Тонкое искусство пофигизма (гет)

Грозовые тучи синяками пятнали небо над кладбищем. Была только середина дня, но уже стемнело. Большая группа собравшихся на похороны стояла на травянистом склоне холма, укрываясь под ветвями старого раскидистого вяза. На верхних ветках беспокойно перелетало с место на место семейство грачей, их крики только подчеркивали тишину.

Грачи. Тьма. Смерть.

Это пришлось бы Серафиме по душе в другой день.

Максим Шаталин с трудом сглотнул, желая очутиться где угодно, только не здесь; где угодно, только бы не стоять под дождем, дрожа от холода в позаимствованном черном костюме, мысленно прощаясь с женщиной, которую когда-то, как казалось, любил.

Маша стояла рядом с отцом, на фоне темно-синего платья ее рыжие волосы и кожа лица казались еще ярче. Ей было десять лет, высокая для своего возраста и поразительно красивая девочка. Она держала над нашими головами зонтик, тоненькие пальцы, сжимавшие рукоятку, побелели.

Невзирая на дождь, невзирая на взгляды и приглушенный шепот за нашей спиной, Шаталин был рад, что она пришла. Кто бы что ни сказал, Максим знал, его жена была бы не против присутствия детей здесь.

Гроб завис над могилой на надежных тросах, прикрепленных к стальной раме. На груду земли рядом, которая позднее заполнит яму, было наброшено покрывало из искусственной травы. Землю устилали громадные венки из белых лилий и алых антуриумов. Они выглядели дорого, и срезанные розы Максима Шаталина и Серафимы Зорянкиной казались среди них неуместными.

Под дождем блестело все: латунные ручки гроба, гирлянды лилий, сгрудившиеся зонты. Блестела даже лысая голова священника, читавшего нараспев из Писания: «И будешь унижен, с земли будешь говорить, и глуха будет речь твоя из-под праха, и голос твой будет, как голос чревовещателя…»

Дождь приглушал древние слова, поизносившиеся с такой торжественностью, что, казалось, они идут из другого времени. Если бы они были правдой.

Сверкнула молния, оглушительно грянул гром. Грачи снялись со своих мест и улетели.

Ксюша подвинулась поближе к отцу.

— Пап? — В ее голосе послышалась паника.

Блоки, державшие гроб на весу, пришли в движение. Длинный черный ящик начал опускаться. Максим Шаталин схватил Ксюшу за руку.

— Все будет хорошо, Ксюш.

Он хотел ободрить ее, но каким образом все может снова быть хорошо?

В поисках поддержки Шаталин ухватился за воспоминание: лицо жены, каким больше всего хотела его запомнить, — румяные щеки, черные волосы встрепаны, голубые, как сапфиры, глаза светятся, когда она смотрит на крохотный сверток — свою новорожденную дочь, которую держит на руках.

— Какая она красивая, — бормочет он. — Настолько красивая, что невозможно оторвать взгляд.

Ксюша потянула Серафиму ближе к краю могилы, отец и дочери вместе не отводили взгляда от гроба. Казалось невозможным, чтобы человек, который так любил жизнь, лежал теперь в этой болотистой земле под завесой дождя. Невозможным, что именно она из всех людей так легко сдалась.

Маша поцеловала собранный ею для мамы подарок и выпустила его из рук — он упал на крышку гроба. В свертке лежало ее письмо для нее, пакетик ее любимых лакричных конфет и шарф, связанный Ксюшей к дню рождения.

Роман Пушинин, работавший вместе с Шаталиными и Зорянкиной, услышал шепот младшей дочери Шаталиных, но дождь заглушил слова. Когда ее плечи задрожали, он понял, что она сейчас заплачет, и сказал:

— Идем.

* * *

Через некоторое время после похорон. Ночь перед полетом к инвесторам.

Проведи эти последние часы с теми, кого хотели бы увидеть перед твоей, как ты сам утверждаешь «смертью». А не в обнимку с бумагами по статистике и финансовой грамотности. Под таким предлогом Роман Пушинин, зам Максима Шаталиниа и его друг, отправил сильно нервничавшего перед первым полетом Шаталина отдохнуть.

— …Так почему же ты вернулся сюда? — потрясённо спросила Серафима.

— Я же только что объяснил. Завтра я улетаю. Рома настоял, чтобы я отправился отдохнуть. Чтобы потом ни о чём не сожалеть, мы проведём последнюю ночь с дорогими нам людьми…

— В этом-то и дело! — Серафима, суетливо сновавшая по кабинету небольшого офиса, резко перебила Максима. Отчего-то на её лице читалось явное раздражение. — Под «дорогими людьми» он имели в виду твоих детей или родителей! Наверняка!

— Ну, думаю, он так и поступил…

Вместе с Максимом Шаталиным в их фирме по продюсированию было три человека. Из них одна — ныне покойная госпожа Шаталина, ещё двое, — чудная парочка, в голове только цифры и бизнесс — хотя один из этой парочки заявил, что не может решить, с кем из толпы своих любовниц провести ночь и отправил его, как теперь он понял, к детям.

— Как бы то ни было, я здесь, а выбор остальных меня не касается.

Аппетитный аромат поплыл по кабинетику, и пустой желудок Шаталина отозвался громким урчанием. К счастью, Серафима сосредоточенно перемешивала содержимое термоса и, похоже, не расслышала этот звук.

— То есть, Максим Викторович, у вас просто нет желания провести последнюю ночь со своими детьми или с той милой вульгарной девушкой из агенства, которую ты попросил остаться с ними?

Несмотря на обращение Максим Викторович, Серафима Зорянкина звала так Шаталина не по причине уважения. Просто однажды, еще в студенческие годы, после крупной ссоры она взяла это в привычку; Когда она была недовольна им, обращение с привычного Макса превращалось в Максим Викторович.

— Откуда у меня время на девушку, — отозвался Шаталин. — С тех пор, как умерла Ольга, я целыми днями только и делаю, что занимаюсь мюзиклами, заполняю бумаги, учусь на ошибках, и снова ставлю мюзиклы.

— Да ладно?

Его оправдания, похоже, не впечатлили Серафиму— этого следовало ожидать. Максим Шаталин, как один из главных лиц их агентства, уступал по пронырливости и умению вести дела только может Роману, а еще эти двое бешено популярны. В любом городе стоит только обмолвиться, что ты — знакома с кем-то из них, и к тебе тут же сбегутся визжащие от восторга девушки, а богатые родители на любом банкете будут время от времени как бы невзначай подходить к тебе и знакомить со своими дочерьми.

Вот только одно дело — впечатлить девушку своим блистательным титулом одного из выдающихся талантов поколения, и совсем другое — полюбить её в ответ. Какие бы девушки ни пытались сблизиться с ними, на какие бы уловки они ни шли, Шаталин в конце концов словно отталкивал их. Он, разумеется, понимал что Роман считал такое поведение глупой растратой возможностей.

— А в прошлый раз ты вроде рассказывал, что среди твоих актрис много замечательных девушек…

— Не понимаю, о чём ты. Актрисы это актрисы, знаешь ли.

— Когда ты говоришь такие вещи всерьёз, мне хочется тебя прибить.

— Знаешь, иногда ты очень жестока.

— Хмм… Кого мне это напоминает… малыши уже спят? — парировала Серафима, доставая чашку из стола.

— Ну конечно. Сколько, по-твоему, времени?

— А что наш беспутный Рома? — спросила женщина про их старшего товарища. Никто не знал, кем этот человек был раньше и чем занимался, но до того, как стать их одногруппником в университете, он научился великолепно вести переговоры и управлять бизнесом. Шаталин считал его хитрейшим человеком и лучшим учителем по продюссерскому делу в мире, но во всём остальном Роман никак не мог служить примером для подражания.

— Сказал, что у него какие-то дела, и был таков. В последнее время он исчезает, едва успев вернуться, — со вздохом отозвалась Серафима. — Вот бы он угомонился хоть ненадолго.

— То есть за фирмой присматриваете лишь вы с плюшевым Мохнатиком?

— Угу. Что, ты вдруг решил побеспокоиться о нас?

— А… Ну…

Женщина рассмеялась.

— Шучу. Иногда во время патруля заходят охранники из хостела, да и Тед в последнее время частенько заглядывает, чтобы помочь.

Максим Викторович незамедлительно среагировал на это имя.

— Я благодарен охранникам, что они присматривают за вами, но Теда гони прочь. Не хочу, чтобы он отирался вокруг тебя.

— Гляньте-ка, какой ты стал суровый. Он тебе настолько не нравится?

Не то чтобы мужчина ненавидел парня по прозвищу Тед, но он считал, что как один из глав фирмы должен высказать своё недовольство.

— Ужин готов, угощайся, — объявила Серафима, ставя на стол большую тарелку с рагу.

— А, наконец-то! Я умирал с голоду ещё до того, как пришёл сюда.

— Ну, время уже позднее, так что я просто достала остатки своего ужина, — безразлично произнесла женщина, однако Максим понял, что она пытается скрыть смущение. Он знал — в Серафимином термосе не могло поместиться еды столько, чтобы осталось после ее ужина, но решил сделать вид, что ничего не заметил, и просто поблагодарил её в ответ.

— Пустяк, не стоит благодарности, — гордо заявила женщина. Она усмехнулась, уселась напротив, и, подперев рукой подбородок, стала смотреть, как он ест.

Буду честен с собой, подумал Шаталин. Даже будь у меня девушка, я, пожалуй, всё равно провёл бы эту ночь здесь, в офисе. Пять лет назад, ещё мальчишкой, я впервые сильно поссорился с родителями, потому что хотел защитить это место. И за эти пять лет я, хоть и не обладая особым талантом, смог продвинуться, завоевать уважение в кругах шоуранеров, потому что знал: придёт день, и я смогу вернуться сюда.

Завтра я отправлюсь к инвесторам конкурирующего агентства. Звучит словно великий подвиг из сказаний о героях. Но по сути, я займусь я тем же, чем и всегда. Ради того, что хотим мы втроем защитить.

— И всё-таки, можешь ты хотя бы сейчас сказать что-нибудь серьёзное? — с упрёком проворчала Серафима.

— Что-нибудь серьёзное? Например? — в замешательстве спросил Шаталин, разламывая картофелину на кусочки.

— Что-нибудь вроде «Когда финансовые дрязги закончится, я женюсь!».

— Эм-м… Такие слова ни к чему хорошему не приводят…

— Знаю, знаю. Твоим малышам нравятся книжки, которые ты оставил, так что я читала их вслух столько раз, что запомнила все сюжеты.

— То есть ты предлагала мне сказать это, понимая, в чём дело… Не очень по-доброму, а? — заметил Максим, поднося ложку ко рту. Восхитительный вкус множества приправ пробудил приятные воспоминания. Ни в одном из роскошных ресторанов столицы не найти ничего подобного этому рагу, которое предназначалось насыщать маленьких приверед.

— Ну, да, но всё же… Мне кажется, это неправильно, — заговорила Серафима, барабаня пальцами по столешнице. — Нам эти люди пожелали избавиться от сожалений. Разве это не то же самое, что сказать вам приготовиться к смерти? По-моему, так нельзя… Я ничего не знаю о большой конкуренции шоубизнеса, но думаю, что у того, кто не готов обанкротиться, гораздо больше шансов сохранить своё дело, потому что он во что бы то ни стало постарается уцелеть.

Женщина на мгновение умолкла и посерьезнела.

— В тех твоих книжках, — продолжила она, — персонажи, мечтающие о будущем, погибают потому, что так история получается более трагичной и захватывающей. Конечно, гибель человека, который желал вернуться домой к своим любимым, выглядит намного печальней. Но в жизни всё не так.

Шаталин видел, что её пальцы едва заметно дрожат. Она сильная девочка, которая никогда не позволяла себе выказывать страх или тревогу. С какими бы трудностями она ни сталкивалась, с её губ никогда не срывалось и слова жалобы.

— Так что завтра, отправляясь на посадку, не позволяй пессимизму взять верх над собой. Тебе нужно что-то материальное, цель, ясная причина, чтобы отправиться за этими деньгами, на эту встречу. И если ты не назовёшь её мне сейчас, завтра утром я вряд ли смогу проводить тебя с улыбкой.

Максим Шаталин понимал, что она пытается сказать. Он хотел бы успокоить её, но нельзя ведь ни с того ни с сего объявить о женитьбе. Сначала нужно хотя бы найти невесту, да и торопиться с такими решениями не стоит, дети могут не понять. С другой стороны, попытавшись отшутиться чем-то вроде «Я придумаю хорошее имя, пока буду в отлучке, ну а ребёнок с тебя», он наверняка лишь заработает хорошую затрещину.

Поразмыслив, он наконец ответил:

— Придумай сказку.

— А?

— У тебя они отлично получаются. Придумай для ребят, ладно?

— Ты собираешься выжить и взять денег на мюзикл у этих бандитов и вернуться к нам… ради сказки для своих детей?

— А что не так? Мне нравятся сказки, которые ты придумываешь для Ксюши.

— А-а… Я надеялась на что-то посерьёзнее, но… — Серафима потёрла подбородок. — Думаю, сойдёт. Что ж, приготовься это будет самая захватывающая сказка на свете, — её натянутая улыбка не могла скрыть волнение и беспокойство.

— Договорились, — уверенно сказал Шаталин, доедая рагу.

Ночь всё длилась, и утро полета приближалось с каждой минутой.

* * *

Через месяц агентство обанкротилось, а Роман Пушинин и Серафима Зорянкина были мертвы.

* * *

И, разумеется, молодой Максим Шаталин не сумел выполнить своё обещание.

* * *

С тех пор прошло много лет.