Собирая осколки (джен)

Дом Дурслей потряхивало ещё пару дней.

Дядя Вернон то громогласно ругался, уверяя, что я всё вру и хочу прибрать к рукам дом и нажитое ими имущество, то сквозь сцепленные зубы ворчал про дрянную погоду, дурацкие новости, паршивое племя (это он про волшебников) и одного конкретного паршивца, которого зря приютили. Тётя Петунья молча собирала самые необходимые вещи и с виртуозностью распространяла среди соседей слух о долгожданном отпуске в Испании. Я старался на глаза не попадаться, отлёживался в саду или в комнате, слушая обрывки разговоров через распахнутые окна. И стал свидетелем одного из таких разговоров, ночью третьего дня пробираясь к туалету мимо хозяйской спальни.

Тётя Петунья за стенкой не то всхлипнула, не то вскрикнула от злости, с громким стуком шлёпнув что-то на столешницу.

— …а мы маглы! Маглы! — выплюнула она, и впервые, возможно, в этом слове не было ни презрения, ни отвращения, только глухое отчаяние.

Это заставило меня остановиться напротив двери с занесённой для следующего шага ногой и замереть, боясь, чтоб не скрипнула половица.

— Для них убить нормального человека так же легко, как на муравья наступить, — продолжила тётя, понизив голос, и я изо всех сил прислушался. — Лили незадолго до нашей свадьбы писала, в Корнуолле…

— Так это были эти… — взревел дядя.

Дадли в своей комнате всхрапнул, и тётя зашикала.

— Почему ты вообще до сих пор хранишь её письма? — продолжил дядя, слегка успокоившись.

Вот это номер.

Тётя Петунья явно замялась. Заскрипели половицы, зашуршало расправляемое одеяло. Судя по звукам, она тяжело опустилась на постель, а потом, помолчав, сказала:

— Чтобы помнить.

Продолжения не последовало, и я тихонько, со всей осторожностью прошёл дальше.

Что же такого было в письме, которое Дамблдор оставил вместе с младенцем на пороге после той роковой ночи? Что склонило Петунию Дурсль к решению оставить племянника себе? Хранилось ли оно вместе с остальными? Было крайне любопытно взглянуть, но мысль порыться в чужих вещах я отмёл почти с сожалением: родственники постоянно перемещались туда-сюда с этажа на этаж, застукают — или точно выгонят, или опять под замок посадят.

Время до отъезда я коротал за размышлениями и плеванием в потолок. Чувства, нахлынувшие на меня после перемещения, постепенно притупились, новизна ощущений сошла на нет, мысли подуспокоились, и я наконец-то решил заняться делом, чтобы не пришлось собирать вещи в последнюю минуту. Выкинул из чемодана весь мусор, рассортировал нужное, попутно бегло пролистав книги. Знаний в памяти было кот наплакал: Поттер всё же грызть гранит науки не любил и уделял внимание только тому, что действительно нравилось, всё остальное придётся самому изучать. Привёл в порядок совиную клетку, поставив воды и корма. Букля, кстати, от угощений не отказывалась, но со шкафа не слезала, разве что полетать. Могла ли она чувствовать перемены в своём хозяине или просто наслаждалась свободой, которую я не ограничивал ни днём, ни ночью, оставалось только догадываться. Не шумела — и то хорошо. Упаковал котлы и ингредиенты для зелий, сложил одежду и задумчиво уставился на метлу.

Я кретин, признаю.

Отполированное древко чуть поблёскивало и словно просилось в руки. Я потянулся к нему, чувствуя, как замерло сердце, а в груди тысячами игристых пузырьков разлилось оно — щемящее, давно забытое, детское — предвкушение чуда. Пальцы сомкнулись на рукоятке, метла дрогнула — я отпустил её, и она плавно взмыла в воздух, замерев чуть выше колена.

Мама, я волшебник!

Я тихонько рассмеялся, отложил метлу к чемодану и нервно протёр лицо. По телу разливалось тепло, как после чашки крепкого горячего чая, наполняя чем-то родным и уютным. Такое знакомое и вместе с тем неизведанное мною чувство. Оно ширилось, обволакивало, гудело в каждой клеточке, стремясь объять и заполнить всё моё существо. Магия.

Я до конца не был уверен, хотел ли быть магом. Может быть, окажись я сквибом, жизнь стала бы проще, лишилась части тех проблем, что сулило возвращение в магический мир. Отправился бы в свободное плавание или стал жить с Сириусом, он ведь предлагал, на… Вот ведь заклятье! Не смог вспомнить адрес штаб-квартиры, хотя точно знал его. Интересная штука.

В любом случае, я осознавал, что крестраж в голове, эта проклятая мерзость, при воспоминании о которой каждый раз хотелось вывернуться из собственной кожи, должен быть уничтожен. А я при этом должен выжить. Вспомнить. Найти способ вернуться или найти своё место в этом мире, полном загадочной силы, которая как вспарывала небо, так и завивала в кудряшки волосы в носу. Что не смогу просто исчезнуть в никуда, подарив Волдеморту возможность и дальше развлекаться и подминать под себя мир. Мир — он ведь конечен, и не найдётся такой щели, в которой можно было бы спрятаться. А в том, что Волдеморт будет меня искать, сомнений не было. Ни один из них не может жить, пока жив другой… Телом ли, духом — пойди разбери.

Внизу, в прихожей, что-то отчётливо звякнуло, и я насторожился. Дурсли спали. Ни один из них не проходил мимо, я бы услышал.

Странно.

Когда на Тисовой объявились люди из Ордена, Гарри точно был дома один. Неужели то, что я не прислал весточку, побудило их прокрасться сюда ночью? Или это…

Пульс сразу подскочил, и я тяжело сглотнул. Вытащил из одного кармана палочку, а из другого — мантию (чудесная вещь, постоянно с собой носил), накинул её и, стараясь не шуметь, вышел в коридор, неслышно прикрыв дверь. Темно, хоть глаз выколи. Лестница терялась в пространстве, пробираться к ней приходилось на ощупь, и только кусок ковра внизу, у подножия, освещённый звёздами, был ориентиром. По нему змеились тени.

Свой это или чужой, я не знал, но на всякий случай выставил из-под мантии палочку, лихорадочно перебирая в уме заклинания. Конфундус? Фирменный Экспеллиармус? Но я не умею колдовать! — завопило всё во мне, когда я неслышно спустился и замер на предпоследней ступеньке, вглядываясь в черноту.

Здесь определённо кто-то был. Я слышал шорох одежд, шаги по ковру, едва различимое дыхание. Чьё-то присутствие заставило зашевелиться волоски на коже с лёгким «шьюх!».

— Голову!

Я присел скорее от неожиданности. И мир утонул в алой вспышке. Фотографии надо мной разлетелись вдребезги, осыпав осколками стекла и щепками рам. Лестницу тряхнуло, я шмякнулся на пол прихожей и тут же откатился в сторону, запутываясь в мантии. Со стороны гостиной появился человек, едва различимый в полумраке. Воздух, казалось, сгустился, перекрывая горло.

В коридоре второго этажа зажёгся свет, на миг ослепив, и на вершину лестницы ступил всклокоченный дядя Вернон в одной пижаме.

— Что тут происх?..

Закутанная в чёрное фигура, поравнявшись со мной, взмахнула в его сторону палочкой, и дядя на полуслове отлетел назад, падая навзничь. Я изловчился и пнул этого мага двумя ногами по голени. Он рухнул на колени, скорее застигнутый врасплох, чем от силы удара, и распластался по ступенькам, судя по звуку, пересчитав их зубами. Я обрушился на него, целясь локтём в висок, и мы сползли вниз, пинаясь и отмахиваясь друг от друга. Забавное, наверное, со стороны было зрелище, ведь мантию я так и не скинул, но мне было не до смеха. Не сдохну тут — займусь физподготовкой, честное слово! Я уловил момент и наступил на палочку, разламывая её пополам. Считай, один обезврежен.

Наверху пронзительно завизжала тётя Петунья. Я дёрнулся и замер, тут же схлопотав удар под лопатку, — рано расслабился! — который заставил меня пошатнуться и клюнуть вперёд. Над головой свистнуло, мага в чёрном швырнуло об стену, он упал на пол и больше не шевелился.

Я, чертыхаясь и сдирая с себя мантию-невидимку, быстро огляделся: кто бы ни был на нашей стороне — он был один против двоих. По гостиной летали перья и страницы тётушкиных журналов, взвизгивали заклятья, мелькали всполохи, что-то билось и звенело, шкаф рухнул посреди комнаты, и наш союзник прятался за ним, из-за краешка виднелся локон взъерошенных фиолетовых волос.

Тонкс?!

Я на ходу скомкал мантию и сунул в карман, а затем, пригнувшись, ринулся наверх. Тётя Петунья, вся в слезах, тормошила дядю, что-то причитая. Дадли стоял рядом, бледный, с насмерть перепуганным видом, пытался вжаться в стену и явно ничего не понимал.

Рядом хлопнуло. Я вскинул руку, словно намеревался съездить нежданному визитёру кулаком в лицо, и увидел палочку, которую всё ещё бездумно держал в руке.

Магл! Тьху!

Злясь на самого себя, узнал в визитёре Ремуса Люпина. Тот, ни слова не говоря, схватил меня за плечо. Реальность сжалась в одну чёрную точку. Казалось, я и сам втиснулся в неё, чувствуя, как из лёгких выходят остатки воздуха. А в следующий миг нас выбросило на клочок пожухшей травы. В нос ударил запах летней ночи: свежесть ветра, пыль асфальта, прелость пожухшей листвы. Стрекотали сверчки, деревья шуршали кронами, где-то вдалеке шумел мотор проезжающей машины, над городом раскинулось бескрайнее звёздное небо, далёкое и молчаливое. Я почувствовал, как оно стремится поменяться местами с землёй под ногами, и меня вывернуло. Тяжело дыша, вытер губы и потряс головой в попытке выровнять горизонт. Люпин неожиданно бережно подхватил меня под руку и всё так же молча повёл вперёд.

После какофонии последних минут тишина вокруг давила на уши. Меня трясло как никогда в жизни. Ноги подгибались, и я порадовался, что не один.

Люпин сунул мне в руку какую-то бумажку.

— Прочитай, Гарри, это важно.

Я честно пытался сфокусироваться, но буквы перед глазами плясали. Меня пошатывало из стороны в сторону, словно я прокатился в центрифуге. Было огромное желание прилечь вон на ту скамейку, а не соображать, что от меня требуют. Наконец на клочке пергамента проступило заветное «…площадь Гриммо, 12». Пространство впереди задрожало, и перед нами, отпихнув в стороны одиннадцатый и тринадцатый дом, вырос особняк, семейное гнездо Блэков.

Я бы, наверное, уже упал, если бы Люпин не держал меня за плечи. На пороге дома появился мистер Уизли, на лице его застыла тревога. Он пропустил меня внутрь, глянул по сторонам, кивнул Ремусу, что уже крутанулся на месте, трансгрессируя, и захлопнул дверь. Видимо, слишком громко, потому что портьеры на стене разъехались в стороны, и ведьма на картине завопила:

— Грязнокровки! Осквернители моего дома!

Я схватился за голову, боясь, что она лопнет от этого пронзительного визга, и ткнулся лбом в старые обои. Какой-то маг с грозными глазами недобро покосился на меня с портрета по соседству и скрылся за рамой.

— Заткнись, старая карга! — посоветовал знакомый голос, и его обладатель с усилием задёрнул портьеры, обрывая крики.

Сириус Блэк откинул длинные волосы, обернулся ко мне и натянуто улыбнулся.

— Добро пожаловать в дом благороднейшего и древнейшего семейства Блэк, Гарри, — сказал он с непередаваемым сарказмом и продолжил с ощутимым нетерпением: — Познакомишься с ним позже, а сейчас идём на кухню.

В конце коридора собралась целая толпа: сонные, взъерошенные, люди недоумённо переглядывались и перешёптывались, некоторые приподнимались на носочки и тянули шеи, всматриваясь в полумрак. Я узнал в них рыжих Уизли почти в полном составе и Гермиону Грейнджер. С большим удовольствием лишил бы себя их внимания, но Сириус упрямо тянул меня к ним.

— Гарри! — воскликнула Гермиона, прикладывая пальцы к губам.

Я поискал взглядом какую-нибудь отражающую поверхность. Судя по удивлённым и взволнованным лицам, видок у меня был тот ещё: бледный, руки трясутся, глаза дикие. Я запоздало сунул палочку в задний карман, с досады чуть не стукнув себя по лбу: она ложилась в руку легко и привычно, на рефлексах, но я регулярно забывал о её существовании, и с этим нужно было что-то делать. Навык, связь тела с мозгом, который ещё предстояло наработать.

Думал, миссис Уизли кинется ко мне с объятиями, но она только неуверенно посмотрела на меня и тут же засуетилась, с ловкостью выуживая из шкафчиков чайник, чашки, ложки и взмахом палочки призывая бутерброды. Галдящая толпа расположилась вокруг. Сознание немного плыло, и я уже мечтал оказаться в одиночестве, в тишине своей спальни. Под одной крышей с подчёркнуто не замечающими меня Дурслями — кстати, как они там? — было куда лучше, чем сидеть здесь в ожидании допроса, который завис в воздухе.

Билл, заметив, как я украдкой закатил глаза, сочувственно улыбнулся мне через стол.

— Да что случилось-то? — воскликнул Рон, прерывая давящую тишину.

Хмурые и беспокойные лица взрослых не укрылись от внимания подростков, и их сонное состояние быстро переросло в настороженное.

— Грозный Глаз вернётся и всё расскажет, — строгим голосом откликнулся мистер Уизли, на что Фред — или Джордж, я их не различал — недоверчиво хмыкнул, но все разом успокоились.

Я обхватил ладонями чашку, тут же уткнувшись в неё носом, и кивком поблагодарил миссис Уизли, на большее меня бы всё равно не хватило. Адреналин всё ещё бушевал в крови, и от горячего чая, вопреки обыкновению, по коже пробегал озноб. Кусок не лез в горло, мысли путались, перескакивая с одного на другое.

Пожиратели на Тисовой!

Значит, я был прав, и защиты Лили действительно больше нет. Но я-то надеялся, что они будут сидеть тихо, как мышки, ведь Волдеморт, насколько известно, не планировал объявлять о своём возвращении, сверкать пожирательскими масками и развешивать Тёмные метки. На что они рассчитывали — повязать нас спящими и тихонько умыкнуть? Впрочем, если бы не моя привычка бодрствовать по ночам, у них, может, и получилось бы. Если бы не соглядатай из Ордена. Да, наивно было думать, что они прекратили слежку. Я вспомнил произошедшую заварушку и мысленно застонал, представив список заклинаний, которые мне предъявят за нарушение запрета на колдовство несовершеннолетними. Или волшебство взрослых магов не отслеживалось? Как это работало вообще? Хотелось побиться головой о столешницу, но я лишь молча потягивал чай мелкими глотками, игнорируя все направленные на меня взгляды и шепотки.

Минуты тянулись медленно. Молодёжь ёрзала, Сириус нервно постукивал ногтем по столу, что ужасно раздражало, мистер Уизли, сидевший вполоборота ко входу, крутил в руках свои очки, а миссис Уизли строгала бутерброды один за другим и выкладывала на огромное блюдо — наверное, её это успокаивало.

Через четверть часа на пороге появился Люпин, придерживая за талию Тонкс. Та отмахивалась от него, трясла волосами-сосульками, на этот раз насыщенного малинового цвета, и шипела:

— Я в порядке.

Она зажимала бок, через пальцы сочилась кровь. В крови были слипшиеся волосы, рукав блузки, разодранные на колене джинсы, и я невольно оглянулся на девушек: как бы они от такой картины не свалились в обморок. Но подруги у Гарри Поттера были стойкие: только слегка побледнели и нахмурились.

— Это царапины, ничего серьёзного, — уверяла Тонкс, пока, морщась, усаживалась на предложенный стул.

Миссис Уизли отогнала всех и со знанием дела замахала палочкой, бормоча под нос заклинания. Сириус, пока все отвлеклись, плеснул в чашку с чаем что-то подозрительно похожее на огневиски и поставил её перед Тонкс.

— Спасибо, — просипела она, сделав глоток и скривившись.

— Грюм отправился к Дамблдору, он заглянёт позже, — подал голос Люпин, и я вперил в него тяжёлый взгляд.

Сумасшествие этой ночи не прибавило мне терпения, и я почувствовал, как внутри поднимается волна злости. Вот какого чёрта они несколько дней мариновали меня на Тисовой и выставляли охрану, если перемещение на Гриммо — дело двух минут? Ловили Пожирателей на живца? Тогда откуда им было знать, что…

О.

Волдеморт взял у Поттера кровь для своего возрождения. И Дамблдор не знал, рассеет ли это материнскую защиту или нет. Что ж, если он именно так будет думать, я возражать не стану. Незаметно выдохнул, и меня чуть отпустило.

Интересно, это подростковые гормоны играли или я всегда таким был?

— Что с Пожирателями? Их поймали? — поинтересовался я как бы между прочим, и ребята вздрогнули.

— Только одного, — устало ответил Люпин и сложил руки в замок. — Но у него нет метки.

Очаровательно, как сказал бы мистер Спок.

Люпина тут же закидали вопросами. Я не вслушивался, прокручивая в уме расклад. С какой стороны не посмотри, положение моё было не очень. Амбридж, желая угодить Фаджу, прислала дементоров. С её точки зрения: дементоры целы, Поттер цел, заклинаниями не пользовался — афера в убыток. С моей же точки зрения… ладно, я уже почти смирился. Волдеморт, прощупывая почву, прислал Пожирателей, и они с несколькими членами Ордена Феникса устроили в доме знатный шабаш. Спасибо, что живой, конечно. Но доказательств возрождения лорда как не было, так и нет: он тоже не дурак, магов с меткой присылать. Зато разбирательство в Министерстве замаячило на горизонте в полный рост. Теперь кто-то из Отдела по контролю, глядя на список заклинаний, должен был сочинить правдоподобную версию произошедшего. Игнорировать факт нападения и свалить всё на меня нельзя — я ведь палочкой так и не воспользовался, да и половину заклинаний наверняка не знал. Признать, что Тёмный лорд возродился, нельзя — вызовет у населения панику и недовольство правительством. Да и вообще — ссыкотно. Я даже порадовался, что не мне расплетать этот клубок. Осталось только как-то проскочить между жерновами с наименьшими потерями.

В кухню, стуча протезом, вошёл Грозный Глаз Грюм, и я невольно отвлёкся от своего замороженно-задумчивого состояния. Он бросил у стены мой чемодан и клетку Букли и сказал:

— Поттер, твой дядя…

Я похолодел. Все мысли разом выветрились, оставляя после себя пустоту и звон в ушах. А затем заторможенно кивнул, поняв всё без слов.

Бесполезно было спрашивать себя, что было бы, поступи я как-то иначе: если бы уговорил Дурслей уехать раньше, если бы сбежал сам, если бы заставил Буклю душу когтями выцарапать из каждого, кто всё это время сидел на Гриммо в пустом ожидании, и добиться ответа, но именно такие мысли и лезли в голову. Что что-то не предусмотрел, не сказал, не сделал. Где-то ошибся, и теперь некому целовать тётю Петунью в щёку, уезжая на работу, гордиться успехами Дадли в боксе и ненавидеть всех волшебников на свете.

Чёрт.

Никогда ещё эта реальность не ощущалась такой реальной, как сейчас, когда я мысленно записывал Вернона Дурсля в первые боевые потери. Было просто страшно. Я не хотел приключений, не хотел вершить судьбы. Не хотел нести ответственность за чьи-то страдания и потери. И был полностью уверен, что не просил обо всём этом.

Я сам не заметил, как встал. Порывался сбежать? Конечно. Но было некуда. Рон с Гермионой подорвались с места секундой позже. Пусть эта дружба предназначалась не мне, я на миг ощутил прилив благодарности.

— Идём, — шепнул Рон.

Сириус тоже поднялся, но Ремус остановил его коротким жестом. Не обращая внимания на сочувствующие взгляды, я отправился следом за Роном. Глаза слипались, и я только сейчас по-настоящему осознал, насколько долгим был этот день и как устал. Высушенные головы домовых эльфов таращились в пустоту, лестница поднималась всё выше и выше, наши шаги вздымали в воздух облачка пыли, но я едва ли замечал мир вокруг, мечтая о тишине и мягкой постели.

В мрачной затхлой комнате третьего этажа меня ждала Букля: по укоренившейся привычке, сидела на шкафу и чистила перья. Я улыбнулся ей, и она приветственно ухнула. Сквозь грязное окно светили первые лучи солнца.

Занимался рассвет.