Save me (гет)

— Здравствуйте, я доктор Хаус.

Пациент вышел из комы, лишившись челюсти, скоро его можно будет выписывать. Это стало для Грегори своеобразным ритуалом — сказать несколько слов о диагнозе, словно таким образом он подводил черту под очередным делом.

— Как проходит дрессировка, Аннет? — не глядя на отвернувшуюся при его появлении молодую женщину в халате медсестры, поинтересовался Хаус, приближаясь к больничной койке.

— Я просто хотела проверить как он, — поспешно отозвалась та. — Я уже ухожу.

— Нет, все в порядке. Я пришел поговорить с вами обоими. Как я обычно и говорю своим пациентам: вам просто нужно сказать «нет» удушению. Я конечно извращенец, люблю, когда у меня ничего не болит... это, и еще зефирные зайчики в шоколаде.

Девушка, которая остановилась на полпути к выходу из палаты, чуть усмехнулась.

— Он не извращенец.

— Извращенец, — не согласился Хаус. — Немного. Но это должно прекратиться. Или он умрет.

— Дело не в боли, — тихо произнесла Аннет. — Дело в том, чтобы быть открытым, уязвимым для другого человека на сто процентов. Если у вас получается научиться такой глубокой степени доверия, это меняет вас, — она перевела взгляд на своего «раба».

Его глаза улыбнулись в ответ на ее слова.

— Ну, заприте его в клетке, — как-то устало и почти без сарказма предложил Хаус. — И все будет отлично, с медицинской точки зрения.

Аннет промолчала. Когда врач уже почти покинул палату, пациент окликнул его:

— Доктор Хаус, мои родители, они были здесь? Они приходили проведать меня?

Хаус еще какое-то время смотрел на него, перевел взгляд на девушку и молча вышел.

Отчего-то на душе было гадко. Не то чтобы обычно он излучал оптимизм и веселье, но найденный ответ, по крайней мере, приносил удовлетворение. Неужели загвоздка в этом дурацком деле? Когда Хаус сказал Кадди выгнать Аннет из больницы, он испытывал странное, несвойственное ему в отношении глупости других людей раздражение. Потом они сами позвали ее обратно, когда поняли, что без нее парень не может даже подписать согласие на операцию.

Об этом доверии она сейчас говорила, об этой открытости? Неспособность принять элементарное решение, абсолютная беспомощность и уязвимость не только перед своим «хозяином», но и перед всем миром — вот что это значило на самом деле.

Ситуация с родителями была такой же абсурдной. Наплевательское отношение к родному сыну было для них меньшей проблемой, чем его патологическая жажда быть униженным. Впрочем, к этому Хаус давно привык, удивить его глупостью и подлостью было сложно.

Или дело в Кэмерон?

«Некоторые отношения просто не могут сложиться», — сказал Форман.

Еще вчера днем Хаус был полностью согласен с ним. Но что-то пошло не так, поколебало его уверенность, и теперь ему срочно требовалась реабилитация. Как вариант — хорошая порция виски и проститутка.

Но его планам вновь не суждено было сбыться. В кабинете на письменном столе диагноста ждала записка.

«Сегодня в 19.00 я буду в спорт-баре на Картер Роуд. Очевидно, что рестораны не ваша стихия. Наивно полагать, что вы придете. Но я все же позволю себе эту слабость».

Уилсон перевел взгляд с кинутого ему на стол клочка бумаги на Хауса.

— Не думал, что Кэмерон будет проявлять такую… настойчивость, — усмехнулся онколог. — Ты ей действительно нравишься, — в его голосе отчетливо слышалось удивление — показное или же нет, понять было сложно.

— Ты хотел сказать навязчивость, — отозвался Хаус, который уже стоял у окна и что-то высматривал на парковке. — Это становится проблемой, — обернулся он к другу.

— Извини, но я не буду спасать тебя от навязчивой поклонницы, — пожал плечами Уилсон, едва сдерживая улыбку. — К тому же, не думаю, что ты не сумел бы отказать так, чтобы она не поняла. А значит…

— Ты мне не нравишься.

— А?

— Ты мне не нравишься — это то, что я сказал ей, слово в слово, — закатил глаза Хаус, демонстративно раздражаясь непонятливостью друга. — А потом по полочкам разложил все ее якобы «чувства».

— Ну, видимо твой тон… — начал Уиллсон.

— Тон? — перебил его Хаус. — С каких пор ты придаешь значение тону? Перешел на другую сторону? — многозначительно поинтересовался он.

— Так ты пойдешь? — собеседник проигнорировал шпильку.

— Нет, — Хаус захромал к выходу из кабинета. — Не знаю… Нет.

— Подожди, ты сомневаешься? — не поверил своим ушам Уиллсон. — Ты сомневаешься!

Но за другом уже закрылась дверь, ответом ему послужил удаляющийся звук шагов и равномерного постукивания трости.

Хаус побарабанил по столешнице пальцами и сделал еще глоток светлого, слегка кислящего пива. В баре было не так много народа, и следить за входом не составляло никакого труда. Было бы легко ощутить порыв сквозняка, если бы открылась дверь, услышать чистый голос, который спросил бы бармена, не приходил ли сюда мужчина с тростью, и уж совсем не сложно заметить в толпе такое знакомое, обрамленное густыми каштановыми волосами лицо.

Хаус сам до конца не понимал, почему все-таки пришел. Возможно, это просто любопытство — столь свойственное ему желание разгадать чужую душу. Ведь вполне вероятно, что чувство, скребущееся где-то внутри и не позволяющее расслабиться — ощущение нерешенной загадки. Только вот головоломкой в этот раз были и его собственные эмоции. Впервые за долгое время Хаус не знал, чего действительно хочет, не знал, что будет говорить, и чего можно ожидать от этой встречи. Хотелось расставить точки над «i», чтобы вместо этого странного, неуловимого предчувствия, задевающего слишком близко, пришло понимание. Хаус не думал, чем обернется понимание. Он просто был слишком рациональным, чтобы оставить все как есть — недосказанным и непонятым.

Кэмерон опаздывала уже на полчаса. Тревога — безотчетная, смутная, еле заметно пробирающаяся своей вязкостью в мысли, не давала покоя. Звонить он не хотел до последнего. Предположение о том, что она не пришла специально, в попытке проверить его, казалась самой близкой к истине. Но только не когда речь шла о Кэмерон.

Прекращая строить теории, Хаус достал телефон — с ней вполне могло что-то случиться.

— Алло? — раздался в трубке слегка запыхавшийся, как будто сорванный голос Кэмерон, и тревога чуть отступила.

— Приглашать на свидания и не приходить на них — твоя новая тактика соблазнения? — поинтересовался Грегори, усмехаясь уголками губ и делая еще глоток из высокого прозрачного бокала.

— Хаус? — недоверчиво переспросила она. — Вы ждете меня?

— Странно, да? — это и, правда, было настолько странно, что Хаус готов был удивляться вместе с ней.

Но то, что Кэмерон, видимо, не собиралась приходить на эту встречу, было интересно и, хотя Грег никогда не признался бы в этом — немного задевало.

— Простите, пожалуйста, — Эллисон говорила тихо, видимо, держа трубку плечом, потому что было слышно ее прерывистое дыхание. — Я не думала, что вы придете, поэтому не позвонила.

Что-то в ее голосе подсказало Хаусу, что его смутное беспокойство за нее было отчасти оправдано. Кэмерон была слишком упрямой, слишком открытой и до смешного честной, чтобы просто не прийти.

— Отцу стало плохо с сердцем, предынфарктное состояние… — раздался голос на том конце трубки, и в нем было столько усталости, что Грегори тронуло смутное, не вполне осознанное желание помочь.

Просто по-человечески. Не пожалеть, а сделать что-то реальное, осязаемое.

— Ты где? В Плейнсборо? — спросил он, неловко поднимаясь со стула и бросая на стол помятую купюру, которой с лихвой хватило, чтобы расплатиться за бокал пива и на щедрые, даже слишком, чаевые — обслуживали здесь паршиво.

— Нет, его хотят отвезти в Ньюарк, — ответила Кэмерон.

Ее неестественный, почти механический голос подсказал Хаусу, что Эллисон с трудом сдерживает слезы. Он вдруг подумал, что совсем не хочет, чтобы она плакала — в прошлый раз он ощутил что-то близкое к беспомощности и открывался слишком сильно, гораздо больше, чем мог себе позволить.

— Я приеду, — пообещал он, толкая плечом стеклянную дверь бара и вдыхая холодный вечерний воздух, который вернул мыслям ясность и как будто стер следы тревоги и этого странного стремления то ли поддержать, то ли утешить эту настойчивую девочку. Ту, что стала вдруг непозволительно близкой, непрошено вторглась в его жизнь, заставив снова сомневаться в чем-то и почти сломав привычный алгоритм. — Говори адрес, — прежде, чем Кэмерон попыталась отказаться, велел он тоном, не терпящим возражений.

На главном посту небольшой больницы, расположенной на первом этаже жилого дома пахло лекарствами, болезнью и грязью. В холле Принстона всегда пахло накрахмаленными белыми халатами, кофе из автомата, и там не было этой горечи, которая першила в горле и оставляла в душе неприятный осадок, стоило окинуть взглядом полупустое приемное отделение. На жестких креслах сидели сонные, кажется, уже отчаявшиеся пациенты. Почти неестественная тишина давила на уши.

Хаус кашлянул, привлекая внимание медсестры.

— Да? — подняла на него усталый взгляд девушка в не самом чистом халате.

Грегори вдруг подумал, что не зря Кадди трясется над бюджетом и следит за персоналом. От явного раздражения в голосе девицы любому другому расхотелось бы здесь находиться, не говоря уже о том, чтобы обратиться за помощью. Но Хаусу было плевать.

— Кто у вас тут самый главный? — громко поинтересовался он, игнорируя возмущенный шик сидящей рядом женщины с недавно уснувшим ребенком на руках.

— Доктор Мартин занят, — понимая, что имеет дело с излишне настойчивым и явно хамоватым пациентом, категорично ответила медсестра и снова уткнулась в чью-то историю болезни.

— И мне абсолютно без разницы, чем именно, позовите его, — резко произнес Хаус, которому, по сути, нужно было от незнакомого врача не так много — всего лишь разрешение на перевод в другую клинику, но его остановил тихий вкрадчивый голос:

— Не кричите, — попросила Кэмерон, едва ощутимо прикасаясь к его плечу кончиками пальцев.

Даже сквозь ткань пиджака и пальто он почувствовал, как дрожат ее руки, и оглядел Эллисон с ног до головы. Простой темный джемпер, чуть великоватый ей в плечах, узкие джинсы и отсутствие каблуков делали ее похожей на подростка. Но личико, слишком бледное в контрасте со спутанными темными волосами было серьезным, а покрасневшие глаза выдавали недавние слезы.

Хаус вздохнул, отгоняя от себя мысли о тронувшем сердце сочувствии. Не то время, не то место, да и, если быть откровенным, его кандидатура на роль утешителя вызывала сильные сомнения.

— Доктор Мартин в палате с моим отцом, — нарушила короткое молчание Эллисон, старательно избегая смотреть Грегори в глаза, как будто хотела скрыть от него свою слабость.

— Пойдем, скажем ему, что если не отдаст нам старика, мы его засудим, и не видать ему лицензии как своих ушей, — бодро предложил Хаус и, прихрамывая, направился в сторону палат.

Кэмерон вздохнула и последовала за ним, не задавая вопросов, не пытаясь спорить. Она устала, была вымотана эмоционально, да и физически тоже, но чувство облегчения и благодарность росли и крепли в душе с тех пор, как Хаус ей позвонил.

Ее редко кто-то поддерживал — сильная духом, целеустремленная, она просто не нуждалась в этом. Но вот сейчас, когда помощь действительно понадобилась, когда логично было увидеть рядом друзей, более близких коллег, в конце концов, пришел он. И, несмотря на сомнения, несмотря на то, что она не могла не думать о причинах его появления, все казалось правильным. И то, что он спорит с доктором Мартином, в своей хамовато-прямолинейной манере убеждая того перевести пациента; и то как он говорит ее отцу, что все будет в порядке — спокойно, без издевки, просто как врач. Даже его молчаливое присутствие в машине скорой помощи по дороге в Принстон Плейсборо приносило облегчение и было правильным.

По дороге в больницу отец спал под капельницей, и Кэмерон лишь сильнее сжимала его руку, когда каталка дергалась на поворотах. Уже не было явных причин для сильной тревоги и слез. Эллисон смотрела в спокойное лицо отца и чуть вздрогнула, когда сидящий рядом мужчина молча накинул ей на плечи свое пальто.

— У тебя губы синеют, — вполголоса пояснил Хаус. — Если ты заболеешь, мне придется самому возиться с бумажками или прятаться от Кадди, пока ты не поправишься.

Кэмерон слабо улыбнулась, ничего не ответив, и чуть наклонила голову, вдыхая приятный запах горьковатого мужского парфюма, лекарств и едва уловимый — аромат чужого тела, чужого тепла. Она поймала себя на мысли, что очень хочет ощутить это тепло еще ближе, хочет прижаться к мужчине, хочет, чтобы он обнял ее, быть может, провел рукой по волосам… Теперь, когда первая граница эмоциональной близости была пройдена, ей хотелось большего, несравнимо большего. Ведь он приехал, помог, по-своему поддержал. Хотелось убедить саму себя, что он бы не стал делать этого просто так. Но это же Хаус. Никогда нельзя знать наверняка, что им движет.

Грегори и сам не знал, что заставило его поступить так, а не иначе. Увидев растерянную, опустившую руки Кэмерон посреди приемного покоя второсортной больнички, он понял, что не может просто вызвать скорую из Плейнсборо, попрощаться и отправиться домой. Наверное, в любой другой ситуации он бы так и сделал, но в этот раз что-то мешало — то ли память о вчерашнем вечере, оставившем в душе смутное ощущение чего-то непонятого, то ли решение пойти на второе свидание. Ему хотелось думать, что это не более чем очередная головоломка — как далеко она сумеет зайти, что он будет при этом чувствовать, как быстро она поймет, что он действительно не подходит ей…

Снова приемный покой, выбор палаты, размещение. Устроив отца на новом месте, Кэмерон окончательно успокоилась. Он все еще спал и, немного побыв рядом, Эллисон осторожно поцеловала его в щеку и выскользнула из палаты. Она не знала, покинул ли Хаус больницу — он ушел улаживать вопрос с документами и больше не появлялся. Не удержавшись, Эллисон все же поднялась на этаж диагностического отделения. Хаус был у себя — тусклый, пробивающийся из-под двери свет и невнятное бормотание телевизора служили тому подтверждением. Немного замешкавшись, Кэмерон постучала, сразу же толкнула дверь и вошла.

— Не за что, — не отрывая глаз от светящегося экрана, сказал Хаус.

Эллисон прислонилась к дверному косяку, теперь уже не моральная — физическая усталость буквально валила с ног, и улыбнулась.

— Спасибо, — сказала она, не отрывая взгляда от его профиля — чуть сведенных к переносице бровей, прямого носа, поджатых губ, щетины, покрывающей щеки и подбородок — хотелось к ней прикоснуться, ощутить такая ли она колючая на ощупь, какой кажется.

Недолго понаблюдав за ним, Эллисон хотела тихонько уйти, когда голос Хауса остановил ее:

— Ты же без машины? — его взгляд остановился на ней, заставляя сердце пуститься галопом.

Но Кэмерон уже стала привыкать к подобной реакции, училась справляться и не подавать виду.

— Да, поймаю такси, — ответила она.

— Я оставил машину на парковке, — Хаус щелкнул пультом, выключая телевизор и поднимаясь. — Рассчитывал, что ты угостишь меня пивом, — сказал он, проходя мимо.

Эллисон только усмехнулась в ответ и без лишних слов последовала за ним.

Совместное молчание постепенно становилось все более комфортным, они словно привыкали к близости друг друга, и это пугало обоих. Но если для Кэмерон это было что-то волнительное, но желанное, то Хаус пребывал в легкой растерянности — как он позволил этой девчонке так близко подобраться к нему? Нет, определенно пора было прекращать эти эксперименты. Было нелегко прервать не им начатую игру, но необходимо. И не только для собственного спокойствия, но ради нее самой. Машина остановилась прямо напротив входа.

— Хаус…

— Не повторяйся — не за что, — отозвался он, выжидательно взглянув на дверь со стороны пассажира, а затем на дорогу.

— Я хотела предложить замену, — закончила Кэмерон.

— Замену? Секс в обмен на несостоявшееся свидание?

Да, он умел быть циничным и причинять боль, она смутилась, но затем открыто, как-то обезоруживающе посмотрела на него:

— Нет, только чай.

Он засомневался. И Кэмерон успела заметить это.

— Пожалуйста, — тихо попросила она, — просто побудь рядом.

От этого настолько личного обращения что-то надломилось внутри, и Хаус рывком открыл водительскую дверь, зная, что наверняка пожалеет об этом.

Кэмерон сделала еще один ароматный глоток и невольно улыбнулась, глядя на сидящего рядом мужчину: пьющий ромашковый чай на ее кухне Хаус — это было так странно, но приятно и почти по-домашнему.

— Ты чего? — он нахмурился. — Нервное?

Эллисон не сдержала смешка и поудобнее устроилась в кресле, подпирая кулачком подбородок. Хотелось задать вопрос. Всего один, он никак не отпускал ее на протяжении всего вечера. Эллисон понимала, что этим вопросом, скорее всего, испортит тонкую, словно выдуманную прелесть момента, но оставить все как есть не могла. Слишком сильно хотелось знать, имеет ли она право на этот момент. Получит ли что-то большее… В конце концов, пусть лучше будет больно сегодня, чем завтра, когда Хаус равнодушно пройдет мимо и даже не взглянет на нее так, как сейчас, как в течение нескольких последних дней — задумчиво, с непонятным сомнением и даже как будто беспокойством.

— Почему вы пришли на свидание?

Хаус пристально посмотрел на Кэмерон — она снова перешла на «вы» и это странно кольнуло изнутри. Хотя, придерживайся она неформального общения и дальше, это причинило бы гораздо больше неудобств.

Его пристальный взгляд заставил Эллисон сложить руки под грудью, словно отгораживаясь — казалось, что он видит ее насквозь, со всеми ее чувствами, желаниями и сомнениями. Скорее всего, так оно и было. Но ей все равно хотелось укрыть от него хоть что-то. Чтобы не чувствовать себя настолько беспомощно и уязвимо, не зависеть всецело от его решения, иметь возможность как-то повлиять на него, если оно будет категоричным и не в ее пользу.

А Хаусу хотелось солгать — сказать что-то бессмысленное, отшутиться, просто уйти от ответа, ведь он понимал — она не станет настаивать. Не станет, но почувствует ложь, поймет, что за ней что-то укрылось, что-то, возможно, значимое. Ему не нужно было, чтобы она придумывала себе лишнее. Поэтому он сказал правду:

— Я не знаю.

Кэмерон чуть улыбнулась уголками губ. Это было кое-что — не много, не мало, а именно кое-что. Просто вдруг всезнающий Хаус произнес три простых слова, и внутри с новой силой разгорелась надежда.

— Наверное, мне интересно, как далеко ты собираешься зайти, — усмехнулся Грегори.

— Ровно настолько, насколько нужно, — тихо ответила Кэмерон, не отводя глаз от его лица и заливаясь нежным румянцем.

— Нужно для чего? — резковато поинтересовался он.

Она чуть дрогнула, опуская взгляд на сжатую в руках чашку.

— Чтобы быть рядом, — проговорила она.

— Зачем? — настойчиво, почти грубо спросил Хаус, но ее реакция оказалась обратной, нежели он ожидал.

Кэмерон подняла на него спокойный уверенный взгляд.

— Вы хотите это услышать? — уточнила она.

Вместо ответа Хаус поднялся из-за стола:

— Думаю, мне пора.

Кэмерон порывисто встала с кресла — неужели она все испортила? Этого следовало ожидать. Зачем только она напирала?

— Хаус, я… — дыхание перехватило, когда он подошел вплотную.

Какое-то время Хаус просто изучал ее лицо, улавливая и впитывая каждую промелькнувшую на нем эмоцию. Кэмерон боялась дышать. А потом он отвернулся, дохромал до двери, подхватил стоящую у входа трость и просто ушел.

Эллисон обессилено опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями. Проигрывает она или ведет в этой партии? Сделала еще один шаг навстречу или оттолкнула? И хватит ли у нее сил, чтобы тягаться с ним и той болью, что давно стала частью его самого...