Все подробности этого происшествия (джен)

Он медленно выплывал из сна. Снилось что-то неправильное, да и вокруг было что-то неправильное. Какой-то звук, высокий и навязчивый, какой-то запах, знакомый и неуместный, какое-то странное ощущение пространства, тоже вроде знакомого, но… Не открывая глаз, он попытался повернуться на бок. Руки были странно тяжёлые и негнущиеся, он страшно замёрз. Было жёстко. На бок повернуться не получилось. На руках перчатки.

Глаза сами собой распахнулись, но это ничего не изменило, было темно. Он попытался сесть, но что-то его держало. С обеих сторон. Он был не в своей постели, он вообще не понимал, где он. В то же время это место, этот запах, эта гулкая тишина были ему отлично знакомы. Он покрутил головой. Справа что-то светилось. И оттуда же доносился звук. Он снова попробовал сесть — опять не получилось. Хотя бы снять перчатки — он не мог поднять рук. Тогда он подвигал руками вправо-влево — это получилось, но с обеих сторон руки во что-то упирались. Это уже было что-то. Он согнул ногу в колене — она была страшно тяжёлая, но всё-таки сгибалась. Такое ощущение, что он связан, нет, что-то к нему привязано. Видимо, так и есть. Хоть бы содрать ненавистные перчатки и пощупать!

Он закрыл глаза, чтобы подумать. Какое огромное пространство! Спортзал? Нет, с куполом спортзалов не бывает. А, церковь! Я в церкви? Лежу?! Это где это я лежу посреди церкви? Не в гробу ли?

В животе похолодело.

Ладно, могло быть и хуже. Церковь ― не холодильник в морге и не закопанная могила, да. И не камера в крематории. Будем потихоньку выбираться. В крайнем случае, кто-нибудь придёт и спасёт, если только…

Да, если с подачи этого гада, то выбираться надо побыстрее, а то не посмотрят, что живой — закопают и живого, ещё и отпоют предварительно.

Надо посмотреть, какой гроб ― если какой-нибудь шикарный, то трындец. А если дешёвенький, ситчиком обитый, то это мать, и худшее, что грозит — стать посмешищем. Ничего, и не такое переживали. Не открывая глаз, он попробовал приподнять голову ― ощущение, что волосы пришиты к этому жёсткому под головой. Он скосил глаза вправо — что за! Справа кто-то лежал, просто в сумраке церкви (а он был уверен на сто процентов, что это церковь, причём центр храма) было очень плохо видно. А слева… да! Слева тоже кто-то лежит. Очень интересно. Видимо, не гроб ― но почему в церкви? Попробуем выбраться. Интересно, а как я сюда попал? И давай-ка пнём этих, которые с боков. Тут в животе снова похолодело — а вдруг это мертвецы? Он рванулся вверх и упал обратно. Тут справа раздался хриплый женский голос:

— Серёга, какого хрена? Дай попить, плиз, башка раскалывается…

— Я не Серёга, я Андрей, — машинально ответил он.

— А где Серёга? Ой, блин! Я что, так вчера наквасилась, что с тобой домой поехала? Серёга меня убьёт! И что ты меня держишь? Пусти, мне в туалет надо!

— Я тебя не держу! Разуй глаза — мы в церкви! И скреплены чем-то!

— Ни хрена себе глюк! Ладно, я тогда досыпать буду. Пока, Андрей!

Он разозлился и пихнул её локтем так сильно, как смог:

— Это не глюк! Это самая реальная реальность, ты! Давай выбираться отсюда, чем быстрей, тем лучше! А то скоро поздно будет!

— Отвали, глюк! У меня глаза не открываются, я пошевелиться не могу, а ты втираешь мне что-то! И ваще, дай попить, а?

Он молча попробовал вынуть руку из рукава. Её рука сгибалась вместе с его.

— Ты, как там тебя, держи правую руку прямо, попробую выпутаться. Как тебя зовут, кстати?

— Мика. Ты чего такой злой? И где мы, кстати?

Он, кряхтя, выпутывался из рукава — хорошо, хоть рубашку к пиджаку не пришили. А вот перчатку пришили к… Кстати:

— Эй, Мика. А что на тебе надето — перчатки и ботинки есть?

— Есть.

— Мы с тобой, похоже, сшиты. И перчатками тоже. Я сейчас выпутаю руку и посмотрю.

Рукав затрещал, но Андрей вынул руку из него и натянул на груди ткань пиджака — пуговицы были пришиты прочно, хорошо, не молния. Потом вывернул руку и расстегнул верхнюю пуговицу, а остальные не доставили особых проблем. Наконец он мог сесть… мог бы! Если бы волосы не были каким-то образом прикреплены к подушке, или на чём он там лежал головой. Он полез в карман за телефоном и тут его бесцеремонно дёрнули за руку:

— А меня ты будешь выпутывать?

— Сейчас. Дай оглядеться, а перед этим выпутать волосы.

Телефона не было, карман был пуст, и вообще, это не мой карман, с ужасом понял Андрей. Извиваясь, он вытащил левую руку и потрогал затылок — точно, пришит волосами к подушке, а подушка приклеена. Вот ведь кто-то заморочился.

— Хотя бы расстегни мне молнию, — капризно протянула Мика.

— Да подожди ты, меня ограбили!

Он сунул руку в другой карман, там было пусто. До карманов на штанах он не добрался, но похоже было, что они тоже пустые. Он протянул руку в её сторону, провел по её груди вверх и отдёрнул, когда она лязгнула зубами.

— Ты чего?

— Не лапай!

— Сама попросила тебя расстегнуть!

На ней была толстовка в обтяжку с капюшоном, капюшон затянут так, что оттуда торчит только нос, и завязан намертво, а молния застёгнута до самого верха. Попробовал развязать узел ― не вышло. Молния расстегнулась, под ней была футболка

— Хотя бы телефон достань, меня, небось, потеряли все.

— Где твой телефон?

— В правом кармане толстовки.

Ни в каком кармане телефона ожидаемо не оказалось. Она начала вопить, что Серый ее убьёт, ведь только две недели как… Ему это было совершенно неинтересно, и он вернулся к своим волосам — к счастью, они были пришиты небрежно и непрочно, хоть и отросли, всё равно короткие, и он начал их выпутывать.

Тут зашевелились слева — низкий мужской голос протяжно застонал, зевнул, потом рука дёрнулась — и Андрей получил сильнейший удар в бок, хорошо, не в глаз.

― Тихо ты! Не дерись.

― Какого хрена? Ты, козёл, ты чо, блин, делаешь в моей постели!!! Вали отсюда! Я ща полицию вызову! И отпусти меня, придурок.

И всё это время мужик пинался неистово.

― Разуй глаза, кретин! Ты спишь в церкви обычно, да?! И прекрати буянить, задолбал!!!

Мужик озадаченно замолчал и замер. Повертелся и спросил:

― Эй, а ты кто? Я что, умер?

― Не знаю. Я Андрей.

― А ты умер?

Андрей глубоко вздохнул и сказал:

― Нет. Я дышу. И голова болит. И телефон спёрли. Думаю, ты тоже без телефона. Как тебя зовут хоть?

― Сергей. Я вроде тоже дышу. А что вы тут делаете?

Тут хриплый вступила Мика:

― Я тоже дышу, всё прояснили, а теперь помогите даме. И дайте мне попить, наконец!

― Откуда здесь баба? ― спросил Сергей.

Андрей не ответил, он сосредоточенно отпутывал волосы от изголовья. Да это и не требовалось, его со… ― кто, кстати? Не собутыльники, не соратники, не спутники… Согробники, решил Андрей. Так вот, его согробники отлично справились без него.

― Я не баба, я женщина! ― верещала Мика.

― А женщина что, не баба?

И так далее, по нарастающей.

Андрей в этот момент обнаружил, что рубашка всё-таки пришита к пиджаку. Спинкой. К спинке пиджака и к лежбищу. Он протянул руку, пощупал и обнаружил, что штаны тоже пришиты к рубашке и к лежбищу верхней частью. И, видимо, трусы.

― Твою ж дивизию!

Андрей развязал галстук — хорошо, хоть его ни к чему не пришили! — расстегнул рубашку, брюки и рывком сел.

Орущие со… гробники замолчали и хором потребовали:

― А теперь меня развяжи!

Андрей огляделся и понял, что таки да, это действительно гроб. Только огромный, почти квадратный. В темноте не было видно, какого он цвета и обит ли он ситчиком. Он сказал:

— Развяжу, если заткнётесь.

Они моментально заткнулись.

Он сказал:

— Я сейчас ощупаю вас, чтобы понять, пришиты вы к гробу или нет.

Пленники оказались пришиты спинами к днищу и рукавами к обивке с боков. Капюшон Микиной толстовки тоже. Кроме толстовки на ней была футболка с длинным рукавом — тадамм! — пришитая тоже, и узенькие джинсики, намертво пришпиленные к обивке. Плотный свитер Сергея и его просторный рабочий комбинезон были прочно скреплены друг с другом и с гробом. И, естественно, одежда соседей по ложу была пришита к одежде Андрея.

Андрей понял, что вылезет из этого гроба только голый, а выпутать своих согробников без подручных средств не сможет. Они молча смотрели на него блестящими глазами.

— Я сейчас вылезу и пойду поищу нож или ножницы, чтобы отпороть вас и свою одежду.

Он развязал ботинки (они были пришиты к носкам, носки к штанам) и, извиваясь, стал вылезать из штанов и носков одновременно. К счастью, трусы были прхвачены небрежно и только в одном месте, он оборвал нитку, вылезая. Потом осторожно вылез из гроба и по холодному полу зашлёпал… куда-то. Где-то капала вода, и он пошёл на звук. Оставшиеся в гробу снова увлечённо ругались, одновременно пытаясь выяснить, как и куда они попали.

Андрей прошлёпал, как он думал, к выходу. Выход был закрыт. Около выхода стояла большая круглая чаша, в неё откуда-то сверху капала вода. Он смутно помнил, что выходов в церкви бывает много, и пошёл к другому. В гроб возвращаться не хотелось, там продолжали переругиваться со… товарищи по несчастью. Между тем зубы стучали всё ощутимее — не май месяц. Апрель, ага. Было холодно, а Андрей был голый. И босой. И из носа текло. И кстати!

Андрей решительно вернулся к гробу. Он вспомнил, что в кармане штанов у него должна быть пачка носовых платков. А в другом кармане — мультитул с ножом. Маленький, правда, но на то, чтобы отпороть…

Тут он подошёл к гробу и Мика с Сергеем заткнулись на полуслове, будто их выключил кто. В процессе перебранки они успели выяснить, что Сергей вовсе не тот Серый, которого звала Мика, и что это хорошо, потому что тот Серый первым делом ей вломил бы, а потом стал бы разбираться, что случилось и кто виноват, и что Мику вообще-то зовут Лена, просто ей это имя не нравится. Ещё Мика пыталась развязать капюшон своей толстовки, но в перчатке и одной левой получалось не очень. А Сергей расстегнул застёжки комбинезона и выяснил, что толку от этого нет, потому что комбинезон пришит к свитеру и спереди, и сзади.

Андрей забрался в гроб (он стоял на нескольких сдвинутых скамейках) и полез в карман штанов. Штаны оказались всё же его, и даже пиджак он вспомнил, но этот карман был пуст. Остальные карманы — тоже. Тогда он спросил:

— У вас есть что-нибудь в карманах?

— У меня и карманов-то нет, кроме толстовки, там был телефон, но он тю-тю, — сказала Мика. — Меня Серый убьёт, он мне недавно совсем его подарил.

— А у меня карман с дыркой и ножик провалился в штанину, за подкладку, — сказал Сергей. — И я его чувствую правой ногой. Видимо, его не заметили. В другом кармане был кошелёк, но сейчас… — он смешно поёрзал, — нету… — закончил он упавшим голосом. — И телефона тоже нет. И сигарет… Сколько времени и какое сегодня число? Я в отпуске до понедельника, а заснул в четверг… кажется… Я был на свадьбе, мы два дня гудели не просыхая. Или три? Или всё же два?

Под правой щиколоткой Серого в штанине действительно нащупалось что-то твёрдое. Перебирая пальцами, Андрей потащил это вверх по ноге, дотащил до кармана и обнаружил, что карманы аккуратно зашиты. Суровой ниткой через край.

— Дырка. На колене. Дай-ка я сам.

Сергей, немыслимо изогнувшись, вытащил руку из рукава и перчатки и изнутри штанов довёл нож до колена, а из дырки его выковыривал уже Андрей. К счастью, их рукава и перчатки всего-навсего скрепили друг с другом, а не пришили ко дну гроба.

Открыв нож, Андрей первым делом отрезал пиджак и рубашку, пусть с изрядным куском простынки и матрасика, потом максимально аккуратно отпорол их от штанов и чужой одежды, но надев их, сразу почувствовал себя лучше. Верхние детали от одежды со… товарищей и своих штанов он отпарывал гораздо аккуратнее, дырок, по крайней мере, не осталось. Потом так же аккуратно отпорол свои штаны от гроба и штанов товарищей — ботинки с носками не стал, но они были пришиты только к штанам, и он так и влез в штаны и ботинки, возблагодарив небо за то, что шнурки ни к чему не пришиты.

После этого стало возможно отпороть сперва Мику, потом в четыре руки Сергея, потом Сергей и Мика по очереди отпороли свои штаны от верхних деталей, а верхние детали от перчаток, и, наконец, все отправились искать выход.

Все двери были заперты. И окна тоже, по крайней мере, те, до которых они достали. Впрочем, даже если бы они открыли или разбили окно, все окна были за решётками. И сторожа не было — а Андрей крепко надеялся его найти и выяснить, где они и зачем, и почему в таком странном составе. И ещё ему было дико интересно, почему гроб и зачем кто-то так заморочился и пришил всё ко всему.

Страшно хотелось курить, но сигареты пропали с остальным содержимым карманов. Совместными усилиями они выяснили, что уснули в четверг в трёх разных населенных пунктах, причём ни один из них не уснул у себя дома, все трое пили в гостях.

Зато они нашли лестницу, ведущую на колокольню, на втором этаже была дверь в коридор. Все двери были закрыты, кроме дверей в туалет и небольшую кухню. В кухне обнаружился электрочайник странной формы, а из крана текла вода. И даже было электричество.

Выпив чаю и съев хлеба и печенья из пачки, все немедленно захотели спать, но спать было страшно — мало ли где проснёшься, заснув в таком месте. Решили спать по очереди. Первым вызвался сторожить Сергей. Андрей и Мика улеглись было на полу, но поняли, что рискуют примёрзнуть, поэтому все трое спустились вниз, в храм, унесли гроб на кухню и улеглись в него, там хотя бы мягко. Мика уснула моментально, а Андрей довольно долго крутился, но потом уснул и он. Вслед за ними, присев на стул, вырубился Сергей.