Польза объятий (гет)

Гарри бездумно следил за бодро колыхающейся юбочкой девушки — раз-два, раз-два…

Наверное, также энергично та шевелилась, когда её обладательница стремительно направлялась на какие-нибудь занятия, когда они ещё в Хогвартсе учились. Другое дело — он-то этого просто не замечал, потому что подруга обычно рядом с ним в ногу шла, либо юбка за мантией коварно оказывалась скрыта. И вроде ни о чём неприличном и не думал он в данный момент — юбка всё же весьма скромной была, лишь чуть выше колена, но всё не мог никак перестать таращиться, будто эта подлая ткань его как-то загипнотизировала. Возможно, дело было в том, что когда Гермиона врывалась к нему домой и принималась так неуёмно вокруг него круги нарезать, то это всё ещё сбивало с толку — ведь он-то уже давно к тишине и покою привык, заперевшись у себя на Гриммо, а она тут суету наводит в очередной раз.

— Эй, приём! Ты меня слушаешь вообще? А я тут говорю, что это не дело, — заявляет Гермиона, маршируя рядом с Гарри и уперев руки в бока. — Не дело! Повторюсь — ты просил «дать тебе время» и я выделила тебе время, чтобы ты пришёл в себя. Но что-то не вижу никаких подвижек!

— Разве что-то не так? — недоумевает Гарри, развалившись на пыльном диване, с усилием отведя от коварной юбки взгляд и принимаясь изучать не менее пыльный потолок. — Или… всё же не так?

— Чертовски глубокомысленное заключение, — сердится она, нависая над ним. — Осталось добавить твоё регулярное «всё прекрасно» и я, разумеется, покорно уйду.

Гарри хмурится. Последнюю неделю Гермиона взялась за него и впрямь всерьёз — вилась вокруг, едва её рабочий день заканчивался, а в выходные пыталась из дома друга вытаскивать под разными предлогами, на что тот глаза закатывал, но неохотно и из уважения к подруге шёл туда, куда она его тащила.

Само собой, не забыв захватить весьма кислую мину, усиленное шарканье ногами и чертовски небритое лицо. Но шёл, шёл, не придерёшься.

— Серьёзно, Гарри, — она посмотрела на него несчастными глазами. — Давай в Австралию съездим? Рон уже давно согласился, а мои родители тебе будут страшно рады.

— Что-то очень в этом сомневаюсь, — отвечает он скептически, закатывая глаза от того, что она снова завела шарманку на тему поездки.

Австралия, Австралия, бла-бла… Он-то прекрасно понимал, что та жаждет, чтобы он под её неусыпном контролем оказался, дабы пинки регулярно выдавать да нравоучениями в уши сыпать, пока у него мозги не потекут. В гробу видал такую радость, конечно.

Гермиона сощурилась, видя его безэмоциональное выражение лица. Вот же упрямец! Что ж, пора пускать в ход тяжёлую артиллерию. Но она не хотела, правда не хотела.

— Гарри, — вкрадчиво произносит она, недобро улыбаясь и ощущая, как задёргался глаз, — знаешь, не хотела бы напоминать тебе о тех чудесных деньках, но не ты ли заверял, что будешь моим вечным должником? И я ведь великодушно готова простить тебе этот безумный долг! Если поедешь со мной. То есть, с нами.

Разумеется, как Гермиона на самом деле считала, что ничего такого он не должен, а это они все ему должны и даже больше, и сейчас она лишь подло с его безграничной совестью сделку заключала. Но всё для его же блага!

— Ещё скажи, что уже всё организовала, — бурчит он, чувствуя укол вины и понимая, что проиграл вчистую. Гарри нервно запускает пальцы в весьма всклокоченные волосы и досадливо морщится.

В конце концов, он мог бы давно от подруги свой камин закрыть и защитных заклинаний на дом понавесить, но… Нет, просто нет. Не от Гермионы же. Всё равно ведь дверь в щепки превратит, камин на камушки разнесёт да его самого от души за уши оттаскает.

— Само собой — всё готово, — невозмутимо подтвердила она его подозрения. — У тебя пара дней на сборы. А ещё, кхм… — она вдруг замялась. — Завтра кончаются каникулы и Джинни возвращается в Хогвартс. Может… тебе стоит с ней поговорить? — чуть неуверенно спрашивает она, глядя, как мрачнеет лицо Гарри. — Вы же, ну… нельзя же оставлять всё так, правда? Ты ведь понял, о чём я?

— Я понял, — холодно ответил Гарри, — что она прибежала к тебе на меня нажаловаться.

Гермиона нервно закусила губу — лезть в чужие отношения она не любила, а что там этих двоих творится мало что понимала, поэтому тут же встала и попыталась ретироваться, мысленно ругая себя на все лады.

— Эм, в общем, увидимся через пару дней, — пробормотала она напоследок, смущённо уставившись в пол и направляясь к камину.

А после стало тихо, как Гарри и хотел. Но как же чертовски неуютно.

* * *

Гермиона собирала вещи и скрипела зубами. Не от злости, нет. От проклятого бессилия.

Гарри то ли делал вид, что не понимал, что с ним что-то не так, активно дурачка из себя строя, то ли просто говорить об этом не хотел, но Гермиона, да и многие другие, видели: вид отстранённый, улыбки где-то свои потерял, искр в глазах не уже было не найти… да и уже почти полгода спустя после войны не занимался ничем. Хогвартс заканчивать отказывался, приглашение вступить в мракоборцы отклонил и теперь безвылазно торчал дома на Гриммо, вполне успешно зарастая паутиной на своём диване.

На все вопросы раздражённо отвечал в духе: «Я устал, отъебитесь. Имею я вообще право наконец побыть у себя дома один?»

Кто-то и впрямь от него отстал, а Гермиона же упрямилась не хуже Гарри — всё пыталась его хоть куда-то вытащить, то в кино сходить, то в парк погулять, но вёл он там себя весьма безучастно, что не на шутку ту взволновало. Гарри из уважения к подруге часто на её предложения куда-то сходить соглашался, явно видя, что та переживает и даже однажды её несчастного взгляда не выдержал, похлопал девушку по плечу и вполне бодро заявил, что всё нормально с ним будет, нужно только время и некоторое одиночество.

Гермиона подумала тогда, что он с ней вдвоём столько времени в той злополучной палатке провёл, так что неудивительно, что её общества тот совсем не жаждет. Но, как внезапно оказалось, — Гарри вообще ничьего присутствия не желал.

Так что может, Гермиона и поверила бы и даже постаралась понять весьма красноречивый намёк про «одиночество», пока Джинни где-то неделю назад вдруг не позвала её в «Нору» и громко не нажаловалась ей, что Гарри «какой-то никакой» и «только и делает, что молчит».

— И представляешь, я ему говорю: «Чёрт, Гарри, я не понимаю, что мне делать», — причитала она, взмахивая руками и рыжими волосами. — Не понимаю! Ты можешь мне сказать? Ведь так ничего не получается и так отношения не построить!» И знаешь, что он сказал мне, Гермиона, знаешь?

Гермиона вопросительно подняла брови и оглядела девушку, что находилась в весьма раздраенных чувствах. Она и сама её неслабо понимала — Гарри всегда умел быть закрытым, скрытным и молчаливым, переживая свои проблемы в одиночестве. И ведь даже с ней сейчас отказывался делиться своими мыслями.

— Что же он сказал?

— «Окей», — всхлипнула Джинни, а после развернулась и упала лицом в подушку. — Я не вывожу, не вывожу.

Гермиона поджала губы.

Джинни, может, даже жаль ей было, но «вывозить» ей явно меньше приходилось, чем Гарри. Да, смерть Фреда, безусловно, неслабо по всей семье Уизли ударила, но по сравнению с тем, сколько лет Гарри с различными неприятностями боролся и потерями смирялся — не сравнить.

— Тебе стоит вернуться к нему, — хмуро посоветовала ей Гермиона, вставая с кресла. — Не смей оставлять его одного.

— Да не могу я больше выносить этого тухлого молчания, — проворчала Джинни, поворачивая голову и несчастными глазами глядя на Гермиону. — Разве он не должен радоваться победе? Ничего не понимаю. Задрало.

Гермиона отвела глаза. Как она могла в двух словах рассказать другому человеку, сколько пришлось их троице и, в особенности Гарри, пережить за эти годы? И семи томов может не хватить.

— Почему бы тебе не спросить его об этом? — интересуется Гермиона, подходя к окну, за которым умиротворяюще кружились в воздухе снежинки. — Прямо сейчас. Вставай и иди.

— Да ничего он мне не говорит! — рассердилась Джинни. — Только огрызается. И отказывается хоть куда-то идти! Может, ты с ним пообщаешься? Тебя же он слушает — вы ведь даже ходили вместе куда-то! А мы с ним сейчас, вроде как, в ссоре. По крайней мере, я точно чертовски на него зла! Завтра кончаются рождественские каникулы, которые он, между прочим, нагло проигнорировал! Ни разу, ни разу меня никуда не позвал и в «Норе» не навестил! А мне ведь уже возвращаться в Хогвартс! Чёртов Гарри Поттер… Да пусть делает что хочет! Но если… если вдруг решит наконец заявиться и искренне попросить прощения, то я дам ему шанс. Возможно. В общем, да просто сделай с ним ну хоть что-нибудь!

— Ладно, — цедит сквозь зубы Гермиона, яростно хватаясь за ручку двери, едва ту не вырвав с корнем. — Ладно! Но это будет ради него, а ради тебя, — с этими словами она хлопает дверью и выдыхает.

Ох зря она Гарри на Джинни оставила, зря.

Но всё-таки та его девушкой числилась, не могла же она заботу о Гарри совсем всю себе забрать! И так с неохотой из сердца вырвала в своё время, дабы им там под ногами не мешаться.

А Гарри, упрямец, ничуть с этим делом ей не помогал!

Вот она и заявилась к нему в очередной раз домой, но уже со своим наглым шантажом, дабы хоть что-то предпринять. И вовсе не из-за отношений друга с Джинни. Да разве Гермиона могла его бросить, в конце-то концов? Смотреть больно.

* * *

— Как ты его вытащила? — поразился Рон, завидев Гарри и зашипев Гермионе в ухо. Та пихнула его локтем в бок и улыбнулась Гарри, когда тот, явно ощущая себя не в своей тарелке, вышел в гостиную с небольшим рюкзаком и едва заметно кивнул обоим в знак приветствия.

Гермиона не удержалась, с грохотом бросила свой чемодан на пол и тут же радостно заключила Гарри в объятия, едва того не задушив.

— Если ты решила его добить, то выбрала очень странный способ, — прокомментировал кисло Рон и едва увернулся от женской ноги, которая согнулась в колене попыталась было его лягнуть.

— Это объятия счастья, Рональд, — прошипела Гермиона прямиком в ухо Гарри. — Не слушай этого дуралея. Я правда рада, что ты будешь с нами.

— В нашем романтическом путешествии, — брякнул Рон и Гарри ощутил, как яростно выдохнула Гермиона, разжала объятия и медленно обернулась к Рону. — Я пошутил, пошутил! Мы рады тебе, Гарри, рады!

— Хватит чушь нести, — прошипела Гермиона, всё ещё пытаясь взглядом прикончить Рона и откровенно думая над тем, чтобы пустить в ход палочку. Гарри же поморщил нос — он совсем не подумал о том, что поездка к родителям Гермионы для Рона может оказаться более значимой, чем могла бы показаться на первый взгляд.

Вот он идиот, идиот.

— Я остаюсь, — тут же заявляет Гарри, бросая рюкзак на пол и отведя взгляд от парочки.

Да на что Гермиона вообще надеется? Что он их развлекать будет своим безучастным видом или они его, демонстрируя своё счастье, страстные поцелуи и прочие сопутствующие этому вещи?

И так тошно.

— Нет-нет-нет! — вдруг душераздирающе вскрикивает Гермиона, обхватывая руками Гарри и не дав ему сделать и шагу. Он ощущает, как ноготки девушки впиваются в его спину, а дыхание становится судорожным. — НЕТ-НЕТ-НЕТ!

— Мерлин, — обескураженно бормочет Гарри, растерянно моргая. А это что за объятия, отчаяния? Он успокаивающе сжал её плечи и озадаченно нахмурился. Ещё не хватало для полного счастья подругу до истерики доводить.

— По-моему, вполне убедительно и аргументы тут не требуются. Доставай уже портал, — ворчит Рон, скривив губы и махнув ладонью в сторону Гермионы, которая принимается тихо всхлипывать. Было видно, что Рону всё же была бы предпочтительнее романтическая поездка, нежели дружеская, но погибать в столь юном возрасте от рук нравящейся ему девушки он вовсе не желал.

И он, глядя на то, как Гермиона Гарри обнимает, действительно очень старался задушить в себе эту бешеную ревность, что донимала его уже столько лет.

Он не должен облажаться. Не в этот раз.

* * *

— Я мог бы напиться и дома, — хмыкает Гарри, потягивая коктейль и щурясь от солнца. — И там даже не было бы жарко, как в аду.

— Что, уже скучаешь по Лондону?

— А как же. Где бесконечно идут дожди, ведь под ними так удобно плакать, — скорбно сообщил ей Гарри, сделав притворно-жалостливое лицо. — И диван мой, родной, как он там без меня…

— Дурак, — отозвалась Гермиона, вконец оторвавшись от книжки и спустив солнечные очки на нос. — Заканчивай давай брюзжать и дуй плескаться в море. Рон, вон, вовсю наслаждается.

Гарри без интереса перевёл взгляд в сторону воды. Где-то вдалеке виднелась ярко-рыжая легкоузнаваемая макушка, что нарезала круги.

— Слушай, а волосы у тебя здорово отросли, — говорит Гермиона, кидая на него заинтересованный взгляд. — Но не так сильно, как могли бы за эти полгода. У тебя что, завёлся другой личный парикмахер?

— Ревнуешь? — он смотрит на неё чуть насмешливо и склоняет он голову набок, из-за чего вьющаяся чёрная прядь падает ему на лоб.

— Интересуюсь, — бормочет она чуть обескураженно. — Так ты не стригся? Тогда, похоже, твои волосы живут своей жизнью и сами решают, до какой длины расти. Но, полагаю, с жутко заросшим лицом ты даже как-то справился сам.

— Мне идёт? — уточняет он, задумчиво глядя на неё. И вьющиеся волосы, что падали ему на лицо, и лёгкая щетина, что заняла место густой колючей бороды, смотрелись на нём совсем иначе, чем она уже успела привыкнуть.

— Очень, — тушуется она, кидая косой взгляд на пару стройных и симпатичных сёрфингисток, что проходят мимо кидают заинтересованные взгляды в сторону Гарри. — Но головной убор всё же стоит надеть, — с этими словами Гермиона нахлобучивает ему явно новенькую кепку и обречённо вздыхает. — А твою тёмную макушку, похоже, уже и так напекло. Так ведь и знала, что не подготовишься как следует.

— Ну ты помнишь, как предусмотрительно я подготовился к войне, собрал нам палатку и тому подобное, — меланхолично отозвался Гарри, опустив ногу с шезлонга, зарывшись стопой в весьма раскалённый песок и пытаясь переварить это непривычное чувство полной расслабленности. — Так что какие ко мне, балбесу, претензии?

Гермиона лишь закатывет глаза на этот приступ самоиронии, снимает очки и скидывает с себя тонкую накидку.

— Я купаться. И тебе советую, — сообщает она, вставая, стаскивая с волос сползшую заколку, чтобы покрепче её закрепить.

— Ага.

Гарри скользит по ней взглядом — бордовый купальник, состоящий из шорт и спортивного топа смотрелся на ней весьма гармонично и совершенно не вызывающе. Хотя Рон-то наверняка этому уже расстроился…

Гермиона уже не казалась такой исхудавшей, какой её Гарри помнил со времён палатки, а пышная каштановая копна волос и вовсе доходила до самых рёбёр — он всё же заметил, как мягко пряди скользнули по её телу, когда она их пересобирала.

Зацепил взгляд также довольно длинный шрам под рёбрами, мгновенно напомнив ему о событиях на пятом курсе и проклятии Долохова. Его взор тут же непроизвольно устремился на тонкое запястье, где всё ещё угадывалась злополучная надпись, оставленная Беллатрисой, и Гарри с силой закусил соломинку, снова опустив взгляд в бокал.

Он ненавидел это чувство вины. После войны же оно накатывало часто и беспощадно — бешеная беготня наконец завершилась, и теперь он мог выдохнуть, оглянуться и начать радостно посыпать голову пеплом, разбрасывая его вокруг, словно конфетти.

Победа, как-никак, и всё такое.

А на Рона он вообще смотреть не мог. Если тогда он вроде бы понял-простил, то теперь понимал, что натянутое к него прощение какое-то вышло, неискреннее. Может, Рон это тоже чувствовал, вот и общался с ним неохотно, сдержанно как-то, будто и не рад другу совсем. Понятное дело — Гарри им романтическую поездку попортил своим присутствием (отчего он испытывал странное и непривычное злорадство, которое всё никак унять не мог), но Рон и ранее энтузиазмом при встрече с другом не пылал. Первое время за Гермионой хвостом ходил, якобы навещая с ней Гарри, но стоял позади, отмалчивался, будто его в гости волоком тащили. Наверное, так оно и было, но вскоре Гарри понимать начал, что не так уж это и задевает, и не так уж Рон ему теперь важен, как был когда-то.

А тот, похоже, его всё ещё к Герм ревнует. Забавно. Ну, у Гермионы всё же очень изящная фигура, шикарные волосы и тёплые карие глаза, что греют сердце похлеще палящего солнца Австралии, и Гарри банально не мог это игнорировать, даже если пытался.

Он порой думал, что Гермиона всё же была не красивее Джинни, вовсе нет. Наверное, даже в чём-то проигрывала яркой, захватывающей дух Джин, которая ещё и со временем научилась быть душой любой компании и одним дерзким взглядом могла любого парня заставить к своим шикарным ногам упасть.

Но Гарри это довольно быстро перестало волновать. Со временем от Джинни, что крутилась поблизости, его стало откровенно мутить. И объятия с ней были не те, и любые её слова пролетали куда-то мимо его сознания, что уж говорить про попытки вывести его в свет, дабы получить какие-то там заслуженные почести и славу. Всё это вызывало раздражение, которое Гарри не скрывал и не стремился скрывать. Более того, она умудрялась закатывать ему на эту тему скандалы, в которые он даже вникать не хотел, что вызывало у Джин настоящее бешенство, отчего ему не раз приходилось скрываться от её случайного Летучемышиного сглаза.

А с Гермионой всё всегда совсем иначе было. Спокойно. Уютно. Даже безопасно. И теперь он уже ненароком думал, что в этой Австралии может не так уж и плохо, как он опасался изначально.

Гарри едва не улыбнулся, когда Гермиона дошла до берега моря, обернулась, пару раз радостно подпрыгнула, помахав ему при этом руками, явно зовя за собой.

Что ж, может, если совсем ненадолго. Гарри отложил стакан с коктейлем.

* * *

Родители Гермионы были весьма приятными, интеллигентными людьми. Он вот только особой теплоты между родственниками не заметил, но существовала вероятность, что либо он ничего в семейных отношениях не смыслил, либо те просто при посторонних демонстрировать любовь не привыкли, что, впрочем, не мешало Гермионе регулярно одаривать объятиями самого Гарри.

Причём, по поводу и без.

— Я просто рада тебе, — говорила лишь она, улыбаясь ему в плечо, и остро ощущая его замешательство. — А объятий радости у меня ещё много, так что придётся потерпеть.

Сначала Гарри глаза к потолку закатывал, считая, что та просто пытается его таким образом приободрить, но спустя пару дней подобных внезапных на себя нападений к ним привык, чуть расслабился и уже даже обнимал в ответ, молча кладя подбородок на пушистую макушку и осторожно сцеплять свои пальцы у её талии.

Гермиона, правда, старательно пыталась проворачивать это не в присутствии Рона. Гарри же теперь порой раздражённо думал, что на самом деле хочет, чтобы друг их объятия увидел — в конце концов, почему они должны прятаться, будто совершают что-то незаконное? Не так давно лишь вдвоём в палатке жили, вот уж новость века.

— Думаю, Гермиона не хочет со мной встречаться. Она ведь даже с тобой времени больше проводит, а мы, ну, вроде как, это самое… И да, я вообще-то видел, как часто вы обнимаетесь, так что не надо меня за дурака держать, — хмуро выдаёт ему однажды Рон, когда они сидят в кафе и попивают холодный кофе на набережной. Мимо них то и дело проходят громко переговаривающиеся туристы, поблизости у воды шумят катера, шелестят пальмы… И как-то даже внезапно оказывается столько давящего шума вокруг, что у Гарри начинает болеть голова — он всё ещё не привык к такому обилию цвета, света и звуков, отчего трёт лицо и опускает козырёк кепки ниже, пытаясь прийти в себя и вникнуть в слова Рона.

Людные места его всё ещё напрягали — постоянно казалось, будто из-за любого угла на них могли напасть, а из-за хаотичного гула, гомона, гудения, что раздавался со всех сторон и будто бы становился громче и громче, Гарри ощущал, что совершенно не контролирует ситуацию. Он сцепил чуть дрожащие руки под столом и сделал глубокий выдох. На лбу выступил пот.

— Ты чего? — позвал его Рон, но Гарри не ответил, лишь поморщился и с силой прижал большой палец к переносице, пытаясь унять раздражающий звон в ушах. — Эй?

Он не знал, сколько так просидел, пока женская ладонь не легла ему на плечо и не принялась встревоженно поглаживать.

— Гарри, Гарри, — бормотала Гермиона, усаживаясь на корточки перед ним и пытаясь заглянуть в лицо. — Посмотри на меня.

— Наверное, просто давление от кофе подскочило, — криво улыбается он, чуть приходя в себя и избегая её взгляда. — Не о чем волноваться. Но знаешь, тебе и в самом деле пора перестать со мной постоянно нянчиться. Это жутко напрягает. А мне всё же жизненно необходимо некоторое личное пространство.

Гермиона болезненно хмурится от его резких слов, а Рон только разводит руками на её вопросительный взгляд. Гарри встаёт.

— Пойду, прогуляюсь. Один, — бросает он сухо, сунув руки в карманы брюк и стремительно уходя.

— Да нечего на меня смотреть, я тут ни при чём, — тут же вспыхнул Рон, видя, что Гермиона сверлит его недовольным взглядом. Она понимает, что Гарри вспылил в первую очередь из-за того, что Гермиона застала его за проявлением слабости, а Рон вполне может оказаться и ни при делах.

Впрочем, мог бы хоть что-то сделать, а не глазами глупо хлопать, в конце-то концов.

— Рожок мороженого где? — спрашивает она наконец устало.

— Какой рожок?

— Который я дала тебе, когда вернулась, — сердито отвечает Гермиона, провожая взглядом напряжённую спину Гарри.

Но Рон лишь снова разводит руками и вот теперь уже виновато улыбается.

* * *

В дом Грейнджеров Гарри возвращается поздно, но никто из жильцов ещё не спит — они размеренно попивают чай, ведя неспешный диалог. Он неслышно подходит ближе и останавливается у порога кухни.

— Джордж, конечно, всё ещё не в себе, — говорит Рон. — Поэтому весь магазин по большей части на мне.

— Как заботливо, — одобряет миссис Грейнджер его решение. — Помню, Гермиона рассказывала, что вы с Гарри хотели сначала в мракоборцы податься…

— Ну да, — протягивает Рон, отхлёбывая чай. — Но я нужен брату. А Гарри так вообще от предложения Кингсли отказался.

— Да с парнем вообще что-то не так, — говорит мистер Грейнджер, хмурясь. — Ему бы специалистам показаться.

— С вами тоже было бы тоже «не так», если бы вы через подобное прошли, — отрезает Гермиона, сдвинув брови на переносице.

— Твои родители правы, — кивает Рон. — Ты его видела — труп и то живее выглядит.

— Рон! — хлопает по столу Гермиона, тут же вспыхнув. — Заглохни, ради Мерлина, или сейчас трупом окажешься ты.

— А чего? Твои родители тоже это видят! — злится он, прожигая её взглядом. — Мы не слепые! По нему Мунго плачет! Может, скоро вообще на людей бросаться начнёт! Кто знает, что у него сейчас на уме? Молчит, смотрит на всех косо! Я, может, волнуюсь!

— Мог бы хоть какое-то участие проявить, если правда переживаешь, — цедит сквозь зубы Гермиона. — Со мной он вполне себе разговаривает. Может, стоит попробовать и тебе пообщаться?

— Я думаю, что Рональд дело говорит, — поддакивает мистер Грейнджер, серьёзно глядя на дочь. — Ему необходимо…

— Вы говорите о нём так, будто он какой-то псих! — вскрикивает Гермиона, вскакивая. — Даже не смейте говорить о том, чего не понимаете!

— А то ты понимаешь шибко! Да признай, он и правда ведёт себя странно! — не уступает Рон, махая бешено руками.

— Ну я всегда был странный, думал, ты об этом и так знаешь, — раздаётся голос поблизости.

Гарри, который в это время стоял, задумчиво прислонившись к дверному косяку, наконец оказывается замечен.

— О, Гарри, — неловко улыбается миссис Грейнджер. — Ты вернулся… Голоден?

— Я бы поел, спасибо, — говорит он, усаживаясь за стол, за которым повисает тягостное молчание.

Гермиона падает на стул и быстро опускает взгляд в чашку, отчего Гарри понимает, что та всё ещё на его резкие слова сердится и явно ощущает неловкость из-за произошедшего ранее спора.

Остальные вскоре довольно быстро встают, бормоча что-то про сон, и Гарри напоследок кидает Рону тихое и насмешливое «Бу!», когда тот проходит мимо него, отчего тот насупляется и стремительно покидает кухню. Но Гермиона остаётся с ним, бросая косые взгляды из-под чашки.

— Ну что? — не выдерживает Гарри, откидывая вилку и смеряя её пристальным взглядом. — Хочешь, конечно же, поговорить об этом?

— А ты?

— А что я? — начинает злиться Гарри и скрещивает руки на груди. — Я разговариваю, хожу, ем. Причём больше, чем следовало бы. И только потому, что ты заявила, что я «всё такой же худющий, каким в палатке был». Ещё приказы будут, хозяйка, или Гарри свободен?

Гермиона бледнеет, отставляет чашку дрожащими руками.

— Просто… просто я…

— Что? — напирает он, подняв брови. — Я что, действительно так сильно всех напрягаю своим присутствием? Так я сюда и не рвался.

— Я просто хочу видеть тебя прежним, — тихо наконец говорит она, не выдержав его колючего взгляда зелёных глаз и принимаясь изучать стол. — Это звучит эгоистично? Но мне тяжело видеть тебя таким. И мне нужен прежний Гарри, очень нужен.

— Уж не знаю, чего ты хочешь и какой там тебе Гарри нужен, — огрызается он, чувствуя, как что-то неприятно сдавливает в рёбрах. — Тот, который не совсем псих? Так может, именно он в том Запретом лесу подох, а вместо него крестраж остался. Кто знает? Ну, другого тут всё равно нет, выбирать не приходится.

— Не говори ерунды, — её горло тут же сдавил спазм, а глаза расширились. Так вот о чём он думает? — Зачем ты так? Ты же прекрасно знаешь, как бесконечно дорог мне. И я уверена, что ты тот же Гарри. Немного потерянный, уставший, потрёпанный, но Гарри.

— Ага, — говорит он, но уже не так холодно, как ранее. Отворачивается, встаёт. — Ладно. Всё равно этот разговор не имеет смысла. Я спать.

Спал Гарри этой ночью плохо — возможно, всё же с непривычки перегрелся на солнце. Мерещились огнедышащие драконы, родители, кладбище, Волдеморт… Всё смешалось в давно знакомую неприятную кашу из страха, ненависти и боли.

Как знакомо! И мутит также привычно.

Он как-то даже уже почти отвык от этих снов, но из-за смены обстановки, бесконечно палящего солнца и довольно стрессового разговора ранее организм чуть вышел из без того не совсем надёжного душевного равновесия.

Но полностью проснулся Гарри от того, что кто-то яростно тряс его за плечи. Он резко распахнул глаза, грубо схватил чьё-то тело, опрокинул возле себя, и навис над неожиданным гостем.

— Гарри, Гарри, — быстро произнесла Гермиона в кромешной тьме, стуча кулачками по его локтям, — это я!

Он выдохнул, опустил голову, на мгновение уткнувшись лбом в её грудь. Отпустил девушку, откатился. Перед глазами всё ещё стояли жуткие картинки, и он никак не мог выровнять дыхание, лишь вытер тыльной стороной ладони мокрый лоб.

Но даже в темноте чувствовал, как прожигает его взглядом Гермиона. И молчит, заставляя чувствовать его и без того страшный стыд.

Так ведь и знал, что не стоило приезжать.

Но вскоре подруга не выдерживает и без слов сгребает Гарри в охапку, развернув к себе. Сдавливает рёбра своими стальными объятиями, зарывшись лицом в чёрные волосы, а потом вдруг принимается часто шмыгать и тихо завывать.

Гарри замирает, оказавшись опасно прижатым к девушке. В конце концов, с подругой в постели, которая ещё и одета едва, он ещё не обнимался. Насколько это было интимно он решить не успел, лишь уткнулся носом куда-то ей в ключицу, почувствовал весьма приятный аромат её кожи, отчего вконец потерялся.

— Тсс, — бормочет она чуть подрагивающим голосом, прижавшись щекой к его растрёпанной макушке и мягко гладя по волосам. Утешает его, будто не сама тут взахлёб рыдает!

Гарри часто-часто моргает.

— Герм?

— Знаешь, — глотая слёзы, сипло выдавливает она, а после принимается быстро бормотать, — во время объятий выделяется окситоцин и снижается уровень гормонов стресса, таких как кортизол… Также объятия укрепляют функцию сердца, поэтому люди, которые часто обнимаются и держатся за руки, меньше страдают повышенным артериальным давлением, а это снижает риск развития сердечно-сосудистых заболеваний, инфаркта миокарда и инсульта. Так что в случае, если вдруг переборщишь с кофеином, то стоит вспомнить об этом немаловажном факте. А ещё объятия дарят ощущение безопасности и помогают победить страх. Помогают же?

— Да, — отвечает Гарри оторопело, когда наконец приходит в себя и отвлекается от своих кровавых видений перед глазами и ошеломляющим поведением подруги. — Извини, если напугал, — бурчит он хрипло и стараясь не шевелиться от греха подальше. — Ладно хоть палочку не успел достать. Таки, значит, на людей всё-таки я кидаюсь, и Рон прав. Закажешь мне рейс в местный Мунго?

— Ерунда, — негодует она, продолжая проводить ладонями по его чуть влажным волосам и плечам. — Бред. Чушь. Это всего лишь плохие сны, понял?

Гарри всё ещё шумно дышит возле её шеи и уха и она чувствует, как бешено колотится его сердце. Или это её?

— Я перебудил весь дом? — простонал Гарри, поняв, что забыл наложить заклинания из-за того, что мгновенно отключился, едва на кровать упал.

И так совестно, что в таком виде его подруга застала, так ещё и это. Точно ведь теперь домочадцы в Мунго местный сбагрят.

— Думаю, нет, — кажется, Гермиона чуть успокаивается, когда понимает, что Гарри более-менее пришёл в себя. — Я услышала только потому, что зачиталась допоздна, сходила умыться и возвращалась в свою комнату. Но отсюда уйду, когда буду уверена, что ты в порядке. А хочешь… дам тебе свои снотворные? Помогают.

— Ты пьёшь снотворные?

Гарри слышит тяжёлый вздох. Костяшками пальцев она мягко гладит его по колючей скуле, как бы говоря, чтобы он не волновался об этом.

Но Гарри, который всё ещё находился под впечатлением от её реакции на его страдания, вдруг накрывает непривычный и весьма неожиданный прилив нежности. Ему просто страшно нестерпимо хочется покрепче прижать девушку к себе, провести ладонью по пышной копне, чтобы дать понять, что он рядом, что он понимает, и что она тоже может попросить у него утешения или помощи…

Возможно, он и правда хотел бы это сделать. Его всё ещё окутывала тёплая волна, полностью затопившая грудную клетку и которую раньше он никогда в своей жизни не ощущал. И такая Гермиона маленькая и хрупкая оказывается, а он и не замечал даже, ведь в ней при этом всегда столько силы и мужества как-то уживалось, что вся эта миниатюрность затмевалась. И всегда, всегда её проблемы каким-то образом на задний план отодвигались, а его, Гарри, важнее для неё оказывались. И медленно, неторопливо наступало на него весьма важное осознание, лишь стоило ему над этим получше задуматься и как следует переварить.

— Пожалуйста, не плачь из-за меня. Но если и я вдруг действительно окажусь тебе зачем-то нужен, — всё же говорит он, чуть отстранившись, ласково мазнул большим пальцем по её мокрой щеке и вытирая слёзы, а после криво улыбаясь, — то буду здесь.

Гарри думает, что фраза прозвучала весьма двояко и неоднозначно, чего они обычно между собой не допускали, но решил оставить как есть и поглядеть, как подруга отреагирует.

Он перегнул палку?

— Я… в порядке, — как-то слабо произносит Гермиона, чувствуя, как пересыхает в горле. Она вдруг резко отстраняется, выбравшись из крепких объятий и на некоторое время застывает, усевшись на краю кровати. Она не должна так реагировать на Гарри, не должна. — Ты, кажется, уже тоже. Я… пойду.

Он перегнул палку.

Мелькнувшая из-за облаков неполная луна слегка осветила комнату, и Гарри сумел разглядеть на лице Гермионы растерянность, когда она стремительно проскользнула мимо него, слегка задев его ногу краем ночнушки.

Что ж. Не только же ему замешательство испытывать. Что она с ним, собственно говоря, творит? Зачем пришла, зачем плачет так душераздирающе, зачем обнимает так, будто от этого её жизнь зависит?

Гарри сел, прислонив подушку к спинке кровати, и с силой потёр ладонями глаза, пытаясь стереть остатки болезненного сна и хоть немного продлить ощущение тёплого податливого женского тела в руках. Вызывающего спокойствие в сердце, и в то же время нешуточное волнение…

А он-то сам что наделал? Как теперь вообще унять это совершенно неуместное возбуждение?

И заметила ли это Гермиона? А если да? Гарри усмехается.

Наверное, это было бы весьма интересно.

* * *

— И ты! ТЫ! Я попросила тебя помочь, а ты… — кричал знакомый голос на первом этаже дома. — Я так и знала! Вам только повод нужен был!

Гарри вошёл в гостиную и сонно поморщился от истошных криков, которые, как оказалось, раздавались из громовещателя. Рон стоял возле окна, скрестив руки и поджав губы, а Гермиона отстранённо изучала свои ладони, стоя посреди комнаты, будто происходящее её и не касалось вовсе.

Она вздрогнула, когда вопилка неожиданно вспыхнула огнём, не закончив очередное гневное предложение.

— Слишком громко, — сообщил Гарри, убирая палочку в карман и зевая. — Что за аншлаг с утра пораньше? Я не привык вставать так рано и даже ещё не выпил кофе. Но в любом случае, уверен, ты не обязана выслушивать это дерьмо.

Рон молчал, мрачно изучая пейзаж за окном. Гермиона кусала губы и кидала то на Гарри, то на Рона быстрые взгляды.

— Я что, снова помешал вам собачиться? Вот же непруха, — скривился он, падая на диван и разворачивая газету.

— Ты вообще очень любишь влезать, — не выдержал всё же Рон, отлипая от окна. — Уже показатель.

— Показатель чего? Что я псих, который мешает счастью друзей? — спрашивает Гарри, не отрывая взгляда от газеты. — Ну окей.

— «Окей»? — взвился тут же Рон, выхватывая у него газету и яростно сворачивая ту в комок. — «ОКЕЙ»?! Хочешь сказать, что Гермиона сегодня ночью вышла не из твоей комнаты?!

Повисло молчание.

— Он шёл в уборную и увидел меня, — пробормотала Гермиона, кидая смущённый взгляд на Гарри и садясь с ним рядом. — Но я же уже сказала, что… Да чёрт подери, у тебя нет на меня никаких прав, чтобы так себя со мной вести, Рональд! Я думала, мы всё выяснили!

— А ты! — рявкнул Рон, не слушая девушку и нависая над Гарри. — Не хочешь объясниться?

Гарри несколько секунд делает вид, словно действительно серьёзно размышляет над вопросом, задумчиво жуёт губы. Но после лишь отвечает:

— Не-а.

Гермиона прикрывает глаза на несколько секунд, а после открывает. Что?

— Я не пойму, если тебе на неё не плевать, то почему вы тогда не сошлись? — заорал Рон, краснея.

Ох уж это пресловутое их тогда. Так много могло бы измениться в этом важном тогда!

— Ну, — безэмоционально отвечает Гарри, поднимая взгляд на друга, — а зачем, если завтра умирать?

Повисает напряжённая тишина, но Гарри чешет небритую щёку, встаёт, морщится. Затёкшая шея ноет от неудобной позы во время сна, ибо отключился он полусидя, едва Гермиона из его комнаты вылетела.

— А как же Джинни? — продолжает злиться Рон и Гарри делает глубокий усталый вздох. — Она сказала, что у вас проблемы в отношениях, но вы же не расставались? Что ты натворил?!

— Ну, видишь ли, — протягивает Гарри, кисло глядя на Рона, — дело в том, что… Ох, ладно, скажу. На самом деле я просто слишком много зарабатываю, слишком хорошо выгляжу и слишком хорошо выражаю свои чувства. Такие дела.

Он слышит тихое фырканье от Гермионы и уголок его губ непроизвольно дёргается. Рон же открывает и закрывает рот от возмущения, но явно пытается держать себя в руках, дабы всё не испортить.

— Что ж, если балаган окончен, то я пойду, а то мне всё ещё требуется мощная доза кофеина. И может быть я даже помру от инфаркта тебе на радость, дружище… Но только может быть. Всегда есть вероятность, что кто-нибудь придёт и от этого меня нагло спасёт, — с этими словами он кидает на Гермиону взгляд, и она почти видит хитрые искорки в глубине изумрудных глаз, из-за чего выражение лица девушки меняется на растерянное. Она и без того в раздраенных чувствах со вчерашней ночи находилась, так и не сумев глаз сомкнуть, так ещё теперь и нынешнее странное поведение Гарри её совсем сбило с толку.

Раньше он никогда не позволял себе таких недвусмысленных намеков, из-за чего теперь Гермиона понятия не имела, как себя вести.

Но она с любопытством склоняет голову на бок, провожая взглядом спину Гарри.

Сначала ей откровенно мерещилось, что он на неё смотрит. Вот именно что с некоторым интересом. Но пришлось вскоре отмести эту нелепую мысль — раньше ничего похожего не случалось, с чего бы вдруг? Особенно теперь, когда его в принципе мало что интересует. Да, взгляд был всегда таким же привычно прямым, когда он на неё всё же смотрел, а не отводил взгляд, но ей всё же казалось, что в последнее время будто бы что-то ещё мелькало в глубине его изумрудных глаз. Неужели и правда мелькало?

Она нервно потёрла лоб, чувствуя, что сердце забилось чуть быстрее, чуть неровнее. Прямо как этой бессонной ночью.

А вчера, когда она к нему пришла и увидела в совершенно измотанном и разбитом состоянии, которое тот всё это время скрывал, то не выдержала просто смотреть на то, как страдает родной для неё человек. Да не смогла она пройти мимо и не попытаться помочь! Правда, сама в процессе весьма нестабильно себя вела, размазывая слёзы за двоих. Или за десятерых. Наверное, Гарри всю свою футболку потом выжимать пришлось.

Но он её не прогнал, не оттолкнул, не произнёс резких слов, которые уже привык использовать в сторону окружающих.

Обнял только крепче, слёзы ласково вытер.

И произошедшее казалось… странным. Не совсем тем, чего Гермиона могла бы ожидать. Она совершенно не думала, что их объятия внезапно окажутся такими сокровенными, волнительными, нежными… интригующими. И такими горячими, чёрт подери! Когда она поняла, что не может спокойно выносить не только его переживаний и боли, но и рук на своём теле сквозь ночную рубашку и горячего дыхания у своей шеи, то теперь ни на секунду не могла забыть об этом, отчего кожа то и дело мурашками покрывалась, а губа как-то сама оказывалась закушенной.

О, Мерлинова борода, она догадывалась, что такое может случиться. В конце концов, её довольно долго посещали некоторые фантазии по отношению к другу, которые она глубоко затолкала и приказала себе забыть, а тот факт, что он не испытывал к ней того же, заставлял чувствовать её себя в относительной безопасности. Даже тогда, когда они лишь вдвоём в той палатке жили.

Но не теперь. Зачем он так поступает, зачем вносит эту сумятицу?

А ещё Гарри, действительно, действительно смутил её той фразой. «Я буду здесь, если действительно окажусь тебе нужен». Имел ли он в виду то, о чём она думает или это подлое подсознание подкидывает дурацкие мыслишки? Действительно нужен?

Она надеялась, что он не опускал взгляда к её груди той ночью, иначе сразу бы всё понял.

А что насчёт того, что Гарри открыто отказался обсуждать это ночное происшествие с Роном. Почему? Не хотел ничего исправлять?

В горле страшно пересохло.

И на реплику Рона о том, почему он с Гермионой в своё время отношения не построил, тот весьма уклончиво ему ответил, оставив к этому ответу сотенку сопутствующих вопросов.

Мог бы просто сказать, что никогда не был заинтересован в Гермионе, например, дабы Рон угомонился. Просто не хотел её обидеть?

— О, я знаю, — вдруг едко говорит Рон, вырвав её из тревожных мыслей. — Знаю. Просто ты меня так простить не смогла за тот случай в палатке, вот теперь и мстишь. Гарри, похоже, тоже. Я же вижу!

Гермиона измученно поглядела на него.

— Ох, Рон. Я ведь сказала тебе, сказала давно, что мы с тобой друг другу не подходим. Но ты продолжаешь усердствовать, чего-то от меня добиваться, делать вид, что мы всё ещё пара. Ты сказал, что хочешь помочь Гарри и я согласилась взять тебя с собой, но это был лишь предлог, чтобы попытаться снова построить со мной отношения. Верно?

— Я просто думаю, что у нас бы всё получилось! — отчаянно произносит он, садясь рядом и беря её за руки, которые почему-то были холодными, несмотря на жаркий день. — Просто нам нужно… Давай поженимся, дом построим…

Но Гермиона вежливо улыбается ему, высвобождает свои пальцы из мужской хватки.

— Не нужно, Рон. Мне лестно, что ты так настойчиво пытался меня добиться, и что даже не набросился с обвинениями прямо вчерашней ночью на потеху моим родителям, но… Но несмотря ни на что — ничего у нас не выйдет. Я просто не чувствую к тебе того… что должна была бы чувствовать любящая девушка. Мне жаль.

— Всё из-за него, конечно же, — Рон снова гневно вскакивает, принимается метаться по гостиной. — Конечно же! А Гарри знает вообще? Да ему ж плевать на тебя! И вообще на всё, ты разве не поняла?! — злится он, тяжело дыша. — А ты… Да ты просто ведёшь себя как его очередная бестолковая фанатка!

Она лишь невозмутимо молчит, только взгляд становится ледяным, прямо как её ладони.

— Ладно, я понял, понял! Ты хочешь, чтобы я ушёл. И я уйду, слышишь?! — кричит он, отворачиваясь.

— Окей, — лишь говорит она тихо, думая о своём, после чего слышит, как яростно хлопает дверь.

Ладно, к Рону она так не смогла ощутить того, на что слабо когда-то надеялась. Но почему, собственно говоря, она не должна чувствовать ничего подобного по отношению к Гарри, как убеждала саму себя этой ночью? По привычке?

Может. Должна. И будет, дементор побери, он же сам нарвался.

* * *

Гарри, вероятно, был весьма озадачен последующим неестественным поведением подруги: та большую часть времени отмалчивалась, порой даже его избегала, а улыбка, которая мелькала на её губах при его виде, и вовсе казалась деревянной. Та жизнерадостность, что она усердно ему демонстрировала последние пару дней, не могла бы обмануть даже ребёнка.

Поставки объятий, что щедро и регулярно ему отсыпали, и вовсе прекратились. Гарри хмурился, думая, что подругу он всё же чем-то обидел, может, черту таки заметно перешёл, и теперь той неуютно с ним рядом находиться.

И он признался себе, что это отчуждение Гермионы по отношению к нему неожиданно ощущалось довольно болезненно. Она больше не смотрела на Гарри, старательно пряча глаза, а когда он к ней приближался, то та заметно напрягалась, а после делала вид, что всё в порядке. А Гарри же было весьма удивительно, что в организме всё ещё находятся такие чувства, как возбуждение, интерес, неравнодушие…

Ему вовсе не хотелось их лишаться.

— В чём дело? — всё-таки не выдержал Гарри в один из очередных солнечных дней, когда они снова оказались на шезлонгах. Гермиона старательно делала вид, что читает очередной толстенный талмуд, прячась за широкими полями шляпы, но он видел, что взгляд так и застыл на одной точке, а страницы долгое время не переворачиваются.

— Что? — заморгала она, поворачивая голову к другу. — Что-то случилось?

— Похоже на то, — ответил Гарри и прищурился. — Говори. Ты ведёшь себя странно.

— Гарри, я помню, что тебе нужно «личное пространство» и я тебе его предоставляю, — отвечает она как-то измученно. — Думаю, излишние разговоры в данной концепции неуместны.

— Тогда разве тебе не стоило бы потратить освободившееся время на что-нибудь более… стоящее, чем весь день просто торчать со мной на пляже? — чуть раздражённо говорит Гарри, нахлобучивая кепку на голову.

Гермиона медленно закрывает книгу. Всё это время она ощущала, каким пристальным взглядом он её изучает, что страшно нервировало, а мозги и вовсе превратились в растаявшее мороженое, которое она забыла на лежащем поблизости полотенце. По крайней мере, способность соображать она определённо потеряла, злясь на то, что неспособна прочесть ни единого слова из лежащей на коленях книги.

Было так много сбивающих с толку чувств, что лавиной упали прямиком на голову. А может, дело было просто в этой невыносимой жаре? Нет, слабое оправдание. В любом случае, теперь Гермиона отчаянно пыталась с самой собой совладать и всё же втайне надеяться, что Гарри если и испытывает к ней нечто похожее, то вовсе не потому, что ему просто голову солнце регулярно напекает.

— А что ты, собственно говоря, имеешь в виду под «стоящим»? — спрашивает она, нахмурясь.

— Не знаю. Может, провести время с родителями или, там, помириться с Роном?

Он явно ставил на то, что причина её отчуждённого состояния — та ссора с Роном, которую он умышленно не слушал, выйдя с кружкой кофе на веранду. Лишь видел, как вскоре друг яростно пролетел мимо него, остановился поодаль, развернулся, показал ему неприличный жест, на что Гарри хмыкнул и отсалютовал ему кружкой.

Гарри всё же ощущал себя довольно пакостно из-за происходящих здесь событий, но в то же время признавался себе, что хоть это всё и паршиво, но в общем-то не слишком — всё же он с рождения привык к некомфортным обстоятельствам и ситуациям, которыми и до нынешних пор изобиловала его жизнь. И похуже бывало, чего там.

Но может, поэтому и на Гриммо заперся, от греха подальше. Нервы всё же совсем не бесконечные, хоть всё же и восстановились слегка за это время.

— Спасибо, конечно, за совет, — отвечает сухо Гермиона на его слова, снова бездумно принимаясь изучать окружение, лишь бы на Гарри не смотреть. — Но как насчёт обсудить тот момент, где ты посчитал, что проведение времени с тобой не считается чем-то стоящим? Пусть даже это подразумевает полнейшее молчание, но я-то к нему ещё со времён палатки привыкла.

— Возможно, не стоило мне всё-таки рот раскрывать, — ворчит он себе под нос почти неслышно. — Значит, я обидел тебя.

— Нет, — отвечает она, с силой сжав книгу в пальцах. — Нет.

— Ты ведь на меня даже не смотришь, — злится он, а после внезапно хватает за ладонь. — Ну же, не ври мне.

— Тебе разве это волнует, Гарри? — вздыхает она с усталой усмешкой. — Только не нужно притворяться, чтобы мои чувства пощадить. Ты ведь ясно сказал, что наседка тебе не требуется, а мне не хочется, будто ты посчитал, что я тебе контролирую или манипулирую, как… как Дурсли там, или Дамблдор.

Он слышит горечь в её голосе и чуть сжимает тонкие женские пальцы.

— Никто никогда не относился ко мне так, как ты. Я никогда бы о тебе так не подумал.

— Мне так не показалось, — мрачно отвечает она, глядя на его ладонь, что сжала её пальцы. — Ты был прав. Я-то хочу, чтобы ты стал таким, как прежде, но… чего хочешь ты? Я совсем не подумала об этом. И я действительно надавила на твою совестливость, заставив приехать сюда.

— Будто я об этом не знаю, — звучит насмешливое и Гермиона осторожно поднимает на него взгляд. — Возможно, я действительно был не прочь поездки. И если бы не хотел, то ничего бы у тебя не вышло. Говорят, я отвратительно упрям.

— Я не была бы так уверена в том, что не справилась бы с твоим упрямством, — щурится она с вызовом. — У меня в запасе имелось несколько рычагов давления.

— Ты себе сейчас страшно противоречишь, но я бы посмотрел, как ты меня убеждаешь, — говорит он невозмутимо, и она проглатывает последующие слова.

Что? Нет, нет, ей мерещится… Что?

— Пожалуй, стоит ещё разок искупнуться, а то скоро уходить, — почти блеет она, вытаскивая свои пальцы из его крепкой хватки.

Она снимает накидку, встаёт. Неуверенно оборачивается, закусив губу. Ей страшно ошибиться, но…

Развалившись на шезлонге, чуть прищурившись и склонив голову набок, Гарри на неё смотрит.

* * *

Гарри снова просыпается от того, что Гермиона трясёт его за плечи. Он делает судорожный вдох и выдох, когда его пальцы с силой сначала вцепляются в её локти, делая почти больно, а после медленно разжимаются.

— О нет, — стонет он, закрыв ладонью лицо. — Снова. Похоже, снотворные всё-таки не действуют, а эта жара неслабо давит за мозг…

— Опять кошмары? — тихо спрашивает она и вздыхает. Она чувствует, как дрожит тело Гарри, как судорожно он дышит и как громко стучит его сердце.

Гермиона медленно кладёт голову на подушку поблизости и смотрит на него в полумраке. За окном светит яркая луна и она легко может его разглядеть: сонный, взлохмаченный. Такой милый, такой родной. Всегда для неё таким был и останется. Она осторожно касается его волос, успокаивающе гладит.

— Что тебе снится? — спрашивает она, особо не надеясь, что Гарри всё же признается.

Он долго молчит. А после обречённо вздыхает и сдержанно отвечает:

— Что он занял моё место. Чаще всего.

Гермиона осторожно берёт его за руку.

— Понимаю, что не смогу тебе переубедить, но всё же скажу. Да, Гарри, ты стал молчаливее, грубее, резче. Но я уверена, что дело просто в том, что ты просто бесконечно утомился от несправедливо возложенной на тебя ответственности, которую с самого детства навязали. Чтобы, в конце концов, позволить тебе великодушно умереть, — она судорожно сглотнула. — За всех нас. Не думаю, что кто-то по-настоящему смог бы понять, какую цену тебе пришлось за это заплатить, с какими решениями за все эти годы столкнуться. И что ты вообще ощущал в тот момент, когда к Волдеморту шёл. Так что, полагаю, ты вполне можешь себе позволить некоторое равнодушие и холодность к окружающим, которые от тебя снова чего-то хотят или требуют. Разумеется, не хочу тебя оправдывать, но если это то, чего ты в самом деле хочешь или что тебе нужно… — она с силой закусила губы, не зная, верные ли слова сумела подобрать. — Но ты всё тот же Гарри, я вижу. И совсем не псих. Более того, я поражена твоей психологической устойчивостью и крепостью нервной системы, — закончила она с грустным смешком.

— С ума сойти, — бормочет только он обескураженно, пытаясь справиться с потоком чувств, которые вызвали её слова, отчего прикрывает ладонью глаза, пытаясь этот кран с эмоциями всё же чуть прикрутить. — Ты явно думаешь и переживаешь об этом больше меня. Но я бы не советовал.

— Думаю и переживаю, разумеется! Я не хотела на тебя это вываливать, просто… просто хотела узнать, могу ли я хоть что-то сделать для тебя? — тоскливо спрашивает она, чувствуя, как в глазах снова копятся слёзы.

— Гермиона… Знаешь, если ты в своей провокационно тонкой ночнушке будешь врываться ночью в комнату к парню, что находится в подобном дерьмовом состоянии и задавать ему такие вопросы, то он может всё неправильно понять, — едва слышно говорит Гарри, не отнимая ладони от лица.

Что ж, весьма, весьма однозначный ответ. Тут она или возмутится и даст ему по морде, либо снова крепко обнимет своими заботливыми нежными руками и закутает в свою пушистую копну волос. И он, признаться, отчаянно надеется на последнее.

Пальцы Гермионы замирают на несколько секунд, слёзы мгновенно высыхают и она нервно одёргивает руку. Гарри вздыхает. Но в то же время слышит, как она подползает к нему ближе, прежде чем вкрадчиво произнести возле его уха:

— Тогда этому бестолковому парню стоило бы получше запирать дверь и накладывать заглушающие чары. Вот так.

Гермиона взмахивает палочкой, накладывая заклинание.

Она не убежала?

Гарри медленно убирает ладонь, поднимает веки, встречается с ней в полумраке взглядом. Молчит. Но она видит, что в глубине глаз мелькают давно забытые озорные смешинки, что возмущают и радуют её одновременно.

— Ты… специально заглушающие не наложил? — щурится она, нависая над Гарри и щекоча его своими волосами. — И снотворное не выпил?

— Ну, знаешь, на самом деле это довольно небольшая цена за твоё присутствие, — говорит он негромко, глядя ей в глаза. А после поднимает руку, с наслаждением запускает пальцы в пышную копну девушки, притягивает к себе и неожиданно пылко целует её мягкие губы.

Гермиона сначала настороженно замирает, ощущая мощную стрелу удовольствия, что мгновенно пронзает её тело с ног до головы, а после на автомате вцепляется ногтями в его плечи. Она совсем не ожидает подобной горячности от парня, который в последнее время не проявлял никакой заинтересованности к жизни и большую часть времени проводил в безразличном молчании или прострации. Зато сейчас целовал так, будто всегда этого желал, отчаянно прижимаясь к ней всем своим телом, отчего она явственно ощущала, как сильно он возбуждён.

Это будоражило, удивляло, воодушевляло до глубины души. И Мерлин всемогущий, как же она сама безумно хотела его! В низу живота тут же сладко заныло.

— О боже, боже, — лихорадочно бормочет она между поцелуями, чувствуя, как сердце бьётся в ушах, а пальцы начинают подрагивать от желания запустить их в волосы Гарри. Вот только не успевает — Гарри резко отстраняется, упираясь руками в кровать по обе стороны от её головы. Когда же она успела оказаться под ним? Мозги, которыми Гермиона совсем недавно гордилась, буквально за считанные секунды из-за сладких поцелуев и опьяняющего запаха его тела снова превратились в непонятную и бесполезную субстанцию.

Гарри глядит на неё, рвано дыша. Гермиона видит расширенные тёмные зрачки друга, его чуть потерянный и даже слегка виноватый вид.

Но он же предупреждал.

И прежде чем он успевает сказать какую-нибудь глупость или, не дай Мерлин, ещё и за произошедшее извиниться, она обхватывает ладонями его шею, приподнимается и сама жадно впивается в его губы. И наконец запускает пальцы в мягкие непослушные волосы и слышит, как он делает глубокий выдох.

Подобная близость с девушкой вызвала у Гарри определённую неконтролируемую реакцию организма, и Гермиона явно не могла этого не заметить. Гарри в действительности опасался напугать её подобным внезапным напором, которого и от себя-то не ожидал, отчего всё же немного переживал.

Вот тебе и равнодушие.

Но она так хорошо смотрелась в его объятиях, так потрясающе пахла и совершенно невозможно было перестать наслаждаться вкусом её губ. И хоть происходящее всё ещё казалось немного непривычным, а именно нахождение в подобном положении со своей подругой, которую он всё-таки полжизни знает, но это чувство оказалось погребено перед ярким возбуждением, которое затопило всё его существо, и он намертво вцепился в это неизведанное и интригующее ощущение — оно отрезвляло и опьяняло одновременно. Да и тот факт, что она испытывает к нему то же и целовала также исступленно — заставлял любые мысли безбожно путаться и душу почти испуганно трепетать.

Так он ей и вправду нужен.

— Гермиона, — тихо произносит Гарри, касаясь её ушка губами, отчего дрожь удовольствия пробегает по всему её телу. Ей всегда нравилось, как её имя звучит из его губ — будто бы ласково, мягко и никогда не осуждающе, несмотря на то, что именно он в те моменты говорил, даже если шёл спор и они немного сердились друг на друга. Когда он обращался к ней по имени — сердце тут же плавилось в воск и любые недопонимания мгновенно решались. Гермионе всегда казалось, что обращаясь к ней по имени, он также говорит «Хей, Гермиона, родная, не гневайся на меня, прошу. Знай, что бы мы друг другу не сказали, ты всё равно всегда будешь мне дорога и ничто не сможет этого изменить».

— Гарри, — шепчет она, привычно вкладывая в обращение к нему тот же смысл. Она смущается, отчаянно краснеет, прежде чем продолжить: — Знаешь, я… ну… я…

Он отрывается от её шелковистой кожи на шее, облизывает губы и выжидающе смотрит на неё. Наверное, опасается, что та передумает, отчего и застывает неподвижно — по крайней мере, так кажется Гермионе, которая пристально вглядывается в его потемневшие зелёные глаза. Он что, боится, что она его отвергнет? После таких поцелуев?

— Я… просто понимаешь… Ох, — нервно дышит она, запустив пальцы в свои весьма растрёпанные волосы. Её карие глаза с некоторым страхом смотрят на него и она вконец теряет нить нужной мысли, когда видит весьма распалённый вид парня. — Я просто не знаю, могу сделать что-то не то… В общем, я, конечно, читала об этом, понимаешь?

Гарри моргает, пытаясь понять её бессвязный лепет и вернуть себе хоть каплю самообладания, дабы включилась в работу хотя бы часть нужных для этого извилин.

— Хм?

— Конечно, я не знаю, что написанное и правда то, что в принципе нужно, ведь никаких инструкций, разумеется, не прилагалось, поэтому я могла что-то неверно понять, — нервно бормочет она. — Сугубо теоретически, да… И не так уж много я читала, в самом деле. Да, в контексте меня звучит немного бредово, но я хоть и интересовалась этой темой, чисто для общего развития, а не потому, что ты мог бы подумать. Нет, конечно, мне и так было любопытно… О Мерлин всемогущий, убей меня. Просто скажи, что всё понял, Гарри.

Гарри с интересом смотрит на неё, поджав губы. Ей кажется, что он отчаянно сдерживает усмешку, но он медленно кивает и говорит:

— Могу только предполагать, хотя это и крайне… странно. Так вот, значит, какие книжки ты все эти дни изучаешь? Не знал, что на эту тему пишут такие талмуды. Ай-яй, Гермиона, — дразнится он.

— Это не странно! — возмущается Гермиона, распахнув глаза, и с такой силой сжав в пальцах его футболку на плечах, что ткань затрещала. — Да, у меня нет опыта! И нет! Эти дни я читала… совершенно другое! Я… просто боюсь напортачить!

— Придётся бояться нам обоим, — говорит он, скользнув взглядом по её покрасневшим от поцелуев губам, а после снова встречаясь с карими глазами, в которых зарождается понимание. — Но думаю, это не сложнее, чем крестражи добыть.

Так и он не…

Она не успевает толком обдумать эту мысль, когда губы Гарри снова накрывают её. Из неё вырывается неудержимый стон, который не на шутку заводит Гарри, и он без обиняков сдирает с неё ночнушку через голову. Ладони тут же накрывают небольшую грудь с напряжёнными сосками и он ловит губами очередной её стон.

Несмотря на то, что Гарри сообщил ей также о своей неопытности по части секса, она всё же была поражена уверенностью его действий. Она, разумеется, совсем не исключала, что он, как и обычно, действовал по наитию и привычно решительно, так что просто бездумно млела под ласками его горячих рук.

А позже протянула к Гарри ладони и он приблизился к ней. Сглотнул. Его тёмные, полные желания глаза завораживали, ведь в них читалось так много: желание, трепет, обожание.

Да и Гарри, едва оказался в её руках, то сразу понял, что объятия Гермионы совершенно точно означали всепоглощающую нежность, глубокую к нему привязанность и при этом всепоглощающую страсть.

Хорошие объятия. И нравятся они ему всё же больше тех, дружеских.

— Что же ты творишь… — простонала она и закусила губу, чувствуя, как краснеет от одного его огненного взгляда.

— Нарушаю правила, — хрипло отвечает он, сжав её талию и целуя её за ушком. — Ты же знаешь, как я это люблю. Снимешь баллы?

— Начислю. Если продолжишь, — улыбка мимолётно касается её губ.

И он продолжил.

— Куда намылилась? — сонно спрашивает Гарри, приоткрыв глаза и садясь на кровати.

— Я… — она запинается, кутаясь в покрывало и свешивая ноги с кровати, — мне надо… ну… привести себя в порядок…

Гарри оглядывает её растерянный и смущённый вид.

— В порядок? Ты волшебница или как? — бормочет он, задрав бровь. Она от него что, улепетнуть втихую пытается?

— А ты хочешь, чтобы я осталась? — неуверенно спрашивает она, глядя на него так, будто он вдруг то ли в Снейпа, то ли Малфоя превратился. То есть, озадаченно, непонимающе и с опаской. Она его что, боится?

— А ты не хочешь? — он отвечает ей чуть раздражённо, но она замечает, что он уязвлён. — Дело в Роне? Ты всё ещё хочешь быть с ним, а меня просто утешить таким впечатляющим способом пыталась?

Гермиона сначала смотрит на него чуть ошарашенно и он замечает, что та начинает закипать.

— Как ты… Что ты… — давилась она словами, прежде чем сумела остановиться, выдохнуть, закрыть глаза и произнести: — Мы с ним вообще расстались давно! Знаешь, когда? Да сразу после войны!

— Что? — изумился Гарри, замерев и вытаращив глаза. Что он пропустил?

— То! — рявкает она, покраснев от гнева, вскакивая и едва не выронив из своей хватки покрывало, которым усиленно прикрывалась. — Он за мной ещё долго бегал, весьма настойчив был, но я видела, что ничего не получается. А сюда пригласила, лишь надеясь, что ему всё же не плевать, что с тобой творится, что он хотя бы попытается с тобой поговорить, сделать хоть что-то… Думала, может, у него выйдет, раз я ничего не могу. Всё-таки он всегда твоим другом был.

— Было дело, — лишь говорит он сухо. — По крайней мере, до этой ночи так ещё можно было сказать.

Гермиона потупилась. Да уж, та ещё ситуация. Но Гарри, кажется, совсем этим фактом не расстроен.

— Но я не знал. Насчёт вас двоих, — говорит он, во все глаза глядя на девушку.

— Ты и не спрашивал. Тебя так-то вообще ничего не интересовало, так что мне тем более в голову не пришло о своей личной жизни вещать, — чуть успокаивается она и устало откидывает пряди волос назад.

— Тогда почему убегаешь? Тебя что, напрягают мои кошмары? Если это так, то я пойму, правда, — напряжённо интересуется он.

Джинни ведь сбегала. Когда всё же решилась пару раз переночевать рядом с ним.

— Вовсе нет, — она явно оторопела от его слов, но всё же медленно вернулась в постель, взволнованно проследив взглядом за тем, как он падает обратно на подушки. — Ничуть.

— Гермиона… если я сделал что-то не то, — тут его голос дрогнул, а сам он повернул к ней голову, — скажи мне прямо. Да и впредь надеюсь, что мы постараемся придерживаться этой тактики общения, — добавляет он вкрадчиво. — Видишь ли, я вовсе не хотел бы своей... некомпетентностью боль тебе причинить или как-то обидеть.

— Я просто не знала, что ты захочешь, чтобы я осталась. А ещё мне кажется, по мне весьма заметно было, что я тебя сама дико хотела, так что я вообще не понимаю, как у тебя язык повернулся сказать, что это всё из-за жалости или ещё чего… Я… Ох, — потерялась совсем она, страшно смутившись.

— Прости, — тихо говорит он, на что она растерянно ему улыбается.

— А что насчёт твоих опасений… ну, ты был очень… внимателен, — тушуется она под его пристальным взглядом. — Со мной всё хорошо правда, — её ладонь находит ладонь Гарри и их пальцы переплетаются.

А ещё Гарри был очень таким пылким и горячим. Порывистым, увлечённым. Таким, каким она его помнила, когда он занимался чем-то, к чему по-настоящему испытывал интерес.

О, Мерлин, было ли её лицо когда-либо краснее, чем сейчас? Нет, она вовсе не сравнила сейчас секс с игрой в квиддич, нет-нет! Конечно, он интересовался сексом! Молодой, здоровый парень, что бы там окружающие не болтали. И, может быть, он чуточку даже увлёкся и ею, Гермионой. Да нет, ну конечно же увлёкся, ведь с Джинни-то он не спал, хотя столько возможностей у них было.

Совсем мозги набекрень, будто огневиски перебрала. Так что думать сейчас да ещё с её патологической неуверенностью в себе в придачу — себе дороже.

— Ты действительно был очень заботлив, — продолжила она тихо, закусив губу, прикрыв глаза и вспоминая, где были его руки, губы и как он умудрился ей удовольствие доставить даже в первый её раз. Точнее, их раз. — И очень… Боже. В общем, хочу прямо признаться, что меня пугает то, как ты влияешь на меня, Гарри.

— И это чертовски взаимно, — сообщает он ей, подложив руку под голову и с лёгкой ухмылкой глядя на девушку из-под взлохмаченных волос, что падали ему на лицо. — Я так-то едва понять успел, что ты натворила — завалилась ко мне в комнату, штаны грубо содрала, совратила, а после вообще сбежать надумала. Прямо чувствую себя использованным.

— Что?! — вспыхнула она, чувствуя, как горит и без того красное лицо. — ЧТО!

Гарри вдруг рассмеялся, глядя на то, как та нервно ёрзает, пытаясь хорошенько его пнуть своими замотанными в покрывало ногами.

— Я тебе сейчас…

— Ой-ёй, сколько неизрасходованного пыла-то… Что ты там «мне сейчас»? О нет… Неужели лекцию прочтёшь о пользе объятий? — продолжает веселиться он, сгребая в охапку возмущённую Гермиону и целуя в лоб. — Лучше просто обними, как делала это раньше.

Она замирает, поднимает к нему голову.

— Ох, — говорит она взволнованно, — у тебя что-то на лице. Что-то странное…

— Только не говори, что это тот гигантский паук, размером с мой ботинок, которого мы видели вчера на первом этаже дома, — фыркает он. — Не Арагог, конечно, но хочешь или нет, бдительность с таким не потеряешь.

Всё же местная фауна тут кого угодно до инфаркта доведёт, это бесспорно.

Вместо ответа Гермиона высвобождает руку из плена, в который её Гарри захватил, а после проводит пальцем от левого уголка его губ к правому. И весьма красноречиво на него смотрит.

— Похоже, ты нездоров. Иначе я не понимаю, что это за непонятная штука с твоими губами. Пора в Мунго, пора.

— Очень смешно, — закатывает Гарри глаза, продолжая широко улыбаться. — Прямо очень.

— Ну тогда не переставай смеяться, — говорит она, чуть приподнимаясь и мягко целуя его улыбку.

* * *

— Твои родители ненавидят меня, — говорит он, махая рукой на прощание и не переставая с усилием улыбаться.

— Не говори глупостей, — отвечает ему Гермиона, также махая рукой родителям и улыбаясь не менее натянуто.

— Ненавидят и боятся, — продолжил он, опустив руку и тяжело вздохнув. А после принимаясь запихивать чемодан Гермионы и свой рюкзак в багажник автомобиля.

Они решили обратный путь проделать на такси, а после на самолёте, дабы чуть продлить ощущение отпуска да и впервые испытать полёт в «проклятом железном гробу», как выразился Гарри.

— И это они ещё не знают, что мы с тобой… — он красноречиво поднял брови, сунув руки в карманы джинсовой куртки и криво усмехнувшись.

Он мог бы закончить это предложение, но так и не решил как.

«Мы с тобой многое поняли за это время».

«Мы с тобой всю оставшуюся неделю из комнаты не вылезали, где до одури сексом занимались».

«Мы с тобой уже никому ничего не должны и больше никогда не будем друг с другом расставаться».

Впрочем, простое «мы с тобой» тоже звучит неплохо.

Гарри вовсе не хотел враждовать с родителями Гермионы. В конце концов, она была ему важна и плохие отношения с родственниками явно не то, к чему стоит стремиться, если хочешь быть с дорогим тебе человеком.

Причём, желательно, до самого конца.

Гермиона кидает на него озадаченный взгляд. Он переживает? Неужели думает, что ей так важно одобрение родителей?

Она ловит безрадостный взгляд парня, на что качает головой в ответ, а после хватает одной рукой за джинсовую куртку, притягивает к себе и целует со всем пылом.

А когда отстраняется, то видит удивлённый взгляд Гарри.

— Теперь они знают. И я думаю, что ненавидят они именно меня, — говорит она, печально глядя на Гарри. — За то, что всегда выбираю тебя. Но это вовсе не потому, что я их не люблю.

— Почему бы тебе не сказать им об этом? — Гарри кидает взгляд на родителей Гермионы, которые стоят поодаль и больше им не машут. — Пока они не достали ружьё и не принялись гоняться за мной вокруг дома?

— Это бесполезно, — вздыхает она, захлопывая багажник и усаживаясь на сиденье. — Как видишь, я привыкла иметь дело с упрямцами.

Гарри закатывает глаза, садится рядом.

— Думаю, они простят меня однажды, — улыбается она ему ободряюще. — Нужно только время, знаешь? Они должны понять, что я… — она осекается, смущённо шевелит носом. Её взгляд утыкается в окно, когда автомобиль трогается.

— Что? — щурится он, догадываясь. — Что делала всё это ради их блага? Что так сильно любишь меня, что не могла тогда одного отпустить?

Её растерянный взгляд на секунду устремляется в его сторону.

— Ну конечно я понял, — говорит он, притягивая её к себе за талию и привычно утыкаясь лицом в её макушку. — Не сразу, но понял. Все твои объятия, как бы ты их там не обозначала, всегда ведь говорили об этом.

— Ну конечно, — соглашается она, закрыв глаза, чуть заметно улыбаясь, и с удовольствием вдыхая запах его кожи. — Конечно.

— Гермиона… думаю, ты заметила, что я сейчас мало что из себя представляю, — кривится Гарри с досадой. — Ну, разве что, кусок дерьма, размазанный по асфальту. И понятия не имею, что со мной будет дальше. Так что ты просто напросто бросишь меня одним прекрасным днём.

— Только Гарри Поттер может такую дичь ляпнуть, — возмущается она, отстранившись и изумлённо глядя в его глаза. — Тебе твоих достижений мало? У тебя не треснет?

— Ох уж эти деньки былой славы, — с иронией произносит он. — Думаешь, я буду на этом до старости выезжать? Звучит, конечно, как план. Который мне не нравится.

— Мерлин, — сердится она, поворачиваясь к нему и решительно взяв локти, — что за чушь я слышу. Я всё же не твоя фанатка, чтобы от тебя отворачиваться из-за того, что ты на сцене регулярно не блистаешь!

— Ты не моя фанатка? — ужаснулся притворно он. — То есть как? Я вот, например, твой фанат!

— Дурак. Вот дурак, — резюмирует она, поджав губы и хлопнув его по плечу.

— Оставь автограф с этим посвящением на моей кепке, — хмыкает он. — Буду лёжа на диване слёзы ею вытирать, когда станешь каким-нибудь важным министром, а во мне разочаруешься.

* * *

Они женятся спустя полгода.

Снова оказавшись на жарком берегу Австралии, где яростно светит солнце, истошно кричат чайки и громко шумит море.

Где Гарри вспоминает, как он впервые оказался здесь. Где они с Гермионой поняли, что всегда принадлежали и будут принадлежать друг другу. Где Гермиона начала просыпаться рядом с ним, будучи всегда при этом просто очаровательно растрёпанной, такой тёплой и с той непередаваемой улыбкой на губах, едва замечала лицо Гарри поблизости.

И где родители Гермионы кидают на них косые взгляды, несмотря на то, что идёт свадьба.

Гермиона думает, что они должны принять её выбор, нравится им это или нет. Она заверяет Гарри, что сейчас не те времена, где требовалось бы одобрение родителей или что она не какая-нибудь аристократка, где семьи своих детей замуж выдают, перед этим демонстрируя качество её зубов будущему жениху.

Это было почти смешно, учитывая, кем работали её родители.

Но Гарри видит, что ей мучительно от того, что между ними царит непонимание и холодное равнодушие. Он морщится, осознавая, что наступал на те же грабли тогда и причинив ей своим отчуждением настоящую боль.

Гарри поднимает на невесту взгляд.

Её волосы были красиво уложены, украшены цветами и каким-то совершенно волшебным образом держались в пределах причёски, несмотря на тёплый игривый ветер, что гулял у моря. Белое платье было лёгким, воздушным, а юбка то и дело обвивала её стройные ноги, на которых не было какой-либо обуви.

Гарри проклинал любые юбки на теле Гермионы, ибо от них у него совершенно отключался мозг.

А ещё эти её оголённые выразительные ключицы, что постоянно приковывали взгляд.

Проклинал и обожал.

В общем и целом, Гарри находился в некоторой прострации, когда смотрел на Гермиону и пытался мысленно представить, с какого места начнёт её целовать, когда они останутся одни, и он наконец сдерёт с неё это до чёртиков шикарное платье.

Она улыбнулась Гарри так, будто догадывалась о чём тот думает. Возможно, и сама думала о схожих вещах: как потрясающе ему идёт бабочка, как мужественно он смотрится в костюме и как дико растрёпаны от ветра его волосы, которые так и манили в себя пальцы запустить.

Гермиона едва заметно закусила губу. Гарри оттянул душащий его воротник.

— А теперь клятвы. Прошу, — внезапно огорошил её священник, которого оба не слушали, скользя друг по другу весьма жаркими, как это день, взглядами.

Гермиона захватила ртом воздух, дабы прийти в себя.

— Гарри… — чуть теряется она, делая глубокий выдох и с силой сжимая букет. — Мы с тобой так долго были друзьями. Я так часто уверяла себя, что непозволительно испытывать к тебе больше, чем испытываю на самом деле, учитывая различные обстоятельства, что могли бы в итоге разлучить нас. И когда тебя вдруг не оказалось рядом, то поняла, что без тебя… жизнь вдруг стала невыносимой, — в карих глазах блеснули слёзы. — Ведь если тебя не будет всегда со мной, то зачем и к чему это всё вообще было? И знаешь, тогда я заявилась к тебе домой, а потом приволокла впервые сюда. И ни о чём не жалею. Ты, я, палатка… то есть, в этот раз, пляж, — она мягко улыбнулась, глядя на его с интересом прищуренный взгляд, — вот и всё, что мне нужно. И что бы ты там не думал, я люблю тебя и восхищаюсь тобой таким, какой ты есть. И всегда буду.

Она замолчала, сглотнув комок в горле. Ей столько хотелось ему сказать… Но у них на это будет ещё много-много времени.

Гарри изучал невесту, не моргая, чем заставил её щёки порозоветь. И, возможно, оказался на довольно продолжительное время по-настоящему заворожен её речью, что была наполнена нежностью и любовью к нему, из-за чего священнику пришлось прокашляться, дабы привлечь внимание.

— Я… — начал он чуть хрипло, — долго был потерян. Сначала мне казалось, что это со мной что-то не так, что я уже не тот… кем когда-то был прежде. Будто что-то важное отобрали в тот день. Но я не знал, не догадывался, что дело было во многом в тебе, — он с трудом улыбается. — Ты была частью меня так долго, что я не сразу смог разобраться в том, что чувствую, и чувствую ли что-то вообще, учитывая в каком состоянии пребывал. Но мне ни с кем никогда не было так хорошо и спокойно, только с тобой. И когда мы оказались здесь, то понял, что если я тебе был нужен так же, как ты мне, то я тебя больше никому не отдам и никогда и никуда не отпущу, Гермиона.

Непривыкшая к его откровенным речам, Гермиона всё это время задерживала дыхание. Гарри всё же предпочитал проявлять к ней свои чувства взглядом, прикосновениями, делами, но теперь, когда он произнёс их вслух, у неё довольно болезненно сдавило рёбра.

Она смотрела на Гарри широко распахнутыми мокрыми глазами. Вот зачем она так с ним поступает? От этого внутри у него всё переворачивалось и сжималось — он вовсе не хотел заставлять её плакать.

Но после она улыбнулась ему так тепло, что он облегчённо выдохнул.

— А ещё я хотел сказать, что ты моя героиня и я всё ещё твой фанат, — добавляет он лукаво, отчего она с трудом сдерживает желание стукнуть его букетом по растрёпанной голове, но только закатывает глаза к ярко-голубому небу.

— Что ж, — заключает священник. — Можете обменяться кольцами.

И Гарри тут же неудержимо целует Гермиону, едва кольца оказываются на их пальцах.

* * *

— Хватит сверлить их взглядом, Гарри, — бормочет Гермиона, стоя возле него и цепляя вилкой торт. — Они тебя не съедят.

«В отличие от меня», — думает она, пряча глаза и улыбку.

Ему в самом деле стоит почаще носить эти белые рубашки с закатанными на них рукавами — потому что сейчас она если его не съела бы, то точно как следует понадкусывала, не будь тут гостей.

— Просто думаю, как именно попытается прикончить меня твой отец, — фыркает Гарри, сидя на стуле, оперевшись локтем о столик и ненароком окидывая взглядом оголившуюся ножку девушки.

— И что надумал?

— Хм. Предполагаю, он окунёт меня в торт, заставив им подавиться, а после добьёт этим складным стулом. Далее обмотает мой хладный труп этой тряпкой с беседки, не забыв сделать в конце бантик, и потом, наконец, выкинет в море на съедение акулам. Или бросит тебе на порог в качестве свадебного подарка.

— Я бы ставила на то, что тебя банально пристрелят, — меланхолично говорит она, беззаботно жуя торт. — У моего отца есть лицензия на ношение оружия. «Спортивная стрельба», как он говорит. После нашей войны внезапно увлёкся, сам понимаешь. К слову, оно и сейчас при нём.

— О Мерлинова задница, — стонет Гарри, опасливо косясь на мистера Грейнджера и его кобуру за спиной, когда тот поворачивается к нему спиной. — С моим уровнем удачи всё кончится тем, что в конце дня я либо стану звать его папой, либо кто-то из нас трагически умрёт. Зачем ему оружие на свадьбе?

Гермиона усмехается.

— Он говорит, что ему некомфортно, когда остальные вооружены. Особенно ты.

— То есть… А-а-а, — осознаёт он.

И в самом деле — палочки волшебникам всё же не для поедания торта требуются.

— Ваши друзья о многом нам рассказали, — говорит миссис Грейнджер, настороженно косясь на Гарри, когда родители Гермионы замечают мрачные взгляды новобрачных и всё же решают к ним подойти.

— Я бы сказал, они нас окружили и заставили выслушать то, чего я слышать бы никогда не желал, — сердится мистер Грейнджер, садясь на ближайший стул.

Гермиона кидает на Гарри недоумённый взгляд. О чём он толкует? Но Гарри лишь невинно пожимает плечами.

— И что они вам поведали? — осторожно интересуется Гермиона, с некоторым ужасом глядя на отца.

— То, как часто ты пыталась убиться на пару со своим женихом всё эти годы, разумеется, — бурчит мистер Грейнджер, кидая на Гарри взгляд, от которого тот по идее должен был бы тут же лечь замертво.

Гарри же только сползает ниже по стулу и смотрит на гостей, что стоят поодаль. Луна, Невилл, Хагрид о чём-то оживлённо переговариваются, не обращая на них внимания.

Боже, да что они там Грейнджерам наговорили? Он же просил быть с ними полегче!

— Мужем, а не женихом, папа, — поправляет Гермиона отца, тут же скрещивая руки на груди и с вызовом глядя на него. — Что звучит просто замечательно. Да, муж? — говорит она, поворачиваясь к Гарри.

Гарри откашливается.

— Твои родители просто волнуются за тебя… жена.

— За меня не нужно переживать. У меня есть я. И Гарри. Но я была рада, если бы вы просто приняли нас такими, какие мы есть, — её голос вдруг начинает дрожать, а рука с вилкой бессильно опускается. — Я понимаю, что мы буквально в разных мирах живём, из-за чего вы вряд ли сможете меня понять. Просто хочу, чтобы вы знали — дороже Гарри у меня никогда никого не будет. Но вы мне тоже очень дороги, правда, — она быстро вытирает слёзы. — Просто немного иначе. Нет, не меньше. Иначе. И тогда я позаботилась о вас так, как смогла. Как посчитала нужным. И за что уже не раз извинилась. Я просто… не знаю, что ещё должна сделать…

— Она очень заботливая, — кивает Гарри, беря Гермиону за руку и притягивая к себе, будто бы в попытке защитить от гнева её родителей. — И спастись от этого невозможно. Я пробовал.

— Это точно, — бурчит мистер Грейнджер, задумчиво изучая торт перед собой.

Они замолкают, но никуда не уходят, что новобрачных весьма обнадёживает. Гермиона стоит, не шевелясь, и трогательно уткнувшись лбом в плечо Гарри, а он крепко обнимает её талию одной рукой.

— Думаю, нам стоит почаще встречаться, — говорит наконец Гарри, ободряюще проводя ладонью по спине девушки. — В конце концов, вы же наверняка захотите увидеть свою дюжину внуков и внучек?

— Сколько? — севшим голосом интересуется Гермиона, отстраняясь и взирая на него огромными глазами. — СКОЛЬКО?

— Ну… тогда, может, хотя бы десяток? — неуверенно предполагает он, глядя на онемевшую жену. Он шутит же? Но выглядит как-то серьёзно… И она вполне могла бы поверить в его намерения, ведь он всегда большую семью хотел. — За эти полгода преподавания я многому научился и довольно неплохо лажу с детьми.

— Десяток? — слабо переспрашивает Гермиона, обессиленно падая ему на колени.

— Семерых? — с надеждой спрашивает он, и она наконец ловит озорные искорки в его глазах.

— Я тебе что, кошка-мать?! — возмущается она тут же, отвлёкшись от своих печалей. Где там её букет потерялся? — Максимум двое!

— Продано, — соглашается мгновенно Гарри. — Но ты ведь можешь передумать. Или что-то может пойти не так, ведь ты, кажется, забыла, как обычно у нас всё выходит.

И спустя два года всё действительно идёт, как они и планировали и даже лучше — в первую свою беременность у Гермионы сразу рождается двойня.

Но после их план и правда идёт крахом, ведь спустя ещё пару лет тоже самое случается и во вторую — снова рождается двойня. Беременность пусть изначально была и незапланированной, но всё же оказалась весьма радостной.

— Возможно, я погорячилась, и после нашей свадьбы всё же не стоило судьбу злить и выбрасывать твой любимый диван, — говорит она не без саркастичной усмешки. — Зови родителей. Иначе с таким количеством Поттеров мы оба всё-таки закончим свои деньки в Мунго.

Гарри только фыркает и сгребает её в свои крепкие объятия, наполненные любовью и поддержкой.

Это они-то с чем-то не справятся? С первыми двумя мини-Поттерами всё ведь вполне неплохо идёт! Гарри-то уже знает, что это у него вторая половина дня и выходные вполне свободны, так что очевидно, на чьи плечи воспитание и забота о детях ляжет, когда Гермиона снова на работу вернётся. Но он не против совсем, даже очень рад этому, ведь и опыт уже есть.

Но родителей они, пожалуй, всё же позовут.