На этот раз, поняв, что моя жизнь началась по третьему кругу, я решил поступить умнее. Взял метод Гермионы заранее всё планировать, так сказать, на вооружение.
Два дня всё свободное от работы по дому время я потратил на разборку двух своих похеренных жизней.
Во-первых, я задался вопросом: что, к Мордреду и всей его шайке, происходит со мной? И во-вторых, почему я уже второй раз не умираю, как любой порядочный человек, а возвращаюсь в эту точку начальнего старта? Что в ней для меня столь важно?
Потом подбадриваю сам себя мыслью, что момент возврата во времени выбран не случайно. Представив себе, что просыпался в том же чулане в своём трёхлетнем теле и меня тряхнуло от ужаса. Тогда была бы полнейшая ж—а, простите мой французский. Или в любой момент после моего первого похода на Косой переулок, когда Хагрид порядочно так прошёлся по моим мозгам. Понимаю, понимаю…
Да ничегошеньки я не понимаю!
Потому, что в мою голову прокрадывается и медленно оформляется следствие моего первого вопроса — кто всё это устраивает? Петля эта, во времени которая.
Но пока у меня ответов нет. Ни на первый, ни на второй вопрос.
Я, оставив поиски и размышления на потом, занялся старательно, в две колонки записывать основные вехи прожитых годов, сравнивая их. Типа — отношения с родственниками, получение письма-приглашения в Хогвартс, встреча с Хагридом и поход на Косую, в Гринготтс. Первая встреча с Уизлями, распределение, выбор друзей и так далее, и тому подобное. Вывод, сделанный мной при сравнении ключевых моментов двух прожитых жизней и моё поведение во время этих прохождений, удручил меня — я точь в точь, до рокового выбора, сделанного мною на Призрачном вокзале, повторил свои первые ошибки.
Точь в точь, Карл! Словно кто-то стёр волшебной палочкой из моей головушки все знания, накопленные мною во время первой жизни. И это прозрение пришло ко мне только сейчас, когда нелепо я умер во второй раз. Я вспоминал всю свою первую коротенькую, и вторую свою — уже более длинную, жизнь… Вспомина… А!
Стоп!
Стёр волшебной палочкой, я сказал?
Давай скажем это вслух:
— Кто-то поигрался с моей памятью в обоих случаях, чтобы в моей голове не возникали сомнения, вредные рассуждения, детское упрямство и лишняя самостоятельность. Чтобы всё шло по плану… — Конец предложения я выговорил уже более медленно, — согласно Всеобщего блага.
Сразу увидел в своих воспоминаниях личность этого «Мастера волшебной палочки» и «Повелителя памяти» одновременно. Это был ни кто иной, а ОН, Альбус Дамблдор — директор Хогвартса. Только у него была возможность совершать это беззаконие безнаказанно — играться с сознанием любого ученика. Ибо только у него все необходимое рычаги есть — и положение, и сила, и палочка, и закон на его стороне и не коснётся его. Потому, что он и есть Закон. Хотя бы на время моих первых четырёх лет обучения. Потом, в обоих случаях, его отстраняли с постов Верховного Чародея Визенгамота и Председателя МКМ.
Но директором Хогвартса он оставался до конца жизни! Да? Да.
Вывод какой?
Ломать его планы на этот раз каждый раз, в любой момент и по-любому.
Для начала, получив письмо из Хогвартса, я сразу объявил родственникам, что это будет не последнее письмо ОТТУДА. Им нечего волноваться и бояться. Избежать неприятностей так или иначе им не позволят — так, что надо встречать врагов во всеоружии. Дядя Вернон проникся моим запалом и невиданной отвагой и немедленно купил себе охотничую двухстволку. Для слонов, по моей наводке. И мы затаились в засаде на Тисовой.
Письма приходили и приходили, совы засрали всю Тисовую вдоль и поперёк, но мы — Дурсли и я — делали круглые глаза и объясняли всё это просмотренным на Дискавери-ТВ перелётом диких птиц.
Дурсли осуждающе поджимали губы и смотрели на меня с неодобрением. А что? Что я смог бы сделать? То есть, я им всё о себе рассказал.
Родственники заценили мой рассказ о моих уже прожитых жизнях, дядя ругался и ворчал, Дадли дивился, но молчал, а тётя… Ну, что тётя? Сжав губы в ленточку, она ушла в свои депрессивные мысли, кидая в мою сторону гневные взгляды. Я обещал ей, что — дай, бог, чтобы всё прошло по плану — уберусь с их глаз долой и навсегда. То есть, отпущу их, чтобы те убрались от всех опасностей, связанных с моим присутствием рядом с ними. Дурсли обещали продать мне свой дом со скидкой и улететь, оставив мне флакончики со своей кровью. Для конспирации.
На Тисовой Хагрид появился аккурат в полночь тридцать первого июля. Во время адской бури с молниями, ливнем и запахом озона. Хотя, рядом с Хагридом даже запах амбре потерялся бы, как более несущественный.
Вечером, поужинав пораньше, мы отправились спать по спальням — тётя с дядей в свою, мы с Дадли в сдвоенную детскую комнату. Дадли в большую, я — в соседнюю, отделённую от первой тоненькой перегородкой из досок. Я попросил тётю и кузена не высовываться, пока мы с дядей Верноном не закончим задуманное.
Погода этой ночью, как я упоминал, была предсказуема и повторилась по третьему кругу — то есть, разразился шторм. Пока всё остальное, кроме факта, что мы не на удалённом острове, а у нас дома, ожидаем незваного гостя, совпадало с пережитым мною. Но, выбор был сделан другой, а дальше…
В полночь, выспавшись уже, мы с дядей присели на диване, заранее передвинутом нами напротив входной двери, и ждали появление школьного лесника.
И тот не задержался. Вслед за блеснувшей молнией и раскатом грома последовали мощные удары по входной двери. Удары повторились и деревянная рама начала скрипеть и разваливаться. Дядя Вернон дёрнулся было встать с места и открыть дверь, но я положил ладонь поверх его руки с ружьём и он, скосив взгляд в мою сторону, напрягся, как натянутая пружина. В свете грянувшей молнии его лицо было бледным до посинения.
— Шу! — прошептал я, поставив палец перед ртом. Тот кивнул и снова затих.
Новую серию ударов наша дверь не выдержала и рухнула внутрь, освобождая вход незванному посетителю к нам в дом.
Он был таким же огромным, лохматым и устрашающим, каким я помнил его с первой нашей встречи. Я заранее предупредил дядю Верона, кого нам ждать — в общей сложности, гуманоида трёхметрового роста — но, увидев его истинный вид, он весь затрясся. Зверь был страшным дикарём, рычащим что-то малопонятное. И был одет в намокшую лохматую шкуру. Запах от него шёл убойный. И он имел наглость или тупость переступить порог и войти, как к себе домой.
Я убрал ладонь с руки дяди Вернона и тот, не особо колеблясь, поднял ружьё и пальнул им по чудовищу из обоих стволов. Хагрид охнул, схватился за горло и рухнул плашмя назад, образовав собой огромную кучу на полу. Рыгнул кровью, прохрипел два раза и притих.
Я быстро спохватился и включил электричество.
На цыпочках мы с дядей приблизились к этой куче и он толкнул тело рукой. Никакой реакции со стороны визитёра нашего незваного. Какая тут реакция, если на груди у полувеликана зияла огромная, рваная и кровавая дыра, в глубине которой ничего не шевелилось. Сердце, например.
Я блеванул в сторону, пока дядя Вернон просто икал в попытке глотнуть воздуха.
Ещё бы! Он пристрелил Хагрида с первой пули. Имел полное на то право. Я молча ухмыльнулся, пристрелить с расстояния под два метра мишень в три квадратных метра площадью, это не какое-то там выдающееся мастерство стрельбы.
Успокоившись, я по-новому всмотрелся в черты трупа. Нда-а-а, тоже мне будущий профессор Хогвартса! На полу лежало существо, более похожее на представителя первобытного общества неандертальцев в шубе из шкурок разных животных. Очень мёртвого представителя.
— Звоним в полицию! Немедленно! — прозвучал с лестницы голос тёти Петунии и мы с дядей аж подскочили от неожиданности.
И дальше закрутилось…
Но, можно рассказать дальнейшие события и покороче.
Полиция появилась на пятую минуту, скорая догнала её во время парковки.
И тогда я — бывалый руководитель Аврората, помня номер особого телефона, находящегося в комнате дежурящих в Министерстве магии авроров, включился.
Дёрнув за руку старшего из полицейских, я сказал ему три особых кодовых слова для связи между обоими мирами. Почему его и почему так наугад? Никакого «наугад», я увидел, что он не обычный человек, а сквиб. То есть, рассудил я, прибыл он в составе полицейского наряда не случайно, а намерено. Тот, услышав кодовые слова, вытаращился, но пришёл в себя быстро. И немедля позвонил с нашего телефонного аппарата по номеру, продиктованному мной.
Через три минуты на улице прозвучали хлопки аппарации. Прибыла четвёрка авроров в алых мантиях, троих из которых я помнил. Самого старшего я никогда в старой жизни не видел.
Авроры немедленно принялись за работу, начали махать палочками и всё вошло в рутину.
Обычным полицейским и парамедикам стёрли память за последний час, только уполномоченному старшему оставили память нетронутой. Тот, озвучив свою фамилию, оказался сквибом из хорошей чистокровной семьи.
На этом месте сделаю небольшое уточнение — скажу это прямо — не верьте байкам, что волшебники сплошь и рядом страдают дебилизмом и бессердечием, выбрасывая своих беспомощных детей в маггловский мир одних, на произвол судьбы. Сквибы тоже потомки, носители наследственности и в правах не ограничены. Потому, что часто — не скажу, что на десять из десяти случаев — они рожают маленьких магов.
Забрав останки Хагрида, восстановив разрушения нашего дома, аврор-руководитель боевой четвёрки объявил, что нам полагается выплата некоей суммы из штрафа, который изымут из денежных средств, определяемых Министерством для школы. За несанкционированное, не во время, проникновение в дом, в котором проживает знаменитый на весь волшебный мир МКВ. С родственниками.
— Ха-ха-ха, — захихикал я, — долек поменьше придётся жрать Дамблдору в этом году.
Авроры все до одного ухмыльнулись сначала, а потом очень заинтересовались моим таким подробным знакомством с данным волшебником.
— А я его никогда, повторяю — НИКОГДА — не видел, — посерьёзнел я.
— А откуда такие вещи знаешь, малёк? — спросил их старший, имя которого я не знал. По-моему, он уволился или не дожил до того времени, когда я в прошлой жизни поступил в Аврорат.
— Я Поттер, сэр! — подобрался я, вытянувшись в струнку. — Как могу не знать своих врагов, хотя бы по имени.
— Врагов? — удивился старший аврор. — Ты сейчас профессора Дамблдора врагом назвал? Он, как я помню, твой опекун!
— О-о-о, нет! Вы глубоко ошибаетесь, сэр! — возразила внезапно моя тётя. — Мне моя сестра ещё летом, перед самой своей гибелью, документы на опекунство Гарри прислала. Подписанные Джеймсом Поттером, её законным мужем, заверенные и вашим Визенгамотом, и Гринготтсом…
— Но вы простая маггла! — воскликнул другой из авроров, я знал его фамилию — Питерсон.
— Не, не маггла. Я сквиб. Сильный, — воскликнула тётя и сверкнула глазами. — Мой сын тоже.
— Оу! Это меняет ситуацию в разы, мэм…
— Расисты! — рявкнула тётя. — Забирайте этого орка из моего дома и катитесь на все четыре стороны света. Не забудьте внести штраф на счёт моего племянника Гарри Поттера. Иначе…
Она не закончила своей угрозы, но четвёрка авроров вдруг заторопилась поднять труп Хагрида в воздух и отбыть в Министерство магии. Но я вдруг вспомнил:
— Стойте! — крикнул я. — Я должен забрать ключ к моему детскому сейфу, господа.
Пока говорил, я начал рыться в карманах необъятной, вонючей шубы полувеликана.
По полу рассыпался всякий хлам — корочки хлеба, подгнившие овощи, две мыши, огромный клетчатый носовой платок…
— О! А вот и он, мой золотой ключик. Возьму его. Возьму и эти золотые и серебряные кругляшки в качестве компенсации за нервы… Смотрите, здесь спит совушка. Что с ней делать, отпустить?
Утром на Тисовую прибыла строгая профессор Минерва Макгонагалл. Такая, какой я её помнил — пожилая тётка, одетая в застёгнутый до подбородка костюм в шотландскую клетку. Заговорила она только со мной. Членов семьи Дурсль, застигнутых во время завтрака, она старательно не замечала.
— Мистер Поттер, почему вы не ответили на письмо из Хогвартса. Летом, знаете ли, нам отпуск положен, а я на целую неделю задержалась в ожидании вашего ответа!
До Хогвартса, я так понимаю, наши полночные перипетии — с фатальным для Хагрида результатом — ещё не дошли. Она смотрела суженными, сердитыми глазами, но там обвинения насчёт убийства школьного лесника не было. Пока что. Дальше будет по-другому.
— Ответ вам, мэм, я отправил ещё на первое письмо! — возразил я. — Но ваши уведомления приходили и приходили нескончаемым потоком. Совы эти засрали все машины на нашей улице. Нам с Дадли приходилось чистить и собирать весь совиный помёт… Вам не стыдно создавать мне такие сложности?
— Я не знаю, что и куда вы отправили, мистер Поттер, но я ваше согласие на обучение в Хогвартс не получила, — стиснув губы в ниточку, с хмурым видом ответила она.
В разговор вмешался мистер Дурсль:
— Мадам, — холодно начал он — в чём вы нашего племянника и нас в том числе обвиняете? Он не ваш ещё ученик, так, что убавьте свой запал. И не с ним, а с нами, его опекунами, надо общаться, нет? Такие в вашем дурацком мире порядки или вы делаете исключение в нём? — Профессор Макгонагал вся напыжилась возражать, я даже заметил несколько красных искорок, вылетевших из правого рукава её пиджака. Но дядю Вернона так просто не остановить. — Глядя на полное отсутствие воспитания у вас, как могу я доверить вам своего племянника? Если все учителя в этом вашем хвалёном Хогвартсе такие, как вы, я своего единственного племянника с вами не отпущу. Как я узнал, Хогвартс не единственная в мире волшебная школа, раз так племяннику нужно научиться владеть своим даром. Прощайте. Выход там.
Пожилая дама вся покрылась красными пятнами от возмущения. Она вытащила из рукава пиджака длинную деревяшку, приготовившись взмахнуть ею. Но Дадли изловчился прокрасться сзади и одним движением забрал деревянную палочку у неё из рук.
Из кончика палочки выстрелил целый сноп зелёных и серебряных звёздочек.
— Дад, дай мне попробовать! — восторженно крикнул я и взял у него палочку. В моих руках она аж завибрировала, обдав всё вокруг фонтаном серебряных искр. — Ого-гооо!
— Гарри, Дадли! — воскликнула миссис Дурсль. — Что вы себе позволяете? Верните пожилой женщине её волшебную палочку! Немедленно! И извинитесь!
— А она почему так с нами, ма? — возразил мой кузен. — И смотри, меня её палочка слушается. Гарри, что это означает?
Я улыбнулся шальной улыбкой.
— Означает, что ты не сквиб, а волшебник, Дад!
Короче. Я ломал канон всеми возможными средствами. На Косую в сопровождении Маккошки, отправились мы с Дадли оба. В Гринготтсе я предъявил гоблину свой золотой ключик и сразу пожелал, чтобы мне представили отчёт о движении моих средств за последние десяти лет.
Всё шло по-новому и я думал, что — всё! Конец влияния одного длиннобородого вора на мою жизнь. И в Хогвартсе мне будет легче, когда рядом со мной всё время будет родной человек, кузен Дадли. Мы закупились вдвойне — книги, мантии, школьные сундуки, палочки и так далее. И Макгонагалл не поскупилась и подробно описала, как нам добраться до платформы 9 ¾.
Но!
Ночью, пока мы на Тисовой спали сном праведников, в дом явился один белый песец по имени А.П.Б.В.Д. и поколдовал палочкой. Очевидно, его волшебство на меня не подействовало, но родственникам досталось по-полной.
Утром они меня уже ненавидели всей душой, а я проснулся в чулане и так далее.
Вплоть до платформы 9 ¾. Там меня в засаде поджидала свора рыжих шакалов, но я был настороже и прошмыгнул мимо них. Неопознанный потому, что на моей голове красовался блондинистый вихрастый парик, а я был одет несколько артистично. В ярко красные шорты с гавайским принтом и жёлтую футболку. Солнцезащитные авиаторские очки закрывали у меня поллица, пока я бодро шлёпал по перрону сине-красными вьетнамками. Волочил я за собой белый лакированный чемодан на колёсиках, а на шее у меня висела такая же белая змея-альбинос.
Увидев меня, Уизли шарахнулись во все стороны, как от чумного.
Распределился я на Рейвенкло, постаравшись переманить с собой и Гермиону.
На эту девушку я имел виды ещё с первой жизни. Она была умней меня, собранней, целеустремлённней. Умный мужчина, согласно тёте Петунии — когда мы с ней всё ещё разговаривали, то есть, прежде, чем полярный песец к нам явился глубокой ночью — старается завести отношения с женщиной, превосходящей его во всём. Или почти во всём. Чтобы её успехи задевали его мужскую гордость и у него появлялся стимул превозмогать, чтобы подняться до её уровня.
С другой стороны умные девушки, на уровне инстинкта, выбирают себе не альфа-самцов. Те их не ценят. Они выбирают себе парней, перед которыми могут блеснуть.
И ещё, моя тётя, шутя, говорила, что умная девушка смеётся, когда её парень шутит. А не начинает шутить сама. Гермиона отвечала всем критериям тёти на название «умница и красавица». Из всех знакомых мне девушек она была всех умней, начитанней всех.
Но в моей второй (вероятно и в первой) жизни она сглупила, выбрав из всех лохов вокруг себя, самого лошистого. Веря, что её миссионерский задор своё сделает, она выбрала себе самое непреодолимое для любой напористой девушки призвание — перевоспитать свинью в человека. Хе-хе. Дура.
На этот раз я закадрил её ещё в поезде и не позволил ей отдалиться от меня ни на шаг до самой Последней битвы. Пройдя все курсы обучения с более или менее успешным разрушением планов директора Дамблдора, я в конце опять оказался на Призрачном вокзале.
Опять выбрал вернуться обратно в жизнь, убил лорда Волдеморта и, взяв Гермиону за ручку, отбыл в своё родовое поместье, заключать с ней магический брак.
Дальше всё было, вроде бы хорошо.
Но мы остались одни в волшебном мире Британии. Одинокие изгои.
Чопорное английское магическое общество не простило своему Герою и Спасителю мезальянс — брак с обычной грязнокровкой. Ведь, их дочки-дурнушки остались ни с чем.
И перед нами закрылись двери чистокровной волшебной знати.
На наших с Гермионой детях с рождения прилипло прозвище «полукровка» и мой род скатился вниз, несмотря на мои и Гермионы значимые успехи. Её, при этом в очень молодом возрасте — в Чарах и Нумерологии, мои — в Артефакторике и вдруг, в более поздние годы, в Зельеварении. Наши дети, отправившись в школу и узнав общее настроение волшебного общества ко мне — неожиданно на меня обиделись, невзлюбили, а позже и вовсю перестали меня посещать. Когда моя жена Гермиона не справишись с эмоциональной нагрузкой, непринятием нашего с ней брака, косыми взглядами чопорных чистокровных дамочек на наших детей, заболела и слишком рано оставила меня одного. Умерла в состоянии глубокой депрессии, отправившись в своё посмертное — дай, Мерлин, позитивное и интересное — приключение.
Умер я одиноким больным стариком за сто лет в поместье Поттеров. Не в окружении своих потомков, а в окружении одних плачущих домовиков.