Запятнанная совесть (гет)

Москва. Вечер. Конец рабочего дня. Зажигались фонари, освещались полосы асфальтированных дорог, по которым редко проезжали автомобили, и тротуары, по которым спешили пешеходы.

— Алло, да, привет, мам! — начала диалог Белла Раймондовна, стоя внутри железной телефонной будки. — Как ты, как папа?

На ответ матери девушка кивнула. Любимый голос повлиял на Манежную: она широко улыбнулась и что-то невнятно пролепетала перед тем, как ответить.

— У меня все хорошо. Вот как раз по дороге с цирка решила позвонить тебе, все-таки так давно не общались. А? Тяжело ли мне? Нисколечко! — звонко выплеснула Белла, закивав телефонной трубке, кусая сухие губы. — Тут в общежитии такие соседки все хорошие, тоже культурные, цирковые… — на уголках губ проскользнула усмешка, — А? Жениха? — голос Раймондовны дрогнул. Девушка похлопала глазами и прочистила горло, закашляв. — Мама, я без пяти минут звезда! Какие мужчины? Что? В моем возрасте уже Мотя была? — Белла цокнула, — Ну ма-а-ам… — театрально протянула девушка, чуть ли не хватаясь за свою белокурую голову.

Разговор, казалось, продолжался слишком долго: в будку начала бить кулаком девочка, желавшая с кем-то поговорить.

— Тетя, Вы долго? Уже минут двадцать болтаете! — через стекло пробивался тоненький голосок. — А кабинка тут одна работает!

Белла, услышав назойливого октябренка с большими белыми бантами на голове, закивала. Попрощалась с мамой, положила трубку и открыла дверцу.

— Все, можешь зайти, — девушка улыбнулась. Вдруг остановилась, посмотрела на девочку, потом на телефонную будку, — Ты же не достанешь…

— Ага, — октябренок кивнула, — можете подержать меня, тетя? Я правда буду недолго. Мне папе позвонить надо, — девочка сложила руки в молящем жесте и похлопала светлыми ресничками.

Белла пожала плечами, легонько улыбаясь. Она не могла отказать после такой причины. Взяв ребенка на руки, Раймондовна помогла набрать нужный номер другой рукой, когда девочка бросила копейку в монетоприемник.

— Алло, пап. Я телефон дома случайно поломала. Как? Я пыталась тебе позвонить. Что? Мама убьет тебя? Я защищу! Там правда-правда починить можно, а у тебя руки золотые, ты точно сможешь! Хорошо, пап. Пока, пап! Я тоже тебя люблю! — на последних словах малышка вытянула губы в трубочку и попыталась сымитировать звук поцелуя.

Гудок. Белла снова повесила трубку и поставила девочку на пол, аккуратно поправив ей подол красного платья. Девушка еле сдерживала смех от контекста разговора и всей ситуации.

— Спасибо Вам большое, тетя. А как Вас зовут?

— Белла, — спокойно ответила циркачка.

— Ух ты, Белка! — девочка захлопала в ладоши.

— Белла, — повторила Манежная, покачав головой. — Белла.

— Хорошо, тетя Белла. До свидания, тетя Бэлла, — пролепетала октябренок и, развернувшись, побежала в сторону невысокого многоквартирного дома, напевая какую-то песенку.

Проводив девочку взглядом, Манежная выдохнула и спрятала смешок, переваривая в мозгу этот комичный эпизод. Общежитие все еще было далеко. Девушка знала до него дорогу как свои пять пальцев. Вскоре позади оказался тротуатр с высаженными деревьями и новые дома, немного пахнувшие краской.

Выточенные станции метро, поражающие иногородних своей монументальностью, не удивляли Беллу: она жила в Москве не первый год, и вся незнакомая раннее красота ей стала слишком привычна. Даже лепнина и мрамор, притягивающие взор даже самого искушенного любителя культуры, были для Манежной не лучше новой облицовки в общежитии. Девушка не понимала, куда исчезла та привычная радость. Шум колес ввел циркачку в легкую дрему.

— Остановка «Динамо». Следующая станция «Аэропорт», — прозвучал знакомый голос диктора.

Толпа жила своей жизнью. Люди бегали из вагона в вагон, пытаясь за чем-то угнаться, поймать. Белла посмотрела по сторонам, будто искала кого-то. Взглянула на часы:

«19:57»

Сегодня она рановато.

Коридор был длинный, уложенный плитами и мрамором. Ярко горел свет. Толпа все шла и бежала, торопясь жить. Белла снова оглянулась: в поле зрения попал невысокий молодой человек. Смугловатый, с черными короткими кудрями, завивающимися, словно у барашка. Одет был неброско, даже бедно. Незнакомец пробежал между несколькими зеваками, ловко скользя руками у раскрытых сумок и карманов. Вслед за ним проскочил подражатель, также кого-то обчистивший.

Белла ошарашенно наблюдала за этой сценой. Чувство гнева и справедливости накрыло девушку. Ей хотелось закричать, поднять шум, чтобы какой-нибудь неравнодушный милиционер в толпе поймал нарушителей.

Через несколько мгновений первый воришка вцепился в Раймондовну своими карими глазами: у Манежной замерло сердце, когда их взгляды встретились. Незнакомец приложил к губам палец и подмигнул, скрывшись далеко в толпе.

«Неужели это он мне?» — резкая мысль пронеслась в голове Беллы. — «Я теперь… соучастница? Ах, что за!..»

Оказавшись на улице, Раймондовна вдохнула полной грудью, ощутив порцию свежего воздуха холодного лета и легкий холодок, пронзающий уставшее тело. Деревьям еще рано было наливаться цветастой рябью. Изредка накрапывал дождь. Манежная успела забыть о недавнем случае воровства, придумав в голове оправдание: бедные люди.

Дойдя до общежития и пройдя через контроль недовольной комендантши, Белла быстро поднялась по лестнице и прошла на второй этаж, где жили ее бывшие однокурсницы и теперь некоторые коллеги. С общей кухни доносился запах то ли сгоревшего чайника, то ли испеченных печений. У плиты возился Вальдемар — друг Беллы со студенческих времен, работавший клоуном в одном из цирков.

— Белла, приве-е-е-т! — закричал юноша, увидев грациозный силуэт в коридоре и замахав свободной рукой.

— А? Да, привет, Вов, — Белла помахала в ответ.

— Я испек печенья! Будешь? — таким же громким голосом предложил парень. На столешнице в тарелке лежала приятная на вид выпечка со странным запахом.

— Нет, спасибо. За фигурой слежу! — ответила Раймондовна.

Манежная дошла до своей комнаты и без стука влетела туда. Девушка вместе с сумкой приземлилась на свою жесткую кровать и уткнулась в белую подушку лицом.

— Наконец я дома… Как же выматывают эти репетиции, — пробубнила Раймондовна, сжимая наволочку.

Через несколько мгновений дверь открылась: в комнату заглянула соседка Беллы — Алиса.

— О! Белла, мы тебя уже всем этажом потеряли! — прозвучал ласковый звонкий голос. — Скоро «Весну на заречной улице» показывать будут, не хочешь с нами? У Лены из комнаты напротив телевизор появился. А?

Манежная любила подобные посиделки: ей нравилась обретаемая беззаботность и чувство сплоченности, нежное товарищество на один сеанс редко показываемого кина. Но сегодня такое развлечение ей было не по силам. На предложение соседки Раймондовна что-то промычала в подушку, притворно закрывая глаза. Девушке хотелось побыть наедине с собой. Редкий случай.

— Устала? Хорошо, отдыхай, — Алиса кивнула и прикрыла дверь. Но через мгновение девушка снова заглянула в комнату, — Тебе еще какое-то письмо пришло, я на комод положила. Посмотри, хорошо? А то мне вскрывать неловко. Все, точно отдыхай! — дверь окончательно захлопнулась. Тишина воцарилась в обычно шумной комнате.

Прошло несколько минут перед тем, как странная усталость резко отступила и Белла встала на ноги. Во власти Манежной целый деревянный шкаф и общий лакированный туалетный столик со спрятанным зеркалом (там она и Алиса обычно хранили косметику).

Девушка подняла доску: в зеркале отражалась все та же Белла. Внутри полки среди уходовых средств и безделушек лежала маленькая фотография — в центре снова была она. По бокам однокурсники: кто-то теперь работал вместе с Манежной на Цветном Бульваре, кто-то в цирке поменьше, а кто-то вообще спустя несколько лет отработки ушел в иную работу, к которой бы по мнению общества никогда не примкнул творческий человек.

Белла помнила свой первый экзамен, первое выступление, трепет триумфа в груди.

Тогда она, юная Манежная, стояла посередине сцены. Горел свет, плясали цветные огни, зал гремел рукоплесканиями. Раймондовна нежно поклонилась своим зрителям после долгого энергично выступления — полная противоположность. На глазах девушки были слезы радости, облегчения и разрывающегося счастья, щекотавшего внутреннюю стенку горла.

Она. Она. Снова она. Замечательная, улыбчивая и жизнерадостная Белла Раймондовна. Самый яркий луч коллектива, аквамариновый всплеск жизни и просто активная и романтичная комсомолка.

Овации — ей. Цветы — ей. Внимание — ей.

«Браво, Белла, браво!» — кричал зал как единое целое.

Карл Иванович не раз предсказывал девушке завидное будущее: славу, достаток, всеобщую любовь и уважение. Белла, конечно, слушала с особой радостью и смущением, но не могла поверить в это до конца. Ее сердце предательски тянулось за другим.

В детстве Раймондовна, как и все дети, грезила о невозможном во взрослой жизни: в самые юные года она мечтала покорить небо. Когда началась война, маленькая Белла хотела стать врачом, а затем вовсе пилотом — заметки о солдатах влияли на становление личности мечтательной девушки. Когда она наконец повзрослела, то поняла, что выбора никогда не было: в семье не хотели нарушать традицию. В городке, где жила семья Манежных, не было нужного учебного заведения, поэтому почти сразу после выпускного Белла поехала в плацкартном вагоне с такими же иногородними поступающими в университеты и училища, держа при себе самые необходимые вещи. Засевшая обида в сердце быстро притупилась благодаря новообретенным знакомым и друзьям. Успешно сданные экзамены, новый город и впечатления — все пронеслось как странный, но в какой-то мере приятный сон. В начале пути было ужасно тяжело: Белла срывалась, тренировалась до дрожи в ногах и почти полного изнеможения: не ела и могла долго не спать, чтобы отчеканить себя всю до совершенства.

Иногда крики преподавателей периодически всплывали у неё в голове в кошмарах, от которых она пряталась и ворочалась.

Когда Манежной исполнилось 16 лет, она стала уговаривать своего отца-иностранца отдать её в аэроклуб. Попытки девушки не увенчались успехом, поэтому Белла терпеливо ждала отъезда из родительского гнезда. После переезда она старалась открыто заявить права на мечту: первое время Манежная посещала теоретические курсы и даже успела прыгнуть с парашютом — вскоре ей пришлось позабыть о мечте из-за огромной нагрузки в училище и упрёков родни.

Памятью об этом времени остался значок, отданный Раймондовне каким-то парнем, который тоже посещал те занятия. Наверное, он сейчас пилотирует истребители.

«А я веселю и завораживаю людей в цирке… Какова судьба, Белла Раймондовна».

Небо так и осталось романтической мечтой из самых забытых и цветных снов.

Примечания:

Маленькие главы для большего разгона в будущем?