Электричество в душах (гет)

Трущобы Лос-Анджелеса. То место, куда любой порядочный горожанин даже под дулом пистолета носа не сунет.

— Уфф… Башка раскалывается, — пропыхтел стоящий за деревянной стойкой полноватый субъект в замызганном оранжевом комбинезоне, утирая градом катившийся пот с красного полнощёкого лица. — Так-с, пока никого нет…

— Куда это мы намылились, — прервал его мысли вслух хрипловатый девичий голос. Толстяк нервно вздрогнул: тьфу ты, чёрт, вот принесла её нелегкая, как всегда, не вовремя.

— Эмм… Рита, здрасте, — с превеликим трудом напустил он на себя вынужденную вежливость, — Думал уж, не придёшь.

— Как вишь, Чак, явилась! — оборвала его кареглазая девица пятнадцати лет с длинными каштановыми волосами, в потёртых джинсах, закатанных до колен, чумазых кедах и грязновато-белой рубашке навыпуск. Видок у неё был, мягко говоря, болезненный: бледная, худая, как жёрдочка, и глаза запавшие. Словно недавно перенесла грипп или нечто подобное.

— Хмм, не обождёшь три минуточки, а? Мне б в туалет…

— А я с утра не жравши! — был ответ. — На вот, — девчонка швырнула на прилавок с облупившейся краской пару кусочков металла, напоминающие компьютерные схемы. — Забирай свою дрянь. Гони мне на жрачку.

— Ну-у-у-у, Рит, — проскулил Чак, надеясь на снисхождение. — Ну, меня и впрямь припёрло, ну если я щас прямо тут…

— Мне хоть будет над чем поржать! — без капли смущения заявила Рита, облокотившись о стойку. — Тебе-то легко говорить, вон, харю-то нажрал вместе с задницей!

Кряхтя, Чак судорожно зашарил на самой нижней полочке, дабы сие «милое создание» свалило отсюда подобру-поздорову со своими денежками, чёрт бы их побрал.

* * *

Арман сидел в ложе Лондонского театра и с ленивой небрежностью разглядывал публику в лорнет. Он приехал к началу второго акта нашумевшей оперы известного театрального режиссера Тимоти Бертона Бэтмен.

На сцене плотно сбитый мужик в черном одеянии и маске пел, стоя на краю небоскреба:

Я — Бэтмен!

И что же?!

Моя жизнь

На вашу не похожа!

Я мести праведной избрал путь,

И я не имею права с него свернуть!

Арман переводил лорнет с одного ряда на другой; он после приземления съездил домой, принял ванну и, облачившись в свой любимый черный костюм, отправился в театр.

Первые ряды и ложи занимали бледные юноши с взором горящим и их экзальтированные барышни в газовых платьях разных цветов и оттенков, с ярко-накрашенными губами и длинными мундштуками в тонких изящных пальцах. Как правило, на концах этих мундштуков дымились тонкие сигареты с марихуаной или маковой соломкой.

Они громко обсуждали все вокруг; барышни то и дело принимались визгливо хохотать.

Арман знал подобную публику, и по идейным убеждением, впрочем, весьма поверхностным, эта экзальтированная публика, могла быть клиентами его министерства, но, однако дочки и сыночки богатых родителей хоть и призывали к революции, но когда дело доходило до драки, они мгновенно прятались под крылышки родителей.

Им было все равно, где прожигать жизнь и тратить деньги. Их увлечения были весьма многообразны, но недолги. Юноши тратили деньги на хорошеньких субреток, скоростные автомобили и мотоциклы. Девушки — на наряды и косметику.

Арман не любил их. Они были суетливыми воробьями в этой жизни. От них не было толку, а шум они поднимали основательный.

Арман презрительно хмыкнул и перевел лорнет на галерку. Там сидел народ попроще, победнее и менее образованный. Они тоже могли быть клиентами его министерства, да вот беда.… Как правило, пролетариат, хоть и недовольно костерил власть за кружечкой эля в дешевом баре, до открытого саботажа они не доходили. Ну, из мести отковыряет пару заклепок на паровом двигателе или запихнет в дизель-генератор гнутые гвозди — вот и весь саботаж. А на допросе выясняется, что двигало им либо элементарная ревность, либо винные пары, либо тупое недовольство своим начальником.

Арман перевел лорнет на сцену, там пел дуэт Женщины — кошки и Бэтмена:

Кошка

Есть девять жизней у меня.

И кошки вся моя родня!

Да, воровка ночная я.

Скрывает темнота меня!

Муррр!

Бэтмен

Давай со мной

Зло искоренять!

Лишь душам ночным

Легко нас понять!

Мы в темноте растворимся,

В ночи!

Следы наши ты не ищи!

И мажоры, и пролетариат хорошо годились только на одно — хорошо кричать на выборах и бить морды тем, на кого укажут.

Арман Эванс украдкой зевнул. С первыми рядами он не хотел связываться, галерка его не возбудила, а ему так хотелось найти себе приятеля на ночь. Поэтому он устремил свой взор на средние ряды, которые занимали белые воротнички, яппи, специалисты — в общем, те, кто по определению являлись большим шилом в заднице. Несомненные клиенты Министерства, настоящие специалисты по саботажу и диверсиям, главные зануды.

Да вот они и были теми, которые направляли пролетариат на саботаж, просчитывая варианты и составляя охренительно запутанные планы.

Пролетариат их сдавал, но поймать их, при видимой простоте, оказывалось не так просто. Среди них были уникальные специалисты, от которых никто никогда не отказывался. Их рвали с руками, и любое подозрение, брошенное на них, вызывало бурю негодования у директоров заводов и НИИТов.

Поэтому к таким мастерам своего дела был уникальный подход, а отдел, в котором Арман работал, как раз и занимался такими подходами.

Арман помнил, как десять лет назад, когда создавалась международная киберсеть дорожного движения, некий умник внедрил в систему вирус Гидра, после чего четыре месяца вся планета находилась во власти взбесившихся компьютеров.

Легче всех отделались те, у кого были машины на паровом ходу или на дизеле, а те, кто ходил пешком, благополучно прожили этот период, ничего не заметив.

Арман перевел взгляд на сцену. Там как раз начиналась финальная битва между Бэтменом и Джокером.

Бэтмен

Твой смех как издевательство звучит!

Джокер

К тебе презрение сохранив,

Смеяться буду я всегда!

Но Готэм свалиться беда!

Мне стоит кнопочку нажать —

И горожане проклинать

Тебя мгновенье будут…

Бэтмен

Тебя я погружу в пучину

Тишины и темноты!

Джокер

Кто, как я безумен,

Он очень безрассуден,

Но не ты!

Арман отвернулся от сцены, потому что увидел, в пестрой толпе интеллигенции, стройного сероглазого парня. Парень был не один, но Армана это не смущало. Он жадно разглядывал стройное тело под ладно скроенной одеждой, дерзкую улыбку, задорный блеск серых глаз.

Арман облизнулся. Он совершенно потерял интерес к опере, сосредоточив свой взгляд на этом стройном, красивом и дерзком парне.

Он определенно подходил под тот самый тип, который Арман любил. Теперь нужно было придумать план, чтобы заполучить этого парнишку в свои руки.