Парадокс (джен)

У вас когда-нибудь возникало ощущение, будто вы застряли во времени? День за днем крутишься внутри своего маленького колеса, чтобы обнаружить, что в какой-то момент вы вернулись к тому, с чего начинали. И так день за днем, год за годом. Крутишься и крутишься,... бесконечно умирая внутри. Со временем ты уже и не чувствуешь ничего. Ты просто… пленник, попавший в спираль чьих-то снов.

Когда меня подтаскивали к лестнице, у подножия которой меня ждал Лодун, я просто смирно висел в чужих руках. От стальных пальцев на плечах явно наливались синяки — судя по боли, которую причинял любой рывок, — на лицо свисали волосы, мешая обзору. Но все это было не важно.

Живот полоснула холодная сталь, и в первый момент я сначала даже почти не почувствовал — клинок был острый как бритва…

Контрастно горячая боль потекла вместе с кровью из меня только когда металлические пальцы разжались, и я упал на серые плиты, на несколько мгновений окрашивая их в темный красный. Насыщенный и яркий на фоне однотонной серости вокруг…

С сипением попытавшись сделать вдох, я с трудом поднял руку. От боли я уже практически ослеп, но насыщенный багряный бросался даже сквозь предсмертную пелену. А потом я умер. Опять.

«Начнем сначала!»

Судорожно вздохнув, я схватился за живот — пальцы ожидаемо ощутили только целую кожу и ткань, но рефлексы были сильнее. Волосы как обычно рассыпались по плечам, отвлекая и напоминая о том, что мой день был начат заново. Не было смерти от распоротых внутренностей, не было багрового цвета на пальцах…

Привычным жестом я выдернул тесемку с ремня на груди и перевязал волосы, попытавшись собрать их хоть в какое-то подобие пучка — белые пряди были слишком длинные, упорно выскальзывали.

Серая, пустая, словно выжженная, равнина вокруг, легкое головокружение, странная режущая боль в груди при первых нескольких вдохах — все это было настолько привычно и знакомо, что я совершал действия полностью механически, на автомате.

Очередная попытка кончилась ничем. Очередной смертью. Откатом в начало.

Когда-то давно я пытался считать свои смерти — и их, и последующие дни, — словно это на что-то влияло. Но очень быстро откровенно сбился и перестал.

Глубоко вздохнув, я отряхнулся от несуществующей пыли и осмотрелся — я снова очнулся невесть где, но даже это место было давным давно знакомо — как и все вокруг, чуть ли не до последней песчинки бесцветной земли.

Торопиться было некуда, запас моего времени был в каком-то смысле бесконечен, так что я спокойно двинулся к темному холму на горизонте, за которым стояли первые дома.

«Начнем сначала!»

Никому здесь нельзя было доверять. Вообще никому.

«Начнем сначала!»

Я раз за разом умирал, и многообразие моих казней ужасало. Но, кажется, даже фантазия моих палачей начала постепенно иссякать.

«Начнем сначала!»

Я очень устал. Не знаю, сколько времени я уже пытался найти выход отсюда. Я не был уверен, что понятие «времени» вообще здесь существует — по крайней мере для меня. Считать количество прожитых часов было бессмысленно, количество дней — тем более, поскольку зачастую я не проживал и половины.

Усталость копилась, и надежды оставалось все меньше. В поисках хотя бы намека на существование какого-либо выхода из этого крошечного мирка, я начал терять надежду. А вместе с ней и осторожность. Раз за разом я лез напролом туда, куда не следует, прямо задавал вопросы, которые не следует, и в попытке найти хоть что-то я не находил ничего, кроме смерти. Мое время тянулось как самая бесконечная резина и одновременно улетало, словно песок сквозь пальцы, а я ровным счетом ничего не мог поделать. Ничего.

«Начнем сначала!»

Через усталость начали пробиваться… странные вопросы.

Однажды я пришел в себя на мелководье, в колючей прибрежной траве. Меня не поленились скормить Золотой пасти, и, видимо, именно поэтому я очнулся около водоема, пускай намного дальше, чем находился тот, где я был в очередной раз казнен.

Лежать так в воде вдруг оказалось на удивление комфортно — было достаточно неглубоко, чтобы я не опасался захлебнуться и достаточно тепло, чтобы я не мерз. А после раздирающего ощущения острых как иглы зубов, впивающихся в плоть, прохладная влага казалась… очень успокаивающей. Словно находиться в воде было для меня чем-то привычным…

И даже мысли о том, что здесь может жить такой же милый зверь, не заставили меня сдвинуться с места.

Небо, нависшее надо мной, казалось тяжелым, неподвижным сводом, словно выточенным из камня… И я замер, залип взглядом на его неподвижной глубине.

Меня не раз спрашивали перед смертью. И Лодун, и голос самого Доминуса Тракса — неслышимый, словно звучащий где-то внутри меня.

«Что ты ищешь?»

«Зачем ты это делаешь?»

«Сколько раз ты еще должен умереть, прежде чем смиришься и примешь свою судьбу?»

За все время своего существования я не получил ни одного ответа, только вопросы.

Поэтому и я только скрипел зубами и молчал. Или смеялся, зная, что мой смех бесит моих палачей.

И сейчас, не в силах сдвинуться от усталости, накопившейся в каждой клетке моего тела, я просто смотрел на низкое, темное, бесцветное небо. В груди странно кололо, словно ныла старая рана, которых у меня не могло быть. Волосы белым облаком колыхались вокруг моего лица в такт слабому плеску волн.

Подняв правую руку, я раскрыл ладонь к небу, как будто пряча глаза от яркого солнца, которого здесь не было.

«Яркого… чего?»

Резко сев, я закрыл руками лицо. Вода шумно плеснула вокруг, волосы неприятно оплели шею и спину, но мне было все равно.

Дикое, иррациональное ощущение чужого присутствия где-то на краю моего сознания сначала напугало меня. Но страх почти сразу перешел в такое же иррациональное ощущение… ожидания. Тревоги. Тепла.

Меня затрясло, словно вода была ледяная, и я отодвинул руки от лица и внимательно осмотрел свои пальцы под тонкой кожей перчаток.

Почему рыжий? Почему такой яркий и теплый цвет, хотя весь мир вокруг имеет оттенки серого? Почему моя одежда так сильно отличается? Почему я кутаюсь так, словно боюсь замерзнуть, хотя здесь это невозможно? Почему мои волосы раз за разом отрастают до такой длины и почему они белые как снег?

«Белые как… что?»

Так же резко вскочив, я решительно принялся выбираться из воды, на ходу привычно выдирая тесемку с ремня на груди и перевязывая мокрые, тяжелые волосы.

Я не знал, что там за пределами этого странного, серого мира. Я не знал, кто я и почему я здесь. Я ничего не знал.

Доминус Тракс мечтал сломать меня, сделать такой же послушной, терпеливой, завистливой, но молчащей куклой, как всех вокруг себя. И отчасти у него это конечно вышло — что-то внутри меня явно сломалось. Но вместо сломанного, вместо пустоты, что должна была образоваться, вдруг выросло что-то новое, незнакомое. Иное.

Что-то, принадлежащее миру извне.

Да, я все еще ничего не знал. Здесь и сейчас я окончательно перестал понимать что-либо, потеряв непоколебимую уверенность в реальности мира вокруг, но зато приобрел нечто более ценное, пускай больше похожее на мираж.

Я понял, почему я так искал выход, даже ровным счетом ничего не соображая. Я понял, почему так стремился сбежать от своего мнимого бессмертия. Почему время, бесконечное, закрученное в петлю, казалось мне песком.

Где-то там, снаружи, меня ждали.

И даже, когда я этого не помнил, этот факт придавал мне сил.

Так что теперь я точно знал, что это — затянувшийся кошмар. И однажды он закончится. Должен закончится.

«Начнем сначала!»

— Король пришел в ярость из-за тебя! — Лодун почти хрипел от злости. — И не только он!

Когда стальные пальцы разжались с моих плеч, я откровенно свалился на каменные плиты, едва успев подставить затекшие руки.

Болело все тело, но я кое-как поднялся, садясь на пятки. Кожу на лице саднило — я самым нелепым образом поранился об какую-то ветку, в попытке сбежать от Даксов. При чем довольно сильно, с подбородка откровенно капала кровь.

— Ты достал нас обоих!

Тыльной частью ладони я вытер щеку и сам для себя неожиданно широко улыбнулся.

— И Приказом Его Величества Доминуса Тракса ты приговариваешься к смерти через!..

— …«ты приговариваешься к смерти через!»… — вторил я Лодуну.

Слово в слово, секунда в секунду, эхом повторив даже интонации.

Как Лодун взбесился! Он аж взвился весь, вздыбился, словно ощерившийся зверь, отчего я едва сдержал смех.

— ТЫ БУДЕШЬ СМОТРЕТЬ НА МЕНЯ, КОГДА Я!..

Перебить его почти что крик ехидным уточнением я не успел.

Раздался резкий свист, словно воздух рассекло хлыстом, и я только успел почувствовать странный холод.

А потом меня пронзила боль. Настолько острая, что я не смог даже закричать — открыл рот, но лишь обессиленно хватанул воздух. В глазах потемнело, но скосив их, я смог сквозь мгновенное выступившие слезы разглядеть странный клинок, пронзивший мне грудную клетку со спины. Лезвие, полупрозрачное, словно эфирное, курящееся черно-синей дымкой, торчало из груди ровно в том месте, в котором я до этого испытывал странный дискомфорт, и под таким углом, будто меч упал в меня буквально с небес.

Я поднял дрожащие руки в бессмысленной попытке коснуться черного клинка, но в глазах окончательно потемнело. Крови не было, ее и не могло быть, но я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Боль была такая, что я был близок к потере сознания.

— …Отправить обратно в ад… — раздался вдруг в моей голове шепот.

Злорадный, холодный, вкрадчивый и шелестящий голос, призрачный как и меч в моей груди.

Но, как только он замолк, эфирное лезвие льдом растворилось, исчезло, обдав напоследок холодом мои внутренности.

С трудом вздохнув, я едва подавил в себе желание закашляться, провел ладонью по месту раны, которой не было.

В этот же момент неожиданно поднялся ветер — редкие, короткие порывы дернули края моей накидки, кинули на плечи волосы, зашелестели ветками деревьев. Одновременно с ветром задрожала земля под ногами — мелко-мелко, неприятной вибрацией отдаваясь в колени, — и в небе над нашими головами зародился гул.

И Даксы, притащившие меня, и Лодун вскинули головы, и я тоже проследил за их взглядами, уставившись в облака.

А среди них с грохотом и сиянием, как будто трещинами расколовшим небо, появилась звезда.

Буквально несколько секунд мы все как завороженные смотрели на все усиливающийся свет, а затем Лодун радостно вскинулся.

— Ха! Даже лучше! — в попытке перекричать грохот падающей звезды завопил он и вскинул руку, злорадно тыкая в небо. — Смерть! От! Метеорита!

Я не знаю, что вдруг на меня нашло. Теоретически, я уже пережил столько смертей, что одной больше, одной меньше — по большей части было все равно. И мои палачи давно привыкли, что на этапе казни я никогда не сопротивляюсь, не убегаю — если я уже попался, какой в этом смысл? Намного проще было дать Доминусу Траксу очередную порцию моей крови и начать все заново, чем пытаться убежать от вооруженных Даксов, у которых всегда поблизости была подмога на Кайтах.

О том, что однажды меня могут просто не вернуть, я никогда не задумывался.

Не задумывался и сейчас, но неожиданно проснувшийся инстинкт самосохранения решил все за меня. Возможно, дело было именно в происходящем — происходило что-то новое и непривычное, выбивающееся за стандартные уже рамки схемы «поиски неведомого — смерть». Неведомое само пришло, буквально падало с неба, и я не мог потерять этот момент.

В любом случае я как-то совершенно автоматически сгруппировался, и в последнюю секунду, когда свечение и шум стали невыносимо близки, успел кувырком уйти в сторону.

Воронка от удара метеорита осталась совсем небольшая, но грохнуло так, что я оглушенно покрутил головой. Но боль в перепонках утихла почти мгновенно, и вот тут я с еще большим удивлением понял, что выжил единственный — только оплавленные и искореженные куски Даксов валялись вокруг дымящейся ямы.

Мои палачи были мертвы. Пускай так же временно, никто не мог здесь погибнуть, пока того не пожелает Доминус Тракс. Но в этот раз, здесь и сейчас мертвы были они.

Они, а не я.

Тряхнув головой, чтобы сбросить удивленное оцепенение, я осмотрелся — даже метеорит не смог привлечь праздное внимание, хотя я понимал, что Доминус уже знает о том, что здесь произошло, и поэтому стоило поторопиться.

С опаской и любопытством я подобрался к вздыбленным каменным плитам.

Я собирался только заглянуть, посмотреть на эпицентр маленького взрыва и попытаться уйти. Сам правда не знал куда и стоит ли, но раз выпал шанс…

Однако на самом краю воронки меня вдруг повело, в глазах на мгновение помутилось. Я пошатнулся и упал на колени вперед, едва не скатившись руками вглубь ямы. Стоило моему зрению проясниться, как взгляд прямо-таки магнитом притянуло то, что было «метеором» — и у меня по коже прошел озноб.

Это была рука. Крупная женская кисть, в перчатке, с частично открытыми пальцами.

И от отрезанного запястья вдруг отделились тонкие, полупрозрачные жгутики. Я не успел даже отреагировать, попытаться как-то отползти или хотя бы сдвинуть руки, слишком близкие к жуткой находке, — светящиеся голубым нити рванули к моей правой, ближайшей ладони, впились в пальцы, оплетая их, наползая на предплечье.

Я в ужасе задергался, уперся в землю и подался назад в попытке выдрать конечность, но чужая кисть вдруг легко дернулась вместе со мной, зависла над ладонью. Голубые нити одновременно с этим словно прожигали, плавили мою плоть, вгрызались прямо в нервные окончания. Почти рыча от дикой, слепящей боли, я пытался сжать кулак, хоть как-то воспротивиться, но через мгновение все кончилось коротким рывком чужеродной части тела. Моя плоть с треском разошлась, распалась на неровные половинки, мгновенно исчезая, словно под перчаткой изначально ничего не было, и, оплетая мою руку до локтя, синие жгутики намертво пришили чужую кисть вместо моей. Даже боль мгновенно утихла, оставляя странное опустошение и холод в животе.

Сморгнув выступившие слезы, я поднял руку к глазам, осматривая чужеродную ладонь, заменившую мою собственную. Пальцы послушно шевельнулись, спокойно подчиняясь мне как родные, и у меня вырвался нервный смешок.

В голове в этот же момент у меня вдруг зазвучал странно знакомый женский голос, тихий, шелестящий как воспоминание.

«Проснись… Проснись, Тэнно…»

Возможно это и было воспоминание, я ни в чем не был уверен в этот момент.

По ощущениям я не раз слышал эти интонации, и они что-то вдруг шевельнули глубоко в моей голове — как в тот момент в воде… А по факту не было даже смутных ассоциаций. И это сильно сбивало с толку.

Подняв обе руки на уровень лица, я осмотрел ставшие такими разными пальцы и нервно засмеялся.

Неведомое не просто пришло и упало с неба, оно вцепилось в меня, словно я был последним шансом на спасение. Возможно так и было — для нас обоих.

Чуть успокоившись, я снова огляделся — прохлаждаться времени действительно не было.

Мелькнула мысль о возможно уцелевшем оружии Даксов, и в первый момент она показалась вдруг такой кощунственной, что я аж замер. Я никогда не держал в руках оружие. Никогда… Вроде бы, никогда…

Но мою новую правую руку вдруг на миг объяло свечение, быстро отделившись в маленький огонек. Тот метнулся по воздуху вперед, к ступеням дворца, подсветил что-то на них и так же быстро скользнул в противоположную сторону. Заинтересованно шагнув за ним, я обнаружил, что свечение указало мне на Сирокко, лежащий в останках одного из Даксов, откинутого ударной волной.

Мысль об оружии в руках все еще принесла странный дискомфорт, но я почти сразу откинул все это — чтобы сохранить события этого дня и узнать, что может случится дальше, мне нужно было выжить. А без оружия это было невозможно.

Подхватив пистолет, рукоять которого, вопреки ощущениям внутри, легла в ладонь легко и привычно, я повернулся к все еще пританцовывающему на краю площади огоньку.

— Веди, — почти беззвучно выдохнул я.

Огонек дернулся и метнулся вперед.