Последний из Рода (джен)

Морфин задумчиво барабанил пальцами по столу, пристально разглядывая лежащий на столе медальон. Реликвия Основателя. Амулет самого Салазара Слизерина, предохраняющий своего носителя от любого яда и болезни… и чуть не был потерян. Меропа, конечно, была его сестрой — но идиоткой редкостной. Жалкий десяток галлеонов за уникальную вещь?! Ещё бы эта тупица сдала медальон в маггловский ломбард, как золотой лом!

Впрочем, «Борджин и Беркс» ненамного лучше. Хоть лавочка и основана чистокровками, но ассортимент… скажем так, слишком уж разнообразный. Легко найти как достаточно мощный и уникальный артефакт, так и дешёвый ширпотреб, а то и откровенную подделку.

Морфин ядовито усмехнулся, вспоминая, как вытянулось лицо Борджина, когда тот осознал какую вещь упустил из рук и за какую цену. Как же, фамильная драгоценность Гонтов! Знал бы, что медальон самого Слизерина — точно бы его удар хватил. Нет, торгаша понять можно — купить за десятку, а сбыть за сотню — это ж тысяча процентов прибыли! Хотя если б знал — мог бы сбыть вещицу куда как дороже. Последний из Гонтов не сомневался, что старик Диппет, ради престижа Хогвартса раскошелился бы и на тысячи, лишь бы заполучить медальон его предка. В школьный музей. Вот уж глупость, так глупость. Рабочий амулет — в музей? Да если бы в руки директора меч Гриффиндора попал — тот бы точно его на стенку повесил, и так никогда и не использовал по назначению.

И… возможно, если бы Меропа не продала медальон, то он помог бы ей пережить роды… Мордред его знает, беременность — это всё же не болезнь, а естественный процесс.

С другой стороны — не продай дурында амулет — его не купила бы старуха Смит… Морфин прикрыл глаза, в очередной раз смакуя воспоминания последних пяти лет.

В форму Морфин приводил себя пару недель. За это время он успел как следует починить хибару, чтобы её хотя бы нельзя было перепутать с хлевом, привёл себя к человеческому облику (ну, насколько это было возможно при его физиономии), наконец-то выучился нормально аппарировать (сам принцип отец показывал… но раньше просто не возникало нужды отправляться куда-то дальше десятка миль… и у него достаточно крепкие ноги для этого), перечитать по три раза все найденные семейные бумаги (для чего пришлось украсть аж пять словарей — и это совершенно без магии… скорее, сие деяние можно было назвать ограблением), сварить и принять десяток полезных для здоровья зелий, наворовать еды и одежды (для чего и потребовалась аппарация — воровать в пригородах Лондона оказалось гораздо удобнее, чем в родной деревне), а заодно — энную сумму маггловских денег. Волшебную валюту красть было попросту не у кого — знакомых колдунов у Гонта по сути и не было. Тех, при чьём посредстве он угодил в Азкабан и парочку тамошних смотрителей он, естественно, за знакомых и не считал.

Если подумать, то фунты ему были нужны заметно больше, чем галлеоны. Всё-таки в Лондоне, в Косом и Лютном переулках он бывал считанные разы — и то, только с отцом и никогда — с сестрой или в одиночку. Зато в бакалейной лавке в соседней деревушке или на ярмарках появлялся частенько. На самых обычных маггловских ярмарках, как бы Марволо это ни претило. Вот только семья Гонт была единственными волшебниками не то что в округе — а в радиусе доброй сотни миль. Хочешь — не хочешь, а придётся хотя бы еду покупать у магглов. Хотя покупать Морфин не любил — привычнее было воровать или грабить.

Сознавать это было не слишком приятно, но, откровенно говоря, Морфин не мог признавать за собой каких-либо выдающихся талантов, кроме криминальных. Да, магической силой Мерлин и Моргана его не обидели… но как насчёт мастерства? Изящества чар, скорости исполнения, точности? Отец не уставал хвалить его успехи… на фоне младшей и куда менее одарённой сестры. Раньше Морфин принимал это как данность — теперь откровенно в этом сомневался. В конце концов, у него была прекрасная фора во времени — он был на целых семь лет старше Меропы. И в Хогвартсе никогда не учился — в отличие от Марволо, так что, старик был признанным авторитетом в их семье по магическим вопросам. Относительно. Среди документов молодой Гонт отыскал и результаты ЖАБА Марволо — сплошные «Выше Ожидаемого».

Вроде как и всё в порядке, но, если подумать, то ничего особо выдающегося. Середнячок во всём. Разве что в проклятиях был мастером… но их уже вторую сотню лет в школе не проходили, по его же словам. И многие специфические приёмы, показанные им своим детям в Хогвартсе тоже узнать было невозможно. Так что, прежде Морфин считал себя крутым бойцом.

Но авроры всё-таки их скрутили. Не без труда, правда… В общем и целом, Морфин как волшебника оценивал себя чуть выше среднего — и то, именно из-за нестандартного обучения. И признавал, что могло бы быть гораздо лучше, если бы он, Морфин, всё же отучился в Хогвартсе — разумеется, на факультете своего знаменитого пращура! — а на каникулах познавал фамильные секреты. Но чего нет, того нет.

Главное, что упустили младшие Гонты — это социализация.

И дело даже не в банальном отсутствии каких-либо друзей — с подачи Марволо, его дети даже не противопоставляли себя обществу — вообще не подозревали о его существовании. Морфин подозревал, что папаша к старости основательно тронулся умом на своей идее чистокровности. Не то, чтобы он сам был против — но отец явно понимал её неправильно! Иначе почему они, Гонты, магический род с тысячелетней историей, потомки великих чародеев вели по сути нищенское существование, а какие-то презренные магглы-нувориши Реддлы были богаты и уважаемы в округе? Более того, Гонты имели исключительно дурную репутацию в округе, и c Морфином даже не любой бродяга соизволял перекинуться словечком!

Что-то не сильно похоже на «безоговорочное превосходство над жалкими червями».

Если сравнивать с литературными героями (да, после тех опытов молодой волшебник незаметно для самого себя пристрастился к маггловской литературе и даже во время очередной кражи утащил несколько книг со знакомыми названиями), то парадоксальным образом, Морфин Гонт до Азкабана был похож на Тома Айртона, в одиночестве выживавшего на острове Табор — полубезумный дикарь, едва сохраняющий человеческий облик. А после освобождения — тот же Айртон, но уже не такой, каким он был введён в «Таинственный остров», а ранее, каким он предстал в «Детях капитана Гранта» — коварный и энергичный человек, изобретательный и отважный, не гнушающийся никакими средствами для достижения своих целей.

Ну, не то, чтобы Гонт и раньше был особо щепетильным, тут разница в осознании. Одно дело, когда ты попросту не знаешь, что возможно поступать как-то иначе и совершенно другое — когда ты осознанно выбираешь, как поступить, полностью отдавая себе отчёт в последствиях.

Один чёрт, воровать Морфин умел просто виртуозно, даже не всегда при этом применяя магию. Необычная ловкость, воистину звериная хитрость и чутьё, позволявшее оставаться незамеченным, даже при его выдающейся внешности и габаритах никогда не подводили его. Ну, а грабежи… даже неинтересно. Сила мускулов, нож и палочка — этого тандема не выдерживало никакое сопротивление.

Да и попробуй тут не научись, если есть хочется каждый день, а отец кроме как магией ничем не занимается принципиально?

Одним словом, криминальные таланты у Морфина наличествовали, и он решил, что раз уж не может действовать в поисках медальона и в выяснении судьбы сестры как детектив (мозги у него явно заточены не под то), то ничего не мешает действовать от противного, и вести розыск словно подготовку к очередному преступлению. По крайней мере, когда Гонт начинал размышлять в таком ключе, к нему приходили весьма интересные мысли.

Во-первых, нужна была «чистая» волшебная палочка, чтобы в случае чего от неё избавиться, а его официальная была бы свободна от любых следов запретной ворожбы. За этим дело не стало.

Морфин считал, что ему очень повезло найти тайник со старыми волшебными палочками… которые слушались его просто идеально. Как там говорят, не волшебник выбирает палочку, а палочка волшебника? Вот уж дудки! Ещё скажите, что не наездник укрощает лошадь, а наоборот. Сравнивать себя с Морисом-мустангером было неожиданно приятно, хоть тот и маггл. Просто надо знать некоторые хитрости… парселтангом там владеть или втереть в палочку три капли собственной крови, громко и чётко повторяя при этом своё имя — любая деревяшка после этого становилась как шёлковая.

Во-вторых, требовалось предварительно разузнать, куда могла деться Меропа. С некоторым трудом и это ему удалось, хоть и пришлось потратить на это почти месяц — уж больно Морфина не любили, и шарахались от него, как чёрт от ладана. С грехом пополам волшебник установил, что сестра исчезла из деревни буквально через пару дней после их с отцом ареста, причём, что характерно — Том Реддл, тот самый красавчик-маглл, на которого сестра заглядывалась, пропал одновременно с ней. А объявился незадолго до освобождения Марволо.

Один, и очень недовольный. В округе сплетничали, что он говорил, будто бы его «обманули» и «завлекли», а также пару раз — «опоили».

Все эти сплетни и слухи Морфину чрезвычайно не понравились, ибо укладывались во вполне определённую версию.

Дура-Меропа и не собиралась выбрасывать недоноска из головы. Наоборот, без присмотра отца и брата она вконец распоясалась и таки связалась с этим поганым магглом. Причём, судя по его же словам — подлив ему Амортенции. Рецепт сестра наверняка отыскала в тех же книгах, что и сам Морфин, правда, он только отметил его наличие — парня в тот момент интересовали совершенно иные препараты, вроде ядов и антидотов.

Осознав сие, Морфин пришёл в сильнейшее возбуждение. Хвала Мерлину, что в тот момент он был дома, и никто не мог видеть его… расстройства. Всё-таки чары на доме он принципиально подновлял каждое полнолуние.

Расстройство? Да чёрта с два — это была банальная ярость пополам с ревностью! Может, Меропа и была не слишком-то красивой девчонкой (в Англии с красотками вообще было туговато) и далеко не самой умной… но она была не только его сестрой, но и его женщиной! Его! И именно поэтому, откровенно говоря, Морфин тогда и проклял Реддла — при этом он ещё и издевался над конкурентом.

Осознавать такое предательство было… больно. Но менее больно, чем понимать, что отношения в семье Гонтов никак нельзя было назвать нормальными. И лишь когда Морфин в сорок пятый раз переколотил в доме всю посуду и в сорок шестой её починил, он кое-как смог успокоиться.

Ладно, придётся принять, что Меропа изменяла ему с этим хлыщом. И разумеется, она воспользовалась моментом, когда ни он, ни отец не могли ей помешать. В конце концов, сестра была мертва. Но отчего? Когда? Где они с Реддлом были всё это время, пока он не вернулся?

Только один человек на всём белом свете знал это наверняка. И Морфин вытрясет из Тома Реддла все обстоятельства, а заодно — найдёт и медальон Салазара Слизерина.

Вот только как бы это провернуть?

Молодой человек без колебаний признавал, что с ментальными науками у него всегда было туго — из старика Марволо был не лучший наставник, да и прежний уровень интеллекта отнюдь не способствовал тонкому самоконтролю и крепкой воле. Повезло ещё, что окклюменцию кое-как освоил. Поэтому, с леггилименцией волшебник решил не заморачиваться. Но, к сожалению, при этом отпадал самый эффективный и быстрый способ допроса этого поганца Реддла — в его причастности к исчезновению сестры Гонт был уверен на сто процентов.

Пытки при помощи Круциатуса или, как его сейчас называют, Второго Непростительного? Тоже не вариант. Чтобы получить ответы на вопросы, надо сначала знать, что спрашивать. А просто так посмотреть, как этот надменный красавчик будет корчиться от боли… да, приятно, но совершенно бесполезно для его целей. Да и опасно, откровенно говоря. Магглы всё же более хлипкие, чем волшебники — ещё помрёт чего доброго… раньше, чем успеет что-то рассказать.

Морфин отлично сознавал, что если снова угодит в Азкабан, то больше оттуда не выйдет никогда. А на грёбаном Томе Реддле-младшем висели несколько весьма оригинальных заклятий-следилок, настроенных исключительно на проклятья. Не иначе как тот министерский хмырь, как бишь его, Огден? навесил. Теперь вряд ли даже обычную чесотку на мерзавца нашлёшь. А незаметно распутывать чужие чары он не умел — некому было обучить.

Но… разве магия исчерпывается одними лишь чарами и проклятьями? Нет уж, не зря их предок был славен как величайший зельевар своего времени! Да и вся семья была такая — в том, что осталось от семейной библиотеки, Морфин обнаружил несколько весьма оригинальных рецептов, придуманных его предками невесть когда. Особо приятно было, что предки всё-таки озаботились нормальными испытаниями своих зелий, а прапрапрадед даже составил сравнительную таблицу, как-то или иное зелье действует на волшебника (опыты показали, что разницы в статусе крови никакой), сквиба и маггла. И даже на этом основании вывел несколько новых составов. В числе прочих была и сыворотка правды для магглов, обладавшая с точки зрения Морфина, несомненным достоинством, по недоразумению названным побочным эффектом — после шести часов полнейшей искренности маггл потом сутки валялся с сильной слабостью и совершенно ничего не помнил.

Сварить сыворотку не составило бы труда, но нужно было исхитриться с тем, чтобы не только влить зелье в автора его рогов, но и тщательно допросить его. При этом провернув всё дело так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Готовиться пришлось несколько месяцев. За это время Морфин примелькался в Литл Хэнглтоне, потихоньку балуясь Конфундусом и Обливиэйтом, создавая себе и своей семье совершенно новую, иную репутацию.

Теперь все в деревне были убеждены, что Гонты — потомственные вояки. Мол, кто-то из прадедов долго служил в Индии (нужно было как-то легендировать собственную возню со змеями), Марволо считали ветераном Второй англо-бурской войны, а самого Морфина — контуженным на Первой Мировой. На это списывали некоторые странности его поведения и нелюдимость (Морфин по-прежнему придерживался политики чистокровных, но теперь считал, что уместнее скрывать свои взгляды, если ты в меньшинстве) и теперь молодой Гонт вызывал в людях, пожалуй, что и некоторое уважение. Всё равно в ближайшей округе не было ни одного настоящего старого солдата, который мог бы сразу распознать столь нелепую фантазию.

Именно, что фантазию — Морфин проявил поистине змеиную хитрость, и при общении с магглами никогда прямо не утверждал, что, допустим, был на фронте, или что его папаша, с роду ничего тяжелее палочки в руках не державший — служил в своё время сапёром. Так, бросал время от времени пару-тройку туманных фраз, подкреплённых колдовством.

В конце концов, кому придёт в голову обвинять его в столь странных действиях? И кто вообще сможет его засечь? Уж точно не министерские — благодаря отсидке Гонт узнал о современном магическом обществе больше, чем за четверть века от Марволо — и гораздо более свежие сведения, надо признать. В частности, тот факт, что ментальную магию практически невозможно засечь, в отличие от тех же Непростительных. Можно, конечно, но с очень малого расстояния — пара сотен ярдов, не более.

А вот любое из трёх Непростительных оставляло столь чёткие отпечатки, что при помощи амулетов аврората засекалось за десять миль. Плюс грёбаный Надзор, неизвестно, за каким хреном в своё время навешанный на их дом. Точнее — Морфин даже догадывался, каким. Они с Меропой не ходили в школу, а семнадцать ей должно было исполниться через пару недель после их с отцом ареста. Какая жалость… знал бы раньше — подождал бы и проклял Томми посерьёзнее. Если бы сообразил.

Чёрт побери, а ведь ему по сути стоит быть благодарным этому «доктору Моро». Он и будет. Морфин уже даже решил, что магию применять к полукровке не станет. Просто набьёт ему морду, за все оскорбления и за клетку. Хотя… полгода без дементоров… Ладно, врежет только один раз — но от всей души.

Раньше он не сумел бы составить такого плана. А теперь придумал, да ещё какой! Многоступенчатый, многоцелевой, по-слизерински коварный — прелесть, а не план. И ради него стоило отбросить семейную гордость — всё равно же не поймут. «Не мечите бисер перед свиньями и не бросайте святыни псам» — кажется, так? Магглы и так ничего не знают и не понимают — вот пусть и дальше пребывают в своих заблуждениях.

Отбрасывание гордости заключалось в том, что волшебник время от времени начал помогать деревенским по хозяйству. Зачастую — умудряясь при этом незаметно колдовать, но кое-что делал и своими руками, особенно когда не мог быть уверен, что его колдовство никто не заметит. Ну его… разговоры пойдут, потом из Литл Хэнгдтона сплетни уплывут — а там чего доброго, снова авроры пожалуют брать матёрого рецидивиста Морфина Гонта за нарушение Статута Секретности — побрезговал запачкаться и навоз Левиосой убирал на глазах у магглов… позору будет…

Морфин неожиданно понял, что ему нравится колоть дрова. При этом каждый раз на месте полена представляя себе гениталии Реддла-младшего. И слава Мерлину, что только представляя, если бы он хоть раз их увидел на самом деле, то немедленно аппарировал бы в Лондон и пошёл в Мунго, чтобы ему помогли забыть о том, что эта пакость вообще существует в природе.

Но пока что забывать было нельзя. Морфин Гонт, искусный притворщик и змееуст, выжидал удобного момента для исполнения своего коварного замысла и наконец дождался.