Виноваты будут двое (джен)

Гермиона стояла над распростертым телом отца в кругу света. Вокруг была кромешная тьма. Ее палочка была поднята, губы, не переставая, что-то шептали, рука дрожала. Из темноты перед ней вышли Минерва Макгонагалл и профессор Флитвик, они ободряюще улыбались ей. Увидев их, девочка будто решилась на что-то, направила палочку на папу и произнесла «Авада Кедавра». Зеленый луч пронзил лежащее тело. Гермиона неверяще перевела взгляд с трупа на свои руки — они были по локоть в крови. Ее глаза расширились от ужаса, она отшвырнула палочку, будто ядовитую змею, и упала на колени. А профессора, одарив ее на прощание еще одной улыбкой, скрылись в тени. Под телом начала растекаться лужа крови, которая, стремительно разрастаясь, подбиралась к ногам Гермионы. Но дальше освещенного места кровь не потекла, а начала подниматься. Девочка с ужасом наблюдала, как багровая жидкость скрыла под собой труп, поднявшись уже ей до пояса и не намереваясь останавливаться. Через полминуты кровь уже достигла ее горла, а вскоре, ощутив во рту ее металлический привкус, девочка начала захлебываться…

И проснулась… Она лежала на кровати, ее тело била дрожь, лицо было мокрое от слез. Потратив некоторое время на восстановление дыхания, осмотрелась по сторонам. Она была дома. Сейчас пойдет к родителям, ее обнимут, утешат, скажут, что это всего лишь плохой сон, и они пойдут на кухню выпить по чашке горячего шоколада. Блаженная улыбка растеклась по ее лицу. Она уже вставала с кровати, когда сердце пропустило удар. Нет, этого не будет ни сейчас, ни потом. Они мертвы. Она виновна в их смерти. Эта часть сна верна.

Гермиона опустилась обратно на постель, взглядом упершись в чемодан, стоявший рядом с дверью. Зачем ей куда-то ехать? Зачем что-то делать? Зачем вообще жить? В голове не переставая крутились вопросы о ее нынешних целях и желаниях: старые казались теперь бессмысленными, а новые не появились. Ей не хотелось ни что-либо делать, ни двигаться, ни существовать. Единственное, чего она желала — это провалиться обратно в беспамятство, перестав что-либо ощущать. 

Но разве она имеет на это право? Люди погибли из-за нее, а она хочет просто скинуть с себя всю ответственность. Нет, опуститься еще сильнее она не может. А значит, все, что ей сейчас позволено, — это исправлять свои ошибки. Да, родителей этим не вернешь, но существуют тысячи людей, чьи жизни находятся под угрозой. Возможно, уже через секунду кто-то из них испустит последний вздох. Она до боли закусила губу, ладони непроизвольно сжались в кулаки. Больше никто не должен умереть на ее руках. На этой мысли огонек мрачной решимости зажегся в ее глазах. Верно, она поедет в Хогвартс, начнет все сначала, сделает подвластными себе чары и зелья, поняв принципы их работы. А после она спасет столько жизней, сколько сможет. Так она, конечно, не искупит вину, но отдаст дань уважения родителям. Гермиона резко поднялась с кровати и направилась к выходу на улицу, подхватив чемодан.

Закрыв входную дверь, она еще раз окинула взглядом дом и сад. Было неизвестно, когда она появится здесь вновь, и случится ли это вообще. Правда, девочка сама не знала, хочет ли возвращаться. С этим местом было связано слишком много приятных воспоминаний, которые в одно мгновение перечеркнула смерть… 

Постаравшись отодвинуть мрачные мысли на задворки сознания, Гермиона отправилась на автобусную остановку. Это был ее первый раз, когда она поехала на вокзал не на машине, и первый раз, когда ее никто не провожал…

Автобус был почти пуст. Она села у окна и прильнула к стеклу. Мимо проносились знакомые улицы, и ее снова захлестнуло потоком воспоминаний. В этом кафе ей впервые дали попробовать мороженое. Оно было клубничным, украшенное зефирками. Она тогда испачкалась в нем, а потом уворачивалась от мамы, пытающейся ее умыть. Здесь они с родителями закупались канцелярией к школе. Набрали много тетрадок разных цветов, и, конечно же, она не упустила шанса пополнить свою домашнюю библиотеку парой интересных произведений. Папа тогда еще пошутил, что в скором времени книги выселят Гермиону из ее же комнаты. В этом парке ее учили кататься на велосипеде. А это клиника, в которой работали родители. Так, перебирая в памяти картинки из прошлого, одновременно прощаясь с ним, она задремала, проснулась, когда уже подъезжали к вокзалу.

Гермиона приехала задолго до отправления поезда. На платформе людей было еще немного, поэтому она без труда разглядела невдалеке рыжеволосое семейство, а там же и черные вихры Гарри. Ее лучшие друзья что-то оживленно обсуждали. Раньше она сразу, как их заметила, подбежала бы к ним и обняла, присоединившись к разговору. Но то было раньше… Сейчас же она не могла и с места сдвинуться по направлению к ребятам. Она смотрела на них и видела рядом с ними другую Гермиону, пересказывающую новую книгу друзьям, не знающую проблем серьезней экзаменов, бездарно тратящую время впустую. Одним словом, беззаботную, наивную, счастливую девочку, какой она была ещё вчера… Какой она была, казалось, десятилетия назад… Сейчас же между ней и мальчишками была пропасть, которую неизвестно, сможет ли она когда-нибудь преодолеть.

Она отошла от них подальше и направилась к поезду, стараясь не думать о друзьях, чтобы не причинять себе лишнюю боль. В вагоне Гермиона заняла свободное купе. Зайдя в него, заперла дверь изнутри, задернула шторы на окнах, и только потом опустилась на сидение. Раньше бы она сразу стала перечитывать учебники, чтобы только не упустить ни одной детали, однако теперь такое поведение ей казалось глупым и несуразным. Какой смысл помнить все, не понимая, где и как это применять. Сейчас ей надо действовать иначе, если она хочет исправить последствия собственного невежества.

Постаравшись на время забыть о переживаниях последних дней, Гермиона стала вспоминать всю информацию о магии, не касающуюся конкретных заклинаний. Первыми ей на ум пришли детские магические выбросы, о них ей рассказывали и Гарри с Роном, и с ней самой они не раз происходили. 

И вновь при мысли о себе в сознание непрошенным гостем вторглось воспоминание о том, как она магией спустила к себе книги с верхней полки. Родители тогда очень испугались, подумав, что вся эта тяжелая стопка упадет на их дочурку. Ее потом еще долго на руках носили, а папа все «потенциально опасные» книги вниз спустил. В то время родители были всегда рядом, готовые уберечь ее от любой опасности, а сейчас… По щеке Гермионы скользнула слеза, за ней еще одна. Девочка судорожно начала вытирать их рукавом толстовки. Ей нельзя плакать, нельзя. Она должна работать, много работать, не отвлекаясь на эмоции. Она не может отдаться горю полностью — не заслужила. Ей надо собраться и вернуться к выполнению задачи. Она не имеет права страдать, ей позволено только ненавидеть убийц и себя.

Пока Гермиона пыталась себя успокоить, поезд тронулся. Размеренный стук колес помог ей отвлечься от воспоминаний и собраться с мыслями. 

Так, детские выбросы случаются в результате сильного желания, часто подкрепленного яркими эмоциями. У Гарри подобное было с разбитой вазой, у Рона — с исчезновением двери в свою комнату (хотел хоть ненадолго побыть один), а у нее… с книгами. Она тогда просто сидела перед шкафом, пожирая глазами яркую обложку книги сказок, и мечтала, как она окажется у нее в руках. Во всех этих случаях у волшебников было четкое понимание конечного результата, а способ его достижения был неважен. Неужели это все, что нужно, чтобы магия сработала? Странно… Должно быть что-то еще, ведь не всегда, когда что-то нужно, магия приходит на помощь, а у взрослых выбросы вообще практически не происходят…

Сталкиваясь с интересной задачей, Гермиона растворялась в ней без остатка, все остальное отходило на задний план. Так было раньше, так осталось и сейчас. В подобном состоянии она досконально разбирала проблему, в конечном итоге находя решение. С нынешним вопросом получилось так же: немного поразмыслив, девочка пришла к выводу, что надо не просто думать о том, что хочешь, нужно, чтобы в этот момент других мыслей не было, а эмоции усиливают эффект.

Что-то подобное она читала и про непростительные — без желания убить или причинить боль они не сработают в полную силу, а то и вовсе не подействуют. Неизвестно только, насколько этой информации можно доверять, не проверишь же. Хотя… Кинуть в себя Круцио она была бы не прочь. Как вспомнит свои действия последних пары лет, так и хочется приложить по себе чем-нибудь болезненным. 

Так, что-то она отвлеклась, возвращаясь к вопросу, получается, что магия действует тогда, когда волшебник четко понимает, чего хочет. А чем старше маг, тем больше сторонних мыслей возникает: от способов реализации задуманного до опасений о возможных последствиях. Этим и объясняется редкость спонтанной магии у взрослых. А палочки и заклинания призваны послужить некими инструментами для облегчения процесса концентрации.

Интересная теория получилась, только насколько она жизнеспособна? Вспомним первый урок чар. Они тогда разучивали заклинание левитации. Казалось бы, что сложного: произнеси заклинание, взмахни палочкой — и всё, готово. Но получилось тогда у единиц, а она стала первой, у кого перо взмыло в воздух. Подумав об этом, Гермиона по привычке горделиво вздернула подбородок, а потом столь же резко опустила его обратно. Нечем тут гордиться, разобраться надо, почему так. 

Ну, с ней-то, допустим, все понятно: она летом прочитала все учебники и не раз представляла, как будет колдовать и что при этом будет происходить, а во время самого колдовства была полностью погружена в процесс. С людьми, чье перо просто осталось неподвижным, тоже более-менее понятно — недостаточная концентрация. А вот почему у некоторых с пером произошло что-то кроме левитации, например, оно взорвалось? Она не помнила, чтобы были заклинания с подобным эффектом, созвучные с «Вингардиум Левиоса», поэтому, возможно, ее однокурсник настолько опасался такого, что в красках представил, как взрыв происходит, вот он и произошел. Теория, конечно, требует проверки, но если она верна… То заклинания для колдовства не требуются, они просто упрощают процесс, вызывая нужные ассоциации, понятное дело, если волшебник их отработал и довел до автоматизма. Жест по логике должен тоже способствовать возникновению нужных образов. Проверить бы… А палочка тогда нужна для концентрации внимания на определенной точке пространства. Гипотетически за подобный инструмент могли бы сойти руки, в частности пальцы. Интересно, а глаза подобным образом использовать можно? Было бы удобно. С каждым новым высказанным предположением Гермиона увлекалась все сильнее, ее сознание как будто выходило из спячки, в которое оно впало после вчерашней трагедии.

А вот еще вопрос, почему трансфигурацию изучают отдельно от чар? Неужели она настолько сложна, что тот же подход, что и к обычным заклинаниям, не работает, они ведь изучали алфавит и правила для составления заклинаний, подходящих каждому конкретному случаю? И нет ли других настолько же сложных и комплексных чар, чтобы изучать их как отдельную дисциплину? Ох, сколько всего надо будет узнать и проверить. Только, наверное, стоит все записать, а то забудет еще по приезде в школу.

Гермиона полезла в чемодан за блокнотом. Достав его, принялась кропотливо записывать свои мысли. Пока она была увлечена этим занятием, за окном стемнело, начался дождь. Тишину в купе нарушали лишь скрип пера по пергаменту да звук барабанящих по стеклу капель. 

Как вдруг поезд начал сбавлять скорость, а потом и вовсе остановился. Странно, для Хогвартса еще рано. В попытках разобраться Гермиона выглянула в окно, но из-за усилившегося дождя ничего не увидела. Неожиданно погас свет, а стекло стало покрываться льдом. Это выглядело несколько жутко. Видимо, так показалось не только ей, так как вскоре послышались звуки открывающихся дверей в коридоре. Она сама решила не выглядывать: с друзьями общаться она не надумала, а ситуация не выглядит опасной, иначе школьников должны были бы предупредить. Поэтому она повернулась к окну и стала разглядывать морозные узоры.

Внезапно шум в коридоре затих, а затем оттуда повеяло холодом. Окно, что ли, открыли? Кому при такой погоде это могло взбрести в голову? Но додумать она не успела, дверь в ее купе начала медленно открываться. Сначала она увидела гниющую костлявую руку с длинными ногтями, а после и всю фигуру целиком, одетую в черный рваный балахон, скрывающий все тело. Гермиона не знала, что это, но ее сковал ужас, конечности окоченели, мир вокруг стал стремительно терять краски, становясь серым, а потом она и вовсе погрузилась в темноту. Перед ней возникли образы родителей, укоризненно смотрящие на нее. Они выглядели абсолютно живыми. Казалось, протяни руку, и сможешь дотронуться. Оттого ненависть в их глазах приносила намного большую боль.

— Мама… Папа… — прошептала Гермиона, желая лишь одно — увидеть прежнюю нежность в самых дорогих глазах.

Но в ответ услышала лишь: «Ты повинна в нашей смерти. Ты убила нас, убийца». Этого она уже выдержать не смогла, слезы покатились по щекам. 

— Простите, простите меня… Мамочка… Папочка… Пожалуйста, простите, — шептала девочка.

— Каково это, направлять палочку на собственных родителей? — голоса продолжали обвинять ее. Со временем они становились все громче и стали звучать со всех сторон.

— Пр-ростите, простите меня, — едва слышно повторяла Гермиона, захлебываясь слезами. Ей казалось, это никогда не закончится…

Как вдруг вспышка света, и она осознала, что по-прежнему сидит на диванчике в купе, а над ней склоняется какой-то мужчина.

— Мисс, вы как? Держите, съешьте, должно помочь, — проговорил ее неожиданный спаситель, протягивая шоколадку.

Гермиона машинально взяла протянутую сладость и молча уставилась на нее.

— Мисс, откусите, вам станет легче, — настойчиво продолжил мужчина, взяв у нее из рук шоколад. Он снял с него обертку и вновь подал девочке.

Только на этот раз Гермиона поняла, что от нее хотят, взяла плитку и немного откусила. В голове немного прояснилось, правда ненавидящие голоса родителей никуда не исчезли, но соображать стало явно легче.

— Доедайте и попробуйте вздремнуть, к приезду в Хогвартс все должно быть в порядке, а я пойду проверю остальных, — удостоверившись, что к лицу девочки начали возвращаться краски, мужчина покинул купе. 

После того как он ушел, Гермиона продолжила откусывать и жевать шоколадку. С каждым кусочком мир возвращал себе цвета, но вот образы родителей все так же стояли перед глазами, а их взгляд, полный ненависти и презрения, смотрел прямо в душу, разрывая ее на части. Когда винишь себя в тяжких прегрешениях, на душе становится так горько и плохо, что, кажется, хуже уже быть не может, но если кто-то значимый для тебя подтвердит это, то станет в разы хуже. Девочка прочувствовала это на себе: мысленно она прокручивала фразы, что ей успели сказать родители, и думала, если бы она могла с ними поговорить, услышала бы то же самое, или это все было только плодом ее помутненного горем рассудка. Она не знала ответ на этот вопрос и потому загоняла себя во все большие пучины отчаяния. 

Из этого транса ее вывел гудок паровоза, возвещавший о прибытии на платформу. Едва не забыв надеть мантию, она вышла из вагона одной из последних, села в карету к каким-то второкурсникам. Те либо не знали ее, либо постеснялись заговорить первыми, но начинать общение с ней никто не торопился. По прибытию в школу она сразу же постаралась затеряться в толпе. Если до видений в поезде ей просто не хотелось ни с кем контактировать, особенно с друзьями, то сейчас она желала забиться в какой-нибудь темный угол, чтобы не попадаться никому на глаза, и плакать. А ей казалось, что новая цель сможет приглушить ее тоску, а нет, новое потрясение, и вновь ей приходится собирать себя по кусочкам. В большом зале она села одновременно поближе к дверям и подальше от своих однокурсников. Оказавшись за столом, она отрешилась от реальности: слишком уж многое на нее сегодня свалилось, ее внутренний резерв был исчерпан. Сегодня она уже больше ничего не будет делать. Да простят ей родители эту слабость, но у нее больше нет сил. Погруженная в себя, она пропустила и приветственную речь Дамблдора, и представление новых учителей, и церемонию распределения, отвлеклась лишь тогда, когда на столе появилась еда. Пару минут взирала на блюдо, как будто не понимая, где находится. Потом нерешительно пододвинула к себе тарелку с пюре и сосисками. Аппетита не было, она съела пару ложек, а потом просто размазывала пюре по тарелке. Посидев так десять минут, незаметно ото всех встала и отправилась в гостинную, желая лишь одного: уснуть.

* * *

Северус Снейп сидел за преподавательским столом, задумчиво смотря на школьников. На сегодняшнем собрании педагогического состава Дамблдор сообщил две новости, и обе сулящие ему проблемы. 

Первая была о множественных нападениях Пожирателей на магловские семьи, после которых выживали единицы. Не посчастливилось и родителям одной из студенток, по удивительному стечению обстоятельств, подружке Поттера, раздражающей гриффиндорской всезнайке Гермионе Грейнджер. Не сказать, что он испытывает к ней симпатию, но и такой участи не желал точно. Хотя и открытого сочувствия она от него тоже не дождется, с этим успешно справятся и другие учителя. Вон Минерва с Помоной уже вовсю обсуждают, как нелегко пришлось «бедной» девочке. 

К этому времени почти все школьники уже расселись, остались только первокурсники, толпящиеся у дверей. Уже по привычке профессор стал глазами искать золотое трио. Поттер с его бестолковым другом Уизли обнаружились сразу в самом начале стола гриффиндорцев. Иначе и быть не могло, самовлюбленный мальчишка хочет привлечь внимание всех первокурсников к своей персоне. А вот Грейнджер рядом с ними не наблюдалось. Поводя глазами по залу, девчонку он все-таки обнаружил — она сидела в отдалении от сокурсников. Что ж, хочет побыть в одиночестве — ему это даже на руку: без ее мозгов все выходки компании станут менее изощренными и продуманными — ему будет проще оберегать мальчишку. А в этом году это точно понадобится: вшивая псина сбежала из Азкабана. И ладно бы только это, так на его поиски отправили дементоров, которых допустили на территорию школы. Хоть директор и запретил им приближаться к замку, но вряд ли это поможет полностью уберечь учеников от их влияния, а значит, варить ему еще больше восстанавливающих зелий, как будто ему работы мало…

Кто вообще додумался допустить этих кошмарных существ к детям? Эти ж твари уже успели напасть, хотя учеба даже не началась. Люпин рассказал, что в поезде одна из студенток чуть не попала под поцелуй дементора. И ведь какое стечение обстоятельств: судя по описанию, нападению подверглась Гермиона Грейнджер. Да, что-то совсем девчонке не везет, что ж, может, он даже баллы завтра с нее снимать не будет. При мысли о завтрашнем зельеварении с Поттером настроение окончательно испортилось, и он сразу после окончания церемонии распределения ушел к себе.