Гарри Поттер и книга-игра „Лабиринт времени” (джен)

Примечания:

Это моя версия Гарри Поттер с игровой системой в голове. В начале девяностых о подобном никто не слышал. Тогда молодежь баловалась модными в тех временах книгами-играми.

Я, пошатываясь, стою напротив щеголяющего красными глазиками с вертикальными зрачками Волдеморта и жду прихода Смерти. Моей, как я недавно узнал, прародительницы.

Последние секунды моей коротенькой жизни заняты мрачными размышлениями до чего я докатился, чтобы поверить, что я один во всём волшебном мире могу сразиться и победить Волдеморта. При взгляде на чудовище, отдалённо напоминающее собой сказочных рептилоидов, меня внезапно озаряет прозрение, что вся моя, никчёмная по своей сути жизнь, строилась именно на момент битвы и моей верной гибели. Строилась… не мной, конечно! Да чем я мог управлять, если по лестнице меня исправно вели преимущественно вниз. И я дожил до конца такого — чтобы смерть показалась мне приемлемей жизни.

Жить хотелось до… до смерти. Но не моей. В красных глазах моего персонального врага, как в зеркалах, отражается вся моя погубленная — похеренная, я бы сказал — молодость. В мои семнадцать лет я выгляжу на все семьдесят — грязный, худосочный и измождённый коротышка. Из одежды — одно потёртое тряпьё, хоть не в полоску. Я весь в синяках, израненный, вонючий. Отчаянный и брошенный волкам на съедение. Кем?

Да всеми.

— Авада Кедавра!

Голос Змеемордого звучит приглушённо, как из-за толстой каменной стены. Я даже не делаю движения в сторону, чтобы спастись. Мне всё равно. Пусть Смертельное проклятие Волдеморта наконец закончит начатое в тот роковой Хэллоуин дело — убьёт меня окончательно.

Время внезапно замедляется. Зелёный луч скользит ко мне как сквозь прозрачное желе, а я не о скорой кончине думаю, а совершенно о другом. Все мои мысли заняты запоздавшим открытием, что лучи заклинаний видимы даже со стороны и не летают со скоростью света, как положено свету, а ползают, как в замедленной съёмке. К глубокому моему сожалению, времени на выяснение этого вопроса нет, потому что я вот-вот пересеку Грань.

Последний отведённый мне квант жизни я вдруг задаюсь вопросом — а кто, Мордред подери, виноват в том, что я добровольно положил свою дурную голову на алтаре волшебного мира? Во имя чего? Общего Блага? Почему я, а не кто-то другой? Кто выбрал меня в Спасители — идти умирать, если даже родители учеников Хогвартса в Битве не участвуют?

Почему последний Поттер должен закончить свой Род, презренный предками, не прожив свою молодую жизнь, не познав любви, не поцеловав одну лохматую девушку там, в палатке…

Что от обывателей волшебного мира получил я, чтобы согласиться на самопожертвование? «Придурок потому что, не так ли, Поттер?» — звучит хриплый голос в моей голове и я падаю вперёд, ослеплённый огненным зелёным заревом. Наступает кромешная тьма.

«Вот так вот, Поттер, выглядит потусторонний мир…» — пролетает последняя мысль и я отключаюсь.

Ага, ага! Как бы не так!

Там меня ждёт бородатый дедуля, который, оказывается, может запросто так ворваться в моё посмертие через целый год после своей смерти. Запах убойный. Что-то здесь протухло и… верещит.

Верещал хоркрукс Тома Риддла. Так мне говорит дедуля Дамблдор, мерцая голубенькими глазками БЕЗ очков-половинок. И вещает, вещает…

В конце концов я, плюнув на доставучего, надоевшего ещё в школе дедушку, забираю верещащего монстрика, поднимаюсь в вагон длинного состава единственного на призрачном вокзале поезда и… Вспышка!

Я пробуждаюсь.

Над собой вижу деревянный скат лестниц чулана в доме тётки Петунии.

Вроде, согласно внушениям ДДД, в конце путешествия на том поезде, я встречусь с родителями. Но меня ждёт встреча опять с тётей Петунией, чтобы ей не кашлялось. И с Верноном и Дадли в довесок.

Ущипнув себя, я ойкнул от боли. Живой. Блин!

Я в собственном кошмаре или Ад мне мстит?

Через восемь лет. Опять Последняя Битва …

— Значит, я умер, профессор? — спрашиваю я директора Дамблдора, встретив того во второй раз на том же призрачном вокзале. На этот раз перед моим суженным ненавистью, испытующим взглядом не дряхлый старик, как в тот — первый — раз, а здоровый и цветущий на вид бодрячок. Для своих ста лет, конечно. Но, всё-таки!

Тот улыбается, мерцая загадочно оксигено-синими зенками, и отвечает мне так же, как и в тот первый раз, загадочно и неопределённо.

Но почему я опять докатился до этого места? Как допустил такое, я придурок, что ли? Жил себе, как мне казалось, спокойно, сторонился приключений… Ни с кем особо не дружил.

А теперь я вижу, что всё было зря. Я где-то и когда-то — у меня не было этих воспоминаний — опять соскочил на старые грабли и снова оказался на обычном месте в обычное время? Или танец на граблях — это мой национальный, Поттеровский танец?

— И да, и нет, мой мальчик, — вещает дедуля и гладит своей правой — чистой и здоровой с виду — рукой стянутую хвостиком белую бороду. Э-э-эх-х… — Если захочешь вернуться обратно, ты должен поклясться мне, что завершишь дело по устранению угрозы волшебного мира в лице Волдеморта. Иному не быть!

Я смотрю на верещащего под скамейкой монстрика — осколка когда-то недурственного мага Томаса Риддла — и думаю какова будет судьба хоркрукса. Поднимет ли кто-то кусочек его души на поезд и сопроводит в Ад? Не Альбус ли Дамблдор сделает это? А.Д. Ха!

— А, если твой выбор будет другим, — продолжает дудеть дедуля, — можешь подняться на поезд и он увезёт тебя к тем, кто уже ушёл из жизни, но продолжают любить тебя.

На этот раз благостный голос старого манипулятора не вводит меня в искушение. Я выбираю возвращение в мир живых.

Уничтожив Волдеморта на глазах сотни людей, я доказал всему волшебному миру, что я действительно бесстрашный и беспощадный герой, достойный уважения и почёта.

Закончив своё предначертанное Пророчеством дело, в дальнейшем я намеревался прожить свою жизнь припеваючи. В собственном удовольствии и холостом состоянии транжирить своё наследство, никому не подчиняться, не позволяя никому указывать мне место и что, как и сколько раз в день делать.

Но!

Я пожалел семейку Уизли. И прогадал, явившись вечером того же дня, сразу после Битвы в Нору, чтобы высказать этим добрым, по-моему тогдашнему мнению, людям свои соболезнования по поводу смерти Фреда. Людям, преданным Свету, честным, дружным и дружелюбным. Да-да.

Много позже, вернувшись на точку старта, я понял, что они становятся дружными только когда это им выгодно.

Но это будет в новом прошлом.

А сейчас, на следующие несколько лет — двадцать, тридцать или пятьдесят — сам не знаю сколько, я продолжил жить как в тумане. Я делал только две вещи — ходил на работу и слушался жены. Рядом бегали какие-то дети, якобы мои — жена так меня уверяла, но разве я стал бы называть сыновей этими несовместимыми с моей… с моими жизнями, именами нет? Джеймс-Сириус, например. Кто были мне эти двое — отец и крёстный? Да что вы говорите? Повторите, пожалуйста, ещё раз, но медленнее!

Джеймс — это имя моего отца кровного, я проверялся в Гринготтсе. Однако, будьте добры, подскажите мне, если сможете, как этот персонаж проявил себя в качестве родного отца? Выбором для своей семьи с маленьким ребёнком — мной! — места проживания в центре, ну, скажем так, войны? Да вы в своём уме? Когда вся планета тебе доступна, у тебя есть деньги, ты можешь в любой момент выпорхнуть из «горячей» точки! Но ты — нет, ты остаёшься, РАБОТАЕШЬ, хотя в этом нет необходимости… Да что говорить!

Или возьмём этого придурка Сириуса — крёстного отца моего — тоже проверял. Мда-а-а-а… Там, вообще, всё глухо и глубоко подозрительно. Не скажу, что за гранью нормальности — это выражение слабо отражает действительность. Там будет глубокая психиатрия, вот это правильное определение поведения данного друга моего отца.

Поняли, о чём идет речь? Не поняли? Тогда посмотрим на имена второго моего сына — Альбуса-Северуса. Ва-а-а-а!.. Разбор полётов, я думаю, делать не надо. Задаюсь вопросом, которой из частей моего организма я выбирал эти имена, и ответов не нахожу. Это до сих пор так и остаётся за гранью моего понимания. Другим вариантом имён моих сыновей — чтобы доказать мою тогдашнюю неспособность рассуждать и принимать правильные решения — был бы «Люциус-Дракон». Или «Геллерт-Волдеморт». Из той же серии, да?

Была у меня и дочка. Вроде. Полностью рыжая, как Рон. Словно она его, а не моя дочь. В ней не было ничего из моей внешности, в разрез с тем, что там говорят — и это не просто слова — что девочки похожи на своих отцов. Мальчики, хотя бы что-то от меня взяли. Не могу отрицать, что торчащие во все стороны лохмы коричневого цвета Джеймса, это моих… хе-хех, «рук» дело. Зелёные, как у меня глаза Альба, «папкины». Про мои говорили «мамкины». То есть, эти двое были мои с большой вероятностью. Но Лили… там у меня глубокие и обоснованные по-моему, сомнения. И подозрения. И отвращение.

Кто был мне женой? А у кого-то возникают сомнения на этот счёт?

Та, что порхала вокруг меня как шелковистая бабочка, пока я не подписал ей доверенность на все мои счета в Гринготтсе — мои личные и унаследованные от предков.

Однажды вечером, поужинав кое-как стряпнёй-баландой от Джинни, я лёг спать дома, а утром проснулся…

… в чулане под лестницей.

На этот раз, поняв, что моя жизнь началась по третьему кругу, я решил поступить умнее. Взял метод Гермионы заранее всё планировать, так сказать, на вооружение.

Два дня всё свободное от работы по дому время я потратил на разборку двух своих похеренных жизней.

Во-первых, я задался вопросом: что, к Мордреду и всей его шайке, происходит со мной? И во-вторых, почему я уже второй раз не умираю, как любой порядочный человек, а возвращаюсь в эту точку начальнего старта? Что в ней для меня столь важно?

Потом подбадриваю сам себя мыслью, что момент возврата во времени выбран не случайно. Представив себе, что просыпался в том же чулане в своём трёхлетнем теле и меня тряхнуло от ужаса. Тогда была бы полнейшая ж—а, простите мой французский. Или в любой момент после моего первого похода на Косой переулок, когда Хагрид порядочно так прошёлся по моим мозгам. Понимаю, понимаю…

Да ничегошеньки я не понимаю!

Потому, что в мою голову прокрадывается и медленно оформляется следствие моего первого вопроса — кто всё это устраивает? Петля эта, во времени которая.

Но пока у меня ответов нет. Ни на первый, ни на второй вопрос.

Я, оставив поиски и размышления на потом, занялся старательно, в две колонки записывать основные вехи прожитых годов, сравнивая их. Типа — отношения с родственниками, получение письма-приглашения в Хогвартс, встреча с Хагридом и поход на Косую, в Гринготтс. Первая встреча с Уизлями, распределение, выбор друзей и так далее, и тому подобное. Вывод, сделанный мной при сравнении ключевых моментов двух прожитых жизней и моё поведение во время этих прохождений, удручил меня — я точь в точь, до рокового выбора, сделанного мною на Призрачном вокзале, повторил свои первые ошибки.

Точь в точь, Карл! Словно кто-то стёр волшебной палочкой из моей головушки все знания, накопленные мною во время первой жизни. И это прозрение пришло ко мне только сейчас, когда нелепо я умер во второй раз. Я вспоминал всю свою первую коротенькую, и вторую свою — уже более длинную, жизнь… Вспомина… А!

Стоп!

Стёр волшебной палочкой, я сказал?

Давай скажем это вслух:

— Кто-то поигрался с моей памятью в обоих случаях, чтобы в моей голове не возникали сомнения, вредные рассуждения, детское упрямство и лишняя самостоятельность. Чтобы всё шло по плану… — Конец предложения я выговорил уже более медленно, — согласно Всеобщего блага.

Сразу увидел в своих воспоминаниях личность этого «Мастера волшебной палочки» и «Повелителя памяти» одновременно. Это был ни кто иной, а ОН, Альбус Дамблдор — директор Хогвартса. Только у него была возможность совершать это беззаконие безнаказанно — играться с сознанием любого ученика. Ибо только у него все необходимое рычаги есть — и положение, и сила, и палочка, и закон на его стороне и не коснётся его. Потому, что он и есть Закон. Хотя бы на время моих первых четырёх лет обучения. Потом, в обоих случаях, его отстраняли с постов Верховного Чародея Визенгамота и Председателя МКМ.

Но директором Хогвартса он оставался до конца жизни! Да? Да.

Вывод какой?

Ломать его планы на этот раз каждый раз, в любой момент и по-любому.

Для начала, получив письмо из Хогвартса, я сразу объявил родственникам, что это будет не последнее письмо ОТТУДА. Им нечего волноваться и бояться. Избежать неприятностей так или иначе им не позволят — так, что надо встречать врагов во всеоружии. Дядя Вернон проникся моим запалом и невиданной отвагой и немедленно купил себе охотничую двухстволку. Для слонов, по моей наводке. И мы затаились в засаде на Тисовой.

Письма приходили и приходили, совы засрали всю Тисовую вдоль и поперёк, но мы — Дурсли и я — делали круглые глаза и объясняли всё это просмотренным на Дискавери-ТВ перелётом диких птиц.

Дурсли осуждающе поджимали губы и смотрели на меня с неодобрением. А что? Что я смог бы сделать? То есть, я им всё о себе рассказал.

Родственники заценили мой рассказ о моих уже прожитых жизнях, дядя ругался и ворчал, Дадли дивился, но молчал, а тётя… Ну, что тётя? Сжав губы в ленточку, она ушла в свои депрессивные мысли, кидая в мою сторону гневные взгляды. Я обещал ей, что — дай, бог, чтобы всё прошло по плану — уберусь с их глаз долой и навсегда. То есть, отпущу их, чтобы те убрались от всех опасностей, связанных с моим присутствием рядом с ними. Дурсли обещали продать мне свой дом со скидкой и улететь, оставив мне флакончики со своей кровью. Для конспирации.

На Тисовой Хагрид появился аккурат в полночь тридцать первого июля. Во время адской бури с молниями, ливнем и запахом озона. Хотя, рядом с Хагридом даже запах амбре потерялся бы, как более несущественный.

Вечером, поужинав пораньше, мы отправились спать по спальням — тётя с дядей в свою, мы с Дадли в сдвоенную детскую комнату. Дадли в большую, я — в соседнюю, отделённую от первой тоненькой перегородкой из досок. Я попросил тётю и кузена не высовываться, пока мы с дядей Верноном не закончим задуманное.

Погода этой ночью, как я упоминал, была предсказуема и повторилась по третьему кругу — то есть, разразился шторм. Пока всё остальное, кроме факта, что мы не на удалённом острове, а у нас дома, ожидаем незваного гостя, совпадало с пережитым мною. Но, выбор был сделан другой, а дальше…

В полночь, выспавшись уже, мы с дядей присели на диване, заранее передвинутом нами напротив входной двери, и ждали появление школьного лесника.

И тот не задержался. Вслед за блеснувшей молнией и раскатом грома последовали мощные удары по входной двери. Удары повторились и деревянная рама начала скрипеть и разваливаться. Дядя Вернон дёрнулся было встать с места и открыть дверь, но я положил ладонь поверх его руки с ружьём и он, скосив взгляд в мою сторону, напрягся, как натянутая пружина. В свете грянувшей молнии его лицо было бледным до посинения.

— Шу! — прошептал я, поставив палец перед ртом. Тот кивнул и снова затих.

Новую серию ударов наша дверь не выдержала и рухнула внутрь, освобождая вход незванному посетителю к нам в дом.

Он был таким же огромным, лохматым и устрашающим, каким я помнил его с первой нашей встречи. Я заранее предупредил дядю Верона, кого нам ждать — в общей сложности, гуманоида трёхметрового роста — но, увидев его истинный вид, он весь затрясся. Зверь был страшным дикарём, рычащим что-то малопонятное. И был одет в намокшую лохматую шкуру. Запах от него шёл убойный. И он имел наглость или тупость переступить порог и войти, как к себе домой.

Я убрал ладонь с руки дяди Вернона и тот, не особо колеблясь, поднял ружьё и пальнул им по чудовищу из обоих стволов. Хагрид охнул, схватился за горло и рухнул плашмя назад, образовав собой огромную кучу на полу. Рыгнул кровью, прохрипел два раза и притих.

Я быстро спохватился и включил электричество.

На цыпочках мы с дядей приблизились к этой куче и он толкнул тело рукой. Никакой реакции со стороны визитёра нашего незваного. Какая тут реакция, если на груди у полувеликана зияла огромная, рваная и кровавая дыра, в глубине которой ничего не шевелилось. Сердце, например.

Я блеванул в сторону, пока дядя Вернон просто икал в попытке глотнуть воздуха.

Ещё бы! Он пристрелил Хагрида с первой пули. Имел полное на то право. Я молча ухмыльнулся, пристрелить с расстояния под два метра мишень в три квадратных метра площадью, это не какое-то там выдающееся мастерство стрельбы.

Успокоившись, я по-новому всмотрелся в черты трупа. Нда-а-а, тоже мне будущий профессор Хогвартса! На полу лежало существо, более похожее на представителя первобытного общества неандертальцев в шубе из шкурок разных животных. Очень мёртвого представителя.

— Звоним в полицию! Немедленно! — прозвучал с лестницы голос тёти Петунии и мы с дядей аж подскочили от неожиданности.

И дальше закрутилось…

Но, можно рассказать дальнейшие события и покороче.

Полиция появилась на пятую минуту, скорая догнала её во время парковки.

И тогда я — бывалый руководитель Аврората, помня номер особого телефона, находящегося в комнате дежурящих в Министерстве магии авроров, включился.

Дёрнув за руку старшего из полицейских, я сказал ему три особых кодовых слова для связи между обоими мирами. Почему его и почему так наугад? Никакого «наугад», я увидел, что он не обычный человек, а сквиб. То есть, рассудил я, прибыл он в составе полицейского наряда не случайно, а намерено. Тот, услышав кодовые слова, вытаращился, но пришёл в себя быстро. И немедля позвонил с нашего телефонного аппарата по номеру, продиктованному мной.

Через три минуты на улице прозвучали хлопки аппарации. Прибыла четвёрка авроров в алых мантиях, троих из которых я помнил. Самого старшего я никогда в старой жизни не видел.

Авроры немедленно принялись за работу, начали махать палочками и всё вошло в рутину.

Обычным полицейским и парамедикам стёрли память за последний час, только уполномоченному старшему оставили память нетронутой. Тот, озвучив свою фамилию, оказался сквибом из хорошей чистокровной семьи.

На этом месте сделаю небольшое уточнение — скажу это прямо — не верьте байкам, что волшебники сплошь и рядом страдают дебилизмом и бессердечием, выбрасывая своих беспомощных детей в маггловский мир одних, на произвол судьбы. Сквибы тоже потомки, носители наследственности и в правах не ограничены. Потому, что часто — не скажу, что на десять из десяти случаев — они рожают маленьких магов.

Забрав останки Хагрида, восстановив разрушения нашего дома, аврор-руководитель боевой четвёрки объявил, что нам полагается выплата некоей суммы из штрафа, который изымут из денежных средств, определяемых Министерством для школы. За несанкционированное, не во время, проникновение в дом, в котором проживает знаменитый на весь волшебный мир МКВ. С родственниками.

— Ха-ха-ха, — захихикал я, — долек поменьше придётся жрать Дамблдору в этом году.

Авроры все до одного ухмыльнулись сначала, а потом очень заинтересовались моим таким подробным знакомством с данным волшебником.

— А я его никогда, повторяю — НИКОГДА — не видел, — посерьёзнел я.

— А откуда такие вещи знаешь, малёк? — спросил их старший, имя которого я не знал. По-моему, он уволился или не дожил до того времени, когда я в прошлой жизни поступил в Аврорат.

— Я Поттер, сэр! — подобрался я, вытянувшись в струнку. — Как могу не знать своих врагов, хотя бы по имени.

— Врагов? — удивился старший аврор. — Ты сейчас профессора Дамблдора врагом назвал? Он, как я помню, твой опекун!

— О-о-о, нет! Вы глубоко ошибаетесь, сэр! — возразила внезапно моя тётя. — Мне моя сестра ещё летом, перед самой своей гибелью, документы на опекунство Гарри прислала. Подписанные Джеймсом Поттером, её законным мужем, заверенные и вашим Визенгамотом, и Гринготтсом…

— Но вы простая маггла! — воскликнул другой из авроров, я знал его фамилию — Питерсон.

— Не, не маггла. Я сквиб. Сильный, — воскликнула тётя и сверкнула глазами. — Мой сын тоже.

— Оу! Это меняет ситуацию в разы, мэм…

— Расисты! — рявкнула тётя. — Забирайте этого орка из моего дома и катитесь на все четыре стороны света. Не забудьте внести штраф на счёт моего племянника Гарри Поттера. Иначе…

Она не закончила своей угрозы, но четвёрка авроров вдруг заторопилась поднять труп Хагрида в воздух и отбыть в Министерство магии. Но я вдруг вспомнил:

— Стойте! — крикнул я. — Я должен забрать ключ к моему детскому сейфу, господа.

Пока говорил, я начал рыться в карманах необъятной, вонючей шубы полувеликана.

По полу рассыпался всякий хлам — корочки хлеба, подгнившие овощи, две мыши, огромный клетчатый носовой платок…

— О! А вот и он, мой золотой ключик. Возьму его. Возьму и эти золотые и серебряные кругляшки в качестве компенсации за нервы… Смотрите, здесь спит совушка. Что с ней делать, отпустить?

Утром на Тисовую прибыла строгая профессор Минерва Макгонагалл. Такая, какой я её помнил — пожилая тётка, одетая в застёгнутый до подбородка костюм в шотландскую клетку. Заговорила она только со мной. Членов семьи Дурсль, застигнутых во время завтрака, она старательно не замечала.

— Мистер Поттер, почему вы не ответили на письмо из Хогвартса. Летом, знаете ли, нам отпуск положен, а я на целую неделю задержалась в ожидании вашего ответа!

До Хогвартса, я так понимаю, наши полночные перипетии — с фатальным для Хагрида результатом — ещё не дошли. Она смотрела суженными, сердитыми глазами, но там обвинения насчёт убийства школьного лесника не было. Пока что. Дальше будет по-другому.

— Ответ вам, мэм, я отправил ещё на первое письмо! — возразил я. — Но ваши уведомления приходили и приходили нескончаемым потоком. Совы эти засрали все машины на нашей улице. Нам с Дадли приходилось чистить и собирать весь совиный помёт… Вам не стыдно создавать мне такие сложности?

— Я не знаю, что и куда вы отправили, мистер Поттер, но я ваше согласие на обучение в Хогвартс не получила, — стиснув губы в ниточку, с хмурым видом ответила она.

В разговор вмешался мистер Дурсль:

— Мадам, — холодно начал он — в чём вы нашего племянника и нас в том числе обвиняете? Он не ваш ещё ученик, так, что убавьте свой запал. И не с ним, а с нами, его опекунами, надо общаться, нет? Такие в вашем дурацком мире порядки или вы делаете исключение в нём? — Профессор Макгонагал вся напыжилась возражать, я даже заметил несколько красных искорок, вылетевших из правого рукава её пиджака. Но дядю Вернона так просто не остановить. — Глядя на полное отсутствие воспитания у вас, как могу я доверить вам своего племянника? Если все учителя в этом вашем хвалёном Хогвартсе такие, как вы, я своего единственного племянника с вами не отпущу. Как я узнал, Хогвартс не единственная в мире волшебная школа, раз так племяннику нужно научиться владеть своим даром. Прощайте. Выход там.

Пожилая дама вся покрылась красными пятнами от возмущения. Она вытащила из рукава пиджака длинную деревяшку, приготовившись взмахнуть ею. Но Дадли изловчился прокрасться сзади и одним движением забрал деревянную палочку у неё из рук.

Из кончика палочки выстрелил целый сноп зелёных и серебряных звёздочек.

— Дад, дай мне попробовать! — восторженно крикнул я и взял у него палочку. В моих руках она аж завибрировала, обдав всё вокруг фонтаном серебряных искр. — Ого-гооо!

— Гарри, Дадли! — воскликнула миссис Дурсль. — Что вы себе позволяете? Верните пожилой женщине её волшебную палочку! Немедленно! И извинитесь!

— А она почему так с нами, ма? — возразил мой кузен. — И смотри, меня её палочка слушается. Гарри, что это означает?

Я улыбнулся шальной улыбкой.

— Означает, что ты не сквиб, а волшебник, Дад!

Короче. Я ломал канон всеми возможными средствами. На Косую в сопровождении Маккошки, отправились мы с Дадли оба. В Гринготтсе я предъявил гоблину свой золотой ключик и сразу пожелал, чтобы мне представили отчёт о движении моих средств за последние десяти лет.

Всё шло по-новому и я думал, что — всё! Конец влияния одного длиннобородого вора на мою жизнь. И в Хогвартсе мне будет легче, когда рядом со мной всё время будет родной человек, кузен Дадли. Мы закупились вдвойне — книги, мантии, школьные сундуки, палочки и так далее. И Макгонагалл не поскупилась и подробно описала, как нам добраться до платформы 9 ¾.

Но!

Ночью, пока мы на Тисовой спали сном праведников, в дом явился один белый песец по имени А.П.Б.В.Д. и поколдовал палочкой. Очевидно, его волшебство на меня не подействовало, но родственникам досталось по-полной.

Утром они меня уже ненавидели всей душой, а я проснулся в чулане и так далее.

Вплоть до платформы 9 ¾. Там меня в засаде поджидала свора рыжих шакалов, но я был настороже и прошмыгнул мимо них. Неопознанный потому, что на моей голове красовался блондинистый вихрастый парик, а я был одет несколько артистично. В ярко красные шорты с гавайским принтом и жёлтую футболку. Солнцезащитные авиаторские очки закрывали у меня поллица, пока я бодро шлёпал по перрону сине-красными вьетнамками. Волочил я за собой белый лакированный чемодан на колёсиках, а на шее у меня висела такая же белая змея-альбинос.

Увидев меня, Уизли шарахнулись во все стороны, как от чумного.

Распределился я на Рейвенкло, постаравшись переманить с собой и Гермиону.

На эту девушку я имел виды ещё с первой жизни. Она была умней меня, собранней, целеустремлённней. Умный мужчина, согласно тёте Петунии — когда мы с ней всё ещё разговаривали, то есть, прежде, чем полярный песец к нам явился глубокой ночью — старается завести отношения с женщиной, превосходящей его во всём. Или почти во всём. Чтобы её успехи задевали его мужскую гордость и у него появлялся стимул превозмогать, чтобы подняться до её уровня.

С другой стороны умные девушки, на уровне инстинкта, выбирают себе не альфа-самцов. Те их не ценят. Они выбирают себе парней, перед которыми могут блеснуть.

И ещё, моя тётя, шутя, говорила, что умная девушка смеётся, когда её парень шутит. А не начинает шутить сама. Гермиона отвечала всем критериям тёти на название «умница и красавица». Из всех знакомых мне девушек она была всех умней, начитанней всех.

Но в моей второй (вероятно и в первой) жизни она сглупила, выбрав из всех лохов вокруг себя, самого лошистого. Веря, что её миссионерский задор своё сделает, она выбрала себе самое непреодолимое для любой напористой девушки призвание — перевоспитать свинью в человека. Хе-хе. Дура.

На этот раз я закадрил её ещё в поезде и не позволил ей отдалиться от меня ни на шаг до самой Последней битвы. Пройдя все курсы обучения с более или менее успешным разрушением планов директора Дамблдора, я в конце опять оказался на Призрачном вокзале.

Опять выбрал вернуться обратно в жизнь, убил лорда Волдеморта и, взяв Гермиону за ручку, отбыл в своё родовое поместье, заключать с ней магический брак.

Дальше всё было, вроде бы хорошо.

Но мы остались одни в волшебном мире Британии. Одинокие изгои.

Чопорное английское магическое общество не простило своему Герою и Спасителю мезальянс — брак с обычной грязнокровкой. Ведь, их дочки-дурнушки остались ни с чем.

И перед нами закрылись двери чистокровной волшебной знати.

На наших с Гермионой детях с рождения прилипло прозвище «полукровка» и мой род скатился вниз, несмотря на мои и Гермионы значимые успехи. Её, при этом в очень молодом возрасте — в Чарах и Нумерологии, мои — в Артефакторике и вдруг, в более поздние годы, в Зельеварении. Наши дети, отправившись в школу и узнав общее настроение волшебного общества ко мне — неожиданно на меня обиделись, невзлюбили, а позже и вовсю перестали меня посещать. Когда моя жена Гермиона не справишись с эмоциональной нагрузкой, непринятием нашего с ней брака, косыми взглядами чопорных чистокровных дамочек на наших детей, заболела и слишком рано оставила меня одного. Умерла в состоянии глубокой депрессии, отправившись в своё посмертное — дай, Мерлин, позитивное и интересное — приключение.

Умер я одиноким больным стариком за сто лет в поместье Поттеров. Не в окружении своих потомков, а в окружении одних плачущих домовиков.

Разбудил меня дикий, знакомый и надоевший до зелёных чертей визг сверху.

Я опять в чулане.

Да что ж это такое, а?

А, это мой кузен Дадли слонопотамом бежит вниз по лестнице прямо на кухню, причитая и жалуясь родителям, что нашему общему однокласснику Пирсу Полкиссу на днюху приставку к телику подарили. И Пирс, не умолкая, рассказывает и рассказывает, как здорово он играет во всякие игры, проходит уровни и побеждает.

А ему, Дадлику, одни только велосипеды, да конструкторы «Лего» с вертолётиками на дистанционном управлении… Ага-ага, и ещё эти тупые книги-игры девочки из нашего класса дарят, которые надо читать, изучать, морочиться… Разве мама с папой забыли, что их Дадлик должен среди пацанов быть круче всех, а не ошиваться в одном ряду с девочками, которые в приставках вообще не шарят. Вот, поэтому книги читают. Дуры!

Я снова вернулся сюда, аккурат в вечер нашего с кузеном одиннадцатилетия. Или кто-то неведомый меня вернул, высшая сила какая-то со мной играется. А этот момент — моё пробуждение в чулане в день рождения Дадли — это некая возвратная точка в моей жизни. Не в мой день рождения, например… Как в тех задачках, которые мы проходим по математике, где некий печальный мотоциклист начинает отсчитывать время, когда находится в пятидесяти метрах от дома, а не когда чай пьёт на кухне, например. Потому, что там, на тех злополучных пятидесяти метрах от дома живёт его девушка? Но это в задачке не прояснялось.

И почему я не проснулся от криков тётушки Петунии, как обычно, и не встречаюсь с Дадли, стоя уже за плитой? Что-то не то получается.

Хм, интересно. Тихо одеваясь, я навострил слух и вслушался в жалобы кузена.

Вдруг в мой мозг врезается что-то сказанное Дадли — он упомянул какие-то книги-игры, о которых, признаюсь, я слышал впервые. Что за книги такие, игры которые? С миром компьютерных игр я хорошо знаком потому, что в моей третьей жизни, с Гермионой, я погрузился в мир магглов. Первый комп появился у нас дома сразу после Миллениума, как у всех людей, между прочим.

А потом я вернулся к тому факту, что моя новая жизнь, хоть и начинается с того же самого момента, но точка нового витка совпадает с прежними только по календарю, а не по начальным условиям тоже. Это говорит о том, что раз прожитую мною жизнь я меняю, не повторяя свою первую — назову её канонной — жизнь точь в точь, то это как-то влияет на следующую? Например, в начальных условиях. Но не настолько, чтобы можно было сказать, что я вернулся в другой момент жизни. Как например сейчас — я не на кухне, а в чулане, не готовлю завтрак, пока Дадли распаковывал свои подарки на День рождения, а спокойно одеваюсь, занимаюсь утренними делами… Сведения об этих самых книгах-играх, которых так отторгает от себя мой кузен, идут для меня бонусом?

Позволяет ли это мне менять более глубоко следующие свои годы, всю свою жизнь?

Странно. Следует поразмышлять в этом направлении.

Но сами книги-игры меня озадачили. Это навело меня на идею не делать разные сравнительные списки из фактов пройденных жизней, а… что?

Надо эту мелькнувшую в моей голове идею обдумать позже, как только выпровожу родственников в зоопарк. Ездить туда мне надоело, встречаться и разговаривать с бесполезным удавом — тем более. Пора отправиться на кухню и разузнать обстоятельства моей новой жизни.

Но меня застали врасплох, если можно так сказать. Стоило мне отойти от двери чулана, как на меня стайкой птиц налетела разорванная на три части, брошенная Дадлидумсом книжка. Сам он пробежал мимо меня, даже не заметив, весь покрасневший, заплаканный. За его уходом следили из-за распахнутой двери кухни его ошарашенные родители.

Я на автомате поднял руку навстречу летящим кускам книжки и влил в них чуточку магии. В ноги ко мне спланировала уже отрепаренная, целая книга.

Магия была при мне, в чём я этим инстинктивным жестом удостоверился. И я владел ею, беспалочковой невербальной, в полном объёме. Да, да! Я согнулся и поднял книжку в пёстрой обложке, прочитав заголовок. «Лабиринт времени» — интересно. Выпрямившись, я посмотрел на побледневшую тётю. Та дышала как вытащенная из воды рыба, так же выпучив глаза. Ну и ну!

Но молчала. Странно. Я спокойно бросил книжку на тахту, где спал, закрыл дверь чулана и потопал на кухню, где за столом сидел очень сердитый дядя Вернон. Увидев меня, он засопел и кивнул мне в сторону плиты. Ну, ладно. Криков нет, и на том спасибо.

Я быстро сделал ему крепкий кофе и заварил воды для чая. Несколько кусков бекона, несколько яиц, поджаренный в тостере хлеб и мы оба принялись завтракать. Тётя Петуния осталась у шкафа стоять истуканом, не нарушая тишины.

Вдруг дядя Вернон подал голос:

— Ты опять сделал свои штучки, верно?

Дядя был недовольный, но спокойный.

— Это происходит непроизвольно, дядя, — начал оправдываться я, осознав, что на этот раз наш особый разговор пройдёт гораздо раньше. Вечером.

Дальше я позволил событиям следовать своей чередой, только в зоопарк я отказался ехать. Остался дома и начал изучать книжку, брошенную Дадли.

О кузене что сказать — избаловали его родители до нельзя. Потому, что на другой день дядя Вернон принёс домой красиво упакованную коробку и прямо у входной двери подал её сы́ночке. Тот, разорвав яркую, украшенную звёздочками подарочную бумагу, заорал как бегемот в гоне, подпрыгивая с тяжеловесной грацией. Поцеловав коробку, он сразу побежал наверх, подключать к личному телику в своей комнате вожделенную телевизионную приставку.

С этого дня Дадли на всё лето прилип к телику, забыв обо всём на свете. Даже к ужину, что было настоящее чудо, забывал появляться вовремя. Настолько его сознанием завладели всякие там стрелялки-догонялки.

А я тем временем занимался книгой-игрой под названием «Лабиринт времени». Это, надо признать, была удивительная вещь. Совершенно необычная, никогда раньше не виданная мной история, которая развивалась во множестве направлений, согласно выбору читателя. Конец мог наступить в любой момент сюжета, быть разным, а сама история могла пойти по нескольким, совершенно разным разветвлениям. Ничего общего с теми компьютерными играми, которые на некоторое время пленили моё воображение. Half-Life, Counter-Strike, Diablo, Lord of Destruction, World of Warcraft и конечно Gothic.

Но это было более доступно, не нужен был телевизор, компьютер или телефон. Сидишь, читаешь, двигаешься по тексту. Короче, в самом начале книжки была описана коротенькая история — что можно по максимуму ожидать. Хотя сюжет мог развиваться по разному и закончиться по всякому, включая смерть главного игрока. Всё зависело от выбора самого читателя. К середине книжки была прикреплена сложенная вчетверо карта-маршрут на твёрдом картоне, по которой двигался игрок. Маршрут игрока проходил последовательно через каждую страницу этой карты. В Правилах игры указывалось, что игрок может попасть на конкретное поле карты в зависимости от выпавших точек игрального кубика.

Коробку с фигуркой игрока, самим игральным кубиком и колодой странных карт с нарисованными на них предметами — ознакомление с ними я оставил на попозже — я нашёл брошенной под стол на кухне.

По линии маршрута были нарисованы кружочки разного цвета — красного, зелёного или жёлтого. В них были циферки, а ещё — отклонения маршрута, тупиковые ветви, западни… Всё было настолько запутано, что без книжки никак не разобраться было. Что получает игрок, когда попадает на эти обозначенные разными цветами кружочки, пояснялось в книжке. Некоторые из полей были временны́ми переходами — вперёд или назад во времени. Игрок должен был собрать определённое количество артефактов, убить несколько чудовищ и спасти принцессу.

Принцессу!

В коробке нашлись и фигурки чудовищ, маленькие деревья, позолоченный шарик, чёрный шелковый плащ, посох, рыцарские доспехи, шлем, меч, алебарда, щит, сапоги со шпорами и всякое такое к фигурке игрока. Кроме того, на каждой из карт был напечатан небольшой текст с дополнительными инструкциями — что она даёт игроку в комплекте с тем или другим выигранным предметом. Одна из карт была позолоченной с изображённой на ней сказочной темноволосой принцессой, которую в процессе игры надо было найти и спасти, убив всех чудовищ.

За две недели я успел пройти игру, освободив принцессу, несколько раз успешно, и много-много раз — безуспешно. В смысле, я сознательно искал разные варианты игры, выбрав неправильную дорогу.

В конце процесса изучения этой книжки я сделал очень важный вывод для себя.

Со мной тоже — с большой долей вероятности — играют в странную игру, в которой я являюсь игроком, фигуркой. Но кто, кто играет в игру под названием «Гарри Поттер и его погубленная жизнь»?

Пройдя пару раз книгу-игру, я, наконец, примирился со своей судьбой. А почему нет? Если ничего в ней не изменить, почему бы не насладиться шансом пожить ещё раз, запутать все планы бородатого мошенника, засевшего, как паук, в Хогвартсе? Найти принцессу…

И на кой чёрт мне принцесса нужна, чтобы спасать её от дракона? Нужна ли мне эта самая принцесса в качестве жены или можно только наблюдать за ней после спасения издалека и молча воздыхать? Задавая себе эти вопросы, вместе с самим фактом супружества, я стал рассуждать, действительно ли мне необходимо преодолевать столько препятствий, побеждать стольких монстров лишь для того, чтобы в жены мне досталась принцесса? Что такое ценное в принцессах есть, что в остальных девочках нет? И откуда её взять, как выявить?

Чтобы поглубже сориентироваться в новом для меня мире книг-игр, я отправился на разведку в городскую библиотеку. И был очень приятно удивлён. Там мне показали целую полку не очень толстых книжек в мягких, но красиво разрисованных переплётах. Основными читателями этих книжек были мальчишки, а они, по своей природе, редко бывают бережливы. Поэтому издатели не заморачивались дорогими изданиями для широкого потребления. Но какой выбор! «Не смотри назад», «Падшие ангелы», «Проблеск», «Генезис», э-э-эх.

Ещё на две недели я был потерян для мира и для своих родственников тоже. Те, узнав тайну о прожитых мною жизнях, несколько отгородились от меня. Боялись, что ли? Немедленно переселив меня во вторую детскую комнату, ко мне они стали относиться… хм, вежливо. Приодели, подкормили, оставили в покое. За месяц я стал похож на человека моего возраста.

Но так и не ответил себе на вопрос: что такое принцесса и чем она так важна?

Вопросы, вопросы… Да без ответов на них.

Я настолько этим вопросом озадачился, что однажды, оставшись с тётей Петунией наедине на кухне, не удержался и спросил у неё. Та безмерно удивилась, аж перестала месить тесто руками. Уставившись в меня квадратными глазами, она спросила:

— Откуда у тебя, в твоём возрасте, такие вопросы? — А потом, вспомнив КТО я, вдруг быстро-быстро заморгала. — Разве сам ты не понял ещё, после всего пережитого тобой? И что тебя конкретно интересует?

— Чем обычные девочки от принцесс отличаются, тётя?

Мысли тёти Петунии читались на её лице, как раскрытая книга. Ей не хотелось отвечать, но потом задумалась. Дадли тоже пацан, вдруг он тоже спросит у неё, а она не готова отвечать сыну. Очевидно, она представила себе нас с кузеном, возмужавших, у себя на кухне и вздрогнула.

Потом опять вздрогнула, посмотрев другим взглядом на меня, такого маленького с виду, и прикрыла свой рот испачканной тестом ладонью. Наконец, она заметила, ЧЕМ я занимался, пока сидел напротив неё, скрестив по-детски тонкие руки под столом. А тем временем нож, повинуясь моему желанию, сам резал лук для начинки!

Тётя Петуния ахнула, обратив внимание на моё безмолвное колдовство и в её голове шарики-да-ролики быстренько завертелись. Я буквально видел её страхи, как вдруг, однажды утром — или вечером, раздастся звонок в дверь, они с Верноном откроют, а там — Я! Обозлённый, мстящий… Ох! А вдруг кто-то из детишек Дадличка в бабушку Лили пойдёт? Что тогда? Ай, не надо… Она сломалась и заговорила:

— Статусом они, принцессы, от обычных девочек отличаются, важностью своей, значимостью, — отрезала она, всё ещё думая о возможном страшном будущем своих внуков. — Своим статусом, происхождением и высоким положением. Властью от бога, родственниками и воспитанием. Принцессы растут в окружении ценных вещей, всё время на вершине пищевой цепочки, если можно так сказать… Обычные девочки — они, хм, обычные. Стремятся быть похожими на принцесс, но всегда будут фальшивками.

— А принцы, тётя? — закончив с луком, я скинул его ножом в тарелку и на доску прилетела зелень. Нож начал резать её, продолжая подчиняться моей воле.

Миссис Дурсль завороженно следит за моими действиями, но даже звука не издаёт, чтобы не нарушать мою концентрацию.

— С принцами, Г-ггарри, положение по разному бывает, — сказала она и хмыкнула, увидев, как застыл я после её обращение ко мне по имени. — Иные из них погибают, даже не достигнув совершеннолетия. Их или попросту убивают, чтобы у следующего короля не появилась конкуренция в виде зарвавшегося брата. Или прогоняют из страны, по той же самой причине. Слышала, что в некоторых странах лишних братьев закрывают в золотой клетке на всю жизнь. Наследником трона должен быть только одним из них. Некоторые из принцев сами отстраняются от борьбы за трон, находят себе другое, достойное занятие. Например, становятся генералами, церковниками, книжниками или прожигателями жизни.

Понятненько. Тётя подтвердила мои подозрения, быть принцем — совсем не означает непременно стать королем. Принцессы в жены полагаются лишь будущим королям, а не Героям, выращенным на убой.

Только, если выращенный на убой герой не становится внезапно королём. И не разметёт всю орущую на него шпану в клочья.

Разговор между мной и тётей постепенно затихает. Оба мы предаёмся собственным раздумьям, только нож продолжает стучать по доске, измельчая зелень к булочкам бао с мясной начинкой с луком, зеленью и приправами.

А вечером она притащила мне школьный сундук моей мамы, сохранённый её семьёй после продажи дома родителей в Коукворке.

Три дня я рисовал на большом листе картона Маршрут своей жизни, старательно обдумывая каждый свой шаг, ища те особые моменты, которые могли бы стать поворотными для меня. Стартовый кружочек я нарисовал в левом нижнем углу и написал в нём цифру (1). Следующим важным по моему мнению моментом была встреча с Хагридом — номер (2). Там у меня были два варианта, уже пережитые: первый — наше бегство на остров и мой поход вместе с вонючим полувеликаном в Косой переулок и второй — дядя Вернон пристреливает его у нас дома, на Тисовой. В любом случае, чтобы моя жизнь не пошла по первому сценарию, в этом месте я должен получить мой главный козырь — золотой ключик от Детского сейфа. Упусти я сейчас эту возможность, тогда дальше этот ключик начинал переходить из рук в руки, изображая из себя волновой пакет таинственной энергии, который, если и материализовывался в нашем бренном мире, то только в квантово неопределённой мною локации. Если в двух словах — в руках моих врагов Уизли, у директора Дамблдора, у Хагрида или чёрт знает у кого ещё.

Так вот, если перед походом в Гринготтс я заберу свой золотой ключик, то дела пойдут более-менее хорошо. Достаточно будет держаться подальше от Предателей крови Уизли.

Чтобы отразить эти две возможности на карте, я сделал два ответвления и нарисовал два кружочка (2) и (2ʹ). Поразмыслив некоторое время, я понял, что разница между ними была несущественной, так как дальше я всё равно попадал в Гринготтс — кружочек (3), единственным важным было то, чтобы золотой ключик уже был у меня в кармане. Я забирал некоторую сумму денег, закупался для школы и возвращался обратно на Тисовую. Как бы там не прошёл момент встречи с представителем Хогвартса, кто бы им ни был — Хагрид или, как полагалось по уставу, профессор Макгонагалл.

То есть, если я хотел — а я хотел этого — как-то изменить ход событий в дальнейшем, я должен был в Гринготтсе предпринять действия, которые привели бы к появлению нового витка игры. Мне смерти подобно было отправиться в Хогвартс не защищённым от ментальных атак неприятелей. Потому, что мой золотой ключик являлся ускользающим из моего собственного кармана в чужие руки преимуществом.

Можно было и так назвать то необъяснимое, что со мной случалось — ускользающая удача.

Но что мне в Гринготтсе предпринять?

Что? Я представил себе свои сравнительные списки из прошлой жизни и подчёркнутое красным карандашом очень настораживающее меня наблюдение — вмешательство белого северного песца имени А.П.В.Б.Д. Этого бородатого паука, так называемого Повелителя памяти. Надобно было появиться в Хогвартсе во всеоружии против глубоко проникающего взгляда его мерцающих глазиков. То есть, по прибытию в Гринготтс, первым делом я должен взять в оборот зеленошкурых интриганов, которые «в дела волшебников не вмешиваются», и заставить их предоставить мне родовую мою защиту в виде горсти артефактиков. Семейных. Изготовленных предками, моих собственных. Я знаю, что они там ждут меня, нашёл их, когда, наконец, после смерти Гермионы, дотумкался посмотреть содержание основного своего сейфа…

О-о-о, кто-то из зеленошкурых коротышек головой поплатится за отступничество от контракта, подписанного с моим родом! И конкретно, за предательство лично меня.

Отмечаю кружочек (3) двойным кольцом и пишу маленькими буковками «Родовая защита —!!!». Потом во мне зарождается идея самому создать и написать про себя этакую книгу-игру. Во, будет класс! По этой причине, я зарываюсь в наш общий с Дадли школьный хлам и нахожу почти нетронутую тетрадь. Удаляю первые три использованные кузеном листа и на чистой странице в полоску вывожу колонку из циферок. Напротив цифры (2) я рисую ключик, напротив (3) — Р.З.!!! Ха-ха, вот такими темпами я создам её — новую книгу-игру про себя и лично для себя. Показывать её кому-либо я не стану. Ну-ну!

Дальше по маршруту следует номер (4) — «первое» путешествие на Хогвартс-экспрессе. Здесь надо было хорошенько подумать. Уизли, конечно же, идут лесом. Но что делать с Гермионой? В прошлой жизни она умерла рано, оставив меня растить детей в одиночку. Мы с ней вместе, в супружестве, прожили настолько короткий период — двадцать шесть лет — что не успели друг другу надоесть. Какое там «надоесть», я до конца жизни не смог её позабыть.

Её я всё ещё любил. Короче говоря.

Но ПРИНЦЕССОЙ она не была, ни в прямом, ни в переносном смысле. Быть может поэтому она так рано «выбыла из доски». Хм. Поговорить ещё раз с тётей Петунией, что ли?

С другой стороны, на данном этапе своей жизни до положения Короля я сам не то что не дотягивал — наоборот. Я был до самой Последней битвы просто ноль, Мальчик-на-убой. Гермиона до последнего превосходила меня по всем пунктам. Но после Битвы наши роли поменялись на сто восемьдесят градусов. Внезапно все волшебники заметили, что я не просто Поттер, а ПОТТЕР, ПОБЕДИТЕЛЬ ТРИМАГИЧЕСКОГО ТУРНИРА, ПОБЕДИТЕЛЬ ЛОРДА ВОЛДЕМОРТА… И так далее, и тому подобное. Вишенка на торте — я последний Певерелл!!! Повелитель Смерти. А моя жена Гермиона — обычная, никчемная магглокровка. Посягнувшая на назначенного в призы чистокровным барышням суженного, их собственного Героя волшебного мира.

Как быть? Выбери я Гермиону снова, я неминуемо повторю свой прежний опыт, умру в компании плачущих домовиков и проснусь в чулане под лестницей.

Означает ли это, что я должен найти другую, более достойную и приемлемую девушку себе в спутницы жизни? А с Гермионой что делать-то? Чует сердце, что это станет для меня непреодолимой дилеммой. Снова фраппировать волшебное сообщество Британии или взять любимую девушку в охапку и дать дёру в дальние дали? А изменит ли это предначертанное нам Судьбой — её раннюю смерть, моё одиночество, пренебрежение и обиду детей, плачущих домовиков и меня же опять в чулане?..

Оставим пока эту проблему, целый месяц впереди и думаем по карте дальше. Обведя цифру (4) толстым кружком, я пишу рядом «Г —????» и рисую линию до циферки (5). Хогвартс.

Хотя, в поезде у меня была конкретная, очень важная задача — отжать у Шестого крысу. Питера Петтигрю в его анимагической ипостаси, скрывающегося под именем Короста!

Под обозначением «Г —???» я рисую смешную мышь (ПП). В тетрадь тоже отметил эти две задачи. Хогвартс? А-а-а, там нужна вся моя удача, чтобы не подставиться раньше времени, но и не дать разным субъектам втоптать меня в грязь. То есть, Рейвенкло однозначно.

Так, шаг за шагом я намечаю основные вехи в моей учёбе, нумерую их, ставлю себе соответствующие конкретным моментам задачки. Расправиться с одержимым профессором Квирреллом, сделать из этого шоу века, выставить живого Питера Петтигрю, зажать Философский камень, подружиться с кентаврами, единорогами. Что ещё — о, да, конечно! Победить тролля, выгулять по коридорам замка цербера… Чем не весёлое детство, как называл эти угрозы моей жизни — одиннадцатилетней, смею заметить, жизни — наш добрый директор Дамблдор?

Моё настоящее противостояние с двумя колоссами магического мира современности — Дамблдором и Волдемортом — начнётся на втором курсе. С уводом василиска. А по возможности — ещё и феникса со Старшей палочкой. Почему бы и нет? Я знаю все планы одного бородатого манипулятора, все. Надеюсь, пока буду их разрушать, получу от этого достойное удовлетворение, заглянув в разочарованные глазки за очками-половинками.

Разрушать в пух и прах раз за разом, пока бегаю по навязанным мне дистанциям. Каждый божий раз! В пух и прах. Если мне этого покажется мало, разнесу весь волшебный мир в щепки, но не дам с кудрявой головушки моей Гермионы упасть ни единому волоску.

Вечерами на Тисовой я задерживался в гостиной за просмотром вместе с тётей телевизора, пока дядя Вернон отдыхал в их спальне за пересмотром биржевых сводок, а Дадли — за игровой приставкой на своём телике.

Тётя Петуния с начала лета увлеклась сериалом про мисс Марпл, странноватую старушку-детектива. И каким было моё удивление, когда среди героев сериала я услышал своё имя, Гарри Поттер, в следующей серии был и некий мистер Поттер — очкастый журналист, упоминался парень Седрик, какой-то мистер Амос Диггори… Появилась и героиня Гермиона! — умница-подруга мисс Марпл, наконец услышал я и имя семейного врача одной из убитых героинь. Не поверите — Снейп! А дальше озвучили фамилию одной из служанок убитой героини — сам не помню в которой из серий, в котором из сезонов. Мисс Дамблдор что-то там поведала… Блин!

Мне стало страшно до зелёной ус… Я на подсознательном уровне всё-всё угадал. Неспроста назвал свою жизнь Игрой! Разозлился.

«Ба-а-а, — дал себе я слово, — я пройду через тысячи жизней, если понадобится, но найду я тебя, Игрок подлючий! Разобью твою наглую рожу в кровавое месиво и запихну тебя самого сюда, на Тисовую. Чтобы ты сам бежал по этой дистанции, ковыляя, спотыкаясь, умирая… Много, много раз!»

Ближе к тридцать первому июля я предупредил родственников, чтобы те уехали куда-нибудь подальше от Литтл Уингинга отдохнуть без меня. Составить мне компанию приехала наша знаменитая на всю округу из-за манеры разговаривать громовым голосом тётушка Мардж. Особа гренадёрской внешности, любительница горластых пёсиков.

Мисс Марджори Дурсль прибыла на Тисовую ранним утром на пару с любимейшим из своих пёсиков, бульдогом Злыднем. Злобным, неаккуратным и беспардонным, как и его хозяйка.

Вечером, с наступлением темноты — чтобы соглядатай Дамблдора, кошатница Арабелла Фигг не заметила их ухода — дядя Вернон, тётя Петуния и Дадлик отбыли на Ривьеру. Не забыв предупредить тётю Мардж, что у них с племянником появился новый мировой распорядок. То есть, никаких придирок, обзывания, обвинений и прочая! Парня — это меня, надо кормить от пуза, но одного никуда не отпускать. Ни с кем. Кто бы в дом наш не появлялся звать меня куда бы то ни было. Тётя Петуния говорила с недомолвками и настолько иносказательно, что Мардж сразу заподозрила неладное.

И это неладное не заставило нас долго ждать себя.

Когда входную дверь сломали могучие удары Хагрида и та рухнула внутрь дома, впустив лохматое чудовище вместе с дождём — литров пять воды, примерно — первым на вторженца набросился Злыдень. И вцепился всеми зубами в руку с розовым зонтиком, сломав в ней несколько костей. Зонтик приказал долго жить. Хагрид взревел. Рёв прекратился от удара воком для приготовления китайской пищи рукою тётушки Мардж. Удар был настолько мощным, прицел столь удачным, что послышался треск сломанного носа бедолаги.

Полувеликан схватился за лицо и захныкал. Кровь полилась ручьём. Заметив свои окровавленные руки, Хагрид начал, скосив глазки в разные стороны, приплясывать и приседать, как пьяный солдат в отпуске. Надолго прямым он не задержался, догнал его второй удар вока. На радость Злыдню, рухнул наш долгожданный незваный гость на пол окровавленной вонючей кучей. Рыча, пёс зарылся носом в его накидку из шкурок разных животных и начал дербанить её клыками. Из карманов шубы посыпалась всякая всячина, включая двух мышек и сову, которых Злыдень слопал в один прикус. Золотой ключик блеснул в свете молнии и я быстро его забрал, прежде чем пёсик Мардж проглотил и его. Смятый в колобок, слегка погрызенный мышами билет на поезд Хогвартс-экспресс тоже нашёлся среди окаменевших крошек кекса.

Вкратце, точка (2ʹ) на моей карте повторилась с той лишь разницей, что Хагрид остался живой. Хоть и побитый, и пораненный. Придя в себя через некоторое время, он толкнул знакомую мне до рвоты речь о моих прекраснодушных родителях, обо мне-малютке, о Великом человеке Дамблдоре, о Гриффиндоре… Закончил свой спич лесник объявлением, что ночевать он будет у нас дома. На диване тёти Петунии, в гостиной.

Тётя Мардж взвыла как настоящая банши, запретив это непотребство, от слова «совсем». Она выдвинула неписанное правило, что незамужней мисс — ей, то есть — и неженатому мужчине — Хагриду, непозволительно и неприлично ночевать под одной общей крышей. Пусть вестник волшебной школы сейчас уйдёт к себе домой тем способом, которым пришёл. И пусть завтра вернётся, тогда мисс Марджори Дурсль будет готова лично сопроводить своего племянника в этот самый Косой переулок.

Око тёти Мардж при упоминании Хагридом волшебства и моего отношения к нему, даже не дрогнуло. Приняла всё. Лишь посмотрела на меня, прикинувшегося фикусом, суженными заинтересованными глазками и промолчала. Выпроводила Хагрида в дождь, рассматривая его, исчезающего порт-ключом, с пристальным вниманием.

— Спать! — приказала она, проследив, правильно ли я прикрепил на цепочку золотой ключик от сейфа. — Завтра встанем пораньше, чтобы выгулять Злыденьку, а по дороге ты всё-всё тёте Мардж расскажешь. И объяснишь тётке, почему розовый зонтик этого дикаря погас, когда Злыденька его разломал на щепки зубами.

Железная вышла тётка. И глазастая, раз видит волшебство. Как я такое в ней не замечал никогда? Или на это раз, то есть — в этой жизни, они с тётей Петунией поменялись способностями?

Где-то там, вне Мира, прозвучал звук прокатившегося игрального кубика…

«Дырявый котёл» должен был произвести на меня — маленького маггловоспитанного мальчика Пророчества неизгладимое впечатление. Произвёл. Но не такое, которое ожидал Хагрид.

Тётя Мардж категорически отказалась идти по улицам Литтл Уингинга и путешествовать обычным транспортом рядом с отвратительно пахнущим, неряшливым, волосатым мужиком.

— Увидят меня соседушки брата в неподобающей моему положению компании, втопчут в грязь и меня, и семью брата. А я девушка на выданье! — услышав эти слова, Хагрид прям остолбенел и замер на середине шага, посмотрев на тётю Мардж квадратными глазами. — Не пристало мне так портить свой шанс удачно выйти замуж! — после этих слов Хагрид весь покраснел. — Что и говорить о бизнесе Вернона! Кто пойдёт на риск заключения сделки с бизнесменом, у которого сестра такая неприхотливая к претендентам? Езжайте, мистер Хагрид, своей дорогой, а мы с Гарри — своей. Мы знаем, где в Лондоне находится этот ваш «Дырявый котёл», а там сориентируемся. Да, племяшек?

Я затравлено киваю головой. Она, что, флиртует? С Хагридом? В моей голове пролетели разные картинки… Мне показалось или за Мембраной, отделяющей наш мир от мира Игрока, опять перекатились игровые кубики?

Авторитет тёти Мардж возрос в моих глазах за эти два дня до уровня … хм, до высоты полёта воздушного шара, который когда-то, в другой жизни, она собой изображала.

В этой жизни ей подобное не придётся пережить. В этой жизни она тётка достойная — уважения, по меньшей мере. Это меня и настораживало, и обнадёживало одновременно.

Пришлось леснику Хогвартса — несмотря на строгий приказ Великого Дамблдора всюду ходить со мной — подчиниться прихоти этой «девушки на выданье» и применить отданный ему директором многоразовый портключ до заведения Тома. И засесть там в ожидании нашего прибытия маггловским транспортом.

Мы появились в «Дырявом котле» на час позже того, как Хагрид, глубоко переживая свою неудачу в общении со мной, начал — и не единожды — глушить свою грусть в некотором количестве пинт отменного пива. Сдав все позиции, он вовсю храпел за столом в углу зала, забыв о невыполненном приказе Дамблдора лично привести меня — Героя магмира, якобы затюканного — в Косой переулок, познакомить меня несмышлёного с волшебным обществом, представить меня новому профессору ЗОТИ, возвеличить авторитет директора, факультета Гриффиндор и так далее по списку. Я всё это уже проходил, спасибо. Больше не хочу, а то тошнит от притворства взрослых волшебников.

Посмеявшись над незадачливым лесником, я привёл тётю Мардж к стенке у мусорных баков, отделяющей обычный мир от магического, и нажал пальцем на определённые кирпичи. Те пришли в движение, оформляя знакомую мне арку.

— Добро пожаловать в волшебный мир, тётя Мардж, — сказал я, приглашающим жестом взмахнув рукой. — Идём?

Тётя стояла истуканом, настолько её впечатлила увиденная картина за аркой. Хорошо, что Злыдень залаял и стал тянуть свой поводок.

Дальше мы потопали вдоль Косого переулка прямо в волшебный банк Гринготтс. Нечего петлять по неинтересным местам и магазинам. Пора было атаковать место, где зеленокожим паразитам придётся встретиться лицом к лицу с одной заводчицей злых собакенов.

В банке Гринготтс, закономерно, случился конфуз. Не знаю кого гоблины, эти мерзкие ксеноссы, ждали увидеть в лице Мальчика-который-выжил и с кем он должен был, по их сведениям, явиться в банк. Впрочем, знаю, конечно. Фигушки! В банк вошёл я — уверенный в себе и в своих правах представитель волшебной знати, в сопровождении не Рубеуса Хагрида и не моей собственной родной тёти Петуньи. А пришёл я в сопровождении злющей на вид бабы, стреляющей молниями из глаз и заставляющей своим командным голосом и гренадёрской осанкой всех посетителей и служителей замереть и покорно ждать своей участи.

Злыдень, увидев столь огромное количество дичи в лице прямоходящих нечеловеческих созданий — то есть, которых можно кусать, рвать и поедать — зарычал со всей звериной злостью и рванул вперёд. Тётя, пробежав за ним несколько шагов, еле его удержала.

Обслуживающий персонал из гоблинов дружно обзавёлся интересным серым оттенком лиц.

— Проводите нас к поверенному счетов Гарри Джеймса Поттера! — взревела тётя Мардж и гоблины, получив мгновенный ускоряющий импульс, один за другим бегом унеслись выполнять её распоряжение.

Я впервые так рано в жизни знакомлюсь с поверенным финансовых дел Рода Поттер. В моих прошлых жизнях Златограб был нагл и пренебрежителен, встретившись со мной ПОСЛЕ Битвы с Волдемортом, когда мой Детский сейф был уже обчищен до последнего кната моим «опекуном» и моей «новой семьёй» Уизли. Его наглость я прекращал в одно мгновение взмахом меча Гордика.

Посмотрим, какова будет сейчас его судьба.

В начале встречи этот мошенник вякнул, что ему — поверенному Рода Поттер — какая-то никчемная маггла, никак с Наследником не связанная, так вот ему, Златограбу, не указ. Нечего приказывать и заставлять занятых «людей» бегать по туннелям, нарушать его, Златограба, спокойствие. Но тут вмешиваюсь я, коротко намекнув ему, что бухгалтерию проштудировать хочу я, вкладчик банка. Тётя Мардж просто посидит рядом и проверит движение сумм — в и из сейфа — калькулятором. Хотя, ни о каком движении сумм не должно быть и речь, надавил я на слово «не должно», так как до сегодняшнего дня я жил на иждивении своих родственников. Почтенной семьи Дурсль. Коим выплаты из банка Гринготтс на моё содержание не приходили.

Златограб резко притих, вжав голову с посеревшим лицом между плечами. Мошенник хренов, знаю я преотлично как и с кем крутил ты всевозможные аферы, загребая обеими руками моё золотишко! Потом он вдруг приободрился, быстро придя в себя, и бодреньким нахрапистым голоском озвучил свой главный козырь нападения — что, дескать, в отсутствии моего волшебного опекуна, он финансовые отчёты мне не отдаст.

Так, так, так… Моя львиная порода призывает встать и схватить зарвавшегося воришку за галстук. Я уже открыл рот, чтобы крикнуть наглецу «А головушка на плечах тебе мила?», но моя великолепная тётя Мардж меня опять опередила. Она вытаскивает из своей необъятной сумочки зелёненькую папочку с документами, открывает её и тычет пальчи… пальцем.

— Подпись видите? — рычит она и мой поверенный бледнеет. — Чья подпись?

Я отпустил его, чтобы он мог удостовериться в правоте тётушки.

— Рагнога Великого, мэм, — мямлит гоблин.

— Печать узнаете? — Гоблин медленно оседает на колени у её ног. — Ваша?

Тот хнычет и держит голову обеими руками.

— Отвечай громче, а то мой Злыденька с утра крошки в рот не брал, карлик недорослый!

— Да, мэм!

— Мисс!

— Да, мисс!

— Давай отчёты и отчитывайся за каждый пенс со счёта племянника Гарри, слышишь меня?

— Кнат, мисс, за каждый кнат, — опять мямлит мой поверенный Златограб.

— Гарри, иди позови ещё одного клерка, пусть тот освидетельствует этого подозрительного чужого! Чует сердце, врёт он внаглую.

И я следую приказу тёти Мардж, думая во время бега, до чего меня доведёт вот такое вот изменение пункта номер (3). «Посещение Гринготтса».

Вкратце, слетела головушка Златограба с его плеч, а в мой сейф вернулось всё неправомерно украденное золотишко.

Новый управляющий взял отрицательный пример Златограба себе на заметку и запомнил, что я, хоть и мелочь по возрасту, но злобный и кровожадный, как мантикора. А ручной зверь моей тёти чуть не слопал останки его провинившегося сородича.

Звали его, моего нового поверенного, Крак. Интересы своего клиента — самого известного в волшебном мире мальчика, Того-которого — он принял близко к сердцу. И передал в мои руки всё, что мне полагалось принять в день моего первого посещения Гринготтса. Всё! Сразу.

Серьгу-оберег, под давлением тёти Мардж, я вдел в ухо ещё в камере моего Детского сейфа. Кольцо Наследника Поттер и кольцо лорда Певерелла я тоже надел на соответствующие пальцы рук. Браслет с множеством ячеек с внутренним расширением я тоже согласился носить на левой руке. Крак всучил мне в руки тоненький золотой обруч, украшенный одним единственным изумрудом и тот лёг на моей голове среди вихрастых лохм. Гоблин слегка надавил обручем и я вскрикнул от боли. Зелёное сияние окутало меня с ног до головы. Оказывается, с внутренней стороны обруча выскочили маленькие иголки и укололи меня в некоторых местах. «В меридианах силы, — объяснил мне Крак, — чтобы привязать артефакт к вам, лорд Певерелл. И чтобы объединить, сочетав воедино все доставшиеся вам по наследству Дары.»

Кольнуло, в частности и в мой шрам на лбу. Что привело к совершенно неожиданному для меня уничтожению хоркрукса Тёмного Лорда. Умножая на ноль все построенные Дамблдором планы, связанные с моей якобы избранностью. Ха!

А способов удаления филактерии из своего носителя я знал только три — яд василиска, Адское пламя и Авада Кедавра. Первые два способа были неприемлемы для живого носителя, понятно почему. Лбом Аваду Волдеморта я встречал три раза, после этого посещал Призрачный вокзал и… просыпался в чулане. В стартовой позиции.

Но вот у меня появилось средство, которое сработало для удаления хоркрукса без знакомой последовательности — мнимая смерть, встреча с Дамблдором на Призрачном вокзале, стартовая позиция в чулане. Иголка, выступившая с внутренней стороны обруча кольнула шрам, и меня перекосило. Я лишь пошатнулся направо, схватившись рукой за тётю Мардж, но хоркрукс прокола не пережил. Не знаю, чем были обмазаны эти иголки или суть была не в этом, а в сугубо Поттеровской магии, но за резкой болью последовало вылетающее с потусторонним воем из шрама тёмное облачко. Оно быстро развеялось в воздухе, а сам шрам лопнул, из него потекла чёрная сукровица и запахло гноем. Я снял обруч и дотронулся рукой до шрама. Фу-у-у, на пальцах осталась жирная — похожая на нефть на вид и запах — субстанция. Тётя Мардж носовым платком, плюнув на него по всем правилам дезинфекции, очистила мой лоб.

— А шрам-то быстренько затянулся, Гарри! — воскликнула она, слегка истерично захихикав. — Зачётная вещица тебе досталась от предков. Вестимо, твой папаша не последний в вашем мире пройдоха всё-таки был. И твоя мамаша хорошо ориентировалась, выходя за него замуж.

Оба представителя гоблинского рода — Крак и второй свидетель, затряслись от избытка эмоций. Я решил их добить сведениями:

— Это был хоркрукс Волдеморта, гоблины! — выдал низким голосом я. — В сейфе тёти Беллы, которая Беллатрикс Лестрейндж, есть ещё один, — после этого гоблины наклонились вперёд, ближе ко мне и оба вперили в меня выпученные чёрненькие глазки. — В чаше Хельги Хаффлпафф. Я хочу, чтобы эта чаша, очищенная от хоркрукса, досталась мне в качестве виры от банка Гринготтс за злоупотребления моего бывшего, ныне покойного, поверенного делами, — гоблины закивали головами, не двинувшись с места. — Чего стоим? Бегом! И прикажите кому-нибудь из молодняка принести нам с тётей чем-нибудь перекусить. Злыдню тоже. Бегом, бегом!

Мда-а-а… Что говорить, я благодарен сестре дяди Вернона. Моя собственная тётя Петуния в сравнении с мисс Мардж Дурсль — бледная моль.

Взбучка зеленокожим, которую Мардж на пару со мной устроила, запомнится им на годы вперёд. А тётушка тащилась от того, что мы с ней в банке Гринготтс сделали. А я? Мне тоже было, чем гордиться.

Вышли мы из здания банка в сопровождении переевшего собакена Злыдня ближе к полудню. Шею мисс Марджори, этой «девушки на выданье», украшал тройной ряд серого жемчуга — подарок гоблинов. Так, по их мнению, полагалось являться на людях любой из достойных, из семьи хорошего достатка, невест.

Тётя была шёлковая. Со мной. При взгляде на меня, её глаза разливались жидким шоколадом от умиления. Со встречными нам людьми она не разговаривала, позволяя Злыдню оповещать им, что она о нижестоящих думает.

Вернулись мы домой, на Тисовую, загруженными покупками поздним вечером на такси. Средства позволяли.

Но мы вернулись за тем, чтобы позвонить тёте Петунье, что с нами всё в порядке. Иначе, остались бы ночевать в Поттер-мэноре. Вот так.

Моя позиция (3) перешла в (3ʹ) и получилась настолько иная и несравнимая с тем, что было раньше, и с тем, что я сам себе фантазировал. Понимаю, что мою старую карту-маршрут в любом случае придётся менять. Внести коррективы и гадать, что дальше будет.

Ой, ну и что? Ничего особенного. Просто, в Хогвартс приедет не тот Мальчик-который-выжил, которого ожидали, а совершенно другой. Справятся. В Гринготтсе же вот как-то справились — с минимальными потерями.

Утром, проснувшись, я заметил внесённые кем-то чужим — не мною — записи на моей карте и в тетради.

На позиции (3ʹ) Вы поступили правильно, приняв ТРОФЕИ. За каждый из них вам присуждаются баллы.

Комплект Наследника, сделанный вашим пра-пра-… дедом Гарольдом Поттером в тринадцатом веке: +100 очков.

Комплект Главы Певерелл: + 500 очков.

Око Всевидения, обруч-артефакт, сделанный вашей пра-пра-… бабушкой Аделаидой Поттер, в девичестве Нотт: + 150 очков.

Ключ к основному сейфу Поттер: + 100 очков.

Ключ к сейфу бабушки Дореи Поттер, в девичестве Блэк: +100 очков.

Ключ к сейфу Лили Поттер, в девичестве Эванс: +50 очков.

Ключ к сейфу Игнотуса Певерелла, вашего очень далёкого предка: + 200 очков.

Сумма набранных баллов превосходит 1000. Поздравляем! Вы переходите на поле (4ʹ) — «Встреча с Принцессой».

Вам поставлена задача во время учёбы вернуть семейные артефакты:

Мантия-невидимка, артефакт Смерти: +500 очков.

Карта Мародёров, семейный артефакт Поттеров: +100 очков.

Старшая палочка, артефакт Смерти: +500 очков.

Пришлось разрезать картон на части размером с игровую карту и рисовать указанные предметы, надписывать. Сейфы — это золото и свобода. Здесь всё понятно. Комплекты Наследника и Главы — это личная неприкосновенность и снова свобода. Но что даёт мне, кроме уничтожения хоркрукса в шраме, золотой обруч «Око Всевидения»? Вот, это звучит незнакомо.

В общем, я начинал понимать логику книг-игр. Все они представляли собой прообраз известных мне компьютерных игр. Ну и ну! Вникнув в суть книжек, я не буду как раньше двигаться наощупь, не зная, куда идти, чтобы не просто жить, но и побеждать. Не хотелось оказаться однажды опять в чулане под лестницей под присмотром ненавидящих меня родственников.

Звякнув кошельком с банковскими ключиками, я посмотрел на привезённые с собой артефакты и порт-ключи. Я экипирован всем необходимым для марш-броска в логово белого северного песца. Там, где возможно я мог встретить загадочную, но неинтересную мне принцессу.

Увидим, как карты лягут, и решим на месте, нужна ли мне принцесса.

Тётя Мардж дала дельный совет: не светить своим богатством перед чужими людьми. В волшебном мире близких мне людей не существовало. Кроме Гермионы. Тётя, услышав мою длинную исповедь, взгрустнула. Потом, спустя некоторый период молчания, она предупредила не спешить разрывать с ней знакомство. Лучше присмотреться, посоветовала она, проследить, нет ли в ней чего-то, что облегчит мне принятие рокового решения.

Я согласен с тётей Мардж. Моя первая и единственная подруга была разной в каждой из моих жизней. Может, в этой она произведёт на меня отталкивающее впечатление и ничегошеньки привлекательного я в ней не увижу. Кто знает?

Гермиона показалась мне милее и привлекательнее всех своих предыдущих версий. Для начала, глаза у неё не были карими, а насыщенного оттенка цвета циан. Как цвет морских глубин на открытках. Я затравленно следил за её аккуратными шажками по перрону 9 ¾ и вздыхал.

К черту всё! Игра-шмигра… Что игра и победа в ней означают в сравнении с этой драгоценной девочкой? Ничего. Захлебнувшись подступившими к горлу эмоциями, я побежал за ней, волоча за собой свой кожаный чёрный чемодан на колёсиках. Догнал её возле самых ступенек вагона и, поборов волнение, выдал на одном дыхании:

— Вам помочь с чемоданом, прекрасная леди?

— Ну, хорошо, если вам так угодно, мистер…

— Поттер, мисс, Гарри Поттер. Я весь к вашим услугам.

— Хи-хи-хи! — захихикала она, глядя на мою поглупевшую физиономию. — Я Лили-Энн Эйч Грейнджер. Лили-Энн через дефис. О вас я много читала, но, верно ли о вас писали в книгах, вы сами мне расскажете, когда сядем в купе.

— А что означает «Эйч»? — робко спросил я. Если это не была первая буква имени Гермиона* (Hermione), я пропал.

— Означает Гермиона* (Hermione), — ответила она и я шумно и с облегчением вздохнул.

А потом замер — даже её первое имя, Лили-Энн, что-то внутри меня затронуло. Ещё бы! Ведь так маму звали! Нет, маму Лили Энн звали, без дефиса, но всё-таки.

Вереницей вверх по позвоночнику к голове поползли тысячи мурашек и, ворвавшись внутрь черепной коробки, засели там, продолжая шевелиться, шептать… О чём могли мне шептать мои собственные мурашки?

— Гарри, тебе плохо? — как бы издалека прозвучал её голос.

Незнакомый и знакомый до одури одновременно.

Её ручка ложится мне на лоб. Дотронувшись до невидимого для окружающих Обруча Всевидения у меня на голове, её пальцы начинают дрожать. Но, о! Она не убирает свою ручку, а пальчиками слегка поглаживает мои порядком отросшие лохмы.

Она отличается от прочих знакомых мне Гермион не только своим особым именем, внешностью, цветом глаз, но и характером! Это вдохновляло меня. Даже её чемодан был почти лёгким, не тяжелей моего. Её волосы не представляли собой взрыв на макаронной фабрике, а были собраны в толстую, тёмную как ночь косу до пояса… Я влюблён, я потерян для всех.

Мы нашли свободное купе, сели друг напротив друга и начали разговаривать. О чём — не спрашивайте, сам не помню, что мы обсуждали с ней в начале знакомства. Периферийным зрением я видел пробегающие по коридору мимо нашего купе тени, кто-то стучался, пытаясь войти… Как бы издалека слышались крики, обвинения, что «она не имеет права, это я должен подружиться…». Кто-то выкрикивал вопрос не видели ли мы жабу, предлагали конфеты и закуски…

Всё это происходило на какой-то другой планете, в параллельном мире и нас с принцессой никак не касалось. В какой момент стал рассказывать ей о своих прошлых жизнях, я совсем не помню. Вдруг я увидел в своих руках, вопреки своим же намерениям держать это в тайне ото всех, нарисованную мной карту, тетрадь с записями, а напротив себя — окаменевшую Гермиону с очень, не по-детски, посерьёзневшим лицом, а рядом с собой — угадайте кого!

Бледную слизеринскую моль собственной персоной. Действительно бледный лицом Драко Малфой слушал, не смея громко дышать, чтобы не прервать мою исповедь. Рядом с ним сидела его личная охрана, Крэбб и Гойл, которые со вспотевшими лбами и слегка дрожащими руками тоже прислушивались, раскрыв пошире глаза и уши.

— Малфой, как вы вошли вообще? — выкрикнул я.

— Мисс Грейнджер впустила нас и приказала слушать молча, — ответил отмерший Драко. — Спрашивать, откуда знаешь моё имя не буду, всё понятно. Что делать будешь?

Дружелюбный Малфой — это что-то за гранью.

— Не знаю пока. Решения буду принимать в порядке поступления проблем, — малодушно ответил я. Действительно, я не знал как мне дальше жить, хотя примерная карта у меня была подготовлена. Её на данный момент изучала Гермиона, Лили-Энн которая. — Надо решать с распределением как нам быть…

— Нам? — округлил глаза Драко. — Оу, ты чего пинаешься, Грейнджер?

— Потому что. Нам с Гарри, Драко! — ответила она и дёрнула меня за руку, чтобы я пересел к ней. — Своего будущего мужа далеко от себя, на другой факультет, я не отпущу.

Крэбб с Гойлом нагло захихикали, дав друг другу пять.

— И куда вы с Поттером будете распределяться?

— На Слизерин, конечно, — отрезала девушка, тряхнув кудрявой тёмной челкой. — К родственникам.

— Родственникам, ага-ага… Многим не понравится, — выдал Винсент Крэбб.

— О-о-о, ТЕ быстро поменяют свои симпатии, поверь мне, Винсент! — хихикнула Гермиона, Лили-Энн.

В задворках сознания у меня эта прибавка к её привычному имени что-то пробуждала, тихонько напевая про неведомые земли… Мне даже становилось не по себе, от чего — пока непонятно.

Как только моя нога ступила на грунт дорожки к пристани, где нас ожидали крохотные лодки, во мне поднялось дикое волнение и предвкушение ожидающего меня воссоединения с чем-то очень и очень близким. Я поднял глаза от каменистой дорожки, чтобы посмотреть на Хогвартс, такой, каким я его видел невинным первогодкой — огромный, сияющий окнами на фоне тёмного неба. Хотя я знал, что замок виден только из лодок, некоторое время после отплытия с пристани.

Но, на этот раз я увидел что-то более величественное, чем просто какое-либо строение. Там, где должен был быть — пока невидимый — замок, я увидел мощное, до самого зенита пульсирующее сияние. Замок словно пел, но не в обычном акустическом, а в далёком ультразвуковом диапазоне. И воздух вокруг поющего замка, насыщаясь энергией ультразвука, отвечал свечением, похожим на Северное сияние.

Древнее волшебное строение кого-то ожидало и радовалось предстоящей встрече. Так мне в тот момент показалось. Я осмотрелся вокруг, чтобы узнать только ли мне, чудику, видно это светопреставление. Ан нет. Дети, спотыкаясь на каменистой дорожке, шли как слепые котята, ничего из разыгранного замком зрелища не видя.

А я продолжал стоять истуканом, завороженно глядя на сполохи разноцветного сияния, пока чьи-то тёплые пальчики не переплелись с моими. Я отвёл взгляд и рядом с собой увидел её, Лили-Энн Эйч Грейнджер. Гермиону.

— Ты тоже видишь это, да? — спросила тихо она, повернув ко мне свою темноволосую головку. Я кивнул. — Впервые вижу Аурора Бореалис на такой низкой широте.

— Это не Аурора Бореалис, Гермиона, это сияние Хогвартса. Он встречает нас.

— Меня обычно Лили зовут, иногда Лили-Энн, — делает она замечание, — но ты можешь звать меня Гермионой.

— Мне и первое твоё имя нравится, так мою маму… мою погибшую маму так звали…

— О, прости! — восклицает она и быстро, на несколько секунд обнимает меня. — Идём?

Дети обходили нас, что-то недовольно бормоча. Недалеко стояли и ожидали нас Малфой с парнями и Хагрид.

Хагрид загадочно подмигнул мне одним глазом. Чего лыбится-то? Я ведь не лыбился, когда он, через два дня после нашего похода в Косой переулок с тётушкой Мардж, появился на Тисовой с охапкой белых лилий и целым тюком добра, собранного в Запретном лесу. Искупанный, прилизанный, облитый — по моему мнению — целым литром мужского парфюма. В чистой одежде и с горящим на тётю Мардж глазом. Мда.

Семья Дурсль, вернувшись с отдыха, своим глазам не поверила, увидев порхающую от воодушевления сестру, золовку и тётю и притихшего подобревшего Злыденьку.

Не стану повторять сцену нашего прибытия в замок по тёмным волнам Чёрного озера на лодках.

Макгонагалл показалась мне в своём обычном амплуа — холодная скучная училка, дети для которой — не её стезя. Бог с ней, пусть сохнет под ярким сиянием своего кумира, Альбуса-Свет-Дамблдора.

Распределение Гермионы — магглорождённой для всех присутствующих преподавателей девицы — прошло с заминкой. Озвучив её полное имя — Лили-Энн Гермиона Грейнджер — Минерва Макгонагалл не предполагала, что доведёт своего бывшего ученика и нынешнего коллегу Северуса Снейпа почти до разрыва сердца. Я стоял в группе ещё не распределившихся детей прямо напротив преподавательского стола и собственными глазами увидел, как Снейп дрогнул, услышав её первое имя, потом — побледнев как простыня — начал судорожно пытаться вдохнуть воздух… Прошло десять, … двадцать, … тридцать секунд, а он всё ещё не смог вылезти из ступора дыхания. Я испугался и на автомате шагнул вперёд, крикнув:

— Помогите, профессору Снейпу плохо!

Сидящий рядом с ним профессор Флитвик среагировал молниеносно. Одной рукой ослабив Снейпу воротник, он наколдовал ледяных кубиков в воздухе и немедленно швырнул их тому за воротник. Это резко вывело нашего будущего декана из ступора и, вдохнув шумно, он закашлялся.

— Филиус, что к Мерлиновым подшт… гхм-гхммм, что делаешь? До инфаркта меня довести хочешь? — воскликнул он.

— Спас тебе жизнь, коллега! Благодарить надо вот этого, — Флитвик показал на меня рукой, — мальчика, что привлёк моё внимание к тебе.

— Оставь! — рыкнул Снейп. — Минерва, продолжай распределение!

Шляпа на голове Гермионы долго не задержалась, прокричав:

— Слизерииин!

Сразу начались шепотки, типа — как так получилось и что дальше будет с грязнокровкой на Змеином факультете. Некоторые из старшеклассников стали переглядываться, пряча свои улыбки.

В моей голове муравьи опять начали шептать мне свою тайну. Да что такое?

Гермиона бодренько добежала до Слизеринского стола и присела с самого его края. Скрестив со мной взглядом, она кивнула мне темноволосой головкой, тряхнув забавными кудряшками над бровями. Позже рядом с ней уселись и трое мальчиков, ехавших в нашем купе и хорошо к ней расположенных — Малфой, Гойл и Крэбб.

Дошло и до моего имени в списке Макгонагалл.

— Гаррис Джеймс Поттер, лорд Пев… а-а-а-а…

Со своего места поднялся он, мой враг номер один — директор Хогвартса. Альбус П.В.Б. Дамблдор. И елейным голосом спросил:

— Минерва, что такое?

Макгонагалл поднесла список первоклашек к его лицу и пальцем указала на моё имя и титул. Да-а-а, сегодня — день потрясения для преподавательского состава школы Чародейства и Волшебства. Сначала Снейп чуть не задохнулся, почти проглотив свой язык, услышав первое имя Гермионы. Теперь Дамблдора перекосило и он упал назад на свой позолоченный трон, увидев список.

А я? Я уже сидел на табурете с Шляпой на голове.

— Опаньки! — не сдержалась она. — Владельцы почти полным составом явились!

Прежде, чем я мог сообразить, о ком она говорит, упомянув слово «владельцы», Шляпа выкрикнула:

— Слизерииин!

И я, оставив директора, Снейпа и ошарашенную Макгонагалл смотреть мне в спину, пробежал расстояние до Гермионы, Драко и его сквайров.

В это время в моей голове набатом звучал голос Шляпы: «Владельцы явились!» Владельцы? Я остановился, прокрутив это слово в своём сознании. «Владельцы» чего?

Девушка сразу взяла мою руку и сжала её, когда я плюхнулся на скамью рядом. Я посмотрел в её сторону. Встретив её глубоко гиацинтовые глаза, я вздохнул с облегчением. Мы вместе. Главное, что нас обоих распределили на один факультет.

Вдруг в моей голове что-то лопнуло, зазвучали колокола и, прежде чем я чуть не упал в обморок, успел подумать, что в таком молодом возрасте инсульты не бывают.

На меня навалилось мягкое девичье тельце Гермионы и мне пришлось, как бы плохо мне ни было, придержать её.

Откуда-то издалека до моих ушей дошли испуганные крики Малфоя:

— Поттер, Грейнджер, что с вами?

На моё лицо полилась вода и я захлебнулся, начал кашлять и в голове пришло прояснение.

Вот значит, что со мной было. Я вспомнил всё. Я услышал, о чём мне шепчут муравьи в моей голове. Перед глазами просветлело, словно развеяли туман перед ними. Спали завесы.

Я оглянулся.

Напротив меня, моргая, покачивалась моя темноволосая, светлоглазая Гермиона и шумно дышала.

— Гарри, Гарри, о-о-о-о…

— Тише, тише, милая. Позже поговорим.

— Филиуса надо расспросить…

— Конечно, расспросим.

Повернув лицо к преподавательскому столу, я встретился взглядом с деканом Рейвенкло.

Филиус смотрел в нашу сторону шальной, клыкастой улыбкой.

Фух! Наконец-то, вся картинка определилась. Все эти неудавшиеся жизни, мои нелепые смерти, поиски пути вслепую. Я где-то опростоволосился и потерял свою семью. Не только своих родителей. СЕМЬЮ. И стал блуждать как слепой котёнок… по мирам. Не понимая, КТО я, к чему стремления мои…

Нет и не было никакой Игры с неведомым Игроком!

Мне надо было просто найти и воссоединиться с ДРУЗЬЯМИ.

Некоторое время позже, уже в своей спальне в подземельях Зелёного факультета, я открыл Карту-маршрут и тетрадь с записями. И прочитал новую запись:

Вы встретили Принцессу: -1000 очков.

У вас остались 200 очков.

Ладно. Играть, так играть.

Прибытие первачков-слизеринцев ожидали все старшекурсники в Слизеринских Подземелиях, полным составом. Со второго по седьмой курс. Туда нас привела староста Джемма Фарли, отсалютовав портрету Салазара Слизерина на входе в гостиную и продекламировав «Чистота крови навек!»

Ну, навек — значит «навек».

Я тоже ему отсалютовал и прошипел на змееязе: «Привет, потомок!»

Он, по-моему, офигел. Потом разъясню ему новую линию партии.

В этой гостиной, в моих прошлых — обычных — жизнях, я побывал едино- …ан, нет — дважды. Обстановка выдержана в зелёных тонах с редкими вкраплениями серебристых украшений, большое, общее для змеиного факультета, помещение отапливалось тремя каминами. Поэтому внутри было тепло, даже душно.

Мисс Фарли толкнула перед нами, первокурсниками, речь в стиле, что мы самые-самые… другие факультеты за это нас ненавидят, … надо держаться вместе, … слизеринец слизеринцу — брат, … надо друг друга защищать… Что мы должны быть по-змеиному тихие, мудрые и начитанные…

Наконец, она показала нам лестницу к спальням первачков и затерялась среди старшекурсников. В большом помещении повисло ожидание чего-то. Напряжение возросло и все стали нервно оглядываться.

Предстояло наше распределение по комнатам.

Мальчиков на Слизерин распределилось чётное число. Малфой был мне по Блэкам троюродным то ли племянником, то ли кузеном, так что он сразу объявил, что хочет поселиться со мной в одной комнате.

Но девочек вместе с Гермионой было пятеро. Дафна сразу взяла Трейси за руку, подобным образом поступили Панси и Миллисент. Две образовавшиеся пары подруг сразу отправились к женским комнатам.

Для Гермионы пары не было и она осталась в гостиной. Она стояла с опущенной головкой одна в центре образовавшегося круга пустоты и переступала с ноги на ногу. Со стороны это выглядело так, будто она боится.

Я, быстро смекнув, что к чему, приблизился к ней и схватил её за руку. Побледневший Драко, поднявшийся уже было на вторую ступеньку лестницы, почувствовал нарастающее напряжение среди старшекурсников и остановился, обернувшись. Он застыл в ожидании того, что произойдёт дальше, чтобы вмешаться и надавить авторитетом своего отца, если понадобится.

Дальше всё пошло по нарастающей, но не так, как задумывалось старшим составом змеиного факультета.

Первый подал голос долговязый прыщавый семикурсник, имени которого я не знал.

— Смотри, Флинт, какая классная маггляночка к нам распределилась! — прогнусавил он, вытирая потёкшую из уголка рта капельку слюны. — Надо ей показать, как полагается ей, простой грязнокровке, подходить к чистокровному магу!

Второй верзила развязно загоготал, выставляя на показ свои кривоватые передние зубы.

— Верно говоришь, Джагсон, — с хохотом ответил тот, кого назвали Флинт. Я этого парня с внешними данными орангутана знаю как ловца команды Слизерина по квиддичу. Ну, дальше, я думаю, ловцом будет кто-то другой. — Иди ко мне, малявка!

Я вынул свою палочку, чтобы защитить Гермиону. Но, посмотрев на неё, понял, что она в моей помощи не нуждается от слова «совсем».

Она слегка наклонилась вперёд, глядя на обоих семикурсников исподлобья. В руке Гермионы появилась её палочка — длинная, вычурно украшенная рунной вязью золотом, с большим красным камнем на вершине. Камень завораживающе мерцал, а палочка, к которой был прикреплен, стала расти в такт с мерцанием.

Красный камень, красный камень… Дождь из красных драгоценных камней, высыпающихся из нутра огромных булыжников… Веселый смех Колина, парящего высоко в воздухе…

Я тряхнул головой, отбросив хлынувшие воспоминания одной нереально сказочной жизни и сфокусировался на действительности. Момент, и в руках девочки уже не тоненькая деревяшка, а полутораметровый посох.

Этим посохом Гермиона взмахнула, очерчивая полукруг, и весь общий зал заполнился густым, как желе, розовым туманом. Для всех остальных время как бы замедлилось, фигуры студентов застыли статуями. Только силуэт Гермионы с развевающейся за ней чёрной, как ночь, косой замелькал между ними.

Она застыла на мгновение перед двумя изгаляющимися парнями, Флинтом и Джагсоном, приблизившись почти вплотную к ним. Потом шевельнула пальчиками, красный камень сверкнул и всё вернулось в свою колею. Время вернулось к своему обычному темпу.

Секунды стали стучать в моих ушах, словно золотые крупинки песков времени в хроновороте. Слизеринцы судорожно вздохнули…

На полу лежали скорчившиеся, как корневище иссохшего старого дерева, тела обоих старшекурсников.

— Отныне и вовек никто, — прошептала Гермиона, — в венах у кого течёт хоть капелька крови Флинтов или Джагсонов, да не переступит территорию замка Хогвартс!

Её шёпот понесло эхом по камням замка, … когда-то и где-то построенным нами. «Владельцы», да-а-а-а, уже понимаю…

Давление воздуха резко скакнуло вверх, тела изгнанных внезапно покрылись рябью и в то же мгновение, мигнув дефектной электрической лампочкой, исчезли.

В гостиной Змеиного факультета запахло озоном. Кто-то из девушек в задних рядах всхлипывал. Пора было и мне поучаствовать в представлении. В конце концов, согласно всплывающим в моей голове воспоминаниям, все учащиеся в этом замке, который всё ещё называют Хогвартс, находятся на МОЕЙ территории.

— Теперь слушайте меня, слизеринцы, — начал я, сделав шаг вперёд, и почувствовал каждой своей клеточкой присутствие каждого камня в замке. Продолжил вещать, не обращая внимание на тот ливень информации, который, доселе спящий, ждал у меня в голове, но сейчас просыпался, хоть и с трудом. — Вы, ребята, находитесь в глубоком заблуждении, считая нас с Гермионой лёгкой добычей, — гостиную заполнил недовольный шёпот. — Не знаете, с кем имеете дело, — продолжил я, — и какие силы на нашей стороне. Может, вы подумали, что к вам распределились игрушки в лице магглорождённой девочки и меня, обычного сироты. О, как глубоко вы заблуждаетесь! Это мы поиграться с вами, игрушками, пришли. Так, что — мой вам совет — пошевелите мозгами, умерьте свою гордыню и будете жить. Она, — указал на застывшую девушку, — не обычная магглорождённая ведьма. Она — Первая среди первых колдуний на планете Земля. А я иду в паре с ней.

Слизеринцы смотрят на нас, как на возникших из небытия чужеродных инопланетян. Но демонстрация Гермионы с посохом всё ещё стоит у них перед глазами. И они не шевелятся, молчат. Среди остолбеневших и побледневших старшеклассников я замечаю нашу старосту Джемму Фарли. Провинившуюся, не справившуюся с обязанностями старосты девушку.

— Мисс Фарли, сообщаю всем, что комната Гермионы будет соединена с нашей с мистером Малфоем комнатой через отдельную, общую для нас троих гостиную. Чтобы мисс Грейнджер не чувствовала себя одинокой, — объявил я. — Помогать нам не надо, мы справимся с переустройством этажа сами. И сами сделаем себе отдельные апартаменты. Мы с Драко будем жить в одном крыле, для мисс Грейнджер подготовим отдельное, женское крыло с ванной, будуаром и всем, что она захочет.

— Я и сама могу, — вмешалась Гермиона. — Но, спасибо тебе.

И мы направились к застывшему на лестнице Малфою. В последний момент я обернулся к морю ошарашенных лиц и сказал:

— Спасибо за сердечную встречу. Как-нибудь мы отблагодарим вас. И, мисс Фарли, вы сказали «слизеринец слизеринцу — брат». Возьму вашу демонстрацию дружбы и братства на вооружение.

* * *

Утром наш декан, профессор Зелеварения, Северус Снейп, известный в обществе как слуга нар… двух господ, ждал появления своих первокурсников в общей гостиной. Злой, как чёрт. Взгляд его сердитых чёрных глаз обошёл всех нас и остановился сначала на мне, затем на Малфое и, наконец, на вцепившейся в мою руку Гермионе.

— Мисс Грейнджер, вы магглорождённая ведьма, — выдал низким, богатым интонациями тембром Снейп. — Мне доложили, что у вас не обычная волшебная палочка, а посох. Не буду спрашивать, откуда он у вас, но вы должны передать его мне. Первокурсникам не под силу справиться с таким могущественным ору… хм, концентратором.

Я весь ощерился, пылая возмущением. Но моя девушка спокойно вынула свою палочку и повернула её рукояткой к мужчине. С первого же взгляда на это произведение магического искусства, его глаза загорелись. Снейп потерял всякую предосторожность и схватил чужую палочку голой, ничем не защищённой рукой.

А в глазах Гермионы замерцали искорки насмешки. Не спроста.

Потому, что кожу на ладони профессора в одно мгновении прожгло, она пошла пузырями, которые тут же лопнули и палочка вместе с жидкостью из них взлетела в воздух. Палочка, совершив кувырок, вернулась в руку своей хозяйки. Гермиона пошевелила пальчиками и с поверхности рукояти исчезли, превратившись в маленькие искорки, те органические части, которые прилипли к ней.

— Сорри, сэр, — пропела Гермиона. — Не думала, что вам неизвестно правило не брать чужие волшебные вещи.

— Мисс Грейнджер, — прошипел Снейп, скорчив гримасу страдания. — Двадцать, нет, пятьдесят баллов с Гри… Вечером, точно в семь часов, у вас будет отработка в моей лабораторией.

— Я должна прийти одна? — подмигнула она, приподняв уголок рта в лёгкой улыбке. — Нет. Что скажет миссис Снейп, услышав, что вы останетесь вечером наедине с незамужней девушкой?

— Пока незамужней, — поддержал разговор я. — Но это не сложно обговорить хоть сейчас. Лили-Энн Гермиона, выйдешь за меня?

— Выйду. Я думала, что об этом мы ещё в поезде говорили, — хихикнула она. — Драко, Винсент и Грегори свидетели.

— Да, да! Так и было, — загомонили те, не замечая готового уже взорваться от гнева декана.

— Перестаньте! — взревел он. Воздух вокруг мужчины тридцати с чем-то лет затрепетал от хлынувшего из него гнева. — Все пятеро ко мне на отработку! Вечером.

И, повернувшись на каблуках, Снейп усвистал из гостиной.

Я обвёл взглядом притихших свидетелей позорной сцены. Там, за спинами парней, шести- или семикурсников, пряталась наша староста мисс Джемма Фарли.

— Ну-ну, мисс Фарли, это вы доложили декану о посохе Гермионы? — та кивнула, вся побледнев. — А почему тогда о судьбе парней, Флинта и Как-его-там, как второго звали… — из толпы подсказали мне «Джагсон», — да, Джагсона, декану не доложили? Вы представляете, чем чреват для их семей Запрет Гермионы на обучении их отпрысков в Хогвартсе? Нет? Увидите.

— Гарри, давай на завтрак, — подтолкнула меня к выходу девушка. — На голодный желудок я становлюсь кровожадной, не приведи Господь, схарчу кого-то из наших сокурсников.

Дафна и Трейси, услышав слова Гермионы, отскочили от нас на пару метров, чем заработали в свой адрес смешки со стороны Крэбба и Гойла.

В Большом зале на столах нас ждала сервировка типа «шведский стол». На блюдах лежали груды горячих — то ли поджаренных, то ли сваренных — сосисок. Бекон, яйца всмятку или в виде яичницы-глазуньи, какие-то джемы были в отдельных сосудах. Булочки, пироги и макароны, кувшины — я знаю, что только с тыквенным соком — ждали нас.

Факультетские столы были заняты частично. Самым пустым из всех был стол Рейвенкло. Наверно, студенты этого факультета зачитались допоздна и не смогли рано и вовремя проснуться.

За столом Гриффиндора кучковались Уизли, все четверо. Перси скользнул по нам, входящим в зал слизеринцам, безразличным взглядом. У близнецов читался жадный интерес к несмышлёным первогодкам, отпрыскам богатых семьей. В любой момент они подойдут к нам и начнут предлагать нам свою зловредную продукцию под видом конфет, батончиков, пилюль, помадок. Надо предупредить ребят, чтобы не подпускали этих двоих близко к себе, не брали ничего из их рук, не разговаривали с ними и не общались даже взглядом с Предателями крови.

Последнее наши ребята, наверно, и сами знают.

Ро-о-о-он! О-о-о-о! Его ненавидящий взгляд в сторону моей темноволосой спутницы мог бы выжечь её до состояния головешки, будь у него магическая мощь. Он жрал и ненавидел. Оба эти действия он делал, как не в себя.

Перед ним на столе рыскал крысюк и временами урывал из пищи Рона кое-что и сам глотал. Питер Петтигрю. Надо ли уничтожать его втихаря, никого о его нахождении среди живых не уведомив? Или демонстративно вернуть ему истинный человеческий вид — например, сейчас? Что мне даст освобождение из Азкабана одного пустоголового крёстного отца, который немедленно забудет обо мне и снова отдастся с потрохами Дамблдору?

Питеру всё равно не жить. Надо с Гермионой обсудить этот момент. Мой взгляд встретился с взглядом декана Рейвенкло, и я понял, что больше не один. Что у меня есть Семья и они мне обязательно помогут.

Я махнул Филиусу рукой, сверкнув кольцом лорда Певерелла. Тот ответил мне уговоренным жестом растопыренных пальцев — большого и мизинца.

Понятно. Пролетел профессор Снейп со своим наказанием сегодня вечером, как фанера над Парижем. У нас будет воссоединение с Братом в шесть часов. Сегодня вечером.

После завтрака наша староста раздала нам расписание занятий на неделю и собралась сопровождать нас сначала в Подземелья, чтобы мы подготовились к Трансфигурации, Истории Магии и Гербологии, а затем уже и на уроки.

— Я не думаю, что на первом занятии нам будет что-либо нужно. Учебники, например, — высказался Малфой и скосил взгляд на нас с Гермионой. Увидев наш кивок, продолжил уже более уверенно. — Расположение кабинетов тоже, более-менее, нам известно. Так, что, мисс Фарли, в ваших услугах мы не нуждаемся.

— Но, но… А если вам встретятся гриффиндорские старшекурсники? — округлила глаза она.

— Справимся! — отрезал Винсент Крэбб и сжал руки в кулаки. Серьёзного такого размера кулаки. — Иди, иди! Без старосты твоей закваски справимся.

Джемма сердито и обижено фыркнула, развернулась и убежала, пылая красными щеками.

Трансфигурация у нас была сдвоенным с Гриффиндором занятием. Кто бы сомневался?

Классная комната встречала распахнутой дверью, на преподавательском столе — неизменно, жизнь за жизнью — нас поджидала профессор Макгонагалл собственной персоной, но в кошачьей ипостаси. Мы сели у окна и начали оглядываться вокруг и ждать, пока первый курс львиного факультета соизволит явиться. Класс, как класс — голые, окрашенные коричневой краской стены, парты, стулья. Ничего лишнего. Убранство в унисон со своей обитательницей. Как в монастыре.

По коридору разнёсся топот бегущих ног, крики, шум падающих частей рыцарских доспехов. Это ни кто иной как гриффиндорцы приближаются к месту занятий. Двигались они не как группа львят — тихо подкрадываясь, а как стадо шакалов или гиен — гавкая, заранее пугая добычу.

Увидим, увидим.

Неожиданно для меня, первый курс ало-знаменных прибыл в полном составе — трое мальчиков и трое девочек. Рон замыкал вереницу грифов, сонный, неряшливый.

Войдя в классную комнату, они так же с криками начали разбираться, кто где должен сесть. К нам с Гермионой вдруг прискакало рыжее бедствие по имени Рональд Уизли и стало предъявлять претензии:

— Гарри, Гарри, оставь этих мерзких змеюк и айда к нам. На Гриффиндоре нам вместе с тобой знаешь, как будет весело? Идём, а?

— Ага-ага! Ща как прыгну! Вместо стаи шакалов и гиен мне предпочтительней быть в одиночку. Теперь отойди отсюда, гриффиндурок, чего прицепился! — крикнул я. — Кто ты ваще и откуда, из какой ДЫРЫ выполз?

— Мистер Поттер! — крик Минервы Макгонагалл прозвучал высоко и сердито. — Что вы себе позволяете?

Я медленно повернул голову к преподавательскому столу и округлил глаза, якобы не зная, КТО на столешнице сидел и лизал лапку до недавнего времени.

— П-п-п… Вы профессор, да? И как здесь появились, вас, вроде бы, не было?

Рон висел надо мной, всё ещё сжимая моё плечо и смотрел на Макгонагалл огромными удивлёнными глазами. Я оттолкнул его от себя и он, теряя равновесие, сделал два шага назад.

— Предатель! — прошипел он сквозь зубы. — Я думал…

— Садитесь, мистер Уизли! — рявкнула декан Гриффиндора, сжав губки в куриную гузку. — А вы, мистер Поттер, спровоцировали своего однокурсника. Надо быть дружелюбнее.

Я несколько секунд смотрел, не мигая, на эту предвзятую женщину, задаваясь вопросом, понимает ли она сама, насколько несправедлива со мной. Или характеристика, которую дал ей мой дядя Вернон во времена, когда белый северный песец ещё не посетил наш дом на Тисовой — когда это было? в прошлой жизни? — была верна? Минерва Макгонагалл была и есть очень неприятная училка с отталкивающим характером, которой не место в Хогвартсе.

Гермиона незаметно толкнула меня в бок, тихо шикнув. И я воздержался от комментария.

Час прошёл по накатанной — Макгонагалл сделала демонстрацию, превращая свой стол в свинью и обратно, толкнула спич о том, какая Трансфигурация замечательная наука, какие полезные для мага знания даёт и т.д., и т.п. Наконец, раздала нам спички и показала, как превратить их в иголку.

А представьте себе это задание — превращение деревянной спички с фосфорной головкой в стальную, то есть, из чистого железа иголку. С ушком. Она хотела научить одиннадцатилетних детей совершать трансмутацию элементов простым взмахом палочки и вербальным словом Ферраверту?

Как мне это удавалось каждый раз в прошлом?

Хихикнув нервно, я взмахнул палочкой и прошептал:

— Ферраверту!

И замедлил время, чтобы внимательно изучить процесс превращения спички в иголку.

Да-а-а, теперь я всё увидел. Никакой трансмутации и трансфигурации здесь и в помине не было.

Происходило банальное замещение вещества. А конкретнее — предметов. Спичка возвращалась — у меня сразу, у соседей — поэтапно, по частям или молекулам, туда, откуда их вынули, чтобы нам раздать. В спичечную коробку. Иголки, по всей вероятности, тоже были спрятаны в свою отдельную коробку.

Гермиона следила во все глаза за моими манипуляциями и тоже заметила, что в действительности происходило на нашем первом занятии по Трансфигурации. А то! Первоклашки, впервые взявшие в руки волшебную палочку, всерьёз и сразу справляются с такой необыкновенной сложности задачей — превращение предметов разного состава друг в друга. Верю, а что?

Гриффиндорцы, буквально вспотев, ревели указанное заклинание и махали палочками, как не в себя. Безуспешно. Что и требовалось доказать. Откуда им знать, КАК такое делать — колдовство это? Никто им ничего не объяснял. Макгонагалл поставила задачу, теперь стоит и ждёт её исполнения. Ага-ага, что я вижу? Она слегка качает своей палочкой и у Лаванды Браун спичка становится наполовину металлической заострённой иголкой.

— Пять баллов Гриффиндору за частичное превращение половины спички в стальную иголку! — объявляет профессор и девочка улыбается до ушей.

Мою полностью оформленную иголку профессор не соизволила заметить. Раз так, получайте! Истинная Трансфигурация — а вовсе не те бессмысленные фокусы в исполнении Макгонагалл — мне доступна в полной степени.

Я знаю, что это ребячество, но камни, из которых выстроены стены не только этого класса, этажа или башни, но и всего замка, мне помогут. Не зря я их окропил кровушкой… миллион лет назад. Взмах палочкой и все парты становятся каменными. Пусть попробуют расколдовать или переместить в другое помещение. А что? Я зол! Меня не оценили в достойной степени, могу позволить себе некоторый выпендрёж.

Стоп, стоп!

Со мной происходит что-то не то. Я осознаю, что поступаю не как истинный представитель змеиного факультета, а как безбашенный гриффиндурок! Что со мной?

Ученики замечают изменения класса сразу и начинают испуганно оглядываться на профессора Макгонагалл, но та стоит столбом, лицо — кирпичом.

В этот момент прозвучал звонок, я схватил Гермиону за руку и мы вместе отправились на следующее занятие — Историю Магии. Опять с Гриффиндором.

Если и на Гербологии мы будем вместе с красно-золотыми, я кого-нибудь убью.

Профессор Бинс, призрак давно умершего преподавателя, меня окончательно взвинтил своим бормотанием, от которого большинство студентов заснуло. А я тем временем думал о том, что где-то в замке замурован его труп. Я закрыл глаза и сделал вид, что меня тоже сморило. И позволил замку прокручивать перед моим внутренним зрением тьму. То есть, так должно быть. Замуровывают трупы в местах, где свет не присутствует, не так ли? Я почувствую останки профессора Бинса иным способом. Замок мне его покажет.

Труп нашёлся быстро, в небольшой каморке в стене, недалеко от кабинета Истории Магии. Что показательно — его замуровали живым. Очевидно, над ним проводился некий запрещённый ритуал, чтобы его дух остался в этом мире, не упокоенным, но подвластным тому, кто колдовал. Вот это будет интересно! Надо озадачить Гермиону, Филиуса и Ко… Колина! А как теперь с Колином быть?

Гермиона, словно почувствовав мою растерянность, накрывает ручкой мою руку. Справимся. Как-нибудь. Скорее всего.

Во время обеда к нашему столу приблизился Перси Уизли и неуверенно проговорил:

— Поттер, директор Дамблдор желает видеть тебя у себя в кабинете. Пароль — «вишнёвые мармеладки», — сказав это, он быстро удалился.

Огромные, цвета морских глубин глаза Гермионы уставились на меня.

— Пойдёшь?

— Не беспокойся. Я во всеоружии. Но надо было нам на Рейвенкло идти, — вздохнул я.

— Кто бы мог подумать, что вылезет ТАКАЯ ИСТОРИЯ с нами, Гарри! Я думала, что лучше быть рядом с твоими родственниками…

Вдруг я весь просиял. Родственники! Ну, да!

— Драко, — обернулся я к сидящему по правую сторону от меня белобрысому кузену. Или племяннику. — Твой отец всё ещё председатель Попечительского совета?

— Да, конечно, — удивился Драко. — Почему бы ему не быть председателем?

— А как ты думаешь, согласится ли он сопроводить меня в качестве ближайшего моего старшего родственника на встречу с директором Дамблдором?

Сидящие вокруг нас слизеринцы навострили уши и начали переглядываться. А я продолжил гнуть свою линию:

— По уставу, никто из взрослых преподавателей не может приглашать на встречу тет-а-тет студента, — старшекурсники закивали головами. — Непременно должен присутствовать второй взрослый. Нашему декану я в принципе не доверяю, он меня ненавидит из-за самого факта рождения. Профессор Макгонагалл могла бы сопроводить меня, но она тоже не достойна доверия. И я думаю, что, увидев состояние своего класса после того, что я там наделал, сама будет в бешенстве. Единственный взрослый волшебник, которому я могу доверить свою безопасность, это твой отец. Могла бы быть и твоя мама, но она не противник матёрому интригану, Сам-знаешь-кому.

Малфой хлопает глазами, соображая, что делать. Потом вдруг выпрыгивает из-за стола и выбегает из Большого зала. Вероятно, чтобы связаться по каминной сети с отцом. Которым очень гордится и которому во всём старается подражать.

Люциус Малфой появился в Большом зале и прошествовал между факультетскими столами как… белый лебедь между индюшатами. Драко в припрыжку нёсся за ним, стараясь не отставать. Встретившись со мной взглядом, он кивнул головой и принял очень потешное выражение лица, типа — выходи, подождём снаружи. Я немедленно поднялся с места и, стиснув ручку Гермионы, вгляделся в её нереально красивые глаза. На одно мгновение меня посетила страшная мысль, что вижу её в последний раз в этой жизни. Она что-то из моих плохих предчувствий уловила потому, что вся побледнела.

— Я найду тебя, во что бы то не стало! — прошептали её губы.

Я наклонился и поцеловал их. И выбежал из зала.

Старший Малфой нашёл меня, дрожавшего возле лестницы, которая вела к директорской башенке.

— Мистер Поттер, — сказал он вальяжно. Манере так разговаривать иногда следовал и его сынишка Драко. — Что такого спешного появилось у вас, что вы обратились ко мне, взывая к родственной связи?

— Дамблдор случился, мистер Малфой. Никому из знакомых мне взрослых я не смог бы довериться, чтобы меня сопроводили на встречу с ним, — ответил я и посмотрел ему в глаза.

Мой Обруч Всевидения ретранслировал мне направление мысли взрослого волшебника. Не было у него в голове ни единой мысли как-либо навредить мне, беззащитному сироте. Только удивление, осознание глубины моей проблемы, в некоей степени расчёт того, как это поможет Драко получить авторитет на Слизерине. И готовность, хотя бы, присутствовать на этой встрече Мальчика-который-выжил и директора Хогвартса, его собственного опекуна.

— И чего вас так настораживает эта встреча, мистер Поттер? Вы, должно быть, достаточно часто со своим опекуном встречаетесь…

— Почему все в волшебном мире думают, что Дамблдор — мой опекун, сэр? — перебил я. — Да не опекун он мне, вовсе! И никогда я с ним не встречался! Я вообще впервые увидел его вчера вечером, во время распределения.

Малфой замялся, почесав бровь змеиным навершием своей трости. Я почувствовал, благодаря Обручу, его растерянность.

— А кто ваш опекун? — спросил он.

— Тётя Петуния, сестра мамы. Ненадолго до своей гибели на том Хэллоуине, мама отправила ей все необходимые документы, заверенные Визенгамотом, Министерством магии, моим отцом и крёстным. Что, в случае смерти моих родителей, забота обо мне переходит к тёте Петунии с семьёй.

— Хм, это очень странно, мистер Поттер. Вы даёте мне в руки очень весомый козырь. Ну, идём? Пароль знаете?

— Знаю, «вишнёвые мармеладки», — ответил я. — Да, лучше поспешить, а то как начнёт белый песец, … ох, простите!

— Ничего, ничего, — ухмыльнулся уголком рта Малфой и мы отправились наверх по лестнице.

По пути я обдумывал свои внезапные, очень нехорошие предчувствия. Крутил в голове каждую минуту своего пребывания в замке, взывал к нему с просьбой оградить меня от неприятностей… И всё равно мне казалось, что я где-то прокололся и ИГРАЛЬНЫЙ КУБИК упал на нежелательную сторону. А мне выпало ступить на битое поле ИГРЫ.

Старик Дамблдор выглядел при моём появлении добрым дедулечкой. Пока порог его кабинета переступил только я, а идущего на несколько ступенек ниже меня лорд Малфоя спиралевидная лестница ещё поднимала наверх.

Я огляделся. Всё было знакомо — лоск, блеск и китч. На стенах панели из дорогой древесины, повсюду позолота, кристаллы, лампы-глобусы, цокающие приборчики, следящие за жизнью интересных или подконтрольных директору людей.

На диване для посетителей сидел с неподвижным, как маска, лицом наш декан, профессор Северус Снейп. Он даже не соизволил посмотреть в мою сторону, словно в кабинет директора вошёл не ученик его же факультета, а какое-то чмо. На простом деревянном стуле недалеко от дивана сидела, выпрямившись, словно проглотила швабру, замдиректора профессор Макгонагалл.

— А-а-а, Гарри, входи, входи, мой мальчик! — воскликнул Дамблдор, увидев меня, и расплылся в улыбке.

Его улыбка однако застыла, когда он заметил сопровождающего меня лорда Малфоя. И угасла совсем, когда тот положил руку на моё плечо, направив меня ко второму дивану и садясь рядом. На лице Снейпа появилось непередаваемое выражение непонимания. Макгонагалл чопорно сжала губы в ниточку.

— Люциус, по какому поводу? — спросил директор, сверкнув очёчками. — У меня разговор с Гарри, можешь подождать внизу?

— Нет, я пришёл в качестве сопровождающего несовершеннолетнего ученика Хогвартса. Согласно Уставу, у него должен быть страхующий его взрослый, которому он доверяет, — любую вальяжность начисто смыло из речи Малфоя. Он говорил чётко, твёрдо и непререкаемо.

— Но я позвал его декана и мою заместительницу. Гарри не нуждается в твоём присутствии!

— Это решаю я, директор Дамблдор, — вмешался я, подобравшись на своём сиденье. — По какому поводу вы меня позвали на встречу в то время, когда у меня занятие по Гербологии?

— Почему так строго, мой мальчик… — начал было Дамблдор вешать лапшу нам на уши.

Такое обращение чужого для меня мужчины ко мне я не допущу. Дамблдор мне не дед, не дальний родственник, он мне никто. А я не какой-то там пидорок, чтобы меня всякие извращенцы звали «мой мальчик».

Злость во мне взревела и во мгновение ока овладела моим разумом. Дальше я двигался, как в ночном кошмаре. Начал с того, что поднял руку и сжал её в кулак. Камни замка отозвались на мой зов и начали петь. Их песня была похожа на грохот. Они приобрели что-то похожее на псевдожизнь, стали случайным образом уродливо расти и перемещаться. Я попытался справиться с обезумевшим замком, но напрасно.

Последствия были судьбоносны для того, кого я звал Белый Песец. Выросшие из пола прямо у него под ногами металлические острия, под разными углами пронзили его тушу насквозь, пригвоздив его на месте. Разнёсся противный запах содержимого кишок и крови.

— Он-он-он…о-о-о… — послышалось со стороны Макгонагалл и я посмотрел в её сторону.

Та держалась тыльной стороны руки за горло, а её ладони чуть-чуть касалось тонкое, как игла металлическое лезвие, выросшее прямо у неё между коленей.

Снейп и Малфой были целы, но на грани обморока.

Чёрт, чёрт, чёрт! Всё это Я сделал?

Ужас, отвращение и сожаление нахлынули на меня волной и выбили из меня последние капельки здравого смысла. Мой пульс колотился в висках и я, не найдя слов оправдания перед деканом Снейпом и лордом Малфоем, выскочил из директорского кабинета, как угорелый. Проскакал вниз по лестнице через две ступеньки и пулей пролетел мимо горгульи. Всё во мне дрожало, я нёсся по этажу, крича несвязные слова и издавая безумные звуки. Я видел, что поверхность стен коридора идёт ходуном, и громко захохотал.

В конце коридора мне померещились две рыжие головы. «Братцы-близнецы затеяли какую-то забаву! — мелькнуло в голове. — Надо включиться!»

Почему это?..

Какую забаву затеяли эти двое, я узнал через одну секунду, в момент, когда пробегал мимо группы рыцарских доспехов. Внезапно железная рука одного из доспехов, державшая меч, взлетела вперёд, прямо к моему сердцу. Я изогнулся и отпрянул влево, насколько мне удалось, но оказалось, что это было не достаточно. Кончик меча мазнул прямиком через моё горло. Хлынула кровь…

Темнота. Я умер. Вот и всё.

В последний момент я заметил, что близнецы Уизли дали друг другу пять и загоготали…

… и я проснулся в чулане.

В голове у меня царил полный кавардак, который быстро стих и мои мысли прояснились.

Надо мной слонопотамом пробежал вниз мой кузен, громко и протестующе визжа, что Пирсу подарили приставку, а ему, Дадли — вертолётик.

Я вернулся на позицию (1). Чулан под лестницей.

В конце дня, посвятив — уже в третий раз — родственников в проблемы с моими повторяющимися жизнями, чем немало их испугал, я засел в своей новой/старой комнате на втором этаже обдумывать, что ЭТО было. Перед тем, как я проснулся опять в чулане. Что случилось до этого момента, что довело меня до полной невменяемости, лишив меня рассудка до уровня действий сумасшедшего себе во вред?

Я отличаюсь, как любой Лев по знаку Зодиака, трезвым умом, но и некоторой леностью.

Во время моего единственного учебного дня в той жизни я был всем, кем угодно, только не ленивым. Что уж тут говорить о трезвости ума? Махал я палочкой как умалишённый, демонстрируя каждому встречному-поперечному свою крутость — что я как раз должен был скрывать до поры, до времени. И вместо того, чтобы скрупулёзно следовать начертанному мной плану, я ринулся разрушать Хогвартс. Что, наверное, и сделал. А-а-ай, приду-у-у-урок! Оставил там мою Гермиону одну!

В порыве ненависти к себе я треснулся головой об стену. Послышался звон разбитого стёклышка и я ахнул — Обруч Всевидения сломал! Обруч пришёл в новую жизнь вместе со мной, а я его уничтожил! Бли-и-ин, да что же это такое? Лишился одного из так называемых Предметов Победы, Трофеев. Он, когда я надел его впервые на голову, уничтожил хоркрукс Змеемордого в моём шраме, а я… Фу, гадина я, а?

В приступе отчаяния, я зарылся пальцами в свои волосы и вдруг оттуда на пол посыпались труха и кусочки ржавчины. А в моей голове наступила звенящая ясностью тишина. Ощущение покоя и правильности навалились на мои худенькие плечи такое, что аж колени подогнулись.

Присев на пол, я посмотрел на свои грязные руки и меня озарило. Обруч Всевидения вроде бы золотым был! Я повторил эти два слова дважды, чтобы понять, что меня так насторожило.

Но, да-а-а! Раньше, в моих предыдущих посещениях Гринготтса, я такой предмет в сейфах не находил. Откуда этот обруч появился именно в моей Детской ячейке? Кто-то там его целенаправленно оставил, но с какой целью?

И вдруг он появляется как бы ниоткуда. И я напяливаю его на свою дурную голову, но не просто напяливаю! И не снимаю его даже после того, как он своё дело сделал — удалил хоркрукс из моего шрама. Никого не спросив, не поинтересовавшись его действием, я начал щеголять, как коронованная особа.

Хорошо, что неожиданная смерть освободила меня от подозрительного предмета. Я потрогал свой лоб в поисках шрама — да, какой-то шрамик нащупывался, но ничего примечательного там не наблюдалось. Даже в зеркале пришлось долго и под разными углами вертеться, чтобы убедить себя самого, что хоркруксом там и не пахнет. Может и был, но моё возвращение назад, в точку Старта, с тем Обручем, сгнившим до трухи, по всей видимости уничтожило до такой же трухи и возможно возникшую заново филактерию Змеемордого в шраме.

Уф-ф-ф, хоть что-то хорошее есть.

А потом задумался, всплыли воспоминания… вспомнил кое-что конкретное. Но я не помнил, чтобы в моей жизни, в любой из моих жизней, со мной такое случалось. Я помнил разное, но это было не моё, как бы…

Не-е-ет! Словно кто-то проецировал прямо мне в мозг вот это:

— ГАРРИ, ПОСЛУШАЙ МЕНЯ. НИ О ЧЁМ НЕ БЕСПОКОЙСЯ. ДАВАЙ, ОТКРОЙ МЕДАЛЬОН, ЧТОБЫ ПРОЦЕСС ВОССОЕДИНЕНИЯ ПОШЁЛ… — услышал я чей-то мужской голос. Услышал не ушами, это звучало в голове.

— Но я стану Волдемортом! — отвечает мой голос. Подростковый, не мальчишеский.

— ГАРРИ, РАЗВЕ ТЫ ЕЩЁ НЕ ПОНЯЛ? ТЫ И ТАК ОН И ЕСТЬ, ТОМ РИДДЛ! АЛЬБУС САМ ВСЁ УСТРОИЛ, ЛОВУШКУ ЭТУ.

Я прокрутил мысленно этот коротенький диалог, пытаясь осмыслить тему разговора. Этого диалога никогда, повторяю — НИКОГДА и НИ С КЕМ не проводил. Но голоса узнал. Мужской голос принадлежал Томасу Риддлу, иначе говоря, Волдеморту. Детский подростковый голос был моим.

Моя рука сама взлетела и прикоснулась к усохшему шраму…

Что-то рухнуло во мне. Разве?

Не может такого быть.

Но откуда у меня появились знания о совместном с Гермионой, Колином — в поцелованную дементором тушку которого вселился дух Гриндевальда — путешествии по Мирам? Вместе с профессором Флитвиком, нашим старшим братом?

А чей хоркрукс сидел в шраме? Риддла? Не-не-не-не…

Моя голова закружилась от всех этих мыслей, моё тощее тельце завалилось направо.

Еле дополз до кровати, с трудом вскарабкался на неё и быстро отрубился.

Засыпая, я подумал, что утро вечера мудренее.

Сейчас — спать.

Утро действительно оказалось мудренее, так как я сообразил, вероятно во время сна, откуда в моей многострадальной голове появились как бы мои, но не совсем мои знания и воспоминания.

Око Всевидения, обруч! В нём всё дело. Повертев эту идею и так, и эдак, я пришёл к прозрению — этот артефакт оставил в Детском сейфе тот самый гипотетический Супер Гарри, голос которого я слышал. Который, если верить содержанию разговора с мужчиной, оказался не совсем Гарри Поттером, а очень даже Томом Риддлом.

То есть, если я скажу — всё может быть, что как в первой, так и во второй, и в третьей жизни, я тоже им был — я буду почти на все сто прав.

Теперь я уже могу претендовать на всё, принадлежащее Томасу Марволо Риддлу, не только по праву победителя, но и по предполагаемой причине, что я им и являюсь. Духом. Телом нет. Телом и кровью я всё ещё Гарри Джеймс Поттер.

А так, что изменилось? Да ничего.

Внезапно я понял цель — нет, ЦЕЛЬ игры. Не бегать и скакать по намеченному каноном маршруту и спасать принцессу. Более того, принцессу спасать не надо — она сама кого хочет уложит в гроб. Не воссоединяться с СЕМЬЁЙ, встреча с ними идёт бонусом. Не-е-ет!

Прежде чем думать о начале ИГРЫ, мне надо собрать воедино свою душу!

Повторяю — собрать душу.

Найдя после завтрака ту старую тетрадь Дадли и оторвав исписанные страницы, я написал красным фломастером и заглавными буковками:

СОБРАТЬ ВСЕ ХОРКРУКСЫ!!!

Решив, чем я буду занят до начала нового учебного года, я бросил мороку с составлением всяких сравнительных списков, рисованием карт и поиском смысла игры. Всё уже было запечатлено в моей голове. Игра мне уже понятна. Но мне всё же захотелось кое-что из прежней жизни повторить — сближение с сестрой дяди Вернона. Марджори Дурсль показалась мне тогда мировой тёткой. Мне нужен достойный союзник во время подготовки Игры.

Пойду, что ли, озадачу собственную тётю Петунию?

— Пригласить Мардж остаться с тобой, пока мы отдыхаем на море? — не поверила своим ушам она. — Но вы друг друга не переносите от слова «совсем»!

— А ты разъясни ей, что политика семьи Дурсль ко мне поменялась на абсолютно противоположную, — предложил я. — Предупреди её, что я не обычный мальчик, что у меня способности, как у тех экстрасенсов в телепередачах, даже больше, намного больше. А? Что стоит попытаться?

На лице тёти Петунии появилось задумчивое выражение. Она, отложив женский журнал в сторону, посмотрела на меня вполне осмысленными глазами. Не, как обычно — мазнув взглядом, убедившись, что я целый и всё ещё живой — и всё.

— Хм, может и сработает. Я сейчас позвоню ей, намекну, что Вернон устаёт на работе и нуждается в отдыхе… — сказала она и отправилась в гостиную звонить.

Разговор не был длительным, договаривающиеся стороны быстро пришли к взаимопониманию и тётя Петуния вернулась ко мне с сияющим лицом.

— Она сказала «да» на все мои пожелания. Обещала, что будет с тобой терпелива, что будет кормить тебя сколько влезет и регулярно будет гулять с тобой в парке.

— Ха-ха-ха, почувствуй себя собакой, ха-ха-х… — рассмеялся я, представив себе, что я должен делать во время этой прогулки в парке.

Тётя быстро просекла, что я имею в виду, и тоже засмеялась.

За те три недели, пока ждал дня отбытия Дурслей на отдых, я отъелся, подстригся, тётя Петуния меня приодела — благо, что летом из одежды мальчику самая малость нужна. Две пары шорт, три-четыре футболки, майки, одна или две рубашки, кроссовки, вьетнамки, ветровка. Очки, как оказалось, мне уже — из-за излечения шрама или из-за чего-то другого — не нужны. Дадли дал мне одну из своих бейсбольных кепок и я красавчик.

По поводу очков, которые нашлись у моего изголовья, когда я опять впервые проснулся в чулане. На этот раз я вернулся к новой жизни с полностью усвоенными магическими способностями, включая видение магии. Я и в прошлой жизни видел ауру магов и сквибов, но это ни в какое сравнении не идёт с тем, что я умею сейчас. Не из-за Обруча ли?

На оправах-велосипедах я нашёл вклеенную небольшую металлическую пластинку с прикреплённой к ней следилкой. То есть, Чарами слежения. И не только это. От пластинки веяло Чарами принуждения и снижения критического мышления. Я спросил тётю Петунию, где она эти очки нашла, на что она ответила, что они сами появились однажды на кухонном столе.

Понятно. Пришлось мне объяснять тёте, что волшебники могут сотворить простым взмахом палочкой — стереть память, сделать внушение, покалечить, излечить и так далее. Она сжала губы в ниточку и перебила меня:

— Думаешь, я не знаю? Ведь, твоя мама была сестрой мне. И она, я должна открыть тебе глаза, была способна делать вещи похуже перечисленных тобой.

Я молча сидел с открытым ртом и не знал, что сказать. То, что мои родители — худшие из худших представителей родительского сословия, это понятно. Реально, они меня отдали как агнца на заклание, удовлетворяя прихоти своего не передать насколько любимого директора, бывшего директора! Не получив ничего взамен. А разве из всех благ мира есть что-то настолько ценное, ради чего человек откажется от собственного ребёнка, а? Вопрос излишний.

Что осталось от этих двух дубоголовых дураков? Руины разграбленного дома, объявленные Министерством магии историческим объектом преклонения.

— Тётя, а осталось ли что-то от… — я замялся, — … родителей моих?

— Чего спрашиваешь? — удивляется она. — Школьные сундуки остались. Но ты о них, о родителях своих, раньше не спрашивал.

И она привела меня на чердак и показала мне скрытые под всяким хламом сундуки не только Лили, но и Джеймса. Я открыл их оба капелькой крови. Всё таки, я телом их сын. Духом, может быть, и нет, но кто из живых является духовным продолжением своих родителей? Никто. Только телом, только кровью. А дух — ну, прилетел. Ну, вселился на четвёртом месяце эмбрионального развития, ну и что? Ни откуда прилетел он не спрашивается, ни куда улетел в конце жизни тоже не интересуются. В Рай или в Ад. Кому как.

В сундуке Джеймса я нашёл его собственные детские очки-велосипеды. Точь в точь как те, которые я захотел сначала испарить магией, но потом подумал и остановился. Пусть валяются здесь, на Тисовой. А я тем временем отправлюсь в поход за хоркруксами.

* * *

Тётя Мардж приехала на своей машине, огласив всю улицу громким смехом, когда Дадли влетел в её объятия и оба они чуть не упали на газон. Злыдень с ней не прибыл. Её сопровождала красивая собака-далматинка по имени Люси. Ласковая, добрейшая, «поющая». Моему кузену было жалко расставаться с собакой, которая подвывала, как сущая певичка, если кто-то из нас, мальчиков, начинал что-то напевать. И к ужасу тёти Петунии, Мардж позволила любимому племяннику забрать на курорт с собой Люси.

— Перехожу на разведение далматинцев, — громогласно объявила она вечером, после стакана хорошего коньяка. — Надоело мне с бульдогами, интерес к ним тоже убавился. Клиенты ищут более элегантные породы, типа гончей. Вот, я взяла для начала Люси. Я её водила на вязку, она беременна, но за десять дней ничего с ней не будет. Пусть побегает по золотому песочку, моя красавица, — замурлыкала в конце исповеди она и похлопала рукой по голове собаки.

Короче, тётя Мардж была — к моей глубочайшей радости — та, полюбившаяся мне крутая тётка, с которой я смогу договориться. Даже более того.

Вечером, выпроводив родственников на Ривьеру, мы присели за столом. Она со стаканом пива, я — сока.

— Ну, с чего такие метаморфозы в отношении тебя? — спросила она.

Я решил идти напролом и будь, что будет.

— Я не просто экстрасенс, тётя Мардж, я волшебник, — ответил я. — Завтра у меня день рождения, а вечером, то есть, ночью, к нам явится представитель магической школы, которую я буду посещать осенью. Семь лет.

Женщина, откинувшись на спинку укреплённого стула дяди Вернона, упёрлась в меня взглядом. Я ждал её комментария с нетерпением. От её ответа зависит моё расписание на следующий месяц.

— Значит, не справился, — медленно сказала она и отпила пенную жидкость.

— Кто и с чем? — спросил я.

— Мой брат. Не вытащил он эту дурь из тебя. Ты такой, как и твои сумасшедшие родители.

На какой-то момент моё сердце ухнуло в пятки. Это значило одно — я ошибся, надеясь, что вернулась моя тётя Мардж. Ах, как жаль!

Но она продолжила свои рассуждения и я вслушался в её слова.

— Это было в рамках ожидания. Говорила я ему, что твои способности, они врождённые. Раз они у тебя открылись, они с тобой будут всю жизнь. Как слух, как зрение…

— А тётя Петуния знала о вашем с дядей разговоре на эту тему?

— С чего бы это? Она с самого начала стыдилась родства со своей сестрой, её выбора мужа, а позже и тебя. И старалась замять наличие в тебе этого самого волшебства. Закрывала глаза на все твои штучки, называя твои выбросы криворукостью. Разрушения, поломки и поджоги относила к твоей прирождённой вредности. А я делала вид, что ничегошеньки не замечаю.

Я обратил внимание, что каждое моё возвращение назад, к точке старта — в моё детское тело, возвращало меня к детству. Моя бурная реакция на слова тёти в который раз подтвердила мои наблюдения.

— Тётя Мардж, ты самая, самая лучшая! — воскликнул я и бросился ей на шею.

— Что ты, что ты… — смутилась она. — Так, кого мы ждём завтра ночью?

— Думаю, твоего жениха!

— Оп-паньки! — воскликнула, округлив глаза она. — И как его встретить-то?

— Воком, тётя Мардж, воком. Бей его по голове со всей силы, чтобы впечатление произвести на нашего посетителя как можно сильнее.

В ответ она громко рассмеялась.

То есть, считайте, что все дальнейшие события повторились аккурат как в прошлой жизни. И разговоры, и заигрывания… Наш поход в Косой переулок, встреча с моим поверенным Златограбом, его неминуемая гибель… В качестве нового поверенного счетами я выбрал всё того же Крака, гоблина шустрого, до смерти верного только мне.

В Детском сейфе нашли коробки со всем необходимым Наследнику богатой семьи с закрученной историей. Только коробка с обручем Ока Всевидения не нашлась. Я и не надеялся. Это указывало на то, что мои рассуждения идут в правильном направлении. Всё остальное, что Крак мне предоставил, а я напялил на себя — серьгу, кольца, браслетик с ячейками, ключики на золотой цепочке, кошелёк с порталами к моей наследственной недвижимостью.

По поводу палочки я сначала повздорил с Олливандером, когда тот стал наглым образом впихивать мне Остролистую палочку, снова и снова. Пока до меня не дошло, какой же я дурак. Если во мне живёт частица Того-кого-нельзя-называть, только она — сестра Тисовой палочки Того-кого-нельзя-называть (то есть, меня!) подходит мне. И я вышел из магазина довольного Гаррика Олливандера с палочкой из остролиста с пером Фоукса. Пусть радуется до поры, до времени белобородый паук в Хогвартсе, что всё с Избранным героем идёт по его планам.

Закончив свои покупки и выйдя из Дырявого котла в обычный мир, мы с тётей Мардж взяли такси и отправились на площадь Гриммо. С чего-то надо начинать восстановление целостности моей души, да? Местоположение медальона Салазара Слизерина самое доступное из всех. Почему бы не приступить к делу с второго дня наших с ней десятидневных каникул?

Поэтому, подождав отбытия машины, я громко сказал пространству между домами 11 и 13:

— Родовой особняк Блэков находится на Гриммо, 12.

Номера 11 и 13 расступились, освободив место мрачному, в стиль эстетизм, но уже облупившемуся дому. Я поднялся по ступенькам и схватился за бронзовую ручку в форме змеи на входной двери. Зуб приоткрытой пасти змеи ожидаемо проколол мою ладонь, выпив каплю крови, и внутри механизма что-то щёлкнуло. Дверь открылась. На моём пути возник из темноты коридора домовик Кричер, что и ожидалось. Его небесно-голубые глаза посмотрели расфокусировано на меня, что-то узрели и внезапно стали колючими.

— Вижу, хозяин моего хозяина пожаловал, — проскрипел его голос.

— Я Гарри Джеймс Поттер, эльф! И я крестник Сириуса Блэка. Пусти меня внутрь, у меня есть предложение к тебе.

— Меня не обмануть именем, хозяин моего хозяина! И что за сделка?

— У тебя есть медальон со злой вещью в нём. Я могу очистить медальона Салазара Слизерина от злой вещи.

Кричер топтался, колеблясь.

— Пусти меня, эльф. Во мне течёт кровь Блэков, я имею право быть здесь!

Домовик закряхтел, бормоча что-то неразборчивое, но отступил назад, чтобы я смог войти. Когда за мной последовала тётя Мардж, он перегородил ей путь.

— В тебе, сквибка, нет ни капли крови Благороднейшей и Древнейшей семьи Блэк! — рявкнул он. — Тебе доступ воспрещается!

— Она заботится обо мне, Кричер и она войдёт вместе со мной. А ты приготовишь чай и поднесёшь его нам обоим перед портретом твоей умершей хозяйки. Устрой всё, пока я очищаю медальон от хоркрукса!

Кричера затрясло. Он не знал что делать, вертелся на месте, топтался туда-сюда. Наконец, он принял решение и приказным тоном заявил:

— Вы оба! Стойте здесь. Я поговорю с леди Блэк.

В темноте он прекрасно ориентировался, но нам с тётей Мардж минуты ожидания в пыльном тёмном коридоре показались часом. Наконец дряхлый домовик вернулся и возвестил:

— Проходите. Моя госпожа желает попозже познакомиться с посетителями.

Сказав это, он извлёк из складок тряпки, которой прикрывал свою наготу, круглый золотой медальон на длинной серебряной цепочке и отдал его мне. Потом, щёлкнув пальцами, он зажёг тускло светящую, затянутую паутиной люстру. И нам стало видна вся запущенность старого дома Блэков. Тётя Мардж шумно вздохнула, посмотрев на отстающие от стен обои, на вытертый ковёр на полу, на висящие вкривь и вкось потемневшие от времени портреты.

Кричер взмахом руки пригласил следовать за ним и привёл нас к паре длинных, изъеденных молью бархатных портьер.

— Моя госпожа, — робко произнёс домовик, — я привёл нарушителей.

Портьеры распахнулись и мы увидели портрет леди Вальбурги Блэк в натуральную величину. Она была всё такой же, какой я её помню, желтолицей измождённой старухой в чёрном наряде и чёрном чепце на голове. Нарисованная столь искусно, что кажется будто она живая.

— Добрый вечер, леди Блэк, — сказал я и склонил голову перед портретом. Тётя Мардж, даже не моргнув, сделала что-то наподобие книксена. Уважаю тётю! — Я крестник вашего сына Сириуса. Меня зовут Гарри Джеймс Поттер и я внук вашей тётушки Дореи.

— А сквибка кто? — поджав губы процедила нарисованная старуха.

— Это мисс Марджори Дурсль, золовка моей тёти Петунии, — старательно обрисовал характер нашего родства я. — А Петуния, это сестра моей матери, Лили Энн Поттер.

— Хорошо держится для сквибки, впервые переступившей порог дома волшебной семьи.

— Да, леди Блэк, даже я удивлён, — улыбнулся я краешком губ, посмотрев на сестру дяди Вернона. — Занятие у неё такое, быть слабой и отступать перед вызовами, это не про мою тётю Мардж. Она заводчица бульдогов, мэм!

— Ладно, иди делай своё дело, Кричер поможет тебе во всём. Тем временем я пообщаюсь с этой твоей некровной родственницей.

На ночь мы с тётей Мардж остались на Гриммо, 12. Скажи кому-нибудь об этом, вряд ли поверит. Чтобы какая-то сквибка ночевала в доме Древнейшей и Благороднейшей семьи! Никогда.

Но портрет леди Блэк никак не мог выговориться. И появление в доме женщины с такой выдающейся внешностью и таким благородным занятием — разведение племенных животных, было манной небесной и для заскучавшего от одиночества портрета, и для домовика. Кричер, получивший в руки очищенный от «плохой вещи» медальон Салазара, странно скосил в мою сторону синий глаз, внезапно подобрел и зашевелился. Комнаты для гостей подверг генеральной уборке и подготовил ко сну, ужин смастерил, всё подал в малой гостиной — тоже сверкающей чистотой, так, что мисс Марждори растаяла от удовольствия.

Утром, оставив все свои покупки в комнате, где я провёл ночь, мы отправились на автобусе «Ночной рыцарь» в посёлок Литтл-Хэнглтон, благо у меня уже была волшебная палочка. Тётя Мардж уже ничему не удивлялась, смирившись с существованием мира, о котором ничего и никогда до сих пор не слышала. И вдруг её окунули в него с головой и сказали — вот, ты уже часть этого мира.

Автобус остановился на развилке между двумя холмами. На одном из этих холмов находился давно пустующий дом Риддлов. Еле заметная в зарослях тропинка вела, по-моему, к полуразвалившейся хибаре семьи Гонтов.

Целью сегодняшнего путешествия как раз и была эта хибара. Там, под досками пола был оставлен интересующий меня предмет — кольцо Гонтов с Воскрешающим камнем на нём. Собственно, именно в камень Том и поместил свой второй хоркрукс.

Мы с тётушкой покинули автобус и стали медленно подниматься по тропинке. Шиповник и прочие кустарники старались помешать нашему передвижению, в высокой, мне до пояса траве, шуршало что-то неведомое, но голосов птиц не было слышно. Впереди ничего, кроме густых зарослей и деревьев, видно не было. Под ногами появилось покрытие из каменных плит, тропинка начала извиваться словно змея. Стало вдруг темнее и на редкость прохладно. Тётя Мардж накинула мне на плечи свою шаль, в которую я закутался.

Наконец, среди густо растущих деревьев появляется обветшалая хибарка, заросшая мхом до окон. В стенах видны щели, а крапива достигает до грязных, давненько не мытых стёкол. На входной двери висит змеиная голова, последняя часть скелета, прибитого кем-то много лет назад.

Над полуразрушенным строением я своим улучшенным после последней моей смерти магическим зрением замечаю купол защиты. Я закрываю глаза и углубляюсь в воспоминания моего другого «Я». Мне нужно вспомнить последовательность паролей на парселтанге, чтобы войти в хибару.

— Тётя, отойди подальше, а лучше было бы, если ты вообще спряталась за вон те остатки каменной ограды. Сейчас здесь будет разыгрываться непростое волшебство.

— Для тебя это не опасно? — спрашивает тётя Мардж.

— Будет опасно, но я справлюсь, — успокаиваю я женщину.

Она мимолётно касается моего плеча и отходит за ограду, чтобы не мешать.

Я вытаскиваю палочку из остролиста, с которой вчера вечером под наблюдением портрета леди Блэк удалил Следящие чары Министерства магии. Снова перехожу на магическое зрение и ищу узел, в котором пересекаются линии защитных заклинаний. Тычу палочкой в эту точку и начинаю шипеть. Защитный купол истончается с каждым произнесённым мной паролем и теряет слои, как репчатый лук. Когда спадает последний слой, я открываю входную дверь и перешагиваю через прогнивший порог.

Делаю шаг и вхожу в дом последних потомков великого Салазара Слизерина. Хотя последним потомком признали в Гринготтсе меня, но тем не менее.

Шкатулку я нахожу в месте из воспоминаний Тома. Защита шкатулки падает быстрее, чем та, которая закрывала дом. Внутри лежит золотое кольцо с простым камнем, на котором выбит герб Певереллов. Но это не перстень Певереллов, он на моём пальце с вчерашнего дня. Думаю, тот Том, который был в 1940-х, захотел выпендриться перед змеиным факультетом своим происхождением.

Меня же не герб интересует, а сам камень кольца. Это был Воскрешающий камень, осквернённый хоркруксом.

Открываю рот и кладу кольцо на язык. Хоркрукс беснуется, стараясь подчинить меня, взять власть над моим сознанием. Фигушки, моя младшая частица, из тебя я возьму только недостающее мне внутреннее наполнение, знания и ничего больше. Мне не нужны твои воспоминания, твои стремления — у меня и своих-то выше крыши. Меня корёжит, голова, по ощущениям, пухнет, угрожая взорваться, но я сжимаю зубы, не давая кольцу двигаться ни вперёд — к пищеводу, ни назад — изо рта.

Когда всё заканчивается, я выплевываю целую горсть чёрной желчи вместе с золотым кольцом, камень на котором уже не выглядит найденным на обочине дороги, а сияет зелёным светом изумруда.

Тётя Мардж, почувствовав, что всё уже позади, выбегает из-за остатков каменного забора и льёт мне на руки водички из литровой бутылки, принесённой с собой.

— Можем уже уходить отсюда, Гарри? — спрашивает она дрожащим голосом и я вижу, как она боится оставаться в этом жутком месте.

— Дай мне выпить Восстанавливающее зелье и уходим. М-м-м-м, надо вернуть защитный купол на место… — говорю я. — Нам надо ещё на кладбище сходить, могилку одного парня осквернить. Вижу твоё неодобрение, но что поделаешь, тётя Мардж? Обрубать приходится все возможности кому-то навредить мне. Поесть, что ли?

Перекусив, мы с тетей осторожно отправились на местное кладбище. В этот ранний час посёлок только-только просыпался, готовясь к новому дню. А мы с тётей бодренько шныряли между надгробиями, в поисках нужного.

Каменная статуя печального ангела появилась перед нами неожиданно. Огромные наполовину распахнутые крылья небесного создания словно готовились обнять вылетающую из могилы душу безвременно почившего Томаса Риддла, отца Волдеморта. Ладно, это не могила МОЕГО, Гарри Поттера, отца, так что лишние эмоции по этому поводу мне не нужны. Обычное «Акцио кости Томаса Риддла!» от палочки из остролиста и из-под земли вылетел весь скелет давно почившего от руки СВОЕГО сына мужчины. Кости упали грудой мне под ноги и я спокойно собрал их в пакет из супермаркета.

Выпрямившись, я встретился взглядом с огромными округлившимися серыми глазами моей побледневшей от нереальности увиденного тёти Мардж. Я взял её за руку и медленно, не спеша, вывел на дорогу.

— Тётя, давай посмотрим на дом других родственников Волдеморды. Мне показалось, что эта постройка заслуживает нашего самого пристального внимания.

— Давай, — успела выдать ошарашенная моими действиями женщина и покорно последовала за мной.

Трёхэтажный обветшавший особняк понравился нам обоим. Старик — бывший садовник Риддлов, занявший садовую пристройку, дал нам адрес адвоката, с кем можно обговорить покупку дома. Тёте очень понравился посёлок Литтл-Хэнглтон, общество людей, живущих в живописной местности, огромный земельный участок. И я решил — почему бы и нет? Это какая-то особо изощрённая степень глумления — обосноваться жить в семейном доме, как сказать, врага? Хе. Позволить одному из хоркруксов возродиться, чтобы завалить его здесь, на его собственной территории, что ли?

Лондонский адвокат оформил все бумаги на моё имя, ведь деньги на покупку дал я. Он взялся до Рождества сделать полный ремонт здания, облагородить территорию и нанять интерьерного дизайнера для внутренней обстановки помещения. Новая, более современная псарня в дальнем конце земельного участка должна была принять приплод далматинки Люси и ещё несколько перспективных к разведению собак и кобелей. Тётя Мардж аж трепетала в предвкушении фронта действий.

Тётя Петуния, конечно, пролетала, как фанера над Парижем. Но, кто ей виноват? Могла бы радоваться приобретениям родного племянника сама. Да жлобство ей всю жизнь мешало. Жлобство и зелёная зависть.

* * *

Эта моя позиция на карте Маршрута под номером (3) получилась гораздо более содержательней всех предыдущих вариантов прохождений через неё.

Пока, я еду на номер (4) — Хогвартс-экспресс — в готовности крушить и превращать в труху все чужие планы на мой счёт.

В полдесятого утра первого сентября я сидел на скамейке на перроне 9 ¾ и ждал появления мисс Грейнджер. Нервничал я до озноба. В животе у меня нарастала груда льда, зубы стучали в чечётке, я не отрывал взгляд от арки, откуда в любой момент должны были выскочить самые нетерпеливые из учеников и их провожающие.

Постепенно платформа рядом с алым поездом Хогвартс-экспресс заполнялась и я уже не мог спокойно сидеть на месте.

А когда из серой стены барьера между мирами выплыла она, моя единственная, я не смог сдерживаться, побежал навстречу. Даже не подумав, как это выглядит с её стороны.

Она была прекрасна. Длинная, до пояса, толстая тёмная, как ночь, коса обрамляла белое, как молоко, личико, на котором сверкала пара глазищ цвета морских глубин. Она выглядела как в прежней моей жизни, но ещё более совершенно.

Я еле остановил себя, чтобы не наброситься на девчушку с обнимашками-поцелуйчиками. Почувствовал себя последним глупцом в мире — я, в сущности, человек взрослый, бывалый — и она — одиннадцатилетняя пигалица. Но случилось чудо!

— Гарри? Гарри Поттер, это ты? — пропела она и я, глупо улыбаясь, закивал болванчиком головой. — Хм, книги о тебе, которые я прочитала, врут всё, мне кажется. Расскажешь мне всю правду?

— Всю-всю, моя леди! — воскликнул я и взял ручку её чемодана на колесиках. — Давай найдём свободное купе и там поговорим.

— Давай! — говорит она и смело берёт меня под локоть. — А где твой багаж?

— В кармане, мисс…

— Грейнджер, Гермиона Л. Грейнджер. Уменьшающие чары?

— Типа того, Гермиона. А это «Л.» что значит?

— Летиция.

— О! — только и могу я сказать.

Значит, не Лили-Энн. Ну, нет значит «нет». Переживём. Важно, что «Л» присутствует. И глаза не карие — знак, что я не попал в те миры, где я проживал глупую, бессмысленную жизнь, заканчивающуюся плачущими эльфами и воскрешением в чулане под лестницей.

В последнем вагоне быстро нашлось свободное купе, благо, будущие первоклашки из чистокровных семей всё ещё прощались с родителями и с прочей роднёй. Среди толпы я заметил чучело стервятника — появился Невилл с бабушкой, леди Августой Лонгботтом. До отъезда поезда оставалось ещё четверть часа, то есть, рыжая кодла шакалов всё ещё стоит и ждёт появления своей «законной добычи» в лице шрамоголового зачуханного очкарика. Меня.

Я тем временем угощал мою единственную шоколадными конфетами и кока-колой, обсуждая отсутствие на моём лбу шрама, а на носу — и очков-велосипедов. Разговаривать с Гермионой надо было очень осторожно потому, что её старая память — из наших прошлых приключений по Мирам и временны́м лабиринтам — ещё не проснулась. Но это должно было произойти, когда увидим приветственное сияние нашего Хогвартса.

— Не могу понять, я впервые тебя вижу, а мне кажется, что мы давно знакомы и нас связывает что-то больше, чем обычная дружба? — говорит Гермиона и я киваю в знак согласия.

— Всему своё время, Гермиона, — говорю я ей. — Давай подождём появления кое-кого ещё, сама увидишь, как твои предчувствия найдут своё объяснение.

— Ты говоришь как взрослый, — задумалась она.

— Ты тоже. Только этого не осознаёшь.

Мальчик Невилл неуверенно заглядывает сквозь стекло в наше купе и я машу ему рукой. Он, таращась на нас, открывает дверь и пристыжено объявляет:

— Я-я-я… я Невилл Лонгботтом и я потерял свою жабу… Вы её не видели?

— Привет, Невилл. Входи, садись, — приглашаю я нашего однокурсника. — Жабу не видели, но ты не беспокойся о ней. Домовики в конце поездки найдут и вернут её тебе в целости и сохранности…

— Его… — начинает говорить он, но Рональд своим появлением прерывает наш разговор.

— Здесь свободно, а то все остальные купе уже заняты, — говорит он и садится рядом с Невиллом, не спрашивая разрешения.

— Между прочим, здесь, как видишь, тоже занято, — бойко заявляет Гермиона и в её глазах появляется тень ненависти пополам с неодобрением наглого поведения рыжего мальчика. — Мы с тобой даже незнакомы.

Рон переводит взгляд суженных глаз с меня, точнее — с моего чистого от шрама лба, на девочку и начинает бесстыдно её разглядывать.

— Я Рон, Рон Уизли, — говорит рыжик. — Мне сказали, что в этом купе едет Гарри Поттер. Я хочу с ним познакомиться и подружиться. Мы будем на одном факультете с ним учиться и…

Я делаю удивлённое лицо, захотев поглумиться над этим неприятным представителем семьи Предателей. Делаю круглые глаза и спрашиваю Гермиону:

— Гарри Поттер? Он будет поступать с нами на один курс? Представляешь, Гермиона, мы будем учиться одновременно с Мальчиком-который-выжил!

Девочка быстро понимает в мою игру и сразу включается в свою роль:

— Я знаю, но пока что мальчика с шрамом на лбу и в очках-велосипедах не видела. А ты, Невилл?

К счастью, мы свои имена перед ним не озвучили, так что тот честно качает головой — не, не видел. И нет — не знаком. Рон теряет к нам интерес, но, почему-то не уходит восвояси, а вытаскивает из кармана мантии своего, знакомого мне до рвоты, облезлого крысюка Коросту и начинает гладить его. Момент, чтобы перейти с позиции (4) на позицию (4ʹ) пришёл.

— Рон, кто это? — указываю я на обомлевшего грызуна.

— Это Короста, бесполезный крысюк, — отвечает он. — Ленивый и прожорливый. Достался мне от Перси, моего старшего брата, который в этом году будет старостой Гриффиндора. Кстати, я тоже хочу на Гриффиндор, а вы?

Да, по этому вопросу — куда поступать, я ещё не разобрался с собой.

— Посмотрим. Я к Рейвенкло тяготею, но и на Слизерине будет неплохо, там у меня почти все родня, — решаю подразнить рыжего доставалу я.

Рон корчит рожу в отвращении:

— Слизерин? Да там одни пожиранцы учатся. И декан у них Пожиратель! — кричит он.

— Я на Хаффлпафф хочу, но ба будет мной недовольна, если пойду туда, — вмешивается в обсуждения Невилл и краснеет от смущения.

— А ты кто? — с презрением спрашивает Рональд.

— Я Невилл Лонгботтом. А вы? — наконец кто-то в купе припоминает о нас.

— Я Певерелл, — говорю я и все вытаращиваются на меня. — Можете ко мне обращаться «лорд Певерелл».

— У Певереллов нет живых наследников, — с надрывом кричит Уизли. — Ты врёшь.

Растопыренные пальцы с кольцами затыкают Рона. Невилл и Гермиона смотрят на меня, как на ожившего Мерлина. Рот Невилла оформляют букву «О», пока он соображает, что с этой информацией делать.

— Моё почтение, лорд Певерелл, — выходит он из ступора. — Горжусь знакомством с вами.

Рональд задыхается от возмущения, норовит встать и выбежать из купе, но моя воля не позволяет дверям открыться.

— Садись, Рон! — рычу я и он, обмякнув, садится. — Скажи, твой крысюк спит с тобой в одной постели? Спит? А ты не видишь, что это не животное, а анимаг? Мужчина-анимаг.

— Ты, ты-ты… врёшь! Ты всё врёшь!

— Хочешь, давай попробуем вернуть ему истинный вид? — глаза детей впиваются во внезапно разнервничавшегося крысюка. — Даже если не позволишь, я верну его человеческий вид. Оморфус хомине! Петрификус тоталус!

На полу у нас лежит замершее толстенькое тело мужика небольшого роста в коричневом в полоску маггловском костюме. Питер Петтигрю.

— Гермиона, зови старост! Пусть они вызовут Аврорат! — командую я и она, не возражая, не спрашивая ничего, слушается меня.

Выскочив из купе, она начинает громко кричать:

— Старосты, старосты! Здесь анимаг объявился. Зовите авроров. На помо-о-о-ощь…

Короче, проблема крёстного отца решена стремительно. Теперь надо подстроить события так, чтобы меня в это дело не втянули, чтобы попробовать сыграть в глазах директора Дамблдора этакого несведущего Джека-Простака.

Быстро беру Обет неразглашения с Гермионы и Невилла, стираю память Рональду и обговариваем с первыми двумя, что сказать аврорам. Что Рон пытался перекрасить Коросту в жёлтый цвет, когда тот внезапно превратился в человека. От испуга у Невилла случился стихийный выброс, который обездвижил мужика, девчушка-магглокровка испугалась и закричала…

А я? А я ни при чём потому, что ехал в соседнем купе и со свидетелями незнаком.

Гермиону Шляпа отправила на Рейвенкло. Неожиданно, вслед за ней распределился на факультет умников и Невилл Лонгботтом, сэр. Ха-ха! Будет разрыв шаблона у нашего мерцающего глазками директора. Я, конечно, со своей единственной неразлучен, то есть — тоже к воронятам.

Вечером мы с Гермионой отправились на свидание с деканом Филиусом Флитвиком — парнем ушлым, глубоко законспирировавшимся и жутко обрадовавшимся нашему появлению в Хогвартсе. Обсудив школьную политику и наше с мисс — пока мисс — Грейнджер участие в ней, выпив горячего шоколаду, мы отправились по комнатам. Я — в общую с Голдштейном. Имя мальчика я не услышал, боюсь назвать его неправильно потому, что в каждой из моих жизней его звали немного иначе. Гермиона — с Падмой Патил, одной из индийских близняшек. Парвати, её сестра, распределилась, непонятно зачем, на Гриффиндор. Ну и ладно, будет у нас персональный шпион в стане «врага». Без кавычек.

Первая неделя прошла обычно. Мы изображали вместе с Гермионой зашуганных, выросших в маггловском мире детей, попавших в сказку и всеми силами пытавшихся вписаться в, так сказать, волшебное общество. Слушали с широко раскрытыми глазами профессоров, старательно записывали их откровения насчёт предмета, пачкаясь до локтей в чернилах, ломая кончики перьев и всё в том же духе. Чистокровные из нашего факультета удивлялись лично моей неосведомлённости о реалиях волшебного мира, а вечером к их родителям летели совы с письмами. Пока не наступила пятница и у нас утром, на общем с факультетом Хаффлпафф занятии по Зельеварению не случился Северус Снейп, собственной злобной, обиженной на весь свет персоной.

С ходу он наехал на меня с издёвками, придирками и вопросами из материала за седьмой курс Зельеварения. А я решил оставаться в роли, выбранной нами с Гермионой, этакого простачка, аккурат по Станиславскому. Позеленевшее от гнева лицо с глазами, блестящими от чувства превосходства надо мной, одиннадцатилетним первоклашкой, но сыном личного школьного врага и школьной подруги-изменницы, говорили о том, что я справляюсь со своей ролью на «отлично». Нависнув надо мной, уважаемый декан Слизерина, профессор и взрослый мужик к тому же, орал во всю глотку, какой я, Гарри Джеймс (произносилось это имя с шипением, мало отличающимся от парселтанга) Поттер (брызги слюны чуть ли не выполоскали меня), тупой и никчемный неуч, подобие своего придурковатого отца. Ба-а-а, ещё чуть-чуть и я… И тут он перешёл все мыслимые и немыслимые границы:

— Вы такой же недостойный, как ваша шлюховатая мать…

И я позволил себе произвести «стихийный детский выброс». Котлы, полные горячего, лишь чуточку не дотягивающего до точки кипения варева, взлетели, опрокинулись и вылили содержимое на макушку одной отдельно взятой сальноволосой головы. Кроме того, что эта голова превратилась в один большой пузырь, она потеряла свой волосяной покров целиком, до последнего волоска.

С колокольным звоном десяток с лишним латунных котлов упали кучей на каменный пол. Почему-то, в месте их падения оставшаяся жидкость разлилась и, перемешавшись, дала неожиданную химическую реакцию. В результате в полу образовался небольшой кратер с ярко-красными краями. Очень интересно, но от дальнейшего созерцания сего продукта коллективного труда первокурсников Хогвартса меня отвлек их, так же коллективный, бег из класса.

Заметив периферийным зрением шустро выбегающих из класса учеников самого умного — вороньего, и самого разумного — барсучьего, факультетов, я поддался общему движению. Цапнув свой рюкзак, я не самым последним удрал с места происшествия.

Под бег трусцой рядом с Невиллом и Гермионой, я поинтересовался:

— К декану?

— Куда же ещё? — вопросом на вопрос ответила девочка. — Мамочки, Гарри, ты сдержался и не убил гада!

Да, да! Знаю, что сдержался с трудом, но план есть план, нет?

— Я бы отпинал сортирного червя этого сальноволосого ногами в отместку — запыхаясь, выдал Невилл. — А ты только облил его смесью зелий…

— От фурункулов, по идее! — воскликнула Гермиона, заливаясь смехом.

— Ага-ага, от фурункулов… Отчего тогда в полу лунный кратер образовался, ха-ха… В жизни не поверю, что ничего туда не подбросил зловредного, — понизил голос Невилл, но не сдержавшись, в конце захохотал во весь голос.

Подземелья были уже далеко позади.

Бегущие впереди и за нами барсуки и воронята, послушав наш разговор, присоединились к нам, хохоча взахлёб. Ой, что будет!

* * *

Закономерно, всех нас — рейвенкловских и хаффлпаффских учеников первого курса — немедленно вызвали на ковёр к директору. С нами прибыли и наши деканы.

Не стану повторяться в описании обстановки директорского кабинета. Всё было по-старому — величаво, напыщенно и не соответствующе статусу своего безродного обитателя. Сам же он восседал в своей фиолетовой бархатной мантии на позолоченном кресле за необъятным рабочим столом на самом верхнем уровне трёхступенчатой башенки и мерцал оттуда на нас, провинившихся мышей, глазками из-за очков-половинок.

Я, шифруясь, оглядывался с разинутым ртом на это великолепие — что интерьера, что одеяний Дамблдора.

Резкий крик Фоукса прозвучал раздражающе громко и отвлёк меня от разглядывания директорской персоны. Всплеснув крыльями несколько раз, он взлетел с высоко расположенного насеста и, сделав круг над нами, грохнулся на плечо Гермионы. Та, как бы испуганно пискнув, присела под его тяжестью и тихо прошипела на парселтанге: «Предатель!», да настолько тихо, что её услышала только птица и я, давно отличающийся изрядным слухом.

Гермиона говорила свободно на парселтанге?! Уоу! Вот это новость!

Феникс, горестно вскрикнув, взлетел и поднялся под самый потолок директорской башни. Там, пропищав ещё раз, вспыхнул и загорелся алым пламенем. А через секунду сверху к ногам Гермионы посыпалась кучка пепла, среди которой зашевелился и запищал маленький голенький птенчик. Девочка, присев на корточках, издала агукающий звук, подняла малыша на ладошках и, прежде чем Дамблдор смог что-либо сказать или как-либо отреагировать и помешать ей, приблизила его к своим губам и поцеловала в клювик. Клювик был маленьким, да остреньким и легко прорезал нижнюю губку девушки, из ранки просочилась капелька крови, которую феникс немедленно выпил.

Это случилось на глазах троих взрослых и целой стайки маленьких волшебников и было неотвратимо, как… ха-ха-ха, оплата налогов у магглов.

Яркий белый кокон окружил мою Гермиону и птенца феникса и ей не оставалось ничего другого, кроме как сказать высоким голосом:

— Называю тебя Фэн-хуань и отныне ты будешь моим фамильяром!

— Мисс Грейнджер, что вы себе позволяете? — простонал директор Дамблдор и грохнулся назад на кресло-трон, почувствовав внезапную пустоту в сердце и отлив могущества магии от себя.

То, что эта магглокровная пигалица сделала только что, было недопустимо и на порядок более роковым, чем глупый инцидент с Северусом во время его первого занятия с факультетом Поттера. Но, что было важнее всего остального — оно было неотвратимо.

Я увидел плескавшееся в глазах Дамблдора отчаяние. В этом я был полностью согласен с ним — без феникса его авторитет среди волшебников сильно сдавал.

— Ой, господин директор, я нечаянно! — воскликнула моя хитруша, округлив полные слёз глаза цвета морской волны. — Но я… мне показалось, что он… птенец заговорил прямо у меня в голове и я…

— Альбус, сам знаешь, что фениксы, как и волшебные палочки, сами выбирают своего волшебника! — вмешался в защиту своей студентки декан Рейвенкло Филиус Флитвик. Тем временем все наши девочки окружили Гермиону, таращась от восторга на Фэн-хуаня. Феникс на факультете — это такое небывалое преимущество! — Мисс Грейнджер не была в курсе, что надо отдать тебе воскресшего птенца, она в своём незнании невинно подчинилась воле волшебного создания. Не могла не подчиниться. Дело сделано, Альбус! Кстати, вернёмся к поводу, по которому ты призвал наших с Помоной первоклашек. Рассказывайте, дети!

Профессор Спраут, скрестив на мгновение взгляд со своим коллегой, подтолкнула рукой Сьюзан Боунс:

— Мисс Боунс, расскажите Вы, что случилось сегодня на занятии с профессором Снейпом, — ласково потрепала она девочку по плечу.

— Всё, как было, профессор?

— Всё точно так, как было, милая.

— Профессор Снейп набросился на Гарри Поттера чуть ли не с первой минуты, мэм! — начала Сьюзан. — Стал опрашивать его по материалу седьмого курса, представляете? Естественно, Гарри ответы на его вопросы не знал и откуда ему их знать, да? Ну, первое же занятие… Потом профессор Снейп стал обзывать Гарри очень нехорошими словами, мэм… — рыжая голова девочки опустилась и она что-то неразборчиво продолжила говорить.

— Говорите громче, мисс Боунс! — рявкнул наш декан и Сьюзан встрепенулась.

— Он назвал его никчемным, избалованным неучем, подобием его отца-придурка. До этого Гарри держался молодцом, пока Снейп не назвал его маму…э-э-э-э, … — она замялась в нерешительности и подняла свои заплаканные глаза, но профессор Спраут кивнула обнадёживающе ей и та продолжила. — Он назвал маму Гарри шлюхой, мэм!

Последнее слово она произнесла тоненьким прерывающимся голоском и разрыдалась, бросившись в объятия своей деканши. Со стороны Филиуса прозвучало глухое рычание вперемешку с угрозами на гобледуке в адрес декана факультета Слизерин. Альбус выглядел отрешённым, вертя большие пальцы собранных в домик ладоней.

— Думаю, всё было не так плохо, — высказался он наконец. — Северус не мог такое в присутствии учеников первого курса выговорить.

— Думаю, вылетит твой протеже файерболлом из замка, Альбус! — воскликнула Помона Спраут. — Я взяла воспоминание об инциденте у всех своих первоклашек и отправила их в ДМП, лично Амелии Боунс.

Услышав это, директор вскочил с места, гневно сверкая глазами. Мазнув взглядом по ряду сгорбившихся первоклассников, он сжал губы в ниточку и крикнул:

— Дети, бегом по гостиным…

— У них ЗОТИ, — возразил Филиус Флитвик, сделав шаг вперёд, чтобы закрыть нас собой.

— Идите на ЗОТИ! — повторил директор и мы поспешили ретироваться, сбившись в кучу. — И никому ни слова, это приказ директора!

Мы наперебой стали бормотать «Да, директор Дамблдор! Конечно, господин директор!», а я, уходя последним, оставил метку-подслушку на рукоятке двери. Она развеется через пять минут, но всё-таки…

— Помона, кто тебе позволил совершить такое, не спросив у меня разрешения? — взорвался криком директор Дамблдор, в мгновение ока потеряв свой вид уставшего от жизни дедули, после того, как за мной захлопнулась дверь. — Северуса уволят как профнепригодного и у нас освободятся сразу две очень важные должности. Где мне взять опытного зельевара, который согласится на условия контракта, как у Северуса? — продолжил кричать Дамблдор. — Всё могло бы остаться в стенах замка, я бы позволил Северусу отнять у Рейвенкло до пятидесяти баллов, не больше, и назначить Поттеру отработок до конца семестра…

— Его-то за что наказывать, Альбус? Гарри ничего плохого не сделал, это обычный стихийный детский выброс… Разве это мальчик назвал матушку Северуса шлюхой? Нет, это Северус так назвал Лили, маму Гарри… — вступился Филиус. — Как по мне, забудь о Северусе, Альбус. Он больше не то, что преподавателем, а и кем-либо ещё в Хогвартсе не будет…

— Но я теряю своего шпиона в стане Пожирателей! — воскликнул Дамблдор и дёрнул свою длинную пушистую бороду.

Звякнули колокольчики и в руке директора остался целый пучок белых волосков.

— Идите! — рявкнул он и спалил в воздухе свои выдернутые из бороды волоски. — Я отправляюсь в Министерство, чтобы оправдать Северуса!

И он быстренько бросил в камин горсть порошка, вспыхнул зелёный огонь, директор вскочил в него, вскричав напоследок:

— Министерство магии, кабинет Корнелиуса Фаджа.

* * *

После обеда нас ожидало первое занятие ЗОТИ и наша первая встреча с вместилищем основной части души Тома Риддла. Волде… нет-нет, Квирреллморт, жди меня!

Если директор Дамблдор ожидал, что подселенец в затылке Квиринуса Квиррелла будет давить на содержимое в моём шраме, то он очень в этом плане ошибся. Шрама-то не было! Помните? Обруч Ока Всевидения уничтожил хоркрукс в шраме на лбу ещё в первый миг моего «возвращения» в точку (1). Я приехал в Хогвартс чистым от филактерии… Так, стоп! Стоп!

Чья же это филактерия, чей хоркрукс? Если, следуя моим воспоминаниям и последующим действиям, мальчик Гарри в ту роковую ночь Хэллоуина умер, его душа была выбита Авадой, а её место в башке заняла частица нападавшего? Это означало только одно — хоркрукс в шрам на моём лбу прикрепил кто-то другой, не Волдеморт. Ибо тот обуглился до чёрного порошка, остаток его духа вылетел из пепла чёрным дымком и в дальнейшем в таком виде мало, что мог сделать в материальном мире. Значит, Дамблдор подсуетился, когда Хагрид принёс меня-малютку к нему. Дело за малым: выпроводить ничего не смыслящего полувеликана топить горе в алкоголе, потом спокойно, без нервов, устроить некий ритуальчик и прикрепить к руне, вырезанной на лбу, свой хоркрукс.

Это наводит на жуткие, совершенно сумасшедшие выводы. Кого вселил в затылок Квиррелла директор? Или он рассчитывает на то, что вселенец будет не с хоркруксом взаимодействовать, а с самим содержанием моей башки? Значит, директор подозревает, что во мне обитает не оригинальный дух Гарри Поттера, а частица духа Тома Риддла? Вот так получается.

Наличие вселенца в затылке профессора не способствовало качеству преподавания. Он заикался, как во всех моих о нём воспоминаниях. Он пытался объяснить свои трудности разговорной речи встречей с вампиром в Албании. Дальше та встреча переросла в якобы паническую боязнь кровососов, поэтому профессор носит чалму, битком набитую чесноком. Чеснок висел повсюду в кабинете ЗОТИ, но для опытного мага его легенда о способе защиты от вампиров трещала по швам. Чем, например, мог запах чеснока помешать кровососам? Ничем. Нападут, обескровят, исчезнут. Прежде чем запах чего-либо догонит их.

Мы с Гермионой присели за последнюю парту и оттуда начали с конкретным исследовательским интересом наблюдать за мучениями Квиррелла.

— Ощущаешь присутствие подселенца под чалмой? — шепнула мне она, когда учитель повернулся спиной к классу, чтобы написать палочкой тему нашего первого занятия.

Я насторожился и начал искать в себе отклик, связь или что-то в этом духе — головную боль, хотя бы — с явным подселенцем в мужчине. В моих первых трёх жизнях всякий раз, когда Квиррелл появлялся поблизости, мой шрам загорался такой жгучей болью, что я становился буквально ни на что не способной тряпкой.

Теперь я не чувствовал ничего. Даже намёка на ощущения, схожие с испытанными, когда я переступил порог лачуги Гонтов. Это опять порождало подозрения — пищу для обсуждения с Гермионой и, попозже, Филиусом.

Я покачал головой, подумав, что раз мне ничто не мешает, я могу сосредоточиться на теме урока. Но, поведение Квиррелла было, по меньшей мере, странно. От него, как и раньше, несло запахом чеснока, он хмурился и корчил страдальческие рожи, заикался — это всё было знакомо. Но говорил он интересно и вполне нормально ввёл нас, первачков, в тематику своего предмета.

Ничего нового для меня он не сказал, но я не для обучения сюда приехал. Мне нужна была Выручай-комната, чтобы найти диадему Ровены. Надо было ещё и с Драко Малфоем поговорить, старый дневник Тома Риддла найти опять же.

В конце занятия я, намеренно мешкая, ждал, чтобы профессор Квиррелл подошёл поближе — узнать, почему я задерживаюсь. Так и произошло. Я несколько раз ронял то учебник, то перо, то ещё что-то и преподаватель вышел из-за кафедры.

— М-мм-мистер По-пот-т-тер, вам что-то н-нужно? — протараторил он, топая ко мне, когда вдруг схватился за голову и начал стенать.

Вау!!! От нашей близости его, а не меня, замучили головные боли! У меня — ничего. Глухая стена. Вывод какой? А простой. Подселенец духа Волдеморта в затылке Квиррелла есть, но я сильнее его. Я сильнее всех их. Объяснение фактов наблюдения может быть только одно — в этом мире, во время нападения на мою семью в Годриковой лощине, своей Авадой лорд Волдеморт не выбил из тельца Гарри Поттера всю его душу. Только часть. А оставшийся кусочек притянул к себе то, что прилетело из бросившего Смертельное проклятие, став почти что цельной. Теперь она состояла из двух разных частей, двух разных волшебников, но суммарно это давало более цельную субстанцию, названную душой, чем у подселенца в черепной коробки Квирелла.

А в шрам Дамблдор, по логике рассуждений и навеянных Обручем воспоминаниям, вселил свой хоркрукс. На данный момент уничтоженный Обручем Всевидения.

Это всё — мои предположения. Другого объяснения у меня нет. Но я прожил несколько разных жизней, в каждой из них всё могло пойти не так, как я думаю.

* * *

На следующее утро Дамблдора в Большом зале не было. Зато, за преподавательским столом, блистая абсолютно лысой и безбровой головой, сидел наш школьный зельевар, сверля меня обжигающим ненавистью взглядом. Студенты, обалдевшие от внешнего вида декана факультета Слизерина, тихо шептались между собой, временами поглядывая и в мою сторону.

А за что меня-то Снейп ненавидит? Разве я отправил воспоминания первоклашек в ДМП? Не-е-ет! Это декан барсуков, если что, сделала. Но, как обычно, всех собак на меня вешали. Виток за витком, друг детства моей матери ненавидел и ненавидел меня, её сына, и возмещал мне свои детские обиды. Надоело, если что. До зелёных чёртиков надоел мне этот закомплексованный придурок, который так и будет отравлять мою жизнь, пока находимся с ним в границах одного квадратного километра. А зачем мне такая радость?

Если директор Дамблдор справится с обелением своего ручного ПСа и того не вытурят со всех занимаемых должностей в школе, я сам его втихаря выключу из круга лиц, допущенных к проживанию на территории замка. Тогда на его место назначат или Слагхорна, или ту тётку, нашу с Малфоем родственницу, которая имела Мастерство в Зельеварении… Андромеду Тонкс.

О! Надо с кузиной Нимфадорой познакомиться официально и вправить ей мозги. Не пристало дочери Рода Блэк стыдиться своего имени и работать аврором. Ей надо на приёмах блистать, быть моей Гермионе подругой. Вот, делаю в своей голове заметку, чтобы не забыть.

Снейпа с поста преподавателя Зельеварения не сняли, директор поднял все свои связи, надавил авторитетом, своим возрастом и так далее. Снейп остался на посту преподавателя на испытательный срок. Но деканом факультета ему однозначно не быть. По-моему, надо было сделать всё наоборот, но меня не спрашивали. Я и не рвался озвучивать своё мнение потому, что я в школе пока не обрёл вес и годы мои ещё не те. Кроме того бесило воспоминание моего однодневного пребывания в Хогвартсе во время прошлой жизни. Тогда в моё сознание вернулись знания и осознание всей многогранности и многоликости бытия — все эти перерождения, реинкарнации, миры…

В конце мозгового штурма вместе с Гермионой и Филиусом, нашим старшим братом по приключениям, мы сообща достигли консенсуса, что Око Всевидения с его особым содержимым оставил мне в банке Гринготтс тот самый таинственный Игрок. Я назвал его Супер-Гарри.

Но, если Игра существует, значит ли, что Игроков должно быть не менее двух? Как-то так выходит, что да. Вряд ли кому-то настолько наскучила жизнь, что он станет играть сам с собой. Бледненько выходит, нет?

Но я снова потерял нить рассказа.

Деканом Серебряно-зелёного факультета на полставки назначили знакомого мне по прошлым жизням Горация Слагхорна, дядьку пузатого, усатого и падкого на связи с сильными мира сего. На полставки потому, что ему не дали норматив, а озадачили всего лишь ведением продвинутого курса для выпускников и отдельно — курса для особо отстающих в Зельеварении. Тут же на его занятия записался весь первый курс без гриффиндорцев, факт, который ударил по самолюбию Снейпа. Будет трудно посещать занятия саль… хи-хих, безволосого змеюки. Ну-ну!

Так или иначе, к концу сентября атмосфера в школе резко утихомирилась. Затихли всякие стычки и перепалки, в основном между факультетами Гриффиндор и Слизерин. Близнецы Уизли при первой же попытке продать первачкам свою продукцию вредилок, впервые нарвались на неожиданный отпор со стороны старшекурсников соответствующего факультета. Болезненный такой отпор, с несколькими сутками пребывания в Больничном крыле.

Я наблюдал за выправлением мозгов отъявленных рыжих хулиганов издалека. Моё участие в науськивании старшекурсников осталось вне оси внимания школьного руководства. Деканы защитили своих старших студентов и всё замялось, как всегда.

Занятия шли своей чередой, мы с Гермионой изображали погрузившихся в книги зубрил и не светили особыми успехами.

Приближался особый день в моём календаре — Хэллоуин. Мы с моей подругой несколько раз обсуждали долгожданный инцидент с троллем, гадая, быть ему на сцене или не быть. Утром тридцать первого октября в моей тетради, где я делал выписки из книг в библиотеке, вдруг — сама по себе и на пустой странице — появилась большая красная цифра (6). Красная — это означало одно — «ОПАСНОСТЬ»!

То есть, Игра продолжалась вне зависимости от того, что НА ЭТОТ РАЗ я не нарисовал себе Карту-маршрут и не отмечал в особой тетради пройденные этапы своей новой жизни. Эта красная цифра означала, что сегодня тролль в туалете появится. Главное, чтобы нам с Гермионой там, одновременно с ним, не быть.

Я предупредил её о грядущем происшествии и мы весь день старались быть тише воды, ниже травы.

Забыл упомянуть про украшение замка в хэллоуинской тематике — тыквы, летучие мыши, скелеты, просачивающиеся из-за спины призраки… И запах тыквы, заполнивший даже самые дальние уголки школы. Короче, ничего необычного.

Первое занятие с нашим деканом, Филиусом Флитвиком, прошло у нас вместе с барсуками. Распределившись на Рейвенкло и сорвав планы директора на меня, я ожидал, что он заставит свою заместительницу, Минерву Макгонагалл поменять совместные занятия факультетов. Чтобы сблизить меня с намеченным в друзья им же Рональдом Уизли из Гриффиндора.

Изменения не произошли и я внезапно насторожился. Шестое чувство шептало мне, что идут организованные Дамблдором для меня, Гермионы и, что самое важное — для Филиуса, невидимые подводные течения. Не знать изменения планов врага, что может быть более тревожным?

Почему именно Дамблдором — кого ещё подозревать-то?

В конце занятий Чарами, выходя из классной комнаты, мы встретили идущих одна за другой группками по двое-трое наших сверстников из ало-знаменного и зелёного факультетов. Невилл и Майкл Кормак шли рядом с нами и мы втроём кивнули идущим навстречу слизеринцам. Те вежливо ответили таким же кивком. Падма, увидев свою сестру-близняшку, взяла ту под ручку и что-то быстро ей сказала на родном языке. Небось, предупреждает её быть очень внимательной сегодня. Умная девочка, хорошая Гермионе подруга.

Рон Уизли с сонным, как он мне в тот момент показалось, видом плёлся один в конце колонны гриффиндорцев, смотрел себе под ноги, не оглядываясь. Это было что-то новое в его репертуаре. Обычно, он обсуждал громким навязчивым голосом с мальчиками из своих — Симусом Финниганом и Дином Томасом, всякие злободневные темы, не стесняясь в выражениях. Рассорился с ними, что ли? Или его выгнали из своей компании? Да ладно, Парвати спросим — она всё-всё нам расскажет.

Как бы там ни было, я разминулся с ним, не услышав его однообразные обвинения в том, какой я предатель и какой я никакой не герой. Отметив про себя этот малозначимый факт — Рон и тишина! — и продолжил с ребятами свой путь к кабинету Истории магии.

Хотя я знал заранее, что сегодня занятия с профессором Бинсом у нас не будет. Прошлой ночью мы с Филиусом постарались «освободить» призрака профессора Бинса, предав его останки очистительному огню прямо в месте его замуровывания. За нашими действиями огромными печальными глазами следил целый сонм школьных привидений. Им тоже хотелось за Грань, но на данный момент светиться перед директором Дамблдором нам с Филиусом было бы крайне неудачно. Ну, как не светиться, раз лишили школу препода Истории магии? Просто, надо было делать всё поэтапно. Эти левые привидения в принципе никто. Их отсутствие директора не коснётся — ну, выветрились призраки, ну их численность сократилась… Однако, количество привидений в замке строго контролировалось школьной администрацией потому, что для обычных, не связанных с замком волшебников, какими были мы с Гермионом и Филиусом, другим способом управлять школой невозможно. Это нам с Гермионой и Филиусом духи ритуально умерщвлённых в определённых местах здания магов и ведьм не нужны. Особенно — посторонних магов и ведьм.

В классной комнате Бинса мы просидели за партами некоторое время в ожидании просачивающегося, как обычно, сквозь чёрную доску призрака. Через десять минут прозвучали первые несмелые предположения, что могло бы с профессором-призраком случиться и что нам делать. Обычно, готовясь к предстоящему, под бубнёжкой Бинса, сну, в этой классной комнате ученики сохраняли тишину, дабы не нарушить сладкую сонливость. Энтони Голдштейн, с которым я делил факультетскую спальню, первым встал с места, запихнул книгу по Истории магии обратно в рюкзак и громко озвучил свои намерения:

— Я иду к декану, скажу ему, что Бинс не соизволил явиться. Кто со мной?

Все наши были согласны с ним, поэтому немедленно встали, тоже убрали учебники и вместе потопали к Филиусу, профессору Флитвику то есть. Он, выслушав жалобу своих первоклашек, разрешил нам ждать обед в общей гостиной факультета.

В гостиной каждый занялся тем, что было ему интересно. Гермиона написала письмо своим родителям, я — своим тётушкам Мардж и Петунии. Невилл, узнав, чем мы заняты, почесав макушку, вздохнул и тоже чиркнул пару слов своей бабушке.

Письма полетели школьной совой и мы трое потоптали к Большому залу на праздничный пир по случай праздника Всех святых. Хэллоуин. Поели всякие яства с тыквой, пили тыквенный сок, всё шло по накатанной, мы с Гермионой, переглядываясь, ждали представление одного актёра. Вдруг входная дверь распахнулась, в обеденный зал ворвался запыхавшийся от спешки Квиринус Квиррелл и, не отклоняясь от канона, крикнул на якобы последнем издыхании:

— Тролль! Тролль сбежал… Он в Подземельях!

И грохнулся на каменный пол.

Началось. Дамблдор, применив Сонорус, выкрикнул:

— Старосты, уведите свои факультеты по гостиным и заприте двери. Деканы, за мной! — а его взгляд шныряет по рядам первоклашек.

Увидев нас с Гермионой среди остальных, он нахмурил свои белые брови и, крутнувшись, засеменил к двери за преподавательским столом. У выхода из Большого зала образовалась давка студентов Гриффиндора и Хаффлпаффа. Смелые львы бежали впереди своего визга, барсуки сообразили, что… Что они сообразили лишь Мерлину известно, если так разбежались навстречу троллю. Я встретился взглядом с нашим деканом и пожал плечами, указывая на давку. Повертел пальцем у виска для надёжности, что тот поймёт мой намёк. Филиус кивнул и последовал за ушедшим директором и своими коллегами, деканами факультетов Хогвартса. Оставив, как всегда — жизнь за жизнью — студенты справятся с законом джунглей самостоятельно. Естественный отбор в действии, что ещё сказать.

Наш путь к башне Рейвенкло проходил мимо того ответвления, которое за первым поворотом вело к роковому туалету на втором этаже. Там, во всех наших прошлых жизнях у нас с Гермионой и Рональдом Уизли случалась совместная встреча с горным троллем. Обычно, девочка выступала в роли жертвы, а мы, мальчики, бежали её спасать. Я принуждал рыжика сопровождать меня в уплату за большой грязный рот и отсутствие даже намёка на человеческое воспитание.

На этот раз я держал крепко ручку Гермионы и не позволил ей ни на шаг отдалиться от меня. Та косила взгляд в мою сторону и улыбалась.

И я совсем не ожидал, что произойдёт то, что произошло дальше.

Внезапно, в тихий галдёж спокойно передвигающихся воронят врезался отчаянный крик ужаса. И ещё один, и ещё… и ещё. Всё тише и тише, но уже вперемешку со всхлипами и отчаянными просьбами о помощи. Наши старосты среагировали немедленно, словно сговорившись. Быстро построив нас в колонну, Пенелопа Кристалл возглавила её, а Роберт Хиллиард её замкнул и нам крикнули двигаться быстрей. Сами они побежали к следующей лестнице наверх. Кричащий не был из наших, то есть — был Чьей-то Чужой Проблемой. ЧЧП.

Я дёрнул Гермиону за руку, чтобы пропустить гурьбу бежавших воронят и запихнул её в маленькую нишу между двумя статуями.

— Зачем мы остановились? — спросила девушка, когда рейвенкловцы скрылись за поворотом.

— Мне интересно, кто кричал. Посмотрим?

— Гриффиндурство попного мозга, да? — сузила глаза она.

Я быстро поцеловал её маленький носик, улыбнулся и сказал:

— И всё-таки? Тебе не любопытно, кто попался на этот раз?

— Хм, умеешь мотивировать. Смотреть как будем? — глазки Гермионы заблестели.

— Создадим прямой проход через стену до туалета за зеркалом… — предложил я, а она продолжила:

— Ага-ага, понятно… Зеркало заколдуем на прозрачность с нашей стороны и будем как в первом ряду партера. Хочешь пари, что Визлюк кричал?

— Зачем? Я заметил, что на пиру его не было.

— Бука ты, Гарри Поттер, не хочешь порадовать девушку.

Приложив ладони к каменным стенам, мы влили в них наше желание создать туннель прямо в туалет на втором этаже и замок немедленно отреагировал. Каменные блоки расступились, создавая невысокий, как раз под наш рост, пологий туннель. Мы, держась за руку и подсвечивая себе Люмосом, побежали вниз под уклон.

Конец туннеля упирался в плоскую серую стену.

— О-о-о, а это, я думаю, задняя стенка зеркала, — сказала Гермиона и взмахнула палочкой с красным камнем на кончике.

И непрозрачная стена превратилась — для нас, с этой стороны — в прозрачную и мы ахнули, увидев картину маслом.

На полу лежала огромная туша горного тролля с дубинкой в руке. Окровавленной дубинкой. Рядом наблюдалось кровавое месиво в ученической мантии с разбитой головой. Рыжие, мокрые то ли от крови, то ли от разбрызгавшихся мозгов, пряди выдавали личность погибшего ученика. Рональд Уизли. Судьба, не так ли? Мы опять собрались здесь тем же составом. Но, над останками шестого Уизли, протянув над ним руку с зажатым кулаком, нависал директор Дамблдор, ругаясь, как портовый грузчик. Внезапно, из разбитой черепушки вылетело тёмное дымное облачко и влетело в кулак старика.

Рядом со мной прозвучал тихий всхлип, но я смотрел как завороженный на невиданную раньше сцену.

Дамблдор резко выпрямился и рукав его мантии задрался наверх, приблизив к его глазам предмет, в который влетело облачко. Это был делюминатор. Знаменитый делюминатор, полученный Рональдом согласно завещанию погибшего на Астрономической башне — в моих первых трёх жизнях — директора.

В этот момент дверь туалета с другой стороны зеркала отлетела в сторону и Дамблдор поспешил спрятать странный предмет в рукаве. В помещение буквально влетели все четыре декана и Квиррелл в придачу.

— Альбус, мы услышали крики о помощи… — начала профессор Макгонагалл, но её взгляд остановился на окровавленном трупе и она прикрыла рукой рот. А потом, задыхаясь, продолжила: — Что здесь случилось, Альбус? Кто погиб?

— Увы, Минерва, — услышали мы полный печали голос Дамблдора, — это был мистер Уизли. Рональд Уизли…

— Что он в женском туалете делал? — задала вопрос профессор Спраут. — Башня Гриффиндора совсем в другом направлении.

— Не знал, наверное, что туалет женский, — предположил Филиус Флитвик. — Думаю, он расстроился после сегодняшнего со мной занятия. Ему одному не удалось поднять перо Левиоссой и твои, Гораций, мальчики стали обмениваться колкими замечаниями в адрес мистера Уизли. Он сбежал из класса раньше звонка. Больше я ничего не знаю.

— Может, переживал из-за своей неудачи? — предположила Спраут. — Нет, невозможно. Нет у этого парня нужной глубины чувств, чтобы пропустить обед…

Все закивали головами и я шикнул Гермионе, что нам пора уходить и обсудить увиденное.

Двигаясь по туннелю в направлении нашей башни, я стал рассуждать:

— В Рональда был внедрён хоркрукс, Герми. И мы увидели, как Дамблдор возвращает его обратно в изначальный носитель.

— Дамблдора? — кинула она реплику.

— Кого ж ещё? Его, конечно. Но с какой целью директор вселил свой хоркрукс в Рональда?

— С обычной. Я думаю, что делюминатор как сосуд был не очень практичным выбором и Дамблдору пришлось быстро искать ему замену. С тобой не срослось — нет шрама, ты на другом факультете… И он выбрал другого реципиента. Почему бы не рыжего Рональда?

— А Дамблдор не знает, что шрама нет. Напротив, он думает, что он есть и он всё ещё содержит начинку, — сказал я. — Он, по-моему, подстраховался.

Через некоторое время я услышал её сказанные как бы себе слова:

— Интересно, провернёт ли он подобное с кем-то ещё из рыжиков?

— Хм, возможно, возможно… Давай подумаем. С братцами-близнецами? Не-не-не. Эти двое настолько близки друг к другу, что сразу учуют изменения в одном из них и поднимут тревогу. Ты видела сегодня Рона?

— Да, он двигался как сомнамбула, не нарываясь на ссору… Теперь, после увиденного, понимаю, отчего. Персиваль?

— У него зазноба есть, наша староста Пенелопа. Она тоже заметит.

— Ха, заметит! — воскликнула Гермиона. — Если её не отошьют к чертям.

— Ну, да-а-а… — призадумался я. — Это и будет для нас знак, что внедрение произошло. Но, знаешь, Герми, я всё ещё не понимаю, КАК так получилось, что Дамблдор свой хоркрукс спокойно сам — понимаешь, САМ! — вернул обратно в изначальный сосуд? Когда, в наших прошлых жизнях, в моей башке жил хоркрукс, директор соловьём разливался, что из живого носителя достать чужую частицу души возможно только при смерт… А-а-а, понимаю. Рон умер не от руки Дамблдора, вот и получается… Или от его руки?

— Да, Гарри, получается, что так. То есть, от ЕГО руки.

Вернувшись тайком в наши комнаты, я посмотрел в свою тетрадь на предмет изменений записей в ней. Появилась новая запись:

Вы благополучно проскочили поле номер(6). Вам позволено посетить Выручай-комнату.

И на том спасибо.

POV Альбуса Дамблдора

Хорошо, хоть вовремя хоркрукс обратно в делюминатор вернул, а то всё с августа пошло как-то не так! А, если вдуматься, не так пошло ещё с того Хэллоуина. Авада Тома должна была опустошить тельце маленького Гарри для меня, но!.. Тома, естественно, сжёг откат до полного обугливания, но башка мальчика не оказалась пустой. Поэтому, была мне недоступна. Поттерёныш совсем-совсем не умер!

Что мне ещё оставалось, кроме создания у него на лбу шрама и внедрения в него заготовленного заранее моего хоркрукса? Благо, смерть Тома подошла для подпитки ритуала. Да и смерть Большого Оленя с Оленихой тоже впрок пошла, нет?

Дальше… А дальше пришлось менять быстрый План на более долгоиграющий и более рисковый. Надо было распиарить славу Мальчика-который-выжил, назначить себя в его опекуны, чтобы распоряжаться единолично банковскими ячейками и сейфами, доставшимися по наследству внуку Гарри от деда Карлуса. Фу, проклятые коротышки! Пустили меня только в Благотворительный сейф Мальчика, наполненный пожертвованиями от благодарных волшебников. И то определили мне лимит изымания золота. Ничего больше. Не докладывали мне, опекуну, что из недвижимости, из артефактов или книг сопляку перешло. Хорошо получилось только с милой Петунией.

Она быстро, с радостью согласилась растить родного племянника в ежовых рукавицах, а её муж-боров и сын-подсвинок отметились знатно в том направлении. Гарри рос подавленным, невежественным, почти умственно отсталым. А выбор Хагрида на роль его проводника в волшебный мир, как я и думал, был вишенкой на торте.

Хагрид… Да-а-а, облажался я с ним. Что-то там произошло такое, что он об этом молчит, как рыба, и прячется от меня.

И ходит какой-то странный такой, прилизанный, надушенный… Воняет одеколоном от его хижины аж до моей башни. Утром никак свою спальню проветрить не могу. Открываю окно, а там одеколоном пахнет. Фу! Зачем Хагриду душиться — чтобы акромантулов от себя отпугивать или кентаврих привлекать? И куда-то ходит вечерами, исчезает на целые недели, не достучаться до него никак. И не прочтёшь башку полувеликана легилименцией тоже никак. Стоит, как и раньше, каменный блок в его башке. Одни сплошные «никак», если задуматься. Спрашиваешь, куда он шляется в рабочее время — смотрит, смущается, краснеет.

Уж, не нашёл ли он себе бабу какую-то?

А-а-а, да нет… Кому из них приглянется этот чурбан неотёсанный? Нет и всё! Рубеус! Не-е-е… Не-не-не…

А вдруг?

Да нет же!

Зато Поттерёныш — мальчонка, вроде, то, что надо. Тихенький такой, скромненький, не блещет чем-то особенным… Петуния, видать, его хорошо воспитала, покладистым, добрым… Жаль, что не на Гриффиндор распределился, побежал за той девочкой магглорождённой, что привлекала внимание к себе своей кукольной внешностью. Филиус их хвалит и говорит, что они на своем факультете хорошо прижились, учатся, дружат со сверстниками…

Пусть порадуются до поры, до времени. Со следующего года начнётся мой основной план и им придётся расстаться. Я для них выбрал другие пары. Надо же и Молли порадовать.

Но, почему-то, глядя на юного Гарри, я весь внутренне сжимаюсь. Словно, от него идут некие эманации угрозы и чует моё сердце — что-то с ним не так. Что-то с ним как-то подозрительно. Вроде бы, именно с ним всё выглядит наигранно и не настолько просто, как кажется на первый взгляд. Посмотришь — обычный мальчик-одиннадцатилетка, что в нём может настораживать? Но, не зря магглы говорят — когда кажется, креститься надо. Встречаюсь взглядом с его невинными детскими глазками — входи и читай, даже без легилименции! А вот не-е-ет, в голове у него ТАКАЯ непробиваемая окклюментная защита-а-а… Как у Хагрида, если не лучше. Хотелось бы узнать, природного ли она происхождения или гоблины постарались артефактиками? Но, ни у зеленошкурых вредителей спросить, ни его самого заставить признаться. Посмотрит этими своими зелёными глазищами, скажет «дедушка директор» и, поди разберись! И сжимается, как будто ждёт удара кулаком. Аж до души пробирает. Фу!

А надо, надо задействовать заранее продуманный план, но как? Как, если вот уже два месяца через его ментальный блок не пробиться? Вот как затея с квиддичем пролетела миссис Норрис под хвост. И зачем я не озадачил Минерву поменять факультеты? У воронят вся программа обучения с барсуками оформлена.

А-а-а, если я сейчас только заикнусь переставить факультеты в расписании, Филиус взбрыкнёт и разнесёт всё вокруг. Гриффиндорцев рядом со своими он просто не выносит.

А как было бы хорошо, если бы Гарри отправился на Гриффиндор! Там он подружился бы с Рональдом Уизли…

А-а-ах, бедный мальчик — последний сыночек Молли, как нелепо и не вовремя… хм, погиб. Хм. Я ни в чём не виноват! Если бы я не помог мальчику, он бы мучился ещё долго, правда же? Прежде, чем умереть. И другого способа извлечения хоркрукса, кроме как прикончить его носителя собственной рукой, я не знаю, увы! Собственный хоркрукс только собственной рукой… Однажды придётся и Гарри Поттера заава… Хм… Дело терпит, пока.

Но, раз вспомнил Поттера, что-то я очень странное с ним заметил. Рядом с Квиринусом он находится совершенно спокойно и не он реагирует на подселенца в его затылке. А сам Квиринус начинает корчиться! Что это означает… Ничего не означает. Точнее — это можно растолковать только тем, что и взаправду Авада Тома не убила Гарри Поттера, не вышвырнула его душонку из тела в тот вечер. И гадёныш действительно выжил. Или? Разве… не может быть. Или мой хоркрукс его тушкой уже завладел, по какой-то причине, и теперь шифруется передо мной. Я не припоминаю, есть ли шрам на лбу бедного мальчика или нет? Что-то не вспоминаю, чтобы шрам засветился алыми очертаниями… Или я ошибаюсь? Густая чёлка, в любом случае, закрывает весь лоб и ничего за ней не видно, надо попросить Гарри лично показать мне шрам.

Не-е-е, не-не! Это чересчур! Филиус заподозрит мой странный интерес.

Я уверен, что шрам на своём месте.

Хм-хм-м-м-м, есть над чем поразмышлять. Мой второй хоркрукс, тот, который я поместил в Рональда, быстро-быстро начал подавлять волю бедного мальчика. Я сам опешил от такой скорости захвата. Э-э-э, хе-хех, да я же самый сильный колдун двадцатого века, как иначе-то?

С мальчиком Рональдом получилось плохо. И зачем он припёрся в женский туалет, расположенный по предварительно намеченному маршруту тролля? Там должна была сидеть и плакать девчонка Грейнджер, а не Рон Уизли! Вот уж незадача — тролль нашёл мальчика, огрел его дубиной… Хорошо, что я услышал крики… Хм-хм-м… надо Артура и Молли уведомить об их потере… Эх-х-х, будет от Молли крик, ор и беспорядок, но я всё улажу… Улажу, но как?

Как «как»? Очень просто! Это значительно снизит громкость её причитаний.

Я вернул свой хоркрукс обратно в делюминатор, это уже хорошо. Выберу ему через время более подходящий сосуд. Отпрыска Люциуса Малфоя, например? Э-э-эх, Гелл, мой любимый друг! Как складно получилось бы, как я и задумывал, вновь возродить нашу пару в молоденьких, таких похожих на нас с тобой мальчиках! Себя — в рыжем Рональде, тебя — в белобрысом Малфое… Да не срослось. Выберу кого-то другого из отпрысков Молли и Артура. Чарли, например. Чем Чарли хуже Рональда? Да ничем. Даже лучше. Надо всё обыграть, подстроить и… будет мне счастье!

Занудные школьные проблемы отвлекают меня от исполнения Плана. Вот, например, куда-то исчез профессор Бинс. Что по поводу его исчезновения думать? Ритуал исчерпался или он нашёл лазейку освободиться и проскочить за Грань? Кто-то помог ему? А хорошая была халява от того, что профессор Истории магии есть, зарплата его приходит на счёт школы, а получить её некому. Потому, что получатель мёртвый…

Кого пригласить новым учителем Истории?

А! Ха! Как «кого»? Блэка приглашу. Его недавно оправдали, пока лечится в Мунго, но скоро его оттуда выпустят. Вот и пригодится он в деле, собакен блохастый. Жалко Питера, хороший был задел на будущее… Но и Блэк пригодится. Уболтаю я его пригласить меня в свой дом, вот и заполню все финансовые потери.

А Блэк на блюдечке отдаст мне Поттера…

Ну, как говорится — нет худа без добра.

Конец POV Альбуса Дамблдора

В конце первой недели после Хэллоуина меня опять вызвали на ковёр. К директору, то есть. Филиус, сообщив мне о приглашении, вызвался сопровождать меня в директорскую башню. Я там уже, вместе со всем составом первого курса Рейвенкло и Хаффлпаффа, побывал. После первого занятия со Снейпом, когда тот обзавёлся своим новым внешним видом.

— Зачем я директору, Филиус? — спросил я на ходу.

— Сам не знаю, ничего не сказал. Но выглядел Альбус чересчур загадочным и хитрюще мерцал глазками. Видать, задумал опять что-то. А ты держи себя в руках, не светись перед ним, ссылайся на свой возраст. Если что случится, беги сразу за мной и реви в три ручья… Шокошары! — сказал Флитвик каменной горгулье, когда мы достигли подножия директорской башенки и та отскочила в сторону, открывая путь к крутящемуся спиралевидному эскалатору за собой.

Как я мог о НЁМ забыть?! Догадывайтесь, кто меня там ждал?

Однозначно он — Сириус Блэк, собственной лохматой, неуравновешенной особой. Увидев меня, он замер на месте, открыв судорожно глотающий воздух рот.

— Сохати-и-ик! — вытаращив глаза закричал он и с разбегу бросился ко мне.

Я тактично сделал шаг влево, уходя с траектории бега, дав возможность Сириусу пролететь мимо меня, влететь в проём незакрытой Филиусом двери и загреметь вниз по ступенькам лестницы. Аж до самой горгульи. Дамблдор, ахнув с открытым от удивления ртом, застыл, вытаращив глаза. Филиус затолкнул меня за себя, хотя ростом я был чуть повыше него и вскинулся с палочкой наизготовку.

Через минуту Блэк доковылял обратно в директорскую, растирая рукой ушибленные места. Выглядел он обиженным.

— Гарри? — несмело выдал он. — Ты меня не узнаёшь?

Откуда я должен был, кстати говоря, знать его?

Нет, я, конечно, не раз и не два встречался с моим крёстным отцом в моих предыдущих жизнях. Но в этой я с ним не встречался ни разу, меня на его судебное разбирательство не звали, вот я о нём начисто и забыл. Зачем помнить о человеке, если я каждый раз глубоко разочаровываюсь в нём? Придурок был, придурок есть и будет. Просто, внезапно выиграл время на этот раз.

— А должен? Вы, мистер, кто? — я делаю изумлённое выражение лица и хлопаю глазами. — Я вас никогда раньше не видел. Вы не из тех волшебников, что приглядывали за мной, пока я жил в Литтл-Уингинге с…

— Мальчик мой, — благостным голосом прервал меня директор. — Этот господин — твой родственник и крёстный отец, Сириус Блэк…

Я таращусь, якобы не веря, на неважно после падения по лестнице выглядящего родственника и сужаю глаза. Делаю всё возможное, чтобы подстроиться под одиннадцатилетнего ребёнка.

— Мой кто?.. А-а-а-а, не тот ли это, который бросил меня и десять лет невиновный отсидел в Азкабане, сэр? — вскинулся я. — Профессор Флитвик, сэр, почему этот дяденька не на лечении? Он похож на сына нашей соседки, миссис Джонс, которого лечили и недолечили в психушке. Только тот под утро делал пробежку, в чём мать родила, а этот… хотя бы одет. Если тряпку на его плечах можно назвать мантией. Профессор Флитвик, я не могу поверить, что ЭТОГО, — тут я сморщил нос, почуяв запах немытого тела от Блэка, — мои родители выбрали мне в крёстные отцы.

— Да, выбрали, выбрали! Гарри, поверь мне! — крикнул Сириус и затряс головой. — Ты так на Джеймса похож … Я тебя на руках держал во время ритуала твоего имянаречения… Я тебя на руках из руин вашего дома вынес, Хагриду лично в руки передал…

Я смотрел на друга моего отца и думал, кто из них двоих дурнее головой. Хотя, нет. Джеймс в этом плане чемпион. Застолбил он себе чемпионскую позицию, оттуда его даже бульдозером не снять. Этот вплотную за ним следует. А мама?

А мама вообще дура по жизни.

— Профессор Дамблдор, сэр! — стал я отбиваться от назойливых требований Блэка. — Зачем меня позвали? Может, когда-то крестническая связь между нами с мистером Блэком была, но я её никак не чувствую, сэр. Я и не знаю, как должна эта связь проявляться. Я ничего-ничегошеньки не знаю. Может, вы хотите провести сиротку в чём-то, а я …Профессор Флитвик, что вы скажете? — подёргал за рукав я Флитвика, шмыгнув носом.

Тот посмотрел хмуро на меня и с сомнением на беснующего Сириуса. Через некоторое, небольшое, время вглядывания в пространство вокруг дёргающего свои поседевшие патлы волшебника, он взмахнул палочкой. Ничего не изменилось. Хотя, я знаю, что, в случае существования крестильной связи, она должна — после выявляющего заклинания — засветиться. А её не было.

Флитвик хмыкнул, посмотрел с осуждением на Дамблдора и выдал свою точку зрения:

— Я тоже не вижу связи между вами, Гарри. Сожалею по этому поводу, но я уверен, что, даже если такая была, она оборвалась в момент, когда Блэк передал тебя на руки Хагриду. Тем самым он отрёкся от тебя, отказался от своих Клятв и стал, в глазах магии, Предателем.

Хм, возможно, возможно…

Ой, что с Блэком? Почему он забился в конвульсиях? Он задохнётся…

— Гарри, беги за мадам Помфри! — прервал Филиус мой научный интерес к настигшему Блэка Откату и толкнул меня к выходу. — Побыстрей, у Сириуса эпилептический припадок. Откат настиг его, после стольких лет…

— Филиус, не вмешивайся, — рыкнул грозно Дамблдор, поднимаясь с места, но я уже бежал вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Жить спокойно мне в Хогвартсе не дадут. Но я буду всячески отбиваться и вставлять палки в колёса Плана директора.

Школьной медведьмы в Больничном крыле, заведомо, не было. Её позвали в директорскую по каминной сети. А я глупый первоклассник — маггловоспитанный, несведущий. Не ведать о существовании каминной сети мне позволительно.

Постучав несколько раз в дверь и не услышав изнутри «Входите!», я помаялся, да повернулся кругом на каблуках и отправился искать Гермиону.

Посмеёмся с ней вместе.

У дверей классной комнаты кто-то схватил меня за рукав и вальяжный голос выдал:

— Поттер, можно тебя на минутку?

Драко Малфой собственной белобрысой персоной топтался на месте и смущённо зыркал на нас с Гермионой.

— Ну, по какому поводу ты хотел со мной поговорить, Малфой? — удивился я.

— Я хотел сказать тебе, что мы с мамой — твоя самая ближняя родня среди волшебников. И что моя мама передаёт тебе пожелания успешной учёбы и приглашает к нам в гости на Рождество. А мой отец тоже передал сообщение тебе, что твоего крёстного отца, Сириуса Блэка, кузена мамы, перевели в Аврорат на повторное расследование обстоятельств его ареста и проведение суда над ним.

— Моего кого? — сделал я удивлённое выражение лица и переглянулся с Гермионой. Час назад я с Сириусом уже виделся, но зачем портить удовольствие белобрысому? Пусть показывает свою выдающуюся осведомлённость. Гермиона ухмыльнулась одними уголками губ. — Крёстного отца? Впервые слышу. Он — что, криминальный элемент, что ли?

Малфой замялся, не зная, что из известного о Сириусе мне сказать.

— Видишь ли, он не из криминального контингента, если что, он последний Блэк! — голос Малфоя взлетел наверх и дал петуха. — Ты знаешь, кто такие Блэк?

— Знаю, конечно, — пришло время удивить кузена Драко. Или племянника. Надо посмотреть на гобелен в гостиной на Гриммо. — Но ты должен поклясться, что не разгласишь мою тайну. А то, будут большие неприятности всем, у кого есть какая-то связь с фамилией Блэков.

Лицо Драко приняло весьма потешное выражение — он не знал, как поступить. Давать Клятву — дело не пустяковое, но и не однозначное. Можно облажаться, а можно и заработать авторитет. Потому, что не каждого встречного просят принести Клятву неразглашения, только людей значимых, с весом в обществе. Принести Клятву означало ещё и начало доверительных, если не дружественных отношений.

Наконец, он решил для себя эту нелёгкую задачу и, вынув палочку, взмахнул ею.

— Я, Драко Люциус Малфой, клянусь, что никому из ныне живущих…

Серьёзный парень, надо застолбить его на своей стороне.

— Я, Гарри Джеймс Поттер, лорд Блэк и Слизерин, и Певерелл, принимаю клятву…

Закончив свой речитатив, я замолчал и стал ждать отмирание Малфоя из ступора. Он, смешно разинув рот, таращился, как телёнок на поезд. Затаив дыхание, он ждал оглашения обещанной мной тайны. А я ничего не говорил. Что мне ещё сказать, после перечисления всех моих титулов?

— Ну? — отмер он через несколько минут.

— Что «ну»? — сделал я невинное лицо.

— Говори же!

— А ты ещё не понял? — улыбнулся я. — Я лорд Блэк, Глава этого Рода, хотя и не действующий, из-за моего возраста. И — как мне гоблины сказали — существует более взрослый представитель семьи. Выжженный с гобелена, но взрослый. Который давным-давно признал меня прямым и первым наследником Блэков. И с которым я должен решить как поступить. Они не сказали мне имя этого человека, но я подозреваю, что это мой крёстный. А знаешь, как он оказался в тюрьме? — я округлил глаза. — Ведь я правильно расслышал слова «повторное расследование» и «суд»?

Лицо Драко Малфоя будет снится мне этой ночью и я буду и во сне хихикать. Настолько потешное выражение оно приняло.

На следующее утро в Большом зале появились родители Рона Уизли.

Я не зверь какой-то, понимаю грусть и скорбь потерявших ребёнка людей, но то, что устроили на всю школу эти двое… то есть, трое, было за гранью допустимого. Бон-тона, одним словом.

Для начала, во время тихого завтрака ещё не до конца проснувшихся детей, в зал ворвалась вся зарёванная миссис Уизли и, завывая как баньши, стала — представьте себе! — требовать со школьной администрации кровную виру за смерть её сыночка. Она, конечно, в своих претензиях права. Вира, в данном инциденте, имеет место быть. Но почему с таким надрывом и перед всем студенческим составом? Неосведомлённым, между прочим, о роковых для шестого Уизли событиях.

Мистер Уизли, ссутулившись, бродил туда-сюда, покачивая в противофазе с телом голову с бледным до желтизны лицом. Глаз он не поднимал, смотрел в пол, чтобы не споткнуться наверное. Держась за руку отца, с весьма бодрым видом топала, оглядываясь по сторонам, одетая в школьную мантию Джинневра, единственная дочь Артура и Молли.

Вся троица самых омерзительных — занявших одной из верхних строчек моего чёрного списка — людей. Я скорчил нос, словно до меня добралась идущая от них вонь грязи. Так, почему я сказал «словно», если когда-то — в предыдущих жизнях — я установил, что так воняет аура тех, кого называют «Предателями крови»?

— Альбус, — получив согласие директора на выплачивание виры Уизлям, тем самым закрыв финансовый вопрос в положительном ключе, Молли сменила тему. — Взнос за обучение бедного Рона мы с Артуром, — на этом месте она повернулась и толкнула локтем своего мужа, который покачнулся в сторону и упал поверх сидящих за столом слизеринцев. Выпрямившись, он коротко промычал. Его жена, даже не пошевелившись, чтобы помочь мужу, уже продолжила озвучивать свои пожелания, — решили не забирать, если ты позволишь нашей доченьке Джинни пройти распределение и начать своё обучение на год раньше.

Ого! Молли идёт ва-банк!

В этот момент взгляд рыжей Уизлетты встретился с моим и в её водянисто-синих глазах всплыло узнавание. Малявка вся напряглась, задрожала и, подскакивая на месте, подёргала мать за рукав.

— Мама, мама! Смотри, там Гарри, мама! Он на Рейвенкло распределился, я тоже хочу туда, мама! Чтобы быть с моим Гар… кх-кх-кх! — затараторила она, но вдруг закашлялась с выпученными глазами.

Ясно, это рассерженная Гермиона взмахом руки заткнула ей рот, чтобы не извергал всякий бред.

На преподавательский стол опустился полог тишины. Директор Дамблдор решил впервые в моих жизнях заняться обсуждением с преподавательским составом новой претензии потерявших сына родителей. Филиус мигнул мне одним глазом, приподняв краешек губ. Вдруг, Минерва Макгонагалл встала с места и скрылась за дверью, расположенной рядом со столом преподавателей.

Вернулась она через несколько минут с Распределяющей шляпой и маленьким табуретом на руках. Я не успел подумать о том, зачем замдиректора ХОДИЛА за Шляпой, если в замке живёт целая община домовых эльфов — Джинни уже радостно прискакала и уселась на табурет, напялив Шляпу поверх своих чересчур рыжих патлов. Язык не поворачивается назвать эти сальные, нечёсаные пряди волосами.

Девочка яростно настаивала — «хочу на Рейвенкло», но Шляпа не менее яростно сопротивлялась, что невеждам там не место. Весь Большой зал потешался над этой дурочкой.

— Гриффиндооор! — проорала Шляпа. — И снимите меня с немытой головы этой предательницы!

— Уа-а-а-а-а-а… — ревела Джинни Уизли. — Хочу на…кх-кх-кх!

Будет хорошо, если Гермиона позволит этой избалованной дуре дожить до Рождества.

С этого дня прошло ещё десять дней, а от Сириуса не было ни слуха, ни духа. Я заполнил этот период времени посещением Выручай-комнаты, где нашёл и поглотил следующий хоркрукс Тома. Ощущение законченности и полноты завладело мной. Это могло означать только одно — я усвоил последний из необходимых кусочков души моего бывшего «Я». Что делать со следующими — в чаше Хельги Хаффлпафф, в тетради и, предположительно, в Нагини — я пока не решил. Предметы, конечно, соберу. Так, на всякий случай. А подселенец в Квирреллморте отправится в селения Предвечной.

Однажды утром рядом со мной в ванной комнате возник Кричер.

— Хозяин, хозяин Гарри, на дом напали! — воскликнул он, дёрнув меня за мокрую руку.

Мой утренний моцион начинался с душа, там меня застал мой домовик. Я выключил воду, закутался в халат с капюшоном, спросив между делом:

— А поподробнее можно?

— Там Предатель крови пришёл вместе со старшим сыном-предателем моей хозяюшки Вальбурги и вместе они пытаются взломать защитные чары дома, хозяин Гарри! — махнул рукой в неизвестном мне направлении Кричер. Предположительно, в направлении географического расположения Лондона. — Хозяину срочно нужно явиться в дом и наказать вторженцев.

— Хорошо. Раз надо, значит — надо. Дай мне пять минут, чтобы одеться и предупредить будущую невесту, что утром меня на уроках не будет и перенесёшь меня на Гриммо.

Плечики домовика вдруг отпустило напряжение и он глубоко вздохнул.

Вот и объявился Сириус Блэк. Наверно, там и Билл Уизли отметился.

— Кричер, пока я готовлюсь, сгоняй в Гринготтс за моим поверенным из Блэков. Можно уведомить и поверенного Певереллов, раз пошла такая пьянка.

Эльф сверкнул голубыми глазами и исчез, а я направился в свою комнату одеваться и искать Гермиону и Филиуса.

На Гриммо нас встретил вой нарисованной леди Вальбурги с волшебного портрета:

— Гарри, Гарри! — крикнула она с облегчением. — Кричер мне сказал, что дом атакует мой старший сын и какой-то рыжий молокосос. Надо задействовать ловушки и пленить обоих придурков…

А, ловушки! Конечно, незачем марать руки кровью родственников — недостойных, но родня, всё же. Предки не одобрят. Или, наоборот, одобрят?

Чтобы ЭТИ не одобрили, хех!

Я быстро побежал к подвалу, где находилась ритуальная комната фамилии Блэк. Чуть-чуть надо изменить слои защиты, и…

… они оба забарахтались в паутине связавших им руки, ноги и голосовые связки заклинаний. Сириус не выглядел человеком со здоровым умом. Пытался скакать, вырывался из пут, что-то кричал. Зато Уильям Уизли замер истуканом и смотрел на меня полными удивления и сомнения бледно-голубыми глазами. В области правого кармана его джинсовой куртки я ощутил присутствие субличности, то есть, третьего вторженца. Да неужели?!

— Кричер, обыщи этих двоих и высыпь всё, что найдёшь, на табурет!

Трепещущий, как натянутая тетива, домовик мгновенно бросился исполнять мой приказ. Первым он достал интересующий меня полуживой предмет — ого-ага, делюминатор объявился. Так, так, так… Дамблдор решил атаковать меня исподволь, что ли, приказав своим шавкам доставить его хоркрукс в мой дом. Где я, будучи несведущим в подобном чёрном колдовстве, найду его, возьму голыми руками и… Привет-привет, новый, апгрейднутый Мальчик-герой!

А это двое взрослых придурков не поняли, что несут с собой в мой дом?

Я говорил уже, что я не зверь какой-то неразумный и кровожадный, нет?

Забудьте! Есть в жизни ситуации… встречаешь кого-то, внешне вполне дружелюбного. Выглядит приятно (хотя думать об приятно выглядящих мужиках мерзко мне как-то, бр-р-р…), ну, отвращения не вызывает… А душа у него чернейшая. Какой же ей ещё быть, если на ребёнка покушается?

Болтаю, чтобы отдалить принятие мною неприглядного решения — положить Уильяма на алтарь в ритуальной комнате и… укрепить защиту дома до уровня крепости или… Что «или»? Нет никаких «или», если леди Вальбурга будет в восторге, потому, что прилив магической энергии позволит ей выходить из портрета призраком.

— Кричер, держи Сириуса в путах, пока я подкормлю алтарь вторым напавшим, — сказал я. Вы когда-нибудь видели просиявшие от предвкушения счастья глаза? Вот и я не знал, что глаза домовика могут превратиться в две звезды.

Зато мой, так называемый, крёстный отец и его молодой подельник, услышав меня, побледнели пуще смертников. Маска незаинтересованности с лица рыжего, старшего из сыновей Молли и Артура Уизли, спала и он задёргался в стягивающих его верёвках. Мне не хотелось смотреть на испуганные кривляния жертвы, поэтому я кинул в него дополнительные обездвиживающие чары, особо не заботясь о его свободном дыхании. Потом, подумав секунду, добавил и сонные чары, чтобы смерть пришла к нему во сне. Я не зверь какой-то. Делаю то, что надо — это мой долг, но гуманно. Это тоже мой долг. Принести на алтаре в жертву родственника по крови, провинившегося родственника, дело справедливое и энергосберегающее.

Камином явились мои поверенные из Гринготтса. Пусть подождут. Узнав, чем я буду занят следующие полчаса, они отнеслись с пониманием, присели спокойно в кресла и стали ждать моего возвращения из ритуальной комнаты.

Перед уходом с Гриммо я перечислил Кричеру мои распоряжения насчёт Сириуса. В том числе — не пускать его в те комнаты, откуда он мог связаться с кем-нибудь из Ордена Дамблдора. Ну не называть же теперь Орденом Феникса? Феникс перешёл в мою семью, хе-хе!

Поверенный делами рода Блэк обещал связаться с нужными людьми, чтобы найти менталиста для Сириуса. А то, что у него в голове закладка на закладке и закладкой погоняет, понятно с первых его слов. У него настолько неуравновешенное поведение, что Сириус не в состоянии усидеть на одном месте дольше минуты. Вскакивает с криком и бежит, как угорелый, повторяя:

— Где Гарри, профессор Дамблдор, где? Я хочу увидеть его, я хочу узнать…

А я сижу прямо напротив него, в центре его поля зрения. Ну, не выгляжу я внешне, как ему объяснили — очков нет, шрама нет — но это я, Гарри Джеймс Поттер. Даже обидно.

В гостиной Рейвенкло меня ожидала взбудораженная и взлохмаченная Гермиона. Одна. Рубин на вершине её палочки светился кроваво-красным светом и извергался дождём красных искорок. Видимо она, кроме всего прочего, еле сдерживала свой гнев.

— Гермиона, что случилось? — спрашиваю я и быстро заключаю её в свои объятия.

Как только я смог посмотреть через её плечо на артистическую конструкцию у неё за спиной, сразу понял повод её гнева. Там, на стене, в паутине из липких чёрных верёвок висела зарёванная Джинни Уизли. Из замусоленного носа рыжухи вперемешку текли сопли и слёзы. Опухшими злыми глазами она зыркала на наши с Гермионой объятия и всеми силами пыталась что-то выкрикнуть.

— Как эта малявка оказалась здесь? — удивился я. — И почему никто тебе не помешал… вершить правосудие?

— Кто смог бы? Я нашла эту гниду роющейся в твоих вещах в вашей с Голдштейном комнате. Она нюхала твои трусы, Гарри!

Из-за книжных полок, осмелев, стали выглядывать ребята нашего факультета и с интересом слушать наш с Гермионой разговор.

— Но как она сюда вошла? Кто эту дуру пустил в гостиную факультета? — спросил я, переводя взгляд с одного старшекурсника на другого.

Те стыдливо отводили глаза и делали невинную физиономию. Кто-то вне моего поля зрения заговорил и я повернул голову к нему. Какой-то третьекурсник решил озвучить свою версию.

— Это возможно и очень легко, Гарри. Ты нас уже хорошо знаешь, мы не всегда обращаем внимание, что происходит вокруг нас. Если кто-то из нас открывал входную дверь, слишком глубоко зачитавшись в свой фолиант, она могла проскользнуть внутрь незамеченной. Такое и раньше случалось. Помните, когда в прошлом году её братья-близнецы свои конфетки разбросали по всей гостиной? Вошли, разбросали, ушли и никто ничего не видел. А мы их не заметили, короче.

Я уставился на мою девушку. В моих объятиях её гнев улетучился и она стала выглядеть более расслабленной.

— Что будем с Уизлеттой делать? — спросил я Гермиону. — Держать её в таком состоянии до появлении Пенелопы Кристалл?

— А что толку? Она ведь девушка старшего брата Уизлетты, — ответила Гермиона. — Лучше, уведомим нашего декана, пусть он решает.

Да-а-а, Филиус поднимет шорох. Маккошке не поздоровится, директору — тоже. Это Дамблдор давил на преподавательский состав с требованиями допустить малолетнюю дуру к обучению в Хогвартсе раньше допустимого возраста. Вот и результат.

Хотя, результат не поменялся бы, приди Джиневра на год позже. Конечно, заваруха с василиском по-любому отменяется, но откуда бы Дамлбдор об этом узнал?

Я задумался над временем несанкционированного директором посещения его личных помещений. Очевидно, лезть надо, когда тот куда-то отправится по делам Визенгамота, в Министерство или в это загадочное МКМ Европы. Потому, что где-то там, в закромах личных комнат директора Дамблдора, находится сосуд с хоркруксом Геллерта. А он нам нужен. Он наш четвёртый друг по приключениям, спасти его надо.

Разборки с внезапным обнаружением первокурсницы факультета Гриффиндор в — даже не в гостиной другого факультета — а в комнате мальчиков, роющуюся в исподнем одного из них, было позорищем для всей её семьи. А без присутствия директора Дамблдора этот инцидент получился этаким пшиком, а не разборками, наказаниями и дальше по списку. Я ожидал более грандиозного скандала, который распространился бы среди студенческого состава, как лесной пожар.

А получилось, как всегда: Джиневра ревела в три ручья, что она так хотела, так хотела быть поближе к будущему мужу, что аж невмоготу. Ревела и гнусавым голосом повторяла, что мама уверяла её в том, что я, как только увижу Джинни, так сразу побегу с золотым обручальным кольцом жениться. В самом крайнем случае — всего лишь помолвиться.

Филиус взревел, что мечтать об этом ей вредно для здоровья. Потому, что Гарри Поттер сговорен с другой девочкой. А Поттеры своё слово держат.

Макгонагалл от общего дебоша тоже не отставала. Но, надо признать, не покривив душой, пожилая ведьма ревела потому, что ей было стыдно…

Стыдно было и покрывшемуся красными пятнами от смущения старосте львиного факультета Персивалю Уизли, чьей сестрой и была та самая, подставившаяся своим рвением сразу и немедленно оказаться под венцом Джиневра.

Стыдно было и нашей старосте Пенелопе Кристалл, в прекрасной головке которой возник закономерный вопрос: а правильный ли она выбор парня сделала? И куда она прёт, как безмозглая гусыня — этакая большая и белая птица, в семью, где вот так вот детей воспитывают?

Краешком глаза я заметил, как моя Гермиона отделилась от толпы зрителей и, тихо схватив мисс Кристалл за рукав, незаметно для обоих деканов увела её из гостиной. Чтобы поговорить с нашей старостой наедине.

А я стоял в первых рядах зрителей концерта, устроенного Уизлеттой и Маккошкой, и совершенно бесстыдно пялился на них обеих. Чтобы подогреть котёл, в котором варились представители Гриффиндора, я решил вмешаться в разговор. А то без директора получилось как-то хило, неинтересно и бесперспективно.

— Профессор Флитвик, сэр, — почтительно обратился я к Филиусу. — Могу я предположить, что эта девочка скорбна разумом? Совсем, что говорится, «ку-ку»! — я повертел пальцем у виска. — Я думаю, у неё та же болезнь, как у мисс Батлер из Литтл Уингинга. Та тоже проявляла завидное рвение к замужеству в свои сорок с лишним лет. Она тоже, чтобы привлечь женихов, действовала напролом. Пробиралась в холостяцкие дома, взломав замок на входной двери, раздевалась догола и ложилась спать в кровати мужчин. Я это подслушал у подруг моей тёти Петунии, когда они собирались после обеда на чашечку… хм-м, в общем — чая. Ту тётку забрали в психушку на лечение.

Присутствующие студенты и деканы выслушали мой рассказ с отвисшими челюстями, а потом все, как заведённые, повернули головы к зашедшейся в истерике рыжей девчонке. Мне стало жаль её, она совсем маленькая ещё. Но насколько ей мозги промыли ежедневные рассказы матери про меня, про нас…

Фу! Никогда! Никогда этого не будет. Поэтому я безжалостно, чтобы не оставить в голове девочки даже капли надежды, скосив взгляд на неё, продолжил:

— Я ничего такого про эту малявку не говорю, я её в постыдном виде не увидел. Я и мисс Батлер в голом виде не встречал. Не то, что мистера Джонса, сына соседки, который бегал утром в парке и по улицам нашего городка совершенно обнажённым. Его, как раз видел однажды, бр-р-р… Подруги тёти Петунии сплетничали, что эти двое — мисс Батлер и мистер Джонс, как два сапога пара, да оба на левую ногу надеты. То есть, оба совсем «ку-ку», да? Как и мисс Уизли.

А потом я со значением кивнул подбородком на рыжую первоклашку, подвывающую на одном из бархатных тёмно-синих диванчиков.

— Мистер Поттер, что вы себе позволяете? — фыркнула декан Гриффиндора. — Мисс Уизли ещё очень маленькая, чтобы судить её так жестоко…

— Я бы так не сказал, Минерва, — прервал её Филиус. — Мисс Уизли застали зарывшуюся носом… в ворох трусов мальчика. Если это не девиантное поведение, я не знаю что так назвать. Девочку надо в Мунго! На полное исследование. Её ненормальное для десятилетнего ребёнка поведение о многом говорит.

— Запрещаю! — выкрикнула Макгонагал. — Мисс Уизли — моя подопечная, не твоя, Филиус. Так? Так. Мисс Уизли, идите за мной. Вы, мистер Уизли, тоже. Мне надо связаться с вашей матерью и поговорить с ней начистоту… И куда Альбус подевался?..

Она с грохотом закрыла за собой входную дверь и это приостановило поток словоизлияний взбешенной деканши ало-знаменного факультета.

Я хмыкнул. Да, да, она с Молли Уизли свяжется, конечно, но будет ли та в состоянии воспринимать что-либо? Если она не успела ещё посмотреть на свои знаменитые часы — да, воспримет и ужаснётся. А если посмотрела — ну-у, поведение дочурки в Хогвартсе будет последней из всех её проблем.

* * *

До самого ужина директора Дамблдора в школе не было. В это время я бы смог пробраться в его кабинет и стащить хоркрукс Геллерта Гриндевальда, да не рискнул. Просто был без понятия, насколько Дамблдору хватит упорства ломиться безуспешно в непробиваемую защиту-крепость моего дома на Гриммо. И гадать, что с его шавками случилось, что они не вернулись к нему на доклад, не пригласили в дом и так далее.

На ужине Дамблдор появился, выйдя из маленькой дверцы за преподавательским столом. Перекинул сноп бороды за своё плечо и начал есть, не оглядываясь. Выглядел он неважно.

Я за столом сел на такое место, что на траектории взгляда директора в мою сторону оказались широкие плечи Роберта Хиллиарда. Свой ужин я съел быстро, но аккуратно, тихо переговариваясь с Гермионой и Невиллом, который что-то, судя по моему поведению, стал подозревать. Я сидел тихо, как мышь под метлой, стараясь не привлекать внимания к себе и лишь однажды, слегка вытянув шею, я взглянул в сторону директора, чтобы определить для себя, ищет ли он меня взглядом. Искал. Я бы сказал — он искал меня лихорадочно блестящими, остекленевшими от досады глазами.

— Вызовет, — выдала сидящая рядом Гермиона.

— Вызовет, это точно, — ответил я. — Скрыться от него нереально… Впрочем, я могу скрыться, но он всё равно найдёт меня.

— Только не убивай его раньше времени, — отложив вилку, чтобы встретиться со мной глазами, прошептала моя девушка.

— Гарри? — вскинулся сидящий с другой стороны девушки Невилл Лонгботтом. — Помощь тебе нужна?

— Хм-м-м, пока что, нет. Но, спасибо тебе, Невилл.

Да-а-а, убивать Дамблдора на этом этапе Игры не рекомендуется. Пока, как я сказал Невиллу. Опять очнуться в чулане под лестницей как-то не хочется. Мне ЭТА жизнь начала нравиться. В том, чтобы быть тихушником, есть свои плюсы. В любой игре есть.

Как я и ожидал, к концу ужина к нам приблизился профессор Флитвик и объявил мне:

— Гарри, … хм-м, мистер Поттер, директор желает видеть вас в своём кабинете. Если отужинали, идёмте-ка!

Проводя меня взглядом, Гермиона мне подмигнула. Я отправил ей воздушный поцелуй, а потом, намеренно, повернулся к столу Гриффиндора и поискал глазами четвёрку рыжих представителей семьи Уизли. Близнецы, в кои-то веки, мирно поглощали пищу, не перебрасываясь ею с Ли Джорданом. Лицо Персиваля осунулось и он выглядел больным. Здесь всё ясно — Пенелопа его отшила. Джиневра сидела рядом с братом-старостой, смотрела в сторону Гермионы суженными глазками, из-под век которых сверкали молнии.

Я задумался, может, если огреть её хорошим Конфундусом, он вправит ей мозги, хотя бы на некоторое время, и она отстанет от нас?

Но это дела девчачьи — выстраивать иерархию в женском обществе. Пусть Гермиона с этими делами сама разберается, а я к директору иду. Вместе с деканом, профессором Флитвиком. И если что-то пойдёт совсем лихо, оставлю декану право скрутить Дамблдора в бараний рог. А я? Что я, я простой, маггловоспитанный первоклашка. Да что я могу?

Ха-ха-ха!!! Короче.

* * *

Сидящий за рабочим столом Дамблдор выглядел более-менее спокойным. Старательно расчёсанную бороду он стянул резиночкой, поверх которой висела пара золотых звенящих, на индийский манер, колокольчиков. Волшебники совсем не дружат с головой, нет? А как иначе назвать способ украшать бороду колокольчиками для ног индийских танцовщиц? Или это намерено делается, чтобы дурить публику, или он сознательно держит всё время перед глазами значимый для него предмет. Интересно.

Директор, не вставая с места, поздоровался с Филиусом, поболтал с ним о том, о сём. В мою сторону он сознательно даже мельком не косил взглядом. Словно меня в помещении не было. Я воспользовался этим, чтобы хорошенько осмотреться в сверкающем своей показной роскошью зале. Иначе назвать директорскую башенку язык не поворачивается. Каменные стены, величавый подиум с резным рабочим столом, люстра в форме обруча над ним, две лестницы по обе стороны библиотеки, всякие астролябии и армиллярные сферы, маятники, старинные латунные часы…

Пустая жердь для феникса, мда-а-а. Фэн Хуань на данный момент здравствовал в синей гостиной факультета Рейвенкло. Толстел, в общем, от изобилия внимания студентов.

А за стеклами резных дверец деревянных шкафов на нижнем уровне пола трёхступенчатой директорской башни стояли целые груды цокающих, пиликающих и скрипящих металлических устройств. Моё чутьё привлекло содержание одной из полок, где, кроме знаменитых следящих артефактов, принадлежащих директору Хогвартса и Верховному чародею Визенгамота по совместительству, был знакомый ещё с первой моей жизни знаменитый хроноворот, одна штука. Тот самый хроноворот, которым орудовала на третьем курсе мисс Гермиона Грейнджер.

Ощущение от этого предмета было двояким и я догадался, почему это. Хроноворот был мой, часть моего, от дедушки Карлуса Поттера, наследства. И он содержал в себе кусок чей-то души. Хоркрукс? Но чей?

Позже, когда я приду забирать из директорской свои вещи — мантию-невидимку, вот этот хроноворот тоже, я унесу и скрытый на виду у всех хоркрукс. Предположительно, Геллерта.

Я настолько глубоко проникся ощущениями близости моей цели, что пропустил момент переключения внимания Дамблдора с Филиуса на его подопечного. Кто-то звал меня по имени и выдернул из задумчивости.

— Гарри, Гарри!

Я поднял взгляд от содержимого шкафа и оглянулся. Директор, подавшись вперёд, махал рукой и звал меня подойти поближе к нему. Медленно и неуверенно, шаркая ногами, я шагнул вперёд и остановился у подножия ступенек, ведущих наверх, на его уровень. Переступил с ноги на ногу и потупился. Представил себя мелкого первоклашку со стороны — вроде, я правдиво выгляжу.

— Скажи, мальчик мой, почему ты так обидел мисс Уизли? — слащавым голосом спросил Дамблдор. — Она ничего дурного не делала…

Я поднял лицо, на мгновение встретился с ним взглядом и утонул в его сознании.

Он был в бешенстве. Его План трещал по швам, он понятия не имел, как спасти неспасаемого и бесился. Так ему и надо. Ничего нового в его якобы защищённом Окклюменцией уме я не увидел и поспешил перевести взгляд в сторону рядов книг за его спиной. Мерзко-то как в голове нашего директора!

— Не сделала? Да она рылась в моём белье, дедушка директор, а это очень плохо. Хорошие и воспитанные девочки такое никогда бы… Придётся купить себе новое бельё. Знаете, Уизлетта…

— Мисс Уизли, мой мальчик! — прервал меня директор. — Не надо обзывать и так пострадавшую девочку!

— Пострадавшую? От чего? Это я пострадавший потому, что надо дополнительно тратиться. Тётя Петуния рада не будет. Знаете, у нас в Начальной школе в Литтл Уингинге работала уборщица такая, как… мисс Уизли, — подчеркнул я, заметив сверкнувшие весельем глаза Филиуса. — Короче, она служебным ключом открывала шкафчики старшеклассников, искала журналы… ну, вы понимаете, для взрослых. А потом закрывалась в туалете с ними…

Филиус зубасто ухмыльнулся. Директор поперхнулся чаем, который распивал в одиночестве, даже не предложив нам с Филиусом. Прокашлявшись, он сидел, разинув рот. А я, воспользовавшись временной неспособностью старика прервать мой рассказ, безмятежно продолжил:

— Тётя Петуния всегда, чтобы мы не ошиблись в выборе, говорила нам с кузеном Дадли, что хорошая девушка к белью чужого мужчины не дотрагивается. Только, если он её супруг, тогда можно.

— Но, но… — выдал директор, когда его дыхание восстановилось. — Разве мисс Уизли тебе не нравится? Она так похожа на твою маму!

О! Вот как! Знаменитый Эдипов комплекс. Но им я не страдаю.

— А я, директор Дамблдор, свою маму никогда не видел! — воскликнул я и пустил, якобы, слезинку грусти. — Откуда мне знать, как она выглядела? Меня тётя Петуния растила, она на Уизлетту совсем не похожа. Да, да… мисс Уизли. Мне, если хотите знать моё мнение, сама Уизлетта противна до рвоты. С этими её немигающими, остекленевшими от жела… хм-хм, жажды, глазками — фу-у-у! О существовании девиц подобного поведения нас с кузеном предупреждала моя тётя Петуния, советовала держаться как можно дальше от таких. Она говорила, что у них… как это — а! «Раннее половое созревание». То есть, они всю жизнь будут подвластны своим женским гормонам и будут вести себя несдержанно, вешаться на мужиков. Мне такое не нужно. Рыжих не люблю, веснушчатых, с акульей челюстью.

— Мисс Уизли из хорошей светлой семьи, достойная тебе пара… — продолжал гнуть свою линию Дамблдор, надоев мне до красных чёртиков.

— Чем Уизлетта достойная мне пара, директор Дамблдор? И знаете ли, семейное устройство детей семьи Уизли меня, Гарри Поттера, никак не касается. Если на этом у вас всё, я прощаюсь. У меня эссе по Трансфигурации ненаписанное лежит. Профессор Флитвик, можно мне уйти уже? — сердито сказал я и, не дождавшись разрешения, направился к выходу.

Но не успел сделать и двух шагов, как меня догнал крик старика:

— Мальчик мой, Гарри, я нуждаюсь в твоей помощи.

— Моей? Да что я могу? — повернулся я вполоборота.

— Надо вскрыть защиту одного дома. Ты родственник хозяев, только ты сможешь мне помочь…

Я медленно повернулся на каблуках и зло посмотрел на Дамблдора.

— Вы это о чём, сэр? Вскрыть что, защиту чужого дома? Зачем? Чтобы воровать? Нет. Нет, нет и нет. Профессор Флитвик, почему вы ничего об этом не упомянули?

Филиус вышел от ступора, в который впал после последних слов Альбуса.

— А я и не знал, Гарри! Альбус, не верю своим ушам, на что ты толкаешь мальчика Джеймса? На воровство?

— Нет, что ты, — устало откинулся назад в кресле директор. — Это дом Сириуса, крёстного отца Гарри. Он имеет право войти в тот дом, где, возможно, попали в беду сам Сириус и старший сын Артура и Молли. Я должен им помочь, а защита меня туда не подпускает.

Понятно. Он надеялся, что, благодаря своему хоркруксу, который те два болвана пронесут внутрь дома, ему тоже откроется доступ на Гриммо. Ха, однако делюминатор находится в моём сейфе в банке Гринготтс. Поверенный счетами Певерелл унёс его с собой, когда мы распрощались утром.

— Ну, вот и помогай им сам или ты забыл, что Блэк давно уже не крёстный мистера Поттера? — говорил тем временем Филиус. — Ты это сам увидел. Так, что помочь тебе мистер Поттер не сможет. Блэк и Уильям, оба они, это только твоя, и ничья кроме тебя, ответственность, — мой декан повернулся ко мне и махнул в сторону выхода рукой. — Давайте, мистер Поттер, мы уходим. И, Альбус, я запрещаю тебе впутывать моих перво… кого-либо из моих подопечных в свои игрища. Играй себе вволю с гриффиндорцами, чем те же близнецы тебе не выбор. А студенты Рейвенкло тебе не мартышки в цирке.

Фух! Обошлось и на этот раз. Филиус говорит, что я не слишком выступал, ничего лишнего не сказал…

До следующего раза.

* * *

В начале декабря передо мной во время завтрака приземлилась мелкая коричневая сова, ухнула и подняла лапку, к которой был прикреплён цилиндрик с посланием. Совушку я узнал, это Хагрид мне отправил записку. Знакомым корявым почерком он приглашал меня и моих друзей в гости в пятницу, после занятий.

Давно не было весточки от тёти Марджори. Как она там, в Литтл-Хэнглтоне? Завела ли себе круг общения? Что с выводком далматинки Люси? Гермиона с радостью согласилась сопроводить меня в гости к нашему леснику в его служебное жилище. С собой мы взяли со школьной кухни корзину со всякими пирожными, булочками, конфетами и прочими сладостями.

Хижина Хагрида — это небольшой, в сравнении с размерами своего обитателя, домик на краю Запретного леса. В разных моих жизнях я видел его то деревянным, то каменным — по разному. Но каждое моё воспоминание о нём связано с запахом травяного чая, которым встречает нас хозяин полувеликан.

На данном этапе домик Хагрида — это постройка в форме неправильного восьмиугольника из камня, с крышей из каменных плит. Из дымохода весело пыхтит и у меня во рту сразу возникло ощущение горячего травяного настоя нашего друга. На стук в двери, обычно, первым отзывался громким лаем Клык, собакен лесника. Но не в этот раз.

Дверь открыл Рубеус Хагрид, преображенный внешне. Нет, он всё так же неуклюж, но назвать его неотёсанным уже нельзя. Копну густых волос он собрал в низкий хвост кожаной завязкой, а потом заплёл в толстую косу. Бороду он постриг коротко, щёки побрил. Неопрятный вид тоже канул в Лету. Он был одет в чистую рубашку, брюки и безрукавку, и начищенные до блеска сапоги.

— О-о, Гарри, входи, входи, — восторженно загорланил он. Увидев прячущуюся за моей спиной девушку, он резко затормозил. — Ты привёл с собой юную леди. Кто она такая, небось невеста?

— Привет, Хагрид, — пожал я ему руку. Моя ладошка утонула в его огромной лапе. — Да, это моя будущая невеста, мисс Гермиона, — я отступил, позволяя девушке войти первой. — Как тётя Мардж? Устраивает новоселье?

— Спасибо, Гарри. Марджори прекрасно себя чувствует на новом месте. Передаёт тебе привет и отправила передачку. Всякие маггловские закуски, напитки… Люси разродилась, семь прекрасных щенят, на всех уже есть первоначальные договорённости.

— А где Клык, Хагрид?

— Там, в Литтл-Хэнглтоне. Я, это самое… — вдруг засмущался Хагрид. — Я хотел с тобой поговорить вот по какому делу… Вы присядьте, присядьте! И вы, юная леди Гермиона. Чай будете?

— Будем, Хагрид, — сказала Гермиона и начала вытаскивать содержимое корзинки. — Мы принесли из кухни гостинцы тебе. Принесли с собой и наши чашки, маленькие.

Хорошо провели время. Уходя, я дал согласие на пожелание Хагрида. Но с этим повременим до Рождественских каникул.

Я знаю, что ОН знает, что на Гриммо, 12 что-то фатальное случилось, но его спокойное поведение выбивает меня из колеи. Я наблюдаю за ним, строю догадки типа «Что происходит?» и ничего не понимаю. Тем временем он сидит себе ровно на своём кресле-троне за преподавательским столом, кушает спокойно свои завтраки-обеды-ужины, зыркает иногда в мою сторону своими злыми зенками из-за очков-половинок, но ничего не предпринимает. Не насчёт меня, а насчёт самых ближайших своих сторонников, потерявших не только самого младшего, но и самого старшего сына.

Неужели не знает? А-а-а, знает вредина, знает…

И так продолжается почти три недели. Ситуация настолько сюрреалистична, что мой мозг отказывается обрабатывать НЕ-поступающие извне сигналы приближения бури. Буря, однозначно, будет, но отчего она запаздывает? Чтобы двадцать дней, Карл, целых двадцать дней миссис Уизли ни разу, проходя мимо, не посмотрела на свои знаменитые часы? Что-то не верится. Неужто её скорбь по младшенькому сынишке Роничке так велика, что аж нет у ней сил встать с места и посмотреть на позицию стрелок на циферблате, где, я уверен, стрелка Уильяма навечно остановилась на делении «Мёртв»? Ну, да-да.

Или у миссис Уизли в этой ветке Мироздания таких часов нет? Странно.

Так или иначе, первыми шум подняли — не угадаете кто! Гоблины.

Оказывается, я кое-чего не знал, а именно того, что мистер Уильям Уизли — разрушитель проклятий при банке Гринготтс — целых шесть дней работы прогулял после окончания ежегодного отпуска. И гоблины, подождав объяснений от своего сотрудника по поводу отсутствия на работе за все эти дни — вероятно — наконец уволили его с волчьим билетом. В Нору, родителям Уильяма, было отправлено камином невеликое личное имущество бывшего, ныне уволенного сотрудника, которое тот хранил на рабочем месте. В Египте.

Это для четы Уизли было звонком-предупреждением, что с Уильямом что-то не так. Было или не было показание часов, что он уже мёртв, неизвестно, но однажды утром, во время завтрака, перед тарелкой с кашей директора приземлилась знакомая мне уизлевская сова Эрол с сообщением.

Я толкнул локтем сидящую рядом со мной Гермиону Л. Грейнджер и показал глазами, чтобы она тоже проследила за происходящим за преподавательским столом.

Было на что смотреть. Прочитав письмо, Дамблдор резко побледнел, его глаза начали шарить невидящим взглядом по залу, не замечая принимающей пищу молодёжи. Его заместительница, профессор Макгонагалл, заметив состояние начальника, шёпотом спросила его как он себя чувствует — это я прочитал по движению её губ. Директор ей ответил так же шёпотом и она встала. Встал и Дамблдор со своего кресла-трона и шаркающей походкой скрылся за дверцей, которая находилась за спинами учителей.

Минерва Макгонагалл, тоже сбледнула после слов директора, но, держась молодцом, быстро понеслась к выходу, на ходу позвав за собой четверых рыжих Уизли. Те, будучи в неведении о событиях дома, все эти двадцать дней чувствовали себя в относительном порядке. Ну, уменьшилась численность братьев — с кем не бывает? Хорошо, что Рон, а не кто-то более значимый из них не отдал концы.

За преподавательский стол декан Гриффиндора вернулась одна, но уже пошатывающейся походкой и еле добралась до своего стула. Там одним глотком выпила на автомате оставленный под чарами сохранения температуры чай. Напиток был горячим, она поперхнулась и закашлялась. Сидящий рядом с ней Филиус несколько раз стукнул её по спине, воскликнув на весь зал:

— Минерва, что такое произошло сверхурочное, что вы оба с Альбусом побежали, как угорелые… Прости, пожалуйста, я не… И детей Уизли увела с завтрака…

Принимающие пищу студенты навострили слух, почуяв скандальные новости. А профессор Макгонагалл, забыв наложить Полог тишины вокруг себя, не сдерживаясь, громко всплакнула:

— О-о-ох-х, Филиус, бедные, бедные Молли и Артур! Рон недавно… а теперь и Уильям…

— Что Уильям? — вытаращился профессор Флитвик, а за ним и весь студенческий состав в Большом зале.

— Сегодня из банка Гринготтс с совой отправили им весь багаж Билла с запиской, что оттуда его уволили… — декан Гриффиндора в конце уже вовсю плакала.

— А Альбус куда побежал? — продолжил расспросы Филиус.

— К Северусу. Чтобы тот сварил зелье Поиска для Билла…

Ага-ага, это означает только одно — нет у Молли Уизли её знаменитых часов.

— Артур сомневается, — продолжила вещать сквозь слёзы Макгонагалл, — что его старший сын попал в беду. Он был в отпуске, понимаешь? А они об этом ничего не знали. Он прибыл из Египта три недели назад, о своём отпуске родителям не сообщил и в Нору не возвращался. Те и не знали, что Билл в Англии, представляешь? А гоблины намекнули в своём сообщении, что из Египта Уильям тайком привёз с собой свои рабочие артефакты. Сам понимаешь, Филиус, это были те артефакты, которые помогают Биллу с разрушением проклятий в гробницах. Гоблины не исключают возможность, что молодой Уизли ввязался в противозаконное дело, решив поправить по-быстрому своё финансовое положение. Взломом чужой собственности и воровством… Не могу поверить! Может, наниматели Билла держат его где-то под замком.

Наш декан скосил вопросительный взгляд в мою сторону и я слегка качнул подбородком, дав ему знак, что предположение Макгонагал об Уильяме неверно.

— Тогда подождём возвращения Альбуса, чтобы узнать подробности, — вздохнув, примирительно выдал он и встал со своего специального, подходящего для его низенького роста стула, типа барного.

* * *

Надо же! Звёзды, наконец, сошлись на небе в подходящую конфигурацию. То есть, судьба надо мной смилостивилась и организовала мне возможность пробраться в директорский кабинет. Ибо сваренное Снейпом зелье Поиска указало, что Уильяма среди живых нет. То есть, не дало никакого результата. Его нигде не было.

К обеду того же дня всем в Хогвартсе обо всём стало известно. Сработало сарафанное радио. И началось. Трое братьев, подавленных до глубины души, и одна зарёванная сестра Билла тоже домой отбыли, чтобы… что? На похороны? Кого хоронить, если тела мертвеца нет? Закапывать кого будут, над чьими останками плакать?..

Так или иначе, Дамблдор должен был присутствовать на некоем ритуале захоронения, а потом на поминках. Как самый ближайший покровитель бедной многочисленной — угрожающе теряющей в последнее время количество — семьи, он не имел права пренебречь своей печальной обязанностью. На целый день его башня должна была быть пустой.

Это позволило мне отправиться вместе с моей девушкой на ограбление. Хотя, забрать обратно себе своё имущество — не совсем ограбление. Мы решили не мудрствовать особо, а действовать методом директного прохода в директорскую трёхступенчатую башенку. Таким образом мы не трогали оповещающие и защитные чары на входе башенки, непосредственно за горгульей. Стартовой точкой для прохода через каменные стены замка Хогвартс мы решили сделать туалет Плаксы Миртл. Почему? Потому, что Миртл обещала посодействовать нам в обмен на помощь в уходе за Грань.

В спутники себе я выбрал старого доброго Блэковского домовика. Появившись с громким хлопком и сияющими глазами, Кричер радостно засеменил по сотворённому мною в толще стен туннелю к месту назначения. Древние камни, послужившие материалом для постройки Хогвартса, продолжали исправно подчиняться нашей воле.

Пока мы с Кричером пыхтели по пологому туннелю наверх, само привидение Плаксы «стояло» на шухере вместе с Гермионой. До внутреннего пространства директорского кабинета мы добрались без всякой заминки.

Внутри было величественно и пусто. Я был уверен, что Альбус Дамблдор вернётся лишь к вечеру и у меня было достаточно времени сделать пакость. Но, зачем медлить, если можно закончить в сокращённые сроки и заняться чем-то другим? Ничегонеделанием, например.

Поэтому, я начал творить — не волшебной палочкой, а руками — огненную октаграмму прямо в воздухе. В её центр я влил дополнительную порцию магии, которую почерпнул из Древнего источника в глубине строения. Потом произнёс вслух своё желание, чтобы ко мне вернулась вся моя собственность, находящаяся в радиусе пятидесяти метров.

Я такого и не ожидал! Меня завалило горой из фолиантов и флажков красного с золотым, зелёного с серебряным и синего с бронзовым цветов. Фолианты — это понятно. После роковой ночи нападения Вол… — господи! ну, что ж, скажу это по-другому — Того-кого-не-называют на дом Поттеров в Годриковой Лощине, Дамблдор знатно прошерстил имущество молодой семейки законченных глупцов. Наш директор, короче, утащил всё, что плохо лежало и привлекло его алчущий взгляд.

Но флажки! Эти знаки побед моих предков во всевозможных состязаниях я буду потом рассматривать. А-а-а-а, мне надо сейчас встретить летящую ко мне мантию-невидимку.

Что за красотища это мантия, подарок самой Смерти! Лёгкая, кажется — невесомая, ткань обвилась вокруг моих плеч шелковистым каскадом, переливаясь перламутровыми отливами, меняя оттенки своего цвета в каждой складке вроде северного сияния Аврора Бореалис. Я засмотрелся на мантию и не заметил откуда прилетела и приземлилась в мои руки небольшая коробка из тёмного метала. Я повертел её, чтобы полюбоваться её разукрашенными красными кабошонами стенками и гербом Поттеров на крышке.

— Что внутри, Кричер, как думаешь? — спросил я домового эльфа. Он более сведущ, чем я, в этих вещах.

— В коробке помолвочные кольца лорда Поттера и его будущей леди, хозяин, — проскрипел голос Кричера. — Капелька крови, ваша магия и личное желание Наследника откроет короб… Держите гримуар! — выкрикнул он вдруг и щёлкнул пальцами.

Перед моим лицом резко остановила свой полёт огромная, в тяжёлом кожаном переплёте книга и стала парить в воздухе. Ого-го! Гримуар семьи Поттер? Я впервые за свои несколько раз повторяющиеся жизни узнал о существовании такого. А потом изумился накапливающемуся количеству отличий нынешней моей жизни от всех предыдущих. Прорвёмся, нет? Да и куда нам бежать? Я и кольца-то эти впервые увижу.

Мне осталось из директорской башни забрать только тот хроноворот с особой начинкой из-за дверцы шкафа и первый этап вылазки закончится.

Чуть позже начнётся второй этап — устроить здесь сцену грабежа и украсить инсталляцию форменного бедлама в, по мнению директора Дамблдора — недоступном для всех кабинете, вишенкой на торте. Подставив здесь козла отпущения, и для меня дело будет закрыто.

А тем самым я закончу ещё одно дело, которое достаточно долгое время оттягивал.

— Кричер, забирай всё это, — я положил поверх гримуара уменьшенную стопку книг и фолиантов и отдал домовику. — Закрой в той части Блэковской библиотеки на Гриммо, куда Сириусу доступа нет. Во время каникул я перенесу всё это в свой сейф в Гринготтс…

— А коробку с фамильными кольцами? — выпучил синие глаза Кричер и пошевелил ушами. Это в его выполнении означало вопрос с неким толстым подтекстом.

— Правильно. Я намерен сегодня сделать предложение одной девушке, — ответил я и домовик весь просиял. Потом он перевёл взгляд и, посмурнев, кивнул острым подбородком на висящий на длинной золотой цепочке хроноворот:

— О, хозяин! — воскликнул он. — В этом хроновороте заперта злая вещь, как в медальоне хозяина Регулуса. Но пахнет она по другому…

— Да-да, я знаю это, Кричер. И нет, это не злая вещь, как та, что была в медальоне. Внутри хроноворота находится кусочек души одного моего старого друга, — ответил я и повертел в руках висящий на длинной золотой цепочке хроноворот. Червь сомнения зашевелился, а Геллерта ли хоркрукс находится внутри? Как, вообще, эта вещь моего дедушки Карлуса, появилась в руках Дамблдора? — Ну, я придержу его у себя. Я спрячу его в коробке от колец, когда через час она опустеет. Ты не беспокойся, с хроноворотом всё будет в порядке. Отправляйся на Гриммо и продолжай присматривать за Сириусом.

— Хорошо, хозяин. Кричер будет присматривать за нерадивым сыном хозяюшки Вальбурги. Моя старая госпожа приветствует вас. Она очень довольна своей новой свободой перемещения по дому. Прощайте, хозяин.

И Кричер с хлопком исчез.

А я отправился по туннелю обратно к моей девушке.

Я знаю, туалет — не место для помолвки, но Гермиона не привередлива и писком согласия встретила моё предложение. Пылающим взглядом она проследила, как я дрожащими руками надеваю на её тонкий пальчик помолвочное кольцо леди Поттер, одновременно проговариваю нужные для ритуала магической помолвки слова. Потом она мои действия повторила, но с некоторыми изменениями клятвы и тоже, вся трясясь, надела на мой палец кольцо лорда Поттера. Плакса Миртл, паря в воздухе, всплакнула, выступая Свидетелем и я повторил обещание отправить её — волею последнего Певерелла — за Грань. Чтобы её душа смогла наконец отдохнуть и приготовиться к следующему перерождению.

Теперь настало время устраивать бедлам в директорском кабинете.

Я не знаю, лихорадило ли профессора Квиррелла, предвидел ли он свою судьбу с утра, когда ближе к обеду мы с Гермионой нашли его в его кабинете в очень плохом виде. От него давно уже разило гниением разлагающейся плоти, но он упорно продолжал вести свои занятия, обвешавшись гроздьями чеснока. Ко мне он не приближался, лишь внимательно и со страхом косил взгляд в мою сторону. Не хочется моему другому «Я» умирать, да придётся.

Сегодня он шагал взад-вперёд между рядами пустых парт и сам с собой разговаривал. Квиринусом Квирреллом здесь и не пахло, давно бедный придурок перешагнул в мир иной. Поэтому и лицо профессора стало напоминать лицо трупа.

Меня внутренние размышления подселенца никак не интересовали, поэтому, открыв дверь класса, я медлить лишний раз не стал. Действовал напролом, пока ходячее бедствие не очухалось. Сходу я огрел нашего препода ЗОТИ мощными Сонными чарами, а Гермиона добавила свой фирменный Петрификус. Тело Квиррелла начало падать, но я подхватил его на лету чарами левитации. Гермиона сначала заперла дверь кабинета мощнейшим Колопортусом, а затем открыла в стене кабинета новый проход к директорской башне, а я Локомотором понёс замершую во сне тушку к месту бедлама. Чтобы изображать упомянутую раньше вишенку.

В директорской мы развернулись не в шутку, взгромоздив перед камином всё, что по нашему мнению плохо лежало. Если верить Гермионе, лежало плохо абсолютно всё. Дальше, мы стали бросать в огонь то щепотку летучего порошка, называя разные рандомные адреса, то в уже позеленевшее пламя всё, до чего рука сама потянулась. Наобум. Книги, писчие принадлежности, кресла, содержимое шкафов, астролябии… Всё разлетелось по каминам волшебной Англии случайным методом, на радость получателям.

Последним в зелёное пламя, назвав сперва адрес Министерства магии, было отправлено частично потасканное спящее тело Квиринуса Квиррелла. Так, что в Атриуме, рядом с золотой статуей почёта, приземлится только верхняя половина тела Квиринуса, вместе с подселенцем в задней части его головы. И полуразложившейся передней частью.

Нижняя половина тушки осталась кровоточить на решётке директорского камина, дожидаясь прибытия самого хозяина кабинета. Представляю, что с Дамблдором случится, когда окажется вечером здесь. Аж хочется посмотреть лично.

В обчищенной таким образом директорской мы оставили лишь одинокую жердь Фоукса и рабочий стол с пустыми ящичками и полками.

Посмеявшись, мы с невестой отбыли отсюда, не забыв восстановить нарушенные туннелями стены замка в их первозданном виде. После всего случившегося, нас вдруг накрыл непреодолимый приступ истерического хохота, когда, медленно идя по закрывающемуся за нами проходу, мы появились в нашей с Голдштейном спальне.

Отправив Гермиону в её собственную комнату, мы переждали минуту-две и по уговору вышли в гостиную. Наше появление заметили несколько из старшекурсников, которым мы махнули рукой. Выглядели мы выходящими из спален заспанными, с сонными глазами и расфокусированными взглядами. Правильно мы выбрали день для взлома, аккурат в субботу и наше с Гермионой алиби таково, что комар нос не подточит. Хе-хе-хе.

Только кольца на наших пальцах могли нас выдать, но кольца по нашему желанию могут становиться невидимыми. Снова хе-хе-хе.

Предстояло знаменательное для истории Хогвартса представление одного актёра в лице директора Дамблдора после его возвращения со скорбного мероприятия в Норе.

А вечером в той тетрадке внезапно появилось сообщение:

— Вы нашли и забрали семейные артефакты:

Мантия-невидимка: +500 очков;

Хроноворот: +200 очков;

Гримуар семьи Поттер: +500 очков.

Поздравляем! Вы можете начать параллельную игру «Полоса препятствий», в конце которой получите Награду.

— Вы одолели первого Босса — Одержимый учитель! Поздравляем! Получаете в награду — доступ к зеркалу Еиналеж.

Еиналеж! Как я мог забыть? Полоса препятствий — её никто не отменял. Пушок…

Наверно, потому, что значительно и очень легко вывел из Игры такие препятствия, как квиддич, дуэль с Малфоем и последующую за ней отработку-наказание с Хагридом в Запретном лесу в полночь. Что ещё? Вроде, драконье яйцо не появилось — Хагрид под строгим присмотром у моей тётушки Мардж. Кто ж ему позволит делать глупости, нет?

А Пушок, он где? Кто его кормит?

Так-так-так. Как только представление закончится, пойду посмотрю что там с Зеркалом, раз Игра, всё-таки, разворачивается.

Мы с Гермионой ожидали, что переполох начнётся во время ужина или после него — но нет! Вдруг до меня доходит, наконец, что где-то в мелочах я всё время ошибаюсь. Возможно, я не правильно ориентируюсь в условиях задач, что ли? Как я раньше не раз говорил, между моими четырьмя жизнями и нынешней я нашёл небольшие, но важные отличия. Если не считать то, что в каждой из них Гермиона была разная. Видимо, так бывает в Многомерном Универсуме — Вселенные разнятся не в основных мировых константах, а в пустяках. Именно эти-то пустяки и делают миры разными. Интересно, но не более. Если подумать, моё появление здесь, хоть и началось в той же стартовой точке, что и в предыдущих случаях, но помните — там были некоторые ничтожно малые отличия? А вот, что в конце получается.

Кстати, я не вижу, как это знание поможет мне в моих делах, если я так промахиваюсь в расчётах. Пока что это несущественно, но в дальнейшем надо смотреть на вещи не по-детски, а более взрослым взглядом. Что-то детство слишком расслабляет и окрашивает мир в розовые тона.

Переполох начался лишь на следующий день, когда профессор Макгонагалл нашла директора Дамблдора упавшим и еле дышащим на полу у камина в его собственном кабинете. Лежал он, уже окоченевший, но живой, хоть и в глубоком обмороке, поверх попахивающих разложением останков какого-то мужчины. Нижней его половины. Это и помогло определить его принадлежность к мужскому полу, ха-ха! Получилось случайно? Не-е-ет, изначальная идея такой и была. Верхняя, отсутствующая в Хогвартсе половина мужчины вместе с палочкой в испачканных летучим порохом руках нашлась сами знаете где. Вместе с подселенцем под чалмой, идущим бонусом, и так далее.

Ещё раз скажу это — я не зверь какой-то. Не я Квиррелла убил, он сам по себе, задолго до встречи со мной, благодаря своей личной дурости, почил в бозе. Я просто помог Аврорату в расследовании странного инцидента в директорской башенке школы Хогвартс. И поставил прелюбопытнейшую задачу Отделу Тайн с наличием на затылке головы «министерской» половины трупа профессора ЗОТИ очень интересного придатка в виде второго личика. Как говорится, всё пучком, ведь адрес отправителя, ясен пень, это школа Чародейства и Волшебства. Кто всё организовал? Тот, кто сам себя подставил, сам над собой Суд провёл и сам себя казнил. Квиринус Квиррелл, собственной персоной.

Тем временем, пока из Мунго в Хогвартс к готовящемуся отдать Богу душу Дамблдору прибыла бригада целителей, верхнюю половину трупа утащили невыразимцы в Отдел Тайн.

Нижняя половина? А что с ней? Её тоже отправили каминной сетью в Министерство Магии, чтобы она воссоединилась с… Откуда я всё это знаю? Так Филиус Флитвик никуда не пропадал, если вы догадываетесь, о чём я.

Дальше, в Хогвартс прибыл наряд из ДМП для расследования инцидента. Которое быстро свернули потому, что нечего было здесь расследовать. По причинам, указанным выше.

А я что? А я ничего — обычный маггловоспитанный первоклашка. Тихоня, зубрила, как телёнок, идущий за своей магглорождённой подругой. Та повсюду ходила с книгой в руках и читала всё подряд. Я, глядя через её плечо, читал тоже самое и ничего вокруг не замечал. Если бы не моё имя и громкая, на всю страну распиаренная кличка Мальчика-который-выжил, придуманная Дамблдором, меня бы вне гостиной Рейвенкло и не знали бы. Ни кто я такой, ни как меня звать-величать.

А так, мадам Боунс мазнула по нам с Гермионой рассеянным взглядом и меня не узнала — нет шрама, нет очков-велосипедов, почти нет вихров на голове. И отбыла из школы.

Надо сказать, что без Дамблдора, с кислой миной наблюдающего за мной с высоты преподавательского стола, мне стало легче дышать. И ходить на бесполезные для нас с Гермионой занятия — тоже. Но конспирация же…

И Игра.

Игра определяла всё в нашей жизни. Иногда ощущаю себя каким-то бактериофагом под прицелом микроскопа. Жуть.

Раз упомянул Игру, медлить с заданием не надо. Мне надо спешить и идти вперёд по маршруту Карты, пока Дамблдор лежит в Мунго и лечит свои нервы. Мне сказали «полоса препятствий», значит иду за Философским камнем. А то канун Рождества приближается, у меня другие задачи: посетить Литтл-Хэнглтон и посмотреть на месте, можно ли удовлетворить просьбу Хагрида. Дурсли опять же, Грейнджеры, Малфои… Еиналеж.

* * *

Я ощутил дежавю, когда ночью, пока мы собирались идти превозмогать полосу препятствий, нас с Гермионой в гостиной остановил Невилл Лонгботтом словами:

— Вы куда? Ночью первоклассникам ходить по коридорам запрещено Сводом правил школы! Встретит вас Снейп, будете до конца года ходить на отработки и котлы мыть!

Гермиона на автомате влепила ему Петрификус Тоталус и наш друг замер. Потеряв равновесие, он начал падать ничком, выпрямившись как доска. Вовремя спохватившись, что поспешила с заклятием и не в того, в кого следует, девочка подхватила Невилла чарами левитации и по воздуху перенесла на ближайший диван.

— Пусть поспит пока, — сказала она виноватым голосом. — Разбудим, когда вернёмся… Не смотри на меня с осуждением, Гарри! В последнее время я очень, очень нервная.

Нервная она, а я разве спокойный? Но нет… Для неё это не имеет значения. Девушки, Девы по Зодиаку, всегда правы и знают, что делают. Я потрепал её по дрожащую ручку, её палочка продолжала извергать залпы красных звёздочек.

— Давай, идём-ка! Всё в порядке, — успокаивающе сказал я и, взяв её за руку, вывел из гостиной факультета.

Коридоры Хогвартса ночью тонут во мраке. Это делается только для того, чтобы всякие непоседы темноты испугались и сидели на попе ровно в своих башнях или подземельях. И спали, а не шлялись в поисках приключений на свою пятую точку.

Это не к нам с Гермионой. И не к Филиусу, конечно, который, в общем-то, появился в Хогвартсе намного раньше нас.

Для нас с Гермионой замок устроил передвижное потолочное освещение. То есть, потолок начинал светиться при нашем приближении и гас после нашего ухода. Чтобы с пятого этажа башни Рейвенкло добраться до третьего этажа, где директором Дамблдором была устроена ловушка для Вв… Того-которого с приманкой из Философского камня, нам надо было пройти по нескольким передвигающимся лестницам.

И вот на последней площадке третьего этажа перед нами возникла кошка школьного завхоза Аргуса Филча. Миссис Норрис, как статуэточка, сидела на задних лапках, обвившись своим длинным пушистым хвостом, и смотрела на нас, нарушителей порядка, немигающими жёлтыми глазами. Где-то там за поворотом должен был быть и её хозяин. Для нас, строителей и хозяев замка, завхоз какой-либо угрозой не был, тем более — в отсутствии директора Дамблдора. Но зачем усложнять себе жизнь противоборством с самым безобидным из персонала Хогвартса, если можно этого избежать?

Я сделал шаг вперёд и ласковым голосом начал сюсюкаться с Миссис Норрис, почёсывая её холку. Она замурчала, слегка изгибаясь под моими пальцами. Я взял кошку на ручки, продолжая её почёсывать. Услышав тихое хихиканье, я поднял глаза и встретился взглядом с Гермионой — она улыбалась мне. Ой, сделаю я тебе, дорогая, подарок к Рождеству в виде котика Живоглотика, будешь и дальше посмеиваться надо мной, нет?

Я кивнул Гермионе подбородком, что нам надо идти дальше, и она покладисто последовала за мной, ничего не комментируя.

Говорил ли я, что будущая леди Поттер прекрасна не только внешне, но и характером?

Аргус Филч имеет запредельную способность появляться внезапно, как бы из ниоткуда. Словно телепортируясь с точки в точку на другом этаже, сразу рядом или очень близко к нарушителям. Услышав его быстрые шаркающие шаги, я толкнул идущую рядом Гермиону в первую попавшуюся дверь.

И опять дежавю. Это просто Судьба чертит маршрут нашей жизни, не иначе!

Потому, что мы оказались аккурат в комнате с зеркалом. Я узнал помещение и находящийся в нём предмет-подставу по мимолётному отблеску отражённого света извне.

Дело было, как я уже говорил, глубокой ночью. Было в той комнате темно, как… В общем, ни зги не видно. Я услышал прерывистый вздох Гермионы справа от меня. Мои прошлые жизни ничего мне не говорили о том, имела ли она понятие, где конкретно мы находимся и с каким артефактом встретились.

Вдруг, словно почуяв приближение людей, из глубин высокого прямоугольника зеркала заструился свет. Серебристо-белый, мягкий, притягательный. Завороженная им, моя невеста сделала шаг вперёд, вперив взгляд в источник света.

Большой Игрок обещал мне встречу с Еиналеж в качестве награды за победу над Квирреллом. Действие этого коварного артефакта я помню ещё с первой моей жизни. Зеркало отражало не реальную действительность, оно вытаскивало наружу и показывало наблюдателю его собственные потаённые мечты. На мозги оно воздействовало как наркотик потому, что, после показа твоих грёз, твоих надежд и желаний, ты привязывался к артефакту и не мог самостоятельно освободиться от наваждения и уйти.

Я решил, что я должен помешать девочке посмотреть в него. Потому, что если Гермиона никогда зеркало Еиналеж не видела, то увидев там… меня-идеального… Побоялся, что увидев в нём меня-идеального, она разочаруется во мне-реальном.

Но остановить её я не смог. Она оказалась быстрей меня и встала у сияющего стеклянного полотна, закрывая мне к нему доступ. А кошка Филча вдруг стала вредничать, шипеть и извиваться. Неожиданно она выскочила из моих рук с яростным мявом и замешкалась в моих ногах. Прежде, чем я смог преодолеть это непредвиденное препятствие, Гермиона дотронулась до рамки зеркала и стала гладить его поверхность с восторженным выражением лица, что-то бормоча себе под нос. А потом она надавила определённую точку и свет зеркала погас.

В то же время по обеим сторонам стекла, ближе к рамке, зелёным цветом засветились две колонки кнопок круглой формы. Уверено и быстро, как по компьютерной клавиатуре, она начала шарить по ним пальцами.

Зеркало опять засветилось и превратилось в экран уже знакомым из позапрошлой жизни способом, когда мы с женой жили, затесавшись среди магглов.

На экране появилось изображение.

Ошарашенного, изумлённого взрослого МЕНЯ. То есть, оттуда на нас смотрел Гарри Поттер, но взрослый. Не совсем такой, каким я был в моих воспоминаниях, а намного более уверенный. С потешным удивлением во взгляде изумрудных глаз…

Смотрел он на нас с таким выражением, словно тоже видел нас.

— Гермиона! — выкрикнул он, повернув голову в сторону. — Подойди и посмотри, кого я в Системе поиска нашёл!

Видел.

* * *

— Вы из какой ветки? — спросила моя Гермиона и от её загадочного вопроса мои волосы встали дыбом. Если можно так сказать о моей и так вихрастой шевелюре. — Из той, где Дамбик побеждает или где побеждаем мы?

Ва-а-а-ау! Вот как! А я, оказывается, думал очень «близоруко» — что она, как я сам, просто проживает многократно свою жизненную петлю. Ничего больше.

Как мало я знал о своей невесте в этом мире!

Словно почувствовав моё душевное смятение, девушка повернула ко мне своё бледное личико и посмотрела внимательно на меня своими прекрасными смарагдовыми глазами. Я поспешил успокоить её:

— Я-я-я… со мной всё хорошо, Гермиона. Я только сейчас увидел всю картину как бы сверху…

Мой голос дал петуха потому, что в Зеркале появилась вторая Гермиона и я уставился на двоих взрослых «Нас». Та Гермиона была кареглазой женщиной с каштановыми волосами и в возрасте того «Меня». Они оба выглядели смущёнными, но заинтригованными до крайней степени.

— Рассказывайте! — сказала зазеркальная Гермиона и мы с нашей стороны «экрана» наколдовали себе кресла из покрытых пылью парт у стены комнаты.

Разговор предстоял длинный, надо беречь силы.

Представьте себе такую картину: тысячи и тысячи в тысячной степени Вселенных, наслоённых друг на друга, как репчатый лук. Повторяющиеся и меняющиеся с каждым слоем по чуть-чуть, в каждой из них разыгрывались одни и те же события одними и теми же персонажами. Чуть-чуть отличающиеся по времени, по мелочам. Но в каждой из них сохранялась причинно-следственная связь.

А там, в сердцевине, рождались и разрастались новые и новые миры, в то время, как первичные, старые угасали и высыхали.

Что со мной происходило? Моё сознание, стремясь к гармонии, нашло способ возвращаться в свой первый, ключевой для моей дальнейшей судьбы момент, чтобы исправить событийность нового мира в подходящем для меня самого порядке. «Меня» перебрасывало с внешнего слоя «луковицы» Универсума на внутренний в день рождения кузена Дадли раз за разом, чтобы исправить неправильность моей жизни в лице всех Уизли, факультета Гриффиндор, тяжёлой воли Альбуса Дамблдора и так далее.

В этой моей жизни всё шло пока в правильной колее. Когда вся эта карусель началась и в которой из веток мироздания? Думаю, когда в моей голове впервые прозвучали голоса Дамблдора, Геллерта и Тома — из тех пробудившихся воспоминаний, которых я ошибочно считал не своими. И когда в последующих событиях мы, наконец, отправились в глубокое-глубокое прошлое, за миллион лет…

Гермиона, как более продвинутая из нас двоих, однажды совершила в одиночку квантовый скачок в самой сердцевине многоликого Универсума — там, где зарождаются новые Вселенные. Мозг этой девушки, как я уже сказал — самый что ни на есть компьютер. В той точке сингулярности она научилась быть частью механизма Существования.

Хе-хе, ИГРОК всё время был со мной рядом, но я этого не осознавал!!!

Взрослые «Мы» слушали рассказ двенадцатилетней девушки с остекленевшим взглядом и отвисшими челюстями. В конце моя взрослая версия яростно провела пятернёй по коротко остриженным волосам на голове и стала, сначала беззвучно, потом всё громче и громче хохотать.

— Только одно не учли, — выдал он сквозь приступы смеха. — У Вселенных иногда развивается ветка-близнец…

— Ветка-близнец? — выкрикнула моя Гермиона. — Близнец? Хотите сказать… А-а-а-а… О-о-о-о! Вот откуда появились две ветки верениц миров! И вы из которой из них?

— Где победил Орден Феникса. В последний момент я ускользнул из лап Рыжих гадов и вместе с Гермионой сбежал в Австралию. Там мы развернулись на полную катушку, создали свой парк «Немезида» и стали мир за миром исправлять события. Теперь работаем в одном очень странном мире, где появились внешние игроки…

— Внешние кто? — вскрикнул, не сдержавшись я. — Игроки извне? Разве такое возможно? Какие игроки?

Старший «Я» сжал и помассировал пальцами свой нос — так делаю и я, когда нахожусь в смятении.

— Скажу, не поверите. Вот, моя Гермиона не верит в увиденное, — ответил он. — Хм-хм, первый из них — это мастер Йода из Звёздных войн.

Сказав это он посмотрел испытующим взглядом, а не посмеемся ли «мы-здешние» на его слова. Но мы слушали с интересом, даже не моргнув глазом. И он продолжил.

— Вижу, вы не удивлены.

— Чему удивляться? Зная, кто мы такие и что с нами происходило? — отвечаю я, переглянувшись с моей светлоглазой богиней. Она улыбается и берёт мою руку в свои ладошки. Я их целую. — Кто остальные?

— Второй вторженец назвал себя Креолом, сыном Креола. Архимагом из Древнего Шумера…

— Писателя Рудазова! — воскликнул я и оглянулся. — Чего вылупились, есть книга такая. Я читал её в своей третьей жизни, когда жил среди магглов… — лица моих собеседников опять приняли странное отрешённое выражение. — Что?

— А расскажи подробнее! — сказала взрослая Гермиона. — Чтобы мы сориентировались.

И я им рассказал. А потом до меня дошло, что «НАМ-взрослым» содержание той маггловской фантастической книжки интересно неспроста.

— Объяснитесь, — попросил в конце пересказа я.

Взрослый Гарри опять провёл рукой по своей стрижке типа «канадская полька»* прежде, чем выдать:

— Те двое, Йода и Креол, стали наставниками для местного Гарри Поттера. Это случилось после того, как тамошние Вернон и Дадли почти убили тамошнего Гарри и его увезли в морг, приняв за мертвого. Но я при помощи Старшей палочки поймал его дух и отправил его в мой парк «Звёздные войны», где его ожидали совершенно другие, по моему замыслу, приключения. Встреча с мастерами-джедаями, обучение Силе, роботы, полёты в космос, инопланетяне, планеты, молодой Люк Скайуокер в качестве друга и напарника, девушка Мара Джейд**… Но всё пошло не по плану и не в моём павильоне. Он исчез с моих экранов на долгий период времени, а потом воскрес…

— Воскрес? — пискнула моя девушка. — В смысле?

— В морге. Не без моей помощи, но воскрес. И исчез оттуда, последовав в Древнее прошлое за своим ухмыляющимся мне учителем Креолом. Я… я так старался наказать всех его обидчиков! Даже над Дамблдором поиздевался несколько сотен раз…

— Как? — спросил я.

— Вселив его в тв… хм-м-м, в нашу тушку, чтобы Альбус всякий раз умирал от побоев, от голода, от ушибов… А потом возрождался для следующего цикла пыток. Чтобы понял и познал на своей шкуре, что наделал, отправив тебя к тем магглам, Дурслям. Их тоже наказал, по несколько сотен раз заставив прожить свои самые жуткие кошмары.

Я задумался. С моими нынешними родственниками делать такое не хотелось. Они были не настолько злыми. Не любили меня, ну, с кем не бывает! Любовь, она штука своенравная. Приходит или уходит… Или вовсе не приходит, поэтому и некому уходить.

Так, я слишком углубился в свои многократно повторяющиеся воспоминания и потерял нить разговора. А разговор, в общем, заканчивался, когда вдруг моя Гермиона воскликнула:

— Знаете, представление Универсума как луковицы навело меня на размышления и вот, что я вспомнила. Луковицу-близнец… ну, овощ такой я видела, нечасто, но встречалось. Но я видела и такую, где сердцевины были три. Вы встречали такое. Теперь, представьте следующее. В стороне, но на общем корневище растут две неодинаковые размером луковицы. Та, что побольше, внутри сдвоенная. Две её половинки слеплены до такой степени, что между обеим частям нет шелухи. Шелуха умирающих миров общая. А снаружи, плотно прижатый к основной части, тоже в той же внешней шелухе прорастает третий, но… как сказать, не однояйцевый? — не близнец, но тройняшка. Растёт он совсем одиноким, но иногда делясь с основной частью луковицы соками.

— Я… пони-ма-ю… — медленно и очень задумчиво сказала взрослая Гермиона. — Но ты научилась делать «особые» зеркала, как это, которое Гарри назвал Еиналеж, да?

— Научилась. Для меня это оказалось вполне доступно, имея представление КТО Я в действительности.

Мы заулыбались друг другу, вполне довольные «знакомству».

— Было очень познавательно пообщаться с вами, Гарри, Гермиона! — отчеканил взрослый Гарри Поттер. — Держим связь?

— Не сомневайтесь! Мы вам очень, ха-ха, рады! — восторг так и пёр из меня. — Хорошо иметь собеседников, достойных себя!

— Ха-ха-ха, ну ты сказанул, Гарри! Достойные себя. Будем держать связь всё время. И поздравь от нас с Гермионой, кто бы мог подумать, нашу тётушку Мардж!

— Всенепременно, Гарри! Гермиона, — обратился я к кареглазой женщине в зеркале, — и в такой ипостаси я тебя люблю!

— И я тебя, малыш!

* стрижка «канадская полька»:

https://expertpovolosam.com/pricheski/muzhskie-strizhki/polka

** Мара Джейд:

https://swfanon.fandom.com/ru/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%B0_%D0%94%D0%B6%D0%B5%D0%B9%D0%B4_%282Dreyser2%29

— И зачем мне проходить полосу препятствий? — спросил я Гермиону, выходя из комнаты, где мы с ней нашли зеркало Еиналеж. Само зеркало в уменьшенном виде теперь находилось у меня в кармане. — Мы можем просто создать проход прямо к Философскому камню, забрать его и уйти за пять минут.

— Разве тебе не интересно? — голос девушки звучит ехидно. — Старик специально под тебя так старался, так изощрялся, щенка цербера притащил из Греции, дьявольские силки растили, тролля второго нашли… А ты — проход. Пусть Дамбик думает, что ты обычный мальчик, любопытный, бесстрашный…

— Хорошо, — согласился я. Но потом подумал, а почему бы и нет. Сделал гадость — сердцу радость. — Пушка выпустим побегать по коридорам?

Гермиона остановилась как вкопанная. Думала целую минуту и ответила:

— Выпустим. Натравим на рыжих гриффиндорцев.

Я похихикал. Как оказалось, зря. Потому, что незачем было натравливать цербера на рыжих гриффиндорцев. Некоторые из них сами себя подставили.

Пушок — трёхголовый цербер. Но щенок. Собачка, то есть. Ему скучно одному в тесном для его габаритов помещении, а так хочется бегать, скакать, лаять вслед бабочкам…

Что эти двое одинаковых с лица братьев-близнецов Уизли сделали, какими своими закидонами щенка раздразнили и довели до такой степени ярости, что он на них набросился, останется в рубрике «нераскрытых тайн». Некому было рассказать обо всём этом. Потому, что от братцев в момент, когда мы открыли дверь не запретной уже комнаты, мало что осталось.

Кровища, кишки, размётанные окровавленные куски одежды, волшебные палочки — одна из них сломленная… Гермиона блеванула, потом отчеканила:

— Эванеско! Извини, я не сдержалась.

— Ничего, — ответил я, сам зажимая себе рот рукой, чтобы держать маску крутого парня перед невестой. — А давай сделаем тут инсталляцию…

— Как в директорской?

— Как в директорской. Потом выпустим Пушка в коридоры…

Философский камень был подделкой, как я и ожидал. Кто же с рангом Великого Алхимика возьмёт и отдаст своё Творение в чужие руки? Николя Фламель? Да что вы!

Но я его забрал. Где-нибудь, да пригодится.

Палочкой одного из близнецов кастанул Бомбарду по шахматным фигурам и по ключикам летающим. А по дьявольским силкам жахнул Солем Максима. Тролль так и так был мёртвым. Кто-то прикончил его до нашего прихода. Или притащил того самого, с которым Рон Уизли встретился лицом к лицу и поплатился за это жизнью.

Наверху трёхголовый Пушок, сытый и смирный, дожидался нашего возвращения, притоптывая огромными лапами у дверей и махая змееголовым хвостом. Той же уцелевшей палочкой близнецов я рассёк железную цепь, удерживающую цербера, и отпустил его на волю, прикрепив к концу цепи окровавленный кусок штанов и одну из туфель.

Обувь не была пуста…

Мой Патронус в виде северного оленя я отправил Хагриду прежде, чем пошёл за Камнем. Он должен был быть уже дожидаться Пушка у ворот замка, чтобы опередить представителей Аврората. Позже, в Литтл-Хэнглтоне я обустрою заповедник для любимых Хагридом милашек и трёхголовый щенок цербера станет первым его обитателем.

Продвижение Пушка по коридорам Хогвартса сопровождалось неистовым визгом ужаса всех встреченных на его пути к выходу студентов. Никто из них не пострадал, мы с Гермионой заранее подняли щиты замка.

Авроры прибыли, как обычно, с опозданием и немедленно озадачили нашу заместительницу директора, профессора Макгонагалл, вопросами типа «кто, когда и зачем притащил в школу, полную детей, волшебное существо высокого класса опасности». И самое главное — где его держали и что оно охраняло.

И чьи, Мордред подери — прости, Мерлин! — эти окровавленные остатки одежды?

На последний из всех вопросов ответ нашёлся первым. Близнецов Уизли легко опознали по уцелевшей палочке одного и кускам сломанной другого.

М-да, опять начнётся, когда беспечные родители до недавних пор многочисленного вывод… хм-м, потомства заявятся в школу. Как-то без меня мои враги лишаются зубов.

Позже у авроров возникла ещё целая куча вопросов, но некому было их задавать. Потому, что адресат лежал и лечил свои потрёпанные нервишки в больнице Святого Мунго и был недоступен для допроса. А профессор Макгонагалл, поняв, чьи окровавленные останки размётаны в комнате Пушка, по валяющейся в углу уцелевшей палочке, самоустранилась от выполнения обязанностей, упав в обморок. Оттуда, прямо от остатков и останков, её и притащили в Больничное крыло.

Вечером в моей тетрадке неожиданно появилась новая запись:

Вы с успехом прошли Испытание «Полоса препятствий» и спасли дубликат Философского камня: +10 очков;

Вы разгадали основную функцию зеркала Еиналеж: + 50 очков;

Вы забрали артефакт «Зеркало Еиналеж»: + 100 очков.

Вы заслужили свой десятидневной отдых! Поздравления!

Переходите на красное поле под номером 10 — битва со вторым боссом.

Что это такое? Я зря подумал на Гермиону, что это ОНА и есть тот таинственный СУПЕР-ИГРОК, который управляет Универсумом. Не она? Что же, это возвращает меня обратно в незавидную позицию бактериофага. Надо выбрать время и засесть с тем взрослым Поттером, без дам, и поговорить по душам, обсудить дела и разработать новый План. Быть пешкой в чей-то игре, знаете ли, для разумного индивида очень подавляюще.

Ладно. Человек-игрок сказал «отдых» — значит будем предаваться лености, обжорству и сну до послеобеденного времени. Пока Дамблдор в больнице, он не сможет появиться внезапно и разрушить мои Рождественские каникулы. Зато после них, я уверен, мне предстоит роковая встреча с ним, Боссом номер два. Интересно, что старый хр…н на мой счёт задумал?

Красное поле — это опасность! Но!

Чтобы он ни задумал, мне предстоят каникулы…

Следя исподлобья за шатающимися по проходу между факультетскими столами старшими Уизли, Молли и Артуром, я вдруг осознаю одну очень важную вещь. Что у нас с этой семейкой всё-таки судьба связана. Очень извращённым, дьявольским образом. Когда им хорошо — мне по жизни хреново. Даже в той жизни, где я на их замарашке Джинни женился и вошёл в их семью. Я поздно разобрался, что у них другие, отличающиеся от моих, жизненные приоритеты. И поплатился за это опоздание жизнью.

В этом мире они начали сами, без моего участия — э, кое-где и с моим, как мухи умирать — один за другим. И стали выглядеть и чувствовать себя очень, очень несчастными, потерянными, лишёнными будущего. Точь-в-точь, каким был я тогда, прежде чем их дочь Джиневра не подсыпала мне яд в ужин.

Зато теперь сам я цвету и пахну, как говорится. Процветаю, тихо и незаметно плету свою плеть… Вот так. Если согласимся, что общее наше с Уизли счастье ровно единице, то, чем более счастлив я, тем более несчастны они. В моей второй жизни несчастным был я, с их дурной дочерью в жёнах, а вот они, со своей стороны, жили — не тужили. Фреда только потеряли. Но он всегда, в каждой из моих жизней тем или иным способом умирал.

Проводив мистера и миссис Уизли взглядом, я вновь задался вопросом: кого или, точней, что хоронить-то они будут? Окровавленные тряпки близнецов? Прости, Господи! Опять земле пустые гробы предадут?

За своими родителями плёлся Персиваль — бледный, с огромными тёмными кругами вокруг глаз и поникшей головой. А рыжая его сестра Уизлетта, крутя головой, оглядывалась, чтобы посмотреть напоследок в мою сторону. Дура! Гермиона следила за этой девочкой-пустышкой суженными ядовитыми глазами и я опять подумал, сколько малявка ещё протянет в школе?

* * *

Каникулы удались. После знакомства родителей Гермионы с тётушкой Мардж на перроне 9 ¾ мы распрощались, пообещав себе провести Новогодние праздники у меня на Гриммо, 12.

Я впервые увидел обновлённый бывший дом Риддлов — ныне мой — после тщательного ремонта и переустройства. И позеленевшее от зависти лицо моей тёти Петунии, приглашённой вместе с муженьком и сыночком погостить у нас на Рождество.

— Ты предпочёл чужих людей родной кровинушке, Поттер! — вцепилась в меня сестра моей матери, когда остались с ней наедине. — Так с родственниками не поступают…

— В кои-то веки, я впервые с тобой согласен, тётя, — ответил я, холодно посмотрев ей в глаза. — ТАК, — подчеркнул я, — с родственниками НЕ ПОСТУПАЮТ.

Она содрогнулась от моих слов, обхватив себя обеими руками.

А в Рождественское утро, когда оба мы с Дадли стали открывать свои подарки, тёте Петунии пришлось бежать из моей гостиной с красным от стыда лицом и со слезами на глазах. Сравнив пару носков серо-буро-зелёного цвета, которые она подарила единственному племяннику, с той кучей всяких полезных — не стану упоминать слово «дорогих» — вещей от тёти Мардж, наверно, миссис Дурсль поплохело от собственной убогости.

Вечером вся семейка сестры моей матери укатила из Литтл-Хэнглтона на своём автомобиле. А я вместе с сестрой дядюшки Вернона провожал их взглядом, не жалея об их поспешном отъезде.

— Не вздыхай, тётя Мардж, — сказал я, сам втайне от неё вздохнув. — Горбатого могила исправит. Она всегда была прижимистой и завистливой. Сестре своей младшей завидовала, выжигая свой неплохой для сквибки Дар видеть магические потоки. Потом — мне. За то, что волшебник я, а не Дадли. А теперь тебе, потому что ты наконец повела себя со мной правильно, поэтому живёшь в достатке и уважении.

— Петуния тоже живёт в достатке, Гарри, — ответила, призадумавшись Мардж. — Жила бы в уважении тоже, если бы не завидовала каждому камешку на своей дорожке. Ну, достаточно посидели на холоде, давай зайдём внутрь, а то простудишься.

— Давай, — согласился я. — Хагрид приедет завтра?

— Да, завтра. И обещал принести единорожье молоко. Оно волшебное!

Я улыбнулся тёте Мардж. По её в лучшую сторону кардинально изменившемуся внешнему виду я понял, что Хагрид её регулярно потчует не только молоком единорожьим. Не лыком шит наш школьный лесник, знает толк в травах лечебных, в ингредиентах и целительных родниковых водах Запретного леса.

Дом Риддлов окончательно превратился в дом Поттеров. Как только войду в малое совершеннолетие, приму семью Хагрида с тётей Мардж сторонней вассальной ветвью моего Рода. Пусть процветают.

А завтра пойдём с Рубеусом на территорию Гонтов узнавать, что за волшебный лес простирается за непробиваемой чужаками защитной плёнкой. Как я уже говорил, устроим там с ним заповедник для его любимых милашек. Пригласим жить в нём, кроме Пушка, змеюку-василиска, единорогов, кентавров, драконов найдём. Запустим внутрь и обычную живность — коров, овец, оленей, лошадей — надо чем-то милашкам питаться, нет?

* * *

На Гриммо обитал мой «крёстный отец» Сириус Орион Блэк и выл от одиночества. Он чуть-чуть пришёл в себя, узнав во мне своего, хоть и бывшего, но крестника, наконец. И, что вы думаете сказал он, преградив у камина мне путь внутрь дома?

— Гарри, почему ходишь без очков, разве не спотыкаешься на каждом шагу? — визгливо спросил он, увидев меня. — И шрама, вроде, нет… Шрам должен быть! И на Джима ты, как-то, не очень-то похож… Ты Гарри Поттер, да? Или нет?

Судя по этому индивиду, сразу видно, что отсутствие интеллекта не лечится. Парящий недалеко от нас призрак леди Вальбурги горько взвыл и «шлёпнул» себя рукой по лбу. Фигурально, так сказать. Мне показалось, что если бы живой человек ударил себя с той силой, шлепок этот был бы слышен даже в соседней комнате.

Я решил, что Сириуса баловать знанием правды не нужно. Не заслужил.

— А мне очки ни разу не нужны, мистер Блэк, — резко ответил я. — Шрам есть, вот смотри. На коленке он, хоть блеклый и не большой. Когда мы с кузеном гонялись по улице, он споткнулся, я налетел на него… И оба мы поранили коленки. Другого шрама у меня, прости, но нет. По вопросу, почему я на некого Джима не похож совсем — ты забыл?

— Чего я забыл?

— То, что у меня, кроме отца есть и мама, и целый набор родственников с её стороны. По словам тёти Петунии, я на дедушку Гарольда Эванса похож. Так она говорит и плачет. У него, говорит, тоже волосы чёрные были. А зелёные глаза мне от бабушки Розы достались…

— У Дореи глаза тоже зелёные были, — вмешалась в разговор леди Вальбурга. — Сириус, отойди в сторону, дай своему Лорду войти в дом. Чего встал у камина, как соляной столб?

— Но, мама…

— Что «мама», что? Профукал ты, сынок, своё право, отдав крестника постороннему человеку. Поверил не своему отцу, не своему дяде Карлусу Поттеру, а Дамблдору, этому никчемному проходимцу. Сиди теперь ровно на ж…пе и жди распоряжений маленького мальчика!

Грейнджеры и тётя Мардж с Хагридом прибыли после обеда. Первые — на своём автомобиле, а вторые — каминной сетью.

Новогодняя ночь была действительно волшебной. С утра пошёл снег, он густой пеленой сыпался с неба и быстро укрыл всё белым покрывалом. Я вспомнил наш с Хагридом поход в земли Салазара Слизерина за домом Гонтов. Там тоже шёл снег. Но красоту того дремучего снежного леса ни с чем не сравнить.

Кричер превзошёл себя первоклассным ужином, который мы смели со стола в считанные минуты. После этого мы отправились на улицу, где царило весёлое оживление. Соседи поздравляли друг друга с Новым годом, чокались бокалами шампанского, пока дети — мы с Гермионой в том числе — бегали туда-сюда и играли в снежки.

Затишье перед бурей.

Моё посещение Малфой-мэнора произвело на сиятельного лорда Люциуса впечатление разорвавшейся посреди его блистающей позолотой гостиной бомбы. Или Бомбарды — надо же считаться с ограниченностью знаний волшебников о маггловских достижениях! Встретил он меня пренебрежительным, полным высокомерия взглядом, поздоровался через губу и удалился в глубины громоздкого здания. Провожал меня совершенно иначе — подобострастными поклонами, заверениями в верности, уверениями, что «всегда, всегда рад встретить вас в моём доме, мой Лорд!» Ха-ха-ха! И сразу вернул мне заветную чёрную тетрадь-дневник, как только услышал моё шипение на парселтанге.

Я новым Волдемортом не стану, это ниже моего уровня. Но Пожирателей, как только подрасту, буду держать на коротком поводке. Если останусь здесь, в этом мире. Что-то интерес к приключениям у меня проклюнулся.

Тётя Нарцисса за поведение мужа извинялась передо мной, краснела и извивалась от неудобства, стараясь всячески загладить первые его слова в мой адрес. Эту Зимнюю Королеву стоило поставить на место, пока она «потеплела» на минуту.

— Я думал, тётя Нарцисса, что вы пригласили меня как родственника! — воскликнул я после её слов извинения. — А вы меня встретили как третьесортного пятиюродного племянника из бедной позорящей вас семьи. Оглянитесь!

Драко, красный как рак, дёргал маму за рукав мантии и сквозь зубы громко шептал:

— Мама, мама! Гарри принял на себя Род Блэк, а по рождению он лорд Певерелл, мама!

С этого момента и началось таяние льда между мной и моими родственниками. Провожали меня вечером… Но я уже говорил об этом.

Каникулы, как любое счастливое время, прошли быстро. И вот, пора обратно в Хогвартс.

От поездки мы с Гермионой отказались, переместились камином в заведение мадам Розмерты. Увидев выходящих с независимым видом двух первогодок, взрослая ведьма вытаращилась, порываясь сказать нам что-то вразумляющее, воспитательного, так сказать, характера. Но мы быстро выбежали и, держась за руки, потопали в направлении замка.

О само́м здании Хогвартса что можно сказать? Не то, не то!

То, что по моим видениям мы построили в прошлом, было величественным сверкающе-белым строением из мрамора. Оконные рамы украшали горные кристаллы, вместо нынешних стёкол там мы ставили тонюсенькие листы золотистой слюды. Ею же были застелены крыши башен, из-за чего весь замок издали искрился и сверкал всеми цветами радуги, как друза драгоценных камней. И строили мы его на вершине холма. От этого холма на сегодняшний день и воспоминаний не осталось — всё-таки прошёл миллион лет. Я удивлён, что при всех тех изменениях в очертаниях континентов, от ТОЙ земли хоть что-то осталось торчать над водой.

Современные виды окрестностей замка — это настолько убого! Воспоминания о том лесе из ста и больше метровых деревьев, о далёком — у самого горизонта — одиноком каменном дереве, простирающемся над огромной территорией суши, о его каменных плодах с сердцевиной из драгоценных кристаллов, его огромнейших золотых листьях, благостно звенящих от любого дуновения ветра… И странные крылатые гуманоиды — не дриады, не эльфы, не гномы — населяющие его внутренние полости, целые города из них…

Воспоминания заставили меня заговорить о Колине Криви.

— Не будет у нас друга Геллерта, Гермиона, — вздохнув, заговорил я. — В хоркруксе оказалась часть не его души, а какой-то девушки…

— Дамблдор сохранял хоркрукс девушки? Вау! Не могу поверить, — воскликнула моя невеста. — И чей он?

— Арианы Дамблдор, — ответил я. — В Гринготтсе определили её личность.

Гермиона потрепала локон на конце своей тёмной, как ночь косы и хмыкнула.

— Его сестры, да? — я кивнул головой. — И как она в хроновороте твоего дедушки оказалась? Она, вроде, погибла в конце девятнадцатого века, а твой дед Карлус родился ближе к двадцатым годам нашего… У самого Дамблдора спросим, что ли?

— Ну, да. А он так и разбежался отвечать на наши с тобой вопросы… Это не к нашему Дамбику. Вопрос в том, что с ним делать?

— С хоркруксом, что ли? А-а-а, забудь! Мало нам двоих Дамблдоров, Альбуса и Аберфорта, зачем нам ещё и сестра их до кучи! — возразила Гермиона. — Развеем её нах…н!

— Как скажешь, так и сделаем, — согласился я. — Вторая Моргана в одном тысячелетии, это слишком много будет.

Девушка захихикала и слегка пожала мои пальцы. Дальше мы продолжили идти молча.

— А чего на замок хмуришься? — спросила она через некоторое время.

— Долго рассказывать, Гермиона, — посмотрел я на невесту с обречённостью в глазах. — Из твоих рассказов я сделал однозначный вывод, который, боюсь это говорить, насторожит тебя. По меньшей мере. Если не оттолкнёт от меня…

Она остановилась и посмотрела в мои глаза. А я засмотрелся на неё — до чего же она красивая! Сейчас, когда она ещё ребёнок, на грани подросткового возраста, уже приковывала к себя взгляды и сверстников, и старшеклассников… и мужчин. Представьте, что будет, когда она войдёт в свои цветущие девичьи года, аж страшно подумать!

— Не бойся ничего, Гарри! Просто говори, а то от тебя одни недомолвки. Развёл тут таинственность…

Я потоптался на месте, повертев головой налево и направо. Запретный лес под толстым слоем снега напоминал тот лес в землях Салазара Слизерина в Литтл-Хэнглтоне, которые я унаследовал. Между крон наряжённых в белое, как невесты, деревьев по обеим сторонам дороги, можно было рассмотреть на башнях Хогвартса устрашающие скульптурные украшения и водосливы в виде каменных чудовищ и горгулий.

— Мне кажется, …хм-м-м, — я снова всмотрелся в её смарагдовые, такие непривычные для меня глаза. Я знал только одну Гермиону — кареглазую, а вот, уже два раза вижу её вот такой вот. — Мне кажется, что мы с тобой из разных ветвей Мироздания! — выпалил я на одном дыхании. — Я заметил, что ты никак не реагируешь на мои воспоминания о нашем путешествии в глубокое прошлое. Мои рассказы о наших свершениях никак не затрагивают твою память, словно там со мной была не ты. От Филиуса ты дистанцируешься, судьба нашего друга Колина-Геллерта тебя не волнует. Но меня-прошлого ты помнишь и любишь… Что будем делать, Гермиона?

— Не переживай. Будем жить дальше, себе в удовольствие, на зло врагам. Будем делать то, что ты скажешь, потому, что мне здесь — признаюсь, непривычно. Но тебя я люблю и буду всегда рядом.

Я вздохнул с облегчением. Неважно. Всё остальное неважно.

Почти у самого входа в замок меня осенила идея и я поспешил озвучить её:

— Знаешь, мне кажется, что метод исправления реальностей, выбранный нашими старшими друзьями Поттерами, — я посмотрел на Гермиону со значением и та кивнула темноволосой головкой, что понимает о чём и о ком я говорю, — глубоко ошибочный. В корне, так сказать.

— Хм. И в чём?

— В том, что они «лечат», — показал я руками кавычки, — миры, как плохой маггловский врач. То есть, лечат симптомы, а не само «заболевание», — пошевелил я пальцами.

Гермиона остановилась и испытующе посмотрела мне в глаза.

— Хочешь сказать, что… надо поменять, хм, изначальные условия… задачи, что ли? Но как?

— Отправимся назад при помощи…

Я осёкся, подумав о том, продвинутом хроновороте, со множеством ободков, часть которых были материальны не всё время. Но он помог нам тогда — мне, Гермионе, Филиусу и Колину-Геллерту — отправиться на миллион лет до нашей эпохи. Есть ли он у меня, ждёт ли он меня в сейфе? Надо в ближайшем времени связаться с моим поверенным гоблином, Краком, чтобы тот отправил мне список содержимого в Гринготтсе.

А если супер-хроноворота нет? Что дальше?

Понятно что — будем жить дальше своей жизнью и будем валить Дамблдора со всех постов, пока сам не свалится в грязь. Где ему и место.

— Послушай, с задачей, начальные условия которой совершенно недостаточны для её разрешения, а те, которые даны, не совсем достоверны, мы одни не справимся. Надо взывать к помощи взрослых Поттеров, как и профессора Флитвика, — сказала Гермиона, повернув голову в направлении замка. — Пока у нас есть нескольких часов без остальных студентов. Давай, наведаемся к нему в гости, познакомим с другими Поттерами и вместе подумаем над решением задачи. Я одна не смею делать и шагу в сторону.

— Звучит разумно, — ответил я и догнал свою быстро шагающую передо мной невесту.

* * *

Филиусу старшие Гарри и Гермиона очень понравились. Наконец он признался нам с моей смарагдовоглазой девушкой, что он помнил её с копной каштанового цвета кудряшек на голове и орехового цвета глазками. Как та, которая улыбалась с другой стороны отражающей поверхности зеркала Еиналеж. И что он долгое время таращился на тутошнюю Гермиону, как на восьмое чудо света.

— Такой хроноворот, как описываемый тобой, — задумчиво сказал взрослый Гарри, — я нашёл в моём… — он хлопнул глазами, — … родовом сейфе. Я даже не осмелился прикоснуться к нему, слишком пугающими мне показались его мерцающие, вдруг появляющиеся, а потом быстро растворяющиеся и исчезающие ободки. К нему я инструкцию применения не нашёл, не был на нём и надписи, что кто-то из наших предков его сотворил. Поэтому…

— Он знает КАК его включать и как им управлять, Гарри! — прервала его взрослая Гермиона, кивнув в нашу сторону подбородком. — Но эти знания бесполезны нам, потому, что я не… возможно, не смогу попасть… Хм-м-м… И мы не можем предоставить им тот хроноворот…

— А внезапное появление настоящего Философского камня в подножии «нашего» Еиналежа ты забыла?

— Почему так сразу и «забыла», ничего я не забывала… О! Ты думаешь? — вдруг, приняв виноватый вид, взрослая Гермиона посмотрела в нашу сторону и более тихим голосом продолжила. — Мы его спёрли, понимаете? И заменили подделкой. Качественной, но…

Наконец, всё стало ясно и понятно откуда взялась подделка Философского камня. А я до сих пор думал, что Дамблдор сделал её. Ага-ага, сделал он! Двенадцатью способами применения драконьей крови, что ли? Я разразился гомерическим смехом, даже стал задыхаться. Из глаз брызнули слёзы, а я продолжал и продолжал хохотать.

— Гермионочка, что с ним? — спросила взрослая версия моей невесты.

Сама же невеста посмотрела, посмотрела, пожала плечиком и выдала:

— А мы спёрли вашу подделку.

С другой стороны зеркальной поверхности взрослые Поттеры, переглянувшись, приняли вздорное выражение лица и одновременно широко улыбнулись. Филиус мелко-мелко затрясся от смеха. А моя Гермиона продолжила рассказ:

— Не дождалась она, подделка ваша, Квирреллморта по одной простой причине — верхнюю половину того персонажа мы отправили каминной сетью в Министерство магии. Нижнюю оставили для утешения директора Альбуса. Хм-м-м. Хи-хи-хи… Да перестань, Гарри, я тоже заразилась твоим весельем! — она начала хихикать.

Филиус, тем временем, не стесняясь, хохотал уже громко.

Отсмеявшись, мы продолжили обсуждения нашей задачи с далеко идущими последствиями. Как излечить наш мир от множественности? Так, чтобы изменить его из состояния «слоённой луковицы» в единое, счастливое для всех нас, целое.

Взрослая Гермиона позвала ближе к стеклу зеркала свою молоденькую версию и взмахом руки приказала нам, мужчинам, отдалиться, чтобы две девушки поговорили о своём, о девичьем. Но у меня был необыкновенно развитый слух и я мог, хоть и частично, слушать их разговор.

— Что ты увидела в центре Универсума, Гермиона? — спросила кареглазая.

Старший Поттер изображал неподвижного истукана у окна и всячески старался не привлекать к себе внимание девушек.

— Книгу. То есть, я увидела серию книг из семи томов о жизни нашего Гарри, — выпалила темноволосая.

— Книги? Ты их прочитала? Ой, прости! Конечно, ты их прочитала. И о чём в них рассказывалось?

— Более жуткую и несуразную вещь я никогда в жизни не встречала! — воскликнула моя невеста. — Там наш Гарри распределился на Гриффиндор и стал дружить с Роном Уизли. Тот, на пару с тамошней Гермионой — особой с отвратными повадками, не как мы с тобой — втягивали Гарри каждый год, в каждую свободную от занятий минуту в смертельно опасные, для него одного, приключения. Еиналеж, дракончик Хагрида, отработка в Запретном лесу ночью во время полнолуния, полоса препятствий… И это только в первом году обучения. Вкратце. Дальше — больше. Василиск, спасение Джиневры из Тайной комнаты, потом дементоры на третьем курсе, Сириус Блэк в беглецах, Тримагический Турнир и Гарри — четвёртый в нём чемпион… На пятом курсе — Амбридж в роли препода ЗОТИ, шестой — игрища Дамблдора с воспоминаниями о Томе Риддле и так далее и тому подобное. Странствование во время седьмого курса по стране, якобы, для охоты на хоркруксы Волдеморта. Последняя битва и БА-А-АМ! Гарри женится на Джинни. Наконец нам показывают перрон 9 ¾ через девятнадцать лет. Я вышла за Рона, у нас два рыжих ребёнка, у Гарри — трое. Второго мальчика назвали Альбус Северус!!! Альбус Северус, представляешь?

Глаза старшего Гарри на секундочку принимают выражение живого интереса, он тоже следит за их разговором. Взрослая Гермиона некоторое время молчит и думает, потом, прокашлявшись, выдаёт:

— Понимаешь, у нас с моим Гарри всё так и было. Точь-в-точь, как в той книге, но без последней главы. Мы спаслись, убежав далеко-далеко, в Австралию. Но от проблем не убежишь, если судьба такая. У нас детей нет! — в голосе взрослой Гермионы звучат скорбные нотки и я присматриваюсь к девушкам. Плечики моей невесты вдруг повисают и она слегка наклоняется в сторону Еиналеж. — Мой Гарри ударился в исправление жизни множества других Гарри Поттеров из разных миров…

Хотел бы я рассказать им о моей третьей жизни, когда эти самые дети у нас с той Гермионой родились, да предали нас. Но разговор продолжался и я вслушался. Филиус сидит на своём наколдованном кресле и дышит через раз.

— Миры, Гермиона, числом и словом, бесконечное множество. Все исправить невозможно. Надо книги переписать! — закачивает свою идею моя невеста.

Кареглазая Гермиона вытаращилась и я, почти услышал треск вращения колесиков в её кудрявой голове. Её рот сначала оформился в букву «О», а потом резко сжался и она тихо сказала:

— Хочешь сказать: «В начале было Слово!»*

— Не богохульствуй, Гермиона! — пискнула маленькая моя невестушка. — Те семь книг были написаны одной простодушной, но поймавшей волну случая дамочкой. Она сама не знала, что и как писать, поэтому писала по наитию мужа, читателей и так далее. Канон, что с него взять? А наши миры, весь наш многоликий Универсум, это варианты, придуманные фанатами, несогласными с автором книг.

— Что предлагаешь?

— Я вернусь опять ТУДА…

— И оставишь своего Гарри здесь одного? Запрещаю!

— Но…

— Никакого «НО», Гермиона! Вам в вашем мире разве плохо?

— Нет, даже очень хорошо себя чувствуем.

— Тогда не спеши отправляться ТУДА. Проживите свою жизнь, народите сто детей… Нет-нет, я шучу. Но, хотя бы десять… Ой, Гермиона, ну, ладно, пять. Не меньше пятерых. И одного родишь для меня, прошу тебя!

Девушки, вообще, всегда заканчивают свои разговоры обсуждением мужей или детей… Я перестал слушать их с этого момента, тем более, что Филиус и старший Гарри начали отдельно обсуждать развлекательные парки «Немезида» последнего. Мне тоже стало интересно, хотя я не впервые слушал о них.

А потом я опять задумался на тему — кто? Кто оставил в моём сейфе в Гринготтсе тот Обруч? Без него я был бы тем самым обычным… э, не самым-самым обычным, но где-то рядом… мальчиком с памятью о прожитых им прошлых жизнях. ИМ. Своих, то есть, МОИХ жизнях.

Улавливаете?

Обруч дал мне воспоминания кого-то из других Гарри Поттеров, как бы из отдельного ответвления миров, у которого внезапно оказался и неожиданно проснулся дух Тома Риддла… Как оказалось, не будь я вторым подобным случаем — со вселившейся после роковой Авады частицей Тома в головушке маленького Гарри Поттера, вряд ли тот Обруч мог помочь мне как-то. Как-то так получается.

Впадать в маразм, чтобы расплетать запутанные нити перерождений — кто в кого попал или переродился, или вселился, или Мерлин знает, что случилось, не надо. А то жизнь пройдёт в напрасном ломании мозгов без шансов на успех. Наладилось и ладно!

— Короче! — пискнул я и все остановили взгляды на мне, замолчав. — Жизнь здесь продолжим жить на зло врагам и завистникам. К концу жизни, когда наши правнуки уже подрастут, мы с Гермионой отправимся в эту загадочную Сердцевину Универсума и исправим его, превращая наш мир в единое целое. Перепишем семикнижье, удалим изначальные усложнения в моей жизни и действуем дальше по списку — Дамбика, Уизликов, Фениксовцев и тому подобных.

— Думаю, так будет лучше всего, — ставит точку Филиус. — Подготовимся, всё обсудим, не будем действовать с бухты-барахты. Альбуса нашего выпишут из Мунго завтра, так что у нас есть ночь на подготовку к встрече с ним.

*https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92_%D0%BD%D0%B0%D1%87%D0%B0%D0%BB%D0%B5_%D0%B1%D1%8B%D0%BB%D0%BE_%D0%A1%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%BE

В своей комнате я застал незнакомую нахохлившуюся серую неясыть с посланием от волшебника, чьё имя слышал впервые. Позволив мне отвязать с ноги почтовый цилиндрик, вынуть письмо и вернуть обратно приспособление, сова ухнула и вылетела через специально заколдованное оконное стекло в ночь.

Тааак-с, что у нас тут? Проверить сначала на неположенные воздействия… Ничего нет, чисто.

Уважаемый мистер Г.Дж.Поттер.

Меня зовут Роберт Марш, доктор медицины. Я магглорождённый волшебник, одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Учился я на Рейвенкло, был на год старше ваших родителей. С вашей мамой — Лили Эванс — ходили на дополнительные занятия по Чарам у нашего декана, профессора Филиуса Флитвика. С вашим отцом, скажу честно, несколько раз ссорились из-за вашей мамы. Джеймс был ревнивым, высокомерным и не знал границ приличия в словесных высказываниях.

Я бы с радостью о нём забыл навсегда, если бы не случившийся недавно инцидент.

Из моего камина внезапно прибыла посылка — два флакона с воспоминаниями Альбуса Дамблдора. Последнего я с ученических лет недолюбливаю, всячески старался не попадаться в его поле зрения. Как оказалось, я правильно остерегался его.

У меня есть свой личный думосброс, куда я и вылил содержимое флаконов, посмотрел… Лучше бы я никогда этого не делал! Мистер Поттер, я хочу отдать вам эти воспоминания как можно скорее и забыть о них навсегда. То, что я увидел, не для глаз ребёнка! Поэтому, попросите профессора Флитвика связаться со мной, скажите ему, что дело не терпит. Он был моим деканом, всегда шёл навстречу своим подопечным, помогал и, если была такая необходимость, сопровождал нас, если у нас были какие-либо семейные дела.

Я передам вам всё полученное и, если не верите в мою искренность — ведь я совершенно незнакомый для вас человек — дам Клятву неразглашения, а если хотите — позволяю наложить на меня Обливиэйт.

С уважением: д-р Роберт Марш.

Ха!

Через окно влетели ещё три совы, сбросили свои посылки и улетели обратно.

В маленьких мешочках я нашёл пять флаконов с воспоминаниями. Без писем. Но с надписями — «Дж.К.П. — 3», «Дж.К.П. — 5», «С.О.Б. и Р.Дж.Л. — 2», «Дж.К.П. и П.Э.П. — 2», «Я и П.Э.П. — 7».

Джеймс Карлус Поттер, Сириус Орион Блэк… Так-так-так, понятно. Кто этот «Я», Я сразу догадался.

Я выбежал из гостиной и без стука влетел в кабинет Филиуса. Тот как раз одевался к ужину и затягивал на себе свой форменный, синий с бронзовыми вышивками пояс. Увидев меня, он замер, удивлённо вытаращившись.

— Гарри, что произошло? — воскликнул он.

Я молча протянул ему письмо доктора Марша, которое Филиус быстро прочёл.

— Вот как! — выдал он, быстро двигаясь к своему камину. Бросив щепотку летучего пороха, он выкрикнул вспыхнувшему зелёному пламени. — Дом доктора Роберта Марша.

Среди пламени возникло незнакомое мне мужское лицо.

— А-а-а, профессор Флитвик, рад видеть вас…

— Дай руку, Роберт! — приказал Филиус и из пламени появилась мужская рука.

Мигом позже в комнату нашего декана прибыл незнакомый мне мужчина в середине четвёртого десятка лет, с аккуратно подстриженными волосами и бородкой каштанового цвета. Он был ростом раза в два выше Филиуса.

— Роберт, давай по делу! — перебил Флитвик намерение гостя пообщаться с деканом. — Нам с Гарри надо спешить на ужин, сегодня приезжают после каникул ученики, будет нервно… Пообщаемся позже. Давай то, что надо мистеру Поттеру передать…

— Со мной нет ничего, вы застали меня врасплох. Но я мигом, — воскликнул незнакомец и бросился обратно в горящее зелёное пламя камина. Через две-три минуты он вернулся, неся с собой два закупоренных флакона с бледной жидкостью внутри. — Этот парень с вами, это мистер Поттер?

— Да. Это Гарри Джеймс Поттер, первокурсник Рейвенкло. У тебя к нему дело?

— Должен вернуть вам вот эти вещи, мистер Поттер, — не стал разводить политесы незнакомец. Я взял флаконы с воспоминаниями и стал ждать продолжения спектакля. Надписи на них обозначали инициалы моего отца. — А теперь… Я, доктор Роберт Марш, клянусь своей магией, что никому из живых и мёртвых не показывал воспоминания Альбуса Дамблдора!..

Ого, даже так? Интересно, о чём же эти воспоминания, что так взбудоражили этого незнакомого волшебника? Нехорошие мысли в моей голове сгущались и рисовали очень неприятную картину.

Тем временем, мужчина продолжал вещать.

— … Клянусь, что ничего из увиденного никому не расскажу. Клянусь, что добровольно соглашаюсь на устранение профессором Филиусом Флитвиком всех моих воспоминаний, связанных с полученной посылкой из Хогвартса несколько дней тому назад. Люмос. Нокс.

У доктора Марша был низкий баритон. Проговаривая слова Клятвы, он не шепелявил, не колебался и, видимо, ни о чём не сожалел. Прежде, чем мы смогли как-то среагировать, мужчина продолжил:

— Я помедлил с сообщением мистеру Поттеру потому, что, после получения мной этого «добра», — показал он на флаконы, — я кое-что заметил на следующий день. О разлетевшихся по каминной сети посылках написали в «Ежедневном пророке», не упоминая, впрочем, что это за предметы. Но вдруг среди обывателей, исподволь, началось некое брожение. Люди начали группками собираться в Косом, в Лютном, в банке, в магазинах и стали шёпотом обмениваться некоей информацией, передавали друг другу в руки какие-то свёртки. Все ходили, как в воду опущенные. И злые, злые!.. Я стал прислушиваться, насколько смог, чтобы узнать, о чём шепчутся и на кого злятся волшебники… Тема была одна и та же, общая для всех! Люди обсуждали самого Альбуса Дамблдора, Светоча… злодея, мерзкую тварь, который грязными лапами трогал их… Нет нужды перечислять небезызвестные в волшебном мире фамилии… — доктор Марш скосил глаза в мою сторону и воздержался от подробностей. Знал бы он. — Вкратце, профессор, люди готовы рвать тушку Дамблдора на куски и разметать её по всему Косому, как только этот тип там появится. Интересно, кто и как организовал этот сказочный дождь позорящих бородатого гомосека и педофила флаконов с воспоминаниями, папками с откровениями, сворованными вещами из разрушенных домов убитых якобы Пожирателями волшебников? Вся грязь всплыла на виду у всех…

— Обливиэйт! — выкрикнул Филиус, указывая палочкой на лоб незнакомого мужчины и тот резко замолк. — Роберт, привет! С чем пожаловал к своему старому декану?

Филиус побледнел, как простыня, его челюсти ходили желваками. Сам посетитель пошатнулся после заклятия забвения, оглянулся беспомощно, мазнул по мне глазами, а потом с удивлением уставился на маленького профессора Чар.

— Филиус, давно не виделись с тобой! — воскликнул он и опять начал вертеть головой. — Как я тут оказался? Я должен был забрать Клариссу из дома её родителей, наверно глюк каминной сети случился… Но я рад тебя видеть! Как дела? Как любимый факультет поживает?

— Роберт, давай я тебя провожу до дверей замка, поговорим по пути. Кларисса не будет против, что ты задержишься на десять-пятнадцать минут? — прервал череду его вопросов наш декан. Мне он сказал: — Гарри, ты иди и забери свои вещи, я не нашёл на них ничего зловредного. Там, в шкафу найдёшь предмет, о котором я тебе говорил. Можешь взять его с собой на ночь.

Я быстро сообразил и запихнул флаконы в карманы мантии. Повозился у шкафа некоторое время, пока Филиус уводил с собой своего бывшего ученика. Оставшись в одиночестве, я открыл дверцу и сразу увидел на нижней полке личный думосбор декана.

Взяв его, я убежал обратно в свою комнату. Запечатав наглухо каменной стеной вход, я немедленно занялся просмотром первого воспоминания о моём отце. Я не ожидал, что содержание флакона для меня будет таким тяжёлым ударом.

Лучше бы я ничего не смотрел. Лучше бы я не знал, что Альбус Дамблдор творил ТАКОЕ со своими учениками. Лучше бы не знал, не ведал об его предпочтениях. Хотел увиденное развидеть, раз и навсегда.

Но! Всё же это необходимо. Кто-то должен был копнуть эту грязную кучу, чтобы потом, когда возьмётся казнить преступную, низкую, низменную тварь за все его ужасные деяния, совесть не мучила.

А я — с высокомерной наивностью — думал… все свои жизни я думал, что только я один тут бегаю пострадавший от игрищ бородатого животного. О-о-о! Увидев, что он С МОИМ ОТЦОМ в собственном кабинете делал, под взглядом многочисленных предшественников — директоров и директрис Хогвартса, я взбесился до белого каления. Я жаждал обмотать его тощую шею его же длинной бородой и повесить на сторожевой горгулье у подножия директорской башенки…

«Мой мальчик», ха! Конечно, «мой мальчик»! По-до-нок!

По словам доктора Марша, флаконы с воспоминаниями подобного содержания прилетели многим в волшебном мире. То есть, мне не понадобится лично казнить Дамблдора. За меня отомстят другие пострадавшие, люди взрослые, умелые и озлобленные. Отцы и матери, чьи сыновья были… хм-м-м… Сами пострадавшие маги, их близкие родственники… Альбуса Дамблдора ждала судьба нелёгкая, но заслуженная. Я уверен, Аврорат не будет вмешиваться и препятствовать линчеванию нынешнего директора Хогвартса.

Я умыл лицо, шею и руки очень холодной водой, переоделся в чистую одежду и отправился искать Гермиону, чтобы предупредить её о грядущем. Она отыскалась сразу за вновь появившейся дверью в нашу с Голдстейном комнату, после того, как я отменил её трансфигурацию в монолитную стену.

— Профессор Флитвик предупредил меня, что тебе будет нужно какое-то время наедине, — сказала она, потрогав рукой древесину двери. — Я могла бы попросить у замка открыть мне доступ к тебе, но почувствовала твой гнев и воздержалась…

— Спасибо, что не стала этого делать, — прервал я невесту и поцеловал её в щёчку. — Филиус отправился провожать своего бывшего ученика, а я… Смотрел кое-какие воспоминания, совершенно не подходящие для девичьих глаз. Приготовься к необычно выглядящим во время ужина студентам.

— Необычно? Надо ли одевать на себя защитный жилет из кожи василиска?

— Думаю, что на ужине нет. Но завтра, будь готова к всему. Достанется кое-кому бородатому и зарвавшемуся. Возомнившему из себя самым хитрожопым… Не поправляй меня, я в ударе!

— Понимаю, — выговаривает Гермиона тихим голосом и её теплая ладошка ложится в мою.

В Большой зал входили группками не те ученики, которые отправились на Рождественские каникулы. Вернулись они ощетинившимися, полными холодной яростью магами. Молодые, неопытные, но готовые мстить с палочками наготове. Молчаливые, с ледяными глазами на оскалившимися лицами. Они, не обменявшись ни одним словом, сели на свои места, все, до единого, развернувшись корпусом к преподавательскому столу.

А за самим преподавательским столом тоже установилось странное напряжение. Профессора сидели с прямыми спинами на своих стульях, как на иголках. Ели молча, манерными движениями, не обмениваясь замечаниями, даже не смотря по сторонам. Я несколько раз задерживал взгляд на декане Флитвике, но тот тоже сидел с каменной физиономией, кивнув нам только раз.

Я стиснул ручку Гермионе и мы встретились глазами. Она медленно мне кивнула.

Рассказ идёт от третьего лица

Утром следующего дня из больницы для волшебников каминной сетью в свой кабинет прибыл слегка похудевший, но взбодрившийся после лечения Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Перешагнув через защитную решетку камина, он оторопел от представшей его взгляду картины.

Картины полностью обчищенного помещения.

Полки библиотеки пустовали. На них не было ни единого свитка, ни одного листочка бумаги.

Ящики рабочего стола темнели открытыми зевами, тоже пустыми. Старик, охнув, бросился к своему рабочему столу и дрожащими руками начал ощупывать его внутренности, задние стенки, скрытые тайники… Ничего. Ничего!

Взгляд Дамблдора стал метаться туда-сюда по шкафам, где он на виду у всех сохранял флаконы с некими особо щекотливыми воспоминаниями, различные тикающие устройства для слежки за определёнными лицами. Поттером, например. Магглорождёнными, такими доступными неумехами… Предметы специального предназначения, как хроноворот с хоркруксом Арианы. Полки блестели, начисто опустошённые!

Сердце у старика сжалось от плохих предчувствий. Он юркнул к тайникам в задних стенках библиотеки, где он скрывал отжатые у родовитых волшебных семей сокровища. Уничтоженных его же стараниями семей. В тайниках не нашлось ни одного предмета.

Весь его кабинет был обчищен проклятым одержимым придурком! И что ему взбрело в гнилую башку, чтобы сотворить ТАКОЕ? А что там с личного характера воспоминаниями? Если содержимое всплывёт среди обывателей… или среди аристократов!

Альбусу поплохело и он присел на первую ступеньку лестницы, ведь ни его позолоченного трона, ни кресел для посетителей нету, и опустил голову на руки. Массируя виски пальцами, он стал перебирать в голове возможности выхода из ситуации. Все возможности говорили об одном — хана трижды провозглашённому Победителю Тёмного лорда Гриндевальда, хана!

Конец рассказа от третьего лица

Завтрак затянулся дольше обычного. Ученики и преподаватели давно очистили — кому в глотку хоть кусок влез — тарелки, но уходить из Большого зала никто не собирался. Все ждали появления директора Дамблдора, чтобы устроить ему «жаркую» встречу и трибунал на месте преступления наследниками пострадавших и подчинёнными виновника.

Мы с Гермионой тоже устроились поудобнее, трансфигурировав нашу твёрдую деревянную скамью в мягкий диван. Невилл криво усмехнулся, поглядывая на нас. Хитрый он, хитрый и догадливый, знает откуда растут руки. Не из тазобедренного сустава однозначно.

Наконец дождались.

Альбус Дамблдор тихо подкрался, выйдя из двери непосредственно за спинами профессоров, сам надеясь наверное, что столы в этот час уже пусты. Ох, как разочаровали его мы все! Его встретил лес испускающих искр палочек в руках более чем трёх сотен разгневанных молодых волшебников. Я не стал ждать сигнал старта и крикнул:

— Экспеллиармус!

В мою руку прилетела ОНА, моя Старшая палочка. Я опять всеми фибрами почувствовал ЭТО — эффект воссоединения трёх Даров. Каждая моя клеточка затрепетала от возбуждения и, как ни странно, покоя.

Директор тем временем, взглядом проследив за полётом выигранной когда-то у любовника награды во время распиаренной битвы с ним полвека назад, недовольно воскликнул. Минерва Макгонагалл тоже попыталась что-то выкрикнуть следом за начальником, но сидящий рядом Филиус приласкал её невербальным Петрификусом и она проглотила свои возражения. С парализованной челюстью мало что выговоришь.

— Мис-тер Пот-тер, верните мою палочку! — сквозь зубы процедил Дамблдор.

Ага, щаз!

— Даже если я верну вам эту палочку, а я её не верну, она вряд ли будет у вас дальше работать, профессор! — отчеканил я. — Родовые артефакты переходят к новым владельцам только при добровольной отдаче. А я с родовой палочкой добровольно не расстанусь!

Глаза Маккошки норовили выскочить из орбит в её потугах вставить хоть пять копеек в разговор. Но, Петрификус! Зато Снейп, принимающий пищу на своём новом месте с самого края преподавательского стола, почувствовал себя в праве наконец высказаться в мой адрес:

— Опять этот жалкий щенок вылез из конуры в поисках стычек и отработок! Его дурной отец был таким же подонком, всегда лез на рожон, всегда шумно привлекал к себе внимание…

Я дал ему высказаться, хотел узнать, насколько глубже он погрузится в д — -о. Пусть выплюнет всё, что у него на уме. Но Дамблдор заткнул его выкриком:

— Северус, закрой свой рот! — а потом снова обернулся ко мне. — Мистер Поттер, следуйте немедленно за мной в учительскую!

Вдруг, со стороны Слизеринского стола прозвучал дрожащий от всплеска эмоций юношеский голос:

— Вы особо не спешите, профессор! Сначала вы с нами должны поговорить. Со всеми нами, — он сделал скупой жест испускающей зелёные искры палочкой, указывая на весь Большой зал. — У вас есть что нам сказать по поводу флаконов с воспоминаниями?

Прибывший через два часа экипаж целителей из Святого Мунго унёс на носилках кровавую массу, в которой едва теплилась жизнь. Я не позволил студентам совершить преступление, убив человека. Хоть и виновного со всех сторон. Во мне проснулся аврор из моей второй жизни и я призвал молодёжь не пачкать дальше определенной красной линии свои руки в крови подонка. Пусть с этим займутся взрослые — судьи, сидящие в зале Визенгамота.

* * *

Внезапно я почувствовал себя СВОБОДНЫМ. Словно почувствовал пересечение мной финишной ленту Игры. В моей голове зазвучали потусторонние фанфары победы и смех. Чей-то веселый, задорный смех, переходящий в хихиканье.

Я тоже посмеялся, встретив удивленный взгляд Гермионы. Вот так вот. Одним махом, почти без личного вмешательства, достичь победы! Какое везение, а? Как если бы — на моём первом курсе в моей первой жизни — мне не надо было преодолевать Полосу препятствий, устроенную профессорами, потому, что я, открыв дверь Пушка, моментально оказывался у зеркала Еиналеж. Но намного раньше Квирреллморта! Типа, старт-несколько шагов-финиш. Йе-е-е-а-а-а!

Не то, чтобы на этот раз мне поблажек не было. Там, в конце Полосы зеркала Еиналеж вовсе не было. Был постамент, а на нём лежала подделка Философского камня. Дамблдор тоже опоздал.

Я обнял свою молоденькую невестушку и с криком «Джерон-нимо-о-о-о!», поднял её в воздух и начал крутить её, смеясь со всей дури.

Мда-а-а, мне противопоказано быть счастливым. В тот самый момент в Большой зал через проём входной двери протиснулись трое — миссис Молли Уизли, Джиневра и Персиваль. Тааак-с, придётся всё-таки прилюдно наказать этих.

Я опустил Гермиону на пол и та, увидев изменившиеся эмоции на моём лице, развернулась на каблуках, закрыв меня собой.

— Уйди с моей дороги, грязнокровка! — визгнула миссис Уизли, поперев сквозь зал прямо к столу Рейвенкло. — У нас есть дело к Гарри Поттеру, незаконченное дело!

Некоторые из студентов после показательной порки ненавистного Альбуса Дамблдора, отправились восвояси по своим делам, но за обеденными столами оставалось немало учащихся и некоторые преподаватели.

— И что за дело такое важное у вас может быть, связанное с моим женихом, мадам? — тоненьким, даже я бы сказал невинным голоском спросила Гермиона.

— Женихом? — уже взревела, переходя частично в область ультразвукового диапазона, рыжая тётка. — Гарри Поттер ни с кем, кроме как с моей дочкой, женихаться не может. У него с моей Джинни давно брачный контракт заключен!

Гермиона демонстративно посмотрела на своё обручальное кольцо, потом — на обеих Уизли, затем повернула темноволосую головку ко мне и пропела:

— Я не знаю, с кем вы помолвили свою дочку, мадам, но кольцо леди Поттер — пока помолвочное, на мой пальчик надел сам Гарри, произнося положенную клятву. На его палец, — она подняла мою руку так, что кольцо на пальце было хорошо видно всем, — я надела второе помолвочное кольцо, всё как положено между молодыми, свободными от обетов людьми. И свидетель у нас был, Миртл Уоррен… Теперь все присутствующие здесь, в Большом зале, тоже становятся свидетелями нашей с Гарри Джеймсом Поттером помолвки…

— Свидетельствуем… свидетельствуем… — зазвучало со всех сторон.

— Не-е-е-ет! Нет-нет-нет! — закричали одновременно миссис Уизли и Джиневра.

Кто-то добросердечный заткнул их обеих Силенцио, чтобы не заложило нам уши от их визга. А потом Гермиона намерено взмахнула своей палочкой — невиданной и неведомо как в её руке оказавшейся. Не для меня, понятно, а для всех остальных неведомо. Палочка стала удлиняться, превратившись в посох. Сделав наконечником из испускающего зримые потоки лент магии красного камня круговой жест, она сделала волшебство, которое никто из ныне живущих людей не видел никогда.

Весь Большой зал стал искриться, меняться, трансформироваться. Образ небосвода исчез, предъявив скрытую за иллюзией фреску. В центре сияло изображение повзрослевшей, но вполне узнаваемой Гермионы. В белой богато украшенной одежде. С посохом в одной руке и моей рукой — в другой. Я был нарисован рядом, тоже повзрослевший, с тёмной бородкой и волосами до плеч. Вокруг нас летали ангелы… Ха-ха-ха, никакие это не ангелы, а те крылатые гуманоиды, которые встретились нам в той параллельной жизни, миллион лет тому назад.

Все присутствующие, затаив дыхание, разглядывали нарисованный потолок, так и не заметив, что из Большого зала исчезли некоторые визжащие совсем недавно особи женского пола, как и носатый патлатый вредный злюка за преподавательским столом.

— А Перси? — спросил я на ушко Гермиону.

— А он нам ничего плохого не сделал, — ответила она. — Пусть живёт.

Ну, ладно. Пусть живёт. Мы же не звери какие… Внезапно через мою головушку пролетела одна шальная мысль, которую я поспешил озвучить.

— Милая, а каким способом мы перенесёмся в центр Универсума, когда придёт время? Хроноворотом, ясное дело, невозможно этого сде…

— Зеркалом, дорогой, зеркалом. У меня для всех случаев жизни зеркало создано, — уверила меня Гермиона и клюнула меня в щеку.

Йе-е-е-е-е-а-а-а-а-а!

Короче.

— — К О Н Е Ц — —

Примечания:

Вот, ребята, завершающую цикла "Сказки многоликого Универсума" историю. Надеюсь, все ее части вам понравились.

Однажды, я сделаю это — добавлю в Аннотацию список, вошедших в цикле работ. Однажды, когда солнышко осветит нашу улицу...