Читая между строк (джен)

В последние несколько месяцев, а именно с того дня, как подросток начал заниматься у Олегсея, ему снился один и тот же сон. Это, разумеется, было очень странно, но Дима старался не придавать этому значения, так как считал для себя самым худшим кошмаром экзамены. Однако, эти леденящие душу сны, в которых он видел кроваво-бордовый силуэт человека с перечеркнутыми глазами, словно кто-то мазнул по ним краской, где сам он стоял в каком-то темно-фиолетовом помещении, на потолке которого медленно перемещались по кругу звезды, а сдвинуться или закричать никак не получалось, пугали. И каждый раз после подобных кошмаров он просыпался ночью в холодном поту, слыша частое сердцебиение в ушах и сильную ноющую боль в груди, которая вызывала отчаянные стоны, но Дима не мог произнести ни слова: горло просто высыхало от ужаса. Конечно, парень был не из трусливых, по крайней мере не настолько труслив, чтобы визжать от кошмаров и монстров в шкафу, но то, что он видел, никак не вязалось с типичными образами из фильмов ужасов, и от этого было намного страшнее. Все это он списывал на обыкновенное переутомление и предпочитал справляться с этим сам, хотя подспудно нуждался в помощи с этой херней.

Дима, как любой выпускник одиннадцатого класса, был очень занятым парнем. Каждый день он прорешивал нудные задания из билетов по ЕГЭ, читал много материалов по экзаменам, занимался с учителями, выполняя односложные задания и ходил раз в день к Олегсею, которому тоже надо было делать задания и бороться с самим собой, со своей неуверенностью, чтобы показать себя в наилучшем виде и вызвать на лице учителя улыбку. И, как бы ему ни было хорошо и спокойно в доме Душновых и с матерью, ему нужен был личный покой, освобождение от всего нудного и скучного, и этот покой он находил именно во сне. Потому что его голова была в буквальном смысле переполнена информацией, которая, словно рой зудящих теневых пчел, жужжала в его сознании, обволакивая все остальные мысли и вселяла сильную панику и злость за будущее. Он хотел быть для всех лучшим и сильнейшим, хотя иногда и бросал все, когда это невыносимо надоедало. И вот, однажды, после особенно сильного кошмара, Дима решил справиться с этим более радикально, чем простым игнором.

После занятия с Олегсеем, которое, как и обычно, окончилось ближе к вечеру, парень вошел в квартиру, лениво стаскивая с себя куртку и убирая наушники вместе с очками в рюкзак и глубоко вздохнул, слабо улыбаясь уголками рта. Сегодня занятие прошло просто замечательно: они поговорили с Олежей о «Мастере и Маргарите», как обычно говорили о самых обыденных вещах, вроде проблем с воспитанием детей и экономическом кризисе, Дима жаловался на учителей и систему ЕГЭ, а Олежа лишь кивал и внимательно слушал, не сводя с Димы изучающего и такого тяжелого взгляда. И все-таки, несмотря на теплую и вполне домашнюю атмосферу, что-то напрягало Диму в этом человеке. Его холодный и задумчивый взгляд, непослушные темные волосы, тонкие пальцы, немного потертые, с едва заметными мозолями на подушечках... Что-то было не так с его вроде бы скованными, но при этом резкими движениями и улыбками, но и на это Дима не обращал внимания, списывая на банальную усталость писателя. Да и с чего вдруг подростку надо вмешиваться в личную жизнь взрослого? Он же просто ученик, не более.

С такими мыслями Дима снял ботинки, обнял подошедшую маму, мягко погладив ее по спине и улыбнулся, чувствуя как приятная волна усталости накрывает его изнутри, веки постепенно тяжелеют, а гудящие от долгой ходьбы ноги немного болят. Диме хотелось завалиться на диван и уснуть. Ему было плевать на то, что кошмар опять вернется, плевать, что его горло снова пересохнет и в груди будет больно из-за удерживаемого крика,— он хотел хорошо отдохнуть, и такой сон будет лишь наградой за пережитый день учебы.

— Как позанимался? — спросила ласково мама, мягко отпустив сына и слабо улыбнулась, поправив Диме спавшую челку.

— Да хорошо, мам. Все нормально. Устал до смерти, я посплю у себя, хорошо?

— Конечно, сынок. Только давай без телефона? Ты и так устал от информации, да и еще, не дай Бог, приведет к раку…

— Хорошо, мам, успокойся. Я ваще даже музыку не в состоянии слушать… устал ведь, — слабо усмехнулся парень, блеснув затуманено-зелеными глазами и пошел к своей комнате, волоча за собой рюкзак по полу, слыша, как за спиной с улыбкой вздыхает мама и как на кухне закипает чайник. Сейчас ему было плевать на предстоящие ужасы, возможные головные боли и привычную слабость после таких снов, он считал что вполне заслуживает отдыха, потому что действительно постарался на славу и был готов отдаться объятьям Морфея и забыться хотя бы на какое-то время. Он вошел в свою полутемную комнату, особенно не разбирая, швырнул несчастный рюкзак куда-то в сторону, услышав, как он тихо плюхнулся и исчез во тьме. Дима поджал губы, закрыл глаза, позволяя особой ауре усталости поглотить его плечи и достичь головы и упал на кровать, чувствуя как эта же аура потихоньку разжижает его мысли, растворяет их и сглаживает, постепенно погружая уставшего подростка в сон. Дима не услышал, как мама закрыла дверь в его комнату и не ощутил приятного запаха зеленого чая, от которого он никогда не отказался бы. Но обманчиво спокойная аура усталости погружала его в другой мир, давно знакомый Диме, — но он еще и не подозревал, с какой стороны он покажет себя на этот раз.

Темнота. Холодная и безмолвная, от тишины которой звенит в ушах и невольно стынет кровь в венах. Дима не заметил как приятная аура постепенно исчезает из этого места, оставляя его в кромешной тьме с отдаленно знакомым запахом. Дима не мог точно вспомнить что именно так пахло, но ассоциировалось это с чем-то новым и опасным. Дима долго смотрел во тьму, в надежде различить там хоть что-нибудь, но ничего не смог увидеть, кроме непроглядной темноты, которая едва вибрировала от странной энергетики, что давило на сознание. Так даже лучше. Поспит в этой скучной тьме без кошмаров.

Однако, как только Дима сделал шаг вперед, раздался громкий свист и вдалеке взмыл тонкий луч красного цвета, размахивая своим колючим хвостом во все стороны, стреляя жгучими искрами. Парень замер в оцепенении и нахмурил брови, внимательно проводя взглядом комету, которая, взмыв на немыслимую высоту, взорвалась с оглушительным треском. Дима увидел, как в него полетели бешено вращающиеся искры, которые мигали красными отростками и слышал не свист от их падения, а шепот… сразу несколько голосов. Он рефлекторно закрылся руками и зажмурился, вставая в позу защиты, и искры общим градом упали рядом с его ногами, оставляя на полу огненные пятна. Некоторые из них больно вонзились в руки и плечи, вызывая помимо физической боли душевную. По телу побежали мурашки...

Диме стало трудно дышать, сердце болело, как и обоженные руки и плечи. Он хотел кричать, хотел проснуться, хотел побежать и пожаловаться матери как маленький ребенок и успокоиться… но нет. Хватит убегать. Хватит игнорировать эти издевательства подсознания. Нужно бороться с этим самому, раз хочешь стать сильным и крутым парнем.

Дима выпрямил спину, развел широкие плечи в стороны и нахмурил брови, вызывающе и даже строго глядя во тьму, сжимая пальцы в кулак. В нос ударил запах гари, вокруг него струился дым от обгоревших пятен, но ему было плевать. Он хотел справиться с этим раз и навсегда. Вся боль от искр превратилась в ярость, которая наполнила его с ног до головы, зарядила энергией получше всяких энергетиков, — и в его зеленых глазах заиграли ярость и решимость. Он хотел изменить свою жизнь. Он никому и ничему не позволит этому помешать — особенно какому-то глупому кошмару.

— Я больше не боюсь тебя, ублюдок! Нравится оставаться в темноте? Ты ссыкуешь, да?! А ну иди сюда! Покажи кто ты!

И тут все резко смолкло. Дым от огненных пятен растворился, исчез запах гари и Дима ощутил что стоит на чем-то мягком и вязком. Все еще сохраняя напряжение в теле и готовность к атаке, он опустил голову и заметил, что стоит на небольшой стопке плакатов, похожих чем-то на тот таинственный плакат, что висел на стене кабинета Душнова, закрытый от чужих глаз. С плакатов на Диму смотрел статный мужчина в темном пальто с поднятым воротником. У него были прямые скулы, серьезное и спокойное лицо, идеально уложенные темные волосы и перечеркнутые чем-то красным глаза. Надпись внизу гласила: «Где наш герой?». Дима осторожно поднял ногу, и с его кроссовка каплями потекла кровь, а широкая черта на лице мужчины смазалась, показывая часть кровавой глазницы. И постеры разом резко загорелись. Синие языки пламени поднялись ввысь и Дима тут же отпрыгнул назад, с недоумением и ужасом глядя как плакаты сворачиваются от неумолимого огня, и краска с лица мужчины стирается, обнажая голый череп с трещинами. Не успел Дима что-то подумать, как позади него возникла толпа людей. Толпа, словно табун диких лошадей, бежала мимо парня, размахивая большими флагами алого цвета, встряхивала кулаками и рычала в голос одну и ту же фразу:

— Долой коррупционеров! За справедливость!

Дима молча глядел как люди, лица которых было невозможно разглядеть, бежали в неизвестном направлении. Отбежав на некоторое расстояние, они канули во тьму — и тут раздался душераздирающий крик боли, который раскатился по всему помещению и вызвал у парня приступ головной боли. Он взялся за голову и часто задышал, чувствуя, как сильно режет в висках, как подымается грудь от удерживаемого страха. Как же хотелось сбежать из этого дешевого фильма ужасов... Но нельзя. Он выбрал этот Путь и не сойдет с него. Пусть он потерпит все эти ужасы, но в итоге победит. Или даже узнает нечто новое.

Постеры к тому времени окончательно сгорели, оставив после себя лишь черный пепел и дым. Они сами взмыли в воздух и растворились в темноте тонкой змейкой, оставив после себя запах… тот самый запах перемен и чего-то опасного. Но у Димы не было времени об этом думать. Он хотел потратить все силы для того чтобы победить монстра, затаившегося в подсознании, и расслабиться, спокойно жить. И его долго ждать не пришлось.

Дима обернулся и увидел как из тьмы выходит знакомый ему силуэт, но, прищурившись, он заметил, что он был гораздо детальнее. Словно реалистичнее. К нему плавно и медленно подлетал полупрозрачный человек — точная копия мужчины с плаката, разве что его глаза были полностью белыми и из них текла кровь. Парень замер, разглядывая призрака. Он был тускло-красного цвета, высокий, с крепким подтянутом телом, в том же самом пальто с поднятыми рукавами, растрепанными темными волосами и пустым, словно задумчивым взглядом. Его руки были в перчатках с обрезанными пальцами, а ног не было, вместо них были развевающийся подол пальто и едва видимый хвост, похожий на бесформенный сгусток пара и дыма. Дима еще острее ощутил этот странный, но до боли знакомый запах и еще больше напрягся, выжидающе глядя на призрака. Он сжал губы, сильнее сдавил пальцы в кулаки и поднял бровь от удивления. Призрак не хотел нападать. Он спокойно левитировал над полом и смотрел спокойным и каким-то потерянным взглядом на Диму, почти не двигаясь. Парень заметил, какой неустойчивой была его оболочка, — словно он смотрел на изрезанный ножом лист бумаги и видел по всему его телу странные пульсирующие порезы. Призрак протянул ему руку и развел пальцы в пригласительном жесте, глядя совершенно спокойным взглядом, улыбнувшись краями губ.

Дима был в шоке и с недоумением и раздражением глядел на призрака. От него веяло холодом, тем самым запахом. Он слышал едва различимый шепот, который заставлял невольно вздрогнуть и расслабить плечи... Но он тут же встал в позу атакующего, вглядываясь в эти белые глаза. Сколько же боли, мольбы о помощи и тоски там было! Дима чувствовал это всем нутром, и ему стало даже немного жалко призрака. Но, вспомнив его прошлые деяния, он тут же отбросил эту мысль и решил действовать:

— И что ты делаешь?! Пытаешься подружиться, да?! После того как ты-

Не успел он договорить, как призрак подлетел к нему вплотную, отчего он едва удержал равновесие, шагнув назад. Теперь дух выглядел чуть менее дружелюбно: густые брови нахмурились, выражение лица стало более напряженным и серьезным, а энергетика только усиливалась. Дима невольно зажмурился и тихо выругался, сохраняя при этом стойкость и смелость. Призрак долго смотрел на него, будто бы прямо в душу, слегка повернув голову вбок, как бы сканируя. Дима чувствовал, как чьи-то крепкие руки елозят по каждому закоулку его души, роются в полочках и выбрасывают содержимое, чтобы разглядеть получше каждую мысль, каждый грешок и воспоминание. От этого становилось не по себе. Это было сравнимо с тем ощущением, когда тебя разбирают по косточкам, пока ты все еще живой и ощущаешь каждое болезненное прикосновение.

Дима замер от ужаса и тут же нахмурился, пытаясь оттолкнуть призрака, но его ладони прошли сквозь его полупрозрачное тело, что только сильнее разозлило парня. Он только хотел обматерить наглого духа, как вдруг услышал слова:

— Я не хочу навредить тебе, Дмитрий.

Дима недоверчиво посмотрел на духа и язвительно усмехнулся, отойдя еще на шаг. Его голос был басистым, звучным, но при этом подавленным и искаженным помехами, которые неприятно резали слух. Парень лишь настороженно глядел на призрака, который слабо мерцал во тьме, пока тонкие порезы на его теле как от ножа тихо смыкались друг с другом, создавая впечатление, что он был лишь скомканой и разрезанной в разных местах бумагой. Дима тяжело вздохнул, унимая робость и внезапное напряжение в плечах, выпрямился и решительно посмотрел на призрака. Хоть он и не собирался нападать, нужно было быть наготове, даже если это была лишь шутка сознания. Потому что Дима не верил в «паранормальную хрень» никогда.

— Тогда скажи мне, кто ты и что ты хочешь, — грубо сказал он, сверкая зелеными глазами. Внешне он старался выглядеть спокойно, но внутри бушевал океан, грозящийся вырваться в любой момент и поглотить духа целиком. Но тот лишь слабо улыбнулся, качнув головой и протяжно вздохнул, проговорив:

— Ты не помнишь меня, верно? Давно же это было… наверное, все вы забыли обо мне.

Дима выгнул бровь и отвел взгляд, собираясь с мыслями и снова посмотрел на призрака, все еще недоверчиво, но с интересом. Ему и впрямь казалось, что он слышал где-то этот басистый голос, чувствовал запах, слышал похожие возгласы, что кричала безумная толпа и все в таком духе. Это воспоминание, блеклое, туманное и пыльное, как старая игрушка, было словно стерто из памяти. Словно его грубо вырвали и выбросили из сознания, оставив после себя ожог и неприятные замыленные ощущения. Призрак улыбнулся, глядя на движение растерянных глаз парня, как он то хмурится, то расслабляет брови, как сжимаются губы… кого-то он ему напоминал. Жаль, что с тем человеком, да и с Димой, он не сможет пообщаться.

— Ты что-нибудь помнишь о Дипломаторе?

Взрыв. Дима резко вздрогнул и замер, глядя со страхом и какой-то взволнованностью на призрака, словно его хорошенько ударили по носу. Он немного подвигал губами, пробуя это имя на вкус, невольно вспомнив те самые уроки Олежи и слабо улыбнулся, но тут же нахмурился. Это имя… такое странное, на вкус оно напоминает огонь, неукротимый огонь, который хочет что-то изменить, улучшить и умеет регулировтаь пламя, но при малейших проблемах он был готов уйти, оставив после себя искры и огненные разводы, чтобы вернуться вновь. Дипломатор. Какое странное имя. Возможно это даже не имя, а псевдоним. Знакомый псевдоним.

— Знакомо? Я рад, что ты помнишь, хоть и не так четко. Но у меня мало времени, чтобы тебе полностью все рассказать…

Призрак тяжело вздохнул и осторожно положил прозрачную ладонь на плечо парня, заглядывая ему не в душу, а в глаза. Его взгляд, теплый и добрый, отражал какое-то сожаление и тоску. Он понимал, что больше ничего не сможет изменить, не сможет сделать хоть что-то, чтобы его заметили. И изучив получше Диму, он понял что на него можно положиться.

— Я Дипломатор. Я хочу в последний раз поговорить… Я медленно ухожу из этого мира. Сегодня меня окончательно не станет и я растворюсь… рассыплюсь на свет. Я совершил много ошибок, я делал много плохого людям, думая что я совершаю благо и не заметил, что я натворил в одном дорогом для меня мире, — тут Дипломатор покрылся нарастающим ало-красным светом, лучи которого пронизывали все его тело и он стремительно начал светиться ярче, но при этом он улыбался. Дима чуть отдернулся, но продолжил стоять, не зная что и говорить. Для кошмара все было слишком реалистичным и он не собирался уходить, пока не дослушает его. Ему это казалось сущим бредом, но при этом он почему-то хотел верить этому. Все же не просто так, верно?

— Выполни мое последнее поручение, Дима, — сказал призрак, добродушно улыбаясь. Он как будто не замечал, как постепенно его тело пробивают несколько лучей, прожигая изнутри. Дима стоял в оцепенении и молча глядел на Дипломатора. Все мысли спутались, ярость смахнуло словно рукой и на его смену пришло любопытство и страх. Он в первый раз видел смерть души и его пробила жалость к нему. Ему хотелось спасти его, вытянуть из сна и сделать живым, но он не мог. Не знал как. И поэтому приходилось только кусать себе губы от злости и глядеть в белые глаза, из которых текли кровавые слезы.

— Позаботься об Олеже. Дай ему то, что я не смог ему дать. Он нуждается в помощи. И скажи, что я люблю его.

Дима резко вцепился в плечи призрака, неосознанно сжав их и порывисто кивнул, но тут раздался взрыв, свет которого озарил всю черноту помещения и Дима резко очнулся.

На улице была ночь и было темно. Дима часто дышал, чувствуя привычную боль в груди, как сердце больно отдается в висках, а на глазах проступили слезы. Все его нутро дрожало от страха. Он чувствовал себя беспомощным, жалким и при этом он чувствовал что он — избранный, тот, кого наградили испытанием, миссией… и он хорошо запомнил слова Дипломатора: «Позаботься об Олеже». Он долго смотрел в стену, чувствуя как его глаза от пережитого стресса расширились до невероятного размера и как колотится сердце… Что же это было? Игра разума или же это и вправду был тот самый забытый герой? И кто он? Что у него было с Олежей?

Именно над этими вопросами Дима думал всю оставшуюся ночь, тупо глядя в потолок и скинув одеяло с кровати. И он обязательно докопается до истины. И он попытается прочесть ее правильно.

Примечания:

тут был редактор