэль. Ещё недостаточно решимости.

Лютер отстраняет меня за плечи и смотрит в глаза.

— Всё? Больше не плачешь? — серьёзно спрашивает он.

— М-м, нет, — мотаю я головой, чувствуя, как раскраснелись мои глаза и щёки, — больше не плачу.

— Так, а теперь улыбнись! — заявляет Лютер. Я на это хлопаю ресницами, не понимая. — У-лы-бай-ся! — он начинает меня щекотать, и я непроизновольно улыбаюсь и кручусь на месте:

— Прекрати! — пытаюсь убрать его руки, но он не унимается: щекочет и щипает бока.

— Так-то! — довольный своей победой Лютер вскакивает на ноги. — Теперь когда ты будешь плакать, я буду тебя щекотать! Вставай, давай, — протягивает мне руку, за которую я с радостью хватаюсь.

Мы возвращаемся в дом Ториэль и по пути натыкаемся на Набстаблука — ещё одного призрака, но в этот раз взрослого. Если Пьер живёт в Руинах и не хочет их покидать, то дядя Набстаблук приходит сюда, чтобы побыть в тишине и одиночестве. Хорошо его понимаю. Пару дней назад я познакомилась с ним и попросила прощения за то, что пробежала насквозь его. А он начал извиняться в ответ и вовсе исчез на глазах. Этим он напоминает Плакселота, перед которым я тоже извинилась.

Как я узнала, призраки — это самые обычные монстры с такими же, как и у других, душам, только без физической оболочки. Поэтому, выходит, что Чара единственный дух в Подземелье, который существует лишь на своей РЕШИМОСТИ. Возможно, это связано с тем, что она была человеком. Не знаю даже.

— Оу, дядя Набстаблук, — первым замечает его Лютер.

— Эм, привет, — высокий призрак в тёмном худи и прямых джинсах поправляет капюшон на голове, из-под которого торчат чёрные волосы и большие наушники.

— Здравствуйте, — кланиюсь я.

— О-о-о, и тебе привет… Эм… — Набстаблук неловко отводит взгляд. — Ну… К-как дела…?

— Хорошо, — шмыгаю я носом и ощущаю руку Лютера на макушке.

— Агась! — дополняет он.

— Ясно… Эм… Мне пора, — монстр начинает постепенно исчезать.

— Ага, пока.

— До свидание.

Переглянувшись, мы спокойно продолжаем путь. Лютер так же, как раньше, ведёт меня за ручку, словно мне пять лет, помогает с ловушками. Он стал более внимательным. Перед входом Лютер просит меня не рассказывать про то тайное место и что он довёл меня до слёз. Я согласилась, хотя и так не собиралась говорить лишнего. В гостиной нас встречает Азриэль. Казалось, убрать рога, и он ничем не будет отличаться от обычного человека. Но белый мех с золотыми ворсинками, покрывающий грудь и руки, раскрывает истинный вид монстра. Такой близкий по духу, но чужой. Не привычно видеть его в простой майке, без той зелёной кофты с жёлтой полоской.

— Приятно видеть, что вы сдружились, — Азриэль скрещивает руки на груди. — М-м, да, мама, если что, ушла в Снежнеград.

— С ней уже всё в порядке, раз она без тебя ходит? — Лютер обеспокоенно поглядывает на меня через плечо. — Ты ж сам рассказывал, что ОН ещё живёт там и работает.

«Он?» — задумываюсь я.

— С мамом спорить бесполезно, — выдыхает мужчина. — Когда она загорается какой-то идеей, её не остановить. Думаю, упрямость — это у нас в крови.

— Ага, упрямство и уверенность в том, что вы делаете как лучше, — парень закидывает руки за голову и поворачивается ко мне. — На самом деле, хорошо, что ты не попалась ЕМУ. Блин, имя не помню, — глядит в потолок и задумчиво морщится. — Азриэль, так там звали того часового?

— Ты… — доходит до меня, — про Санса говоришь?

Что монстр, что человек удивлённо уставились на меня. Я всё ещё мало знаю о Подземелье, о Королевской страже, о монстрах, что окружают меня. И мне это надоело. Я теперь не смирюсь.

— Санс — часовой Снежнеграда, нет? Я видилась с ним, — дополняю, видя, как они не верят в мои слова.

— Ха, забавно, — Азриэль гладит свою золотую щетину на подбородке.

— Подожди! — выставляет Лютер руки вперёд. — Подожди-подожди! То есть. Ты виделась… Как… Снежнеград… Я запутался, твою ж дивизию! — взъерошивает волосы и скрепит зубами.

— А ведь правда, как ты дошла до окраины Снежнеграда? — спрашивает Азриэль. Он будто всё понимает, но хочет услышать от меня ответ.

— Они — Санс и Папирус — спасли меня.

Вдруг Лютер разворачивает меня к себе и крепко сжимает пальцы на моих плечах:

— Эй, Фриск, какого чёрта ты молчала?! — он трясёт меня. Впервые вижу его настолько взбешённым. Никакое лежание и топтание цветов не выводило его из себя, как ЭТО.

— Прек-к-ра-т-ти-и-и! — мой голос прерывается, волосы бьют по лицу.

— Не прекращу! Ду-у-у-ура! Эх! — на какое-то время парень успокаивается. — Чего ты так внезапно расчехляешься?! Как давно ты хотела об это МОЛЧАТЬ?! — вновь мотает меня из стороны в сторону.

Я поглядываю на Азриэля, которого смешат наши разборки, в надежде, что он поможет мне. Несмотря на то, что он не хотел вмешиваться, монстр отводит Лютера за шкирку.

— Давайте нормально за стол сядем, с чаем, — Азриэль кладёт свою большую ладонь мне на голову и продолжает держать Лютера за одежду, — тогда Фриск ответить на вопросы.

— Только с Ториэль, — я убираю руку мужчины и отхожу назад.

— Маме лучше не знать, — сдержанно отвечает монстр. Лютер, поняв, что его больше не держат, приближается ко мне, хватает за плечо и тихо проговаривает:

— Ага, он прав, Фриск.

— Тогда объясните, что не так, — я опускаю голову, чувствуя нагнетающую атмосферу.

Раздаются шаги. Мои глаза становятся мокрыми, сердцебиение учащается. Они могут отговаривать меня, сколько хотят, но мне уже надоело молчать и делать вид, будто проблем нет. По лестнице из подвала поднимается Ториэль.

— Я дома! — оглащает она. — Оу, вы все тут.

Поднимаю голову. Женщина приглаживает назад волосы и с одышкой ставит сумку на пол.

— Ты зачастила ходить в Снежнеград, — Азриэль идёт к ней на встречу. Лютер с поджатыми губами смотрит на меня, словно просит меня молчать. Я отворачиваюсь от него и тоже выхожу в прихожую.

— Сегодня там хорошая погода. Нам стоило вместе прогуляться, — с улыбкой произносит Ториэль. — Привет, Фриск, — обращает на меня внимание.

— Привет, мы можем поговорить?

— Конечно, дитя, — она хлопает глазами, поглядывает на сына и слегка хмурится. — Я сейчас переоденусь, а Азриэль пусть заварит чаю. Да, милый?

— Ага, — хмыкает он.

Ториэль машет нам и отходит к своей комнате, что в конце коридора. Лютер хватает меня за руку и тянет к столу. Сложно понять, что он испытывает: то ли злится, то ли переживает.

— Да ты идиотка! — громко шепчет. — Тот монстр, Санс — Ториэль его недолюбливает. Прям призирает, понимаешь?

— За что можно так ненавидеть Санса, я не понимаю! — не сдерживаю я голос. За это мне резко прикрывают рот ладонью. Лютер впервые начал проявлять себя с другой стороны: более ранимой и чувственной.

— Однажды, она встретилась с ним в Снежнеграде, — он опустил руку и отошёл, не переставая держать мою ладонь. — И потом месяц отказывалась видиться с Азриэлем. Я не знаю, что произошло, однако на ней лица не было. Ториэль ничего не делала. Даже из комнаты не выходила. А ты хочешь сказать, что САНС тебя спас. Может быть и спас. Просто повезло. А что делать с теми брошенными детьми, которых он отдал под стражу?

— Но я же стою сейчас. Я жива, потому что он и его брат помогли мне.

— Да как же до тебя не дойдёт!

— Это ты не понимаешь!

— Азриэль! — Лютер выглядывает за мою голову. — Скажи ей!

Но Азриэля не было. Мы даже его шагов не услышали.

* * *

Столь чудной побег Азриэль не мог объяснить даже самому себе. Он должен был остаться, чтобы поддержать свою маму, Ториэль, ведь видел, что Фриск не отступит. Не сегодня. В ней что-то поменялось, будто истинная суть её души начала проявляться. И это пугает Азриэля. Лоб покрывается холодным потом. Монстр бездумно бродит по Руинам, не замечая никого, пока в глаза не бросается яркий свет, отражающийся от лепестков золотых цветов.

«А ведь давным давно их здесь не было,» — глядя на цветы, Азриэль невольно улыбается.

Мужчина спокойным шагом подходит к поляне. Для монстра, что никогда не видел земного света, этот, что пробирается через дыру в горе, кажется самым прекрасным в Подземелье или даже в мире. Опускаясь на колени, Азриэль мягко проводит по золотым цветам. Они прогинаются под его рукой и тут же выпрямляются. Продолжают тянутся вверх. По лицу монстра расплывается грустная улыбка.

«А вы похожи,» — подмечает Азриэль и сжимает майку в районе сердце. Пусть у монстров нет сердца, ДУША всё же болит. Мужчина прикрывает глаза, невольно придаваясь воспоминаниями о первом упавшем человеке.

Это была девочка. Пусть и сам Азриэль был ребёнком, она казалась младше. И телосложением она была куда меньше. Словно фарфоровая кукла. Аккуратная и хрупкая.

Чуть не разбившись о голую землю человеческая девочка приподнималась и вновь падала. Будучи ещё мальчишкой, у которого даже рога не проросли, Азриэля пугали неизвестное существо, что было на него так похоже, и не естественная для монстров красная жидкость, вытекающая из ран человека. Однако он не мог бросить упавшую девочку. Переборов страх и дрожь, Азриэль помог ей встать и донёс до ДОМА. Человеческий ребёнок невнятно отвечал на вопросы мальчика. В её голове всё перемешалось, в ушах звенело. Единственное, что удалось узнать монстру на тот момент, это имя. Чара — именно так звали первого упавшего в Подземелье человека. Человека, после которого всё изменилось.

* * *

Из-за Лютера Фриск чувствует напряжение, пока Ториэль заваривает чай вместо Азриэля и нарезает пирог. Юноша взглядом молит её не говорить об Сансе. А ей, в свою очередь, интересно узнать причину такого отношения к обычному часовому. Или он уже не обычный часовой? В какой-то момент Фриск поняла, что и об местных монстрах мало что знает. Кто такая Ториэль? Почему она редко покидает Руины? Где работает Азриэль? Что их связывает с Сансом? Пока что это вопросы, на которые она бы хотела узнать ответ. Такое пренебрежительное отношение к ней раздражает.

— А вот и я, — Ториэль выходит из кухни и несёт с собой большой серебряный поднос с стеклянным заварником, тремя чашками и блюдцами и пирог, соответственно. — Вы оба такие печальные сидите. Поссорились? — женщина гладит по волосам Лютера, раз он оказался ближе к ней, и проникновенно, с материнским беспокойством смотрит на Фриск.

— Прекрати, — юноша скукоживается, смущается от её прикосновений и отводит руку. — Есть такое, да, Фриск?

Теперь на девочку смотрят две пары глаз: одна обеспокоенных, другая хмурых. Но это лишь сильнее распаляет в её груди РЕШИМОСТЬ. Фриск так ничего не придумала: как говорить, насколько честной нужно быть, с какой стороны подойти. Поэтому ей остается спрашивать напрямую:

— Ториэль, вы же знаете часового из Снежнеграда?

Услышав слово «часовой», Ториэль неудачно положила руку на стол, тем самым задела поднос и перевернула всё его содержимое. Благо горячий чай никому не выплеснулся на ноги и фарфоровая посуда не разбилась в дребезги. Лютер моментально спрыгивает со стула, хватаясь за женщину, на чьём лице застыл ужас.

— Ториэль! — восклицает он. Его крик приводит монстриху в чувство:

— Ох, дитя, мне так жаль, ха-ха! — нервно посмеивается он, убирая за ухо выбившиеся из хвоста волосы. Видно, как побледнело её лицо, дыхание участилось. И как дрожат её руки.

Фриск молчит. Выдерживает паузу. Если она не узнает ответ сейчас, то потом будет поздно. Встав из-за стола и обойдя его, девочка подбирает треснувший стеклянный заварник. Ей стыдно, что такое произошло с ни в чём неповинной посудой. Без слов она подбирает осколки блюдец. Ториэль закусывает нижнюю губу. «Такого не должно быть. Не так должна выглядеть наша семья,» — думает монстриха, осознавая свой жалкий вид.

— Всё нормально? — Лютер отходит, чтобы помочь Фриск с уборкой. — Тори?

— А? — приходит в себя женщина и мотает головой. — Конечно, всё нормально. Я схожу за тряпкой. Не пораньтесь, дети.

Когда осколки и побитую посуду убрали, а пол протёрли, Ториэль села в своё кресло, хватаясь за голову, что начала гудеть от неприятных воспоминаний. Фриск покорно садится на ковёр близ камина и кресла. Лютер стоит с сторонке.

— Ох, дитя, я не знаю, что именно ты хочешь от меня услышать, — начинает Ториэль, опустив голову. — Даже если тебе довелось с ним увидеться, больше такого не произойдёт. Это чудо, что ты находишься здесь, с нами.

— Нет, — отрицает Фриск, уверенно глядя на макушку женщины. — Тот часовой и его брат спасли меня. Если бы не они, то я бы и дня в Заснежье не провела.

— Скорее Папирус спас тебя. Никак не Санс, — уточняет монстриха и поднимает глаза на девочку. — Лучше скажи, как долго ты уже находишься в Подземелье?

— Месяц, наверно. Или больше.

— Так много! Дитя, ты хорошо себя чувствуешь? — Ториэль хотела вскочить с кресла, но неведомая усталось упала на её плечи камнем. Она продолжила сидеть.

— Думаю, да, — Фриск не понимает, к чему её вопрос.

— Ха, — женщина расслабленно выдыхает. — Дитя, позволь объяснить. Как бы прескорбно не звучало, ты — брошенное дитя. И твоя человеческая душа куда хрупче, чем души монстров. Исследуя этот феномен с Королевским учёным, Азриэль узнал, что дети или подростки, оказавшиеся в лесу Заснежья с помощью особой магии, погибают от одного удара или замерзают насмерть.

Сказанное Ториэль пугает. Тот раз, когда Фриск потеряла сознание в Заснежье, мог быть летальным для неё. Если бы не Санс с Папирусом.

«Сколько же детей погибло в том месте…» — плотно смыкает губы дитя, ощущая, как покрываются холодным потом ладони. Она хорошо понимает, что жива только благодаря удаче. Чуду — как сказала Ториэль.

— Они, как бы, теряют всю свою РЕШИМОСТЬ, — дополняет монстриха. — А ты прожила месяц. Не уже ли… — вдруг осознаёт она, — в доме тех братьев?! — и прикрывает рот рукой.

— Они… заботились обо мне, — Фриск стыдливо отводит взгляд. «А я от них убежала,» — дополняет про себя.

— Я хочу увидеться с ним. Мне их не хватает.

— Прости, дитя, я не смогу тебе этого разрешить. Для монстров всё ещё существует правило: «Убей или будешь убит». Поверь, тебе не нужно иметь с НИМИ ничего общего.

— Но… — резко поднимает голову дитя, — уже поздно! Они мне дороги, они мои друзья! — глаза Фриск невольно наполняются слезами.

— Я знаю их двоих, пусть и недолго: они оба для меня как мальчишки, что бегают да палками махают. Два сорванца, — на какой-то мгновение Ториэль улыбается, но её внутренние переживания выходят наружу, меняя лик на более мрачный и опечаленный. — Хотела бы я так сказать.

Всё нутро Фриск сжимается. В груди что-то колется, будто душа не может найти себе место и мечется из стороны в сторону.

— Около десяти лет назад в Руины упал мальчик в ковбойской шляпе. Это был очень милый и добрый человек, чья душа была полна СПРАВЕДЛИВОСТИ. Он всегда действовал по чести, следовал правилам. Давно я не встречала столь необычных детей. У мальчика явно была определённая цель: из кармана его куртки выпал, однажды, лист с пропавшими детьми. И я поняла, что он пришёл, дабы найти их. Живыми или мёртвыми. Но им двигала не месть. Совсем нет. Узнавая монстров поближе, мальчик понимал, что мы такие не по своей воли. Такой вот смышлённый и добрый мальчик. Я не хотела, чтобы он покидал Руины, ведь АЗГОР, Король Азгор, убил бы его и не поморщился. Однако, дитя не слушал меня, он убежал, когда я была занята. Тогда мне, наконец, хватило духу выйти за пределы Руины, и я быстро пожалела о содеянном, ведь познакомилась с САНСОМ. Белый снег был таким ярким, а алая кровь ещё ярче. Он убил столь доброе и безобидное дитя. Этот монстр даже не удасужился понять мальчика, узнать его поближе! — пальцы Ториэль сжимаются в кулаки и скрепят, а потом резко расслабляются. — Я всё ещё помню выражение лица того парниши. Его улыбка была не более чем маской, по которой стекала человеческая кровь. Боже! — она закрывает своё лицо руками и мотает головой. — Её было так много! Он смотрел на жёлтую душу человека, пока не заметил меня. Я бежала прочь, стоило мне увидеть его пустые чёрные глаза. Он самое настоящее беспощадное чудовище. Он и Азгор — они одинаковы. Ох, дитя, я понятия не имею, как ты только могла с ним жить.

Фриск хотела возразить, мол, «это не правда, такого не могло произойти!» Именно так твердило ей сердце. Санс хотел избавиться от неё при первой же возможность, но он не мог огорчать своего младшего брата, поэтому смирился и позволил всему идти своим чередом.

По щеке девочки скатывается слеза. Ещё одна. А потом ещё одна. Всё, о чём рассказала Ториэль, правда, и её тяжело отрицать! Фриск это понимает, просто она знает Санса таким, какой он есть. А точнее, каким он себя показывает. Он ленивый, заносчивый, разражает своими шутками, ест кетчуп больше, чем пьёт воду, предпочитает делу сон, с синдромом старшего брата. А также Санс добрый, надёжный, заботливый. У него получилось вырастить отличного, умелого, целеустремлённого, трудолюбивого брата. Такой монстр не может быть плохим. Но он убил. Убил абсолютно невинного человека.

Такова правда. И цена за неё всегда велика.

* * *

Я не знаю, почему плачу. Это не от грусти или обиды. Слёзы просто текут сами по себе. Что-то не так с сегодняшним днём. Он словно проклят.

— Дура, и чего ты ревёшь? — слышится над головой голос Лютера. Я не заметила, как он подошёл.

— Лютик, не обзывайся! — строго говорит Ториэль.

— Тогда ты перестань меня так звать. Эй, Фриск, если не перестанешь, я применю свою особую атаку, слышишь?

— Слышу, — выдавливаю из себя, пусть и дрожу всем делом.

— Тó-то! — Лютер резко садится рядом. — Честно говоря, я тоже впервые слышу эту историю. Жесть, конечно. Ваше «убей или будь убит» прям до дрожи берёт. Бр-р-р! — дрожит словно от холода. — Меня, тип, тоже пытались убить. Потому что чужакам монстры не рады, не так ли, Фриск?

Лютер хлопает меня по спине и хихикает, пока я утираю слёзы. Ториэль всё это время отмалчивается. Я изредка поглядывала на неё. Мне было её жаль. Поэтому я встаю на ноги и беру её большую руку. Она большая и мягкая, какая и должна быть у матери, и холодная. Ториэль охает.

— Что такое, дитя? — другой рукой она смахивает накатившиеся слёзы со светлых ресниц. Я кое-как обхватываю её ладонь своими пальцами и говорю, не поднимая головы:

— Мне жаль, что так произошло. Но… это не пугает меня. Я всё ещё хочу встретиться с ними, с этими братьями. Пожалуйста, — вскидываю подбородком вверх. — Разрешите мне вернуться в Снежнеград. Хотя бы на день!

— Дитя, я не могу тебе этого разрешить, — Ториэль встаёт с кресла и отодвигает меня в сторону.

Глядя в уходящую спину монстрихи, я начинаю ощущать, что вновь расплачусь, и дышать часто.

— Вы же понимаете, — заявляю я, — что не сможете меня здесь удержать.

Ториэль вздрагивает и останавливается, а Лютер взрывается смехом, катаясь по полу. Я не обращаю на него внимание, меня интересует лишь ответ Ториэль. Парень, наконец, успокаивается и громко заглатывает воздух.

— Фриск, ха. Ха-ха! — приподнимается он. — Ты, типа, кусаться и лаять умеешь? Неплохо!

Я кидаю на него недовольный взгляд через плечо. Лютер на это пожимает плечами. Такое ощущение, он вообще не понимает, как это важно для меня, и ведёт себя, как, как… Как полный дурак!

— А если серьёзно, ты не наша мать, Тори. Пусть Фриск встретиться с ними,— говорит Лютер, чем очень сильно удивляет меня. Не думала, что он прямо ей напомнит об этом. Не поворачиваясь к нам лицом, Ториэль отвечает:

— Да какая я мать, если все, кто попадают в Руины, рано или поздно их покидают! — повышает она голос и тут же успокаивается. — Я понимаю... Понимаю, что здесь мало мест для исследований и игр, к тому же тёмные узкие пространства мало кому будут по душе, однако… Однако я удерживаю вас в этом ДОМЕ для ВАШЕГО блага. Всех людей, попавших в Подземелье, постигает одна кара от короля АЗГОРА — и это смерть. Я уже видела, как погибло одно из моих дитя, и давным давно я похоронила собственное. И именно по этой причине я не хочу вас терять!

Ториэль напрягает руки и подтягивает дрожащие плечи к голове. Слышатся всхлипы. Я понимаю, что на данный момент меня никто не отпустит и не позволит уйти. Лютер виновато смотрит в пол. Сжимая медальон Чары через ткань футболки, я убегаю в свою комнату. В прихожей сталкиваюсь с Азриэлем. Он зевает во весь рот и скрещивает покрытые шерстью руки на груди, облакотившись на стену плечом. Я невольно останавливаюсь рядом с ним и делаю пару шагов вперёд.

— Не переживай, — неожиданно для меня говорит он. — Я поговорю с мамой. И дам тебе знать, когда ты сможешь снова попросить у неё разрешение.

Осознание того, что не всё потеряно, наполняет медальон жаром. Он снова светится через футболку и мои пальцы. Я ускоряю шаг и запираюсь в комнате. Сползаю вниз по двери и достаю подвескую.

«Этот медальон какой-то странный,» — вопросительно смотрю на него и замечаю, как всё вокруг меня темнеет и я слышу голос, исходящий из ни откуда. Он будто везде.

Приветствую, Фриск. Я приятно удивлена.

Я поднимаю глаза на призрачную девочку с яркими красными глазами, прячущую руки за спиной.

— Почему тебя так долго не было? — тихо спрашиваю. Я не злюсь, просто хочу узнать причину, ведь куда бы я не пошла, Чара всегда следовала за мной. До недавних пор.

Дух, округлив глаза и натянув шире улыбку, наклоняет голову.

Разве? Я всегда была рядом, но старалась не мешаться. Ты становишься сильнее и РЕШИТЕЛЬНЕЕ. Это мне в тебе нравится. Ты делаешь всё, как я и думала. Молодец, Фриск.

Чара хлопает в ладоши, но звука нет.

— «Думала»? Ты говоришь так, будто знаешь всё наперёд, — с недоверием говорю я и поднимаюсь. А дух сменяет широкую улыбку на мягкую. Она смотрит так, будто издевается над мной.

Я бы продумала всё до мельчайших подробностей. И, признаюсь, в мои планы не входили твоё затяжное присуствие в Руинах. За это время мы уже должны были добраться до БАРЬЕРА. Однако, с тобой всё идёт как-то иначе. Ты непредсказуема в своих действиях. Я не смогла подстроить тебя под себя, поэтому буду сама подстраиваться под тебя. Так будет куда лучше и эффективнее.

— То есть я мешаюсь твоим планам?

Нет, совсем нет.

Чара медленно мотает головой и подходит ко мне. Отчего-то я слышу её шаги. Я слышу, как её красные ботинки наступают на ковёр и переходят на пол.

Мои планы — это и твои планы. У нас одна цель, мой друг.

Призрачная девочка прикладывает свою ладонь к медальону. Он загорается красным. Я отшатываюсь назад и сталкиваюсь с дверью. Темнота рассеивается. Хотя в комнате всё равно темно без света. Чара исчезла.

«Что же творится в её голове?» — я въерошиваю себе волосы. Голова тяжелеет, ощущаю сонливость. Давно так себя не чувствовала. Надо поспать.