(Не)обломанный (гет)

— Долбаеб, — констатирует Сасори, заметив криво замотанную руку, лениво облокотившись бедром о стойку с кассой. — Синяки есть? Лед прикладывал?

— Твое сердце в морозилке не держу.

— Тогда страдай.

Рука как по сигналу начала зудеть. Хидан раздраженно отхлебывает свой остывший американо — черный, без сахара, как его жизнь в тишине квартиры, — противно морщась. Пара глотков не смогла перекрыть горечь в горле от двух выкуренных подряд сигарет, только добавила отвратительный вкус поверх прошлого. Застряло осадком, комбо.

Сасори выглажен до блеска — ни пылинки, ни одного лишнего изгиба на одежде, ровный будто по нему асфальтоукладчиком проехались. А воду, кстати, не предложил, говнюк. На футболке Хидана складок больше, чем морщин на лице старухи.

Колокольчик над дверью оповещает о зашедшем клиенте. Они одновременно поворачивают голову в сторону звука, натыкаясь на розовую макушку, а за ней следом какая-то брюнетка. Насколько Хидан помнит, это Хината — новенькая медсестра, приставили к Сакуре, чтобы она быстрее освоилась на рабочем месте. Подружиться у них получилось сразу, о чем подруга ему все уши прожужжала на радостях.

Забегать к ним в кафешку перед работой или в обед у нее уже привычка, традиция. По большей части он ради этого просыпается: угощать ее стаканчиком кофе по утрам — капучино без сахара и незаметная щепотка любви. Хотелось бы сразу в постель, но несоблюдение дистанции влечет за собой колебание башни, поэтому желания ограничиваются.

— Привет, котята, — чуть запыхавшись, произносит Сакура, смахивая упавшие волосы с лица.

У нее хорошее настроение, а у Хидана при виде нее глаза загораются, чуть искры не летят, Сасори становится от него подальше, чтоб не задело.

— Хочу вас официально познакомить с моей новой коллегой Хинатой, которая очень быстро обрела еще и статус подруги, — она тараторит и поворачивается в сторону девушки, торжественно указывая на нее ладошками. Затем поворачивается обратно к парням, поочередно представляя: — это Хидан, к его лексикону нужно привыкнуть, а это Сасори, — небольшая пауза, — эм, к нему просто нужно привыкнуть.

— Йоу, — приветствует Хидан без заинтересованности, коротко бросает на брюнетку взгляд, а после прилипает к Сакуре. Пробегает с ног до головы, оценивая на следы усталости, головной боли или еще чего. Просто, на всякий.

Вроде все в норме. У нее.

А его будто мыльный пузырь поглотил, оставив без воздуха: задержал дыхание на ее зеленой радужке и дышать разучился.

— Доброе… — подхватывает Сасори и в моменте столбенеет, уставившись на Хинату, походу пузырь и до него долетел — …утро, — произносит совсем тихо, с каким-то замешательством.

Хидан думает, что ему показалось, и с подозрением косится на друга, следя за его мимикой.

— Здравствуйте, приятно познакомиться, — стеснительно бормочет Хината.

Эта девушка синоним слову смущение, лицо приобретает оттенок красных волос, как у Сасори, в секунды, все эмоции на лице написаны. Про его друга такое не скажешь, там вечный траур застыл. Ходячий труп, тыкнуть палкой — завоняет.

Однако!

Пузырь лопнул и, кажется, к уголкам губ Сасори что-то прилипло, потянув вверх, как иллюзия улыбки. Стоп, это и есть улыбка. Это, блядь, улыбка Сасори. Хидан быстро моргает так, что готов взлететь, еще для уточнения увиденного глаза протер. Из-за неверия в происходящее спрашивает у Сакуры:

— Я один это вижу или он улыбается?

— Он улыбается, — подтверждает Сакура в оцепенении. — А я думала у него мышцы лица повреждены, и этого никогда не произойдет.

Хидан в ахуе наблюдает, как на лице Сасори, словно барабан, прокручивается спектр эмоций в быстрой последовательности и не успевает обрести статичность. Это промелькнуло волнение? Освещение так падает или Сасори… покраснел? Не, наверно, свет так преломился, от его же волос отсвечивает.

— Чт… что будете заказывать? — запинаясь, спрашивает Сасори, стараясь не встречаться взглядом с Хинатой, тыкая что-то на кассе. Еще немного и он продавит клавиши к херам.

Все, занавес.

Хидан с хлопком прижимает руку ко рту, пытаясь сначала не присвистнуть, а затем приглушить смешок, перерастающий в крик чайки, наблюдая за этим. Сасори за сегодня успел улыбнуться и покраснеть — планеты встали в ряд, Хидан точно будет пить и календарь приобретет третий жирный крестик. Образ ледяного сноба разбился за секунды об эту девушку, стоящую перед ним и мимикрирующую под цвет волос Сасори, и сам Сасори все больше приобретает красный оттенок.

Картина «два помидора в кофейне». На нем пять оттенков красного, на Хинате шестой.

Сакура на фоне сжимает губы и прячет улыбку в кулак.

Этот день нужно ввести как праздник на официальном уровне.

Потерянный Сасори старается вернуть маску спокойствия и слышит за спиной тихий скулеж Хидана, похожий на смех, сжимает и разжимает кулак, представляя, как чешет ему нос для очередного похода к Сакуре. Чешет не один раз и не только нос. Хината возвращает его в реальность, делая заказ.

— Большой капучино, пожалуйста, — она смущенно бубнит, прикусывая губу.

Только Сасори хотел обратиться к Хидану, чтобы тот налил, помимо стаканчика, еще и себе в рот кипятка, как Хината волнительно спрашивает:

— Ему плохо? — И указывает на Хидана.

Он, услышав заказ, поворачивается к ним задом и сотрясается всем телом, словно стиральная машина, с какими-то всхлипами, смахивая выступившие слезы. Очень ловкие руки в приготовлении кофе стали вдруг не совсем ловкими. Питчер с молоком чуть не опрокинулся дважды. Сасори знает, что он ржет, девушка обеспокоено думает, что он чем-то очень огорчен.

— Ему будет хуже, если он не поторопиться с заказом, — сквозь зубы цедит Сасори, ловя себя на мысли, что ошеломлен своим же поведением. Его стойкую безэмоциональность застали врасплох, и спрятаться некуда. Разве только под вдавленные кнопки на кассе. Время на подумать, что к чему, отводит на послерабочее, если доживет в таком темпе.

Стрелки часов, как назло, еле секунды переваливают.

Он раздраженно складывает фак за спиной, адресуя Хидану, и бормочет под нос «сдохни, умри», жаль тот не видит, но, возможно, услышал.

Точно услышал. В ответ ему прилетает мстительное шипение «щеголь недоделанный».

Сакура, смотря на все это, успешно держала улыбку до последнего, но не смогла больше сдерживаться и, подойдя к Хидану, рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. У него что-то екает внутри, отрывается, падает вниз с оглушительным звоном и дает по перепонкам. Попал в считалочку: раз, два, три, морская фигура на месте замри. И он замирает.

На мгновение становится вообще плевать, что происходит вокруг.

Взгляд не может от нее оторвать, будто смотрит через объектив портретной съемки: только ее лицо четкое, вокруг все замылено. Моргает пару раз подряд — фоткает — и опускает голову, продолжая делать капучино.

Сохранил на свою карту памяти.

Сакура мажет взглядом по его поврежденной пофигистично замотанной руке, следя за механическими движениями. Радость в глазах мрачнеет, улыбка тухнет, ей непроизвольно хочется заботливо дотронуться и накричать, чтобы перестал. Хидан делает вид, что не замечает перемены, и радуется, что успел запечатлеть ее до. Думает, ей, наверно, надоело за ним ухаживать, просто приходится, потому что статус друзья.

У нее забота и беспокойство к нему взаправду, только с пометкой дружественная. А ему чуть больше хочется, немножко совсем, чтоб руку на ее талию спокойно класть, нажимать подушечками пальцев, чувствуя, как ее тело обмякает от его прикосновений и что все принадлежит ему. Немного же просит, блядь.

— Капучинка готова. — Ставит кофе перед Хинатой. — Я пытался нарисовать цветочек, но больше похоже на член, сори, зато от души. — Здоровой рукой чешет затылок.

Сасори стреляет взглядом в Хидана, пули ощущаются почти физически, кажется, градус опускается до нуля и в помещении сквозит, хотя окна закрыты. Он берет трубочку и перемешивает кофе, чтобы скорее убрать творчество коллеги, прикрывая сверху крышкой, и пододвигает стаканчик к Хинате. Хината благодарит с кривой улыбкой, выглядит немного сбитой с толку, но тянется за кофе. Сасори, не успев убрать руку, чувствует чужое мимолетное прикосновение пальцев и отдергивает, будто обжегся.

— Осторожно, горячий, — отличный предлог прикрыться, что это не прикосновение заставило резко вздрогнуть, а горячая жидкость.

Хороший маневр, Хидан с усмешкой показывает лайк.

Обхватив стаканчик у верхушки, Хината притворяется, что правда горячо, и краснеет чуть меньше, чем в первый раз.

— Пошли в больницу, я тебя перебинтую нормально. — Сакура хмурится, создавая на лице морщинки, и приковывает внимание Хидана назад к себе.

Все равно красивая.

— И лоботомию ему заодно сделай, — вставляет Сасори, тяжело вздыхая.

— Погнали, и как раз провожу тебя… — прикусывает внутреннюю сторону щеки, уже тише, будто сам себе говорит, добавляет: — …как обычно.

Как обычно десять минут рядом пешком и потеряется в своей больничной коробке.

Провожать Сакуру до работы, которая находится совсем рядом, закрепилось в утреннюю практику. Упустить шанс побыть с ней побольше времени равно быть утопающим и лишний раз не хапнуть воздуха.

Не надышишься.

День без нее и он чувствует под ногами дно. День с ней — дно меняется местами с небом, и каждый раз его перекатывает, как в песочных часах.

— А ты, куколка, пока расслабься, — Хидан обращается к Сасори со слащавой улыбкой, настолько, что почти вызывает у того рвотные позывы, — а то какой-то напряженный, — начинает медленно растягивать слова, — вот если бы какая-нибудь девушка тебя прижала к своей гру…

— Хидан! — Сасори повысил голос чуть ли не с рыком. В какой-то точке Земли, вот прям здесь, началось землетрясение. Чтобы не чувствовать, как почва уходит из-под ног, Хидан кладет девушкам руки на спины, подталкивая к выходу.

Хината почти у двери, обернувшись, говорит «до встречи, Сасори», мило улыбаясь, а тот стоит как немой, еле руку смог поднять — на помахать сил не хватило. Хидан не забудет день, когда появление темноволосой девушки раскололо обертку вечно недоступного друга, прячущего эмоции за скучающей физиономией. Ему не хватило на это всей жизни, Хинате хватило двадцати минут.

Спокойная кофейная локация меняется на шумный город.

Шлепая по тротуару, Хидан пишет сообщение Сасори:

я, кстати, с работы уйду ненадолго

Сасори:

спасибо, что своевременно предупредил

Сарказм улавливается через буквы.

Сакура идет слева от него и щебечет, какой милый новый бариста работает в любимой мини-кофейне на ее этаже. От упоминания «милый» зубы смыкаются до появления желваков на скулах.

Может, кофейня потому и стала вдруг любимой, и, видимо, поэтому она уже с неделю как просто заскакивает к Хидану, но кофе не берет. А он готов приносить ей свой капучино по уведомлению из сообщений, почты, голубя, чего угодно, лишь бы попросила и все ее внимание было обращено на него. Загвоздка только в том, что все может стать подозрительнее.

Хотя по-дружески же.

Он все чаще опускает глаза под ноги, сопротивляется повороту в ее сторону, чтобы не видеть лица, оно и так слишком часто представляется в голове в ее отсутствие, будто вся черепная коробка обклеена изнутри ее плакатами.

Хината идет рядом с Сакурой, слушая разговор вполуха, погруженная в свои мысли, и сжимает стаканчик с выпитым кофе в руке. Каблуки стучат по асфальту, и стук смешивается с шумом машин. Резкий теплый ветер подхватывает вверх длинные розовые волосы, они оголяют шею и попадают на личную территорию Хидана, щекоча ему нос. Он даже не отходит и чувствует, что сам похож на каблук, даже не находясь в отношениях.

Шумно сглатывает, когда пряди хаотично падают на ее лицо, ведет челюстью в сторону, сжимая руку в кулак.

Терпит.

До больницы добираются втроем, но в здание заходят двое. Сакура просит Хидана подождать на улице, не стоит ему мешаться в коридорах и ходить хвостиком, пока она проведет Хинату на рабочее место: туда, где вход только для персонала. Уходит, оставляя после себя запах вишни.

Она вся им пропитана.

Хидан считает секунды.

Раз.

Два.

Три.

Аромат пропал.

Рука на автомате достает пачку сигарет из кармана. Зубами сжимает фильтр, только вместо сигареты хочется подпалить свой кончик языка, как вместо фитиля, пара секунд и рванет. Ошметки тела прямо перед больницей, какая ирония, и пластырь с хеллоу китти не спасет.

Под восьмую затяжку к нему спешит Сакура — дать подзатыльник.

— Рак легких хочешь?

— Хочу, если ты к нему прилагаешься. — Хидан подмигивает, обращая в шутку. — Да ладно, ты ж медик, вылечишь, — в словах свищет безнадега и ясно, что не вылечит.

Рак — нет, сердце — вполне.

— Не нужен тебе этот рак легких со всеми дополнениями, дыши глубже.

Хидан чувствует, как сигарета выскальзывает из пальцев. Сакура осторожно ее вытягивает, тушит о столб и кидает в мусорку. А он просто наблюдал, не смея двинуться, так и застыл с почти поднесенной ко рту рукой для затяжки.

Дышать глубже, куда уж блядь.

— Пошли. — Берет за руку и тянет в помещение.

Тело забрасывается в больничную атмосферу, и он морщится от запаха, пытаясь уловить во всем этом нотки вишни. В носу свербит до раздражения.

Сакура останавливается перед большим холлом, где за углом находится рабочая мини-кофейня, и дает указание идти в смотровую, пока она возьмет себе кофе.

Хидан складывает два плюс два и в сумме получает сквозную в груди. Она скрывает его, чтобы бариста не подумал о наличии у Сакуры второй половинки? Вау, математик, садись — зачет.

Хочется выйти широкими шагами по направлению к девушке, пока она стоит, мило улыбаясь светловолосому уебану, готовящему кофе, и по собственнически притянуть к себе, назвать своей. Хочется, а на деле плетется в смотровую со сжатыми кулаками, по пути нарезая взглядом парня с бейджиком «Наруто» по кускам. Организм нуждается в никотине, а ему даже докурить не дали, сука.

Нужно представить, что Сакура не его и ему не принадлежит, да это, блядь, в представлении не нуждается, потому что так и есть.

Хидан рядом с ней теряет ясность и инстинкт самосохранения, охранять только ее хочется от всего, от всех, на себя давно плевать. Он готов дать Наруто недельку выходных в палатах больницы с двумя фонарями под глазами, тут как раз недалеко, чтобы через свои заплывшие щелки Сакуру не видел.

Физические травмы заживают быстрее душевных, так что только на время выведет из строя, знает, о чем говорит, — сам себя выводил.

Ожидание Сакуры продлилось недолго. Заходит с двумя стаканчиками. Хидан, сидя на кушетке, принимает кофе и пробует на вкус, пряча улыбку. Думал возьмет только себе, в теле стало тепло, но не от жидкости — от ее внимания.

— Всратый кофе, я готовлю вкуснее, — подытоживает он, накидывая гримасу отвращения.

— Я неприхотлива во вкусах, могу пить даже разбавленный три в одном.

И замедлять его дыхание, когда один на один.

Сакура мило улыбается, ставя кофе на стол, и подходит к пациенту. Хидан протягивает руку и считает секунды, пока бинт разматывается кольцами, падая на пол. Лицо у нее сосредоточенное с тенью беспокойства, губа прикушена, а подушечки пальцев успели остыть от горячего стаканчика. Дистанция между ними минимальная, боится разрушить лишним вздохом.

Сакура ослепительна, у Хидана нет с собой солнцезащитных очков, сетчатку сейчас прожжет, но смотреть не перестанет. На атомы расщепляется, когда ловит ее не в меру обеспокоенный взгляд, который раз уже, между прочим.

Наверно, показалось, и отбрасывает мысль.

Забывается вмиг, мечтая создать свою вселенную, где она всегда под боком, бормочет истории на ушко, параллельно вставляя, что счастлива, и их пальцы переплетены в замок. Боль по тканям кожи вырывает из омута фантазий, а ему хочется впасть в кому, чтобы продолжить видеть несбыточные картинки.

Последний оборот бинта и потеря ее прикосновений.

— Ну я пошел. — Вяло поднимается на ноги в надежде, что его рывком усадят назад, но удерживать никто не собирается, и направляется к двери. — Спасибо большое. — Сухость в горле режет.

— Хидан, — Сакура колыхнула секундную тишину в кабинете слишком резко, окликнув его почти у двери, — аккуратнее, пожалуйста, — ее голос стал тихим, с нотками печали, как на органе играет, струны лиры здесь не услышать, как бы ни хотелось.

Беспокоится.

— Не пропаду, чао, — давит оскал, придавая голосу веселье, и вскидывает руку вверх в прощальном жесте, но даже не оборачивается.

Ее «пожалуйста» изматывает с каждым шагом возвращения на работу, бьет непониманием под чужой стук мимо проходящих каблуков.

Какого черта происходит? С ней, с ним, с ебанным миром, в котором он не умеет жить, притворяется взрослым и тонет в зависимостях.

Он чиркает зажигалкой, затягивается, на ходу выпускает клуб дыма, врезаясь в него телом, рассекая. Консистенция разная, ему с ним не раствориться. Хмуро отсчитывает восьмую затяжку, только в этот раз к нему никто не спешит, чтобы вырвать из рук сигарету.

Сакура в последнее время ведет себя не так, как обычно. Словно в его сторону больше заботы, в ее глазах грусть и кажется еще что-то, что не может рассмотреть, он же от нее слепнет, блики ловит.

Может, ей стало больше, чем не все равно, и этому заблуждению легко поддаться.