Второй шанс - часть вторая "Диалог"-а (гет)

С трудом оторвавшись от школьного сундука, молодая женщина решила начать готовиться к ритуалу. Чтобы ознакомиться с ним, она открыла сумочку, вытащила тетрадь-дневник кузена Драко и углубилась в написанном. Первым, что насторожило ее, было то, что ритуал не был популярен среди магов, но не потому, что был затратен в денежном плане или требовал каких-то особых умений.

Ритуал был элементарно простым и не нуждался ни в чем особом в плане подготовки — нужны были только кровь колдующего и три цветных мелка для пентаграммы — белый, красный и зеленый, каждый с особой, но ничего вычурного, пропиткой. Эти мелки продавались в аптеке на Косом переулке, а в своем сундуке она нашла полные с ними коробки.

Но, для успешного ритуала должны были быть в наличии два очень веских условия, первое из которых — непреодолимое желание покончить с жизнью. Причина за что человек предпочел бы смерть значения не имела, важна была лишь готовность не жить дальше. В действительности, „Второй шанс” был изощренным методом болезненного самоубийства. Но не смерть даровал он, а возвращение назад в переломный, ключевой момент прошлого той же самой личности.

Вторым условием было наличие в колдующем достаточной для подпитки прыжка во времени магической силы, чтобы довести ритуала до успешного конца. Необходимость огромной магической мощи делало ритуала непопулярным не только среди обывателей, а и среди посвященных. Никто, заранее, не мог с уверенностью утверждать обладает или нет силой, успешно закончить ритуала. Нужно было попробовать, чтобы узнать, не меньше того.

Для посторонних наблюдателей колдующий умирал в обоих случаях.

Располагала ли Гермиона мощью — не проводя ритуала, она не могла бы с уверенностью сказать. Они с Драко надеялись, что кличка, которой величали лохматую гриффиндорку — „самая выдающаяся ведьма их поколения” — не пустая примета.

Были ли в современности достаточно мощные для „Второго шанса” колдуны? Может быть — да, а может быть — нет. Живущие ныне об этом не могли знать. Тот, кто мог успешно провести ритуал, возвращался обратно в прошлое и, по всей вероятности, менял его. Насколько успешно для себя, вряд ли кто-нибудь мог заранее гадать, не прожив жизнь заново, но тогда могло уже быть поздно, если не получалось по лучшему. А все могло и ухудшиться. Было вопрос второго, но все равно, рискованного шанса.

Без магического Дара семьи Малфоев, проведение этого ритуала была бы попыткой стрельбы наугад.

А был и магический откат — непредвидимый, но необходимый для магического уравнения.

Драко не распространялся, откуда узнал о „Втором шансе”, а она давно не была такой доставучей „Я-все-хочу-знать”, поэтому промолчала и не спросила о подробностях.

Волдеморт был великим колдуном, не один десяток лет потратив на исследования Магических искусств. Проводил ли он ритуал? Нет, по всей вероятности. Из-за боязни, а, возможно, из-за отсутствия альтернатив прошлого. Вторая мировая война не была самым желанным для повторения периодом истории.

А Дамблдор?

Вероятно, да. Откуда в Гермионе появилась такая уверенность? Разве не понятно? Кто в Волшебном мире Британии был в самой почетной позиции — директор Хогвартса, Глава Визенгамота, Верховный Чародей МКМ?

Она надеялась найти способ остановить эвентуальное вмешательство Альбуса Дамблдора в новый ход истории и воплотить их с Драко план.

Дай-то Мерлин!

Ее кузен успокоил девушку, что ритуал позволяет забрать с собой некоторые вещи, но надо точно отсортировать их места в плане пентаграммы, чтобы не только не мешали, а даже сопутствовали ее манипуляциям. Затем отдал ей предварительно приготовленный толстый конверт, в котором были письма к отцу, Люциусу Малфою, посодействовать кузине, к себе маленькому, чтобы не придираться к ней, к поверенному Малфоев в Гринготтсе и еще некоторые письма.

Она снова закрыла кровью сундук и Локомотором доставила его на метр от середины пустого участка пола. Затем белым мелом она нарисовала внешний контур пентаграммы — охранительный, в лучах которого написала тем же мелом руны, поверх которых из незаживленной ранки на пальце капнула свою кровь. Когда она позже начнет скандировать заклинание, черту контура никто не сможет преодолеть.

Внутри белого, она начертила зеленым мелом второй контур, в один из лучей которого поместила магический сундук с книгами. В остальных лучах изображаются руны сохранения материального и капается поверх них кровь.

Наконец, красным мелом Гермиона нарисовала малый внутренний контур пентаграммы, в лучах которого поместились пять рун сохранения души. Если бы она захотела сохранить и свое тело после перемещения в прошлое, одна из этих рун должна была быть совершенно другой. Но она не этого хотела.

Когда все уже было готово для начала ритуала, молодая женщина снова порезалась ножом, поглубже, чтобы кровь брызгала и не замечая боль, очертила ей внутренние руны. Когда и последняя капля упала поверх пропитанного зельями мела, она выпрямилась, вытащила приготовленную заранее палочку и стала скандировать на незнакомом ей языке заклинание перехода, читая его с дневника Драко.

Белое пламя брызнуло сперва из внешнего, белого контура, образовывая непроницаемый занавес из света. Гермионе становится жарко, но она, стиснув зубы, терпит и продолжает проговаривать слова заклинания, пока зеленый контур не вспыхнул, прибавляя жару...

Пока Гермиона проводит ритуал, то с удовольствием убеждается, что не зря ее звали в школе самой выдающейся ведьмой своего поколения и, может быть, у нее есть достаточное могущество провести до успешного конца свой переход.

Разгорание красного контура возрадовало ее, вне зависимости от появления внутри тела жгучую боль и прибавляет надежду, что успеет освободиться от паутины нежеланного настоящего.

Пора было браться за хроноворот. Еще после первого оборота ее переломило от дикой жары внутри организма. Все пылало, мало-помалу сгорая, но она продолжала свою мантру, независимо от непереносимой боли и, пересчитывая обороты, продолжала его поворачивать — каждый поворот отвечал за год назад в прошлое. Она должна была дожить до последнего, предварительно выбранного оборота, потому что каждый поворот забирал у нее мало-помалу жизнь.

Магия на чердаке разбушевалась по воле ритуала и колдуньи, завираясь и увеличивая купол своего действия, пока он не достиг магических барьеров дома.

* * *

Рональд Уизли спал в супружеской спальне и ему снилось, какой он счастливчик. Выбрав себе в жены богатенькую грязнокровку, маггловская родня которой в быстром и регулярном порядке стала отправляться в следующий, лучше нашего, мир, оставляя свои сбережения — и не маленькие — своей любимой племяннице, внучке, дочке, он обеспечил себе приятную безбедную жизнь.

Довольна его выбором была и матриарх рыжей фамилии, Молли Уизли, его матушка, помогающая своему непутевому сыну чарами, заклинаниями, зельями держать в подчинении и в готовности к траху лохматую зазнайку. Из Гермионы Грейнджер, на удивлении всех, вышла домохозяйка-загляденье, выстреливающая маленьких Уизлят с регулярности крольчихи.

Его матушка вещала вечером им, своим детям, что-то, что невозможно завоевать красотой, покупается деньгами. Когда денег нет, надо захватывать мир многочисленностью. Поэтому, праздники клана Уизли напоминали краснознаменные манифестации, но Молли всего этого населения кажется мало, и она хочет еще и еще внуков.

Но самым сладким, вишенкой торта, стали денежки, которые она приносила в загребущие ручонки Рональда, и они обеспечили ему лайфффф, полный кайффффа.

Волна магической энергии так сильно встряхнула храпящего Рональда, что он в две секунды оказался разбуженным и прямым на кровати с палочкой в руках. Но ожиревшая ленивая память так проворно не помогла встревоженному волшебнику.

— Центри…Центра… Центрум! — гаркнул он, наконец вспомнив нужное заклинание, и палочка повернулась к лестницам наверх, к чердаку. — Мерлин, что она там делает, да там одни коробки и сундуки! Чердак…. Сундуки… Сундуки!!!

Холодное предчувствие беды встряхнуло Рональда и он бросился, несмотря на свои крупные накопления жира в области зада, живота и всюду по телу, к узкой деревянной лестнице. Наверху, без замедления скорости, он толкнул шаткую дверь из тонких деревянных плит и замер на пороге.

То, чего он, больше всего, боялся, воплощалось перед его испуганными глазами.

Огненные фонтаны, устремленные ввысь, к крыше, очерчивали особенную фигуру на полу, но не она сейчас интересовала Рональда, а еле видимая сквозь пелену огня фигура его жены. Случилось то, чего он остерегался и предохранял Гермиону — чтобы она сама или с чьей-то помощью не могла добраться до тех знаний, которые позволят ей освободиться от засорений своей магии и сбежать от него. Потому что вместе с ней ушло бы все Роново счастье, все его, неприхотливого рыжего волшебника, довольное, сытое и ленивое существование. Его старательно созданное гнездо обмана, в которое он запихнул после свадьбы свою школьную подругу — ту жаждущую знаний и учебу девочку и пользовался ее услужением, зарплатой, наследством, любовью рушилось перед глазами и, чтобы не позволить этому случиться, Рональд бросился к сияющему барьеру помешать, вернуть, не дать уйти Гермионе.

Но белый занавес огня отшвырнул рыжего бычка обратно к двери, и он скатился вниз по лестнице, замерев, стоная от ушибов, в ее подножии.

Когда, несколько минут спустя, он вернулся на чердак, чтобы посмотреть итоги событий, все уже кончилось. В центре пентаграммы остался лишь холмик белого пепла, да бледные следы мелом на полу, которые быстро истаяли.

* * *

Позже, в волшебный мир произошел незамеченный и незримый вихрь изменения. Здесь супруг, который вернулся вечером с работы, не был тот, который ушел утром на работу. Там стая рыжеволосых голосистых ребятишек, визжащих, летая на метлах, растаяла как дым, и никто это не заметил и не вспоминал о них.

Пожилая рыжая, с проседью, пара уселась за шатающийся стол в своей заполненной хламом кухне, озираясь в недоумении и не понимая, как, каким волшебством они перенеслись из сказочного замка своих снов в эту убогую лачугу. Тощий мужчина встает с места и приближается к буфету, за стеклами которого в траурных рамках на него смотрят из портретов семь рыжих детей разного возраста, среди которых наблюдалась лишь одна девочка.

В совсем другом месте возникает совершенно новая, но видимо счастливая, пара из высокого темноволосого мужчины, глаза которого сверкают замечающейся издали зеленью и стройной, но с заметно выпуклым животом и копной каштановых кудряшек до пояса женщины. Она смотрит на своего супруга веселыми карими глазами, которые становятся похожими на шоколад, когда перемещаются на тоненькую десятилетнюю с виду девочку между ними. Девочка смеется, а ее зеленые как у отца глаза сверкают, сверкают и заполняют мир счастьем и правильностью.

Эту семью в магическом мире знают, как семью Гаррольда и Гермионы Поттер-Блэк. Рядом шла их дочь — обещанная кузену Драко невестка, Лили-Роуз, а в животе Гермионы плывет и излучает довольство их нерожденный сыночек Карлус.