Польза объятий (гет)

Спал Гарри этой ночью плохо — возможно, всё же с непривычки перегрелся на солнце. Мерещились огнедышащие драконы, родители, кладбище, Волдеморт… Всё смешалось в давно знакомую неприятную кашу из страха, ненависти и боли.

Как знакомо! И мутит также привычно.

Он как-то даже уже почти отвык от этих снов, но из-за смены обстановки, бесконечно палящего солнца и довольно стрессового разговора ранее организм чуть вышел из без того не совсем надёжного душевного равновесия.

Но полностью проснулся Гарри от того, что кто-то яростно тряс его за плечи. Он резко распахнул глаза, грубо схватил чьё-то тело, опрокинул возле себя, и навис над неожиданным гостем.

— Гарри, Гарри, — быстро произнесла Гермиона в кромешной тьме, стуча кулачками по его локтям, — это я!

Он выдохнул, опустил голову, на мгновение уткнувшись лбом в её грудь. Отпустил девушку, откатился. Перед глазами всё ещё стояли жуткие картинки, и он никак не мог выровнять дыхание, лишь вытер тыльной стороной ладони мокрый лоб.

Но даже в темноте чувствовал, как прожигает его взглядом Гермиона. И молчит, заставляя чувствовать его и без того страшный стыд.

Так ведь и знал, что не стоило приезжать.

Но вскоре подруга не выдерживает и без слов сгребает Гарри в охапку, развернув к себе. Сдавливает рёбра своими стальными объятиями, зарывшись лицом в чёрные волосы, а потом вдруг принимается часто шмыгать и тихо завывать.

Гарри замирает, оказавшись опасно прижатым к девушке. В конце концов, с подругой в постели, которая ещё и одета едва, он ещё не обнимался. Насколько это было интимно он решить не успел, лишь уткнулся носом куда-то ей в ключицу, почувствовал весьма приятный аромат её кожи, отчего вконец потерялся.

— Тсс, — бормочет она чуть подрагивающим голосом, прижавшись щекой к его растрёпанной макушке и мягко гладя по волосам. Утешает его, будто не сама тут взахлёб рыдает!

Гарри часто-часто моргает.

— Герм?

— Знаешь, — глотая слёзы, сипло выдавливает она, а после принимается быстро бормотать, — во время объятий выделяется окситоцин и снижается уровень гормонов стресса, таких как кортизол… Также объятия укрепляют функцию сердца, поэтому люди, которые часто обнимаются и держатся за руки, меньше страдают повышенным артериальным давлением, а это снижает риск развития сердечно-сосудистых заболеваний, инфаркта миокарда и инсульта. Так что в случае, если вдруг переборщишь с кофеином, то стоит вспомнить об этом немаловажном факте. А ещё объятия дарят ощущение безопасности и помогают победить страх. Помогают же?

— Да, — отвечает Гарри оторопело, когда наконец приходит в себя и отвлекается от своих кровавых видений перед глазами и ошеломляющим поведением подруги. — Извини, если напугал, — бурчит он хрипло и стараясь не шевелиться от греха подальше. — Ладно хоть палочку не успел достать. Таки, значит, на людей всё-таки я кидаюсь, и Рон прав. Закажешь мне рейс в местный Мунго?

— Ерунда, — негодует она, продолжая проводить ладонями по его чуть влажным волосам и плечам. — Бред. Чушь. Это всего лишь плохие сны, понял?

Гарри всё ещё шумно дышит возле её шеи и уха и она чувствует, как бешено колотится его сердце. Или это её?

— Я перебудил весь дом? — простонал Гарри, поняв, что забыл наложить заклинания из-за того, что мгновенно отключился, едва на кровать упал.

И так совестно, что в таком виде его подруга застала, так ещё и это. Точно ведь теперь домочадцы в Мунго местный сбагрят.

— Думаю, нет, — кажется, Гермиона чуть успокаивается, когда понимает, что Гарри более-менее пришёл в себя. — Я услышала только потому, что зачиталась допоздна, сходила умыться и возвращалась в свою комнату. Но отсюда уйду, когда буду уверена, что ты в порядке. А хочешь… дам тебе свои снотворные? Помогают.

— Ты пьёшь снотворные?

Гарри слышит тяжёлый вздох. Костяшками пальцев она мягко гладит его по колючей скуле, как бы говоря, чтобы он не волновался об этом.

Но Гарри, который всё ещё находился под впечатлением от её реакции на его страдания, вдруг накрывает непривычный и весьма неожиданный прилив нежности. Ему просто страшно нестерпимо хочется покрепче прижать девушку к себе, провести ладонью по пышной копне, чтобы дать понять, что он рядом, что он понимает, и что она тоже может попросить у него утешения или помощи…

Возможно, он и правда хотел бы это сделать. Его всё ещё окутывала тёплая волна, полностью затопившая грудную клетку и которую раньше он никогда в своей жизни не ощущал. И такая Гермиона маленькая и хрупкая оказывается, а он и не замечал даже, ведь в ней при этом всегда столько силы и мужества как-то уживалось, что вся эта миниатюрность затмевалась. И всегда, всегда её проблемы каким-то образом на задний план отодвигались, а его, Гарри, важнее для неё оказывались. И медленно, неторопливо наступало на него весьма важное осознание, лишь стоило ему над этим получше задуматься и как следует переварить.

— Пожалуйста, не плачь из-за меня. Но если и я вдруг действительно окажусь тебе зачем-то нужен, — всё же говорит он, чуть отстранившись, ласково мазнул большим пальцем по её мокрой щеке и вытирая слёзы, а после криво улыбаясь, — то буду здесь.

Гарри думает, что фраза прозвучала весьма двояко и неоднозначно, чего они обычно между собой не допускали, но решил оставить как есть и поглядеть, как подруга отреагирует.

Он перегнул палку?

— Я… в порядке, — как-то слабо произносит Гермиона, чувствуя, как пересыхает в горле. Она вдруг резко отстраняется, выбравшись из крепких объятий и на некоторое время застывает, усевшись на краю кровати. Она не должна так реагировать на Гарри, не должна. — Ты, кажется, уже тоже. Я… пойду.

Он перегнул палку.

Мелькнувшая из-за облаков неполная луна слегка осветила комнату, и Гарри сумел разглядеть на лице Гермионы растерянность, когда она стремительно проскользнула мимо него, слегка задев его ногу краем ночнушки.

Что ж. Не только же ему замешательство испытывать. Что она с ним, собственно говоря, творит? Зачем пришла, зачем плачет так душераздирающе, зачем обнимает так, будто от этого её жизнь зависит?

Гарри сел, прислонив подушку к спинке кровати, и с силой потёр ладонями глаза, пытаясь стереть остатки болезненного сна и хоть немного продлить ощущение тёплого податливого женского тела в руках. Вызывающего спокойствие в сердце, и в то же время нешуточное волнение…

А он-то сам что наделал? Как теперь вообще унять это совершенно неуместное возбуждение?

И заметила ли это Гермиона? А если да? Гарри усмехается.

Наверное, это было бы весьма интересно.

* * *

— И ты! ТЫ! Я попросила тебя помочь, а ты… — кричал знакомый голос на первом этаже дома. — Я так и знала! Вам только повод нужен был!

Гарри вошёл в гостиную и сонно поморщился от истошных криков, которые, как оказалось, раздавались из громовещателя. Рон стоял возле окна, скрестив руки и поджав губы, а Гермиона отстранённо изучала свои ладони, стоя посреди комнаты, будто происходящее её и не касалось вовсе.

Она вздрогнула, когда вопилка неожиданно вспыхнула огнём, не закончив очередное гневное предложение.

— Слишком громко, — сообщил Гарри, убирая палочку в карман и зевая. — Что за аншлаг с утра пораньше? Я не привык вставать так рано и даже ещё не выпил кофе. Но в любом случае, уверен, ты не обязана выслушивать это дерьмо.

Рон молчал, мрачно изучая пейзаж за окном. Гермиона кусала губы и кидала то на Гарри, то на Рона быстрые взгляды.

— Я что, снова помешал вам собачиться? Вот же непруха, — скривился он, падая на диван и разворачивая газету.

— Ты вообще очень любишь влезать, — не выдержал всё же Рон, отлипая от окна. — Уже показатель.

— Показатель чего? Что я псих, который мешает счастью друзей? — спрашивает Гарри, не отрывая взгляда от газеты. — Ну окей.

— «Окей»? — взвился тут же Рон, выхватывая у него газету и яростно сворачивая ту в комок. — «ОКЕЙ»?! Хочешь сказать, что Гермиона сегодня ночью вышла не из твоей комнаты?!

Повисло молчание.

— Он шёл в уборную и увидел меня, — пробормотала Гермиона, кидая смущённый взгляд на Гарри и садясь с ним рядом. — Но я же уже сказала, что… Да чёрт подери, у тебя нет на меня никаких прав, чтобы так себя со мной вести, Рональд! Я думала, мы всё выяснили!

— А ты! — рявкнул Рон, не слушая девушку и нависая над Гарри. — Не хочешь объясниться?

Гарри несколько секунд делает вид, словно действительно серьёзно размышляет над вопросом, задумчиво жуёт губы. Но после лишь отвечает:

— Не-а.

Гермиона прикрывает глаза на несколько секунд, а после открывает. Что?

— Я не пойму, если тебе на неё не плевать, то почему вы тогда не сошлись? — заорал Рон, краснея.

Ох уж это пресловутое их тогда. Так много могло бы измениться в этом важном тогда!

— Ну, — безэмоционально отвечает Гарри, поднимая взгляд на друга, — а зачем, если завтра умирать?

Повисает напряжённая тишина, но Гарри чешет небритую щёку, встаёт, морщится. Затёкшая шея ноет от неудобной позы во время сна, ибо отключился он полусидя, едва Гермиона из его комнаты вылетела.

— А как же Джинни? — продолжает злиться Рон и Гарри делает глубокий усталый вздох. — Она сказала, что у вас проблемы в отношениях, но вы же не расставались? Что ты натворил?!

— Ну, видишь ли, — протягивает Гарри, кисло глядя на Рона, — дело в том, что… Ох, ладно, скажу. На самом деле я просто слишком много зарабатываю, слишком хорошо выгляжу и слишком хорошо выражаю свои чувства. Такие дела.

Он слышит тихое фырканье от Гермионы и уголок его губ непроизвольно дёргается. Рон же открывает и закрывает рот от возмущения, но явно пытается держать себя в руках, дабы всё не испортить.

— Что ж, если балаган окончен, то я пойду, а то мне всё ещё требуется мощная доза кофеина. И может быть я даже помру от инфаркта тебе на радость, дружище… Но только может быть. Всегда есть вероятность, что кто-нибудь придёт и от этого меня нагло спасёт, — с этими словами он кидает на Гермиону взгляд, и она почти видит хитрые искорки в глубине изумрудных глаз, из-за чего выражение лица девушки меняется на растерянное. Она и без того в раздраенных чувствах со вчерашней ночи находилась, так и не сумев глаз сомкнуть, так ещё теперь и нынешнее странное поведение Гарри её совсем сбило с толку.

Раньше он никогда не позволял себе таких недвусмысленных намеков, из-за чего теперь Гермиона понятия не имела, как себя вести.

Но она с любопытством склоняет голову на бок, провожая взглядом спину Гарри.

Сначала ей откровенно мерещилось, что он на неё смотрит. Вот именно что с некоторым интересом. Но пришлось вскоре отмести эту нелепую мысль — раньше ничего похожего не случалось, с чего бы вдруг? Особенно теперь, когда его в принципе мало что интересует. Да, взгляд был всегда таким же привычно прямым, когда он на неё всё же смотрел, а не отводил взгляд, но ей всё же казалось, что в последнее время будто бы что-то ещё мелькало в глубине его изумрудных глаз. Неужели и правда мелькало?

Она нервно потёрла лоб, чувствуя, что сердце забилось чуть быстрее, чуть неровнее. Прямо как этой бессонной ночью.

А вчера, когда она к нему пришла и увидела в совершенно измотанном и разбитом состоянии, которое тот всё это время скрывал, то не выдержала просто смотреть на то, как страдает родной для неё человек. Да не смогла она пройти мимо и не попытаться помочь! Правда, сама в процессе весьма нестабильно себя вела, размазывая слёзы за двоих. Или за десятерых. Наверное, Гарри всю свою футболку потом выжимать пришлось.

Но он её не прогнал, не оттолкнул, не произнёс резких слов, которые уже привык использовать в сторону окружающих.

Обнял только крепче, слёзы ласково вытер.

И произошедшее казалось… странным. Не совсем тем, чего Гермиона могла бы ожидать. Она совершенно не думала, что их объятия внезапно окажутся такими сокровенными, волнительными, нежными… интригующими. И такими горячими, чёрт подери! Когда она поняла, что не может спокойно выносить не только его переживаний и боли, но и рук на своём теле сквозь ночную рубашку и горячего дыхания у своей шеи, то теперь ни на секунду не могла забыть об этом, отчего кожа то и дело мурашками покрывалась, а губа как-то сама оказывалась закушенной.

О, Мерлинова борода, она догадывалась, что такое может случиться. В конце концов, её довольно долго посещали некоторые фантазии по отношению к другу, которые она глубоко затолкала и приказала себе забыть, а тот факт, что он не испытывал к ней того же, заставлял чувствовать её себя в относительной безопасности. Даже тогда, когда они лишь вдвоём в той палатке жили.

Но не теперь. Зачем он так поступает, зачем вносит эту сумятицу?

А ещё Гарри, действительно, действительно смутил её той фразой. «Я буду здесь, если действительно окажусь тебе нужен». Имел ли он в виду то, о чём она думает или это подлое подсознание подкидывает дурацкие мыслишки? Действительно нужен?

Она надеялась, что он не опускал взгляда к её груди той ночью, иначе сразу бы всё понял.

А что насчёт того, что Гарри открыто отказался обсуждать это ночное происшествие с Роном. Почему? Не хотел ничего исправлять?

В горле страшно пересохло.

И на реплику Рона о том, почему он с Гермионой в своё время отношения не построил, тот весьма уклончиво ему ответил, оставив к этому ответу сотенку сопутствующих вопросов.

Мог бы просто сказать, что никогда не был заинтересован в Гермионе, например, дабы Рон угомонился. Просто не хотел её обидеть?

— О, я знаю, — вдруг едко говорит Рон, вырвав её из тревожных мыслей. — Знаю. Просто ты меня так простить не смогла за тот случай в палатке, вот теперь и мстишь. Гарри, похоже, тоже. Я же вижу!

Гермиона измученно поглядела на него.

— Ох, Рон. Я ведь сказала тебе, сказала давно, что мы с тобой друг другу не подходим. Но ты продолжаешь усердствовать, чего-то от меня добиваться, делать вид, что мы всё ещё пара. Ты сказал, что хочешь помочь Гарри и я согласилась взять тебя с собой, но это был лишь предлог, чтобы попытаться снова построить со мной отношения. Верно?

— Я просто думаю, что у нас бы всё получилось! — отчаянно произносит он, садясь рядом и беря её за руки, которые почему-то были холодными, несмотря на жаркий день. — Просто нам нужно… Давай поженимся, дом построим…

Но Гермиона вежливо улыбается ему, высвобождает свои пальцы из мужской хватки.

— Не нужно, Рон. Мне лестно, что ты так настойчиво пытался меня добиться, и что даже не набросился с обвинениями прямо вчерашней ночью на потеху моим родителям, но… Но несмотря ни на что — ничего у нас не выйдет. Я просто не чувствую к тебе того… что должна была бы чувствовать любящая девушка. Мне жаль.

— Всё из-за него, конечно же, — Рон снова гневно вскакивает, принимается метаться по гостиной. — Конечно же! А Гарри знает вообще? Да ему ж плевать на тебя! И вообще на всё, ты разве не поняла?! — злится он, тяжело дыша. — А ты… Да ты просто ведёшь себя как его очередная бестолковая фанатка!

Она лишь невозмутимо молчит, только взгляд становится ледяным, прямо как её ладони.

— Ладно, я понял, понял! Ты хочешь, чтобы я ушёл. И я уйду, слышишь?! — кричит он, отворачиваясь.

— Окей, — лишь говорит она тихо, думая о своём, после чего слышит, как яростно хлопает дверь.

Ладно, к Рону она так не смогла ощутить того, на что слабо когда-то надеялась. Но почему, собственно говоря, она не должна чувствовать ничего подобного по отношению к Гарри, как убеждала саму себя этой ночью? По привычке?

Может. Должна. И будет, дементор побери, он же сам нарвался.

* * *

Гарри, вероятно, был весьма озадачен последующим неестественным поведением подруги: та большую часть времени отмалчивалась, порой даже его избегала, а улыбка, которая мелькала на её губах при его виде, и вовсе казалась деревянной. Та жизнерадостность, что она усердно ему демонстрировала последние пару дней, не могла бы обмануть даже ребёнка.

Поставки объятий, что щедро и регулярно ему отсыпали, и вовсе прекратились. Гарри хмурился, думая, что подругу он всё же чем-то обидел, может, черту таки заметно перешёл, и теперь той неуютно с ним рядом находиться.

И он признался себе, что это отчуждение Гермионы по отношению к нему неожиданно ощущалось довольно болезненно. Она больше не смотрела на Гарри, старательно пряча глаза, а когда он к ней приближался, то та заметно напрягалась, а после делала вид, что всё в порядке. А Гарри же было весьма удивительно, что в организме всё ещё находятся такие чувства, как возбуждение, интерес, неравнодушие…

Ему вовсе не хотелось их лишаться.

— В чём дело? — всё-таки не выдержал Гарри в один из очередных солнечных дней, когда они снова оказались на шезлонгах. Гермиона старательно делала вид, что читает очередной толстенный талмуд, прячась за широкими полями шляпы, но он видел, что взгляд так и застыл на одной точке, а страницы долгое время не переворачиваются.

— Что? — заморгала она, поворачивая голову к другу. — Что-то случилось?

— Похоже на то, — ответил Гарри и прищурился. — Говори. Ты ведёшь себя странно.

— Гарри, я помню, что тебе нужно «личное пространство» и я тебе его предоставляю, — отвечает она как-то измученно. — Думаю, излишние разговоры в данной концепции неуместны.

— Тогда разве тебе не стоило бы потратить освободившееся время на что-нибудь более… стоящее, чем весь день просто торчать со мной на пляже? — чуть раздражённо говорит Гарри, нахлобучивая кепку на голову.

Гермиона медленно закрывает книгу. Всё это время она ощущала, каким пристальным взглядом он её изучает, что страшно нервировало, а мозги и вовсе превратились в растаявшее мороженое, которое она забыла на лежащем поблизости полотенце. По крайней мере, способность соображать она определённо потеряла, злясь на то, что неспособна прочесть ни единого слова из лежащей на коленях книги.

Было так много сбивающих с толку чувств, что лавиной упали прямиком на голову. А может, дело было просто в этой невыносимой жаре? Нет, слабое оправдание. В любом случае, теперь Гермиона отчаянно пыталась с самой собой совладать и всё же втайне надеяться, что Гарри если и испытывает к ней нечто похожее, то вовсе не потому, что ему просто голову солнце регулярно напекает.

— А что ты, собственно говоря, имеешь в виду под «стоящим»? — спрашивает она, нахмурясь.

— Не знаю. Может, провести время с родителями или, там, помириться с Роном?

Он явно ставил на то, что причина её отчуждённого состояния — та ссора с Роном, которую он умышленно не слушал, выйдя с кружкой кофе на веранду. Лишь видел, как вскоре друг яростно пролетел мимо него, остановился поодаль, развернулся, показал ему неприличный жест, на что Гарри хмыкнул и отсалютовал ему кружкой.

Гарри всё же ощущал себя довольно пакостно из-за происходящих здесь событий, но в то же время признавался себе, что хоть это всё и паршиво, но в общем-то не слишком — всё же он с рождения привык к некомфортным обстоятельствам и ситуациям, которыми и до нынешних пор изобиловала его жизнь. И похуже бывало, чего там.

Но может, поэтому и на Гриммо заперся, от греха подальше. Нервы всё же совсем не бесконечные, хоть всё же и восстановились слегка за это время.

— Спасибо, конечно, за совет, — отвечает сухо Гермиона на его слова, снова бездумно принимаясь изучать окружение, лишь бы на Гарри не смотреть. — Но как насчёт обсудить тот момент, где ты посчитал, что проведение времени с тобой не считается чем-то стоящим? Пусть даже это подразумевает полнейшее молчание, но я-то к нему ещё со времён палатки привыкла.

— Возможно, не стоило мне всё-таки рот раскрывать, — ворчит он себе под нос почти неслышно. — Значит, я обидел тебя.

— Нет, — отвечает она, с силой сжав книгу в пальцах. — Нет.

— Ты ведь на меня даже не смотришь, — злится он, а после внезапно хватает за ладонь. — Ну же, не ври мне.

— Тебе разве это волнует, Гарри? — вздыхает она с усталой усмешкой. — Только не нужно притворяться, чтобы мои чувства пощадить. Ты ведь ясно сказал, что наседка тебе не требуется, а мне не хочется, будто ты посчитал, что я тебе контролирую или манипулирую, как… как Дурсли там, или Дамблдор.

Он слышит горечь в её голосе и чуть сжимает тонкие женские пальцы.

— Никто никогда не относился ко мне так, как ты. Я никогда бы о тебе так не подумал.

— Мне так не показалось, — мрачно отвечает она, глядя на его ладонь, что сжала её пальцы. — Ты был прав. Я-то хочу, чтобы ты стал таким, как прежде, но… чего хочешь ты? Я совсем не подумала об этом. И я действительно надавила на твою совестливость, заставив приехать сюда.

— Будто я об этом не знаю, — звучит насмешливое и Гермиона осторожно поднимает на него взгляд. — Возможно, я действительно был не прочь поездки. И если бы не хотел, то ничего бы у тебя не вышло. Говорят, я отвратительно упрям.

— Я не была бы так уверена в том, что не справилась бы с твоим упрямством, — щурится она с вызовом. — У меня в запасе имелось несколько рычагов давления.

— Ты себе сейчас страшно противоречишь, но я бы посмотрел, как ты меня убеждаешь, — говорит он невозмутимо, и она проглатывает последующие слова.

Что? Нет, нет, ей мерещится… Что?

— Пожалуй, стоит ещё разок искупнуться, а то скоро уходить, — почти блеет она, вытаскивая свои пальцы из его крепкой хватки.

Она снимает накидку, встаёт. Неуверенно оборачивается, закусив губу. Ей страшно ошибиться, но…

Развалившись на шезлонге, чуть прищурившись и склонив голову набок, Гарри на неё смотрит.

* * *

Гарри снова просыпается от того, что Гермиона трясёт его за плечи. Он делает судорожный вдох и выдох, когда его пальцы с силой сначала вцепляются в её локти, делая почти больно, а после медленно разжимаются.

— О нет, — стонет он, закрыв ладонью лицо. — Снова. Похоже, снотворные всё-таки не действуют, а эта жара неслабо давит за мозг…

— Опять кошмары? — тихо спрашивает она и вздыхает. Она чувствует, как дрожит тело Гарри, как судорожно он дышит и как громко стучит его сердце.

Гермиона медленно кладёт голову на подушку поблизости и смотрит на него в полумраке. За окном светит яркая луна и она легко может его разглядеть: сонный, взлохмаченный. Такой милый, такой родной. Всегда для неё таким был и останется. Она осторожно касается его волос, успокаивающе гладит.

— Что тебе снится? — спрашивает она, особо не надеясь, что Гарри всё же признается.

Он долго молчит. А после обречённо вздыхает и сдержанно отвечает:

— Что он занял моё место. Чаще всего.

Гермиона осторожно берёт его за руку.

— Понимаю, что не смогу тебе переубедить, но всё же скажу. Да, Гарри, ты стал молчаливее, грубее, резче. Но я уверена, что дело просто в том, что ты просто бесконечно утомился от несправедливо возложенной на тебя ответственности, которую с самого детства навязали. Чтобы, в конце концов, позволить тебе великодушно умереть, — она судорожно сглотнула. — За всех нас. Не думаю, что кто-то по-настоящему смог бы понять, какую цену тебе пришлось за это заплатить, с какими решениями за все эти годы столкнуться. И что ты вообще ощущал в тот момент, когда к Волдеморту шёл. Так что, полагаю, ты вполне можешь себе позволить некоторое равнодушие и холодность к окружающим, которые от тебя снова чего-то хотят или требуют. Разумеется, не хочу тебя оправдывать, но если это то, чего ты в самом деле хочешь или что тебе нужно… — она с силой закусила губы, не зная, верные ли слова сумела подобрать. — Но ты всё тот же Гарри, я вижу. И совсем не псих. Более того, я поражена твоей психологической устойчивостью и крепостью нервной системы, — закончила она с грустным смешком.

— С ума сойти, — бормочет только он обескураженно, пытаясь справиться с потоком чувств, которые вызвали её слова, отчего прикрывает ладонью глаза, пытаясь этот кран с эмоциями всё же чуть прикрутить. — Ты явно думаешь и переживаешь об этом больше меня. Но я бы не советовал.

— Думаю и переживаю, разумеется! Я не хотела на тебя это вываливать, просто… просто хотела узнать, могу ли я хоть что-то сделать для тебя? — тоскливо спрашивает она, чувствуя, как в глазах снова копятся слёзы.

— Гермиона… Знаешь, если ты в своей провокационно тонкой ночнушке будешь врываться ночью в комнату к парню, что находится в подобном дерьмовом состоянии и задавать ему такие вопросы, то он может всё неправильно понять, — едва слышно говорит Гарри, не отнимая ладони от лица.

Что ж, весьма, весьма однозначный ответ. Тут она или возмутится и даст ему по морде, либо снова крепко обнимет своими заботливыми нежными руками и закутает в свою пушистую копну волос. И он, признаться, отчаянно надеется на последнее.

Пальцы Гермионы замирают на несколько секунд, слёзы мгновенно высыхают и она нервно одёргивает руку. Гарри вздыхает. Но в то же время слышит, как она подползает к нему ближе, прежде чем вкрадчиво произнести возле его уха:

— Тогда этому бестолковому парню стоило бы получше запирать дверь и накладывать заглушающие чары. Вот так.

Гермиона взмахивает палочкой, накладывая заклинание.

Она не убежала?

Гарри медленно убирает ладонь, поднимает веки, встречается с ней в полумраке взглядом. Молчит. Но она видит, что в глубине глаз мелькают давно забытые озорные смешинки, что возмущают и радуют её одновременно.

— Ты… специально заглушающие не наложил? — щурится она, нависая над Гарри и щекоча его своими волосами. — И снотворное не выпил?

— Ну, знаешь, на самом деле это довольно небольшая цена за твоё присутствие, — говорит он негромко, глядя ей в глаза. А после поднимает руку, с наслаждением запускает пальцы в пышную копну девушки, притягивает к себе и неожиданно пылко целует её мягкие губы.

Гермиона сначала настороженно замирает, ощущая мощную стрелу удовольствия, что мгновенно пронзает её тело с ног до головы, а после на автомате вцепляется ногтями в его плечи. Она совсем не ожидает подобной горячности от парня, который в последнее время не проявлял никакой заинтересованности к жизни и большую часть времени проводил в безразличном молчании или прострации. Зато сейчас целовал так, будто всегда этого желал, отчаянно прижимаясь к ней всем своим телом, отчего она явственно ощущала, как сильно он возбуждён.

Это будоражило, удивляло, воодушевляло до глубины души. И Мерлин всемогущий, как же она сама безумно хотела его! В низу живота тут же сладко заныло.

— О боже, боже, — лихорадочно бормочет она между поцелуями, чувствуя, как сердце бьётся в ушах, а пальцы начинают подрагивать от желания запустить их в волосы Гарри. Вот только не успевает — Гарри резко отстраняется, упираясь руками в кровать по обе стороны от её головы. Когда же она успела оказаться под ним? Мозги, которыми Гермиона совсем недавно гордилась, буквально за считанные секунды из-за сладких поцелуев и опьяняющего запаха его тела снова превратились в непонятную и бесполезную субстанцию.

Гарри глядит на неё, рвано дыша. Гермиона видит расширенные тёмные зрачки друга, его чуть потерянный и даже слегка виноватый вид.

Но он же предупреждал.

И прежде чем он успевает сказать какую-нибудь глупость или, не дай Мерлин, ещё и за произошедшее извиниться, она обхватывает ладонями его шею, приподнимается и сама жадно впивается в его губы. И наконец запускает пальцы в мягкие непослушные волосы и слышит, как он делает глубокий выдох.

Подобная близость с девушкой вызвала у Гарри определённую неконтролируемую реакцию организма, и Гермиона явно не могла этого не заметить. Гарри в действительности опасался напугать её подобным внезапным напором, которого и от себя-то не ожидал, отчего всё же немного переживал.

Вот тебе и равнодушие.

Но она так хорошо смотрелась в его объятиях, так потрясающе пахла и совершенно невозможно было перестать наслаждаться вкусом её губ. И хоть происходящее всё ещё казалось немного непривычным, а именно нахождение в подобном положении со своей подругой, которую он всё-таки полжизни знает, но это чувство оказалось погребено перед ярким возбуждением, которое затопило всё его существо, и он намертво вцепился в это неизведанное и интригующее ощущение — оно отрезвляло и опьяняло одновременно. Да и тот факт, что она испытывает к нему то же и целовала также исступленно — заставлял любые мысли безбожно путаться и душу почти испуганно трепетать.

Так он ей и вправду нужен.

— Гермиона, — тихо произносит Гарри, касаясь её ушка губами, отчего дрожь удовольствия пробегает по всему её телу. Ей всегда нравилось, как её имя звучит из его губ — будто бы ласково, мягко и никогда не осуждающе, несмотря на то, что именно он в те моменты говорил, даже если шёл спор и они немного сердились друг на друга. Когда он обращался к ней по имени — сердце тут же плавилось в воск и любые недопонимания мгновенно решались. Гермионе всегда казалось, что обращаясь к ней по имени, он также говорит «Хей, Гермиона, родная, не гневайся на меня, прошу. Знай, что бы мы друг другу не сказали, ты всё равно всегда будешь мне дорога и ничто не сможет этого изменить».

— Гарри, — шепчет она, привычно вкладывая в обращение к нему тот же смысл. Она смущается, отчаянно краснеет, прежде чем продолжить: — Знаешь, я… ну… я…

Он отрывается от её шелковистой кожи на шее, облизывает губы и выжидающе смотрит на неё. Наверное, опасается, что та передумает, отчего и застывает неподвижно — по крайней мере, так кажется Гермионе, которая пристально вглядывается в его потемневшие зелёные глаза. Он что, боится, что она его отвергнет? После таких поцелуев?

— Я… просто понимаешь… Ох, — нервно дышит она, запустив пальцы в свои весьма растрёпанные волосы. Её карие глаза с некоторым страхом смотрят на него и она вконец теряет нить нужной мысли, когда видит весьма распалённый вид парня. — Я просто не знаю, могу сделать что-то не то… В общем, я, конечно, читала об этом, понимаешь?

Гарри моргает, пытаясь понять её бессвязный лепет и вернуть себе хоть каплю самообладания, дабы включилась в работу хотя бы часть нужных для этого извилин.

— Хм?

— Конечно, я не знаю, что написанное и правда то, что в принципе нужно, ведь никаких инструкций, разумеется, не прилагалось, поэтому я могла что-то неверно понять, — нервно бормочет она. — Сугубо теоретически, да… И не так уж много я читала, в самом деле. Да, в контексте меня звучит немного бредово, но я хоть и интересовалась этой темой, чисто для общего развития, а не потому, что ты мог бы подумать. Нет, конечно, мне и так было любопытно… О Мерлин всемогущий, убей меня. Просто скажи, что всё понял, Гарри.

Гарри с интересом смотрит на неё, поджав губы. Ей кажется, что он отчаянно сдерживает усмешку, но он медленно кивает и говорит:

— Могу только предполагать, хотя это и крайне… странно. Так вот, значит, какие книжки ты все эти дни изучаешь? Не знал, что на эту тему пишут такие талмуды. Ай-яй, Гермиона, — дразнится он.

— Это не странно! — возмущается Гермиона, распахнув глаза, и с такой силой сжав в пальцах его футболку на плечах, что ткань затрещала. — Да, у меня нет опыта! И нет! Эти дни я читала… совершенно другое! Я… просто боюсь напортачить!

— Придётся бояться нам обоим, — говорит он, скользнув взглядом по её покрасневшим от поцелуев губам, а после снова встречаясь с карими глазами, в которых зарождается понимание. — Но думаю, это не сложнее, чем крестражи добыть.

Так и он не…

Она не успевает толком обдумать эту мысль, когда губы Гарри снова накрывают её. Из неё вырывается неудержимый стон, который не на шутку заводит Гарри, и он без обиняков сдирает с неё ночнушку через голову. Ладони тут же накрывают небольшую грудь с напряжёнными сосками и он ловит губами очередной её стон.

Несмотря на то, что Гарри сообщил ей также о своей неопытности по части секса, она всё же была поражена уверенностью его действий. Она, разумеется, совсем не исключала, что он, как и обычно, действовал по наитию и привычно решительно, так что просто бездумно млела под ласками его горячих рук.

А позже протянула к Гарри ладони и он приблизился к ней. Сглотнул. Его тёмные, полные желания глаза завораживали, ведь в них читалось так много: желание, трепет, обожание.

Да и Гарри, едва оказался в её руках, то сразу понял, что объятия Гермионы совершенно точно означали всепоглощающую нежность, глубокую к нему привязанность и при этом всепоглощающую страсть.

Хорошие объятия. И нравятся они ему всё же больше тех, дружеских.

— Что же ты творишь… — простонала она и закусила губу, чувствуя, как краснеет от одного его огненного взгляда.

— Нарушаю правила, — хрипло отвечает он, сжав её талию и целуя её за ушком. — Ты же знаешь, как я это люблю. Снимешь баллы?

— Начислю. Если продолжишь, — улыбка мимолётно касается её губ.

И он продолжил.