Вернуться к себе (джен)

Когда Лехтэ проснулась, утро уже началось, хотя ладья Ариэн и не успела еще высоко взобраться. Улыбнулась, потянулась сладко, и открыла глаза. И в этот самый момент в миг погрустнела — мужа рядом не было. И постель была с его стороны холодной. Значит, ушел давно. Интересно куда? Может, в мастерскую?

Лежать больше не хотелось. Она встала, оделась и пошла на кухню. Перво-наперво все-таки надо поесть, а уже потом начинать заниматься делами. Не спеша заварила квенилас, приготовила завтрак. Поела. Пока завтракала, думала о предстоящих делах. В принципе, давно надо было заполнить полки в кладовой. Запасы сыра, муки, овощей постепенно истаивали, а, значит, что ей не мешало бы нанести визит одному-двум знакомым. Но сначала надо заглянуть в мастерскую и поздороваться.

Однако и там она никого не обнаружила. Немного растерянно огляделась и пожала плечами. Обошла дом в поисках записки, сообщающей, что муж уехал по делам. Не нашла.

Настроение, такое замечательное в момент пробуждения, теперь стремительно ухудшалось.

* * *

Чертоги Мандоса, некоторое время назад

— Тьелперинквар Куруфинвион, вас желает видеть Владыка Судеб, следуйте за мной, — изрек втекший в мрачноватую каморку майя и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.

— Зачем? — бесцветным голосом ответил Келебримбор, — я ясно дал ему понять, что не желаю встречаться ни с кем из эльдар, оставьте меня.

— Мне велено доставить вас, простите, — от рук майя устремились сверкающие серебряные нити, которые опутали фэа нолдо. Ведомый прислужником Мандоса, Тьелперинквар предстал перед Намо.

— Почему ты нарушил мой наказ? — без приветствия начал Судия. — Тебе было велено найти родичей, убедить твоего отца слу… помочь мне. Ты бы уже мог покинуть Чертоги.

Тишина висела в зале, казалось, что в мире мертвых нет места даже дуновению. Впрочем, откуда ему там взяться.

— Молчишь? Опять упрямишься… зачем? Ты сам отрекся от отца, так почему не хочешь вновь обрести тело, оставив его здесь? Навсегда.

— Не согласен, — однозначно ответил Келебримбор, увидел серебряный росчерк и вновь очутился в своей каморке.

Ничто не менялось в существовании сына Искусника, он был заперт один, теперь уже без возможности покинуть место исцеления фэа, как именовали его камеру майяр Намо. Живой эльда давно бы сошел с ума, но душа внука Пламенного продолжала светиться, и лучи ее были ясными.

Однажды он ощутил какое-то неуловимое изменение, будто произошло нечто важное в этом мертвом царстве. Появление майа его не удивило и, влекомый любопытством, Келебримбор последовал за ним без серебряных пут.

Владыка Мандоса наигранно склонил голову, изображая приветствие.

— Бедный Тьелперинквар, как мне жаль, как жаль, что не смог уговорить тебя обрести тело вновь.

Он помолчал, вздохнул и с хорошо изображаемым сочувствием продолжил:

— Куруфинвэ Фэанарион не был столь упрям и сегодня покинул мои Чертоги. Вместе со всеми своими братьями. Так что, храбрый, но глупый нолдо, ты здесь остаешься, а раз так, то изволь потрудиться и тем самым, возможно, получить мою благодарность, мое расположение.

Резкое «Нет» вспороло липкую тишину тронного зала Мандоса, и фэа Тьелперинквара ослепительной вспышкой вылетела из него, уносясь все дальше, ровно до того момента, как запуталась в серебристой паутине, выпущенной сразу тремя майяр.

* * *

Атаринкэ быстро собрался и покинул дом, когда небо лишь немного посветлело на востоке. Быстро поседлал гнедую кобылу, которая наградила его таким выразительным взглядом, что он ее побеспокоил в столь ранний час.

Искусник ехал по улицам спящего города, но на удивление пару раз встретил знакомых — одна эльдиэ торопилась подоить коров, что паслись на лугах близ Тириона, другой возвращался с охоты домой (он ночевал в лесу, не успев вернуться вчера).

Курво уже выехал из Тириона, когда неожиданно услышал сзади топот копыт. Он обернулся и скрипнул зубами от досады — эти светлые волосы он не перепутал бы никогда. Подождал, пока брат догонит, и вместо приветствия сразу спросил:

— Что-то случилось?

Немного растерявшийся от такого приема блондин лишь пожал плечами:

— Да на охоту собрался, увидел тебя и решил, что ты тоже.

Он оглядел Атаринкэ, не обнаружив оружия, отметив только нож на поясе.

— Ошибся, значит. А ты куда в такую рань и один?

Турко покрутил головой, пытаясь понять, зачем его брат едет на запад, где ничего нет, кроме садов Лориэна и Чертогов.

— Турко, пожалуйста, оставь меня сейчас, есть дело, которое мне нужно закончить самому.

— Курво, я, кажется, понял, куда ты так торопишься. Уверен, что это правильная мысль?

Искусник не ответил, в прямом смысле удрав от ответа — кобыла рванула вперед, повинуясь своему эльда.

Тьелкормо лишь покачал головой, шепнув:

— Удачи, брат, — и развернув коня, направился в другую сторону.

Атаринкэ же тем временем летел на запад, а всходящий Анар создавал причудливые тени под ногами у гнедой и окрашивал все вокруг в сверкающе-золотые тона.

* * *

Первым делом Лехтэ решила зайти к одной из знакомых, у которой обычно брала совершенно чудесный на вкус сыр.

Хрустальные лестницы блестели в лучах Анара, и Лехтэ остановилась ненадолго, чтобы полюбоваться игрой света. Настроение постепенно снова начинало улучшаться. Она любовалась цветами, фонтанами, высокими башнями Тириона. Его непроходящей, величественной красотой, столь дорогой ее сердцу.

Скоро Лехтэ продолжила путь и, не прошло и четверти часа, как она, толкнув дверцу калитки, вошла в тенистый, поросший цветами и яблонями дворик.

Ее увидели, хотя и безмерно удивились приходу.

— А я думала, что вы вдвоем уехали, — сказала хозяйка, приглашая Лехтэ в дом.

— Вдвоем? — переспросила та, не вполне понимая.

— Ну да. Правда, когда я видела твоего мужа, он ехал один, но я решила, что ты уже уехала вперед.

Лехтэ остановилась и некоторое время просто молчала, потом попросила:

— Можно сначала и немного подробнее?

Оказалось, что Атаринкэ видели выезжающим из города. И он ехал на запад. Интересно, зачем?

Лехтэ задумчиво посмотрела на небо, но ответов там, увы, написано не было. Некстати вспомнились высказанные вчера то ли в шутку, то ли всерьез, упреки в нетерпеливости. Что, он до такой степени от нее устал? Решив, что хватит уже мучиться от неизвестности, она сосредоточилась и послала осанвэ:

/Это ты после вчерашнего решил вернуться назад в Мандос, или тебя уже давно посещала такая идея? /

* * *

Куруфинвэ уже довольно давно ехал шагом среди туманов садов Лориэна, когда ощутил осанвэ Лехтэ.

«Проснулась, родная, забеспокоилась, видимо», — подумал Атаринкэ, пытаясь лучше ощутить связь с женой, но что-то препятствовало полноценной передачи мыслей.

/Конечно, я думал об этом уже давно, Тэльмэ, не волнуйся, я справлюсь./

«Интересно, что из переданного услышит супруга, и почему она решила, что я лишь вчера надумал отправиться сюда? Или какая-то часть послания все-таки смазалась?» — размышлял Искусник, приближаясь ко входу в Чертоги.

Это было странное место — промозглое, безрадостное, лишенное света Анара и Тилиона в полной мере. Здесь замирало все — не было ни дуновения ветерка, ни шевеления травы от пробегающего зверя, цветы не качались под тяжестью насекомых — их тоже не наблюдалось. Тишина, абсолютная, всепоглощающая и лишающая надежды.

Атаринкэ спешился и на всякий случай отпустил кобылу, сняв с нее седло. Смелая лошадь отошла от Врат и спокойно начала пастись, всем своим видом показывая, что ее не смущает место, нисколько. Тем временем Курво стучал в небольшую дверь, а также звал майяр Намо осанвэ. Те не заставили себя ждать. Трое фигур возникли перед Искусником.

— Что привело тебя сюда, Куруфинвэ, сын Фэанаро? Ты не давал обязательств вернуться. Или же жизнь прискучила тебе, и ты вновь решил окунуться в исцеляющий покой Мандоса?

Искусника аж передернуло от последних слов майя, даже представить себе нахождение там было чем-то жутким. Однако, не подав виду, что ему стало не по себе, Куруфинвэ ответил, спокойно, сдержанно, но за его словами скрывались мощь и ярость бушующего пламени.

— Я пришел за своим сыном и прошу, нет, требую отпустить его. Немедленно.

— Это невозможно, сын Пламенного, — прошелестел знакомый голос, идущий будто бы сразу со всех сторон, — он останется у меня навечно.

— Но почему? — почти крича, Искусник задал вопрос Владыке, — он не приносил Клятвы, не отбивал корабли в Альквалондэ, его не было в Дориате, и, насколько я знаю, в гаванях Сириона он тоже не запачкал рук кровью эльдар. Что тебе нужно от него?

— Тише, Куруфинвэ, тише. Здесь не шумят, — он посмотрел на Искусника, и тот осознал, что не может произнести ни слова. — Вот так намного лучше. Мне нужен он, для порядка, пусть будет хоть одна фэа, что не покинет меня.

«Одна фэа, ОДНА. Значит ли это, что отца освободят, или его уже отпустили? Бред, я бы знал, видел…» Однако что-то подсказывало Атаринкэ, что Намо не лжет.

/Я хотел бы переговорить с сыном/, — он мысленно обратился к хозяину Мандоса.

— Это невозможно, ведь ты жив, — вздохнул Хранитель Чертогов. Что именно его расстроило, осталось тайной, но Курво не сомневался, что это была не невыполнимость просьбы.

— Но… но, — сделав паузу, продолжил Намо, — ты можешь привести сюда свою жену, она же еще не гостила у меня, вот и познакомимся… Решайся.

Сжав кулаки и с трудом подавив желание выхватить нож, сын Пламенного ровно ответил:

/Есть предложение получше. Я готов поменяться местами с сыном./

— Нет, — после некоторого раздумья ответил самый мрачный вала, — не согласен. Прощай.

Заклятие немоты спало, когда Намо приоткрыл дверь, намереваясь войти в свои владения. Ему не суждено было переступить порог — сбитый с ног рванувшим внутрь Атаринкэ, он растянулся на земле. Верные майяр растерялись от такой наглости, но бросились к Владыке, а не за нолдо.

— Тьелпэ!!! — звал Искусник, сотрясая голосом Чертоги и прорываясь осанвэ через барьеры, ограждающие мертвых от живых. Он несся, петляя по коридорам, понимая, что скоро рухнет, что сил его фэа не хватит надолго, но он должен, обязан, ведь рядом, уже близко его сын, близко…

Путь ему преградили двое.

— Я вижу твое горе, позволь, я оплачу его, тебе станет легче, — промолвила, роняя слезы, Ниэнна.

Вторая молчала. Их взгляды пересеклись. Казалось, она умело по ниточкам разматывает фэа Куруфинвэ, желая найти нечто нужное ей.

— Хорошо, — наконец проговорила Вайрэ, — я уговорю мужа отпустить Тьелперинквара. Если он сам захочет — против воли его никто не заставит покинуть Мандос. Даю слово, сегодня, когда ладья Ариэн скроется за садами, он выйдет за Врата. Теперь прощай.

Пол ушел из-под ног Искусника, он провалился в ничто и, открыв глаза, обнаружил себе лежащим в траве. Бархатный нос любимый кобылы обеспокоенно обнюхивал его лицо, руки, тело. У нее не получалось «разбудить» дорогого ей нолдо и она отчаянно заржала. Атаринкэ смог сделать вдох и через какое-то время сесть.

— Все хорошо, Кууси, все хорошо. Сейчас отдохнем и поедем назад.

Куруфинвэ ушел с поляны перед Вратами и расположился на другой, скрытой пышными кустами садов Лориэна, и стал ждать. Пока не увидит — не уедет.

* * *

Кажется, после разговора с мужем Лехтэ понимала еще меньше, чем до оного. О чем он давно думал? Чтоб вернуться в Мандос? А с чем тогда справиться собирается? В общем, что происходит, Лехтэ не понимала, и от этого волновалась еще больше. От хорошего настроения не осталось никакого следа. Что ж, к вечеру будет ясно. Если муж так или иначе не объявится, значит и правда решил уйти, как бы странно это ни звучало.

Однако, как бы то ни было, а есть ей что-то все равно надо. Заказав здесь все, что ей было надо, Лехтэ пошла по другому адресу, чтобы пополнить запасы муки. К полудню с делами было покончено, и можно было посвятить время себе.

Мысли вертелись в голосе назойливым роем, но от того, что у нее не имелось никаких исходных данных, смысла в раздумьях не было никакого. Все, что она могла — ждать. А значит, надо было как-то себя отвлечь. Мастерская — вот самое верное средство. Немного взбодрившись, Лехтэ расправила плечи и пошла домой, доделывать раму для зеркала.

* * *

Располагаясь на поляне, Атаринкэ предполагал, что время будет тянутся долго, если не сказать мучительно. Однако бег по Чертогам и беседы с валар и майар отняли больше сил, чем показалось в начале. С собой он взял лишь воду, да пару пирожков, из тех, что остались со вчерашнего ужина. Поев, Искусник прилег отдохнуть, расположившись таким образом, чтобы спешащая на запад Ариэн обязательно коснулась лучами его лица — проспать совершенно не входило в планы.

Отдых был неспокойным. Видения, посещавшие Атаринкэ, касались либо его жизни в Эндорэ, причем не самых радостных моментов, либо ему казалось, что Лехтэ решила оставить его, или случайно оступившись, упала с горной тропы, а он не успел подбежать и удержать. Проснулся Куруфинвэ под упреки собственного сына, который сетовал на принудительное выселение из обители мертвых.

Встряхнувшись, он поплескал в лицо водой, немного отпил и принялся прохаживаться по поляне, ожидая.

Вайрэ не обманула — когда лучи Анара перестали достигать входа в Чертоги, отворилась дверь. Темноволосый эльда, чуть покачиваясь, вышел из нее и огляделся. Атаринкэ было хорошо знакомо это чувство — ликование от осознания себя вновь живущим, до странного ощущения неправильности всего происходящего.

Конечно, одежду ему никто дать не догадался.

Быстро, но абсолютно беззвучно Курво подошел к дереву, под которое положил амуницию и заглянул в чресседельные сумки. Сменная рубашка и штаны всегда были там. Поманил кобылу жестом, поседлал, бросил еще один взгляд на сына и, подавив желание подойти к Тьелпэ, вскочил на гнедую. Они быстро покидали это мрачное место, но вскоре Искусник остановился и спешился. Он достал запасную одежду и снял с себя сапоги. Атаринкэ оставил вещи на видном месте и на единственной дороге, что вела к населенным местам Амана. Подумав, он отцепил фамильную звезду от плаща и положил сверху. Что ж, он сделал все возможное, теперь стоило поспешить домой и обрадовать Лехтэ.

В Тирион Искусник вернулся уже ночью. Улицы, озаряемые светильниками, были пусты, поэтому он пустил верную Кууси рысью.

Он представлял, как сейчас обрадуется Тэльмэ, как радостно встретит его, а потом узнает главную новость. Атаринкэ забыл даже про усталость, он быстро расседлал кобылу, осмотрел ее ноги и, положив сена и проверив исправность поилки, оставил отдыхать. Сам же, забыв про свой несколько нелепый бессапожный вид, ворвался в дом. Его встретила тишина.

Удивившись, Искусник быстро прошел на кухню — пусто, и очаг давно прогорел, заглянул в спальню — никого.

— Лехтэээ! — позвал Курво. Ответом послужила тишина. Повторил осанвэ — молчит.

Безрезультатно проверив дом, пошел в мастерскую. Жена сидела перед почти законченной рамой, держа в руке инструмент, и смотрела куда-то перед собой.

— Лехтэ, родная, что с тобой? — в миг подлетел к ней Искусник, обнимая за плечи и заглядывая в глаза.