1+1 (джен)

Примечания:

"А я готов расцеловать город Сочи

За то что свел меня с тобой!"

— Ну что, ты все положил?

— Ага, сейчас только закину контейнеры в рюкзак. А то ты опять будешь ворчать, что я нихрена не ем.

Стоял теплый день. Середина июня. Дима только-только окончил третий курс и, едва сдав курсовую и все экзамены, словно ума лишенный, собирался на каникулы к семье, чтобы наконец-то вырваться из оков скучной дисциплины института и отдохнуть. Повеселиться и, более того, взять Олежу с собой.

Он много раз видел, как его сосед с понурым видом смотрит из окна на улицу, где вовсю бегали детишки, что окончили учебный год, резвятся и играют под теплыми лучами солнца и ни о чем не жалеют. Ведь кто-то из них поедет куда-нибудь на море или же с семьей на дачу, а вот Олежа? Олежа никуда не мог деться из-за ряда причин и мог только грезить о поездке и более интересном отдыхе, чем киснуть и думать о смерти. Когда Дима предложил ему поехать на каникулы в Сочи, он очень обрадовался.

Дима никогда не забудет, как тот словно начал светиться ярче, на его исхудалом лице расцвела улыбка, а он сам стал еще более красивым, активным, как будто вновь стал живым.

Олежа очень любил этот город. Когда он был маленьким, он ехал туда каждое лето с семьей и с каждым разом это место, овеянное теплыми ветрами, морским вольным запахом и милой атмосферой, становилось еще более родным, добрым и внушало мальчику чувство надежды на лучшее.

Там он любил играть со своей сестренкой в догонялки по набережной, кататься на небольших корабликах и нырять в теплые воды Черного моря, воображая себя пиратом или быстрой опасной рыбкой. С помощью наскоро сделанных им ластам из деревяшек, он ловко плавал и пугал других отдыхающих, что ему очень нравилось.

И больше всего, помимо всех игр, развлечений, полезного воздуха и экскурсий, (на которые с особым энтузиазмом тянула мама), он любил смотреть на лунную дорожку тихой водной глади, когда Сочи настигало полотно ночного неба. Что-то манящее и сказочное было в этом, казалось бы, обычном природном явлении. Мальчик мог часами разглядывать как белые острые линии едва качаются на волнах, сменяясь одну на другую, пока он топает по холодному песочку за руку с сестрой. Что за беззаботные времена!

И когда Олежа узнал о возможности повторения тех ощущений из детства, целую неделю до даты отъезда он был очень возбужден и энергичен. Он во всех красках рассказывал уставшему после занятий Диме о Сочи, свои впечатления и некоторые веселые истории, например, как он однажды внезапно упал с катамарана, проплыл под ним и резко вынырнул, чем до чертиков напугал родителей. Он также составлял заранее список вещей и в целом жизнь, а вместе с ней настроение призрака, улучшилась в разы. И это не могло не радовать соседа.

Он сам давно хотел поехать к родителям, многочисленным сестренкам и снова вдохнуть полной грудью морской воздух, что ассоциировался для него со свободой и легкостью. Чтобы солнышко снова грело его щеки, расслабляя перенапрягшее тело от сидячего образа жизни. Чтобы забыть о всех делах, выкинуть учебники в окно (что Олежа настоятельно запретил) и каждый день купаться в бассейне и ни о чем не думать, попивая коктейли и гуляя с красивыми девчонками или с семьей.

Дима наконец-то засунул кое-как последние вещи в пузатый чемодан, надавил двумя руками и с усилием закрыл. Он облегченно вздохнул и выпрямился, потягивая немного затекшую спину.

Солнечные лучи весело ударили парня по глазам и он слегка зажмурился, вдыхая прогретый воздух, в котором ощущался запах скошенной травы, какой-то резины и особый, сладкий, «Московский» запах, ассоциирующийся с железом, чем-то алым и тканевым, чем-то похожим на плащ. Диме было легко и хорошо.

Он наблюдал как Олежа что-то напряженно разглядывал в своем блокнотике, бормоча себе под нос и подогнув хвост в сидячем положении, сквозь которого пронизывали лучи солнца, однако тот из-за своей организованной суеты и не замечал этого. Дима закатил глаза с улыбкой, подошел ближе к призраку и мягко коснулся его плеча, практически невесомо, отчего тот слегка вздрогнул, но тут же улыбнулся в ответ, встретившись с мятными глазами парня.

— Ну че, погнали? Я все вроде собрал, можем идти. Оля нас заждалась уже.

— Да, пошли. Я и забыл, что с нами идет Оля.

Слабо усмехнулся Олежа, неловко потирая локоть. Дима покачал головой, закинул на плечо сумку, не забыв положить туда и конспект, и отправил Оле короткое сообщение, что совсем скоро придет.

Пока Дима нес тяжелый чемодан по коридору общежития, его внезапно осадили странные, тяжелые мысли.

Он с Олежей прожил более года, но так мало знал его, не так часто общался и взаимодействовал, однако каждый раз, когда смотрел на него, слегка прикасался или ловил на себе неловкий взгляд голубо-лазурных глаз, Дима ощущал некое разливающее по телу тепло, от которого хотелось улыбаться и расслабляться. Он определенно вызывал у парня хорошие, светлые эмоции: несмотря на душевную сломанность призрака, именно его голос, смех, улыбка и само присутствие лечило Побрацкого.

Такого грубого, злого, замкнутого человека, который никого не любил, никому не хотел помогать, а всего лишь тусить, выпивать и ничего не делать. Олежа хорошо влиял на Диму. Он не знает, либо это солнце напекло голову, либо действительно это были истинные чувства, но он любил Олежу. Любил его как своего старшего брата, или младшего (он еще не определился), любил его таким занудным, доставучим, заботливым и сломанным, которого хотелось оберегать, защищать и помогать при любых сложностях, даже в самых незначительных. Хотя все эти чувства и эмоции были странными, ведь они не были кровными родственниками или друзьями, по крайней мере до смерти Душнова.

Но когда Дима начал чаще проводить с ним время, граница между «грубияном» и «заучкой» начала стираться, и он уже не понимал каким себя обозначать. Кто он на самом деле и что с ним сделал этот плохой и вредный призрак из проклятой комнаты «213»?

Олежа покорно летел за парнем, иногда приподнимая чемодан рукой, чтобы тот не заваливался набок от тяжести, и его тоже, хотя он давно привык к этому явлению, посещали тяжелые, но странные мысли.

Дима был необычным субъектом. Имея неразвитую способность к эмпатии, постоянные блоки на чувства, порой агрессивное поведение, он нравился ему. Нравился как друг, который казался единственным живым существом, кто был с ним и не позволял ему умереть от скуки в одиночестве. Поначалу Дима не внушал доверия. Он был жесток, груб, холоден, не брезговал лишний раз ударить об стену конспектом или нахамить, заставив сделать какую-то работу за него.

Но сейчас, после всего того небольшого, что они пережили, Дима изменился. Да, он остался тем самым ленивым мудаком, которого надо бы потаскать за уши в наказание за грубоватые слова, однако он был очень внимательным и заботливым. Пусть и в своем стиле, конечно. Он был для Олежи новым смыслом жизни, не совсем уж «Идолом», как некогда Антон Звездочкин, и не родственником, как Оля или мама, а чем-то большим. Он был некой прослойкой между определениями «Идол», «Родственник» и «Друг», утешительным призом от Судьбы за все прожитые страдания после смерти. Как бы возможность отдохнуть, успокоиться и довериться такому нелепому, неряшливому, но такому теплому и интересному человеку как Дима.

И обе эти души, раненые, неприступные, но такие близкие и родные, тянулись друг к другу, стараясь преодолеть все щиты сомнений и неуверенности, потаенной злобы и тоски, чтобы воссоединиться, стать одним целым и больше не покидать, скрыть от всех напастей и согреть. Потому что этого они недополучили извне.

Мама Олежи, разумеется, любила своих детей и старалась заботиться, любить, но отец все портил, и из-за него в семье был дисбаланс. Было много места для ругани, злости и неуважения. В то время как в семье Побрацких были недалекие люди, потому и родители не всегда понимали все переживания и эмоции парня, его поступки, когда он пытался завоевать любовь к ним. Однако их он сердечно любил и уважал, было за что.

Олежа узнал об этом когда спрашивал Диму о родителях и тот неохотно говорил о них, даже с неприязнью. И ему теперь было гораздо понятнее, почему он решил переехать в общежитие, вдали от них. Чтобы, грубо говоря, построить новую жизнь. И он совсем не заметил, как этим желанием, он заставил духа начать все заново. И им самим, пусть они не показывали этого внешне, было интересно к чему это приведет.

— Дима!

Радостно крикнула девушка с фиолетовыми волосами и в полуоткрытом костюме, красиво обтягивающий ее фигуру. Дима поднял голову на звук и на его лице вытянулась полуулыбка, благодаря чему все тяжелые и такие запутанные мысли и чувства ушли куда-то вглубь души, а в груди стало очень тепло и хорошо, что немного сняло напряжение от тяжести чемодана.

Олежа с некоторой любовью и грустной заботливостью смотрел на свою сестру, немного впечатлившись ее нарядом, легонько провел ладонью по ее волосам, отчего та лишь передернулась и посмотрела куда-то вверх. Она порой ловила себя на мысли что ее умерший брат где-то рядом. Она иногда слышала его голос, чувствовала прикосновения и даже некоторые мысли. Но она не обращала на это внимания, предаваясь короткими объяснениями, вроде: «Это все нервы», «Это ветер» или «Я верю он смотрит на меня с небес и гордится мной».

Олежа это слышал и с тоской понимал, что она ничего не поймет и не поверит, что он все еще рядом, все еще здесь и тоже собирается на каникулы в Сочи. В их любимый город теплых воспоминаний с детства. Но он обещал себе, что никогда ее не покинет и будет ценить каждое проведенное с ней мгновение. Пусть он и ревностно относился к Диме, но в конце концов, это его жизнь, верно? И он верил в свое существование в этой «новой» жизни Димы.

Оля подошла ближе к парню и мягко обняла, уткнувшись лбом в его плечо и слегка потершись, отчего Дима довольно улыбнулся. Олежа усмехнулся и посмотрел в сторону машины, у которой стояли родители Димы: Анна и Сергей. Тот помахал им, переглянулся с призраком и пошел к машине, ощущая как пение птиц, летняя атмосфера грядущей свободы и радости делали его счастливым, более добрым и теплым. Все наконец-то налаживалось.

— Долго стояла?

— Нет, не долго. Твои родители прикольные. Только вот заставили много еды купить…

— Ну спасибо! Ты как?

— Я в норме, наконец-то свобода, да?

— Ага…

Они подошли к машине, уложили багаж. Перед тем как войти в машину, Дима обернулся на Олежу, встретившись с его голубыми, красивыми глазами.

Призрак замер в недоумении, по телу прошла короткая дрожь и он завороженно глядел в зеленые глаза Димы, стараясь найти в них ответ загадочного молчания. Вот он шанс. Высказать все, что было у них в душе, там, далеко воткнутые чувства, переживания и страхи, то, чего души хотели давно сказать, поведать.

Однако бренные смертные тела не собирались этого отдавать. Не позволяли сказать ни слова. И они оба ощущали ком в горле, мешанину мыслей в голове и адскую боль из-за неозвученности, недосказанности. Но что-то говорило внутри, что еще придет время. Просто не сейчас, не в этом месте, не в это время. Дима слабо улыбнулся и кивнул головой в сторону салона, как бы приглашая. Олежа поднял бровь и покачал головой, влетая рядом с ним. Этот разговор они решили оставить на потом.

— Каникулы?

Шепотом спросил Дима, посмотрев в глаза призраку. Тот улыбнулся и ответил, так же тихо проговорив:

— Каникулы.

И они были уверены, что эти теплые дни в Сочи будут незабываемыми.