Реки растают (гет)

Июль

Карина села за стол и посмотрела сначала в панорамное окно, за которым виднелся городской горизонт, и только потом — на бывшего мужа. Она не стала снимать солнцезащитные очки, видимо, опасаясь, что ее узнают, а потому Максим не видел ее глаз. Но подозревал, что Карина смотрела на него с беспокойством. Еще бы — он позвонил ей спустя много месяцев и сказал, что нуждается в разговоре с той, кто слишком хорошо его знает.

— Макс, — привычно протянула Карина Филатова — после развода она взяла свою прежнюю фамилию, потому что Максим был против того, чтобы она оставалась Соболевой, — ты мне очень польстил, когда сказал, что я хорошо знаю тебя. Разве этот почетный статус не принадлежит Артему Казанцеву?

Максим сцепил пальцы в замок и покачал головой. Казанцев, конечно, был его лучшим другом, но только Карина видела бывшего мужа разным.

— Карина, — отчего-то голос Соболева стал хриплым, — скажи, ты когда-нибудь хотела стать матерью?

Она как раз пила воду и едва не поперхнулась ей. Максим и раньше задавал шокирующие вопросы, но не настолько.

— Тебе не кажется, что этот вопрос был гораздо уместнее, когда мы были женаты? — привычно попыталась отшутиться Карина, но Соболев был слишком серьезен. — Нет, Макс, никогда. Есть женщины для любви, а есть для карьеры. Может быть, однажды у меня будет ребенок, но не сейчас. А почему ты спросил?

Вслух Максим еще ни разу не произносил этих слов. Сейчас они казались слишком тяжелыми, чересчур объемными:

— Маша беременна.

Карина вздохнула, будто сказанное тяжелым бременем упало на ее плечи. Максим не знал, о чем она думала, потому что знал ее гораздо хуже, чем она знала его. По правде говоря, он так и не смог толком объяснить себе, зачем пригласил бывшую жену на разговор. Соболев не особо нуждался в советах Карины, грядущее отцовство пугало его куда меньше, чем в первый день, когда он о нем узнал. Просто… Просто это было слишком неожиданной новостью, и ее хотелось с кем-то разделить.

— Я уверена, что Артем сказал тебе, что ты не отец.

И Казанцева Карина, хоть и встречала его пару раз в год, тоже знала неплохо. Именно это он и сказал июльским хмурым утром, когда Максим курил в терминале внутренних вылетов. Маша с Ритой сидели в каком-то кафе и весело обсуждали покупки для малыша. Артем, по привычке, восторгов не разделял.

— Макс, Артем слишком сосредоточен на твоих прошлых грехах, — примирительно произнесла Карина. — К тому же, ты женился едва ли не со скандалом, на юной девочке, которая прежде читала тебе стихи Есенина у доски. Казанцев все-таки учитель, теперь еще и директор.

— Карина, — практически огрызнулся Соболев, потому что никак не ждал, что она вдруг начнет оправдывать Артема, о котором он вообще не планировал разговаривать, — я тоже учитель.

Предательская память тут же услужливо подсунула воспоминание, пронизанное визгом Ларисы Юрьевны. «Вы — не учитель, Максим Михайлович. Вы — педофил, и я добьюсь, чтобы ноги вашей не было ни в одной общеобразовательной организации», — кричала она на всю учительскую, собрав толпу зевак-учителей. Соболев и без этой чудесной женщины знал, как сильно проебался во всей этой истории с Машей, но педофилом он не был. Он любил ее, любил по-настоящему, и раз это чувство было взаимным, кто мог ему противостоять?

— Ты тоже учитель, я знаю, — все тем же примирительным тоном, который уже стал раздражать, продолжила Карина, — но по меркам моральных устоев очень… специфический. Речь, впрочем, не об этом. Артем сказал это не со зла, но то должен понять, что ребенок — это уже новый уровень семейной жизни. Красивых картинок в социальных сетях может поубавиться.

— Кто бы говорил о картинках! — уже совсем грубо стал огрызаться Максим. — Что ты хочешь от меня услышать? Да, я не был готов к тому, что Маша забеременеет. В будущем, конечно, мы бы стали родителями, но сейчас… Ей еще девятнадцать не исполнилось!

Карина скрестила руки на груди. Она была актрисой — прежде разношерстных мелодрам, которые двадцать четыре на семь крутили по телеканалам, но в последний год ей предлагали уже куда более серьезные роли в большом кино. Ее работа состояла в том, чтобы показывать самые разные эмоции, и она с этим блестяще справлялась. А еще Карина умела считывать эмоции с лиц других людей, поэтому сейчас четко видела проступившее во взгляде Максима отчаяние.

— Почему-то я уверена, что ты даже и не думал об аборте, — тихо проговорила Карина. — Для тебя ведь немыслимо так поступить с ней, верно? — Максим кивнул, и она улыбнулась. — Видишь, это уже говорит о многом. Я не мать, Макс, у меня нет детей, но я точно знаю, что любому ребенку нужны любовь и забота. Неужели вы с Машей не сможете обеспечить малыша этим? Я сомневаюсь.

— Маша теперь кажется мне такой хрупкой… Знаешь, будто вся она сделана из тончайшего фарфора, — признался Максим и улыбнулся. — А я все пытаюсь найти в ней какие-то изменения, но все как будто по-старому.

— Маленький срок? — догадалась Карина.

— Да, еще даже трех месяцев нет. Карина, — Максим хотел было взять бывшую жену за руку, но в последний момент передумал, — спасибо, что ты согласилась на эту встречу. Это мне помогло, правда.

Она мягко улыбнулась, радуясь, что Максим сейчас не видит ее грустных глаз. Маше Соболевой повезло: ее любят так искренне и безотчетно, как никто никогда не любил саму Карину. Она долгие годы была женой Максима, она знала (по его же словам) его, как никто другой, но настоящей семьи у них никогда не было. А еще Маше Соболевой всего девятнадцать лет, а Карине — уже тридцать один. Будет ли она хоть когда-нибудь так счастлива?

— Не могу сказать, — вернулась Карина к разговору, — что я сказала что-то сверхполезное, но я рада, что тебе стало легче.

— Тогда я поеду, нужно еще заскочить в университет, — сказал Максим, встав из-за стола. — До свидания, Карина.

Она помахала ему рукой:

— Пока-пока!

А после подозвала официанта, чтобы заказать вино, но все-таки смогла вовремя остановиться и попросила кофе.

Из октября

Рита обняла Артема со спины. Он вздрогнул, но тут же улыбнулся. От Риты привычно пахло цветами и совсем немного — корицей. Хорошо, что хотя бы в их доме все было по-прежнему спокойно.

— Чем дольше я смотрю на эту фотографию, тем сильнее мне кажется, что эта девушка похожа на Машу, — призналась вдруг Рита, вглядываясь в экран его смартфона. — Глаза только совсем другие.

— Ты не одинока в своих ощущениях, — подтвердил Артем. — И правда, очень похожа.

Они почти не говорили о том, что случилось, а еще старались об этом не думать. Рита, потому что ей было слишком больно за Машу; Артем, потому что желание свернуть другу шею довлело над всеми остальными эмоциями.

— Это ведь нелепая ошибка, верно? — спросила Рита с отчаянной надеждой.

— Я не знаю, Рита, — покачал головой Артем, вспоминая то, как орал на Максима в телефонную трубку. — Теперь этим вопросом будут заниматься другие люди.

Рита отошла от мужа и села на краешек дивана. Перед ее глазами до сих пор стоял безжизненный взгляд Маши и слышался ее голос, потерявший всякие краски. «Это не правда, это не правда», — все твердила она, комкая пальцами рубашку Максима.

— Где она сейчас? — спросил Артем, безошибочно угадав, о ком думала сейчас его жена. — В Москве?

Это было самым страшным, потому что никто не знал, где Маша. Она не брала трубку, не появлялась в их с Максимом квартире, не вернулась к родителям в Новосибирск. Юля Маленкова, с которой они особенно сильно сдружились в Москве, как и Игорь Северцев, ничего не знали о ее местонахождении. Правда, Маша оставила на столике в гостиной записку, состоявшую всего из трех слов: «Не ищете меня».

А поверх этого клочка бумаги лежало ее обручальное кольцо.

Примечания:

Группа автора ВК: https://vk.com/tayana_nester