Второй шанс - часть вторая "Диалог"-а (гет)

Вернувшись домой после разговора с Драко Малфоем, Гермиона Уизли на автомате заглянула в холодильнике. Как и ожидала, приготовленный утром на двоих ужин был целиком съеден, а грязный противень — оставлен прохлаждаться пустым.

„Рональд снова ничего мне не оставил, — ядовито подумала все еще молодая в свои тридцать с лишним лет взлохмаченная женщина. — Но чему я удивляюсь? Я знала, когда выходила за него, на что иду и все-таки приняла эту унизительную роль — быть рыжему троглодиту подстилкой, скрещенной из денежного кошелька с домовиком. И вся его паучья семья, в которой мы, супруги рыжего выводка, являемся бесплатным сырьем в коконах с одной единственной сохраненной функцией — рожать новых паучат.”

Когда ее мечты изуродовали, убили и заменили на это серое, скучное и безнадежное ежедневие? Когда ее устремление к высокому было заменено на мечту, что когда Рон найдет себе новую работу, его не выгонят еще в конце первого месяца, из-за лености, скудоумия или из-за его большого рта? Если б еще он не был и таким занудой, который непрестанно жалуется, что никто не ценит по достоинству его, Ронового, участия в победе над Волдемортом!

Все-таки, в их семье могло бы и получиться, если б не был Рон еще таким ревнивым и жадным на чужое счастье, на чужой достаток. Мог ли бы он позволить ей, своей ученолюбивой супруге, постичь все, о чем та мечтала? Нет, конечно, но если смог он перебороть природную свою зависть, тогда она была бы ему благодарной хоть за это.

Но нет! Как доказал ей Драко, вся ее привязанность к рыжему придурку была навязанной ей зельями, заклинаниями, приворотами...

Рональд Уизли украл ее судьбу, сделав из нее себе удобную слугу на пару с добытчицей галеонов на проживание, которыми, как она отдавала себе теперь отчет, он и располагал. Неспроста она, Гермиона, красуется в поддержанных мантиях, а тем временем рыжий остолоп завел себе любовницу на стороне.

Сразу после медового месяца, который справляли после ее выпускного в Магическом университете, Рон признался ей, что доволен ее дипломом, потому что ему больше не придется работать, и этим своим признанием спьяну бросил Гермиону в дикое уныние. Она помнила, что после этих его слов, призадумалась, а с чего бы ей вдруг стало необходимо выходить замуж за последнего по успеваемости из их выпуска в Хогвартсе парня и не бросить ли его, разведясь с ним.

Но, как оказалось, было уже слишком поздно — она забеременела Хьюго. Гермиона решила подождать на год с решительными действиями, либо чтобы сохранить приличие, либо из-за глупой гордости не признаваться, хоть перед собой, что с Роном она сделала ошибку.

Но к концу этого, данного себе, срока она поняла, что снова беременна. И так дальше, с удивительной регулярностью, она каждые два года производила новых Уизли, пока их не стало шесть. Тогда она спохватилась, и по настоянию своей мамы, стала пить маггловские противозачаточные пилюли. Когда к концу третьего года после рождения последнего ребенка — девочки, которую она хотела назвать Эммой, в честь своей матери, но назвали Джиневрой — новый все еще не ожидался, Молли стала причитать, как старая врачевательница на ярмарке, и бросать замечания Рону, что пора позаботиться о пополнении семьи Уизли.

Все дети Гермионы оказались настоящими продолжениями своего папашки — бесновались как чертенята, кричали безудержно, ее не слушали, создавали дома хаос и беспорядок, рушили все, что в ручонки не попади, загрязняли все вокруг, как стадо бабуинов... Конечно, все дети такие, но чужие почему-то поддавались воспитанию, с возрастом они становились все более и более дисциплинированы и слушались родителей. В чужих домах царили порядок и чистота, правда, в некоторых имелись домовые эльфы, но их Гермиона не захотела порабощать в угоду себе и пахала домовиком она сама.

Иногда думала, а не ошиблась ли где-то еще, кроме с выбором супруга!

Теперь она уже была уверена, что да! Был такой стартовый случай, который изменил ее жизнь, принуждая повернуться наискось к заранее задуманной жизни и прожить до сих пор эту чужую, обворованную Рональдом судьбу.

Сам факт, что она позволила маленькой рыжей гниде, именовавшейся Рональдом Биллиусом Уизли — шестым сыном Предателя крови Артура Уизли, войти в ее жизнь после нападения тролля, стал спусковым механизмом ее скатывания вниз, вместо ожидаемого полета вверх, в поднебесные высоты.

Тогда, в первом курсе, шагая рядом с мальчиками, освободившими ее от горного тролля, Гермиона сделала непростительный, с сегодняшней точки зрения, проступок — не вынудила маленькую рыжую гадину извиниться перед ней за обидные слова в ее адрес. Этого она, по всей вероятности, не добилась бы, а если б и добилась, сам факт, что она на этом настояла, спустил бы Рона с пьедестала героя, и она не подружилась бы с ним. Но тогда она смолчала, ничего не говоря об извинениях, и позволила Гарри оправдать рыжего придурка, представив битву с троллем таким образом, как если бы Рон был тот единственный, который спасал ее от чудовища, а Гарри только присутствовал. Ее зеленоглазый одноклассник был настолько скромным и чутким мальчиком, что, чтобы не быть свидетелем мучений Рона из-за заслуженного им промаха, принизил себя, а возвысил его.

А она, дура недобитая, поверила ему. Она, должна была сама себе признаться в этом, что верила Поттеру всегда, что бы он не говорил. Как и он ей — слепо, беспрекословно. И Гермиона знала еще, что тогда чувствовала — зеленоглазый мальчик неспособен соврать ей, но мог, подобно Дамблдору, манипулировать правдой так, что она сама ничего не заподозрила.

И вот, сидит она теперь перед пустым холодильником, голодная, разозленная, но с умом ясным, как тогда, в первых курсах в Хогвартсе, поглаживая маленький хроноворот в ложбинке грудей и думала, любит или не любит своих детей настолько, чтобы решиться сделать или не сделать обещанное кузену Драко.

Ее решение зависело только от Рональда. И она отправилась в гостиную, чтобы поговорить с ним начистоту.

Но ее супруг нашелся не на диване в гостиной, а в спальне. Спал и, как обычно, озвучивал свое действие громовым храпом, похожим на продырявленную трубу выхлопных газов автомобиля. Лежал он наискосок, раскинув руки и ноги, заняв всю кровать своей сильно растолстевшей тушей, в одних трусах сероватого цвета и источал убойное амбре.

Некоторые вещи Рон любил — поесть, например, несколько раз в день, да побольше; потрахаться, несколько раз в неделю, да побольше партнерш, если получится; поспать вдоволь — не меньше двенадцати часов в сутки; похвастаться о своем недостижимом для обычных магов героизме в борьбе с Тем-имя-которого-не-говорим; поговорить о квиддиче, в своей осведомленности о котором он не сомневался; подразнить детей своими бесконечными и повторяющимися в вырастающей спиралью опасности приключениями наравне с их великим дядей, Героем волшебного мира, Гарри Поттером.

Были и вещи, которые угнетали Рона Уизли, и он делать их добровольно не собирался. Например, он считал, что гигиеной должны заниматься лишь больные люди и то через раз. Поэтому купался и менял белье раз в месяц, а если бы к нему по этому вопросу не приставала Гермиона, и пореже... Не нравилась рыжему решающая роль его жены в успешной концовке упомянутых выше приключений с Поттером. Чтение Рон считал лишней тратой времени, которое Гермиона могла заполнить приготовлением пищи, а он — ее поеданием, поэтому ученические сундуки семейной пары — его обычный и ее, с тремя внутренними, магически расширяющимися отсеками, битком набитыми книгами — перекочевали на чердак.

Как всегда, с Роном ничего путного не обсудить. Когда он нужен, его или нет дома, или спит, или посещает маленькую комнатку.

А чего тратиться на этого остолопа, Гермионе и так было уже предельно ясно, что раз она думает о предложении Драко, это безусловно означает, что до его воплощения рукой подать. Нужно было только выбрать путь переноса и подходящее время.

Поэтому, бросив Сонные чары на храпящего супруга, она вернулась на кухню, приняла самую удобную для медитации стойку, сев на пол. Сняв с правой руки тонкий ободок серебра — кольцо, которое обвенчало ее с Рональдом Уизли, она надела на его место родовое кольцо Малфоев, глубоко вздохнула, закрыла глаза и сосредоточилась на сжатом в правой руке хроновороте.

Ее сознание отрешилось от ощущений внешнего мира, и она поплыла среди сгущающихся звездочек, которые в темноте ее сознания светились ярко, оформляя своим светом длинный, идущий за горизонт коридор. Драко посоветовал идти по этому коридору и заглядывать сквозь двери с обеих его сторон.

* * *

Выйдя из транса, в котором она увидела ритуал переноса, она забрала с собой свою старенькую дамскую сумочку и пошла к чердаку наверх. Внутри сумочке она спрятала кольцо Главы рода Малфоев, маховик времени и ритуальный серебряный нож, отданными Гермионе вместе с толстой тетрадью-дневник Драко, в котором в подробностях уже был расписан и указан закладкой на странице текст ритуала.

Назывался этот ритуал «Второй шанс».

Еще бы, ее белобрысый кузен позаботился обо всем, лишь бы она не отказалась.

Там, на чердаке, расчищая место на полу для начертания полной рунической пентаграммы, под кучей коробок с детскими, уже продырявленными от стирки тряпками, Гермиона рассмотрела угол потрепанного школьного сундука. Ее охватило любопытство, и она потянулась двумя руками, чтобы вытащить его оттуда.

Подумав о том, что, если замков и скважин для ключей на сундуке нет, то закрыть свои сокровища от посторонних глаз она могла бы только кровными чарами, молодая волшебница пырнула себя серебряным ножом Драко Малфоя и несколько капелек крови капнули на пыльную поверхность. Крышка сундука скрипнула, и сама открылась.

В сознании Гермионы внезапно прошла быстрая чистка хлама обычной жизни в супружестве с этим ...толстожопым придурком и перед ее глазами возник список направлений литературы в этой, ее личной, бесценной библиотеке. Были, очевидно, какие-то подозрения еще тогда, перед замужеством, раз постаралась наложить под крышей сундука специального заклинания восстановления памяти. Не зря сделала это.

Облака пыли лопаются и наполняют воздуха терпким запахом застоя, но Гермиона не им внимания уделяет, а содержанию сундука. Увиденное внутри провоцирует волну горьких слез.

Внутри было полно книг в старательно, придуманном ей еще с Хогвартса порядке, с закладками, с указаниями, с каталогом. Потому что этот сундук только внешне напоминал школьный, в действительности это был магический чемодан с тремя отделениями, каждое из которых содержало в себе не менее трех тысяч томов высокорейтинговой магической литературы из всех возможных направлениях Магии, Колдовства и Чародейства мира.

Трепетом обожания она трогает старое дерево, и это вызывает лавину воспоминаний, забытых, но таких близких и дорогих. Она вспомнила, как закупалась книгами во „Флориш и Блотс” в Косом переулке, а ее молодая и красивая мамочка смеялась, целовала ее и называла Гермиону „мой сладкий книжный червячок”. Затем увидела себя в библиотеке Хогвартса, когда тайком от мадам Пинс копировала все книги подряд, библиотека Магического университета ... внутреннее пространство ее сундука, которое все более и более расширяли в магазине магических чемоданов и саквояжей, чтобы вместить ее сокровищницу.

Вспомнила библиотеку в особняке Сириуса Блэка на „Гриммуальд Плейс”, трактаты о темной магии...

„ Боже мой, Мерлин! Книги! Так я непрестанно читала и повсюду ходила с книгой в руках! А сколько времени прошло с того момента, когда я не брала книгу, чтобы просто почитать — после первого ребенка, после второго?” — подумала удрученная этим фактом Гермиона и слезы снова стекли по ее бледным щекам.

Примечание к части

Опять штампы.

С трудом оторвавшись от школьного сундука, молодая женщина решила начать готовиться к ритуалу. Чтобы ознакомиться с ним, она открыла сумочку, вытащила тетрадь-дневник кузена Драко и углубилась в написанном. Первым, что насторожило ее, было то, что ритуал не был популярен среди магов, но не потому, что был затратен в денежном плане или требовал каких-то особых умений.

Ритуал был элементарно простым и не нуждался ни в чем особом в плане подготовки — нужны были только кровь колдующего и три цветных мелка для пентаграммы — белый, красный и зеленый, каждый с особой, но ничего вычурного, пропиткой. Эти мелки продавались в аптеке на Косом переулке, а в своем сундуке она нашла полные с ними коробки.

Но, для успешного ритуала должны были быть в наличии два очень веских условия, первое из которых — непреодолимое желание покончить с жизнью. Причина за что человек предпочел бы смерть значения не имела, важна была лишь готовность не жить дальше. В действительности, „Второй шанс” был изощренным методом болезненного самоубийства. Но не смерть даровал он, а возвращение назад в переломный, ключевой момент прошлого той же самой личности.

Вторым условием было наличие в колдующем достаточной для подпитки прыжка во времени магической силы, чтобы довести ритуала до успешного конца. Необходимость огромной магической мощи делало ритуала непопулярным не только среди обывателей, а и среди посвященных. Никто, заранее, не мог с уверенностью утверждать обладает или нет силой, успешно закончить ритуала. Нужно было попробовать, чтобы узнать, не меньше того.

Для посторонних наблюдателей колдующий умирал в обоих случаях.

Располагала ли Гермиона мощью — не проводя ритуала, она не могла бы с уверенностью сказать. Они с Драко надеялись, что кличка, которой величали лохматую гриффиндорку — „самая выдающаяся ведьма их поколения” — не пустая примета.

Были ли в современности достаточно мощные для „Второго шанса” колдуны? Может быть — да, а может быть — нет. Живущие ныне об этом не могли знать. Тот, кто мог успешно провести ритуал, возвращался обратно в прошлое и, по всей вероятности, менял его. Насколько успешно для себя, вряд ли кто-нибудь мог заранее гадать, не прожив жизнь заново, но тогда могло уже быть поздно, если не получалось по лучшему. А все могло и ухудшиться. Было вопрос второго, но все равно, рискованного шанса.

Без магического Дара семьи Малфоев, проведение этого ритуала была бы попыткой стрельбы наугад.

А был и магический откат — непредвидимый, но необходимый для магического уравнения.

Драко не распространялся, откуда узнал о „Втором шансе”, а она давно не была такой доставучей „Я-все-хочу-знать”, поэтому промолчала и не спросила о подробностях.

Волдеморт был великим колдуном, не один десяток лет потратив на исследования Магических искусств. Проводил ли он ритуал? Нет, по всей вероятности. Из-за боязни, а, возможно, из-за отсутствия альтернатив прошлого. Вторая мировая война не была самым желанным для повторения периодом истории.

А Дамблдор?

Вероятно, да. Откуда в Гермионе появилась такая уверенность? Разве не понятно? Кто в Волшебном мире Британии был в самой почетной позиции — директор Хогвартса, Глава Визенгамота, Верховный Чародей МКМ?

Она надеялась найти способ остановить эвентуальное вмешательство Альбуса Дамблдора в новый ход истории и воплотить их с Драко план.

Дай-то Мерлин!

Ее кузен успокоил девушку, что ритуал позволяет забрать с собой некоторые вещи, но надо точно отсортировать их места в плане пентаграммы, чтобы не только не мешали, а даже сопутствовали ее манипуляциям. Затем отдал ей предварительно приготовленный толстый конверт, в котором были письма к отцу, Люциусу Малфою, посодействовать кузине, к себе маленькому, чтобы не придираться к ней, к поверенному Малфоев в Гринготтсе и еще некоторые письма.

Она снова закрыла кровью сундук и Локомотором доставила его на метр от середины пустого участка пола. Затем белым мелом она нарисовала внешний контур пентаграммы — охранительный, в лучах которого написала тем же мелом руны, поверх которых из незаживленной ранки на пальце капнула свою кровь. Когда она позже начнет скандировать заклинание, черту контура никто не сможет преодолеть.

Внутри белого, она начертила зеленым мелом второй контур, в один из лучей которого поместила магический сундук с книгами. В остальных лучах изображаются руны сохранения материального и капается поверх них кровь.

Наконец, красным мелом Гермиона нарисовала малый внутренний контур пентаграммы, в лучах которого поместились пять рун сохранения души. Если бы она захотела сохранить и свое тело после перемещения в прошлое, одна из этих рун должна была быть совершенно другой. Но она не этого хотела.

Когда все уже было готово для начала ритуала, молодая женщина снова порезалась ножом, поглубже, чтобы кровь брызгала и не замечая боль, очертила ей внутренние руны. Когда и последняя капля упала поверх пропитанного зельями мела, она выпрямилась, вытащила приготовленную заранее палочку и стала скандировать на незнакомом ей языке заклинание перехода, читая его с дневника Драко.

Белое пламя брызнуло сперва из внешнего, белого контура, образовывая непроницаемый занавес из света. Гермионе становится жарко, но она, стиснув зубы, терпит и продолжает проговаривать слова заклинания, пока зеленый контур не вспыхнул, прибавляя жару...

Пока Гермиона проводит ритуал, то с удовольствием убеждается, что не зря ее звали в школе самой выдающейся ведьмой своего поколения и, может быть, у нее есть достаточное могущество провести до успешного конца свой переход.

Разгорание красного контура возрадовало ее, вне зависимости от появления внутри тела жгучую боль и прибавляет надежду, что успеет освободиться от паутины нежеланного настоящего.

Пора было браться за хроноворот. Еще после первого оборота ее переломило от дикой жары внутри организма. Все пылало, мало-помалу сгорая, но она продолжала свою мантру, независимо от непереносимой боли и, пересчитывая обороты, продолжала его поворачивать — каждый поворот отвечал за год назад в прошлое. Она должна была дожить до последнего, предварительно выбранного оборота, потому что каждый поворот забирал у нее мало-помалу жизнь.

Магия на чердаке разбушевалась по воле ритуала и колдуньи, завираясь и увеличивая купол своего действия, пока он не достиг магических барьеров дома.

* * *

Рональд Уизли спал в супружеской спальне и ему снилось, какой он счастливчик. Выбрав себе в жены богатенькую грязнокровку, маггловская родня которой в быстром и регулярном порядке стала отправляться в следующий, лучше нашего, мир, оставляя свои сбережения — и не маленькие — своей любимой племяннице, внучке, дочке, он обеспечил себе приятную безбедную жизнь.

Довольна его выбором была и матриарх рыжей фамилии, Молли Уизли, его матушка, помогающая своему непутевому сыну чарами, заклинаниями, зельями держать в подчинении и в готовности к траху лохматую зазнайку. Из Гермионы Грейнджер, на удивлении всех, вышла домохозяйка-загляденье, выстреливающая маленьких Уизлят с регулярности крольчихи.

Его матушка вещала вечером им, своим детям, что-то, что невозможно завоевать красотой, покупается деньгами. Когда денег нет, надо захватывать мир многочисленностью. Поэтому, праздники клана Уизли напоминали краснознаменные манифестации, но Молли всего этого населения кажется мало, и она хочет еще и еще внуков.

Но самым сладким, вишенкой торта, стали денежки, которые она приносила в загребущие ручонки Рональда, и они обеспечили ему лайфффф, полный кайффффа.

Волна магической энергии так сильно встряхнула храпящего Рональда, что он в две секунды оказался разбуженным и прямым на кровати с палочкой в руках. Но ожиревшая ленивая память так проворно не помогла встревоженному волшебнику.

— Центри…Центра… Центрум! — гаркнул он, наконец вспомнив нужное заклинание, и палочка повернулась к лестницам наверх, к чердаку. — Мерлин, что она там делает, да там одни коробки и сундуки! Чердак…. Сундуки… Сундуки!!!

Холодное предчувствие беды встряхнуло Рональда и он бросился, несмотря на свои крупные накопления жира в области зада, живота и всюду по телу, к узкой деревянной лестнице. Наверху, без замедления скорости, он толкнул шаткую дверь из тонких деревянных плит и замер на пороге.

То, чего он, больше всего, боялся, воплощалось перед его испуганными глазами.

Огненные фонтаны, устремленные ввысь, к крыше, очерчивали особенную фигуру на полу, но не она сейчас интересовала Рональда, а еле видимая сквозь пелену огня фигура его жены. Случилось то, чего он остерегался и предохранял Гермиону — чтобы она сама или с чьей-то помощью не могла добраться до тех знаний, которые позволят ей освободиться от засорений своей магии и сбежать от него. Потому что вместе с ней ушло бы все Роново счастье, все его, неприхотливого рыжего волшебника, довольное, сытое и ленивое существование. Его старательно созданное гнездо обмана, в которое он запихнул после свадьбы свою школьную подругу — ту жаждущую знаний и учебу девочку и пользовался ее услужением, зарплатой, наследством, любовью рушилось перед глазами и, чтобы не позволить этому случиться, Рональд бросился к сияющему барьеру помешать, вернуть, не дать уйти Гермионе.

Но белый занавес огня отшвырнул рыжего бычка обратно к двери, и он скатился вниз по лестнице, замерев, стоная от ушибов, в ее подножии.

Когда, несколько минут спустя, он вернулся на чердак, чтобы посмотреть итоги событий, все уже кончилось. В центре пентаграммы остался лишь холмик белого пепла, да бледные следы мелом на полу, которые быстро истаяли.

* * *

Позже, в волшебный мир произошел незамеченный и незримый вихрь изменения. Здесь супруг, который вернулся вечером с работы, не был тот, который ушел утром на работу. Там стая рыжеволосых голосистых ребятишек, визжащих, летая на метлах, растаяла как дым, и никто это не заметил и не вспоминал о них.

Пожилая рыжая, с проседью, пара уселась за шатающийся стол в своей заполненной хламом кухне, озираясь в недоумении и не понимая, как, каким волшебством они перенеслись из сказочного замка своих снов в эту убогую лачугу. Тощий мужчина встает с места и приближается к буфету, за стеклами которого в траурных рамках на него смотрят из портретов семь рыжих детей разного возраста, среди которых наблюдалась лишь одна девочка.

В совсем другом месте возникает совершенно новая, но видимо счастливая, пара из высокого темноволосого мужчины, глаза которого сверкают замечающейся издали зеленью и стройной, но с заметно выпуклым животом и копной каштановых кудряшек до пояса женщины. Она смотрит на своего супруга веселыми карими глазами, которые становятся похожими на шоколад, когда перемещаются на тоненькую десятилетнюю с виду девочку между ними. Девочка смеется, а ее зеленые как у отца глаза сверкают, сверкают и заполняют мир счастьем и правильностью.

Эту семью в магическом мире знают, как семью Гаррольда и Гермионы Поттер-Блэк. Рядом шла их дочь — обещанная кузену Драко невестка, Лили-Роуз, а в животе Гермионы плывет и излучает довольство их нерожденный сыночек Карлус.

Магический вихрь, который забрал Гермиону с чердака их с Роном дома, втянул ее в темный, узкий туннель и закрутил ее как тугую веревку, пока она не стала думать, что ее разломит посередине на две части. Когда женщина уже решила, что с Ритуалом что-то пошло не так и она будет вечность летать сквозь это место безвольной тряпкой, ее забросило куда-то вниз, впихнуло сквозь игольное ушко, ей стало тепло, и она потерялась среди тысяч маленьких звездочек.

Выплеснутая на лицо холодная вода возвращает ее в себя, и она судорожно вдыхает воздух. Чуть-чуть приподнимает веки и сквозь ресницы видит блеск солнечного дня, который ослепляет ее.

„Как-то стало светлее, чем на чердаке, разве я успела все сделать правильно?”, — подумала она и решительно открыла глаза пошире.

Над собой видит испуганное лицо матери, совсем молодое и красивое, а ее длинные каштановые кудри мягко обрамляют щеки, спускаются и щекочут лицо Гермионы. В порыве бесконечного счастья она бросается и обнимает двумя руками плечи матушки, задохнувшись от подымающиеся изнутри эмоций.

— Хэтти, что произошло, маленькая моя? — нежным голосом говорит Эмма, сразу же, как карие глаза ее девочки, ее сокровища, открылись и из них хлынул поток слез. — Ты вдруг потеряла сознание и упала, как теперь себя чувствуешь? Ну, почему плачешь, милая? Давай, я тебя помогу пойти в твою комнату. Ты так много читаешь, не отсыпаешься и, из-за этого, твое кровяное давление ниже нормы. Надо беречь себя, милая, еще начитаешься. Ты должна спать не меньше десяти часов!

Молодая, но спортивная женщина — ее мать — помогает своей дочери выпрямиться, одной рукой обнимает ее за талию и ведет наверх по лестнице.

Тем временем, колыхаясь от слабости, плача, но внутренне ликуя, Гермиона с гордостью думала:

„Я успела, успела! Мне это удалось — я снова ребенок, будущее еще не случилось, все еще предстоит. Все можно наладить так, чтобы та жизнь не повторилась.”

Она пьянеет от радости, смотря на свою молодую и здоровую маму, которая в той, другой жизни, глядя на свою несчастливую дочь, рано состарилась, заболела и умерла.

Отец, Ричард Грейнджер, бросается навстречу обеим, осторожно подхватывает дочку на руки и уносит к ее полной света комнате. Первое, что в ней замечает Гермиона, это ее темнеющий посередине комнаты магический сундук и ее старенькая дамская сумочка поверх него. Ее отец, ничего не замечая, обходит вокруг непривычного элемента меблировки, но Эмма сразу обнаруживает нечто незнакомое и, как вкопанная, уставляется на него.

— Ричи, ты видишь этот сундук в комнате Хэтти? Как он здесь появился, ты его принес?

— Эми, не глупи, пожалуйста, дочурке плохо, а ты за что-то зацепилась, — журит ее муж, который возится с уложенной в красивую девчачью кровать в розовых тонах Гермионой как с хрустальной фигуркой. Но пока поправлял воротничок и рукавчики ночнушки, в которой, из-за раннего часа, еще была одета его принцесса, он заметил две новых вещи в ее туалете — золотое кольцо на безымянном пальце правой руки и загадочные стеклянные песочные часики, висящие на золотой цепочке на шее девочки.

Песок мерцал и завораживал взгляд мужчины, и он легким движением потрогал странное украшение.

— Хэтти, милочка, откуда у тебя это? — как бы строгим, но больше восхищенным голосом спросил он у Гермионы. Привлеченная необычным интересом своего мужа к бижутерии, Эмма Грейнджер оторвалась от созерцания деревянного сундука и тоже приблизилась к лежащей на кровати дочке, чтобы посмотреть.

Быстрым движением Гермиона схватила объект интереса своих родителей, всмотрелась в его мерцающем содержании и в ее голове кто-то закричал:” Гарри! Гарри! Гарри!”

Вдруг она встрепенулась и крикнула:

— Мам, какое сегодня число?

— Тридцать первое июля, милая, — ответила ей Эмма, наблюдая как Ричард, внимательно притягивает легкое хлопковое одеяло к подбородку дочки, а затем выпрямляет складки простыни ее тесной детской кровати. — Но ты ничего об этом не ответила, — указала она на хроноворот.

— Потом, мама, потом, — прервала его девочка. — А который год?

— 1991 года, тыковка. Как ты могла забыть, что осенью идешь учиться в школу Волшебства и колдовства Хогуортс! Ты обещала нам, что выучишься и будешь самой выдающейся ведьмой своего поколения.

Как ей забыть такое?

Но там, откуда она вернулась, вроде бы и забыла свое, данное родителям обещание.

Важность сегодняшнего числа подбрасывает ее из уютной кровати, и она заметалась шутихой по своей комнате. Под ошарашенными взглядами обоих взрослых она одела на себя розовую маечку, потом передумала и сменила ее на белую хлопковую блузку. Джинсовая тёмно-синяя юбка, белые босоножки на ногах и она стала толкать развеселенных быстротой переодевания родителей к лестнице, попутно лепеча:

-Мама, папа, нам надо быстро в Лондон, в Косой переулок! Нам надо спешить, чтобы не упустить его приезд. Это очень, очень важно — встретиться сегодня с ним. Папочка, да не ленись, прошу тебя!

— Куда, Хэтти? С кем ты хочешь встретиться? — ее мать, Эмма, вдруг насторожилась бессвязным лепетом Гермионы и испуганными, полными невысказанной тревоги глазами посмотрела на свою единственную дочь. — Хэтти, ты меня пугаешь, мы никуда не будем...

— Но мамочка, там будет Гарри, Гарри Поттер — мы читали о нем в „Истории Хогвартса”, и в „Возвышении и падении Темных Лордов двадцатого века”, и в.... — Гермиона захлебывается словами, пробуя доказать важность посещения волшебного мира именно сегодня. — Сегодня его День рожденья, и он явится за покупками. Я должна поговорить с ним, чтобы не позволить случиться самому страшному, не упустить его. Пожалуйста-а-а-а...

Увидев, что с истерикой дочки они не справятся, кроме того — смысла отказывать ей в ее маленькой прихоти не было, раз у них был летний отпуск, поэтому Эмма и Ричард переглянулись и синхронно кивнули друг другу. Почему бы не поехать поразвеяться, закупиться, посмотреть кино, эпизод „Алиены”, например... Они решили прогуляться до Лондона и почему бы не начать прогулку с Косого переулка, если Хэтти так настаивает о встрече с этим своим героем, Гарри Поттером.

Но, чтобы не выглядело со стороны, что они сдаются без боя, Эмма заворчала с озабоченным видом:

- Ты еще не оправилась после утренней потери сознания, надо подвезти тебя до больницы... Еще не завтракала...

— Я чувствую себя превосходно, ничего не болит, в голове царит спокойствие, светит солнце, — возразила Гермиона и стала тянуть отца к входной двери. — Перекусим по пути, полежу на заднем сиденье, возможно вздремну немножко, ну, давайте ехать уже!

Ее родители снова посмотрели друг другу в глаза на целую минуту, после которой оба прыснули и смеясь, согласились, что в семье командует кто-то другой, но точно не они.

* * *

Лежа на заднем сиденье машины, Гермиона призадумалась о том, что, когда-то, по возвращению домой после первого курса она стала вечером мечтать. Она мечтала о том же, о чем мечтают все маленькие девочки — в основном, о принце на белом коне, который придет и заберет с собой и увезет куда-то туда, среди белых облаков. Внезапно, однажды, она спохватилась, что лицо принца определилось и стало похоже на лицо ее однокурсника, Гарри Поттера.

Снова дома, после третьего курса в Хогвартсе она, наконец, призналась себе, что любит его всем сердцем и начала каждым вечером, перед сном, писать ему любовные записки, которые утром уничтожала, так и никогда не отправив их к нему, стыдясь своих взрослых чувств к этому невысокому мальчику. На третьем курсе, в свои четырнадцать лет, она чувствовала себя взрослой, оформившейся девушкой в то время как он был еще маленьким.

Позже, под беспрестанным нытьем сестры Рона, Джинни, что она с самого детства влюблена в Мальчика-который-выжил, а он ее не замечает, Гермиона сама оттолкнула от себя Гарри, бросив его Джиневре, не задаваясь вопросом, что выбор — дело обоюдное. Чтобы не ударить лицом в грязь под пытливо смотрящими зелеными глазами, полными тысяч неозвученных вопросов к ней, она стала его уверять, что ей нравится Рон. И повторяла как заведенная шарманка, что Джинни хорошая девчонка, что та его любит.

Поступая так, Гермиона совершила двойное преступление — соврала сначала своему другу Гарри, что к нему она совершенно безразлична, а ей нравится рыжий придурок. Соврала и насчет порядочности сестры Рона, в загребущие ручонки которой сама его толкнула, тем самым обрекся на печальную, почти рабскую жизнь. А ему, Гарри, гарантировала такое громоздкое, как у его Патронуса, головное украшение, что все ему смеялись за спиной.

Теперь она уже знала, что не она была ответственна за принятые ошибочные решения. Все было заранее спланировано и реализовано под вещим оком и строгой правой рукой Молли Уизли. Рыжая толстуха сама выбрала Гермиону в невестки, она и пригласила ее впервые погостить летом у них в Норе, она и стала поить ее зельями и толкать своего шестого отпрыска к самой лучшей ученице выпуска.

Но почему они выбрали именно ее, почему не другую девушку?

Когда Гермиона представила себе расстановку своих друзей, она сразу поняла — она была полезна Уизли, только потому что ее первым другом был Гарри Поттер, герой Волшебного мира. Ценный союзник и завидный жених, о котором, сама себе не отдавая в том отчет, девушка стала заботиться, помогать в учебе, защищать. Зная недалекий ум своего ленивого шестого отпрыска, Молли и Артур, наверное, подумали почему бы, одной пулей не убить двух зайцев. Пусть, если магглорожденной выскочке так хочется кому-либо помогать, не потянуть за собой Рончика. И обеспечить их дочке, Джинни, желанного парня в мужья.

С этим — все понятно, но почему Уизли выбрали ее в качестве невестки? Почему не выбрали какую-то другую девушку, чистокровную?

Подумав немного, Гермиона сама себе ответила, потому что ответ на последний вопрос сам засветился в голове яркой красной лампочкой, но только сейчас, после возвращения.

„Боже мой, Мерлин, какая я тупая дура, — пожурила она себя, злясь за свою опрометчивость. — Где, в каком захолустье мира, Уизли нашли бы чистокровную ведьму, готовую ради Рональда, пойти на такое — выйти за Предателя крови! Подумать только, они все взяли себе в жены либо магглорожденных, вроде меня, либо полукровок, или полувейл. О Приворотном нечего и говорить! Но ведь, Билл и не Уизли... Надо подумать, что там с этим ритуалом Усыновления не в порядке. Что-то там существует, какая-то деталь, о которой Драко сам не догадался. Быть может, во время того ритуала по принятию в род все обстоятельства забываются, как иначе объяснить это рвение Уизли к грязнокровкам, Артура — к магглам...”

И чтобы уладить счастье обжорливого лодыря, ее поили, околдовывали... Молли, подобно генералу, вела свою красную армию в бой по завоеванию волшебного мира, но кто-то давал ЕЙ указания?

Хех! А кого, как не своего школьного директора — дай вспомнить — высокая сутулая фигура, разодетая в атласную мантию яркого цвета, длинная белая борода, мерцающие синевой за очками-половинками глаза, выражение Доброго Дедушки, вкупе с акульими челюстями — кого еще, как не самого профессора Альбуса ПБВ Дамблдора, обожала больше своих детей Молли Уизли? Не ему ли верно и преданно служила вся ее семья, начиная с нее самой и заканчивая рыжеволосой шалавой, своими причитаниями так хитро затолкавшей Гермиону в ж — — чертовой бабушки? Хныча какая она несчастная из-за того, что ЕЕ любимый парень Гарри Поттер даже и не замечает ее, Джиневру, а все к ней, Гермионе, липнет и общается Рыжая бестия добилась своего. И сумела убедить «самую умную ведьму своего поколения», что Рон целыми днями вздыхает, а ночью глазом не смыкает, думая и мечтая о ней — Гермионе.

После пятнадцати часов в сутки непрестанного хныканья и хлюпанья носом рыжей доставучки, мозговой центр Золотой троицы наконец не выдерживает и сдается рыжим в лапки.

Тем самым давая лишнее доказательство тому, что даже самый выдающийся ум иногда засыпает и позволяет навесить лапшу на уши.

В Косом их встретил знакомый шум и гвалт многолюдной толпы разукрашенных в яркие одеяния волшебников. Не взрослые, а стая пестрых павлинов. Картина этого обычного мирного дня так знакома Гермионе, что она ее и не заметила, в отличие от родителей.

Ручные часики показали 9:45 утра. Семья Грейнджер полным составом стоит на парадной лестнице банка Гринготтса и ждет. Мимо проходят в цветастых балахонах волшебники и с неприкрытым презрением рассматривают их маггловские одежды.

Девочка не стала обращать внимания на это ничем не оправданное высокомерие магов, а заостряет свое внимание на направлении Дырявого котла, откуда должен прийти Гарри, сопровождаемый Хагридом.

Наконец она увидела его.

Маленький, тощий, измученный. На бледном лице светятся жгучим интересом, вперемешку со страхом и восторгом, ярко-изумрудные глаза за стеклами очков-велосипедов. Какой он неопрятный! Черные, неровно подстриженные волосы торчат ежиком, среди прядей челки болезненно красным смотрится его знаменитый во всем Волшебном мире шрам. Одежды, в которые оделся он утром, даже тряпками не назовешь. Возможно, они тряпками не были в те времена, когда родственники Гарри покупали их своему сыну, но на костлявом недокормыше, каким выглядел ее будущий друг, эти футболка и штаны висели как на пугале.

Сердце Гермионы сжалось от горя и жалости, и она не стала дожидаться, пока ее маленький друг вместе с Хагридом дойдут до семьи Грейнджеров, а бросилась навстречу мальчику. Когда приблизилась к нему достаточно, она сразу заметила следы его тяжелой жизни на его лице, на изможденной фигуре с царапинами на голой коже и не сдерживаясь больше, обняла его всеми силами рук и притянула ближе к себе, шепча ему на ухо:

— Гарри, Гарри, ш-ш-ш! Ничего не говори, не возражай, если хочешь освободиться от Дурслей, — затем слегка удалила свое лицо, чтобы он смог посмотреть в ее глаза и не дрожать от испуга и громко заговорила. — Я Гермиона, разве не узнал меня? Я так и предполагала, что ты тоже идешь в Хогвартс, когда увидела, какой номер ты сделал с питоном в зоопарке! — И шепча продолжила. — Я объясню тебе все-все, понимаешь? Ладно. Теперь вырази радость от встречи со мной, чтобы Хагрид поверил нам.

Маленький Гарри сомневался только секунду, потому что огромная дружелюбная улыбка этой чудной девочки не оставила ни капли сомнения, что ей надо подчиняться.

— Гермиона! Правда, ты тоже едешь в Хогвартс? — с несколько вымученным, но искренним энтузиазмом воскликнул он и Гермиона успокоилась.

Гарри в прошлой жизни всегда верил ей на все сто процентов, никогда не сомневался в ее словах, и она своими импульсивными действиями поставила на эту карту. Не облажалась, как поняла.

— Как твой кузен, Гарри, не похудел ли, испугавшись пребывания одновременно в одном террариуме с бразильским питоном?

На лице мальчика замелькали одна за другой знакомые ей эмоции удивления, удивления и восхищения. Сердце у нее сжалось от переполнявших ее эмоций, вспомнив как он всегда смотрел на свою подругу этими восторженными глазами без капельки ревности и досады.

Как смогла Гермиона так перепутать парней и заменить этот сверкающий жемчуг на ту рыжую фальшивку.

„ Кто она такая, — думал тем временем Гарри Поттер, — откуда все это ей известно? Она такая взволнованная и добрая, — его взгляд перекинулся на взрослую пару, маячившую за девочкой. — Это ее родители? Они выглядят озадаченными не меньше меня, но разозленными — нет, и смотрят на меня не с отвращением, а только с любопытством.”

— А-а-а, ну… вроде ничего, спасибо тебе. До вчерашнего дня с ним все было хорошо, жил — не горевал. — Зеленые глаза смотрят из-под длинных пушистых ресниц и челки с неодобрением к огромному полувеликану, но тот никак в разговор не вникает, — Но с ним ночью случилось пренеприятное приключенье.

Его глаза, полные тысяч вопросов, встречаются с ее развеселенными карими глазами, удостоверившись, что она знает характер вчерашней неприятности с поросячьим хвостом, наколдованным Хагридом.

— Его прооперируют, Гарри, даже шрам не останется. Не беспокойся о Дадли.

Лишь после этих слов лохматой девочки до вершины тела, где упиралась почти в небо голова Хагрида, дошло, что Гарри Поттер случайно встретился со знакомой девочкой, магглорожденной ведьмой, по всей вероятности. Его голос забубнил на почти не понимаемом семьей Грейнджер и Гарри наречии:

— Хто вы, м'ладая мисс? Каковым именем звать вас?

Тогда уже отец Гермионы, не в состоянии удержаться больше, берет инициативу в свои руки и, сделав шаг вперед, чтобы укрыть собой дочку, толкая их вместе с этим странным парнем одной рукой за себя, представляется:

— Я д-р Ричард Грейнджер, это моя жена — д-р Эмма Грейнджер и наша дочка, Гермиона. Прошлым годом, в конце сентябре к нам приходила профессор Минерва МакГонагалл пригласить нашу Хэтти в Хогвартс. Мы приехали...

— ... закупиться учебниками и всем необходимым для учебы, — прервала девочка отца, чтобы не допустить лишнюю болтовню с его стороны, тем самым заработав себе строгий взгляд со стороны мамы.

— Лады, — сказал полувеликан, а его маленькие черные глазки остановились на тощем мальчике, который ему и до пояса не достал ростом. — Эт' Гарри, Гарри Поттер, его все знают...

— Все ли, Хагрид? — прервала его Гермиона и спохватилась, что назвала полувеликана по имени, без того, чтобы он себя представил.

Но ее мама сей факт не пропустила и уперлась в дочь своим цепким взглядом, полным ожиданием разъяснения. Но для Гермионы в данной расстановке вещей любопытство и беспокойство родителей не были столь важны.

Для нее было важно то, что сам Хагрид ничего не заметил и Гермиона решила бить вопросами, пока железо горячо.

— Если все его знают, Хагрид, скажи нам, пожалуйста, прилично ли это — ходить Гарри Поттеру в обносках? Скажи, Хагрид, ты разве не заметил, во что одет герой Волшебного мира? И почему он выглядит как беспризорник?

Она знала, что ее слова обидны для мальчика, вот как он весь покрылся красными пятнами стыда, но ее руки цепко удерживают его и не позволяют ему отдалиться. Посмотрев в ее сторону, чтобы как-то возразить, Гарри увидел в ее глазах обещание все ему рассказать, в подробностях. И несколько раз.

Ей было хорошо известно из его сказанных сквозь зубы слов, каково это было жить и работать всю жизнь домовым эльфом у Дурслей, до самого вчерашнего дня, когда лесник и хранитель ключей Хогвартса не нашел всех их на острове, где те прятались от стай сов. Рассказы прошлого Гарри о той ночи, когда тяжелая деревянная дверь упала под ударами огромного мужчины и когда он, войдя внутрь хижины, стал рассказывать испуганному мальчику о колдовстве, о волшебстве, о том, что сам Гарри — волшебник, сопровождались скудными мужскими слезами.

Хагрид принес в горький детский мир Гарри Поттера надежду о сказке и сам привез его в сказочную страну, где он надеялся жить вдали от ужасных родственников. Мальчик был уверен, что всюду, где нет Дурслей, будет райский уголок для проживания.

Но эта девочка, Гермиона, насторожила его до своего обычного до сих пор состояния. Это ему не понравилось, но было что-то привычное, знакомое, что вернуло его с облаков обратно на землю, приказав ему внимать и верить, в немом предупреждении ее карих глаз. Гарри внутренне принял решение поверить ей — такой целеустремленной, сведущей и знакомой со всеми его страхами. Он догадался, что ее слова об его одеждах девушка не ему в обиду сказала, а озвучила все это по своей таинственной причине. Которая не была ему во вред — вот как весь красными пятнами стыда покрылся Хагрид! И как стал разглядывать надетые на нем старые джинсы и футболку Дадли, на три размера больше необходимого.

Внимание огромного мужчины оторвалось от внутреннего самокопания и самосожаления, и он стал осматривать Гарри после жестких и обидных слов маленькой пигалицы. И тогда он удостоверился, что она права — их Герой, надежда Волшебного мира, Мальчик-который-выжил после Авады, выглядит совершенно не так, как его видели волшебники — в том числе и Рубеус Хагрид — в своих грезах. Он выглядел измученным, жалким, неопрятным.

Тоненький голосок сомнения в голове полувеликана стал перечислять то, что видели его глаза. Гарри был тощим, невысоким — даже маленьким, в сравнении с его отцом на первом курсе. Его худоба была приметна, смотря только на лицо пацана — острые скулы, тонкая шея, торчащие под прядей темных волос уши.

Волосы мальчика пребывали в невиданном беспорядке — лохматые, грязные, как бы дерганные. В самом деле, грязными были не только они, поверх шеи, рук, лица — всюду наблюдались пятна грязи. Под ногтями — сломанными, обкусанными — виднелась черная грязь. А его одежды, Мерлиновы подштанники, почему на плечах наследника богатой семьи Поттеров висят эти тряпки? До сих пор, пребывая в одурманенном состоянии из-за величия своей миссии — ему, Рубеусу Хагриду, Дамблдор приказал привезти МКВ в Волшебный мир — он ничего, кроме высоты своей значимости, не замечал, пока маленькая мисс не указала ему, куда смотреть.

— Хагрид, — говорит тем временем девочка — пусть Гарри побудет сегодня вместе с нами. Мы идем в Гринготтс, затем идем закупаться по магазинам. С нами мои родители, они приглядят за нами, одни нас не оставят. После того, как закончим в Косом, увезем его к родственникам.

Гермиона не знает это, но ее глаза вдруг начинают мерцать совершенно гипнотизирующим способом, напоминающим мерцание глаз директора Дамблдора, и этим околдовывают огромного, диковинного вида, мужчину.

Ее родители молчат и смотрят на свою дочь заинтересованно, Гарри — с надеждой. А в голове полувеликана идет битва между приказом профессора Дамблдора и соблазнительным предложением кудрявой девочки. Он свой пик славы сегодняшним появлением в Дырявом котле с самим Гарри Поттером уже пережил. Приняв предложение девочки, Хагрид получал в своем распоряжении свободный день в Косом переулке. Он мог бы пойти и ... туда, в левый переулок... Подумав еще немного, дикарь громко вздыхает и оглашает свое решение насчет Гарри Поттера:

— Айда, можно, эт'можно утрясти. Но никому ни слова, иначе проф'сор Дамблдор мной нед'вольным будет, он мне приказал вести его там-сям. У меня тут, в банке, есть и другой заказ, есть дела для выполнения. Сам проф'сор Дамблдор указал что-то важное забрать с ячейки... а, я эт'не говорил. Смотрите, эт'там — гоблины, вредный народец, вам г'рю. Не попадись им в ручки, ахаха...

После этой речи Хагрид повернулся уходить, но звонкий голос Гермионы остановил его в полушаге:

— Дай нам ключик, Хагрид! Дай ключ от сейфа Гарри.

— А-а, ключ, я и забыл бы... — и он стал искать в глубине своих большущих карманов, проговаривая себе под нос. — Директор Дамблдор, знайте, вполне доверяет мне, великий человек он, проф'сор Дамблдор. Он отдал мне ключ от ученического сейфа Гарри и приказал мне вернуть его обратно после...

Прищуренные глаза Гермионы и ее матери одинаково впились в занятого поиском полувеликана, а на их лицах застыло тоже одинаковое подозрительное выражение. Гарри Поттер внешне остался спокойным, по всей вероятности, он и не заметил ничего предосудительного в том факте, что ключ ЕГО сейфа до сих пор пребывал где-то там, у совершенно незнакомого ему человека.

Услышав слово „ученический сейф”, Ричард тоже насторожился. Его размышления заметались между событиями этого утра — внезапный, ничем не спровоцированный обморок его дочери, странный сундук в ее комнате, золотое кольцо на правой руке, украшение на шее... Потом, поспешная поездка в Лондон, ее бред о каком-то Гарри.

Тот же Гарри ее не знает, Ричард увидел все приметы этого, но их дочь назвала громадину Хагридом, не проявила удивления от внешнего вида ни мальчика, ни его сопровождающего. Она ничему не удивилась, вроде как сотни раз в Косом переулке появлялась, с волшебниками общалась, ее не испугали даже гоблины!

Ключ, наконец, нашелся и перекочевал в руках своего владельца, Гарри Поттера, который удивился лишь тому, что ключ — золотой, как те украшения тети Петунии, которые она закрывает в сейфе в своей спальне.

Группа распалась на семью Грейнджер вместе с Гарри, направившихся в одном направлении и полувеликана — в другом.

После этого дня никто больше не видел лесника и хранителя ключей Хогвартса, Рубеуса Хагрида, живым.

Д-р Ричард Грейнджер был в ярости. Некий зеленоватый инопланетянин-недомерка уверял его, что Гринготтс самый надёжный в мире банк, что среди гоблинского народа коррупция не в почете, не рекомендуется и строго наказывается, когда в руках у него сверкало материальное доказательство противоположного в виде золотого ключика мальчика.

- Мистер Грипхук, вы гарантируете, что деньги моей дочери в полной безопасности в вашем банке, да? — смотря с огромной дозой скептицизма на странноватого мэнеджера волшебного банка, сказал отец Гермионы, ощущая легкое одобрительное сжимание своего пальца ее маленькой, горячей ручкой. — Ответьте, раз так говорите, на мой следующий вопрос, мистер Грипхук — почему ключ от ученического сейфа этого пацана, Гарри Поттера, друга моей дочери, — подчеркнул он последние слова и маленькие черные глазки гоблина перекочевывают на сцепленные ладони детей, — не у него, не у его родственников, с которыми он жил десять лет, как я понимаю, а у постороннего человека, лесничего Хогвартса? А человек ли он в действительности? Насколько ему можно доверять, а вам?

Имя мальчика произвело неотразимое впечатление, гоблин резко навострил уши, цвет его лица поменялся на ядовито-желтый и он судорожно сглотнул:

— Как не был у него? Это невозможно, мы ведь ... — Внезапно низкорослое существо вскочило и побежало куда-то, у тяжелых, резных дверей остановилось и вернулось обратно к своим клиентам, чтобы сказать вежливо — Прошу вас, джентльмены, подождите меня минуту, я позову старшего клерка.

Растревоженный новостью, что с последним представителем рода Поттер произошло такое непредставимое недоразумение, он бросился бежать к своему высокому начальству. Минут пять спустя он вернулся желтее прежнего в сопровождении еще одного, так же маленького роста создания. Новое действующее лицо приблизилось к Грейнджерам с миной, про которую оно предполагало, что та является вежливой и прокаркало сиплым голосом:

— Уважаемые клиенты, я Колбрух, старший клерк Гринготтса, прошу присоединиться ко мне в моем кабинете.

Действительно, разговаривал он вежливо, но для Гарри Поттера вся эта катавасия была слишком непонятна и, как подумал дальше, лишь ему одному, потому что кудрявая девочка, которая вцепилась в него и не отпускала ни на шаг от себя, все понимала и действия своего отца одобряла. Мальчик никогда до сих пор не предполагал, что он, как все остальные дети, является нормальным человеком. Новость, что у него есть ученический сейф с деньгами, из-за которых с гоблинами назревал конфликт, и не малый, была Поттеру в диковинку. Но он шагал с этой странной семьей и надеялся, что он с его проблемами им не надоест и его не бросят в недрах этого жутковатого строения среди этих невиданных инопланетян, в мире, незнакомом ему.

Тем временем вся компания была приглашена в мрачное, слабо освещенное помещение, задняя стена за огромнейшим рабочим столом которого была покрыта полками, битком набитыми рулонами грубоватой бумаги.

Когда все расселись по стульям, маленькое создание прокашлялось и спросило тем же сиплым голосом:

— Расскажите мне сначала проблему нашего клиента, господа.

Инициативу разговаривать от имени мальчика взял себя в руки д-р Грейнджер, так как с финансами своей семьи занимался он сам и, можно было с гордостью сказать, что до сих пор успешно справлялся с этим.

— Вашего клиента зовут Гарри Джеймс Поттер...

Громкое ругательство, вероятно, на гоблинском наречии, сорвалось из зубастого рта гоблина, и он так откинулся назад, что упал с высокого кресла, на которое уселся, чтобы быть на уровне глаз посетителей. Семья Грейнджер смотрела на уже синекожее создание как на букашку в стеклянной емкости.

— ... да, — немилосердно продолжил мужчина — и ключ от его сейфа не был при нем, а находился у лесничего школы Рубеуса Хагрида. Он подтвердил, что ключ от личного сейфа мистера Поттера до сих пор находился в распоряжении директора Дамблдора. В связи с этим, мистер Колбрух, у меня возникают сомнения, а стоит ли, в общем, создавать моей дочери ячейку в Гринготтсе или мне лучше поискать, в первую очередь, другие волшебные банки. А во-вторых, я сам у себя задаюсь вопросом, раз ключ мальчика находился в руках, вот это мне совершенно непонятно почему, этого Дамблдора, не тратил ли он денежки сироты себе в удовольствие?

Мужчина смотрел как задыхается и все больше и больше синеет старший клерк Гринготтса и думал, чем ему аукнется раскрытие сего грязного факта — этому Колбруху. Пока гоблин не вышел из ступора, Ричард решил надавить еще больше:

— В-третьих, я задаюсь логическим вопросом, как вам, банкирам достанется от волшебников разглашение факта бесхозяйственности и бесхозности вверенного вам имущества клиентов. Как уже стало известно нашей семье — небезызвестного клиента, Гарри Джеймса Поттера. Не посетить ли мне свою адвокатскую контору или не поискать ли волшебников-правозащитников, чтобы познакомить их с сутью ваших с этим сиротой финансовых отношений?

Ричард, внутренне подтянувшись, оглянулся на жену для одобрения своих слов, и обрадовался, когда встретил две пары одинаковых карих глаз, с восхищением следящих за его разборкой. Мальчик, объект обсуждения, молча таращился на отца девочки и о чем-то думал, не вмешиваясь в разговор.

— Уважаемый мистер... — начал гоблин и услышав фамилию оппонента, продолжил, — мистер Грейнджер, вы имеете право сделать все из вышеперечисленного, но давайте попробуем сперва уладить дело в рамках нашего учреждения. Я позову поверенного семьи Поттеров, откроем завещание погибших родителей мистера Поттера, все выставим на стол и потолкуем. Шарклок! — рявкнул он в специальную золотую трубу с формой, подобной труб старых граммофонов. — Явись в кабинет старшего клерка немедленно!

Затем встрепенулся и вспомнил о правилах гостеприимства, надо было как-то смягчить неразберихой с Поттером. С Поттером! Если не справится с инцидентом, его, Колбруха, понизят и отправят водителем вагончика в подземных туннелях Гринготтса.

— Не хотите ли чем-то подкрепиться, уважаемые клиенты? — улыбнулся своим посетителям гоблин и от зубастого оскала, выданного за дружественную улыбку, у Гарри и Эммы по спинам побежали несколько миллионов мурашек.

Старшие Грейнджеры думали отказаться, но их опередила Гермиона, которая, помня, как жил ее друг в доме своих родственников — впроголодь, воодушевленно закивала головой. Обернувшись к мальчику-будущему другу, смотрящий на нее с эти его преданными и жалостливо смотрящими зелеными глазами, быстро спросила, пока он не сделал что-то неразумное:

— Гарри, сэндвичей с чаем будешь? — подождав, когда он утвердительно кивнет головой, она продолжила. — Наверное и что-то сладенькое, а? Мистер Колбрух, нам с Гарри сэндвичи с колбасками, тортик и чай. — Глаза мальчика становятся мечтательными и ее кольнуло в сердце. — О кока-коле не буду спрашивать, наверно, впервые слышите.

— Мисс, мы не волшебники, нам маггловский напиток не в новинку, у нас существуют связи со всеми значимыми в маггловском мире банками. Хотите колу? Ладно.

И он стал давать приказы на гоблинском в широкое отверстие трубки.

Дверь за спинами Грейнджеров тихо открылась и внутрь вошел новый, в некотором смысле, высокий гоблин, который особой пружинящей походкой приблизился к своему старшему руководителю, ни одним глазом не показав интерес к его посетителям.

— Шарклок, посмотри на моих гостей! — приказал Колбрух, и другой гоблин повернул черные глазки к сидящим на стульях. Обычные магглы, нет-нет, с ними что-то не так! Девочка, их дочь — ведьма и весьма сильная, мальчик ...

Вдруг внимание Шарклока привлек краснеющий под грязными прядями волос мальчика шрам в форме молнии, и он попятился назад. Ослабевшая правая рука гоблина слегка поднялась и его когтистый палец стал указывать на Гарри, пока он пробовался что-то сказать. Увидев его потуги, старший клерк пришел на помощь:

— Да, ты прав, это Гарри Джеймс Поттер, капиталами которого тебя назначили управлять и преумножать. Тебе, как старшему сыну семьи, доверили работать с представителями древнего, уважаемого и богатого рода, Шарклок, а это большая честь и удача для твоих родственников и потомков.

Голова другого гоблина заболталась вперед-назад, и он продолжал потрясенно молчать. Но его начальник неумолимо продолжил:

— А теперь скажи мне, Шарклок, как объяснишь своему клиенту, последнему представителю рода Поттер, тот факт, что ключ от его Целевого ученического фонда находится не в его распоряжении, а в руках Альбуса Дамблдора?

— Яа, яааа... могу объяснить вам...

— Не мне, Шарклок, мистеру Поттеру.

— Я... аааа... мистер По... Главный колдун Альбус Дамблдор принес мне решение Визенгамота, что его назначили вашим опекуном.

— И с какой стати Визенгамот определяет кто будет опекуном магическому ребенку, когда родители оставили вполне законное завещание. Четыре экземпляра, Шарклок, четыре! Министерству, Визенгамоту, нам в Гринготтсе и маггловским властям. Кстати, не Визенгамот управляет Волшебным миром, Шарклок, а маггловская администрация под верховенством Королевы, Парламента, их Верховного суда.

Поверенный Поттеров молчал как дохлая рыба, как и все в помещении, каждый в ожидании любого предложения выхода из тупиковой ситуации. Звонкий голос мальчика прозвучал как выстрел в темноте, когда он решил, что должен выяснить ту путаницу, которая вырисовывалась с этим маленьким ключиком:

— Эм, объясните мне, пожалуйста, кто такой Альбус Дамблдор. Вы с таким уважением говорите об этом человеке, но я о нем ничего не слышал и глазом его не видел. Никогда в жизни.

Гоблин Шарклок упал на канцелярский стул самого обычного вида, стоявший за ним и стал хлопать лишенными ресниц веками, не до конца понимая смысл сказанного Гарри, но его начальник очень даже быстро сориентировался и среагировал моментально:

— Мистер Поттер, то, что вы только что сказали, исключительно важно и в корне меняет расклад вещей. Шарклок, принеси книги и пригласи к нам своего отца! — проследив как подчиненный удаляется из комнаты, он переключил свое внимание к людям. — Уважаемые клиенты, у вас есть какие-нибудь пожелания, пока ждем поверенного мальчика с документами?

— Да, — выпалила напряженная развитием дел друга Гермиона, — позовите целителей. Нам необходим тщательный осмотр Гарри в физическом и магическом плане и МНЕ, — подчеркнула она последнее слово, — нужно встретиться с поверенным семьи Дагворт.

Он шагал по Косому переулку, чувствуя себя королем-завоевателем. Сегодня он вдоволь насладился сливками славы, приведя Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил, впервые после того ужасного Хэллоуина в мире волшебников, и все посетители в Дырявом котле завидовали ему, простому хранителю ключей, за оказанное доверие. Профессор Дамблдор, пусть еще век проживет на белом свете, этот великий человек, поручил ему еще и забрать из Гринготтса особую посылку. Из маленького, никчемного на вид пакетика в его кармане, приходили волны волшебных эманаций, которые грели простую душу полувеликана и обливали его великолепными ощущениями.

Что было спрятано в сложенном пергаменте, ему не было известно, но, хотя его палочку давным-давно сломали, магическим ядром его не лишили и струящееся из пакетика волшебство, Хагрид ощущал. Предмет в пакетике увлек его магию в дикий восторженный хоровод и высокий лохматый мужчина чуть ли не подпрыгивал, несясь по улице в направлении намеченной цели.

Его целью была укромная маленькая улочка между зданиями Косого переулка, куда и шмыгнул мужчина, оглядываясь сначала, не заметил ли его кто-нибудь. Его не заметить было невозможно, но Рубеус в своей почти ребячьей непосредственности думал, что раз он никого не видит, то и он остается незримым для окружающих.

Святая простота!

Еле поместившись в узком туннеле, образованном глухими стенами домов, Рубеус двигался вперед, напевая какой-то навязчивый ритм из трех тонов, который сегодня ему полюбился. Розовый зонтик, дерево ручки которого внезапно хорошо совпало с обломками его сломанной палочки, спрятанной внутри, источал веселые золотые искорки, освещающие его путь.

Наконец, туннель закончился на небольшой площади, плотно окруженной строениями нежилого характера. Были здесь мануфактуры для изготовления волшебных товаров, были швейные, винные погреба, магазинчики к маленьким мастерским. С балкончика над потемневшей от времени и наглухо закрытой деревянной дверью висел неугасающий ни днем, ни ночью красный фонарь.

Туда Рубеус и направлялся.

Это был бордель, который посещали озабоченные одиночеством волшебники, любители экстремального секса или просто желающие поразвлечься. Работали в этом заведении самки всех видов и мастей, включая и молодую великаншу. Когда-то давно, ещё в молодости, здесь тоже подрабатывала и мать Хагрида, где ее встретил и затем на ней женился его отец. Для Рубеуса этот бордель был родным домом, и он иногда, не настолько часто как ему хотелось, наведывался сюда, чтобы встретиться с кое-кем из девушек.

Пока не появилась она. Звали ее Янке.

Увидев ее, мужчина перестал думать о ком-нибудь еще из тружениц борделя. Она была великолепной — высокая, статная, русоволосая и с самого первого взгляда на ней, завоевала сердце простоватого Рубеуса. Ее двухметровый с лишним рост делал ее достойной партнершей огромного полувеликана. Свои длинные русые волосы девушка сплетала в толстую, ниже ее зада, косу и ей во время любовных утех привязывала своих клиентов к себе — его тоже и этим сводила его с ума, пока они не падали в обморок от истощения.

Мужчины брали ее нарасхват и ее услуги оплачивались звенящими галеонами, а не серебряными сиклями, но от Хагрида она плату не принимала. Он был ее «пушистым диким зверьем» и ради него жрица любви выгоняла любого другого клиента, сразу по его появлению, несмотря на крики мужчин, их угрозы и отказ от оплаты услуг.

Предвкушающий спектр волнующих ощущений полувеликан с трудом втиснулся сквозь несоразмерную с его габаритами дверь и стал оглядываться в поиск места, где присесть, чтобы заказать жгучую девку Янке на несколько следующих часов. В сумраке слабоосвещенного помещения к нему подошла владелица борделя — дурманяще пахнущая толстуха. Янке, возможно, и не брала оплату своих услуг от Хагрида, но это было ее личным выбором. Собственница заведения такое попустительство не могла допустить — ее бизнес — руководить борделем, а не Хогвартской библиотекой, ведь так? Там можно было забрать и попользоваться книгами, не заплатив и продырявленный кнат, но тут дело затратное, а и радость хорошей прибыли никто не отменял!

Отсчитав обвешанной амулетами Мадам заведения должную сумму горстью сиклей, бережно собранных им, Хагрид уселся и стал ждать появления желанной девушки. Заказав себе кружку пива, он начал присматриваться к притаившимся в затененных углах посетителям.

Одинокий мужчина, одетый в темную мантию с поднятым капюшоном и плохо различимыми чертами лица смело приблизился к рассевшемуся вширь леснику и заговорил неожиданно молодым и звучным голосом:

— Занятная у тебя вещица в кармане, приятель. Фонит. Что это такое?

Прежде чем ответить собеседнику, лохматый лесничий поерзал на сиденье стула, радуясь ощущению чужого к себе интереса. Отпив от кружки, он медленно вытер рукавом капли в усах и бороде, вздохнул, проникся важностью момента и тихо ответил присевшему к себе клиенту заведения:

— Аа, эт`? — хлопнул он по карману. — Из Гринготтса забрал сегодня, по поручению профессора Альбуса Дамблдора, великий он человек, великий. И как сильно мне доверяет, раз поручил такое! Важная эта вещица, важная, но что эт` я не знаю, приятель.

Вкрадчивый голос присевшего к Хагриду посетителя прозвучал снова:

— Вижу, кружки тебе нужны размером с ведра, позволишь угостить тебя парочкой, поговорим — потолкуем, пока ждем дам?

— Можно, почему нет, — обрадовался Хагрид, не замечая, что в одну из кружек принесенного пива его инкогнито-друг подсыпает какой-то порошок и лишь тогда помещает его перед расчувствовавшимся таким уважительным к себе отношением недалеким умом полувеликаном.

* * *

Колбрух весь скукожился за своим огромным в сравнении с собственными размерами столом под пылающими гневом взглядами посетителей.

— Я приношу свои извинения, господа. Пост главного клерка Гринготтса я занял два года назад, когда мой предок внезапно скончался в расцвете лет. Никто не обращался ко мне с просьбами — ни со стороны мистера Поттера, — кивнул он в направлении мальчика, все так же сидевшего вплотную к девочке со сплетенными пальцами рук, — ни с вашей стороны, мистер Грейнджер-Дагворт. Причины неведения о волшебных корней вашей прекрасной дочери, с обеих сторон, понятны и разбираемы. В вашей неосведомленности нет ничего криминального, она бы рассеялась после первого посещения нашего банка магического ребенка, но с мистером Поттером существует уголовный казус. Как видите, все документы, как и завещания родителей и дедушки мистера Поттера, находящиеся в Волшебном мире, закрыты Главным Колдуном Визенгамота Альбусом Дамблдором. Советую вам обратиться к маггловским властям, там должны быть копии всех существующих архивов Волшебного мира. Но остается открытым вопрос несколько деликатный и я не представляю, как его можно решить.

— Какой вопрос, уважаемый Колбрух? — не понимает Ричард и его брови в удивлении поднимаются вверх. — О чем идет речь?

Гоблин начинает нервно перекладывать бумаги по поверхности стола, не решаясь озвучивать ответ, но ему приходится взять себя в руки и дать ответ на этот щекотливый вопрос.

— В качестве кого вы выступите от имени мистера Поттера? Вы ему не отец, не родственник, не опекун, на вас никто из маггловских властей не обратит внимание, мистер Грейнджер-Дагворт. Только если...

Родители Гермионы переглянулись и оба в один голос выкрикнули:

— Мы готовы усыновить...

— Нее-ее-т! Только не это! — прервала их кудрявая девочка и вскочила на ноги. — Никогда не позволю такому случиться. Я не за тем, чтобы Гарри стал мне приемным братом, стараюсь, а чтобы... Я не хочу никаких препятствий нашему... Маамаааа!

— Что, милочка, — очень мягким голосом проворковала Эмма, — скажи мамочке, ты надеешься однажды поже... а! Понимаю. Мистер Колбрух, какое решение предлагаете вы?

— Помолвку, миссис Грейнджер-Дагворт, магическую помолвку.

Гермиона сокрушенно падает на стул и пытливым взглядом смотрит на зеленоглазого мальчишку, чтобы уловить каждую мелькнувшую на его лице или в глазах эмоцию.

Гарри был молчаливым, но рассудительным ребенком — иначе как бы выжил столько лет в том доме, среди Дурслей и прекрасно понимал, что у него есть только два выбора — отказаться и вернуться к старой жизни в чулане под лестницей на Прайвет Драйв или рискнуть и принять предложение гоблина. Положительный ответ сулил немало неизвестностей на будущее, но оно — это будущее, существовало. Немного навязанное, с этими незнакомыми людьми, с этой странно заинтересованной в улаживании его жизни девочкой, с помолвкой... Странно, думая о возможной совместной с Грейнджерами и Гермионой жизни, его, обычно громко кричащая интуиция, молчала и он не испытывал ни грамма настороженности, а только светлые надежды. Наличие взрослых, беспокоящихся об его судьбе, несказанно радовало истерзанное сердце мальчика, а девочка, свалившаяся как бы с небес, походила больше всего на ангела, которого он звал одинокими морозными ночами в темноте чулана.

Он собрался внутренне, поднял умоляющий взгляд на почти что не заплаканную Гермиону и, не переставая смотреть в ее карие глаза, спросил:

— Что мне нужно сделать, уважаемый Колбрух?

Из волшебного банка Гринготтс пулей вылетела взлохмаченная девочка с пышными каштановыми кудрями и пунцовыми щеками и устремленно, длинными — насколько это было возможно ей, шагами спешила по Косом переулку в одном, только ей известном направлении. За ней рысью бежал лохматый зеленоглазый мальчик, немного ниже и намного худее ее, которого она тащила за руку.

— Куда спешим, Хэти, милочка? — подгоняемые быстро семенящей Гермионой, за ней следовали длинными шагами ее родители.

Эмма пробежала за детьми несколько метров, поравнялась с ними, чтобы посмотреть, куда заторопилась дочь, вытаращилась от одной только ее сосредоточенности и выражении слепого доверия на лицо Гарри. Подобно гончей, идущей на запах добычи, девочка не отрывала взгляд от витрины магазина с вывеской „Мантии на все случаи жизни — у мадам Малкин” и вела всю компанию туда, все еще таща за руку своего жениха, хм. Молодая женщина переглянулась со спешащим рядом с ней мужем и оба синхронно засмеялись. Стоило появиться в жизни их заумной дочки правильному парню, и она сразу превратилась в обычную девочку — ее стало тянуть к новым шмоткам.

Гермиона вихрем вошла в зал магазина и сразу перед ней материализовалась невысокая, пышноволосая ведьма в сиреневой мантии и с приятной улыбкой с двумя ямочками на щеках.

— Впервые в Хогвартс, милые мои? — вежливо встретила их она. — Входите, входите, там у нас есть еще один первогодка, идите знакомиться.

Когда взгляд девочки пал на белобрысого отпрыска Малфоев, крутящегося на примерочном столике с распростертыми руками и скучающей миной на лице, глаза девочки округлились, она не сдержалась и прыснула со смеху. Гарри, который за те несколько часов, во время которых общался с ней и ее семьей, так проникся ею, что подобно антенне, ловил ее настроение и сразу эхом повторял его, тоже засмеялся вместе с ней.

Новые посетители мастерской мадам Малкин не привлекли бы внимания самовлюбленного мальчика Малфоя, если бы подсознание не настучало ему, что этот заливистый смех прозвучал в его адрес, и он посмотрел в их направлении.

Маглы, это были лишь магглы, и они надсмехались над ним, отпрыском самой чистокровной семьи в Магмире! Увиденное возмутило его до такой степени, что он сразу пискнул:

— Чего смешного вы видите, поганые грязнокровки? Как позволяете себе насмехаться над чистокровным наследником семьи Малфоев?

— Да замолчи же со своими причитаниями, Драко, — прервала его Гермиона. — Лучше давай познакомимся.

— Не хочу я с грязнокровками знакомиться, я сейчас позову маму и папу и ухожу отсюда. Мадам Малкин, моя мама у Олливандера, позовите ее! — потом спохватился и крикнул, — Откуда тебе известно мое имя, грязнокровка?

— Приснилось, — отрезала кареглазая девочка и замолчала, лишь сокрушенно вздохнула и стала осматриваться вокруг, чтобы найти, где присесть в ожидании прихода леди Малфой. Драко сказанное Гермионой переварить не смог, но он не мог себе и представить какие еще ждали его серьезные потрясения. Откуда ему знать об этом, поэтому он вздернул подбородок брезгливо и повернулся спиной к новым посетителям мадам Малкин.

Следуя безмолвному приказу глаз своей хозяйки, молодая портниха поставила коробку с булавками на шкаф за собой и пошла искать леди Нарциссу в указанный сыночком магазин. Правкой новой мантии белобрысого мальчишки занялась сама мадам Малкин. Ей происшествие одновременно и не нравилось, и вызвало дикое любопытство и желание поприсутствовать при ожидаемом скандале. Она, взмахивая палочкой, изобразила глубокую сосредоточенность работы, предвкушая удовольствия от второго действия постановки.

Тем временем, новоприбывшие посетители расселись по стульям в ожидании своей очереди заказать одежду. Несколько модных журналов привлекли внимания Эммы и Гермионы, они стали рассматривать фасоны мантий и остальных элементов одежды, тихо обсуждая их между собой.

Минуты шли медленно, и дети стали переглядываться между собой. Драко исподлобья следил за двумя грязнокровками — его ровесниками, боясь их, как диких зверей, пока красноватый шрам на лбу тощего, неряшливого задохлика неожиданно не мигнул между темных прядей волос и не приковал к себе все его внимание. Да это же...

— Эй, ты не Гарри Поттер часом? — крикнул он, забывая о правилах хорошего воспитания, весь покрываясь болезненно красными пятнами. Вещи стали сомнительно попахивать. Драко насторожился.

— А если я Гарри Поттер, то что? — осмелев вблизи семьи Грейнджер, выдавил темноволосый мальчик и его зеленые глаза сверкнули угрожающе за очками. — Станешь вежливее, что ли?

— Зачем Мальчик-который-выжил возится с этими грязнокровками? — не сдавался белобрысый.

— Драко, да замолчи ж ты, — не выдержала поток обидных названий Гермиона, — ведь, не знаешь ни кто я, ни то, кем я для тебя и твоей семьи являюсь.

— Хэтти? — вопрос матери прозвучал одновременно как предупреждение, так как в магазине вошла... нет, не просто вошла, а продефилировала, высокая стройная женщина с прекрасно уложенными блондинистыми волосами, которые темнели к нижним пластам.

Глаза женщины были прозрачно-темными и сразу по вхождении впились в чадо, осматривая его с ног до головы, ища на нем повреждения, ранения, увечья. Уверившись, что с сыночком страшных происшествий не случилось, она направила свое внимание на остальных посетителей, мимоходом останавливая взгляд на шраме зеленоглазого мальчика. Любопытно!

Затем, взгляд новоприбывшей леди продвинулся на пышноволосую девочку, шатенку, как и та взрослая женщина до ней. Девочка уцепилась руками за предплечье шрамоголового мальчишки, как бы опасаясь, что придет какой-то страшный злоумышленник и попробует оторвать и украсть мальчика от нее. Кто эти люди?

— Драко, — заворковала она своему ребенку, — что такое случилось, почему ты позвал меня?

— Мама, почему Гарри Поттер с этими грязно... — писклявым и притворным голосом крикнул белобрысый мальчик.

— Шу-шу, Драко, невоспитанно говорить так при людях. Мадам Малкин, закончили ли вы с моим заказом?

Собственница магазина порозовела от неудобства, пока зыркала на своих портних, но честно ответила:

— Прошу прощения, леди Малфой, ваш заказ был слишком большим. Мы приготовим его часа через два. А у нас, кроме ваших есть и другие заказы, и другие посетители, простите. Не захотели ли бы вы прийти за одеждами после обеда, если вас это не слишком затрудняет? Я хочу лично все пересмотреть, чтобы все было на уровне.

— Ладно, мы с Драко пойдем за остальными покупками, пообедаем и к трем часам зайдем за мантиями.

В тот момент дверной звонок возвестил, что кто-то еще вошел в магазин и все повернулись к новому посетителю. Это был высокий, представительного вида и неопределенного возраста — то ли тридцати, то ли пятидесяти лет, блондин — высокомерный, ухоженный, выхоленный в атласной мантии угольно-черного цвета и с серебряной тростью с набалдашником в виде головы змеи.

— Папа, папа, тут Гарри Поттер с оравой грязнокро...

— Силенсио! — внезапно произнесла мать несдержанного белокурого мальчика, и он замолчав на полуслове, с ошарашенным и обиженным взглядом посмотрел в ее сторону. Лицо взрослого блондина окаменело, в его глаза появились опасные огоньки, и он стал играть желваками. Тем временем леди Малфой повернулась к сидящим на стульях Грейнджерам и тихим голосом заговорила:

— Господа, прошу вас, извините несдержанность моего сына, дома он понесет свое наказание за слова, возможно не имевшие ничего общего с действительностью. Позвольте представиться — я леди Нарцисса Малфой, в девичестве Блэк, мой муж — лорд Люциус Малфой, сына зовут Драко. Он едет осенью на первый курс в Хогвартс и премного взволнован этим фактом.

Мать Гермионы переглянулась со своими спутниками и все, следуя ее молчаливому приглашению, встали с мест и она, понимая, что если с ними заговорила жена этого напыщенного волшебника, правильно будет представить своих ей:

— Очень приятно, леди Малфой. Мы родители будущей первокурсницы — это мой муж — д-р Ричард Грейнджер-Дагворт, стоматолог, я — д-р Эмма Джин Грейнджер-Дагворт, в девичестве — Стоун, стоматолог. А это наша дочь — Хэтти, Гермиона Джин Грейнджер-Дагворт и ее жених — Гарри Джеймс Поттер-Блек. Прошу не обращать внимания внешнего вида мальчика и на его обноски, мы его переоденем с иголочки.

Чета Малфой не заметила, как их челюсти стали падать все ниже и ниже от удивления, а когда прозвучало последнее, одновременно воскликнули. Он:

— Дагворт?

Она:

— Блэк?

А Драко лишь таращился.

Гермиона была, наверное, единственная из присутствующих, осведомленная обо всем и тихо засмеялась, зная, что момент истины еще не наступил. Ричард, посмотрев на развеселившуюся дочку, заподозрив длиннющую череду открытий, отработанным голосом врача предложил:

— Уважаемые господа Малфой, в свете вашей реакции на наши фамилии, у нас с вами, очевидно, есть, о чем поговорить. Как бы отнеслась ваша семья на наше приглашение отобедать в каком-нибудь ресторанчике?

— В маггловском ресторанчике, мистер Малфой! Настаиваю! — отчеканила девочка и все в удивлении уставились на ее серьезное выражение. — К тринадцати часам, например, чтобы могли и мы с Гарри заказать мантии и остальное и переодеть... ся, — поправилась она. — Купить себе палочки и остальное ...

— Хм, — сказал Люциус Малфой. — Нарси, дорогая, давно не выходили за барьер, примем приглашение?

— Я взволнованна, конечно примем.

Челюсть белобрысого пацана угрожала упасть на пол после всех потрясений своего мировоззрения, вызваны теплыми отношениями родителей с этими гря ... А грязнокровки ли они в действительности?

* * *

— Какая палочка тебя выбрала, Гарри, — спросила леди Малфой, когда все расселись и сделали заказ.

— Клык василиска и перо феникса, миссис Малфой, — ответил зеленоглазый мальчик, завороженно вертя в руках проблескивающей белизной костяную палочку. — Мистер Олливандер сказал, что она очень мощная, раз не испепелилась в моих руках. Все другие сгорели, когда я попробовал взмахнуть ими. Моя Хэтти смеялась от души.

Глаза мальчика засмотрелись в лицо девочки с обожанием.

— Пока не начала выбирать она, — продолжил он, не отрывая взгляд от нее. — В ее руках влетели сразу две палочки, а как она взмахнула ими ... Мистер Олливандер долго исправлял взорванные стеллажи и собирал щепки уничтоженного инвентаря.

Кривая усмешка сверкнула на худенькое лицо мальчика и в корень изменила его. Оно стало интересное, привлекательное и задорное. Карие глаза Гермионы исполнились теплотой, и она легко сжала руку Гарри, неотрывно стоявшая до сих пор в ее ладони.

Лицо Нарциссы Малфой вдруг насторожилось и она, посмотрев на своего внимательно слушающего супруга, решилась предложить:

— Думаю, нам надо поговорить начистоту, господа. У нас к вам есть вопросы, наверное, у вас к нам тоже.

Сидящего перед камином в своем кабинете директора Хогвартса, Альбуса Дамблдора, когда его лесничий стал опаздывать уговоренного срока возвращения охватило сначала подозрение, а потом и настоящее беспокойство. Рубеус Хагрид, отправленный вчера вечером на остров, где должны были спрятаться магглы, растившие в нужном ключе его Оружие, еще не вернулся из похода, а должен был сделать это еще час назад. Он должен был отвезти мальчика обратно в Литтл Уингинг, отдать ему на прощанье билет к поезду, ничего не разъяснив про то, как найти платформу 9 3/4 и портключом вернуться в Хогвартс. Ему также было приказано принести из Гринготтса очень важный предмет — Философский камень, спрятанный своим владельцем, Николасом Фламелем, в банке.

А вот уже больше часа Хагрид опаздывал.

Дамблдору, на правах бывшего ученика, Фламелем было дано разрешение на ежегодное недельное изъятие камня из ячейки в экспериментальных целях. И он этим правом пользовался уже давно. Николас и Перенель, раз в шестьдесят-семьдесят лет, после омоложения при помощи старого камня, создавали себе новый и сохраняли его где-то, каждый раз в другом, но всегда безопасном месте. На этот раз они выбрали волшебный банк Гринготтс. Но близилось время, когда камень заберут из банка и используют, уничтожив его навсегда. После этого иди ищи иголку в стоге сена — скроются среди маглов и не покажутся Альбусу на глазах никогда.

Нахождение Философского камня в непосредственной близости для любого живого человека, из-за сильнейшей волшебной энергетики, струящейся вокруг, было слишком головокружительным. Ощутив впервые воздействие камня на себя, Альбус возжелал его. Знал бы он, как изготовить себе самому Философский камень, не стал бы возиться ни с Риддлом, ни с Поттерами. Не появились бы ни Пожиратели Смерти, ни Ордена феникса, но намеки Альбуса двое Фламелей встречали смехом, подчеркивая, что ему, с его нетрадиционной ориентацией, изготовить камень не только невозможно, но даже опасно пробовать. И ревниво сохраняли молчание, оберегая тайну изготовления и самого камня, и Эликсира жизни из него.

Поэтому Альбус решился на подмену.

Сорок девять раз забирал директор камень из Гринготтса и изучал его свойства. Прежде всего он искал способы сохранить фоновое излучение в посторонних предметах, пока, после длительных проб и ошибок, не установил, что лучше всего он впитывается в сахар.

И он стал всю отпущенную Фламелями неделю держать Философский камень в бочке, полной густого сахарного сиропа. Фонил этот сироп больше года после удаления камня, сохраняя в себе жгучие ощущения радости и даруя крепкое здоровье, сохраняя энергию молодости.

Дамблдор стал делать себе из этого сиропа сладости. Чтобы окружающие не соблазнялись ими, он их заливал литрами чистого лимонного сока, делая их кислыми до невозможности. Похрустывая лимонными дольками, он чувствовал себя отлично, а от поедания этих сладостей никакой кариес его не грозил. И он гордился своей находчивой идеей.

Пока однажды не понял, что и сам пергамент, в который заворачивался камень, тоже неплохо впитывал излучение и фонил магией и волшебными ощущениями. Тогда директор стал обдумывать, как оставить при себе настоящий Философский камень, отправив в Гринготтс подделку. Хоть за те десять лет, которые ему остались, прежде чем Николас заберет из волшебного банка свой магический артефакт, чтобы изготовить из него для себя и своей жены Перенель порцию Эликсира жизни, помолодеть и спрятаться где-то среди миллиардов жителей планеты. Альбус Дамблдор надеялся, что по истечении этих десять лет его Грандиозный план насчет отпрыска Поттеров воплотится во благо и факт изчезновения камня не будет иметь особого значения.

Уже десять лет Оружие травили его собственные родственники, делая из него зашуганного дикаря, который станет в рот Альбуса Дамблдора смотреть, когда примерит на нем маску «доброго дедушки». Верного, признательного мальчика легко будет увезти на убой под палочкой Лорда Волдеморта, в голове которого директор вовремя поставил нужные закладки.

Убивая мальчика Поттера Авадой, Волдеморт создаст ему, Дамблдору пустое тело для внедрения и появится на свет Новый Гарри Поттер, победитель самого страшного темного лорда двадцатого века.

Никому из живых людей на Земле даже мельком не придет мысль связать одного молодого зеленоглазого парнишку с махинациями старого Альбуса Дамблдора.

А Фламели пусть подохнут.

Директор школы воспользовался правом самопровозглашенного опекуна наследника рода Поттеров и забрал из его ученического сейфа достаточно денег, чтобы закупить на маггловском рынке достаточно большой кусок необработанного рубина, внешне смахивающего на Философский камень. Продержав его всю неделю в густом сахарном сиропе, вместе с настоящим камнем так, чтобы рубин тоже стал фонить магией, он оставил его покрытым сиропом, а затем — подсушил. Получилась хорошая подделка — из пергамента и вымазанного рубина — для непросвещенных, а для гоблинов было достаточно, что от пакетика шли волны магии.

В Гринготтс перекочевал камень-фальшивка, но теперь он был нужен здесь для предстоящей череды препятствий в подготовке Оружия и для приманки одержимого Волдемортом преподавателя по ЗОТИ Квиринуса Квирелла. Настоящий Философский камень Дамблдор вытаскивать в открытую не собирался, он им дорожил и скрывал его обернутым серебряной фольгой в особом сейфе в своих личных комнатах, вытаскивая его лишь во время летних каникул, когда, в отсутствии студентов и преподавателей, изготовлял себе лимонные дольки.

В остальное время, он списывал волны магии, распространяющиеся от философского камня вокруг директорского кабинета, вне зависимости от фольги, стальных стен сейфа и толстого камня стен замка, на золотого феникса Фоукса. Ему верили, что бы не сказал.

Но Фоукс такое к себе отношение не одобрял и стал вдвое чаще самовозгораться и дуться на директора, когда он отправлял феникса с поручениями.

Прошел еще час в тревожном ожидании и Дамблдор, подталкиваемый подозрением, решил лично наведаться в гости к Хагриду в его хижину.

Клык бросился с лаем скалиться навстречу профессору Дамблдору и он, взмахнув палочкой, утихомирил его невербальным Ступефаем. В хижине Хагрида не было, очаг был холодным, воняло собачьими экскрементами, всюду была разбросана пустая посуда и какие-то тряпки.

Дамблдор решил, что вещи вышли за грани обычного и с Хагридом дела, возможно, неладны. Не оглядываясь и немедля старый колдун вернулся обратно в свой кабинет, откуда легче мог действовать.

Сначала призвал своего феникса и, помогая себе рукой придержать голову птицы так, что получился хороший зрительный контакт с ней, стал медленно говорить:

— Фоукс, иди поищи Хагрида, он в школу не вернулся. Найдя его, принеси сюда обратно, в мой кабинет. Понял? Лети тогда.

Ало-золотая птица нахохлилась, расправила крылья и исчезла в облаке холодного пламени. Директор Хогвартса вздохнул неспокойно, теперь оставалось немного подождать. Не раз феникс справлялся с похожими заданиями хозяина, он был способен нести товар, многократно превышающий его массу. Хагрид не был самой тяжелой посылкой для Фоукса, нужно было только найти лесника и вцепиться в нем когтями.

Но вернул феникс полувеликана в состоянии трупа — был он мертвым в течении не меньше нескольких часов, так как его могучее тело было окаменевшим, а зияющий рот — почерневшим. Директор ахнул от удивления, Хагрид был отравленным и его смерть сулила школе неприятности, немалые при этом. Чтобы возместить влияние такой нежданной неприятности, как смерть лесника, приходилось действовать, пока улей не разжужжался, и кто-нибудь не начал расследовать и разнюхивать вокруг. Он схватил длинный распушенный хвост феникса и приказал:

— Принеси меня туда, где нашел Хагрида!

* * *

— Мама, я ей не верю, — захныкал избалованный сынишка блондинистой семьи. — Не может быть такое, чтобы у нас имелись в родне сквибы. Это неправда, знаешь, как будут надо мной издеваться ребята, когда узнают, что у меня есть кузина-гряз...

Шляааап! Звонкая оплеуха со стороны матери повернула голову пацана на девяносто градусов, оставив на бледной щеке заметный красный отпечаток. Нарцисса пылала гневом на своего сына за то, что он так и не научился держать язык за зубами и всегда говорил первое, что пролетело сквозь его пустую голову. Из серых глаз Драко брызнули слезы обиды, и он даже не посмотрел на свою маму.

— Драко, — со скрипящим от холода голосом заговорил мистер Малфой, — список твоих сегодняшних закидонов стал длиннее «Истории Хогвартса». Закрой рот, открой уши и включи, наконец, свой мозг. Раз твой отец не возражает, а соглашается с данным фактом, значит действительно семья Грейнджер-Дагворт наши кровные родственники. Посмотри на родовое кольцо на пальце твоей двоюродной сестры, прочти еще раз письмо, которое написал тебе будущий «Драко», подумай. Если ты настолько маленький и не можешь суммировать два плюс два, поверь своим родителям, они не позволят чтобы с тобой случилась беда.

Пристыженный мальчик, пунцовый как помидор, увесил покрытую платиново-русыми волосами голову и замолчал, ожидая от дальнейшего разговора отвезти от себя внимания.

— Мисс... Гермиона, на ком должен жениться Драко, чтобы родился внучек Скорпиус? — елейным голосом спросила леди Малфой.

— На Астории Гринграсс, мэм, хотя мы все время думали, что Пэнси Паркинсон будет его женой.

— Дорогой, надо с Гринграссами все вовремя обговорить, — посмотрела волшебница на своего призадумавшегося мужа, который согласно кивнул, особо не расточаясь в словесном общении.

Пока не заговорили о регистрации помолвки нововыявленной племянницы с Гарри Поттером и вскрытии завещаний его родителей и дедушки с бабушкой.

В опрятном доме на Привит Драйв 4, в кухне на первом этаже ужинала семья из трех человек. Усатый русоволосый мужчина, настолько плотный и объемный, что его зад не мог поместиться на обычном стуле из магазина, поэтому сидел он на большом, заказном кресле с усиленным стальным каркасом. Обычный стул его сыночка, той же комплекции, что и отец, все еще выдерживал тушку мальчика, но было вопросом времени, когда и для него понадобится заказывать кресло в сталелитейной.

Под снисходительным и полным обожания взглядом сидящей напротив такой же русоволосой женщины, оба лопали из тарелок размером с противни, хрюкая от удовольствия.

Петуния, а это была именно она, медленно бодая вилкой и жеманно прожевывая подрезанную на маленьких кусочках отбивную, ощущала себя одновременно счастливой и беспокойной.

Счастливой, потому что после спасения ее семьи на острове ранними рыбаками, они вернулись домой без других происшествий, кроме посещения семейного врача, чтобы обсудить проблему Дадикинса с хвостиком.

Беспокойной, потому что этот никчемный мальчик, сын Лили еще не вернулся после посещения мира... уродцев. Хоть бы убился или его убил кто-то, но той вереницы хлопот после его исчезновения ее семье не миновать.

Не должна была тогда, ох, не должна! соглашаться с условиями Бородача. Но предложение было такое заманчивое и не принять его было невозможно. Уж очень большой куш дал чокнутый старикашка за право заботиться и растить мальчика „сестры” на тех условиях, что продиктовал работодатель.

До сих пор все шло как надо, выплата приходила вовремя, мальчик рос зашуганный, недокормленный, одинокий. Им никто не интересовался из мира уродов, и они использовали его в качестве раба. Бородач заботился о том, чтобы регулярно подчищать память тех немногих людей, которые могли заметить и насторожиться способом третирования урода добропорядочной семьей Дурсль.

Они знали, что к мальчику прилетит сова — с этим ничего нельзя было сделать, но Дамблдор обещал отправить к ним не школьного преподавателя, которому могло и не понравиться положение вещей с будущим первокурсником в доме родственников. Поэтому Дурсли действовали по предварительно обговоренному плану — уничтожать письма, уехать из дома, подождать приезда лесника школы.

А вот какая получилась неожиданная проблема — мальчик утром уехал с той громадиной Хагридом и назад не вернулся. И теперь Петуния колебалась, дать Дамблдору знать об этом или не дать.

Но, пока она рассуждала, что делать, зазвенел телефон. Она сразу вскочила с места и под заинтересованными взглядами маленьких свиных глаз Вернона и Дадли пошла отвечать на вызов.

— Алло! — вычурным тоном пропела она, ожидая, что навстречу ей ответит кто-то из ее подружек по улице. — Петуния Дурсль на телефоне.

— Добрый вечер, миссис Дурсль, — женский голос был незнаком, но звучал культурно и неназойливо. — Меня зовут д-р Эмма Грейнджер. Ваш племянник, — сердце Петунии сжалось, но не из-за беспокойства о судьбе мальчика, а из-за горы хлопот, после звонка этой докторши. — сегодня в Косом переулке встретился с моей дочкой, с которой они вместе будут учиться в Хогвартсе. Как оказалось, они уже были знакомы, и моя дочка пригласила своего друга побыть у нас дома в гостях несколько дней, а, если возможно, и до конца августа.

По мере раскрытия сегодняшних событий Петуния все больше и больше бледнела, а в конце, когда ей сказали, что мальчик останется с семьей уродов, она схватилась за сердце, которое глухо разболелось. Побелевшие губы почтенной домохозяйки стали трепетать, и она могла лишь лепетать:

— Да, да, конечно. Конечно, можно.

Но, когда разговор закончился, она на негнущихся ногах доковыляла обратно в кухню и грохнулась безмолвно на свое место.

Ее встревоженный супруг проникся переживаниями жены и даже перестал есть, чтобы глазами следить за ее передвижениями. Наконец, он не выдержал и спросил:

— Туни, кто это был?

— Вернон, нас раскрыли, — охнула его жена с таким отчаянием, что даже китоподобный сын семьи оторвался от еды и посмотрел на мать. — Если еще не раскрыли, вопрос лишь времени, когда раскроют. Нам надо уметаться отсюда в экстренном порядке.

— Почему, кто звонил? Что тебе сказали? — не поверил почтенный супруг.

— Звонила какая-то д-р Грейнджер, которая уведомила меня, что мальчик знался с ее дочкой-уродкой, и его пригласили к ним в гости до конца августа.

— И что от этого, — засмеялся обрадованный Вернон. — Не будет мельтешить урод перед глазами целый год, радуйся. А денежки будут и так приходить исправно. Спокойно, Туни, все в порядке, не о чём беспокоиться. Она сказала, что доктор, в мир уродцев доктора нет. Значит, никто и не заподозрит, что у мальчика были проблемы со здоровьем.

— Не знаю, Вернон, чует сердце, что нам надо уезжать в кратчайшие сроки.

— Не преувеличивай своих ощущений, все уладится, дорогая. А что у нас на десерт?

* * *

Это была женская комната, вся в рюшках, в подушечках, которая противно воняла. Воняла молодой женщиной, а Альбус ненавидел этот запах с самой молодости. Женщины были ему неинтересны в амурном плане, и он смотрел на них как на назойливых плаксивых существ, несоизмеримо глупее и слабее любого мужика. Он удивлялся, кому были нужны эти мягкотелые недочеловеки, почему Создатель решился произвести слабый пол и отдать ему одному самую ценную вещь — способность рожать, и не находил для себя объяснения.

Но факт существования женщин был налицо и незатухающий интерес мужчин к ним испокон веков не только не сходил на убыль, а как-то возрастал и Альбус был вынужден признаться, что возможно и не прав в своих рассуждениях.

Комната была чиста и не разбросана, но пуста, это было сподручно директору Хогвартса. Он быстро огляделся в поиске чего-нибудь, указывающего, кто и почему убил Хагрида. За огромной кроватью с высоким балдахином что-то сильно фонило магией, и старый волшебник быстро приблизился, чтобы увидеть источник. Был сверток, в который он оборачивал фальшивый камень, когда сдавал на сохранение в банк, пустой сверток, на внутренней стороне которого было что-то написано. Дамблдор осветил пергамент Люмосом из палочки и похолодел, прочитав текст:

„ Старого лиса перехитрить захотел? Ф”

Оглянулся на феникса, но неблагодарная птица вернулась одна, без него, в Хогвартс, и директору пришлось аппарировать самостоятельно до границы Защитного купола школы. Спеша настолько, насколько мог, пыхтя и страдая одышкой, он доковылял до своего кабинета, сразу отправившись к укромному местечку, где десятилетиями раньше соорудил свой персональный сейф. Дрожащей рукой набрал комбинацию цифр и открыл дверцу, ища глазами заветный колобок серебряной фольги, погруженный в десятилитровой бочке с сахарным сиропом.

Сосуд был пустым.

Внезапно нахлынула волна настолько непомерного отчаяния, что воя от ярости, Альбус дернул свою бороду и толстый пучок белых косм остался в его скрюченных пальцах.

* * *

Миссис Уилкинс весь день сидела у окна и наблюдала за своими соседями напротив — семьей Дурсль. Она видела, как они вчера утром укатили куда-то на своей машине, забрав с собой — в кои-то веки впервые — своего затюканного племянника, Гарри. Вернулись они к вечеру сегодняшнего дня без мальчика.

Бинокль, вооружиться которым она вовремя сообразила, показывал, что на кухне Дурслей сидят только трое, а племянника нигде не было видно.

Миссис Уилкинс давно наблюдала за этой ненормальной семьей и составила на них уже целое досье — в нем она собирала заметки о передвижении каждого жильца дома номер четыре. Ей было давно и хорошо известно, что все сказанное миссис Дурсль о темноволосом сыне ее сестры — бред сивой кобылы. Добрым и нормальным в этой странной семье был лишь названный своей тетей уродом маленький Гарри. Несмотря на жестокое обращение с ним со стороны родственников, мальчик был внимательным, тихим, прилежным — что о том порождении ада, Дадли, нельзя было сказать.

Кстати, общаясь с дамами, живущими в районе и работающими в окрестностяхй о своем сынульке Петуния пела повседневные дифирамбы, заливаясь соловьем, какой он добрый, сказочно способный и ученолюбивый. Это была настоящая чушь. Маленький — если можно этим словом назвать слоненка, кого напоминал своими габаритами, Дадли Дурсль был знаменит среди малышни Привита Драйва своим сварливым, взрывным характером с бандитскими замашками.

Миссис Уилкинс отметила в своих журналах каждую мелочь, каждое нападение и ограбление ребятишек, совершенное Дадли Дурслем в компании своей банды. Она отразила и каждые побои Гарри, бывшего гораздо меньше по росту и худее по комплеции, чем его кузен, записывала дни, когда племянника выгоняли с раннего утра на прополку сорняков... Она знала все о жизни дома, напротив. А теперь думала, что они своего племянника убили и где-то его закопали.

Недолго колеблясь, сознательная гражданка взяла телефонную трубку и позвонила в полицию города, точно и ясно объяснив дежурному свои сомнения.

Пятью минутами спустя вой сирен возвестил о приезде полицейской машины и машины скорой помощи. Соседи стали выходить, чтобы узнать новости.

Миссис Уилкинс была счастлива уведомить всех о своих наблюденях.

* * *

Внезапно, в корчащемся сознании директора Хогвартса сверкнула искорка надежды.

Хроноворот, у него находился созданный Эдвардом Поттером, дедом Джеймса, артефакт, который Альбус, после того рокового Хэллоуина, нашел в рабочем столе покойного владельца дома в Годриковой Лощине. Позволял этот хроноворот, по записям своего изготовителя, найденным там же, возвратиться назад во времени в рамках трех дней.

Максимума, который достиг директор, были три часа.

По всей вероятности, Эдвард настроил свое изделие на своих потомков, в руках чужака он работал худо-бедно и не всегда.

Вспомнив о нем, Дамблдор стал рыться среди кучи ценностей, присвоенных во время рейдов Аврората в поисках темных артефактов в домах неугодных Министерству, или точнее — богатых чистокровных, якобы симпатизирующих Темному Лорду Волдеморту, имя которого не смели называть.

Наконец, хроноворот нашелся, и старый колдун сразу применил его, надеясь застать Хагрида живым.

* * *

Хагрид лежал раздетым и мертвым на кровати той же комнаты, в которую Дамблдор раньше прибыл при помощи Фоукса. Статная и хорошо сложенная красотка, бледная и совершенно голая, громко кричала и тормошила отдавшего концы лесника Хогвартса.

Директор невербально бросил на себя чары хамелеона и стал ожидать, когда голосистая жрица любви уймется и уйдет отсюда. Ему была нужна лишь пара-тройка минут, чтобы обшарить карманы мертвого полувеликана, забрать фальшивый камень и вернуться к опушке Запретного леса.

Но на крики девушки прибежала целая стая полураздетых женщин и Дамблдору пришлось смыться в экстренном порядке. Подождав среди деревьев опушки некоторое время, он аппарировал обратно в ту же комнату, прикрываясь чарами невидимости.

На этот раз тут никого, кроме лежавшего с распростертыми руками нагого Хагрида, не было. Альбус бросился к куче одеяний лесника, сразу забрав его огромную, похожую на палатку мантию. Во внутреннем кармане нашелся билет для Хогвартс-экспресса и пакет из Гринготтса, но распакованным и пустым. Не раздумывая, он запихнул билета в собственном кармане, дрожащими руками раскрыл пергамент и с ужасом узрел тот же текст, что и раньше:

„ Старого лиса перехитрить захотел? Ф”

Опоздал!

Бросив мозолившую глаза бумажку, Дамблдор поспешно аппарировал к Запретному лесу, не заметив, что она упала на то же место, где он нашел ее здесь при первом своем посещении.

Вернувшись в директорском кабинете, он отправился сразу к сейфу, роясь в кармане мантии за ключом, не заметив, как оттуда на пол упал найденный в борделе билет на поезд. Он надеялся, что время, которое дал ему хроноворот будет достаточно опередить вора и застанет в бочке свой серебряный сверток полным. Напрасно! И здесь опоздал.

Мерлин, что за день? Что происходило? Каким было то ошибочное, но роковое в своей сути решение, которое вело за собой эту лавину неудач в его жизни?

Альбус Дамблдор рухнул на ближайший стул и схватился двумя руками за голову. Блуждающий взгляд упал на белеющем прямоугольнике на полу и концентрировался на нем. Это был билет для Хогвартс-экспресса, и он нашелся в кармане Хагрида ...

Мерлин! Если билет был в кармане лесника, а не в руках Поттера, что там случилось с сопляком? Удалось ли Рубеусу найти маглов, встретился ли он с мальчиком?

Взяв себя в руки, профессор Дамблдор, немедля аппарировал на Привит Драйв в Литтл Уингинге. Но там его ждала новая неудача.

Вокруг дома родственников Гарри Поттера собралась толпа из не меньше сотни соседей, полицейских на две машины, скорая, люди с какими-то приспособлениями на плечах, вроде омниноклях, но гораздо больше. Светили яркие лампы, освещали все вокруг сада и входа постройки. Люди в расстроенных чувствах сновали, высмаркивались и рассказывали небылицы, вроде ту, что Дурсли растили своего родного племянника в чулане под лестницей.

Тетю Гарри Поттера допрашивали на месте, но она отбивалась от навязанной ей ответственности, называя его, Дамблдора, имя, говоря всем-всем, что это он приказал им сурово к племяннику относиться.

Директор, Глава Визенгамота в совместительстве, аж затрясся от ужаса. Что будет с его репутацией, когда этот балаган завтра выйдет в прессу?

Он осмотрел копошащееся множество и заострил внимание на крикливую дамочку, которая верещала навстречу быстро записывающих ее показаний полицейских:

— Говорю вам, они его убили, никак по-другому! Вчера рано утром уехали на машине всей семьей, с племянником, а вернулись сегодня вечером втроем. Где Гарри? Почему он не вернулся с ними? Почему Петуния, эта змея, которая мы приняли в наш круг общения, не скажет где он и что с ним? Повторяю, или бросили на дне океана, или где-то в глубокую дыру, в пещеру какую-то!

Незамеченным никем директор Хогвартса аппарировал обратно в свой кабинет, чтобы обдумать стратегию на завтрашнего дня. Предстояли раскрытия — исчезновения Героя Магического мира, смерть лесника школы. Это должно было быть преподнесено обывателям как дело рук приверженцев Того-которого-не-называют и отвести внимания Аврората от персоны Альбуса Дамблдора.

* * *

Сегодняшние открытия стали взрослым представителям семьи Грейнджер эмоциональным ударом с мощностью бомбы. Их дочка, их маленькая двенадцатилетняя девочка, была в действительности взрослой женщиной и такое им понарассказывала, что хоть стреляйся, хоть вешайся. Тяжелее всего им далась внезапная помолвка Гермионы с этим маленьким оборванцем, который оказался богаче Креза, но выглядел нездоровым недокормышем, которого они должны были сначала вырастить, прежде чем подпускать к дочурке.

Неожиданное родство с выдающейся в магическом мире семьей Малфоев и знакомство с их представителями сулило Грейнджерам дополнительные и немалые переживания, потому что родня оказалась приверженцами Того-которого-не-называли и который убил родителей, боже упаси, будущего зятя. Но какими глазами пялился напыщенный павлин, да-да, кузен Люциус, на маленькую Гермиону — главу своей семьи. Показ Родового кольца Малфоев на пальчике дочки, потерявшее свою силу кольцо — похожее на Гермионино точь-в-точь — посеревшего в лице мужчины произвело впечатление ядерного взрыва.

Не к прибамбасам стремилась мисс Грейнджер, а к тому, чтобы действовать согласно плану, придуманному старым, уже взрослым Драко в прежней жизни.

— Помните, мистер Малфой, я для себя от вас ничего не хочу. Я просто хочу устроить свою жизнь так, чтобы о принятых решениях не жалела, — говорила пышноволосая девчонка и все завороженно смотрели на нее. — То, что мои цели совпадают с вашими, это здорово. Как говорил один умный человек — «Цель оправдывает средства», поэтому я повременю с возвращением родовых артефактов. Мы с тем Драко уже все обдумали, вплоть до того, что когда Темный Лорд возродится, вы можете ему показать кукиш, оправдываясь тем, что ваша Леди запретила вам пособничать любым вздорам сумасшедших полукровок, вроде красноглазой змеи Вол..., пардон. Метку вашу надо снять, но сначала я должна восстановиться от темпорального прыжка. Дайте мне недельку-другую и я займусь этим.

Люциус во все глаза смотрел на новоявленную племянницу и мысленно с ней соглашался, поэтому, когда его белобрысый сынишка стал хныкать, что родниться с „грязнокровкой им, Малфоям, не положенно”, на его лице выступило суровое и очень раздраженное выражение. Это выражение сменилось на одобрительное, когда его жена, северная красавица Нарцисса, которая оказалась при этом дальней, но в обозримой степени близости, тетушкой Гарри Поттера, залепила звонкую оплеуху Драко.

Теперь, когда, после звонка Эммы Дурслям, вопрос с родственниками Гарри был улажен, надо подумать, как быть с властями. Самый главный вопрос — как узаконить в маггловском мире помолвку детей. И надо ли? Люциус Малфой по этому вопросу был однозначен — придется обращаться, если понадобится, и к королеве, но до конца августа все должно было быть улажено, чтобы связать по рукам бородатого паука в кресле директора Хогвартса.

* * *

Пока Альбус Дамблдор искал в одиночку своего исчезнувшего ручного героя, а Волшебный мир распирало от новостей, переговоры по признанию помолвки несовершеннолетних детей шли полным ходом. Но, когда за дела взялась адвокатская контора „Стоун, Стоун и Гендерсен”, рекомендованную Люциусом Малфоем, признание законности помолвки Гермионы Грейнджер и Гарри Поттера, двенадцати и одиннадцатилетнего возраста, соответственно, особой трудности не создало.

„Стоун, Стоун и Гендерсен” была универсальная контора, действие которой распространялось и в маггловском, и в магическом мире. В ней набирались работать магглорожденные, полукровки и сквибы, так, что вопрос Секретности не стоял в повестке дня.

Стоило Грейнджерам обратиться к мистеру Говарду Стоуну, возглавляющему работу конторы в Британии и упомянуть имя будущего зятя, как административная машина задействовалась в ускоренном режиме, в результате которого к десятому августа им пришло приглашение в центральный офис конторы в Лондоне получить разрешение брака будущих мистера и миссис Гарри Джеймс Поттер, который вступит в силу при совершеннолетии ребят.

В актовом зале офиса собрался весь персонал конторы и устроил неслыханно молодой паре буквально свадебное торжество с платьями/фраками, цветами, шампанским, музыкой и танцами за счет фирмы.

Эмма Грейнджер была в девичестве Стоун, но даже не предполагала последствия этим совпадениям фамилий.

Счастливую будущую тещу, пребывавшую в расстройстве чувств, пригласил в свой кабинет сам старший совладелец конторы, мистер Говард Стоун на приватный, семейного естества, разговор. О чем была тема разговора, д-р Эмма Грейнджер своему супругу не рассказала сразу, пообещав, что они обсудят все вечером, дома, но она вышла из кабинета вся заплаканная, с толстой папкой документов в руках.

* * *

Домой они решили добраться к вечеру, когда пришлось ехать при свете фар. Трафик был жутчайшим в обоих направлениях.

Но домой они не добрались. Их настиг магический откат из-за резкого, всесторонне меняющегося настоящего и будущего.

По пути, их машину сбил едущий навстречу грузовик, тормоза у которого отказали, и он оказался на полосе встречного движения.

Сидящих впереди родителей грузовик убил на месте.

Слепящие фары ехавшей машины до того испугали заполненного до вершины макушки эмоциями и переживаниями зеленоглазого мальчика, что он не смог, как его маленькая невестушка, заснуть и это спасло им двоим жизнь. Потому что в Гарри сработал спусковой механизм стихийной аппарации, и он исчез из машины Грейнджеров вместе с Гермионой на секунду раньше, чем грузовик проехался через нее танком.

Полицейские машины появились тремя минутами позже, застав лежащий вверх тормашками грузовик с мертвым водителем в кабине, горящую, раздавленную в лепешку машину стоматологов и двоих детей в обнимку, дрожащих в стороне, у которых и волосок не упал с головы после этой жутчайшей катастрофы.

— Позвоните моему адвокату, — сквозь стучащиеся зубы выдавила расспрашивающему их полицейскому трясущаяся всем телом девочка и прижималась к своему спасителю, осознавая, что такого от судьбы не ожидала.

— Кому, дорогая, кому нам звонить? — спросил удрученный судьбой детей сердобольный мужчина в штатском.

— Мистеру Говарду Стоуну, моему дяде.

Брови полицейского поднялись вверх настолько, что скрылись под козырьком фуражки. Дети оказались непростые. Озабоченный служитель позвал свою сослуживицу постоять вместе с детьми и удалился, чтобы произвести обещанный звонок.

Через полчаса Гарри и заплаканная Гермиона снова ехали обратно к Лондону, где их ожидала новая судьба.

* * *

Люциуса позвали каминной связью поздним вечером из конторы „Стоун, Стоун и Гендерсен”, приглашая его явиться к ним в экстренном порядке.

Старший Малфой не любил менять свой установленный распорядок дня, но голос незнакомого служителя, выпалившего сначала нужную формулу узнавания, чтобы удостоверить свою принадлежность к уважаемой конторе, а затем и слова просьбы, насторожили светловолосого волшебника. Соединяя в единую логическую цепочку все факты, он догадался, что Грейнджеры как-то связаны с этим поздним приглашением.

Обсудив с Нарциссой происшествие, они решили аппарировать в адвокатскую контору вместе, оставив Драко на попечение домовых эльфов.

Слава богу, что он пригласил жену с собой, потому что выяснилось, что вечером, возвращаясь домой, семья Грейнджер попала в катастрофу, родители погибли на месте, а Гарри Поттер сумел спастись — и спасти Гермиону вместе с собой, умудрившись использовать стихийную аппарацию.

Теперь дети сидели на маленьком диванчике под присмотром секретарши Говарда Стоуна, вцепившись друг в друга. Мальчик дрожал как лист — то ли от испуга, то ли от истощения, а девочка его обнимала и тихо шептала ему на ухо что-то, хотя в успокоении нуждалась она. Обильные ручейки слез текли по ее щекам, а она их не замечала.

Увидев Люциуса и Нарциссу, девочка не бросилась им навстречу, как сделал бы ребенок, а внутренне сжалась и как бы стала меньше. Белокурая женщина, наоборот, побежала к детям, обняла их и стала тихо говорить им:

— Гермиона, дорогая, как я сожалею о твоей утрате! Гарри, милый, как ты?

— Я забыла, я забыла... — невнятно стала повторять девочка, вся побледневшая, похолодевшая с округленными заплаканными глазами.

— Что, что забыла, дорогая? — не понимала леди Нарцисса и стала гладить детей по головам, чтобы как-то успокоить их.

— Забыла... забыла...

Люциуса вдруг осенило, о чем говорит двоюродная племянница и подпрыгнул на месте:

— Мисс Грейнджер, Гермиона, разве вы не посмотрели заранее последствия наших решений? — спросил он с ужасом в глазах. — Как так можно?

Бледное лицо девочки поднялось, из карих глаз, как из колодцев полных до краев горем, закапали крупные слезы и залили ее уже мокрые щеки.

— Забыла... ничему не научилась... зря, все было зря...

Гарри и Гермиону поселили в одну комнату, разделенную на две филигранно выкованной тонкими металлическими прутьями ширмой. В каждой части эльфы поставили одиночную кровать, чтобы дети не чувствовали неудобство сожительства. Близкое соседство, с другой стороны, создавало между ними близость, которая помогала укреплению магической связи помолвки.

В первые дни после похорон Гермиона лишь лежала — спала, плакала, затем снова спала. Эльфы носили ей подносы с пищей в постель, она к ней не притрагивалась, но леди Нарцисса была упрямой женщиной, которая помнила собственные переживания после смерти своих родителей и знала, что вне зависимости от странных обстоятельств девочка поправится.

Это случилось раньше, чем ожидалось.

Гермиона, пробудившись после нескольких дней спячки, посреди ночи услышала сдавленные хлипы с другой части комнаты — оттуда, где была половина Поттера. Бесшумно переступая по толстом ковру, она заглянула сквозь перегородку за ширмой. Ее друг-жених лежал поверх одеяла не в пижаме, а в повседневной одежде и пытался не шуметь.

— Гарри, Гарри, что с тобой? — спросила она, приседая на постель к нему.

— Оставь меня! — огрызнулся неожиданно мальчик. — Зачем ты привела меня сюда, к незнакомым людям, которым мы в тягость?

— О чем ты, Гарри? — не поняла девочка. — Разве мистер и миссис Малфой плохо к тебе относятся? — и тут догадка вспыхнула в ее сознании, и она озвучила ее. — Драко тебя обижает?

Кивок.

— Не беспокойся, я его завтра приструню, напомню ему, кто здесь главный. А ты не плачь...

— Я не плачу, я не девчонка какая-то...

— Да, да! Конечно. Отодвинься немножко, чтобы я могла прилечь рядом с тобой. Давай, я тебе сказку расскажу, про братьев Певерелл и Смерть...

* * *

Утром она почувствовала себя гораздо лучше. Потянув белобрысого хныкающего кузена Дракошку за уши, отчитав его и указав ему, что звать двоюродного брата шрамоголовым сыном грязнокровки, не комильфо, она взяла с него обещание вести себя по-взрослому, а не как какой-нибудь оборванец из Лютного.

Люциус, как оказалось, в дни траура Гермионы не спал, а действовал. Он взял у последнего Поттера письменное согласие представлять его интересы, дал ему магическую клятву, что никогда, ни при каких обстоятельствах, кроме угрожающих жизни и будущему членов своей семьи, не станет действовать во вред маленькому мальчику. После чего развернулся.

Вместе с Гарри Поттером посетили адвокатскую контору и открыли завещание его крестного отца — Сириуса Блэка, который отсиживал свое пожизненное заключение в Азкабане по обвинению в приспешничестве Тому-которого— не-называем. Завещание лежало в одной папке с Контрактом о магическом крещении Гарри Сириусом, согласно которому все обвинения о предательстве семьи героя волшебного мира сводились на ноль.

Старший Малфой, совместно с владельцами конторы, которые по таинственной прихоти судьбы оказались дальними родственниками погибшей матери Гермионы — ее тоже, конечно, они стали обдумывать свои дальнейшие ходы.

Уведомлять своих партнеров из конторы о всех обстоятельствах темпоральных передвижений дальней племянницы Люциус не стал, но упорно старался выполнить ее напутствия, сказанные ей перед катастрофой.

Исчезновение Мальчика-который-выжил, широко обсуждалось среди обывателей магмира, метания и многочисленные интервью директора школы, в которых, чтобы обелить себя, он сваливал всю вину о несчастливом детстве Героя на плечи его родственников.

Они, со своей стороны, единым голосом ревели в СМИ, что этот псих, Альбус Дамблдор, директор школы, в которой учились родители племянника, бросил у них на пороге полутора годовалого ребенка в ноябре и предъявляли записку, найденной в корзинке с мальчиком.

Адвокатская контора включилась на данном этапе в расследований, которые привели неожиданные открытия о недюжинных финансовых преступлениях, связанных с неоправданными ничем отчислениями из целевого фонда маленького Гарри Поттера.

Опубликовались и сохраненные в маггловском мире копии завещаний родителей и дедушки мальчика. В завещание Джеймса упоминалась возможность отчислений от целевого фонда названными опекунами, но среди них имя Альбуса Дамблдора не фигурировало. Лили Поттер, в девичестве Эванс, запрещала поселять Гарри в семью её сестры Петунии и угрожала, что наложила на свое завещание проклятие каждому, кто пойдет наперекор ее пожеланию. Но жестче всех оказалось завещание отца Джеймса Поттера — Карлуса Поттера, который отрубал от семейного древа своего сына сразу, после рождения его первенца -независимо от того, кто родится сын или дочь. Таким образом самого буянящего из числа мародеров лишали начисто финансов, проживании в родовом поместье и возможность распоряжаться с целевым фондом отпрысков Поттер.

Дореа Поттер, в девичестве Блэк, перегнула палку больше всех. Она, под дирижёрской палочкой Главы Древнейшего и Благороднейшего семьи Блэк, Арктуруса Сириуса Блека и с его содействием, увидев, как сыновья — Джеймс и Сириус, постепенно становятся слугами своего директора школы, подготовили общее Завещание Рода.

В итоги, Гарри Джеймс Поттер, в день своего появления на белом свете, становился Главой семьи Блэк и это не обсуждалось, и не отменялось. Было только условие — никогда не входить ни в какие террористические организации, вроде Ордена Феникса и Пожирателей Смерти.

Услышав это, Гермиона долго хихикала, повторяя себе под нос:

— Не быть Армии Дамблдора никогда!

После прочтения и оглашения всех документов, маггловским властям рекомендовалось оштрафовать семью Дурсль на сумму, полученную ими для поднятия племянника и не потраченной ими с этой целью, которая немного не доставала до стоимости их дома на Привит Драйв 4. Судебный пристав, чтобы собрать штраф, продал дом и внес всю сумму, без законных отчислений в маггловском банке Барклиз на имя Гарри Джеймса Поттера.

Семья Дурсль, всем составом, причалила однажды вечером у дома сестры Вернона — Марджори, которая приходу родственников никак не обрадовалась.

На следующий день Петунии указали на печь и духовку, дали ей длинный список дел по дому, а Вернона привели на задний двор, где была устроена псарня, отдали ему лопату, ведро, шланг и метлу и заверили, что еду вечером не дадут, если все не будет блестеть чистотой.

Дадличека, этого ранее теткиного любимчика, постелили тонкую циновку на пол в прачечной, чтобы не пачкать гостевую комнату и возложили на него заботу о дворе.

Протесты Мардж проигнорировала, угрожая пустить Злыдня с привязи.

* * *

Сопоставив все новые факты и всесторонне обдумав их в связи с интересом детей, Малфои совместно с мистером Говардом Стоуном подвели итоги и решили.

Во-первых, детей надо было скрыть от цепкого взгляда директора Дамблдора, а это легче было сделать создав новые личности Гарри и Гермионы.

А во-вторых, всех троих — Гермиону, Гарри и Драко — надо отправить, хотя бы на год-другой, из Британии, чтобы подружиться и спокойно подучиться.

В-третьих, Гарри Поттер нуждался в лечении как никто другой. С ним должны были заниматься целители, психологи, учителя домой, в одиночку, чтобы наверстать пропущенное в маггловском мире. Хоть на год.

Все три повестки дня легче и безболезненней реализовать было изменив имена и даты рождения детей. Нечего им светиться своими фамилиями, особенно Поттеру. Положительная новость для Гарри было неожиданное Главенство рода Блэк.

Поднятые файлы родственников леди Малфой выявили некую Роберту Эввелину Маб, магглорожденную, шестого курса Хаффлпафф, которая, родила в начале 1980-го года ребенка мужского пола в Св. Мунго, назвав его Гарольдом, упоминая, что его отцом является Регулус Блэк, укатила в неизвестном направлении.

Три дня спустя в больнице появился замыленный беспокойством Сириус Блэк в поисках возлюбленной своего умершего прошлым летом брата, Регулуса. Узнав о счастливом разрешении ее беременности и ее последующем исчезновении, он стал волком выть, гневно и растерянно шагая по коридорам больницы. Дергая волосы на голове, вытирая рукавами мантии горькие слезы вперемешку с соплями, он признал, соглашаясь с утверждениями матери, что этот младенец был сыном его погибшего непутёвого брата Регулуса Блэка.

Знал бы он, Сириус, пораньше о проделках примкнувшего к Пожирателям брата с никчемной хаффлпаффкой, не допустил чтобы с племянником такое случилось. Не получив в Аврорате сводку рождений с больницы Св. Мунго, не встретив среди новорожденных свою фамилию, он бы никогда не догадался бы, что у его младшего брата была вот такая вот зазноба, Роберта Эвелина Маб.

Накричавшись вдоволь, Сириус убежал докладывать матушке о наличии внука Гарольда.

Мать молодого Регулуса, узнав о проделках младшего сына, дала задание своим адвокатам найти эту девушку — Роберту Эвелину.

Детективы конторы докладывали леди Вальбурге Блэк, что девушка к своей семье из Св. Мунго не вернулась и продолжили искать ее повсюду.

Лишь через полгода нашли ее, затерянную среди магглов, павшую на самое дно жизни, промышляя уличной шлюхой. Им она призналась под воздействием Веритасерума, что никому не нужного, даже его отцу, неугомонно ревущего зверька собственноручно придушила. Узнав от детективов, что Регулуса нашли мертвым еще в 1979-ом году, а о существования ее и ребенка узнал его старший брат, Сириус, работая в качестве аврора после того как она объявилась в больнице рожать, девушка побледнела, покачнулась и упала на пол.

Пока детективы суетились как привести ее в сознание, она сама очнулась и незамеченной, вытащила из кулона на шее маленькую пилюлю, проглотила её, после чего снова отрубилась. Но теперь уже навсегда.

Ее похоронили на маггловском кладбище под ее девичьей фамилией.

Несчастье кого-то можно превратить в удачу другого.

Таким образом Гарри Поттер на время превратился в Гарольда Регулуса Блэка, рожденного третьего января тысяча девятьсот восьмидесятого года, оставив во всех учреждениях магического и маггловского мира заверенные декларации, что и первое, и второе имена — это, сына Джеймса и Лили Поттер, внука Карлуса Поттера, имена.

Ему исправили зрение и надели на глаза волшебно измененные чарами защиты разума, ночного видения, ауровидения и имеющие прочие плюсы мягкие линзы пронзительно-синего цвета. Эти линзы сливались с роговой оболочкой глаза и не нуждались в ежедневной промывке или любом другом беспокойстве. Раз в год надо было их менять, заходя к волшебному окулисту из целителей, работающих на контору „Стоун, Стоун и Гендерсен”.

Гермиона поняла, что ее фамилия Грейнджер ни в маггловском, ни в магическом мире не должна появляться. Для них, девушка погибла вместе с родителями.

Ее усыновил старший владелец конторы Говард Стоун.

Она стала значиться в регистрах Министерства магии как Гермиона Ребекка Стоун-Дагворт, двадцатого января тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Помолвлена с Гарольдом Регулусом Блэком.

Их зачислили на обучение в Дурмстранг.

С отправлением Драко Малфоя в Дурмстранг не получилось так легко.

Сразу после уведомления Департамента по образованию, что своего сына и племянницу Люциус Малфой зачисляет на обучении в болгарской волшебной школе, по каминной сети пришло сообщение от директора Хогвартса, что желает встретиться и лично пообщаться с уважаемым Председателем Попечительского совета.

* * *

Люциус, как обычно, отказался от предложенной директором Дамблдором лимонной дольки и изучающим взглядом наблюдал слегка тусклого цвета любимых сладостей бородатого старика.

— И так, мистер Малфой, вы решили своего сына отправить в странствие, чтобы он жил в далёкую страну, к дикарям, а не оставить его здесь, на родине, среди стен вашей любимой школе?

— Боюсь, что да, Дамблдор, я не намеревался делать этого, но в связи с появлении кузенов Драко с обеих сторон, которые зачислены были заранее в Дурмстранг, я решил не отказывать ему в желании отучиться вместе с ребятами.

— Но, здесь ему будет комфортнее, Люциус! — воскликнул всем сердцем старый директор и его лицо приняло доброе дедовское выражение. — Здесь будут его друзья, с которыми он вырос.

— Родня важнее, Дамблдор, это не обсуждается, — прервал его жалостливые подвывания светловолосый волшебник. — Семья выше всего, я не намерен дальше выслушивать ваши уговоры.

— Я не уговариваю вас, мистер Малфой, — посерьёзнел Дамблдор, внезапно подтянувшись. — У вашей семьи с Хогвартсом существует старый контракт, еще с прихода на остров вашего предка, первого Люциуса Малфоя, что ваши дети должны закончить Хогвартс. Другому не бывать.

Серые глаза светловолосого волшебника помолодели, впились убийственной усмешкой в мерцающие холодной синевой глаза Дамблдора и одними губами он ухмыльнулся:

— Закончить, Дамблдор, а не отучиться. Наши с Нарциссой дети — сын Драко, моя племянница и ее племянник будут учиться в Дурмстранге до выпускного седьмого курса. Тогда сдадут выходные экзамены экстерном в Министерство Магии и получат диплом Хогвартса. Понятно выразился? Тогда, позвольте вам откланяться, директор. Прощайте.

Старший Малфой так быстро шагнул в зеленное пламя камина что казалось ещё чуть-чуть, и он побежит, так противно было смотреть на разочарованную мину старого пердуна.

Конец второй части