Помоги мне все исправить (джен)

Примечания:

Не бечено. Мои глаза уже в кучу. Простите за возможные косяки. Бета их исправит по мере занятости) У меня просто нет терпения. Хотелось поделиться)

Октябрь 2025 года

Промозглый вечер окутал Нью-Йорк тонкой пленкой холода, столь непривычной для устоявшейся октябрьской духоты. Дождь усиливался, обращаясь бескрайними потоками струящихся водных нитей; хлестал по крышам автомобилей и застекленным фасадам, уходящим далеко за пределы обтянутого пористой дымкой туч свинцового неба.

Колючая водянистая пыль оседала на влажных волосах и до нитки промокшей верхней одежде беспорядочно снующих туда-сюда редких прохожих.

Питер энергично растер окоченевшие от холода ладони и очертил взглядом размытый акварельными контурами фасад «Питера Пэна». До слуха донесся перебиваемый внешним шумом грозы приветливый звон колокольчика. Неброская двустворчатая дверь зазывающе поддалась вперед, выпуская других посетителей. В нос сразу ударил свежий порыв ветра, разбалованный вездесущим ароматом выпечки и свежемолотых кофейных зерен. Неожиданно пришедшая в голову мысль — совершить непростительную ошибку и подначить израненную душу очередной порцией болезненных воспоминаний — оказалась довольно привлекательной, и, разумеется, Паркер не мог отказать себе в сомнительном «удовольствии», поэтому без лишних сомнений шагнул ей навстречу.

Внутри, как и прежде, все оставалось относительно неизменным. Оделанные деревянными панелями теплых медовых оттенков стены, украшенные картинами с изображениями Нью-Йорка и постерами классических фильмов; расставленные по залу

столики из темного дерева и удобные стулья с мягкими сиденьями, обитыми бордовой тканью. В углу зала по привычке располагалась барная стойка, за которой виднелись многочисленные полки с разнообразными сортами кофе и чая.

Тотчас перед глазами сумасшедшим вальсом заплясали воспоминания о том, как они с Эмджей сидели на этом самом месте, часами разговаривая обо всем на свете и мечтая о совместном будущем; о ее удивительной способности подбирать нужные слова и извечной привычке при каждой подвернувшейся возможности спорить, что это совершенно не так — до абсурдного неправильные, далекие и недосягаемые. Словно из другой жизни.

Питер прочистил горло, попытавшись сморгнуть так некстати подкатившую упруго-мутную пелену. Главная причина, из-за которой он нередко сюда заглядывал даже после злосчастного заклинания, за которой неустанно наблюдал с неброских крыш соседних зданий и незаметно провожал до дома после каждой смены, скрываясь под маской Человека-паука, уже полтора месяца как жила своей лучшей жизнью в Бостоне. Той самой жизнью, в которой ему, Питеру, больше места не было.

В пустом зале послышалось деликатное покашливание.

— Поглядите-ка, какие люди. А я-то думала, что ты уже и не появишься.

Питер обернулся. Взгляд выхватил притулившуюся к барной стойке неказистую фигурку, неотрывно разглядывающую его уже неизвестно сколько времени, бывшей сменщицы Эмджей — Саши, — девицы на редкость сварливой и острой на язык, при этом отличающейся удивительной проницательностью, что лишний раз выдавало между ними поразительное сходство. Неудивительно, что Питер довольно быстро нашел с ней общий язык — ровно как и после своего безвременного забвения — и даже умудрился выстроить вполне здоровые приятельские отношения, что самой Эмджей за целый год удалось с куда большими затратами труда и нервов. Человек с такими же горящими буквами на лбу обычно не может читать их сам.

Неловко подступив к барной стойке, Питер устремил в уже было готовую залупить в него заранее припасенным арсеналом едких фразочек девушку извиняющийся взгляд.

— Извини, Саша. Я тебя, признаться честно, даже и не заметил.

— Это и не удивительно. После ее отъезда ты, кажись, совсем забыл о существовании этого дерьмового местечка, — изображая жуткое разочарование, тут же отмахнулась девушка и, окинув придирчивым взглядом вполне цивильное по внешнему виду помещение, демонстративно поставила перед ним парующий бумажный стаканчик. — Она, к слову, спрашивала о тебе.

Благодарно приняв напиток — вероятно, Саша запомнила его предпочтения, — Питер резко изменился в лице.

— Что значит спрашивала обо мне? Она разве сейчас не на учебе в Бостоне? — с искренним удивлением в голосе поинтересовался он.

Саша на секунду — очень долгую секунду — поймала его взгляд. Вместе с тем в груди Питера шевельнулось что-то невесомое, липкое.

— А ты не в курсе?

— Не в курсе чего?

Нервно потеребив край рабочего фартука, девушка заговорила не сразу.

— Недавно у Эмджей скончался отец, скоропостижно. От сердечного приступа. Никто даже подумать не мог…

Питер оцепенел. Прогремевшая, словно гром среди ясного неба, шокирующая новость хлестанула по лицу сильнее обжигающей пощечины, заставляя сердце пропустить удар… Второй. Третий.

— Когда? — только и сумел выдавить он.

— Где-то неделю назад. Может быть раньше, — проследив за его реакцией, как-то слишком осторожно призналась девушка — С ней был какой-то парень плотного телосложения. Не помню его имени.

— Нед, — с надтреснутой горечью в тон ей отозвался Питер.

Саша неопределенно повела плечами.

— Я не привыкла забивать голову именами случайных клиентов. Уж извини.

Было больно. Пусть Питер десятым чувством и понимал, что обижаться в общем-то бессмысленно: в ее глазах Нед выглядел точно таким же неприметным проходимцем с улицы, как и он сам. Нестерпимую же боль в душе эта простая истина не унимала ни на йоту.

В привычной манере Саша все продолжила что-то говорить, но он ее уже не слушал.

Собственная память измывалась с лихвой, суетливыми мазками расчерчивая картинки далеко ушедшего прошлого, точно кто-то расписывал ручку с чёрной жирной пастой.

С Дэвидом Джонсом он был знаком лично и за довольно продолжительный период их с Эмджей отношений успел узнать, что после щелчка он остался единственным человеком, которому та могла беспрекословно доверять. После успешного замужества во времена пятилетнего скачка Мэделин Уотсон не искала общения с дочерью, очевидно, больше не нуждаясь в нем.

Был ли тому причиной⁽¹⁾ отличавшийся устоявшимися строгими нравами отчим или же сама женщина, Питер понятия не имел, знал лишь, что Эмджей осталась жить вдвоем с отцом и со ставшей в какой-то момент ненавистной фамилией матери, злость и обиду на которую предпочитала упрямо скрывать под видом изрядно проскальзывающих колких комментариев.

Когда-то Питер мог видеть ее боль воочию, успел узнать ее чуточку больше, чем кто-либо другой и абсолютно точно знал: решение вернуться сюда было отнюдь не спонтанным. Отныне в Нью-Йорке Эмджей больше ничто не держало, и прийти сюда она могла лишь с одной конкретной целью — навсегда проститься с этим местом и, возможно, — ему очень хотелось в это верить — с безликим одиноким пареньком, приходившим сюда будто бы только ради нее, чтобы отныне больше никогда сюда не вернуться.

Где-то в районе сердца густой чернильной тяжестью разливалась глубокая всепоглощающая тоска. Казалось, вселенная решила отплатить ему за все допущенные ошибки сполна, самым жестоким и бессердечным образом обнажив каждую незаживающую рану. Эмджей не вернется. Он больше никогда ее здесь не увидит, и это пришедшее вдруг на ум звенящее осознание оказалась настолько неожиданно-очевидным, что тут же заставило одеревеневшее тело вздрогнуть и пошатнуться.

Питер безвольно опустился на ближайший стул, сгорбившись и уронив голову на ладони. Пожалуй, впервые в жизни он начинал жалеть о своем решении так сильно.

Из захвативших сполна эмоций вытянула тяжело опустившаяся на плечо рука встревоженной такой реакцией официантки. Саша смотрела на него со сложным выражением лица, явно пытаясь подобрать слова утешения, однако глаза выдавали всю ее растерянность.

— Ты в порядке?

Ответа не последовало. Питер помешкался, попытавшись вдохнуть, но воздух будто превратился в густое желе. Пульсирующая волнами боль разрывала грудную клетку изнутри. Горло судорожно сжалось, слова давались с неимоверным трудом, как если бы их затолкали ему в глотку и не без труда и боли попытались вытянуть наружу.

Хлопнула дверь. Мелодичный звон колокольчика приветливо оповестил о появлении новых посетителей. Саша, в очередной раз бросив встревоженный взгляд в сторону Питера, вернулась за стойку, чтобы принять заказ, в то время как он все сидел неподвижно, как громом пораженный, и никак не мог соединить воедино то, что услышал всего несколько минут назад, и этот будничный ничем не примечательный беспрерывно хлопочущий внешний мир.

В чувства привел неожиданно лизнувший щеку порыв сквозняка, он же подействовал отрезвляюще. Вскинувшись, Питер бросил напоследок бесцветное «прости» и, не дожидаясь ответа, молниеносно сорвался к выходу.

Яростный порыв ледяного ветра безжалостно прошелся по согретой теплом щеке, так и норовя швырнуть в лицо пригоршни ледяных капель, что будто с издевкой смешивались со слезами, оставляя за собой бледные тонкие полоски.

Первичная стадия шока начинала постепенно рассеиваться, на смену же тягучей жижей наползало болезненное, полное необратимой безнадежности осознание: его Эмджей потеряла отца, а он даже не знал об этом. Не поддержал. Не разделил утраты. После всего того, что она пережила вместе с ним, он должен был быть рядом — просто обязан. Его рядом не было.

Питер сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Отголоски слов Саши все никак не унимались, напротив, усиливались и одолевали разум несмолкаемым осиным роем, провоцируя головокружение и резкую нехватку воздуха. Вдох. Ещё один — попытка за попыткой втянуть в себя хоть немного кислорода оборачивалась изнурительной непосильной тяжестью. Легкие словно сковала невидимая ледяная рука.

Парень ускорил шаг, двигаясь наискось ветру — нужно было продышаться. Замелькали окна лабиринтов встречных одноэтажек; дождь, переставший быть проливным, теперь налипал на ботинках мелкой, противной моросью. И ни единого просвета — лишь дрожащий в отблесках редких фонарей клубящийся мрак, блекло отсвечивающий собой обтянутую призрачной пленкой влаги потускневшую брусчатку.

В груди шевельнулось предчувствие — ощущение подобное лёгкому досадливому зуду как от комариного укуса — дразнящее и неуловимое, не позволяющее ни на секунду успокоиться. Взгляд метнулся в сторону. Вдоль пустынной улицы продолговато-серой лентой тянулся ряд старых кирпичных стен. Поддавшись наитию, Питер скользнул в первый, похожий на узкую каменную трубу проход, втиснутый меж двух сомкнувшихся фасадов, и попутно нашарил маску в кармане. Застоявшийся воздух сгустился до вязкой патоки, пропитанной духом сырости и гнили. Доля секунды и рюкзак, впопыхах набитый верхней одеждой, с хлестким звуком обвис бесформенным мешком на вздутой ржавыми чешуйками кирпичной стене — в последнее время костюм был на нем постоянно.

Вокруг ни души, только тишина, изредка нарушаемая скрипом кованых вывесок на ветру. Монотонный гул бьющихся о размякшую землю крупных капель отдавался по ветхим водосточным трубам металлическим ропотом. Обостряясь до предела, чутье все не унималось, жгло изнутри. Ощущение постороннего присутствия висело в застывшей темноте, оплетая разум нитями зарождающейся тревоги.

— Помогите… — обезличенный, точно пробивающийся сквозь плотный кусок ваты крик ледяной судорогой пронзил позвоночник.

Внезапная вспышка адреналина, и Питер тут же метнулся на звук, разбрызгивая ногами отвратительную зловонную жижу. Переулок сужался, обволакивая мраком, из которого то и дело выступали зыбкие очертания труб.

— Умоляю, помогите… — этот голос, этот крик, полный беспомощности и отчаяния, на этот раз ближе!

В дрожащем отблеске далекого фонаря промелькнули две массивные тени. Приглушенные вскрики и хриплые угрозы мерзко смешивались со стуком капель по оголенной кирпичной кладке. Пару раз наткнувшись на мусорные баки, Питер притаился в темном зеве переулка, за решеткой водостока. Всего в нескольких шагах пробивающееся сквозь марлю дождливого неба шевелящееся пятно луны смутно вырисовывало открывшуюся сцену безжалостного нападения. В тусклом свете проулка очертания двух крепких мужчин нависали над корчившейся в агонии более хрупкой девичьей фигуркой.

Парень замер в оцепенении, жадно всматриваясь в лицо незнакомки, и по мере того как взгляд все пристальней выхватывал искаженные муками черты жертвы, на него внезапно снизошло леденящее душу озарение. Каждая линия, каждый изгиб обретали роковую узнаваемость. На миг смазанная кровавая дорожка на скуле несчастной девушки размылилась, подбивая истощенное усталостью подсознание безжалостно обращивать посиневшее от кровоподтеков и ушибов незнакомое лицо родными изгибами очертаний той, чья память была дороже всего на свете.

Разум кричал: «Это не она» — сердце рвалось из груди, перекрывая доступ рассудку. Воздух вокруг сконденсировался в иллюзорную реальность, где единственной материей, достойной восприятия, оказались знакомые до последней линии контуры. Капли крови, стекающие по изогнутой скуле, хлюпающий скрежет горловых спазмов, бесконечно знакомый изгиб идеально очерченных бровей, сейчас судорожно сведенных в немой мольбе — все это проступало сквозь пелену бездушного кошмара с обжигающей ясностью, резким спазмом прошивая сердце…

Мишель смотрела широко распахнутыми глазами, наполненными самой безграничной тоской.

Звуки вокруг обретали рельеф, становясь материальными. Каждая деталь фиксировалась с мучительной четкостью, выстраивая в голове одурманивающие образы, которые Питер силился никогда не допускать в недрах собственного разума.

В какой-то момент Мишель повисала на заломленных за спину руках, а в следующий — истерзанное тело ронялось на асфальт, безвольно принимая ливень грубых ударов, когда ее удушающе прижимали к бетонной стене двое здоровенных амбалов с вспухшими буграми желваков.

Питер бессильно заметался, пытаясь сбросить этот наркотический ступор. Отдавшись порыву, он с силой грохнул себя кулаками по вискам. Череп сотряс тяжелый гул, но хрупкая реальность продолжала осыпаться. Тяжелая капля пота скользнула по виску, застыв на линии упрямо сжатой челюсти.

Все тщетно.

В этой искореженной судьбе, в этих пугающе знакомых чертах лица Питер вновь видел ее — свою Эмджей; видел, как жадные руки терзают ее тело, как грубые пальцы разрывают одежду, впиваясь в бедра и пульсирующую жилку на шее. Искаженный страхом голос точно крюк вонзался в самую душу, заставляя кровь вскипать яростной решимостью. В груди клокотал рев, подобный тому, что испускает раненый зверь, адской смесью в жилах вскипал гнев. Каждый вдох отдавался присвистом в легких, а на загривке холодным потом выступал пристальный хищный зов разума — спасти, защитить, уничтожить.

Питер кинулся вперед с безрассудной отчаянностью, активируя веб-шутеры. Пара коротких щелчков, жесткие картриджы крепко вжались в запястья — меткий выстрел, и хлёсткий удар нити молниеносно вгрызся в одного из нападавших, оттянув захлебнувшуюся хриплым стоном тушу в противоположную стену.

Громила резко обернулся, сверкнув бешенством из-под низко надвинутой кепки. Лезвие ножа хищно блеснуло в руке. Питер ушел в сторону, уворачиваясь от размашистого выпада. Клинок со свистом рассек воздух, лишь поддев его по касательной — из рассеченного отверстия на предплечье потекла горячая струйка крови. Не давая опомниться, Питер атаковал снова — веб-шутер выплюнул очередной шелковистый жгут. Нападавший попытался разрубить его ножом, но липкие нити уже смыкались на запястьях, крепко стягивая руки. С яростным ревом он бросился вперед, ловко выворачиваясь из захвата, однако в ближнем бою его ждал сюрприз — металлические присоски с хрустом вспороли куртку. Питер ощутил вкус крови во рту, но адреналин перекрывал любую боль. Пытаясь обуздать силу, он нанес цепь коротких ударов в живот противника. Тот пошатнулся, выронив нож, и Питер тут же сбил его с ног крепким ударом, подсеченным веб-шутером. Голова преступника гулко стукнулась об асфальт, и тот растянулся на земле без чувств.

Откуда-то со стороны вновь донеслось сдавленное рычание и шаркающие звуки движения. Питер повел головой на звук — позади, в колыхающейся полутьме, прямо на него медленно наседал другой нападавший, вооруженный увесистой арматуриной. Питер попытался увильнуть вбок, но противник двигался стремительно. Тяжелый кусок металла вгрызся в бедро, вспарывая костюм и причиняя жгучую боль.

Амбал развернулся с низким рыком — кулак взвился по крутой дуге, рассекая воздух со звуком арбалетного болта. Секунды растянулись в липкие льдистые капли. Паркер ловко ушел влево, уклонившись от прямого удара; кирпичная кладка встретила нападавшего жесткой стеной, отпечатав костяшки в шершавый бетон.

Воспользовавшись заминкой противника, Питер сноровисто вцепился тому в запястье, крепко сбивая с ног ударом локтя под дых. Тяжелое тело рухнуло наземь с глухим стуком, но уже через мгновение вновь приходило в движение, яростно вращая конечностями, будто смертельно раненное животное. Коротким рывком Питер обрушился на нападавшего с новой силой, вкладывая в удар всю мощь молниеносного захвата — массивный хук низвергся на грузное тело с такой яростью, что мог проломить бетонную плиту. Удар смял грудную клетку с мерзким хрустом ломающихся ребер, взрывая из легких все остатки воздуха. Питер развернулся, не позволяя сопернику опомниться — колено яростно врезалось в скулу, отбрасывая голову в сторону. Из рассеченной брови ручейком заструилась кровь.

В ту же секунду Паркер нанес стремительную серию коротких ударов в челюсть и область солнечного сплетения, сбивая равновесие окончательно. Его соперник пошатнулся и начал заваливаться набок. Питер тут же отшвырнул его крепким ударом ноги в грудь, впечатывая массивное тело в торцевую кирпичную кладку. В воздух взметнулась почти осязаемая завеса из мельчайших частиц строительной крошки и паутинных волокон.

Внимание резко переключилось на ранее обезвреженного противника. Тот развернулся с низким рыком, занося над головой короткое полукруглое лезвие односторонней заточки, нечто среднее между ножом и кастетом. Не позволяя передышки, Паркер уже стремительно перегруппировался, нанося серию точных бросков сжатой в разящий кулак ладонью. Руки сотрясались разрядами сильной боли, но упоение битвой было слишком велико, чтобы замечать это. Телом овладела странная восторженная эйфория — адреналин окончательно захватил все инстинкты. Бугристые вены, вздувающиеся на лбу противника, капли пота на его переносице, трепещущие вибрации сокращающихся мышц — Питер видел все это с замедленной, точно составленной из отдельных кадров, ясностью макросъемки, чувствуя вкус соли и металла на одеревеневшем языке. Пульс участился, соленый пот жег глаза, смешиваясь с каплями крови из рассеченных ссадин.

Очередная струя паутины со свистом хлестнула в захлебывающегося глухими стонами противника, но безрезультатно — тот ловко ушел вбок, нацелившись на Питера, который, в свою очередь, успел заблокировать удар предплечьем, но тотчас уловил новое движение в слепом пятне. В последнюю секунду ему удалось резко отклониться назад, пропуская перед лицом тяжелое лезвие, с отвратительным лязгом проходящее сквозь бетон. Дюймом левее, и от лица Питера осталась бы лишь безобразная пародия. Едва ли маска была способна его защитить.

Питер метнулся вперед, стремительно нанося серию молниеносных ударов из всех точек. Движения обретали звериную легкость, воспаряя над медлительностью оппонента: тут удар локтем под ребра и короткий тычок в солнечное сплетение, там рубящий хук с разворота и обманная подсечка, вогнавшая нападавшего в глубокий нокаут от соударения с залитым грязью асфальтом.

Лезвие со звоном отлетело в сторону — Питер всей массой рухнул на упавшего, купаясь в жидких отбросах канализационных стоков. Новый полупрозрачный кокон крепко обтянул судорожно бьющуюся в конвульсиях тушу, однако замурованная в паутинных путах бесформенная масса все не унималась, по инерции увлекая парня за собой.

Мышцы сработали раньше сознания, высвобождая запредельный моторный ресурс. Тело взвилось вверх по баллистической траектории, упругим кошачьим броском устремляясь вперед по созданному им же вектору движения. Захват за плечо, рывок — Питер вогнал противника в бетонную кладку с такой силой, что на миг ему почудилось, будто тот провалился внутрь стены по самую грудь. Еще один разряд костяка — и окровавленное тело замерло, вжавшись в бетон. Пыльная взвесь начала оседать, окрашивая близлежащие лужи и ямы в алый багрянец.

Парень медленно выпрямился во весь рост, оценивая два рефлекторно подрагивающих кокона усталым, но безжалостным взглядом. Его уже хорошо избитый костюм изодрался в кровавые лохмотья, открывая взору ссадины и кровоподтеки. Адреналин понемногу улетучивался, оставляя после себя звенящую дрожь и опустошение. Звуки продолжали вращаться единым смазанным фоном, постепенно замедляясь до нормального восприятия, как вдруг резкий вдох заставил сердце сбиться с ритма. До слуха донесся приглушенный, сдавленный всхлип.

Питер встрепенулся, бросив затравленный взгляд в глубину переулка; там, жалкой скрюченной тенью возле стены съежилась та самая девушка — причина развернувшейся бойни. В огромных расширенных от ужаса глазах читался животный всепоглощающий страх.

В короткой вспышке секундного осознания по телу разлилось хлынувшее чувство гадкого омерзения. Эта девушка боялась его — не людей, которые жаждали совершить над ней жестокое насилие, — она боялась именно его! Он предстал в ее глазах монстром!

Питер онемел, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Сковывающая паника сжала грудь в тиски, парализуя тело до последнего дюйма, и он начал хватать ртом воздух в безумных попытках вдохнуть, ощущая, как реальность начинает головокружительно двоиться. Сердце пропустило удар и ринулось вскачь, грозясь пробить ребра и вылететь в беспредельный вакуум, когда росчерки цепкой пустоты в самых уголках зрения эфимерно зашевелились и перед его затуманенным странным наваждением взором тонкими гравюрными штрихами начала проступать зыбкая женская фигура.

Тетя Мэй. Она была здесь, в том самом обличии, в котором он видел ее в последний раз. Она смотрела прямо на него, однако в ее глазах читалось … разочарование?

— Мэй? — парень попытался дотянуться до нее рукой, но ладонь лишь зачерпнула собой воздух — Я не чудовище, Мэй. Это же я, Питер.

В ответ женщина слабо дернула краешком губ, запечатлевая на истерзанном многочисленными ссадинами лице лишь тяжелую тень усмешки, упрека и горького осуждения.

Питер замер в холодном поту, пристально наблюдая за каждым движением призрака, и часто задышал, понимая, что на этот раз тетя Мэй явилась ему вовсе не как умиротворенное видение. Еще мгновение, и пространство вокруг закрутилось в бешеную спираль, распыляя последние крохи здравомыслия. Ленту реальности беспринципно рвали беспорядочно натекающие отовсюду образы: мучительные картинки прошлого, которые он так долго и безрезультатно пытался загнать в самые потаенные уголки собственной памяти. С каждой секундой они множились, засасывая все глубже и глубже, как в бездонную кроличью нору; расползались миражами во все стороны, в беспредельном многообразии принимая то формы счастливой, живой, приветливо окликивающей его молодой женщины, то обращаясь изломанным ожившим трупом, утрачивающим даже подобие узнаваемости.

Раскаленные клыки паники не унимались, впивались глубоко в затылок, медленно разрывая психику на лоскуты. Тетя Мэй снова умирала по его вине, на его глазах, и он никак не мог — даже не пытался — этого остановить.

Питер хрипло заскулил, сжимая окровавленными руками пульсирующие виски. Сознание отрешилось от всего постороннего — все внутри выло, свербело, раскалывалось в ничто. Это была пытка. Убивающая, нестерпимая пытка, и какая-то его часть действительно страстно желала остановить этот кошмар, но другая, более темная сторона, так и жаждала погрузиться в него с головой. Потому что это ОН убил ее. Именно он стал причиной ее гибели.

Питер уже и не помнил, как и зачем он очутился здесь, окруженный избитыми телами, изуродованными до невозможности опознания. Слова тети Мэй, бессвязный шепот ее окоченевших губ звучали для него не громче, чем посторонний шум, более бессмысленный, нежели завывания распоясывающегося по округе ветра.

Откуда-то раздался оглушительный хлопок — что-то постороннее пришло извне, будто из физического мира, разрубая на кусочки беснующуюся галлюцинацию. Питер ошеломленно застыл, немигающим взглядом провожая струйки крови, брызнувшие из вспоровшей его грудь свежей раны. Он даже не успел осознать, в какой момент стянутый плотным коконом в паре метров от него головорез сумел высвободить руку и, нащупав во внутреннем кармане рукоять старого нагана, сделал решающий выстрел в спину, после чего бездыханно затих.

Ослепительная вспышка агонии полоснула по нервным окончаниям, грудную клетку свело обжигающим спазмом. Каждый новый рваный вдох обжигал растерзанную плоть, высекая блики красных капель во все стороны. Сила тяжести постепенно брала свое, увлекая за собой.

Питер начал заваливаться на бок, чувствуя, как сила жизни покидает его вязкими толчками. Кровь теплым ручьем хлынула из уголка приоткрытых губ, распространяя солоновато-металлический привкус по языку. В последнем усилии он поднял голову, чтобы проводить взглядом ту самую девушку, ради спасения которой и ввязался во все это абсурдное недоразумение. Чужая миниатюрная фигурка быстро удалялась, пока отблески редких фонарей не поглотили ее окончательно.

Одеревеневшая рука стянула ставшую вдруг совсем непроницаемой маску с лица. Воспаленная скула резанула болью от соприкосновения с грубым бетоном: еще одна царапина растянулась вдоль щеки, разливаясь странной, словно вытянутой в нитку прохладой.

Питер снова попробовал сфокусироваться на последних крупицах сил, но сознание начало растворяться в эфемерном бреду. Реальность ритмично сжималась до пульсирующей точки, бесконечно растянутой, невесомой, отстраненной.

Вокруг что-то происходило. Что-то странное.

Каждая клетка разгонялась до умопомрачительных скоростей, позволяя разуму воспринимать происходящее в мельчайших деталях: окутавшие тело нити плотного, будто знакомого, алого тумана медленно обволакивали окровавленное тело одна за другой; усилие сопротивления выплескивалось визуальными потоками клубящихся вокруг деформированных силовых линий; рваные частицы алого тумана вихрились вдоль безвольно распластавшихся на земле конечностей, постепенно обретая четкие геометрические формы.

Питер отчетливо чувствовал инерцию навязанного движения: неведомо откуда доносящиеся неуловимые шепотки; замедлившиеся капли дождевой влаги, облепившие рельефы лица; смутные обрывки воспоминаний и отзвуки далеких голосов — все неумолимо смешивалось, множилось, терзало. Окружающие объекты — кирпичные стены, неподвижные тела двух головорезов, капли воды, даже воздух вокруг — начали тускнеть и терять очертания, точно сжимаясь в плотную ватную сферу. Красная пелена становилась все гуще и плотнее, отсекая его от реального мира. В доли секунды перед глазами пронеслись самые ценные образы: тети Мэй, Мишель, Неда.

Ослепительный всполох резанул по сетчатке до болезненно яркой вспышки; туман чуть вздрогнул и тяжело заколыхался, будто среагировав на потревоженный воздух, прежде чем ослабевшее тело пронзило невыносимой болью от кончиков волос до самых пяток. Реальность неудержимо смешалась, смазываясь в одну бесконечную красную полосу, будто сама материя вокруг Питера обретала невесомое подобие очертаний и контуров, чтобы через мгновение вновь растечься бесформенной рябью.

В этой чехарде из форм и беспорядочных завихрений само понятие пространства утрачивало всякий смысл.

Из марева алых потоков энергии, точно сквозь тонкий фокусирующий окуляр, медленно проступали блеклые руины городского ландшафта: четко различимые контуры переулков и глухих заборов, дымных труб и развалившихся доков. То была всего лишь одна смутная тень за краем восприятия, однако Питер разглядел в ней робкие намеки на нечто привычное и знакомое.

Квинс?

Не прошло и секунды, как Паркер почувствовал знакомый запах влажного промозглого холода, а в следующее мгновение безжалостная твердость под спиной всколыхнула стремительно ускользающие остатки сознания подобной электрическому разряду вспышкой боли. Тряпично обмякшая рука с хрустом ударилась об асфальт первой, вмяв тело в мягкую податливую массу под крутым углом. В свисте ударной волны все органы, кости, вены, нервные окончания слились в единую пульсирующую гематому мучительной агонии. Губы онемели от ударной отдачи, рот наполнился вкусом металла и гари. Сквозь застилающую глаза кровавую пелену Питер едва различал смутные тени строений вокруг и далеко не сразу осознал, что вновь лежит на мокром асфальте, совершенно изувеченный и истекающий кровью.

Время бесконечно растягивалось, даря редкие просветы между новыми схватками боли. С ними же изредка возвращались и жалкие крохи осознания.

В эти короткие передышки Питер приоткрывал запекшиеся веки и обрывками зрения пытался восстановить картину окружающей реальности. Тускло мигающее зрение выхватывало отдельные кадры, становившиеся все более знакомыми по мере того, как рассудок обретал временную ясность: вот голые кирпичные стены, мрачно нависающие отовсюду замшелыми кусками бетонных плит; вот ряды перекошенных мусорных баков, брошенных вповалку у разбитых служебных дверей; а там, чуть поодаль, ржавые переплетения пожарных лестниц и водосточных труб терялись во мраке уличных закоулков.

Питер не знал, сколько именно прошло часов, дней или недель с того чудовищного падения. Его разум куда-то бесследно ускользал всякий раз, стоило только попытаться вспомнить о причинах произошедшего. Жизнь безвозвратно стекала по бледной коже горячими струйками, медленно оставляя после себя лишь бесчувственную оболочку. На грани беспамятства все подробности утрачивали былое значение и стирались.

Все, за исключением одной…

— Пацан?

Питер хрипло выдохнул, изумленно глядя перед собой. Прямо перед ним из пустоты соткался хорошо знакомый силуэт — то была размытая человеческая фигура, — на первый взгляд даже слишком нечеткая для опознания. И все же он практически сразу догадался, кто именно явился ему в этом последнем предсмертном видении.

Медленно, будто боясь спугнуть хрупкую галлюцинацию, Питер наблюдал, как очертания фигуры начинают обретать резкость.

— М-м-мистер Старк? — имя ли это, или же всего лишь хриплый стон едва не захлебнувшегося в собственной крови собственного голоса? Ибо вне всяких сомнений, это был ОН — тот, кого Питер так часто видел в своих кошмарах после случившегося.

— Мать твою, Паркер?! — образ обрел вдруг плотность и зримые черты: неестественно бледный Старк склонился над его окровавленным телом, потрясенно накрывая ладонью изодранную грудь. — Какого черта с тобой произошло?!

Питер едва ощутил призрачное прикосновение, доносящееся словно из иного измерения. Глаза заволокло туманом боли, а губы сами собой расплылись в жалком подобии бесцветной улыбки.

— Держись, парень… Только не закрывай глаза, слышишь? Все будет хорошо, только не закрывай глаза! — голос Тони доносился будто сквозь осколки беззвучно лопающихся снарядов, становясь все более отдаленным и зыбким.

— Простите меня, — с трудом ворочая непослушным языком, прошептал Питер и, чувствуя, как чужие крепкие руки быстро подхватывают его под лопатки, окончательно провалился в темноту.

Примечания:

В последних новостях по 4 части я слышала свежий слух, что самым худшим врагом Питера станет его прошлое. Захотелось это хоть как-то обыграть, ну или попытаться (конечно же в форме галлюцинаций)?

Получилось ли передать его состояние?

Очень жду ваших отзывов)

Поделитесь своими впечатлениями в комментариях. Хоть словечко. Тронула ли глава? Автор выламивыет себе руки и очень ждет фидбек?

Визуал на сцену в конце части в закрепленных на моем канале ( я оставляла ссылку в шапке фанфика и в комментарии после пролога) Заколебала миджорни, но мы справились) оцените ?

1) https://ficbook.net/readfic/13589296/34973421#part_content — в данной главе данной работы вы найдете все подробные ответы, связанные с Мишель и ее взаимоотношениям с мамой после щелчка)

Вернуться к тексту