Слизеринский Лев (джен)

Во время вторничного теста я весь урок пристально следил глазами за Браун и Лавгуд. Благо, сели они далеко друг от друга — сейчас я бы пожелал, чтобы распространительница таких вредоносных идей вообще поменьше общалась с людьми, особенно такими впечатлительными. Браун совсем не выглядела как кто-то, кто ещё недавно был готов лишить себя жизни, она как обычно неловко вертела в руках перо и оглядывалась по сторонам. Потом ловила мой взгляд и снова опускала голову, притворяясь, что полностью поглощена учёбой. Я поверить не мог, что когда-нибудь буду рад видеть раздолбайство в поведении ученицы. Когда работа окончилась и я собрал пергаменты, то во всеуслышание попросил мисс Лавгуд из Когтеврана остаться для обсуждения её оценок. Это было немного необдуманно с моей стороны — привлекло внимание её однокурсников, что наверняка подумали, будто я сейчас буду сдирать живьем кожу с несчастной девчушки.

— Вот тебе не свезло! — шепнула ей проходящая мимо Парвати Патил. Полумна только с улыбкой развела руками.

Я дождался, когда все дети покинули кабинет, прогнал любопытных, что остались у дверей (на взбучку всем интересно поглядеть), наложил на замок заклятие и обернулся к моей несчастной. В её крупных глазах не виднелось ни следа стыда, но и вопроса не было — она просто стояла и смотрела на меня, как будто я сейчас буду для неё сказки рассказывать. Я на секунду подумал, что она либо глупа и недалёка, либо жестока, как не были жестоки даже мои травители. Те хотя бы осознавали последствия своих поступков.

— Так, как Вы опозорили Когтевран, его ещё никто не позорил. — начал я, расхаживая по классу — Вам надо радоваться, что я пока не доношу этого до директора или вашего декана. Эти фантазии, эти рассказы Вашего отца, из безвинных небылиц они превратились в по-настоящему опасные выдумки, в какие-то идеологии сумасшедших. То, что Вы распространяете по школе, вчера чуть не отняло жизнь.

— Как… Какую жизнь? — изумилась Лавгуд.

— О, то есть Вы сами посоветовали мисс Браун умереть, а теперь такое спрашиваете!? В жизни не видал такой бесстыдницы! В былые времена Вас бы ждала отличная порка! — не сдерживался я.

Теперь Полумна задрожала и легкомысленность в её лице сменилась искренним беспокойством. Голубые глаза стали ещё больше, руки затряслись, как при ознобе.

— Я не знала… Я не просила её умирать. Я хотела просто рассказать ей то, что узнала. Нет, я имела в виду, что это будет, когда смерть придёт сама. Её не надо звать, это неправильно. Я не знала, что она хотела умереть. Ох… Ох, нет, мне надо с ней поговорить! — девочка сорвалась с места, но я схватил её за руку и крепко сжал.

— О нет, мисс Лавгуд, во второй раз я эту ошибку не допущу! Мерлин знает, что Вы ей понарассказываете теперь!

Почему-то лицо девочки особенно омрачилось на словах «Мерлин знает», но она остановилась. Я выпустил её, она потёрла запястье и молча продолжила смотреть в пол.

— По Вашему, смерть — это хорошо? — продолжал язвить я, совсем не жалея разбитое дитя.

— Нет. Смерть — это очень плохо. Просто она не конец. Это сложно понять, но это так. — она посмотрела на меня с сочувствием во взгляде.

— И Вам хватает наглости такое утверждать? Я крайне разочарован. Отчего же тогда мы не можем вернуть людей обратно?

— Потому что это совсем разные измерения, я думаю. Они после этого уже не смогут воспринимать наше, земное. Да и мы их понять не сможем. Ну, смотрите, профессор, Вы же знаете, как выглядит красный цвет?

— Я не понимаю, к чему Вы клоните.

— Ну вот, а если кто-то слепой с рождения, как Вы ему объясните, почему этот цвет красный? Вот и здесь то же самое. Мы до конца понять этот мир не можем, потому и не можем с ними по-настоящему взаимодействовать. Потому что мы слепые, как-то так. И раньше мы всегда были слепые, но теперь можем прозреть. Это-то и здорово.

За то, что вырвалось из меня после, я до сих пор испытываю щемящий стыд. Но тогда перед моими глазами засверкал тот самый образ; образ той, которая была потеряна навсегда, сперва в нашем мире, потом в ином. Мне почудилось, будто Полумна специально дразнит меня, как глупого котёнка, этой ложной надеждой. Я видел, как смеялись её глаза, и мне казалось, что смеялись они надо мной, смеялись над бездыханным телом Лили Поттер. Конечно, разумом я понимал, что девочка не могла об этом знать, не могла открыто злорадствовать над моей скорбью — но разум сжался в точку, а оголённые нервы пронзило болью. Я только смирился с тем, что вернуть нельзя, что увидеть снова — нельзя, и тут над этой трагедией начинает издеваться моя же ученица.

— Вы, мисс Лавгуд, не имеете ни малейшего понятия, о чём говорите. — зажёгся я гневом так, что моё лицо раскраснелось — Вы не понимаете, что такое смерть, и понять не можете! В Вашем-то юном возрасте! Вы никогда не теряли никого…

— Профессор, я потеряла маму. — тихо напомнила мне она.

И не было в её голосе и глазах тогда ни тона обиды, злобы, оскорбления — она просто произнесла эти слова так легко и мягко, что, клянусь, лучше бы она тогда разозлилась на мою жестокость, лучше бы сказала что-то хлёсткое и грубое — это бы не ранило меня так сильно, как её непереносимая, убийственная, режущая и колющая ласка. Я отступил назад и понял, что натворил мой острый язык. Сотню раз проклял себя.

— Мисс Лавгуд, я приношу… — начал я говорить таким мерзко-стыдливым тоном, что от него мне стало не менее противно, чем от моих предыдущих подлых высказываний.

— Ничего. Мне это уже говорили. — улыбнулась всепрощающая девочка, накручивая локон светлых волос на палец — Почему-то когда я это рассказываю, всегда первым делом говорят, что я никого не теряла. Нет, я понимаю, почему они так думают, но мне кажется, тут может возникнуть столько интересных вопросов, а они всё одно — не понимаешь да не понимаешь.

Вопросов и впрямь возникло много. И первый из них — откуда все эти мысли? Я действительно начал сомневаться, что всё дело только в выдумках её отца. Тогда я всё ещё не до конца верил в её сказочные путешествия, но мелкий росточек веры в то, что девочка и впрямь видела что-то необычное уже начал во мне пробиваться.

— Поймите, я всего лишь хотел сказать, что подобные высказывания могут очень сильно навредить тем, кто их услышит. И верить в такое… Верить в такое — это сладкая отрава для наивных людей, что не способны посмотреть реальности в глаза. А реальность такова, что некоторые вещи останутся навсегда. Вы же сами знаете, что подобные идеи у маглов сами изжили себя. Их заменили идеи силы и стойкости, смирения перед смертью, потом идеи свободы и жизни для себя. Маглы без сожаления были готовы обменять эти сказки на сладкоречивые песни поп-звёзд, до того они были слабы и старомодны.

Лавгуд забавно хихикнула и подняла глаза на меня. Такое ощущение, будто она совсем мои рассуждения не слушала.

— Профессор, а давайте… А давайте я покажу Вам Льва?

Я ожидал, что она что-то такое скажет, но всё равно почему-то меня удивил этот вопрос.

— Мисс Лавгуд, как Вы видите, для цирка я староват. И времени у меня на такое нет. — иронично ответил я.

— Так это быстро. Можете там сколько угодно пробыть, а пройдёт всего пара секунд. Вам понравится. И это не на башне, я тогда ошиблась. Туда можно попасть откуда угодно. Это даже лучше, чем наша магия, никаких ограничений, ничего невозможного, и при этом гораздо красивее. Так хотите, я Вам Его покажу?

* * *

Конечно же, я ответил «нет». Потому что некоторые вещи просто рушат необходимую иерархию между педагогом и учеником, а ещё я очень устал от приключений. Но, конечно же, этот разговор должен был рано или поздно снова нагнать меня.

Прошло около недели, я находился в Хогсмиде, в каком-то абсолютно незнакомом мне до этого баре на окраине. Раньше я его вовсе не замечал, а теперь почему-то захотелось зайти именно туда. Был выходной и мне хотелось выпить стаканчик огневиски подешевле и представить себе мир, в котором не было бы ни уроков зельеварения, ни детей, ни львов и тигров, ни баек о бессмертии. Я искал, где бы уединиться, и нашлось это место — вроде бы, деревня совсем небольшая, и всё в ней уже хорошо известно, но, оказалось, что-то новое понастроили, пока меня здесь не было. Хотя новоделом этот кабак не выглядел — его было сложно отличить от старых зданий деревни. Но мне было не очень важно — я зашёл, заказал выпивки у какого-то абсолютно безликого бармена, погрузился в мысли.

И как ни странно, в это последнее место, где я ожидал её увидеть, зашла мисс Лавгуд — как будто специально, чтобы посмеяться над моим отказом, она носила свою самодельную шляпу в виде головы льва. Я сделал вид, будто не заметил её — зато она меня сразу же увидела и подсела рядом.

— Добрый день, профессор. — проворковала она — Я вот что подумала, а почему мы говорим о Мерлине, как будто он за нами следит и всё может, а ведь это не так… И знаете, я узнала, вот маглы тоже празднуют Рождество, но знаете, у них там такая история есть… Ой, то есть вообще я хотела снова про Льва спросить…

— Вы, мисс Лавгуд, опять без обуви в холодное время года. — притворился я, словно её не слышу — Опять Ваши чудесные зверушки ботинки воруют?

— А, нарглы. Нет, тут интереснее. Понимаете, профессор, у меня есть сменка, но они не должны об этом знать, иначе они её смогут отыскать. Поэтому я решила немного поиграть в босоногую нищенку, чтобы они подумали, что с меня нечего брать, а потом я уже смогла бы обуться и их обвести вокруг пальца. По-моему, хороший план.

— Я думаю, Вас раньше вокруг пальца обведёт простуда или маленький осколок на земле. Идите по своим делам. — я сделал глоток — История со львами закрыта. Точка.

В этот же момент, как будто специально так подгадала судьба, из здания вышли все незнакомые мне волшебники, бармен удалился на кухню, а в дверь ворвалась мисс Браун, преследуемая по следам младшим мальчонкой из Уизли. Я чуть свой напиток не пролил: ну специально же искал место, куда никто не ходит! Будто мёдом намазано.

— Раз уж я глупая, то и списывать у меня не надо! — ярко жестикулировала Браун, а рыжий паренёк, семенивший за ней, ноющим голосом уговаривал её:

— Ну что ты сразу обиделась, блин, неженка какая. Жалко, что ли… Меня ж Снейп сожрёт живьём, тебе, что, трудно?

Я подумал, что для такого обеда у меня слишком изысканный вкус. Сидящая рядом Полумна хихикнула и стрельнула глазами в мою сторону.

— Грейнджер попроси! — Браун упала на стул, а настойчивый гриффиндорец уселся напротив неё.

— Ну не могу я сейчас, ну что ты такая… Ну, вот ты шуток не понимаешь, ваще… — он почесал в затылке и уставился на Лаванду глазами просящего щенка.

Дальше мне наблюдать за этими драмами не хотелось; надо бы выйти поосторожнее из этого кабачка и найти действительно свободное место. Как только я начал подниматься со стула, услышал что-то вроде «Грейнджер здесь, вообще-то», увидел, как кудрявая гриффиндорка подбегает к столику Браун и Уизли, начинает им что-то доказывать. Читающим эту историю, вероятно, было бы действительно интересно, о чём спорили юнцы, но мне тогда, признаться честно, было тогда абсолютно всё равно, да и сейчас это вряд ли будет иметь особое значение, потому я и не могу предоставить вам полную и точную копию их диалога. Итак, я направлялся к двери, Лавгуд проводила меня печальными глазами, в которых ещё сверкала надежда, что я могу прислушаться к её небылицам повнимательнее. Я распахнул скрипучую дверь, услышал, как вокруг столика детей пролетело испуганное «Тс-с-с!» — видимо, меня увидели, решили, что я их тайны сокровенные открою…

А за дверью не было осенней брусчатки, покрытой серебристыми каплями дождя, старых домиков и бродящих из стороны в сторону волшебников в длинных мантиях. Там было зелёное лето, мягкая трава и бесконечный луг, покрытый голубыми васильками и звёздочками желтоцветов. Моя нога утонула в траве, как будто в зыбучих песках. Дети выбежали на порог, что-то загалдели, я этого уже не слышал, только смотрел в далёкую синь небес и ждал, когда мираж развеется — ведь это должен быть именно чей-то фокус, иначе и быть не могло.

— Как быстро. — услышал я удовлетворённый мурлыкающий голос Лавгуд за моей спиной — Я даже пожелать не успела, а вот оно и здесь.