Похищение господина Катарджиу (джен)

— Как я распутал дело, пап? Я же и не сделал ничего... — недоумевал замордованный всей культурой человечества Ионуц.

— Ты открыл мне глаза. Ни один нормальный ребёнок не выдержит такой жизни, как у Георге. Он от неё сбежит. Сбежит! — неожиданно радостно воскликнул комиссар.

— Я вас правильно понял? — спросил Петреску.

— Абсолютно. Теперь всё сходится. Даже одна вилка! И наконец-то удалось понять, где он прячется. Готовь котлеты и молоко, Петреску, — с торжеством в голосе продолжал Миклован.

— А почему я?

— Не мне же одному всё таскать из дома, — ответил Тудор.

— У аппарата, — с интонациями Клеопатры ответила мадам Катарджиу.

— Комиссар Миклован беспокоит, мадам. Прежде всего хотел бы принести вам извинения. Мой сын всё-таки не приспособлен к благородным высоконаучным воспитаниям.

— К сожалению, да, — сдержанно фыркнула Элизабета Катарджиу. — Хотя, должна заметить, господин комиссар, у вас очень милый и непосредственный мальчик...

— Мерси. И главное, мадам Катарджиу, эксперимент окончательно помог нам понять, где и как искать Георге. Сегодня же вечером мы едем на операцию, — подбодрил её Миклован.

— Вы ещё и хирург? — искренне изумилась Элизабета.

— Мадам, на нашем полицейском жаргоне "идти на операцию" — это значит кого-то задерживать, — пояснил комиссар. — В нашем случае — одного пл. мл. То есть плохого мальчика.

— Только не попадите в Георге! — сразу воскликнула госпожа Катарджиу.

— Не извольте беспокоиться, мадам. Думаю, оружие вообще не понадобится. Возможно, к одиннадцати вечера ваш сын вернётся домой. Салют!

Тёплым майским вечером гуляющие бухарестцы расходились с дорожек парка Хэрэстрэу, и только двое очень сосредоточенных мужчин в пиджаках и шляпах продвигались в глубь новой, недавно разбитой зелёной зоны румынской столицы.

— Господин комиссар, если будет опасность, я вас прикрою, — сказал Петреску.

— Опасности не будет, — заверил его Миклован. — Будет сырость. Возможно, это нам придётся кое-кого прикрывать одеждой... Лимбэ? Что ты тут делаешь?

— На нужное место хочу вас навести, господин комиссар, — заюлил цыган. — Вон видите белую плиту? — и карманник указал на плиту с надписью

МУЗЕЙ КРЕСТЬЯНСКОГО БЫТА

ДУМИТРУ ГУСТИ

обозначавшую вход в оный музей. Но музей был уже закрыт, и только соломенные крыши хаток темнели на фоне ещё голубого, но быстро синеющего неба. Эта часть парка опустела, и инспектор Петреску поёжился, представив себе, как здесь бродит ночью один юный господин Катарджиу. Со всей вековой тоской румынского земледельца на лице Петреску водрузил на БЕЛ. ПЛ. крынку молока и кастрюльку с шестью котлетами, но по звуку понял что-то нехорошее и заглянул под крышку. Это была уже кастрюлька без котлет.

— А где котле... — подивился было сыщик, но тут обнаружил, что Лимбэ что-то очень быстро уписывает. — Да как... как он успел?

— Я ведь тебя всегда предупреждал — с Лимбэ ртом не щёлкай, — усмехнулся Миклован.

— А что такого, господин комиссар? Я, пардон, с утра не жрамши, — резонно заметил цыган, дожёвывая котлеты, так любовно приготовленные мадам Петреску.

— Так, а ну тихо. У нас приличная засада, а не кабаре, — шикнул комиссар. Все трое забрались в кусты и залегли. Шла минута за минутой. Загорелись редкие электрические фонари.

— Внимание. Слышите? — шепнул, наверное, через тысячу лет ожидания Тудор Миклован.

— Что именно? — переспросил Петреску, потому что он слышал множество разных звуков и шумов: звук тормозящего трамвая за забором парка, звуки чуляндры⁽¹⁾ с эстрады, звук метлы дворника, подметающего парк, лай собаки, томные вздохи проститутки и пыхтение клиента в кустах... Это последнее увело инспектора в несусветные мечтательные дебри и он не сразу понял, что задумал комиссар.

— В подвале дверь скрипит.

Петреску в очередной раз поразился умению Миклована выделить из тысячи звуков самый нужный.

Действительно, в темноте с жутким скрипом отворилась дверь в погреба богатой хаты откуда-то из-под Бузэу и оттуда показалась зловещая тень, подкрадывающаяся к белой плите. Зрелище было столь эффектным, что Лимбэ начал яростно креститься. Тень нагнулась, одной рукой ухватила кастрюлю инспектора Петреску, а другой — крынку и, поднеся её к губам, стала жадно пить молоко.

Комиссар Миклован пружинистым прыжком вылетел из кустов и сказал:

— Ваша игра проиграна! Руки вверх!

— Мама! — сказала тень, оказавшаяся русоволосым мальчишкой дай бог на год старше Ионуца, в чуть поистрепавшемся пижонистом костюмчике. Он запустил кастрюлей в комиссара и дал дёру вглубь музея под открытым небом.

— За ним! — скомандовал Миклован. Петреску последовал за начальником, по ходу дела заметив, что Лимбэ куда-то запропастился.

Георге — не оставалось сомнений, что это именно он — петлял, как заяц, меж плетней и колодезных журавлей, но полицейские тоже не сбавляли темп, постепенно загоняя господина Катарджиу к озеру. Только над самым берегом сыщики всё-таки поотстали.

— Кажется, я ушёл, — донёсся до них голос мальчика. — Это была засада.

Георге сел в лодку и обнаружил, что грести-то ему нечем — вёсла куда-то пропали. Беглец застыл в растерянности и тут ему в лицо ударил свет фонаря в руке Миклована.

— Кажется, вы не ушли, господин Катарджиу. Кажется, вы задержаны... Комиссар Тудор Миклован, полиция Бухареста.

— А где вёсла, господин комиссар? — упавшим голосом спросил Георге.

— Это, я думаю, Лимбэ надо спросить. Петреску, иди заводить мотор. Этим вечером мы будем вращаться в высшем обществе.

— У аппарата...

— Мадам Катарджиу? Это снова комиссар Миклован. Не напомните, у вашего мальчика глаза голубые?

— Голубые.

— Нос курносый?

— Курносый.

— Удочка у него складная немецкая?

— Складная неме... Вы всё-таки нашли его, господин комиссар!

— Ждите нас через десять минут, мадам. Доставим.

В условленное время все трое — цыгана Лимбэ предусмотрительно приглашать не стали — стояли в гостиной особняка Катарджиу на улице Викторией, пред гневными очами мадам Элизабеты в вечернем платье цвета электрик. Из радиоприёмника тихо доносилась джазовая музыка, не предвещая, казалось бы, неприятностей.

— Неблагодарный! — тоном трагической актрисы вещала мадам Катарджиу. — Я ему то, я ему сё... Я с ним бегаю, я с ним плаваю...

— Не ты, а фройляйн Марта, — возразил Катарджиу-сын.

— Не перебивай! Я её всё равно уже рассчитала! Enfant terrible! И как, как ты собирался жить дальше?

Георге, красный как рак, выдержал паузу и признался:

— Уплыть в Америку. А там — в ковбои! Верхом скакать меня уже всё равно выучили. И вообще господин комиссар говорит, что ни один нормальный ребёнок не выдержит такой жизни!

Мадам тяжело вздохнула и патетически закрыла лицо рукой.

— Мадам Катарджиу, согласно уголовному кодексу на вашего сына не распространяются наши полномочия. Но он в вашей родительской власти, — сказал комиссар Миклован. — На каком наказании настаивает обвинение? — и улыбнулся так, что с Элизабеты Катарджиу как-то быстро слетела трагическая маска.

— Надо его посадить... за стол и заставить съесть подобающее ему пюре из брокколи! — Теперь уже Георге корчил из себя приговорённого к смерти гайдука. — Георге, прими душ как следует, ступай ужинать — и в постель! Немедленно!

— Что ж, мадам Катарджиу, дело можно закрывать. Петреску, на сегодня свободен. А мне осталось уладить ещё кое-какие формальности, — сказал комиссар, незаметно подмигнув помощнику. — Мадам, я хотел уточнить — а что за пьеску сейчас передают по радио? По-моему, она прелестна.

— "Приглашение на танец"⁽²⁾. Последний крик моды. Должна заметить, господин комиссар, вы знаете толк не только в сыске, но и в музыке, — улыбнулась ему Элизабета Катарджиу. — Совсем забыла, Миклован — мне следовало бы угостить вас стаканом вина. Муж бы так и сделал, хоть вы и большой нахал.

— Я на службе, мадам. Так что не будем торопиться — у нас есть ещё три дня до его возвращения из Женевы...

— Тудор, что это у тебя? Давно ты не покупал новых пластинок, — удивилась мадам Миклован несколько дней спустя, видя сына-комиссара с картонным конвертом под мышкой.

— "Приглашение на танец", последний писк. Теперь у меня с ней связаны очень приятные воспоминания. Буду слушать дождливыми вечерами, — слегка уклончиво ответил Миклован.

— Экстренный выпуск! Немцы обвинили Америку в поджоге "Гинденбурга"! Найден пропавший наследник вице-министра Катарджиу! — драл глотку газетчик на улице.

— Кстати, а Катарджиу разве не вручили тебе никакого вознаграждения? — спросила матушка Миклован.

— Вручили. Но оно теперь всё равно быстро уйдёт. Твоего внука после "следственного эксперимента" придётся записывать в конный клуб. Иначе он мне плешь проест раньше времени, — сказал комиссар. Но по его глазам было видно, что его эта перспектива скорее радует.

Сквозь штору пробивалось вечернее майское солнце.

1) Румынский танец

Вернуться к тексту

2) Речь идёт о мелодии, которая в оригинале называется Begin the beguine

Вернуться к тексту