Homecoming (гет)

Примечания:

https://www.youtube.com/watch?v=rMTfM28wAf8&list=RD1ft-f2BYpf8&index=8

https://lyrsense.com/francesca_michielin/lamore_esiste

— Нет, отдай, отдай сейчас же! Это моё яблоко! — громкий детский крик, полный обиды, прорезал утреннюю тишину дома, и Ренато тихо застонал, пряча голову под подушку. Вчера он до глубокой ночи возился с расходными книгами, подводя итоги года, разбирал подарки, привезённые из Больцано, и обсуждал с Веспер планы на будущий год — ведьма настаивала, что некоторым детям уже пора начинать познавать свои силы и учиться обращаться с присутствием, чтобы в будущем избежать проблем. В общем, за окном уже начинало светать, когда Бернарди наконец добрался до подушки. Втайне молодой человек надеялся, что Диди найдёт, чем занять подопечных, и он сможет урвать пару-тройку дополнительных часов отдыха, но, судя по всему, его надеждам не суждено было сбыться. Шум нарастал, и он со вздохом откинул одеяло и сел на постели, отчаянно зевая.

Не тратя время на то, чтобы умыться и распахнуть плотные шторы, Ренато просто пригладил волосы, влез в свободные брюки и уютный свитер и поспешил на помощь. Еще на лестнице его окутал аромат корицы, печеных яблок, какао и хвои, и всю сонливость как рукой сняло. За окном весело блестел под солнцем снег, и бывший священник решил, что после завтрака они все вместе должны отправиться на улицу лепить снеговиков, играть в снежки, а, может, даже построить целую снежную крепость! В детстве в такие вот ясные и морозные дни они с отцом часто пропадали на улице до темноты, возвращались домой мокрыми насквозь, а мама ворчала и кипятила им молоко, пока они, завернутые в пледы, грелись у камина и обменивались понимающими улыбками. Но потом… Потом ушла мама, умер отец, не сумев жить без неё, и время здесь остановилось. Ренато уехал учиться в семинарию, попал под крыло кардиналу Бароне, пообещавшему другу позаботиться о его сыне, оказался втянут в борьбу между Церковью и Другими, влюбился в Ловчую времени, едва не погиб в лапах Магистрата… За те два года, что он провёл в роли двойного агента кардинала, с ним произошло больше, чем за всю предыдущую жизнь, и сейчас, переступив порог тридцатилетия, Бернарди вернулся в самое начало — в отчий дом, который теперь стал надёжной крепостью не только для него, но и для двух десятков детей, а ещё Хорхе и Диди, без которых ему было бы ой как трудно управляться с приютом!

— О, привет! Мы что, всё-таки тебя разбудили? — из коридора, ведущего к кухне и столовой, показался травник, весь пропахший пряностями. Он тащил поднос, на котором лежали сушёные ломтики апельсинов, нанизанные на тонкие нитки. Ренато вопросительно вскинул брови.

— Доброе утро! А это зачем?

— Как зачем! — возмутился Хорхе. — Ёлку украшать!

— Но я же нашёл в подвале целую коробку старых игрушек? Что с ними не так?

— Всё с ними так, — подмигнул травник. — Не волнуйся, просто детей нужно было чем-то занять, чтобы они от предпраздничного волнения не разнесли тут всё, вот и пришлось уничтожить почти весь запас апельсинов. А сейчас они под чутким руководством Диди украшают яблоки гвоздикой и раскладывают по корзинам.

— А, — выдал молодой человек, — хорошо. Значит, надо будет пополнить запасы фруктов.

— Ага, — кивнул Хорхе и перехватил поднос поудобнее, — ну, я пойду отнесу это, а ты дуй на кухню, думаю, завтрак уже на подходе.

— Надеюсь, это не вы готовили? — лукаво улыбнулся Ренато, а травник только глаза закатил.

— Нет, и хватит, может, уже издеваться над моим кулинарными способностями? Какой пример вы подаёте детям, а, сеньор бывший святой отец?

— Всё, молчу, более ни слова! — Бернарди быстро преодолел оставшиеся несколько ступеней.

— То-то же! А вообще я рад, что мы будем отмечать в этом году и Йоль, и обычное Рождество. Двойной праздник!

— Я просто хотел показать детям, что каждый из них важен — другой ли, обычный. Они все — величайшая ценность в глазах Господа, и мне хочется, чтобы они относились друг к другу со взаимным уважением и любовью.

— Это всё прекрасно, — хмыкнул Хорхе, — но они вряд ли ещё мыслят такими вот высокими материями. Им просто радостно, что у них наконец появился дом, где они в безопасности и получают ласку и заботу — и кучу праздников в придачу!

Ренато просто пожал плечами.

— Что ж, тоже неплохо. Поможете мне после обеда закончить с упаковкой подарков?

— Конечно! — кивнул травник, перехватив поднос поудобнее. — А теперь я пойду отнесу-таки эти апельсины в гостиную. Встретимся за завтраком!

На кухне творился невообразимый хаос. Бернарди не успел и шага сделать, как его едва не сшиб с ног маленький ураган, при ближайшем рассмотрении оказавшийся шестилетней Кларой, которую он привёз в октябре из небольшой деревушки под Бари. О ней ему сообщила Веспер, прямо посреди ночи телепортировавшая в его спальню и потребовавшая отправиться с ней. Молодой человек до сих пор помнил, как колдунья вытаскивала его сонного из постели, взволнованно рассказывая о малышке с необычайно ярким Присутствием. Мать, обычный человек, не знала, что делать с ребёнком — Клара колдовала бессознательно, и женщина боялась, что однажды силы малышки выйдут из-под контроля и навредят окружающим или, что ещё хуже, ей самой. К тому же, жители стали обходить их дом стороной и бросать косые взгляды, и превращение матери и дочери в изгоев было лишь вопросом времени. Разговор вышел долгий и болезненный, но в итоге Веспер убедила, что наилучшим решением будет им переехать. Клара отправится в приют с Ренато, где за ней проследят и со временем научат контролировать магию, а мать будет жить неподалёку, в Больцано, и навещать дочку в любое время, а позже они воссоединяться, когда Присутствие станет осознанным.

Молодой человек не знал, почему так случилось, но именно к нему Клара привязалась сильнее всего. Она вообще неожиданно быстро нашла общий язык с другими детьми, но предпочитала компанию бывшего священника играм со сверстниками. Каждый раз, когда он удалялся в библиотеку поработать, малышка пробиралась следом и крутилась рядом, спрашивая обо всём на свете. Иногда, если ему нужно было заняться особенно важными делами, он усаживал её за журнальный столик и давал какую-нибудь интересную книгу, а после, закончив, обязательно расспрашивал, что нового ей удалось узнать за чтением. Вечером Клара была последней из детей, кого он навещал перед сном, и она отказывалась засыпать, пока молодой человек не расскажет ей какую-нибудь интересную историю. Всего за пару месяцев они стали неразлучны, и Диди с Хорхе посмеивались, что, кажется, ещё немного — и Нова может опоздать.

— Ренато! — радостно запищала малышка, и он подхватил её на руки.

— Сеньор Ренато, — строго поправила старшая ведьма, выкладывая очередную порцию оладий на огромное блюдо. Остальные дети нестройным хором поприветствовали одного из своих опекунов. Бернарди улыбнулся и окинул взглядом живописную картину — кухня выглядела как поле ожесточенной битвы, в которой, судя по заляпанным поверхностям и не менее заляпанной одежде подопечных, победителей не было.

— Доброе утро всем! Как ваше настроение, праздничное?

— Да-а!

— Отлично! Предлагаю помочь сейчас нашей любимой сеньоре Чидиого накрыть на стол, потом привести в порядок кухню — всем вместе, а потом отправиться на улицу. Есть возражения?

— Не-ет! — дети тут же засуетились вокруг ведьмы, подхватывая тарелки, чашки, столовые приборы, и Диди благодарно улыбнулась Ренато, впрочем, тут же вернув своё внимание на оладьи. Клара, всё ещё сидящая на руках бывшего священника, заёрзала, пытаясь слезть.

— Что такое? — молодой мужчина вопросительно выгнул брови.

— Я тоже должна помочь накрыть на стол, — девочка тяжело вздохнула и поджала губы. Ренато в этом вздохе послышалось явное осуждение — ну в самом деле, как он мог спросить такую глупость? В голове мелькнуло воспоминание, как Нова точно так же вздыхала и поджимала губы в ответ на какие-то его слишком очевидные замечания. Не потому ли он так быстро нашёл общий язык с Кларой, что её поведение и манеры во многом копировали Ловчую времени? Дальнейший полёт мыслей Ренато оказался беспощадно прерван — малышка заёрзала с удвоенным усилием, вырываясь из крепких объятий, и мужчине пришлось наклониться и спустить её с рук прежде, чем она организует себе особенно жёсткую посадку. Маленькая ведьма быстро чмокнула его в щёку и бросилась в самую гущу событий. Скулы Бернарди чуть зарозовели, когда он услышал тихий смешок темнокожей колдуньи.

— Похожа на Нову, скажи? Поэтому ты балуешь Клару немного больше, чем других? — тихо спросила женщина, воспользовавшись тем, что дети переместились в столовую.

— Что?

— Думаешь, я не заметила, что к ней ты относишься иначе? Я не обвиняю, нет! — взмахнула взволнованно лопаточкой Диди. — Но я вижу, как тебе не хватает Новы, твоя тоска по ней сквозит буквально в каждом жесте, как бы ты ни старался сделать вид, что всё в порядке. И только когда рядом с тобой крутится Клара, ты становишься более-менее похож на живого человека.

— Я не знал, что это так заметно, — пробубнил Ренато, смутившись ещё сильнее, и поспешил заняться грязной посудой в раковине, поворачиваясь к собеседнице спиной. Та только понимающе хмыкнула — они все скучали по Ловчей, чего уж скрывать, но сложнее всех приходилось именно бывшему священнику. Привыкший хранить свои истинные эмоции глубоко внутри, он всегда выглядел спокойным и доброжелательным, как будто на самом деле его мало что тревожило в этом мире. Чидиого думала, что он в порядке, пока однажды душной ночью в конце августа не застала его уснувшим в библиотеке прямо за рабочим столом. Она подошла и хотела было разбудить молодого человека, как взгляд зацепился за знакомое имя на листе бумаги, выглядывающем из-под локтя. Ведьма присмотрелась и замерла. Письмо. Для неё, для Новы. Диди никогда не отличалась излишним любопытством, когда дело касалось столь интимных подробностей чужой жизни, но глаза сами заскользили по ровным строчкам, выведенным изящным почерком, и в горле встал ком.

«…прошло уже 232 дня, 3 часа и 5 минут с тех пор, как я нашёл ту твою записку. Знаешь, я всё ещё бережно храню след твоей слезы на ней у самого сердца, потому что просто не могу иначе. Все вокруг думают, что я смирился, вернулся к жизни, но лишь мне одному да, может Господу Богу, известно, что это всё лишь мираж, видимость. Каждый прожитый без тебя день потерян безвозвратно. Нет, я не жалею, что снял сан и вернулся домой. Забота о детях стала моей отдушиной, благодаря им дни проходят в заботах и делах, и я могу делать вид, что влачу не столь жалкое существование, каким оно является в действительность. Но если ты думаешь, что теперь я больше люблю день, то ты ошибаешься. Ничто не сравнится с ночами, связавшими меня с тобой. Каждая из них хранится в моей памяти с такой ясностью, что стоит мне закрыть глаза, как я чувствую лёд твоих рук, слышу тихое дыхание, вижу настороженный взгляд золотых глаз, всегда теплеющих, стоит нам встретиться взглядами. Ты стала моей молитвой, Нова, с твоим именем на губах я начинаю и заканчиваю свой день. Если бы я рассказал об этом своим бывшим собратьям-священниками, они призвали бы меня просить прощения у Отца нашего небесного каждую секунду за такие крамольные мысли, но гореть мне в пламени Ада, если я считаю нашу любовь грехом. Нет, она — благословение, дар свыше, коего Небеса сочли меня достойным, и с каждым вздохом я неустанно благодарю Бога за тебя. И если ты не вернёшься по истечении года с твоего исчезновения, я отправлюсь за тобой, где бы ты ни была, найду и больше никогда не отпущу. Только бы ты позволила мне любить тебя и защищать, Нова…»

Ренато глубоко вздохнул и пошевелился, и Диди дёрнулась назад, прячась в тени и закрывая рот ладонью, чтобы ни единый всхлип, разрывающий ей грудь, не нарушил сна молодого мужчины. Она-то всегда считала его скучным и правильным, считала, что он слишком легко отказался от Ловчей, отпустил её, и как могла быть так слепа? Сколько ещё их было, тех писем? Чидиого выскользнула из библиотеки и бросилась в комнату Бернарди, где в нижнем ящике комода, под стопкой брюк, обнаружила несколько плотных пачек с запечатанными посланиями, и на каждом конверте — одно и то же имя. Колдунья никогда не считала себя излишне сентиментальной, но та ночь вывернула её душу наизнанку и заставила изменить отношение к бывшему священнику. Нет, она всегда к нему хорошо относилась, он ей нравился как человек, но теперь, зная, какой хаос чувств он скрывает в себе изо дня в день, ведьма решила, что будет заботиться о нём точно так же, как и о маленьких подопечных. И, судя по тому, что Ренато ещё усерднее стал заниматься делами приюта и включился в хозяйственные дела, он заметил случившиеся изменения.

— Зачем вы украшали яблоки гвоздикой? — Бернарди поставил сушиться очередную миску и потянулся к следующей.

— Такова традиция, — Диди перевернула оладьи. — Конечно, если отмечать Йоль с полным размахом, нам следовало бы достать кабанью голову…

— Кабанью голову? — Ренато резко развернулся и округлившимися глазами посмотрел на ведьму. Та рассмеялась.

— Сеньор Бернарди, кажется, вам ещё о-очень много предстоит узнать о Других и их традициях. Кстати, знаете ли вы, как проходила инициация в своем оригинальном виде, до того, как Церковь извратила саму суть этого события?

— Я с удовольствием послушаю вас рассказ, но при условии, что там не будет ничего про головы мёртвых животных.

— Какой вы нежный, сеньор Бернарди! Как собираетесь и дальше жить с таким количеством нечисти в одном доме?

— Знаете, Диди, — он дёрнул щекой, — после горячего приёма Магистрата меня уже мало что может вывести из душевного равновесия. Так что ладно, даже если во всех ваших ритуалах присутствуют головы или иные части тела мёртвых животных, думаю, я смогу это пережить!

— На ваше счастье, — ведьма не стала развивать тему, связанную с Петаром и похищением, — Инициация не включает ничего такого. Это совершенно прекрасная традиция, и я надеюсь, в скором времени вы познакомитесь с ней лично. Я расскажу о ней за завтраком, чтобы дети тоже послушали.

— Замечательная идея! — улыбнулся Ренато. Заканчивали дела на кухне они в тишине, слушая, как в соседней столовой шумят подопечные, накрывая на стол и зажигая свечи в йольских поленах, украшенных веточками падуба и омелы.

Завтрак начался, как обычно, с молитвы — после долгих раздумий Ренато сократил привычный текст и переработал для большей простоты, и дети теперь с удовольствием повторяли за ним разные умные и необычные слова, чувствуя себя таким важными — как будто они самые настоящие взрослые! Потом пришла очередь оладий и рассказов Чидиого об Инициации и о других любопытных ведьминских традициях, и общим голосованием было решено каждую из них претворить в жизнь. В честь праздника детям отменили все занятия, и они в сопровождении Хорхе, зябко кутающегося в огромный пуховик, и Ренато, чувствующего себя вполне комфортно, несмотря на мороз, отправились на улицу — как и задумывал с утра бывший священник, вся компания до самого вечера копошилась в снегу, промокнув до самых костей. Диди, ворча и ругаясь на чём свет стоит, разжигала большой камин в гостиной, пока члены экспедиции переодевались в сухое и относили уличную одежду сушиться. Пока ведьма отвлекала ребятишек очередной порцией увлекательных историй, травник вместе с бывшим святым отцом ускользнули к тому в спальню — требовалось закончить с упаковкой подарков, чтобы потом, когда дети уснут, тихо перенести всё вниз и уложить под ёлку.

— Я, правда, думал, что мы на Рождество им сделаем подарки? — Хорхе пыхтел от напряжения, потому что ленточка никак не желала завязываться красиво и ровно.

— И на Рождество тоже, — Ренато ловко заклеил очередную коробку. — Эти подарки купила сеньора Веспер, а наши как раз подождут несколько дней до следующего праздника.

— Не знаю, — проворчал травник и наконец завязал идеальный бант, — мне кажется, мы их просто избалуем. Надо будет с Вес поговорить, чтобы она головы не теряла. Я, конечно, понимаю, что жизнь не было слишком уж благосклонной ко всем ребяткам, но нельзя ж сразу с таким энтузиазмом к этому всему подходить!

Бернарди с улыбкой покачал головой — он уже понял, что со старшей ведьмой бесполезно разговаривать на эту тему. Если Веспер что-то вбила себе в голову, мало что могло переубедить её. Впрочем, останавливать Хорхе он не собирался — вдруг ему повезёт, и женщина его послушает?

Долгая дневная прогулка вымотала детей, так что после ужина, отчаянно зевая, они принялись разбредаться по кроватям. Ренато отправился за ними — уложить каждого и благословить на ночь, как всегда делали его родители. Клара, как обычно, была последней, к кому он заходил перед сном. Девочка уже вовсю клевала носом, когда очередь дошла и до неё, но упрямо тёрла глаза, чтобы не уснуть. Молодой человек присел на край кровати и подоткнул тёплое одеяло под бок малышки.

— А правда, что завтра мама тоже будет с нами праздновать? — маленькие пальчики зацепились за его крепкую тёплую ладонь.

— Правда, — Ренато пригладил каштановые кудри, убрал их с высокого лба и коснулся его лёгким поцелуем. — Она звонила мне днём, пока вы были в гостиной, сказала, что утром её вызвали на работу, но после обеда она обязательно приедет и останется до следующего дня.

— Я скучаю по ней, — призналась девочка. — Но знаю, что пока не могу с ней жить. Иначе она будет в опасности — и всё из-за меня.

— Кто это тебе такое сказал? — удивился бывший священник. — Про то, что она из-за тебя будет опасности?

— Ну, — вздохнула Клара, — а разве не поэтому мы переехали? Потому что мама боялась меня? Что я могу кому-то сделать что-то нехорошее?

— Ох, нет, конечно, — Ренато мягко улыбнулся. — Твоя мама действительно боялась, но не тебя, а за тебя. И она больше всего переживала, чтобы никто не навредил тебе.

— Правда?

— Конечно.

— Значит, я не плохая?

— Ни в коем случае! Просто людям, — Бернарди поджал губы, — нужно время. Привыкнуть к новому не так-то просто, но они обязательно поймут, что вы мало чем отличаетесь от них. Как люди есть плохие и хорошие, так и среди вас есть и те, и другие. Это совершенно не зависит от того, избрало кого-то Присутствие или нет.

— Не обманываешь? — веки девочки отяжелели, но она упрямо сражалась со сном, по-прежнему цепляясь за руку молодого человека.

— Нет, Клара, не обманываю, — он перекрестил её и попытался осторожно высвободить ладонь, но малышка тихо попросила.

— Посиди со мной, пока я не усну, Ренато, пожалуйста!

… — Когда я проснусь, ты же будешь рядом? — она держится за его руку так, словно если отпустит — упадёт и разобьётся на мелкие осколки, и он в ответ крепко сжимает её, смотрит в испуганные золотые глаза и шепчет:

— Я всегда буду рядом…

Клара уже видела десятый сон, когда Бернарди наконец нашёл в себе силы аккуратно поднять детскую ручку и спрятать её под одеяло, чтобы не замёрзла ночью. В доме уже всё стихло — похоже, пока он сидел тут неизвестно сколько времени, и Диди, и Хорхе тоже разошлись отдыхать. Ренато спустился вниз, заглянул в гостиную, где в камине всё ещё медленно тлели угли, зачем-то прошёл в кухню, оттуда — в столовую. Выглянул в окно — снежную крепость, построенную днём, начало прихватывать морозом. Он не знал, зачем бродит из угла в угол по тёмному дому, вместо того, чтобы идти спать, как остальные. Что-то в груди мешало, встало комом предчувствие, вот только к добру ли оно было? И не сводит ли он просто сам себя с ума? Тряхнув отросшими светлыми кудрями, молодой человек в последний раз окинул взглядом притихший холл и поплёлся наверх.

Войдя в спальню, он нахмурился. Бернарди точно помнил, что оставлял зажжённой лампу подле кровати, а сейчас она была выключена. Окно, обычно плотно закрытое, пропускало свежий морозный воздух в узкую щель, и в комнате было зябковато. Выбросив из головы все мысли, Ренато решительно подошёл к окну и просто закрыл его, и в этот момент в тёмном углу послышался шорох. Молодой человек замер.

— Кто здесь?

Не то чтобы на него сейчас была объявлена охота, но после нежных рук Григорова бывший священник стал куда осторожнее. Пусть время настало сейчас относительно мирное, нельзя быть на все сто уверенным, что никто из прошлого не захочет передать привет.

— Что вам надо? — он сделал осторожный шаг в сторону и хотел было зажечь свет, но тут в кромешной тьме вспыхнули золотом глаза, и в горле пересохло. Нет, не может быть такого!

— Послезавтра мы собираемся отмечать Йоль, а потом и Рождество, и я знаю, что это глупо, но я приготовил тебе подарок, — зачитал оставленное вчера незаконченным письмо знакомый голос с едва заметной хрипотцой. — И вовсе это не глупо, отец Бернарди, раз уж адресат явился за ним.

— Сеньор, — машинально поправил Ренато. Он так долго ждал её возвращения, представлял, какой будет их встреча, но Ловчая и тут поступила вопреки всем нормам и законам, совершенно выбив его из колеи.

— Сеньор?

— Я ещё летом снял с себя сан.

— О, — как-то неуверенно выдала всё ещё скрывавшаяся во тьме девушка. — Я не знала, честно.

— Полагаю, я должен радоваться твоему незнанию, — Ренато взволнованно взъерошил волосы.

— Почему?

— Это значит, что я первый, к кому ты пришла после возвращения, поскольку все бывшие члены Союза в курсе. Я прав?

— Не вижу смысла отпираться. Так и есть. Я только сегодня вернулась в Италию.

— Где ты была?

— Где была, там уже нет, — усмехнулась Ловчая, наконец соизволив подняться из кресла и выйти вперёд, туда, где серебрилась холодным светом лунная дорожка. — Здравствуй, Ренато!

— Нова, — выдохнул он. Не сговариваясь, они одновременно сделали шаг навстречу, как когда-то очень давно, но теперь Ренато, не связанный более обетами и полностью осознающий свои чувства к девушке, не остановился. Он обнял её изо всех сил, уткнулся носом в спутавшиеся с дороги тёмные волосы, вдохнул запах пыли, старых книг и полевых трав, всё ещё не в силах поверить, что сбылась самая заветная его мечта. Ловчая ответила на объятия с не меньшим пылом, прижимаясь к Бернарди как можно ближе и впитывая каждой клеточкой тела его живительное тепло.

— Я так скучал по тебе, Боже милостивый… Каждую минуту каждого дня.

— Прости меня, — она тихо всхлипнула, — прости, что мне понадобилось столько времени, чтобы всё понять. Прости, что причинила такую боль, что не хватило смелости тогда посмотреть тебе в глаза и поговорить, что сбежала, как последняя трусиха!

— Всё хорошо, хорошо, — Ренато зажмурился и бережно погладил её по голове. Рука задрожала от давно забытого ощущения струящегося шёлка девичьих волос под ладонью, пусть сейчас они больше напоминали грубое сукно. Ничего, главное — она здесь, и теперь он сможет позаботиться о ней. Невпопад заметил. — Ты похудела.

Нова засмеялась и снова всхлипнула.

— Судя по твоему тону, это не комплимент!

— Конечно, нет! Как ты вообще жила всё это время? Ты хорошо ела?

— Ну, нет? Не знаю, — она дёрнула плечиком. — Я постоянно куда-то переезжала, перемещалась, какое уж тут регулярное питание.

— Ничего, мы это исправим, — молодой человек отстранился и улыбнулся, взял заплаканное лицо в ладони, большими пальцами стирая дорожки слёз. — Мы всё исправим. Ты же больше не собираешь никуда сбегать?

— Нет, — Нова мотнула головой и улыбнулась в ответ, — кажется, я наконец нашла то, что искала.

— И что же это?

— Дом, — она потянулась поправить непослушную светлую прядку, упавшую на глаза мужчине.

— Что ж, тогда добро пожаловать домой, Нова, — Ренато прижался к её лбу своим. Дыхание смешалось, и девушка несмело потянулась к его губам, но замерла в миллиметрах, словно спрашивая разрешения. Они встретились взглядами, и Бернарди сам преодолел оставшееся расстояние, касаясь её губ в лёгком, неумелом поцелуе. Оба застыли на мгновение, ошеломлённые и потерявшиеся в вихре незнакомых пока эмоций, но вот прохладная, чуть шершавая ладонь Ловчей скользнула на затылок молодого человека, легко надавила, направляя, и Ренато поддался. Плечи расслабились, ладони легли на тонкую талию, и он позволил ей вести, прислушиваясь к новым ощущениям. Приноровившись, девушка легко прикусила его нижнюю губу, сжала волосы на затылке, и ему показалось, что тело швырнули в один из адских котлов, такой в нём взметнулся жар! Отчаянно захотелось чего-то большего, только чего — он и сам ещё не знал, и это мучительное незнание скрутилось в груди тугим узлом, расползаясь ниже, заставляя вжиматься в тело ведьмы всё сильнее. Никто не мог бы сказать, сколько длился их первый поцелуй — минуту или целую вечность, но когда они оторвались друг от друга, на губах Новы блуждала улыбка, а щёки Ренато пылали алым.

— Я уже говорила, как тебе идёт смущение? — девушка усмехнулась и коснулась его горящей щеки. Бывший священник мягко перехватил изящную кисть и прижался трепетным поцелуем к её ладони.

— Кажется, да. Но это было так давно, что я был бы не против услышать это снова.

— Это что, флирт, отец Бернарди? — в притворном удивлении тихо ахнула Ловчая и покачала головой. — Судя по всему, я слишком многое пропустила!

— Нет, я, это не то, что ты!.., — быстро затараторил молодой человек, сбился, а его лицо из алого стало пунцовым. Девушка хихикнула.

— Я же просто пошутила! Как с таким серьёзным восприятием ты вообще выживаешь в мире простых смертных?

— Я вполне сносно справлялся с этой непростой задачей до сего момента, — буркнул Ренато.

— Хочешь сказать, это я виновата в том, что система дала сбой? Что ж, я могу и уйти, — Нова сделала обиженное лицо и уже повернулась было к окну, как Бернарди испуганно схватил её и прижал спиной к груди, захлебываясь словами в отчаянии.

— Нет, пожалуйста, не уходи! Прости меня, Нова, умоляю, только не исчезай! Я больше не смогу, не справлюсь, если ты снова пропадёшь!

Ловчая, привыкшая в любой ситуации видеть бывшего священника спокойным и собранным, застыла. Её поразило, какой взрыв эмоций породила самая простая шуточная угроза уйти — словно если она и правда уйдёт, весь мир Ренато рухнет в одночасье. Не разрывая кольца мужских рук, Нова ловко развернулась и в ответ обняла сотрясаемое мелкой дрожью тело молодого человека.

— Ну тише, что ты, всё хорошо! — теперь пришла её очередь успокаивать его и бережно гладить по спине. — Неужели ты и правда подумал, что я уйду? Сейчас, когда я наконец нашла свой дом? И это ведь не просто какое-то определённое место. Мой дом — он в тебе, в твоих руках, только рядом с тобой я действительно ощущаю себя в безопасности, нужной и ценной — такой, какая я есть. Со всеми моими изъянами, ранами и умением постоянно находить проблемы на свою голову. Да, мне понадобился почти целый год, чтобы понять это, но я же Ловчая времени, а у нас с ним, со временем, сам знаешь, странные отношения.

— Мне точно надо поработать над моим чувством юмора и восприятием реальности, — Бернарди обмяк, почти повиснув на ведьме. — Иначе я поседею раньше срока, если ты и дальше собираешься шутить вот так.

— Я больше не буду, честно-честно, — она нежно поцеловала его в лоб, но не удержалась от очередной шпильки. — Хотя, уверена, седина тебе будет к лицу!

— Нова!

— Всё-всё, прекращаю, — Ловчая рассмеялась и притулилась ближе, спрятала лицо на груди Ренато, чувствуя, как успокаивается его сердцебиение. Где-то внизу большие напольные часы гулко пробили полночь, и бывший священник пробормотал Нове в спутанные волосы:

— Забавно…

— Что?

— Ты помнишь, какой сегодня за день?

— Зимнее солнцестояние, да. Йоль. Но при чём тут это?

— Самая длинная и тёмная ночь года скоро подойдёт к концу, уступая свету дня. И вместе с ней заканчивается и долгая беспросветная ночь, в которую превратилась моя жизнь после твоего ухода.

— Ренато, — выдохнула Нова, встречаясь глазами с мужчиной. В его взгляде, направленном на неё, была и тоска, и жажда обладания, и бесконечное счастье, и благодарность, и ещё — то, о чём ведьма когда-то даже мечтать боялась. То, от чего так отчаянно бежала, пока не поняла, что уже поздно, и она по самые уши увязла в совсем даже не платонических чувствах к священнику.

— Я люблю тебя, Нова, — совершенно серьёзно произнёс он, осторожно заправляя непослушную прядь волос ей за ухо. — Спасибо, что вернулась ко мне. Давай больше никогда не разлучаться и жить так, словно каждый день — последний? Жить хорошо?

— Я тоже люблю тебя, Ренато, — в горле колдуньи опять встал ком, и ей пришлось приложить усилия, чтобы сглотнуть и продолжить. — Спасибо, что всё это время ждал меня. Обещаю, я больше никуда не исчезну. И мы будем жить — обязательно будем жить хорошо!