Огонь в темноте (гет)

На востоке постепенно разгоралась заря. Золотая, нежная. Выглянув осторожно из-под синего покрывала моря, Анар осветил морскую гладь и Пелори почти до самых вершин. Лехтэ пошевелилась, ресницы ее дрогнули. Открыла глаза.

— Ясного утра, — услышала голос Нгилиона.

— Ясного утра, — отозвалась, вставая.

— Привет, сестреныш.

Это уже был брат. Обернувшись, она увидела, как Тар легко спрыгнул с какой-то скалы. Опять из дозора. Ясно.

Ничего не сказав, улыбнулась и протянула руку. Тарменэль поймал ее пальцы и сжал. Посмотрели друг другу в глаза, и брат кивнул. Все ясно, так ведь? Сейчас, с утра, она чувствует себя немного лучше. И кто знает, что послужило тому причиной? Яркий свет Анара или крепкий сон, а может быть, осознание того, что сегодня она отправится в путь. Туда, где уже три тысячи лет обитает ее супруг. И где на самом деле, по ее глубокому убеждению, ей самое место.

Взгляд Лехтэ вновь упал на золотой ободок кольца, сверкавший на пальце. Самое дорогое, что у нее есть. Ни за что на свете, ни за какие сокровища мира на согласилась бы она расстаться с ним.

В памяти всплыли горячие ласки, что дарили они с Атаринкэ друг другу. Такие беспечные и такие юные. Такие счастливые.

Подобные мысли согревали душу, озаряя темноту фэа золотым, вечным светом. И они, как ни странно, не причиняли боли. Было так легко вообразить, будто то, что хранят воспоминания, и есть настоящее, осязаемое, а то, что происходит вокруг — дурной сон. И что этот сон не имеет никакого отношения к реальной действительности.

Посреди площадки все так же весело потрескивал огонь и варилась в котелке каша. Аромат плыл, волнуя воображение, и Лехтэ подумала, что пора бы ей встать и привести себя в порядок.

— Куда идти? — спросила обоих сразу.

— Я покажу тебе, — отозвался Тар.

Она вернула ему плащ, поблагодарив от души, и они пошли. Недалеко, всего-то за поворотом. Однако там, оказывается, бил родник, только звук его заглушал морской прибой.

Брат вернулся в лагерь, а Лехтэ умылась холодной водой, а потом встала и стояла так некоторое время, вглядываясь вдаль. Поселиться бы здесь, раз уж в Мандос ей хода нет. Поставить домик, встречать закаты с восходами. Ото всех подальше. Никого не видеть. Ей среди толпы тяжело. Здесь — привольно. Мирно.

Лехтэ вздохнула. Что ж, пора идти. Ее ждут. И пыхтит наваристая, пышная каша.

Десяток шагов — и она снова в лагере. Тарменэль протянул тарелку и ложку. Лехтэ села на бревно и попробовала. Взяла кусок румяного, воздушного хлеба.

— Вкусно, — сказала она, принимаясь есть.

Мужчины смотрели с умилением, словно на больного ребенка, который начал вдруг выздоравливать. Лехтэ посмотрела на них вопросительно и пожала плечами. Те переглянулись весело и присоединились к завтраку.

Члены отряда уже успели разойтись по своим постам. Последним попрощался, закончив с едой, Нгилион.

— До встречи, Тэльмэ, — произнес он, заплетая волосы в косу. — Надеюсь, мы все переживем эти дни.

И ушел. Повисло молчание.

— Нгилион прав, — проговорил Тар, все так же задумчиво посмотрев в огонь. — Мы можем только делать то, что в наших силах, и верить в лучшее.

Лехтэ кивнула. У них тут свои заботы. Которые, кстати, касаются и ее безопасности тоже. Не стоит им мешать.

— Мне пора, — сказала она, вставая и возвращая тарелку. — Спасибо за все.

— Я провожу тебя.

Безапелляционно. Твердо. Значит, спорить нет смысла. Хотя времени у брата мало — это видно. Вон стоит, тревожно вглядываясь в даль. Пока еще чистую. Но если подняться повыше, то, возможно, она увидит их. Даже не доходя до вчерашней площадки. Корабли Нуменора.

Значит, надо спешить. Подхватив сумку, она споро закинула ее на плечо и, взяв за руку брата, пошла за ним вниз.

Та же тропка, вот только обратно идти труднее. Камешки так и норовят выскочить из-под ног. Как они ходят тут каждый день? Подумала и покачала головой. Еще один пункт к списку того, что ускользает теперь от ее понимания.

Ущелье темнело по мере того, как они спускались. Склон становился все более пологим. Появились первые жиденькие островки трав. Пришли.

Внизу ее уже ждал Сурэ. Увидев, заржал радостно, и Лехтэ обняла коня за шею. Полезла за яблоком.

— Здравствуй, малыш, — поздоровалась и поцеловала в нос.

Тар стоял, и было видно, что размышлял о чем-то.

— Все будет хорошо, — попробовала успокоить.

Тот вздохнул:

— Хотел бы верить.

В конце ущелья блестела под солнцем узкая полоска воды, окаймленная темными громадами скал.

— У меня нет выбора, — наконец сказал он, нахмурившись. — Приходится отпустить. Но мне неспокойно.

— Брат…

— Неспокойно, Тэльма. Поэтому обещай, если что, прислать осанвэ. Сразу.

— Хорошо.

Они обнялись, и Лехтэ вскочила на коня. Пора отправляться.

— До встречи! — махнула рукой.

— До встречи! — ответил брат.

И Сурэ полетел, словно выпущенный из пращи камень, на запад.

* * *

Казалось, что в воздухе звенит напряжение. Густое, гулкое. Упругое, словно туго натянутая струна. Оно разлито в воздухе, и кажется, будто его можно пощупать руками.

Лехтэ спешила. Застоявшийся Сурэ весело, бодро летел вперед, высекая искры.

Травы густели. Ущелье постепенно расширялось, пропуская внутрь каменных стен все больше света. Вот дохнуло ароматом трав, и Лехтэ остановилась, позволив себе прикрыть глаза и вдохнуть полной грудью. Пряный, сладковатый запах с легкими нотками горечи. Вдруг невыносимо захотелось сойти с коня, упасть лицом в землю и лежать так, лежать… Как хорошо и мирно. Зачем ей все? Зачем тревоги и хлопоты? Лечь, и никогда не вставать. Пусть бы только вот так же светил Анар, пели птицы. Пусть бы пчелы гудели, перелетая с цветка на цветок, напевая вечную, верную песню. Слиться. Раствориться среди воды и трав, среди воздушных потоков. И самой, быть может, стать таким вот потоком. И лететь, и лететь куда-то. Высоко-высоко, в небо. Где нет страданий.

Лехтэ вздрогнула, словно очнулась от глубокого сна. Оглянулась по сторонам с легким недоумением. Кажется, успело пройти с полчаса, пока она тут стояла. Сурэ косился, оглядываясь через плечо темным глазом.

Лехтэ вздохнула. Наклонилась и потрепала по шее.

— Едем, едем, — успокоила его. — Уже.

Вперед! Вон, виднеется уже далеко впереди Тирион. Склоны Туны ложатся под копыта коня.

— Но мы их объедем, — говорит Лехтэ и забирает вправо.

Умное животное послушно поворачивает. Путь их длинен. Если повезет — доберутся к вечеру.

Густой травостой ложится под ноги. Похож на волны. На бескрайнее море, что раскинулось от края до края. И они рассекают его, подобно ладье, и пыльца от травы, от цветов оседает на копытах коня, на юбке Лехтэ. Ветер играет волосами, гладит пушистые метелки трав.

Лехтэ кажется, будто что-то ее толкает в спину. Словно невидимая рука. И она не в силах противиться той настойчивой воле. И спешит, направляя коня.

Но пора отдохнуть. Не ей — Сурэ. Она не устала. Доехала до ручья и затормозила.

— Пить хочешь? — спросила, наклонившись к шее.

Конь заржал. Спрыгнув на землю, дала коню остыть и повела на водопой. Отпустила пастись, а сама уселась на берегу, глядя в воду. Есть не хотелось, но поесть надо. Силы понадобятся.

Достав лембас, откусила кусочек, запила прохладной, чистой водой. Убрала. Опустила ладони в воду и долго смотрела, как течет ручей, огибая пальцы.

Облака отражаются, и если присмотреться, то можно угадать. То листок, то заяц. Формы причудливые и каждый раз новые.

А вода так манит. Словно шепчет о чем-то. Так тихо и ласково. Если лечь вот так…

Снова вздрогнула. Ей спешить надо!

— Сурэ! — позвала она, и конь примчался. Отдохнувший, довольный. Полный сил.

— Пора, — сказала она, погладив по шее.

Тот кивнул, будто бы соглашаясь, и Лехтэ легко взлетела ему на спину. Надо же, не растеряла навыков. Отчего-то сама удивилась. И тронулась в путь.

Тириона за спиной уже не было видно. И все ближе и ближе становился Лориэн.

А там и до Мандоса рукой подать.

* * *

Туман наползал, стелясь по земле. Тонкими языками, чем-то напоминающими отдаленно змей. Он клубился, закручивался в спирали, танцевал у копыт Сурэ, и умный конь беспокойно ржал.

— Хорошо, — уговаривала его Лехтэ, гладя по шее. — Все хорошо.

Тот в ответ косился с ясно читаемым недоверием, но все же шел.

Незаметно, неуловимо сменился пейзаж. Василек и вербейник теперь росли реже, зато стали встречаться маки.

Вдалеке послышался шум.

«Река», — поняла Лехтэ.

Порожистая в верхнем течении, достаточно бурная. Через реку был перекинут деревянный мосток. Когда-то прочный. Давно. Теперь шаткий. Это видно. Бобры с осами постарались. Несколько досок тоже следовало бы заменить, но никак. Может, после?

Лехтэ дрогнула. После Нуменора. Починят, конечно же. Как иначе. А пока…

Она спешилась и ступила на деревянный настил. Доски скрипнули. Лехтэ сжалась. Еще шаг. Как вернется, сообщит мастерам. Видно, давненько этой дорогой никто не ходил.

Под ногами ревела, прыгая по камням, вода. Если мост упадет, к мужу она попадет досрочно.

Страшно. Странно, в детстве, в юности, в далекие годы, которые теперь ей казались сном, она свободно бегала, гуляла здесь. А теперь дрожит. Каждый раз. Словно хищная пасть разверзлась и стремится поглотить ее. Там, на том берегу.

Шаг, один за другим. Мосток пружинит, поскрипывает. Сурэ прядет ушами, пофыркивает. Но идет. Умница.

Вот почти дошли. Слышно пение соловьев. Теплый ветер доносит странные сладковатые запахи. Сонные. Вот только ей уснуть не хватало.

Прибавив шаг, Лехтэ перебралась на противоположный берег и вздохнула с облегчением. Обернулась к коню.

— Мы дошли! — объявила радостно.

Конь заржал и толкнул в плечо носом. И они пошли.

Пошли медленно, оглядываясь по сторонам. Маки гуще и гуще. Настоящие поля. Широкий алый ковер. Тисы, сосны и кадры мрачно высятся по сторонам, подобно стражам. Нависают над головами. Давят. Соловьи поют, но в их пении тоже чудятся печальные нотки.

Туман все гуще. Ивы полощут в озерах длинные косы. От сладких запахов все сильнее кружится голова. Лехтэ вздрагивает, прогоняет дурман. Хочется вдохнуть полной грудью. Но воздух не свеж, нет. Он напоен запахами.

Сумрак сгущался, наползал тяжелым, бархатным покрывалом, и Лехтэ никак не могла понять, как давно она идет. Сколько времени?

В просветах тумана видны фигуры. Не эльдар, нет. Прозрачные духи. Они танцуют, поют, будто стремясь перепеть соловьев. Сурэ жмется к ней, и Лехтэ поглаживает коня.

— Все хорошо…

А сама так ли сильно уверена в этом?

Как же страшно. Она прибавляет шаг. Уже почти бежит. Остаются позади светлячки, яркие звезды, спрятанные Вардой на дне озер. Все это сейчас не привлекает Лехтэ.

Сурэ спешит за своей хозяйкой, тревожно всхрапывая.

Раздвигаются кусты, Лехтэ вздрагивает и видит, как на поляну выходит медведь.

Раздается крик. Чей же он? Кто кричит? Неужели она?

Тут нога ее цепляется за некстати подвернувшийся камень, и Лехтэ падает. Лежит, не шевелясь. Медведь подходит, обнюхивает ее, встает на задние лапы. Подает руку.

Лехтэ даже головой тряхнула, чтоб отогнать наваждение. Ну какую руку? Лапу, конечно же. Просто лапу. Ухватившись, она поднялась и сказала:

— Спасибо.

Медведь склонил голову, лизнул в нос и ушел. Вот так вот.

— Идем, Сурэ, — позвала она.

Из туманов Лориэна вырвались уже под вечер. С западного края наползала заря, а путь их меж тем еще не был кончен. И надо бы отдохнуть. Недолго. Хоть полчаса.

Отойдя подальше, Лехтэ отпустила коня пастись, а сама упала в траву и смотрела на небо, где постепенно одна за другой зажигались звезды.

Интересно, как там Нуменор? Подошли ли к берегу уже их мрачные корабли, или в пути еще? Кто б сказал…

А впрочем, не все ли равно. У нее сейчас есть дела поважнее.

* * *

До сих пор она никогда не обращалась к Намо с подобной просьбой — пустить ее повидаться с мужем. Просто приходила и стояла, глядя на стены. Высокие, мрачные стены, что прячут того, кто ей так дорог.

Он ей дорог. А она ему? Что думает о ней Атаринкэ, пребывая там, за гранью жизни? О чем думает? Что вспоминает?

Вспоминает ли, как был счастлив, пока черная тень не наползла на Аман, закрыв небо, погасив свет и украв у них у всех будущее?

Слышишь ли ты свою жену, мелиндо? Чувствуешь ли сейчас ее плач? Видишь, как вздрагивают плечи, и как отирает она глаза, не стыдясь слез?

А впрочем, чего стыдиться? На многие лиги вокруг пустота, никого нет. Ни нисси, ни нэри. Никого, кто пришел бы и потревожил покой.

Только ветер протяжно поет в кронах да качаются ветки. Наползают тени. Густые, черные. Горы гигантскими провалами темнеют на западе, и надо спешить, ведь в темноте передвигаться опасно.

Проворно вскочив, Лехтэ крикнула:

— Сурэ!

И послышалось вдалеке негромкое ржание. Умный конь примчался, покивал головой. Снова птицей взлетела Лехтэ ему на спину, и они поехали. На этот раз не спеша, выбирая дорогу.

Через луга тянулась узкая тропка. Прямая, словно стрела. Или как копье. Оно летит, выпущенное умелой, сильной рукой, и горе тому, кто посмеет встать у него на пути.

Небо темнело. Черное покрывало наползало, укрывая дома, реки, горы. Звезды сияли все ярче и ярче. Звезды, которые она помнит совершенно иными. Другие цвета, другой рисунок созвездий. Под другими небесами были счастливы они с Атаринкэ, и тот Аман, та Арда безвозвратно ушла. Скрылась за поворотом, словно пороги на бурной реке, словно плотина или пестрое разнотравье. Скрылось, и не вернется уже никогда. А если вернется, то это будет уже нечто другое. Другая судьба. Другое счастье. Счастье ли? Да и они с мужем станут к тому времени совершенно другие. Уже стали. Какие? Можно ли угадать? Да и надо ли? Не проще ли оставить бесплодные размышления и предоставить жизни течь своим чередом? Может и проще. А ведь думается. И ничего ты с этим не поделаешь, Тэльмиэль Лехтэ. Сердце бьется, стучит, норовя вырваться из груди при одной мысли о том, что однажды она увидит его. Во плоти. Может увидеть. Сама мысль так сладка! Словно сказочный сон. Она зовет и манит. Как тот огонь свечи, что сверкает впереди во тьме, указуя путь. И она идет за ним. Все идет и идет. И не обращает внимания на усталость.

* * *

Теперь приходилось быть вдвойне осторожными. Равнины, луга закончились, и потянулся каньон.

В дневное время, когда ей случалось проезжать тут, от величественного зрелища невозможно было оторвать глаз. Казалось, вся красота мира сошлась, чтобы воплотиться в оранжево-красных скалах, обрывистых и крутых.

Если бы у нее имелось время и не было бы коня, с каким удовольствием побродила бы она по здешним холмам и скалистым уступам, в глубоких пещерах и по берегам реки, прорезавшей каньон в самом сердце и упрямо стремившейся на запад, к морю. Словно было ей, воде, куда стремиться и чего ждать. А впрочем, ей — есть.

Камешек мелькнул прямо перед мордой коня темной тенью, подскочил и затих. Сурэ всхрапнул, и Лехтэ, наклонившись, погладила его по шее. Огляделась настороженно. Теперь красота гор и скал была скрыта от чуждых глаз ночным пологом. Позади слышались странные шорохи и тихий рык. Сурэ вновь принялся тревожно прядать ушами. В вышине, на фоне черного неба распласталась тень, и конь, заржав, рванул с места, почти галопом пустился вперед.

Лехтэ испуганно прижалась к шее Сурэ, вцепившись в гриву. Что, если с ними что-то случится и она упадет? Или конь поранится? Второе пугало гораздо сильнее первого. Ей-то что, помучается немного и все. Зато уж потом все страдания фэа будут закончены. Для нее. Нет, нарочно смерти она не искала, но и не бегала от нее. Придет — и отлично. Она встретит ее, распахнув объятия, словно доброго друга. Поговорит с ней. Зато потом отдохнет.

Тэльмиэль вздохнула мечтательно. Кажется, столько лет прошло. Не сотни — тысячи, а фэа никак не может обрести покоя. Видно, впрямь бессмертие эльдар — их проклятие. Или ошибка Единого, которую он, молодой творец, допустил по неопытности. Зато потом уж на людях исправился. И чему атани завидуют? Возможности вечно мучиться, не находя места? Песку, что течет сквозь пальцы, и точно так же утекают их силы, жизни и сама Арда? Ей не понять.

Бег замедлился. Сурэ вновь пошел шагом. В стороне, справа, мелькала серебристой лентой река. Берег между водой и камнями узкий. Один неверный шаг — и ты искупаешься. Прямо так, с конем и в одежде.

Брат сказал бы, что им стоило подождать до утра, и тогда уж продолжать путь. Она и сама так думала. Но не могла медлить. Не в этот раз. А отдохнуть надо. Не сейчас — потом. Пока только подкрепит силы. Все же ела, а последний раз в обед.

Дав команду коню, Лехтэ остановилась и достала из сумки лембас. Откусила кусочек, за ним еще один. Убрала. Вот теперь хорошо. Полной грудью вздохнула.

Воздух опять стал соленым. Близилось море. Вновь. Скалы стали ниже. Острый взор эльдиэ различал на камнях чахлые травки, которые, впрочем, не становились гуще.

Близился Мандос. Дыхание мрачных чертогов уже отчетливо ощущалось в воздухе. Словно небо давило, а воздух стал гуще.

Стал гуще, и уже не проникал в легкие. Тэльмиэль беспокойно оглядывалась, боясь пропустить. Так всегда. Безотчетный страх, которому она потом никогда не могла найти объяснения.

Хотелось спать. Силы уходили. Хотелось лечь и лежать ничком. А может, это сказывалась усталость?

Лехтэ спешилась, отпустила Сурэ пастись. Здесь, где он мог найти траву и воду. А сама пошла. Вперед, тяжело переставляя непослушные ноги. То и дело останавливаясь и прислушиваясь. Не раздастся ли где-нибудь поблизости звук? Рев зверей или шаг эльдар? Нет. Вокруг тишина. Звуки тонут в безвременье. И она, Лехтэ, сколь ни ходит сюда, никак не может привыкнуть.

В вышине блеснуло, и она, остановившись, подняла голову. Странно. Небо светлело. Но не с востока, что было б естественно, а с центра. Прямо над головой, в зените, показалось и стало шириться светлое пятно. Все ярче и ярче. Все больше размером.

Голова Лехтэ закружилась, и она осела на землю, упав без сознания.

И в этот самый миг раздался плач. Непонятно только, мужской или женский. И если б кто вдруг оказался рядом, он бы, конечно, удивился. Очень.