Последний из Рода (джен)

Просто прекрасно, мать его этак!

Он с раздражением отодвинул отцовский дневник на край стола и принялся расхаживать по комнате, словно тигр в клетке. Длинные костистые руки яростно сжимались, прерывистое дыхание вырывалось из груди каким-то диким рычанием, а от нарочито мощных шагов сотрясалась вся старая хибара. Дом, милый дом. Родной… и ненавидимый.

Все умерли. Все. Он — последний.

Остановившись перед неимоверно грязным треснутым зеркалом, он скептически оглядел данный предмет. Да, там уже и не видать ничего, кроме как какой-то смутной тёмной фигуры. Непорядок. Вручную тут уже ничего не ототрёшь. Да и не маггл он, чтобы руками работать. Волшебная палочка сама ткнулась ему в мозолистую ладонь.

— Тергео! Репаро! — хриплое рычание невольно заставило его самого поморщиться. Всё-таки раньше голос был более… человеческим, но за три года воя, яростных воплей и стонов, он изменился практически до неузнаваемости.

Теперь зеркало сияло первозданной чистотой, и ничего не напоминало о бывших ранее повреждениях. Ну, разве что, кроме всей остальной обстановки комнаты, прекрасно в нём отражавшейся и, собственно, приведшего его в порядок волшебника.

Из зеркала смотрел тот ещё тип. Он был сложен довольно странно. Очень широкие плечи и длинные руки вкупе с высоким ростом, делали мужчину похожим на обезьяну. Заросший неопрятной бородой до самых глаз, с густыми жёсткими волосами, такими грязными, что не было никакой возможности определить их цвет, ниспадавшими до плеч. Во рту не хватало нескольких зубов. Маленькие тёмные глазки косили в разные стороны. Вместо нормальной одежды — нелепые неописуемые лохмотья. Это должно было казаться смешным, но смешным он не выглядел, выглядел страшным.

— Красавец, а? — издевательски заметил волшебник, критически обозрев свою внешность. — Самое место тебе было в Азкабане, да Морфин? Потомок самого Салазара Слизерина — и до чего докатился… Змееуст и малефик — нищий, едва ли не бродяга…

До Азкабана Морфин ни о чём таком даже не задумался бы. Нечем было бы. Да уж, чего притворяться перед самим собой — он был тем ещё придурком. Не сказать, что туповатым — но дикарём однозначно. Отчасти этому поспособствовал затворнический образ жизни семейства и «воспитание» Марволо Гонта — отчасти — близкородственные браки и общее вырождение.

Ну, а после той истории… и начал задумываться. Кроме как думать и орать в Азкабане-то и делать было нечего. Стыдно признаться, но у магглов с тюрьмами, оказывается, более продуктивно. Тамошние каторжники не просто сидят за решёткой и прожирают казённые харчи, а ещё и работают там, где им укажут, за сущие гроши! А то ещё на них опыты разные ставят, с непредсказуемым эффектом.

Морфин недовольно поморщился и поскрёб подбородок. Да уж, такого он не ожидал.

В Азкабане заключённые лишены практически любого сношения со всем остальным миром. Так, изредка, можно было разжиться газетой… одной на весь блок, и то, если у надзирателя в тот день будет хорошее настроение. Сначала Гонту было откровенно плевать на это, а за последний год ему досталось всего два потрёпанных экземпляра «Ежедневного Пророка» — за конец февраля и первую декаду апреля. И то — оба номера волшебник получил только в мае, буквально за несколько дней до освобождения, и мстительно утащил их с собой на волю.

Вот только в газете ни слова не было о том, что старый Марволо Гонт отдал концы ещё в прошлом году и теперь зарыт на кладбище Литл Хэнглтона словно последний бродяга-маггл. Ну, честно говоря, сколько себя помнил Морфин (и как он уже потом переосмыслил), мало что отличало некогда благородную и уважаемую семью Гонтов от тех самых бродяг, кроме того, что они были древним магическим родом. Разве что крыша над головой.

А теперь только она у Морфина и осталась. Папаша помер за год до освобождения сына — хорошо хоть магглоотталкивающие чары на доме подновить успел, что они до его возвращения продержались. А то бы спалили их старую хижину к Мордредовой матери — и козлы-Реддлы не преминули бы присвоить себе их участок в отсутствие законных хозяев. Уж он-то не забыл, как их сынуля называл Марволо старым бездельником, а его самого — ненормальным. Что ж, тогда чёртов маггл был не столь уж далёк от истины. Но всё равно, ему следовало держать свой поганый язык за зубами!

Морфин сплюнул сквозь зубы. Всё равно грязнее в комнате от этого не будет. А ведь из-за этого засранца и покатилась их семья под откос… с удвоенной скоростью. Может быть, их и так не ждало в жизни ничего хорошего, но с той поры, как Меропа втюрилась в Тома — всё точно пошло наперекосяк!

Говорил же он сестрице, что этот хлыщ не про её честь. Что даже не взглянет на неё, да и вообще — даром ей не нужен этот маггл-выскочка. Но нет — не слушалась и постоянно на него глазела. И (это он понял уже много позже) именно Меропа настучала аврорам, что Морфин проклял этого засранца. Совсем чуть-чуть — по меркам волшебников это считалось и вовсе безобидной шалостью — вроде как у магглов кинуть в другого комком грязи. Подумаешь, повалялся бы больной пару недель, да почесался вдоволь — так ведь не помер бы!

Но нет, сначала прислали сову с каким-то письмом (и зачем только Марволо её прибил, а письмо сжёг, не читая, старый дурак?), а потом заявился этот толстяк из Министерства и устроил форменный цирк, а потом ещё и авроров за собой притащил. Всемером на двоих — испугались, сволочи! Ничего, кого-то там он точно успел приложить…

Откровенно говоря, сейчас, Морфин прекрасно сознавал, что весь конфликт они с отцом спровоцировали буквально на пустом месте. Фамильная несдержанность, что тут скажешь. Папаше не стоило пытаться придушить дочку при посторонних, а он сам мог бы и с голыми руками на министерского кинуться. Но нет — ему обязательно нужно было пошвыряться проклятиями и потрясти окровавленным ножом. Неудивительно, что толстяк так перепугался.

Если суммировать, то в совокупности с министерского и Реддла Морфин поимел с полчаса морального удовлетворения, а отсидел за это три года. С дементорами. Да, дуракам их развлечения дороговато обходятся. Впредь он будет умнее, и будет стараться как минимум не попадаться. Теперь Морфин Гонт один на всём белом свете, а это значит, что настало время походить на змею — быть незаметным, хладнокровным и смертельно опасным.

Да, старый Марволо Гонт помер в прошлом году, а Меропа пропала из деревни вскоре после их ареста. Впрочем, судя по малопонятным записям отца, когда тот пытался отыскать свою непутёвую дочь (наверное для того, чтобы было кого гонять по хозяйству; сколько Морфин помнил, в быту отец был самым неприспособленным из них троих) при помощи магии, то выяснил, что она уже мертва. Причём особо старик сокрушался о том, что «маленькая мерзавка» сгинула не сама по себе, а вместе с одной из двух фамильных реликвий — медальоном Слизерина. Кольцо-то Певереллов ему вернули после отсидки — Морфин отыскал его в одном из домашних тайников — причём в самом незамысловатом, даже не защищённом магией — видать, папаша здорово сдал после тюрьмы.

М-да, а медальончик-то теперь ему возвращать придётся — как-никак единственный наследник, негоже, чтобы семейные ценности были не в семье, а где-то в другом месте. А для этого предварительно нужно будет выяснить, что всё-таки случилось с Меропой. Морфин нюхом чуял, что Том Реддл имеет к её исчезновению непосредственное отношение.

Вот придёт он в себя после отсидки, поправит здоровье и благосостояние — вот тогда и займётся выяснением всех обстоятельств дела. Благо, никто из Реддлов за три года никуда не делся — так и живут всей семьёй на другой стороне долины. Разве что за те три дня, что он на свободе, младшенький ещё ни разу мимо не проскакал. Ну ничего, Морфин его и так видел.

— Надо будет привести себя в порядок, — пробормотал волшебник. И добавил, окинув комнату недовольным взглядом, — и дом заодно.

Грязь, пыль, паутина… как они тут раньше жили-то? Может быть просто потому, что понятия не имели, что можно по-другому? Привыкли? Морфин вышел на улицу и с презрением осмотрел строение снаружи.

Стены хибарки заросли мхом, черепица осыпалась, и местами через дыры проглядывали стропила. Вокруг росла крапива, такая высокая, что доставала до крошечных окошек с грязными стеклами. Всё в точности такое, как он и запомнил. Разве что дохлая змея на двери не висела. Ну так обычно именно он, Морфин их туда и вешал — менял только тогда, когда прежняя окончательно завоняется. Тогда он находил это чрезвычайно забавным.

Сейчас — поражался собственной тогдашней глупости. Да, три года назад он был под стать своей семейке. Да и первые два года в Азкабане — тоже. Два года в самом натуральном аду — чудом Гонт там не сошёл с ума. Чудом… или потому, что толком сходить было не с чего. Хм, тогда можно выразиться так — чудом тогда ещё Гонт-младший не одичал окончательно.

Да, Морфин Гонт успел отсидеть две трети своего срока… а потом случилось то, что теперь он может характеризовать как «должностное преступление» и даже хуже. Его даже не продали — сдали в аренду! Как того самого каторжника — за кругленькую сумму золота передали какому-то наглому полукровке для проведения экспериментов!

Ладно, это он сначала тогда побесился. Неделю отходил от постоянного присутствия дементоров рядом, неделю или две побуянил — а потом втянулся. Тем более, что результаты этих самых экспериментов начали сказываться буквально сразу… что Морфин непонятным образом сумел скрыть. Ну как, непонятным… неизвестным ему самому. На тот момент. И в ситуации он разобрался далеко не сразу — только позднее, уже снова в тюрьме, куда его вернули после того, как он неосмотрительно показал, что результаты-то самые положительные.

Да, сглупил он тогда…

За те полгода, что Морфин провёл в лаборатории, больше напоминавшей переделанный авиационный ангар (собственно, им она и была), узнать он успел много чего. Начиная с того, что такое, собственно, этот самый ангар и до краткой биографии его «временного хозяина». И мог бы узнать ещё больше… неизвестно только, полезного ли или просто интересного.

Полукровка называл себя доктором Моро — и только через три месяца Морфин узнал, что имя было фальшивым. Просто этот волшебник имел раздражающую, но забавную привычку — читать исключительно вслух. И читал он всё подряд — от собственных лабораторных записей и различных гримуаров до «Ежедневного Пророка» и магглоских книжек. И невольно прослушав книгу Герберта Уэллса (застряла-таки в памяти) Гонт понял, что «доктор Моро» так называл себя специально, одновременно и маскируясь, и намекая на свой род деятельности. Статус крови просчитывался элементарно — «доктор» был слишком волшебником для грязнокровки и слишком сильно интересовался культурой магглов для чистокровки.

Да уж, много чего он тогда наслушался, хотя и осознавал куда дольше — как раз до конца отсидки времени хватило.

Если Морфин всё правильно понял и запомнил, то у полукровки в семье были серьёзные проблемы — младшая дочь, хотя и выказывала способности волшебницы, однако… откровенно говоря, была тупой от рождения. Диагноз Морфин тогда не запомнил — не до того было. «Моро» в тот день начал читать «Всадника без головы», и Гонт слушал его с напряжённым вниманием. И был страшно разочарован, узнав что покойник-то самый обычный, и ни следа магии. М-да… ну хоть интереснее, чем чужие вопли и завывания… так вот, девчонка была тупой, и маггловская медицина ничего с этим поделать не могла. Тогда «Моро» и решил обратиться к магической. Ну и «одолжил», как он сам выразился «самого тупого и бесполезного отброса», какой только нашёлся в Азкабане. Это оскорбление сошло ему с рук только потому, что Морфина он держал в зачарованной клетке. Ну и заодно он только уверил экспериментатора, что ему достался прекрасный образец.

Эксперименты по магическому увеличению интеллекта шли с переменным успехом. Зелья, чары, ритуалы… Что-то действовало сразу, что-то — вообще никак. Сперва Морфин, далёкий от какого бы то ни было образования (не считать же за такое то, что отец обучил его грамоте и счёту на минимальном уровне?) никак не мог показать, что результаты таки есть — просто в силу непонимания и незнания многих вещей. Потом — сознательно занижал показатели — обратно в Азкабан не хотелось до чёртиков. А ещё он вынашивал планы рано или поздно вырубить «Моро», украсть его палочку и сбежать. Но проклятый полукровка был осторожен до паранойи, и планы так и оставались планами, постепенно он узнавал всё больше и больше (из прослушанных книг и просто разговоров полукровки с самим собой — ассистентов тот не держал во избежание разглашения его преступной деятельности)… и однажды сам не заметил, как прокололся, случайно продолжив цитировать Диккенса вслед за «хозяином». Опешивший полукровка устроил Морфину настоящий допрос, после чего, чрезвычайно довольный… вырубил его заклинанием и вернул обратно в тюрьму!

Три недели потом во время визитов дементоров Гонт отчаянно представлял, как подвергает мерзкого доктора самым мучительным пыткам. Ну и злился на себя — надо было тогда молчать! Глядишь — тогда бы и весь оставшийся срок провёл в том ангаре, а не досиживал в опостылевшей камере.

Впрочем, именно в камере Морфин окончательно сделал выводы о кардинальных переменах в собственной личности. И… не то, чтобы он резко стал магглолюбцем вроде Уизли или Поттеров (от упоминания которых отец в своё время только плевался), но всё-таки в культурном плане волшебников они, как это ни печально, давно превзошли. Если уж у чистокровок вся художественная литература сводилась к старым легендам и сказкам… Так что, ему будет, чем развлекаться на воле.

Морфин нехорошо усмехнулся и крутанул палочку в пальцах. Довольно предаваться воспоминаниям, пора приводить в порядок свою… берлогу.

На всякий случай он проверил магглоотталкивающие чары — с ними было всё в порядке. Министерские придираться точно не станут из-за небольшой уборки. С палочки один за другим начали срываться лучи заклинаний.

— Тергео! Эскуро! Акваменти! Вингардиум Левиоса! Репаро!..

— Ну вот, совсем другое дело, — усмехнулся Гонт несколько часов спустя, обводя взглядом уже куда более прилично выглядящую комнату. — Теперь хотя бы самому не противно. Остальным займусь завтра. Теперь у меня полно времени…

В особо благодушное настроение его привёл тот факт, что среди мусора отыскался его старый верный нож. Тот самый, с которым он тогда набросился на министерского.

Морфин задумчиво барабанил пальцами по столу, пристально разглядывая лежащий на столе медальон. Реликвия Основателя. Амулет самого Салазара Слизерина, предохраняющий своего носителя от любого яда и болезни… и чуть не был потерян. Меропа, конечно, была его сестрой — но идиоткой редкостной. Жалкий десяток галлеонов за уникальную вещь?! Ещё бы эта тупица сдала медальон в маггловский ломбард, как золотой лом!

Впрочем, «Борджин и Беркс» ненамного лучше. Хоть лавочка и основана чистокровками, но ассортимент… скажем так, слишком уж разнообразный. Легко найти как достаточно мощный и уникальный артефакт, так и дешёвый ширпотреб, а то и откровенную подделку.

Морфин ядовито усмехнулся, вспоминая, как вытянулось лицо Борджина, когда тот осознал какую вещь упустил из рук и за какую цену. Как же, фамильная драгоценность Гонтов! Знал бы, что медальон самого Слизерина — точно бы его удар хватил. Нет, торгаша понять можно — купить за десятку, а сбыть за сотню — это ж тысяча процентов прибыли! Хотя если б знал — мог бы сбыть вещицу куда как дороже. Последний из Гонтов не сомневался, что старик Диппет, ради престижа Хогвартса раскошелился бы и на тысячи, лишь бы заполучить медальон его предка. В школьный музей. Вот уж глупость, так глупость. Рабочий амулет — в музей? Да если бы в руки директора меч Гриффиндора попал — тот бы точно его на стенку повесил, и так никогда и не использовал по назначению.

И… возможно, если бы Меропа не продала медальон, то он помог бы ей пережить роды… Мордред его знает, беременность — это всё же не болезнь, а естественный процесс.

С другой стороны — не продай дурында амулет — его не купила бы старуха Смит… Морфин прикрыл глаза, в очередной раз смакуя воспоминания последних пяти лет.

В форму Морфин приводил себя пару недель. За это время он успел как следует починить хибару, чтобы её хотя бы нельзя было перепутать с хлевом, привёл себя к человеческому облику (ну, насколько это было возможно при его физиономии), наконец-то выучился нормально аппарировать (сам принцип отец показывал… но раньше просто не возникало нужды отправляться куда-то дальше десятка миль… и у него достаточно крепкие ноги для этого), перечитать по три раза все найденные семейные бумаги (для чего пришлось украсть аж пять словарей — и это совершенно без магии… скорее, сие деяние можно было назвать ограблением), сварить и принять десяток полезных для здоровья зелий, наворовать еды и одежды (для чего и потребовалась аппарация — воровать в пригородах Лондона оказалось гораздо удобнее, чем в родной деревне), а заодно — энную сумму маггловских денег. Волшебную валюту красть было попросту не у кого — знакомых колдунов у Гонта по сути и не было. Тех, при чьём посредстве он угодил в Азкабан и парочку тамошних смотрителей он, естественно, за знакомых и не считал.

Если подумать, то фунты ему были нужны заметно больше, чем галлеоны. Всё-таки в Лондоне, в Косом и Лютном переулках он бывал считанные разы — и то, только с отцом и никогда — с сестрой или в одиночку. Зато в бакалейной лавке в соседней деревушке или на ярмарках появлялся частенько. На самых обычных маггловских ярмарках, как бы Марволо это ни претило. Вот только семья Гонт была единственными волшебниками не то что в округе — а в радиусе доброй сотни миль. Хочешь — не хочешь, а придётся хотя бы еду покупать у магглов. Хотя покупать Морфин не любил — привычнее было воровать или грабить.

Сознавать это было не слишком приятно, но, откровенно говоря, Морфин не мог признавать за собой каких-либо выдающихся талантов, кроме криминальных. Да, магической силой Мерлин и Моргана его не обидели… но как насчёт мастерства? Изящества чар, скорости исполнения, точности? Отец не уставал хвалить его успехи… на фоне младшей и куда менее одарённой сестры. Раньше Морфин принимал это как данность — теперь откровенно в этом сомневался. В конце концов, у него была прекрасная фора во времени — он был на целых семь лет старше Меропы. И в Хогвартсе никогда не учился — в отличие от Марволо, так что, старик был признанным авторитетом в их семье по магическим вопросам. Относительно. Среди документов молодой Гонт отыскал и результаты ЖАБА Марволо — сплошные «Выше Ожидаемого».

Вроде как и всё в порядке, но, если подумать, то ничего особо выдающегося. Середнячок во всём. Разве что в проклятиях был мастером… но их уже вторую сотню лет в школе не проходили, по его же словам. И многие специфические приёмы, показанные им своим детям в Хогвартсе тоже узнать было невозможно. Так что, прежде Морфин считал себя крутым бойцом.

Но авроры всё-таки их скрутили. Не без труда, правда… В общем и целом, Морфин как волшебника оценивал себя чуть выше среднего — и то, именно из-за нестандартного обучения. И признавал, что могло бы быть гораздо лучше, если бы он, Морфин, всё же отучился в Хогвартсе — разумеется, на факультете своего знаменитого пращура! — а на каникулах познавал фамильные секреты. Но чего нет, того нет.

Главное, что упустили младшие Гонты — это социализация.

И дело даже не в банальном отсутствии каких-либо друзей — с подачи Марволо, его дети даже не противопоставляли себя обществу — вообще не подозревали о его существовании. Морфин подозревал, что папаша к старости основательно тронулся умом на своей идее чистокровности. Не то, чтобы он сам был против — но отец явно понимал её неправильно! Иначе почему они, Гонты, магический род с тысячелетней историей, потомки великих чародеев вели по сути нищенское существование, а какие-то презренные магглы-нувориши Реддлы были богаты и уважаемы в округе? Более того, Гонты имели исключительно дурную репутацию в округе, и c Морфином даже не любой бродяга соизволял перекинуться словечком!

Что-то не сильно похоже на «безоговорочное превосходство над жалкими червями».

Если сравнивать с литературными героями (да, после тех опытов молодой волшебник незаметно для самого себя пристрастился к маггловской литературе и даже во время очередной кражи утащил несколько книг со знакомыми названиями), то парадоксальным образом, Морфин Гонт до Азкабана был похож на Тома Айртона, в одиночестве выживавшего на острове Табор — полубезумный дикарь, едва сохраняющий человеческий облик. А после освобождения — тот же Айртон, но уже не такой, каким он был введён в «Таинственный остров», а ранее, каким он предстал в «Детях капитана Гранта» — коварный и энергичный человек, изобретательный и отважный, не гнушающийся никакими средствами для достижения своих целей.

Ну, не то, чтобы Гонт и раньше был особо щепетильным, тут разница в осознании. Одно дело, когда ты попросту не знаешь, что возможно поступать как-то иначе и совершенно другое — когда ты осознанно выбираешь, как поступить, полностью отдавая себе отчёт в последствиях.

Один чёрт, воровать Морфин умел просто виртуозно, даже не всегда при этом применяя магию. Необычная ловкость, воистину звериная хитрость и чутьё, позволявшее оставаться незамеченным, даже при его выдающейся внешности и габаритах никогда не подводили его. Ну, а грабежи… даже неинтересно. Сила мускулов, нож и палочка — этого тандема не выдерживало никакое сопротивление.

Да и попробуй тут не научись, если есть хочется каждый день, а отец кроме как магией ничем не занимается принципиально?

Одним словом, криминальные таланты у Морфина наличествовали, и он решил, что раз уж не может действовать в поисках медальона и в выяснении судьбы сестры как детектив (мозги у него явно заточены не под то), то ничего не мешает действовать от противного, и вести розыск словно подготовку к очередному преступлению. По крайней мере, когда Гонт начинал размышлять в таком ключе, к нему приходили весьма интересные мысли.

Во-первых, нужна была «чистая» волшебная палочка, чтобы в случае чего от неё избавиться, а его официальная была бы свободна от любых следов запретной ворожбы. За этим дело не стало.

Морфин считал, что ему очень повезло найти тайник со старыми волшебными палочками… которые слушались его просто идеально. Как там говорят, не волшебник выбирает палочку, а палочка волшебника? Вот уж дудки! Ещё скажите, что не наездник укрощает лошадь, а наоборот. Сравнивать себя с Морисом-мустангером было неожиданно приятно, хоть тот и маггл. Просто надо знать некоторые хитрости… парселтангом там владеть или втереть в палочку три капли собственной крови, громко и чётко повторяя при этом своё имя — любая деревяшка после этого становилась как шёлковая.

Во-вторых, требовалось предварительно разузнать, куда могла деться Меропа. С некоторым трудом и это ему удалось, хоть и пришлось потратить на это почти месяц — уж больно Морфина не любили, и шарахались от него, как чёрт от ладана. С грехом пополам волшебник установил, что сестра исчезла из деревни буквально через пару дней после их с отцом ареста, причём, что характерно — Том Реддл, тот самый красавчик-маглл, на которого сестра заглядывалась, пропал одновременно с ней. А объявился незадолго до освобождения Марволо.

Один, и очень недовольный. В округе сплетничали, что он говорил, будто бы его «обманули» и «завлекли», а также пару раз — «опоили».

Все эти сплетни и слухи Морфину чрезвычайно не понравились, ибо укладывались во вполне определённую версию.

Дура-Меропа и не собиралась выбрасывать недоноска из головы. Наоборот, без присмотра отца и брата она вконец распоясалась и таки связалась с этим поганым магглом. Причём, судя по его же словам — подлив ему Амортенции. Рецепт сестра наверняка отыскала в тех же книгах, что и сам Морфин, правда, он только отметил его наличие — парня в тот момент интересовали совершенно иные препараты, вроде ядов и антидотов.

Осознав сие, Морфин пришёл в сильнейшее возбуждение. Хвала Мерлину, что в тот момент он был дома, и никто не мог видеть его… расстройства. Всё-таки чары на доме он принципиально подновлял каждое полнолуние.

Расстройство? Да чёрта с два — это была банальная ярость пополам с ревностью! Может, Меропа и была не слишком-то красивой девчонкой (в Англии с красотками вообще было туговато) и далеко не самой умной… но она была не только его сестрой, но и его женщиной! Его! И именно поэтому, откровенно говоря, Морфин тогда и проклял Реддла — при этом он ещё и издевался над конкурентом.

Осознавать такое предательство было… больно. Но менее больно, чем понимать, что отношения в семье Гонтов никак нельзя было назвать нормальными. И лишь когда Морфин в сорок пятый раз переколотил в доме всю посуду и в сорок шестой её починил, он кое-как смог успокоиться.

Ладно, придётся принять, что Меропа изменяла ему с этим хлыщом. И разумеется, она воспользовалась моментом, когда ни он, ни отец не могли ей помешать. В конце концов, сестра была мертва. Но отчего? Когда? Где они с Реддлом были всё это время, пока он не вернулся?

Только один человек на всём белом свете знал это наверняка. И Морфин вытрясет из Тома Реддла все обстоятельства, а заодно — найдёт и медальон Салазара Слизерина.

Вот только как бы это провернуть?

Молодой человек без колебаний признавал, что с ментальными науками у него всегда было туго — из старика Марволо был не лучший наставник, да и прежний уровень интеллекта отнюдь не способствовал тонкому самоконтролю и крепкой воле. Повезло ещё, что окклюменцию кое-как освоил. Поэтому, с леггилименцией волшебник решил не заморачиваться. Но, к сожалению, при этом отпадал самый эффективный и быстрый способ допроса этого поганца Реддла — в его причастности к исчезновению сестры Гонт был уверен на сто процентов.

Пытки при помощи Круциатуса или, как его сейчас называют, Второго Непростительного? Тоже не вариант. Чтобы получить ответы на вопросы, надо сначала знать, что спрашивать. А просто так посмотреть, как этот надменный красавчик будет корчиться от боли… да, приятно, но совершенно бесполезно для его целей. Да и опасно, откровенно говоря. Магглы всё же более хлипкие, чем волшебники — ещё помрёт чего доброго… раньше, чем успеет что-то рассказать.

Морфин отлично сознавал, что если снова угодит в Азкабан, то больше оттуда не выйдет никогда. А на грёбаном Томе Реддле-младшем висели несколько весьма оригинальных заклятий-следилок, настроенных исключительно на проклятья. Не иначе как тот министерский хмырь, как бишь его, Огден? навесил. Теперь вряд ли даже обычную чесотку на мерзавца нашлёшь. А незаметно распутывать чужие чары он не умел — некому было обучить.

Но… разве магия исчерпывается одними лишь чарами и проклятьями? Нет уж, не зря их предок был славен как величайший зельевар своего времени! Да и вся семья была такая — в том, что осталось от семейной библиотеки, Морфин обнаружил несколько весьма оригинальных рецептов, придуманных его предками невесть когда. Особо приятно было, что предки всё-таки озаботились нормальными испытаниями своих зелий, а прапрапрадед даже составил сравнительную таблицу, как-то или иное зелье действует на волшебника (опыты показали, что разницы в статусе крови никакой), сквиба и маггла. И даже на этом основании вывел несколько новых составов. В числе прочих была и сыворотка правды для магглов, обладавшая с точки зрения Морфина, несомненным достоинством, по недоразумению названным побочным эффектом — после шести часов полнейшей искренности маггл потом сутки валялся с сильной слабостью и совершенно ничего не помнил.

Сварить сыворотку не составило бы труда, но нужно было исхитриться с тем, чтобы не только влить зелье в автора его рогов, но и тщательно допросить его. При этом провернув всё дело так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Готовиться пришлось несколько месяцев. За это время Морфин примелькался в Литл Хэнглтоне, потихоньку балуясь Конфундусом и Обливиэйтом, создавая себе и своей семье совершенно новую, иную репутацию.

Теперь все в деревне были убеждены, что Гонты — потомственные вояки. Мол, кто-то из прадедов долго служил в Индии (нужно было как-то легендировать собственную возню со змеями), Марволо считали ветераном Второй англо-бурской войны, а самого Морфина — контуженным на Первой Мировой. На это списывали некоторые странности его поведения и нелюдимость (Морфин по-прежнему придерживался политики чистокровных, но теперь считал, что уместнее скрывать свои взгляды, если ты в меньшинстве) и теперь молодой Гонт вызывал в людях, пожалуй, что и некоторое уважение. Всё равно в ближайшей округе не было ни одного настоящего старого солдата, который мог бы сразу распознать столь нелепую фантазию.

Именно, что фантазию — Морфин проявил поистине змеиную хитрость, и при общении с магглами никогда прямо не утверждал, что, допустим, был на фронте, или что его папаша, с роду ничего тяжелее палочки в руках не державший — служил в своё время сапёром. Так, бросал время от времени пару-тройку туманных фраз, подкреплённых колдовством.

В конце концов, кому придёт в голову обвинять его в столь странных действиях? И кто вообще сможет его засечь? Уж точно не министерские — благодаря отсидке Гонт узнал о современном магическом обществе больше, чем за четверть века от Марволо — и гораздо более свежие сведения, надо признать. В частности, тот факт, что ментальную магию практически невозможно засечь, в отличие от тех же Непростительных. Можно, конечно, но с очень малого расстояния — пара сотен ярдов, не более.

А вот любое из трёх Непростительных оставляло столь чёткие отпечатки, что при помощи амулетов аврората засекалось за десять миль. Плюс грёбаный Надзор, неизвестно, за каким хреном в своё время навешанный на их дом. Точнее — Морфин даже догадывался, каким. Они с Меропой не ходили в школу, а семнадцать ей должно было исполниться через пару недель после их с отцом ареста. Какая жалость… знал бы раньше — подождал бы и проклял Томми посерьёзнее. Если бы сообразил.

Чёрт побери, а ведь ему по сути стоит быть благодарным этому «доктору Моро». Он и будет. Морфин уже даже решил, что магию применять к полукровке не станет. Просто набьёт ему морду, за все оскорбления и за клетку. Хотя… полгода без дементоров… Ладно, врежет только один раз — но от всей души.

Раньше он не сумел бы составить такого плана. А теперь придумал, да ещё какой! Многоступенчатый, многоцелевой, по-слизерински коварный — прелесть, а не план. И ради него стоило отбросить семейную гордость — всё равно же не поймут. «Не мечите бисер перед свиньями и не бросайте святыни псам» — кажется, так? Магглы и так ничего не знают и не понимают — вот пусть и дальше пребывают в своих заблуждениях.

Отбрасывание гордости заключалось в том, что волшебник время от времени начал помогать деревенским по хозяйству. Зачастую — умудряясь при этом незаметно колдовать, но кое-что делал и своими руками, особенно когда не мог быть уверен, что его колдовство никто не заметит. Ну его… разговоры пойдут, потом из Литл Хэнгдтона сплетни уплывут — а там чего доброго, снова авроры пожалуют брать матёрого рецидивиста Морфина Гонта за нарушение Статута Секретности — побрезговал запачкаться и навоз Левиосой убирал на глазах у магглов… позору будет…

Морфин неожиданно понял, что ему нравится колоть дрова. При этом каждый раз на месте полена представляя себе гениталии Реддла-младшего. И слава Мерлину, что только представляя, если бы он хоть раз их увидел на самом деле, то немедленно аппарировал бы в Лондон и пошёл в Мунго, чтобы ему помогли забыть о том, что эта пакость вообще существует в природе.

Но пока что забывать было нельзя. Морфин Гонт, искусный притворщик и змееуст, выжидал удобного момента для исполнения своего коварного замысла и наконец дождался.

Постепенно Морфин добился того, что его репутация даже превысила таковую у Реддлов. Что, впрочем, было не особенно сложно — в деревне их не любили. Мистер и миссис Реддл были людьми богатыми, высокомерными и грубыми, а их взрослый сын Том и того хуже. Снобы и нувориши, не считавшие нужным скрывать презрения к тем, кто был ниже их по положению — и он, Морфин Гонт. Потомственный военный, резкий по характеру, но хотя бы здоровающийся с местными и время от времени оказывающий им кое-какую помощь — особенно, если кого змеи покусают, которых в последнее время в округе расплодилось видимо-невидимо.

Ну, а как было не оказать, если серпентологией увлекался ещё прадедушка, служивший в Индии, и нахватавшийся приёмов у тамошних факиров, а потом передавший их потомкам? Кроме шуток — один из прадедов Гонта действительно долгое время жил в Индии, правда, ни в каких колониальных войсках не служил, а плотно общался с индусскими змееустами. Но ведь Морфин не так уж и далеко отклонялся от истины — просто не уточнял некоторых деталей.

Как, например, того, что змей натравливает именно он, хотя, подчас и приходится ждать до нескольких недель, чтобы атаковать очередного маггла. Главное — нужно было не сбиться на очевидный график. Магглы, конечно, те ещё придурки, но, определённо, начали что-то подозревать, если бы всех кусали в одно и то же время в одном и том же месте. Или хотя бы через равные промежутки времени.

И приходилось тщательно следить, чтобы не дай Мерлин не пострадал какой-нибудь ребёнок — это сразу всколыхнуло бы общественность, и могло помешать выполнению планов. Пускай они и были совершенно неочевидными на первый взгляд.

Да, многое было неочевидно и самому Морфину, когда идея только пришла ему в голову. Например, тот факт, что придётся тайком аппарировать в Лондон и бегать по библиотекам, на самом деле изучая самых обычных немагических змей на полупрофессиональном уровне. Кстати, это оказалось неожиданно интересным и познавательным. Вот чего у магглов нельзя было отнять — так это возможности накопить множество знаний по самым разным вещам — просто ввиду своей численности. За всю свою жизнь Морфин видел в глаза меньше волшебников, чем жило магглов в Литл Хэнглтоне, а это о чём-то да говорило.

В любом случае, подготовка была завершена. К Гонту в деревне относились достаточно спокойно, признавали его знания о змеях и могли позвать на помощь в случае чего. Нападения змей стали уже не исключительными случаями, а обыденностью, хотя и нечастой. Зелье было сварено и настаивалось в подвале до нужной кондиции. Можно было приступать к задуманному.

Место действия было выбрано — одна из уютных тенистых полянок, на которых любил отдыхать Том Реддл. Змею Гонт подобрал подходящую — не совсем типичную для Англии, однако и не слишком экзотическую — гадюкового ужа, достаточно безобидную, но опасно выглядящую тварь. Её зубы Гонт заранее смазал подходящим составом — безвредным для здоровья, но от попадания, в кровь которого, укушенная конечность непременно распухла и покраснела бы. Были подобраны свидетели, в разговоре с которыми за пару дней до преступления Морфин обмолвился о том, что в округе стало многовато гадюк, и что он на всякий случай приготовил надёжное противоядие по рецепту, привезённому его предками из Индии.

И что самое главное — Морфин вовсе не собирался выскакивать из кустов, с тем, чтобы немедленно предлагать свою помощь — выглядело бы слишком уж нелепо и подозрительно. О нет, волшебник просто проследил за тем, что него невольная помощница сделала своё чёрное дело — а потом аппарировал на дорогу, неподалёку от своего дома. По его расчётам, поганец или сам должен был на него наткнуться, спеша домой или те самые деревенские парни, избранные им в свидетели, в надежде на вознаграждение от Реддла-старшего, бросились бы его разыскивать.

Реальность как обычно внесла в планы свои коррективы, но лишь косметические. В частности, волшебнику пришлось прогуливаться не менее получаса, и лишь когда он уже собирался направиться в сторону дома Реддлов, его наконец-то отыскали посланники местного сквайра. По их словам, молодого господина укусила гадюка, а ещё — он упал и вывихнул ногу. За врачом уже послано, но мистер и миссис Реддл опасаются, что тот не успеет помочь их сыну, а про мистера Гонта ходит в округе слава, как о знатоке змей — не согласится ли он осмотреть пострадавшего?

Мистер Гонт охотно согласился, заявив, что пускай пока молодого человека уложат в постель «и не толкутся вокруг попусту», а он только прихватит из дома некое снадобье. Как знал, что понадобится — уж больно много змей в этом году расплодилось, того и гляди, дойдёт до беды. Вот он и решил подготовиться, как выяснилось — не зря.

На самом деле, Морфин и не собирался заходить домой — сыворотка правды с утра находилась у него за пазухой. Его встревожили слова о докторе. Человек с медицинским образованием сразу поймёт, что Том Реддл вовсе не отравлен змеиным ядом, и активно заинтересуется необычным состоянием пациента. И это сразу ставило крест на всём плане допроса. Если только врач будет в своём уме…

Морфин устроил засаду в каких-то трёхстах ярдах от дома Реддлов — и едва не опоздал — коляска доктора Брауна показалась из-за поворота почти что сразу после того, как он устроился на дереве. И тут-то на помощь пришла магия. Сорванное Акцио колесо, заминка — и на дороге появляется Морфин, готовый помочь, тем более, что спешат они по одному и тому же делу.

Гонту чертовски повезло, что доктор Браун предпочитал ездить в одиночку, иначе было бы гораздо сложнее незаметно обрабатывать его уже привычной комбинацией ментальных чар. Не без оснований Морфин полагал, что с обеспеченной им же самим богатейшей практикой подобного колдовства, вполне мог бы работать в отделе стирателей памяти в министерстве магии, и на довольно высоких должностях.

Папашу бы удар хватил ещё раз, если бы он сейчас увидел последнего потомка Слизерина, вежливо расшаркивающегося с каким-то маггловским коновалом и более того — выказывавшего ему своё почтение! О, как бы старый Марволо орал, шипел на парселтанге и кидался проклятиями! Старик не считал нужным ни от кого скрывать своих чувств, и Морфин в своё время при изучении бумаг даже задумался — каким образом его отец был вообще зачислен на Слизерин? Ведь если не учитывать некоторые нюансы, старший Гонт всю жизнь вёл себя как самый отпетый гриффиндорец. Если, конечно, гриффиндорцам на самом деле полагалось быть чудовищно наглыми, жестокими и прямолинейными.

Для того, чей род восходит к Основателю Слизерину, такое поведение нельзя было посчитать иначе, чем позорным. Неуместным, по самым мягким оценкам. Ни хитрости, ни амбиций — только замшелая гордость за предков. Впрочем, Марволо Гонт был лишён возможности повторно отойти в мир иной, на сей раз — от негодования. И чёрт с ним. Или Мордред. Или оба — вместе или по очереди, как им будет угодно.

В любом случае, у постели «больного» Браун и Гонт оказались одновременно. А дальше уже начали действовать инструкции волшебника, вложенные в голову доктора несколькими минутами ранее. Врач сообщил, что снадобье мистера Гонта — именно то, что нужно Тому, но на всякий случай, пусть мистер Гонт останется рядом с ним на несколько часов — у него-де, уже есть опыт в применении данного препарата, и он сразу сможет определить изменения состояния пациента. А всем остальным придётся удалиться.

Честное слово, порой за неделю Морфин не использовал столько Конфундусов и с такой ловкостью и скоростью, как сегодня. Впрочем, одними помрачающими чарами, многократно кинутыми на всех и каждого, он не ограничился. Магические замки на окно и дверь, чары от обычного подслушивания, чары от возможных волшебных следилок, лёгкая иллюзия на стекло…

Только после этого Морфин Гонт влил в рот слабо соображающего Тома Реддла сыворотку правды и начал задавать вопросы.

Да, Литл Хэнглтон три года назад они покинули вместе с Меропой Гонт, по предварительному сговору. Куда они направились? Им нужно было месяц пожить в Шотландии, так что, молодые люди сели на поезд и укатили в Глазго.

На вопрос, какого чёрта их занесло в Шотландию, Реддл что-то невнятно пробулькал про законодательство и отсутствие у Меропы нормальных документов. Естественно, у девушки из такого старого рода не могло быть этих дурацких маггловских бумажек, но это дело не слишком прояснило, и Морфин продолжил допрос. И Реддл оказался неожиданно словоохотлив, словно давно мечтал об этом кому-нибудь поведать.

В 1753 году в Англии и Уэльсе было ужесточено положение о браке. Согласно новому закону, предложенному лордом Хардвиком, пары младше двадцати одного года могли венчаться только с согласия родителей или опекуна. Стало обязательным оглашать имена жениха и невесты в церкви или предварительно приобретать лицензию на брак, проводить церемонию в церкви в присутствии свидетелей. Эти ограничения не имели силы на территории Шотландии, где юноши и девушки могли вступать в брак, не спрашивая разрешения, соответственно с четырнадцати и двенадцати лет. Для этого было достаточно в присутствии свидетеля назвать друг друга супругами.

Поскольку деревня Гретна-Грин была первым населённым пунктом по ту сторону границы на дороге из Лондона в Шотландию, она на целых два столетия стала популярным местом, где несовершеннолетние влюблённые могли заключать брак в обход английского закона. Церемонию обычно проводил глава общины — кузнец, чья кузница стояла в центре деревни, на пересечении пяти старых дорог. Кузнецов Гретна-Грин называли «священниками наковальни» — подобно тому, как мастер соединял раскалённые металлы на наковальне, он «ковал» и союз влюблённых, убежавших в Шотландию, чтобы пожениться, — а сама наковальня стала символом заключаемых там браков. Тысячи пар женились также на постоялых дворах и в гостиницах деревни. Так, именно в Гретна-Грин британский авантюрист Эдвард Уэйкфилд взял в жены пятнадцатилетнюю Эллен Тернер, наследницу состоятельного семейства.

В 1856 году был принят новый закон, согласно которому браки в Гретна-Грин могли заключаться лишь в том случае, если один из пары провёл в Шотландии три недели до церемонии. Именно это и проделали Меропа Гонт, девица и Томас Реддл, холостяк до того, как поженились.

Не знай Морфин о том, что Реддл сейчас практически невосприимчив к боли, то тот уже корчился бы от Второго Непростительного.

В общем, на выяснение всей этой тряхомудии ушло добрых полчаса.

Далее, как оказалось, «голубки» уехали в Лондон, и несколько месяцев жили на съёмной квартире «в любви и согласии». Том описывал этот период своей жизни как-то очень уж туманно, словно тогда не слишком-то отдавал самому себе отчёт в своих действиях. Более подробные расспросы о поведении Меропы подтвердили догадки волшебника — сестра держала своего маггла на чудовищных дозах амортенции. Несмотря на испытываемые к успешному сопернику зависть и презрение, волшебник не мог не признавать за ним твёрдого характера и воистину, железной воли — в противном случае молодой человек давно превратился бы в тряпку и подкаблучника. Но нет — не превратился.

Со временем сестра начала уменьшать дозы любовного зелья, и наконец, в один прекрасный момент дошло до того, что Том Реддл полностью освободился от любовного дурмана и трезво взглянул на свою жизнь. Что он сделал? Собственными руками расстроил весьма выгодный брак, сорвался из дома и от родителей, к которым питал нежную привязанность, и с кем! С Меропой Гонт, дурнушкой и дурочкой, всех достоинств которой была только отличная фигура! Более того, они состоят в законном браке, и Меропа на шестом месяце беременности — аборт делать поздно!

Словно околдовали… И ведь эта дурында призналась! Призналась в том, что она ведьма, что поила Томми любовным напитком, что любит его без памяти…

Только чудом во время этого признания Морфин Гонт не свернул шею Тому Реддлу. В этот момент он ненавидел его, как никого иного на всём белом свете.

Признания Меропы и её интересное положение произвели совершенно не то впечатление, на которое она рассчитывала. Реддл вспылил, наговорил «драгоценной жёнушке» кучу гадостей, собрал вещи и уехал обратно в деревню, невзирая на мольбы и слёзы несчастной девушки. Что с ней было после его отъезда Том не знал.

Задав для приличия ещё десяток-другой уточняющих вопросов, Гонт заклинанием усыпил Тома и покинул его комнату. Встревоженным родителям отчитался, что лекарство успешно работает, и через пару дней их сын будет в полном порядке. «К сожалению», — мысленно покаялся волшебник. Вот теперь-то он превеликим удовольствием запытал всю эту семейку до смерти. Реддлов-старших — за то, что воспитали сына таким скотом. Самого Тома — за то, что оставил беременную жену, буквально нагадил ей в душу и фактически обрёк на смерть.

Действовать хотелось неимоверно — но нельзя было. Иначе — в лучшем случае после кровавого угара его ждал Азкабан пожизненно — и никакого «доктора Моро». В худшем — поцелуй дементора. Раз — и не будет больше никакого Морфина Гонта со всем его благоприобретённым разумом, опытом, памятью и планами, одна бессмысленная оболочка.

Не-е-ет, такого не будет, он не позволит!

Он — волшебник, у него есть время, много времени. Он выяснит, как и отчего именно умерла его сестра. Он вернёт медальон Салазара Слизерина. И он отомстит Реддлам за всё. Да даже за смерть отца! Хотя нет, за Марволо мстить не стоит — не заслужил. Для него Морфин был чем-то средним между домовым эльфом и бандитом-сообщником, но никак не сыном. Выкажи он столь же слабые способности к колдовству, как и Меропа — забитых и угнетённых Гонтов было бы двое.

Морфин-дикарь отца не любил, но безоговорочно признавал его авторитет. Морфин-Айртон презирал Марволо Гонта и считал, что умер тот точно так же, как и жил. А у Морфина теперь голова рабочая, он вполне проживёт своим умом.

Все эти мысли обуревали молодого волшебника, пока он быстрым шагом, едва ли не срываясь на бег, направлялся от дома богачей к своей хижине. То есть, это ранее он жил в хижине. По прошествии нескольких месяцев, под влиянием колдовства Морфина и его же плотницкого мастерства (весьма скромного, надо отметить) жилище колдуна обрело вполне приличный вид, а по магической защите могло соперничать с иными родовыми поместьями. Но всё равно, Морфин тщательно разломал волшебную палочку, при помощи которой морочил людям головы, и сжёг обломки в кухонной печке.

И только тогда позволил себе заплакать — едва ли не в первый раз жизни и от чистого сердца. Он давно уже знал, что Меропа мертва, но обида от того, что ей так жестоко разбили сердце, была свежей. Знать бы раньше, чем всё кончится — так, пожалуй, он и палочку бы доставать не стал, а своими руками утопил мерзавца Тома в выгребной яме. Вместе с лошадью. Даже поиски артефакта временно отступили на второй план, пока Морфин не напомнил себе, что сестрёнку он всё равно не воскресит, а вещь найти можно.

Как ни хотелось Морфину немедленно сорваться в Лондон и продолжать своё расследование, но нужно было ещё задержаться в деревне на какое-то время. Необходимо было натравить змей ещё на нескольких магглов — финальным аккордом, так сказать, чтобы никто не обратил внимания на то, что после Тома Реддла не пострадал ни один человек. Ну и заодно сочинить хорошую историю для того, чтобы можно было надолго отлучиться из деревни.

Не то, чтобы Морфин так уж сильно нуждался в алиби — но после отсидки в Азкабане, он предпочитал перестраховываться. Если задуматься, хорошему волшебнику, в распоряжении которого ментальная магия, аппарация, иллюзии и множество зелий самого разного характера алиби вовсе ни к чему, а при наличии хроноворота оно могло бы и вовсе не приниматься во внимание. Вот только все более-менее сильные артефакты ушли из семьи ещё во времена деда Марволо, так что, о хроновороте можно было и не мечтать.

А правдоподобная история поможет сбить со следа и маггловских сыщиков, и авроров, если вдруг Гонт был столь небрежен, что вызвал у них определённые подозрения.

Ладно… не было смысла притворяться перед самим собой. В руки Морфина попала парочка классических детективов, и ему до смерти хотелось сделать хоть что-то, что походило бы на эти романы. В частности — пресловутое алиби. Но их лучше бы перечитать, чтобы снова не допустить совершенно дурацкого промаха, как с доктором.

В ту ночь Морфин так и не уснул.

И к утру понял, что всё можно было бы провернуть гораздо быстрее и изящнее, владей он легиллименцией или рискни применить Империус. Тогда для воплощения задумок потребовались бы не недели и месяцы, а буквально считанные часы. Как говорится, задним умом все крепки.

И в то же время, нельзя было сказать, что это время волшебник потратил зря. Он добился поставленной цели, он потренировался в долгосрочном планировании и изменении общественного мнения, стал более популярной фигурой в ЛитлХэнглтоне, наконец-то прочитал те книги, которые прежде только слышал, и даже парочку новых…

Особенно ему понравился «Граф Монте-Кристо» — наверное, именно поэтому он так растянул свой план во времени. Чем-то история Эдмона Дантеса даже напомнила Морфину собственную. Ну, разве что он не обрёл несметное богатство и не обзавёлся преданными слугами…

Слуги… последние пару сотен лет Гонты вынуждены были обходиться во всех делах собственными силами — какие уж тут слуги. И как-то так исторически сложилось, что именно людей в их услужении было менее всего — больше волшебные создания и фамилиары. Когда-то давно — всевозможные некросоздания, потом — гоблины и домовики… Сейчас — разве что змеи остались, и то — из-за парселтанга. Видите ли, земноводные и пресмыкающиеся вышли из моды ещё во времена учёбы Марволо. На это, папаша, конечно, наплевал, но хотя бы при обучении пару раз упоминал.

Кстати, об обучении… а ведь с ним, Морфином, отец гораздо чаще разговаривал именно на парселтанге, чем на английском! Хорошо, что удалось избавиться от этой привычки — так он вызывает гораздо меньше подозрений, чем раньше. Вздумай он натравливать змей на людей без того, чтобы предварительно поменять мнение о себе в головах обывателей — чего доброго ещё его приняли бы за того, кем он на самом деле и является — колдуна и убийцу. Ладно, человеческой крови на его руках пока что нет, так что — колдуна и живодёра. Чёрт, даже не вивисектора.

Примитивные злодеяния исключительно для того, чтобы сиюминутно потешить своё эго Морфина более не вдохновляли — в этом был минус повышенного интеллекта. А ещё его время от времени неудержимо тянуло с кем-нибудь поговорить. Порассуждать о высоком. Просто перекинуться словечком.

Ну не с магглами же! Может быть, Морфин и хитёр как змея, обладает крепкой волей и прочими моральными достоинствами… но он всё-таки живой человек со своими недостатками. Случайно проговорится, а то и не раз, пойдут слухи — и пришлют проверку из министерства. А так как Морфин уже на скверном счету у них — будут копать и придираться, неизвестно ещё, чего смогут нарыть и как отпетого уголовника и рецидивиста законопатят в Азкабан навечно.

А так хотелось иногда сказать правду… Поделиться хоть с кем-нибудь своей ловкостью и проницательностью, оценить собственное поведение, пожаловаться на жизнь… и банально приказать принести чаю или постирать носки. Заниматься домашним хозяйством Гонт терпеть не мог, хоть ему и пришлось выучить все найденные в бумагах бытовые чары. Не мужское это дело, и всё!

Раньше у него были отец и сестра. И сам он острой потребности в общении не испытывал, а все хлопоты по дому были на Меропе. Но сейчас… видимо, высокоорганизованный разум не был приспособлен для одиночного существования. Требовалось живое общение. Ну и помощник, на которого можно было бы свалить хотя бы часть работы.

Некроконструкты отпадали по определению — некромантом Морфин не был. Да и та парочка книг по ней, которые нашлись в заныканной по тайникам семейной библиотеке (и как только не продали? Впрочем, всё другое же умудрились сбыть с рук…) были явно не для новичков. Да и средневековую латынь Гонт понимал с пятого на десятое, а нужного словаря под рукой не было, а где его раздобыть — неизвестно. Разве что в Лондоне…

По той же причине Морфин не стал призывать демонов. С этими было ещё хуже. В семейных записях сохранились лишь самые общие указания, и они изобиловали неточностями и пропусками вкупе с многочисленными напоминаниями о внимательности и тщательности подготовки. Проклятья, да это всё равно, что предупреждать об осторожном обращении с огнём во время пожара! Тем более, что призванные демоны отличались лживостью, коварством, свободолюбием и творческой интерпретацией приказов. Это если изредка призывали кого-то действительно стоящего. Три или четыре раза за всю историю семьи. А вот с десяток всяких мелких бесов в разное время удавалось использовать. Вот только были те откровенно слабы, хотя некоторые и отличались мудростью и острым умом. Видимо оттого, что пользы от них было как от сквибов. И опять же — никаких точных указаний не было.

Гоблинов-слуг после их многочисленных восстаний давненько не держали. Оставались только домовики. Но и с этим была проблема. Золото.

Сколько понял Гонт, приличный домовик, опытный и приспособленный, в возрасте лет двухсот стоил под сотню галлеонов. Для сравнения — волшебная палочка, важнейший инструмент волшебника — всего десять, а за пятьдесят можно было полностью экипировать ребёнка на первый курс Хогвартса с нуля. Но на руках было всего две дюжины золотых, причём половину из них предки тупо потеряли в окрестном лесу, и монеты принесли змеи. В лучшем случае — четверть от необходимой суммы.

Конечно, оставался ещё Гринготтс, где меняли маггловские деньги на волшебные, но и тут уверенности не было. Морфин понятия не имел о современном обменном курсе. На настоящий момент у него на руках были триста семнадцать фунтов с мелочью наличкой и какое-то количество золотых и серебряных украшений. Хватит ли? Гоблины не магглы, их не приложишь Конфундусом, чтобы двойную цену дали, как он теперь поступал с маггловскими скупщиками. В принципе, он был согласен, что краденые вещи сбываются несколько ниже рыночной стоимости… но не более, чем на треть! В крайнем случае — вдвое. А потому, он безжалостно заставлял мошенников платить ему вдвое от настоящей цены за любую попытку обсчитать его хотя бы на шиллинг.

Ну и был ещё Лютный переулок — там же, в Лондоне. Несколько раз Морфин там бывал с отцом и запомнил, что с полулегальным товаром лучше всего соваться именно туда. Никаких документов, никаких письменных следов — одни только магические клятвы в ходу. Можно было бы поискать домовика там. Вот только с равными возможностями, как и купить по дешёвке, так и переплатить втрое. Но особого выбора не было — приходилось рисковать.

Кроме того, Гонту казалось, что тот же неуловимый налёт порочности, ощущавшийся в самой атмосфере Лютного в обязательном порядке должен был присутствовать и на всех принесённых оттуда покупках. Хотя, возможно, в этом был виноват ассортимент? Яды и зелья из списка запрещённых, свечи из человеческого жира, верёвки удавленников, могильный мох, проклятые амулеты, изредка — руки славы… Морфин сильно подозревал что, если покопаться, там можно будет отыскать немало полукровок, использующих свои связи в маггловском мире для добычи необходимых ингредиентов. Или хотя бы знающие, где ими можно разжиться. С тех пор, как отменили публичные казни, кое-что удавалось получать с большим трудом — теперь волшебники просто не знали, как отыскать палачей.

Или, может быть, дело было в том, что в Лютном переулке колдун чувствовал себя как рыба в воде, а во внешнем благообразии Косого как-то терялся? Весь этот свет с его приличиями и двусмысленностями… про которые куда приятнее читать, чем непосредственно участвовать. Он безмерно восхищался актёрским мастерством графа Монте-Кристо, прекрасно сознавая, что сам этого не может. Такие вещи попросту не были в характере молодого волшебника. Потому он и принял решение, купить слугу в Лютном — смутно надеялся, что там легче будет отыскать близкого по духу к самому Морфину.

Пока разменял деньги, пока через старые отцовские контакты отыскал нужных людей, пока договорился о встрече… Короче говоря, в кабинете человека, представившегося Джоном Смитом, у которого по проверенной информации можно было купить подходящих компаньонов, Морфин Гонт оказался только в середине января.

Как полагается, сначала продегустировали вполне приличный бренди (уж всяко получше бурды в деревенском трактире), степенно побеседовали о погоде в столице и сельской местности, видах на урожай магической флоры и о политике (Гонт очень вовремя оформил подписку на «Пророк», втайне надеясь, что рано или поздно там опубликуют некролог Роберта Огдена) и только потом перешли непосредственно к запросам родовитого клиента.

— Как же, есть у нас парочка подходящих под ваши вкусы. Правда, они не слишком кондиционные… — извиняющимся тоном протянул Смит.

— Первый раз вижу продавца, который сразу сбивает цену на свой товар, — хмыкнул Морфин.

— Такой уж товар, — развёл руками Смит. — Чудо будет, если вообще сумею их сбыть с рук.

— Ну и какие же у них дефекты? — лениво поинтересовался Гонт.

— Домовушка-девушка — тридцать семь лет, отменная хозяйка… но совершенно несносный характер. Имеет своё мнение, постоянно его оглашает и учит хозяев жить, да ещё и отказывается себя наказывать. И защищается, — при этих словах Смит неосознанно потрогал свои рёбра. — От магии ставит такой щит, что обычное Протего против него — как мокрая бумага против бронеплиты, а от физического ущерба — становится невидимкой и аппарирует по комнате. И категорически не хочет на волю. Семнадцать семей её уже вернули, сплошные убытки! Тридцать три галлеона — дешевле не могу, хоть убейте. И так все её фокусы мне обошлись в три сотни…

— Ладно, а что насчёт второго?

— Потомственный извращенец, — махнул рукой торговец.

— То есть? — прищурился Морфин.

— Бабушка у него была домовой эльфийкой, дед — волшебник-полукровка. Отец — чистокровный гоблин, а сам он признаётся в противоестественной тяге к кентаврицам. Кентавры, кстати, ему один глаз уже выбили отравленной стрелой — восстановлению не подлежит, потому и скидка. Ростом пошёл в дедушку-волшебника — в полтора раза выше самых крупных эльфов или гоблинов, каких я только видел. Как выражаются магглы — мастер — золотые руки. Умён, исполнителен. Одно плохо — из-за такого смешения крови всех магических способностей у него — одна невидимость. За две дюжины отдам. Обоих — так и быть, за полсотни.

Предложение было соблазнительным, что уж тут говорить. Изначально Морфин рассчитывал всего на одного помощника и то с натяжкой — а получал на руки сразу двух и заметно дешевле, чем предполагал. И серьёзные, с точки зрения любого чистокровного волшебника, недостатки, для него не значили ровным счётом ничего.

Строптивая и независимая домовушка? Ха, это будет даже интересно, Меропа была уж больно тихая. Даже в постели всегда молчала. Ну прямо как в том анекдоте — «Закрой глаза и думай об Англии!». Так стоп. Спать с домовушкой он точно не собирается, уж лучше зоофилия. Так или иначе, а хозяйка в доме будет.

Полугоблин тоже пригодится. Как раз на случай, если потребуется быть в двух местах одновременно. А то, что из всех магических талантов ему досталась одна невидимость… Ну, парню повезло куда больше, чем тому физику, Гриффину, из прочитанной накануне книги. Он хотя бы свою невидимость может контролировать. Морфин аж зажмурился от удовольствия, только представив себе, на что способен такой слуга. Воистину, читать маггловские романы стоило только ради оригинальных идей.

Внешне потенциальные покупки ему понравились. Домовушка держалась с достоинством, по выражению лица сразу был виден её гордый и несгибаемый характер, да и вообще, по меркам своего народа она была довольно симпатичной. Полугоблин же, действительно, удивлял. Добрых пяти футов ростом, с почти что человеческим лицом, больше всего он напоминал жестокого пирата или потерпевшего кораблекрушение моряка — из-за чёрной тряпицы, перетягивающей правую глазницу. Разве что его жёсткие как проволока тёмные волосы и крупные заострённые уши давали понять, что перед ним стоял не просто карлик, но нелюдь.

Волшебник задумчиво похмыкал, почесал в затылке, тщательно изучил предлагаемый товар, не преминув обнюхать и едва ли облизав… и принялся торговаться. Да, конечно, он вовсе не возражал против халявы, но не хотел давать понять Смиту, насколько он не возражал. В конце концов, покупка домовиков — это, конечно, важное дело, но отнюдь не вопрос жизни и смерти. Не выйдет сегодня — ничто не мешает попытать счастья в среду или на будущей неделе, или на Пасху…

Спустя полтора часа ожесточённого торга цену удалось сбить только на десять сиклей, и Морфин, показательно сплюнув, заплатил. Он искренне надеялся, что своё отличное настроение надёжно спрятал за брезгливой гримасой. Судя по злобным взглядам, метаемым в него Смитом, получалось не очень хорошо. И тот же Смит мстительно попытался содрать с Гонта уже одиннадцать сиклей за летучий порох под предлогом невозможности аппарации для полугблина. В ответ на это Морфин презрительно сощурился, ухватил свои приобретения за руки и испарился вместе с ними.

Слуг Морфин переименовал сразу же, как оказался в своём доме. Возражать те и не пытались, даже если это было против их обычаев или религии, хотя есть ли вообще у гоблинов и домовиков религия, волшебник понятия не имел, и иметь не хотел.

Нахалку он окрестил Чикитой и немедленно всучил ей роман Теофиля Готье, чтобы просвещалась. Одноглазого потомственного извращенца после некоторых раздумий обозвал Зевсом. Извращенец попался образованный и встретил свой имянаречение жутким смехом — чем-то средним между жалобным ржанием пожилого ишака и скрипом проржавевших петель кладбищенской калитки.

Ну что ж, у одного из помощников уже есть чувство юмора. Можно продолжать проявлять весь свой «тонкий английский юмор». В частности — предоставил домовикам в качестве униформы старые вещи отца и сестры.

Немедленной выдаче одежды оба попытались воспротивиться — но тут уж Гонт заранее придумал хитрость, и заявил, что это не их одежда, а его, что он им ничего не дарит, не жертвует и никоим образом не передаёт в полную собственность, а одетые помощники — это его хозяйская прихоть. Хозяйка в доме не может ходить чёрт знает в чём, иначе — какая из неё хозяйка? А Зевсу наверняка придётся иметь дело с магглами. Нет, в какой-нибудь Патагонии, Гвинее или Австралии его обноски смотрелись бы нормально… в прошлом веке. А в тысяча девятьсот двадцать девятом году от Рождества Христова в Британии, даже в сельском захолустье бродяги выглядят куда приличнее. Или прислуга рода с тысячелетней историей хуже каких-то нищих магглов?

Для большего впечатления, Морфин упомянул про Салазара Слизерина, как про одного из создателей Хогвартса, где, между прочим, проживает крупнейшая в Британии на сегодняшний день община домовых эльфов, и который ему предок.

Зевс и Чикита из его пространного монолога вынесли только то, что молодой господин не собирается всю жизнь торчать в сельской глубинке, а ведёт таинственные дела, под стать своему великому пращуру, и преисполнились уважения.

Смешно, но домовикам про то, что он вор, Гонт так и не сказал.

В конце концов, он ещё кое-что зарабатывал на продаже некоторых растительных и животных ингредиентов — маловато и сезонно, но всё же. И конокрадство к обычному воровству было приравнять сложно. Да, Морфин всё-таки не утерпел и выкрал любимую лошадь Тома Реддла, сбыв её в Ирландии. Дешевле, конечно, чем она стоила, безо всяких документов и клейма (вывести реддловское магией проблемой не было, но никаких других Гонт просто не знал), зато Морфин вдоволь потренировался в парной аппарации, пока сообразил каким образом можно перенестись не прямо из седла и не вместе с седлом, а парой «всадник-конь».

Забавно, но после этого он даже завёл некое подобие рабочего журнала, куда записывал изобретённые им, а равно и заимствованные из романов приёмы колдовства. Молодой волшебник рано или поздно всё-таки собирался продолжить династию Слизерина и не без оснований полагал, что его потомкам пригодятся новые оригинальные знания. Вот, например, после «Всадника без головы» они вместе с Чикитой разработали прелестные чары двойного назначения — с их помощью можно было как мгновенно завялить мясо, так и буквально засушить труп до состояния мумии так, чтобы время смерти было совершенно невозможно определить — погиб ли этот человек полчаса назад или в прошлом году.

Зевс же и в самом деле оказался мастером на все руки. У него был врождённый талант к любому ремеслу — столярное, слесарное, плотницкое, кузнечное… Его стараниями старая хибара Гонтов была перестроена по всем правилам архитектурного и инженерного искусства. Теперь это был классический двухэтажный коттедж — небольшой, но добротный, пожалуй, даже получше многих деревенских. Путём сложных геометрических расчётов и прикладного колдовства, связанного с расширением пространства (для чего потребовалось закупить и распотрошить несколько соответствующих сумок), теперь в доме были и потайной ход, и две скрытых ото всех, кроме хозяина и домочадцев тайных комнаты, и гораздо более вместительный подвал, чем прежде, и, конечно, дюжина самых разнообразных тайников по всему дому и окрестностям.

Да, при здравом размышлении, они решили сделать заначки и за пределами дома, надёжно укрыв их всеми возможными способами. Так, по мелочи — волшебная палочка, пара-тройка зелий, небольшая сумма в фунтах и галлеонах… Мало ли, что может произойти в жизни, а так, хоть что-то да окажется под рукой. Из соображений конспирации, местоположение всех тайников знал только Морфин, Чикита и Зевс — каждый свою часть. Не то, чтобы он не доверял своим помощникам, вот только надёжной ментальной защиты дать им не мог. А таковая им непременно понадобится, если Морфин снова попадёт в переплёт с министерскими хмырями.

Парадоксально, но факт — чтобы сделать приличный защитный амулет, оказывается, мало иметь степень мастера в артефакторике. Нужно ещё было быть мастером в той дисциплине, защита от которой предполагалась, или хотя бы в смежной. А искать кого-то уровнем ниже мастера — этак лучше самостоятельно клепать всякий ширпотреб — оно как-то надёжнее будет.

Так вот, мастеров-менталистов в Британии по пальцам можно было пересчитать. И всего один из них при этом кое-что смыслил в создании амулетов. Вот только цены… Мельком поинтересовавшись, сколько этот человек возьмёт за работу, Морфин немедленно ощутил жгучее желание обнести его до нитки за такие издевательства над потенциальными покупателями. Остановило его, как ни странно, наличие большой и крепкой семьи… проживающей вместе с почтенным мастером. Даже с учётом помощи полугоблина Морфин не рассчитывать одолеть более пяти противников — ведь не убивать шёл бы, а грабить — а в поместье волшебника одновременно проживало добрых две дюжины ведьм и колдунов, не считая големов и домовиков. Перебор.

А если не позаботиться о защите — ценность помощников в его деятельности стремится к нулю, и им не остаётся ничего, кроме бытовой помощи. Ну и ещё бесед по вечерам про очередную книгу. Так, однажды вечером Гонт узнал, что любимая книга Зевса — «Призрак Оперы», причём более всего потомственного извращенца восхищает одарённость и энергичность несчастного Эрика. Чикита же буквально влюбилась в «Капитана Фракасса» — не в последнюю очередь потому, что первым приказом хозяина было: «На, читай. Тут и про Чикиту, и вообще — интересно».

Вообще отношение Гонта к домовикам было столь же нетипично, как и то, что происходило ранее в его семье, только с перекосом в другую сторону. Повторять ошибок Марволо он не собирался, и не считал себя пупом Вселенной… и даже Литл Хэнглтона. Пребывание в центре внимания ему никогда не нравилось, и усугубилось после опытов с тем полукровкой. Да, котелок Морфина стал варить куда лучше, чем прежде, но, закусай его фестрал, это всё-таки было больно! И осознавать то, что ты, несмотря на свою родословную, уникальные возможности и физические данные — всего лишь «прекрасный материал»… было неприятно. Это ещё больше усилило мизантропию Гонта.

А у домовиков в качестве собеседников и помощников имелись несомненные плюсы. Они понятия не имели, каким придурком Морфин был раньше, они практически не общались с окрестными жителями (Чикита уж точно, Зевс — изредка, когда нужно было пополнить запас продуктов, а у Морфина не было настроения красть провиант), они были плотью от плоти волшебного мира и не могли его предать… если, конечно, их до этого не довести специально. А то, встречались в записях предков такие случаи… внимательно изучив которые, Морфин просто за голову хватался от кретинизма пращуров. Если же с ними обращаться достойно или, хотя бы как с ценной собственностью — то не найти будет существ преданней и вернее.

Именно преданности Морфину не хватало всю его жизнь. Отец откровенно подавлял, а Меропа… он подозревал, что в конце концов они с Марволо превратили её в законченную мазохистку, иначе она не связалась бы с реддловским выродком… Меропа едва ли не с рождения его побаивалась. Какая уж тут преданность…

Уважительное отношение домовиков очень льстило, и Морфин делал всё, чтобы на них не срываться — всё-таки время от времени он был подвержен приступам ярости, как бы хорошо он себя внешне ни контролировал. И для помощи ему, Зевс развесил по всему дому мишени, якобы для дартса. На самом деле Морфин метал в них ножи или чары — смотря что первое попадалось ему под руку. Иногда удавалось засечь наступление приступа в самом начале, и тогда под бдительным присмотром Чикиты (всё-таки щит у девушки был крайне мощным, а реакция превосходила таковую у него самого) Морфин тренировался в скоростном выхватывании оружия. Палочка и нож буквально летали в его пальцах, и в голову волшебника время от времени закрадывалась крамольная мысль об обзаведении пистолетом…

Как показала практика — за то же самое время, пока Морфин вытряхивал из рукава палочку и применял хотя бы самые быстрые чары, он успевал метнуть нож и уже тянулся за вторым. С револьвером дело могло пойти ещё быстрее… теоретически. Но пока что он только раздумывал о нём — нужды в маггловском огнестреле не возникало, и далеко не все сиюминутные прихоти заслуживали не то что удовлетворения, а даже рассмотрения.

Куда интереснее оказалась найденные в дневниках одной из его прабабок возможности создавать одноразовые Омуты Памяти и получения чужих воспоминаний, как своих, безо всякой легиллименции! И было всё равно, кем был реципиент — главное, чтобы он мог запоминать.

Конечно, Морфин не мог упустить такой случай. В этот раз он проник непосредственно в комнату спящего Тома, и вытянул из его памяти всё, что его интересовало. А на следующий день обнаружился побочный эффект от насильственного изъятия воспоминаний — оказывается, они резко обострялись в голове подопытного, и тому казалось, что эти события произошли буквально несколько секунд назад. Так что ещё неделю, по всему Литтл Хэнглтону разгуливал мрачный Реддл-младший, предающийся ностальгии и время от времени порывавшийся отыскать Морфина с непонятными целями. То ли обвинить его в том, что сестра была ведьмой, то ли повиниться — хрен его знает. Волшебнику было не до того — он изучал похищенную память.

А потом пришлось прерваться на похищение нового набора суповых тарелок, а при здравом размышлении — сразу трёх. Вот уж будет полиции Ноттингема головной боли — ну какой нормальный взломщик утащит керамическую посуду, но побрезгует столовым серебром? А Морфин не то что побрезговал — просто имел несчастье лицезреть буйство домовушки, обнаружившей, что хозяин извёл на свои опыты все тарелки, и немедленно требующей раздобыть замену. Ну он и раздобыл. Кто ж будет думать о серебряных вилках в тот момент, когда дома его ждёт разъярённая хозяйка? Один комплект — на замену, один — на дальнейшие изыскания и ещё один — на всякий случай.

Вот чего Гонт не ожидал, так это того, что Омуты Памяти действительно окажутся одноразовыми. В самом прямом смысле слова — на скорую руку зачарованная посуда сразу после просмотра очередного воспоминания буквально распадалась в руках в мелкую пыль. Удобно, когда нужно избавиться от улик, но опасно, если посуду вы взяли без спроса. Даже если это ваша кухня и ваша посуда.

И в чём волшебник признался самому себе только через несколько дней — ему эта выходка Чикиты только понравилась. Для того и покупал такую строптивую — чтобы в доме был порядок, и никто не смел его нарушать, в том числе — и сам хозяин.

Несколько недель потом Зевс и Морфин рыскали по Лондону — сначала в поисках тех меблированных комнат, в которых прежде жили Том и Меропа, потом — разыскивая успевшего уволиться коридорного — единственного человека, который помнил столь необычную супружескую пару. Везде на первых ролях был именно Зевс — Морфин опасался, что его необычная внешность слишком хорошо запомнится, особенно в связи с родственным сходством с Меропой и повсюду ходил в плаще с капюшоном. Лондон всё-таки столица, тут расположено Министерство Магии и центральный офис аврората, а значит — контроль над колдовством в адрес магглов куда плотнее, чем в сельской глубинке, и нельзя было разбрасываться Обливиэйтами направо-налево, как он поступал бы в сельской местности.

А Зевс вполне себе смахивал на маггла, особенно если не снимал шляпу. Полугоблина это даже забавляло, хотя в Косой и тем более в Лютный он так и не решился заглянуть. Там-то сразу поняли бы, кто он такой.

История Тома Реддла полностью подтвердилась, особенно его отъезд со скандалом. Коридорный вспоминал, что Меропа потом неделю ходила как в воду опущенная и плохо ела, даже просрочила оплату за комнату. А потом, видимо, продала медальон Слизерина в каком-то ломбарде. Ну, это маггл думал, что в ломбарде — Зевс попросту не смог не узнать фамилию Борджина. Хотя бы это идиотка смогла сообразить, что магглам нечего продавать артефакты — надо идти к своим. А вот того, что миссис Реддл увезли в больницу в самый сочельник — этого Морфин не ожидал.

Пришлось потратить время ещё и на поиски нужной больницы, раскошелиться, чтобы поднять записи — и вот, пожалуйста, на руках у Морфина выписка о том, что его сестра умерла родами аккурат на новый год, успев только дать новорождённому сыну имя — Том Марволо Реддл. Справка о смерти. Адрес кладбища и указание номера участка, где её захоронили.

На кладбище Морфин решил заглянуть в очередную годовщину смерти Меропы — сейчас ему просто нечего было там делать. А раз уж выпала такая оказия, и он оказался в Лондоне — можно было и проверить здоровье в клинике святого Мунго. Так, на всякий случай. Слишком уж в его сознании засела больница — торчать в ней пришлось едва ли не дольше, чем отыскивать.

Судьбой сына Меропы Морфин даже не поинтересовался. Кто мог родиться от союза полусквибки и маггла? В лучшем случае, такой же полускиб, как и его мать. А то и вовсе маггл. И даже если отбросить чистоту крови, чего Гонт делать вовсе не собирался — мальчишка официально Реддл. Не Гонт. Не его головная боль. И не больничная — те давным-давно передали малыша в какой-то приют

Откровенно говоря — на что ему сдался младенец? Кого он воспитает и зачем? Может, пацан давно помер уже. Да даже если и жив — что с того? Не Реддлам же его подбрасывать? Одну сволочь — Тома, они уже вырастили, второй нам даром не надо. Сам себя Морфин отнюдь не считал примером для подражания маленького ребёнка. А если парень родился магглом? Тем более, не нужен.

Морфин отнюдь не собирался разбавлять кровь Гонтов кровью магглов, особенно столь сомнительных, какими были его соседи. Тем не менее, он велел Зевсу таки запомнить название приюта на всякий случай — ежели вдруг после обследования выяснится, что пребывание в Азкабане сказалось на его способности к продолжению рода не самым лучшим образом. Физически-то никаких проблем не было — а магически? Медицинские чары к самому себе применять крайне не рекомендовалось во всех источниках, да и профилем Морфина были проклятия, а не колдомедицина. В этом деле лучше всего было довериться профессионалам.

Профессионалы тщательно осмотрели Морфина, содрали дюжину золотых, применили к нему десяток заклятий, влили пяток зелий и дали рецепты ещё трёх и заверили — с мужским здоровьем у Морфина всё в порядке. Есть правда, некоторые другие болячки, но они либо уже залечены, либо пройдут после приёма указанных зелий. Приободрённый Морфин рискнул спросить у целителей — нельзя ли что-то сделать с его глазами?

В Мунго, как выяснилось, косоглазие у взрослых не лечили, только у детей до семи лет, зато у магглов удалось хотя бы частично скорректировать его при помощи очков. И совершенно бесплатно — лёгкий Конфундус — и окулист сам с радостью выкладывает денежки из своего кармана, убеждённый, что ОЧЕНЬ хочет помочь бедняге, у которого временные финансовые затруднения.

Самое смешное — именно так сам Морфин и считал. Финансовые затруднения у него в самом деле были. Особенно по сравнению с некоторыми другими семьями из «Справочника чистокровных волшебников». Особенно с Малфоями и Блэками. А то, что временные… разве нет? Когда он вышел на свободу, в его карманах не было ни фартинга, ни кната. А сейчас… Гонт вполне трезво себя оценивал и считал, что его благосостояние где-то на уровне нижней планки среднего класса. И пускай моралисты ноют о том, что он всё это наворовал и награбил. Да идите с дементорами целоваться, правильные вы наши! Морфин Гонт выживал, и делать это предпочитал с комфортом.

Теперь он знал судьбу Меропы и готовился к визиту в лавку Борджина и Беркса. Эти ушлые типы вполне могли заломить немалую цену за его законную собственность, и в таком случае Морфин Гонт был готов вернуть её силой.

Силовой метод решения конфликта волшебник всё же предпочёл оставить на крайний случай. С торговцем логичнее всего будет договориться. Но и возможность давления — хотя бы психологического, при здравом размышлении отметать не стал. Как говорится, бережёного Мерлин бережёт, а не бережённого конвой стережёт.

Придётся немного постараться и в очередной раз поменять имидж. Раньше Гонт появлялся в Лютном как один из своих. Равный среди равных. Такой же, как все остальные. Дерзкий, но уважающий местные авторитеты. А в их число как раз-таки входили хозяева «Борджин и Беркс». Пойти к ним просто так, с нахрапа, означало сразу поставить себя в положение просителя. А это гордой натуре чистокровного претило. Нет, в других обстоятельствах можно было бы, но… унижаться ради того, что уплыло из семьи по недоразумению?!

О нет, Морфин в следующий раз войдёт в лавку как ему пристало. Как тот, кто имеет власть и самое главное — право получать ответы. И ни в коем случае не как расфуфыренный невежа в пятом поколении, воображающий, что стоит нацепить мантию помоднее, да бриллиантов побольше — и он уже на вершине. Конечно, встречаются и такие, но к ним Морфин испытывал только презрение. Чистокровные волшебники, ведущие себя как самые отпетые магглы — как Реддлы! — это было для него настоящим оскорблением.

Деньги, влияние, власть — это всё наживное, не стоящее особой гордости, особенно для того, кому это всё досталось по наследству, на блюдечке. Для настоящего волшебника истинную ценность имеют только три вещи — сила, знания и навыки. Морфин готов был склонить голову перед мастерами, но не перед выскочками, позорящими не только свой род, но и его самого. Да, Гонт считал, что неподобающее поведение слизеринцев, как нынешних, так и бывших, бросает тень на репутацию Основателя и его предка — а значит, и на него самого.

Поэтому Морфин сделал довольно неожиданный ход — скупил полный комплект школьных учебников, тщательно его проштудировал, и в начале лета подал министерской комиссии прошение о сдаче СОВ. Хотелось бы, конечно, сразу замахнуться на ЖАБА, вот только подобная практика, среди проходивших домашнее обучение не одобрялась. Не то, чтобы для него было важно чужое мнение — но изначально настраивать против себя комиссию не стоило. Заодно и приобрёл исторические труды. Всё же его предки были отнюдь не вездесущи, да и не мешало бы знать официальную точку зрения на те или иные события, описанные в дневниках. Исторические хроники хотя бы не сосредотачивались конкретно на одной персоне, как личные заметки, и позволяли получить более полную картину. А то был у его предков один грешок — старательное игнорирование того, что не попадало в их поле зрения, особенно если это было связано с, не дай Мерлин, каким-нибудь полукровкой.

А ведь именно из полукровок и квартеронов выходило большинство Мастеров и самых сильных волшебников своего времени. Морфин, когда это вычислил, несколько пал духом и три дня сидел в деревенском кабаке, жалуясь всем подряд на то, что традициям не придаётся надлежащей важности, и из-за этого они превращаются всего лишь в исторические курьёзы или хуже того — воспринимаются как некая аксиома, и никто даже не пытается вычислить, почему они возникали. И этим укрепил свою репутацию старомодного мизантропа, мрачного, но своего. А всего-то оказалось достаточно подраться с парочкой залётных магглов, посмеявшихся над его потрясением.

Залётные совершенно не ожидали, что пьяный чудак окажется настолько сильным и быстрым. Стало для них откровением и то, что за него вступилась добрая дюжина местных, причём не только бродяг, которым Морфин неоднократно наливал за свой счёт, но и таких уважаемых людей, как кузнец (успевший оценить мощь Морфина в борьбе на руках), пивовар, чей продукт «ветеран» не уставал нахваливать в перерывах между своими стенаниями, и священник из Грейт-Хэнглтона, впечатлённый дискуссией об Инквизиции и её роли в истории.

А потом Морфина притащил домой Зевс, и всю следующую неделю волшебник вынужден был слушать ворчание Чикиты о своём неподобающем поведении. Зевс был более сдержан и выражал молчаливое неодобрение. Это прекрасно помогало настроиться на рабочий лад.

Как ни странно — удалось с первого раза сдать все десять СОВ, да ещё получше, чем папаша в своё время. ЗОТИ, Древние Руны, Чары и Трансфигурация радовали глаз отметками «Превосходно», и «Выше Ожидаемого» — всё остальное. Что было совершенно неудивительно. Это горожане и богатеи могут халтурить, а для выживальщика такое отношение совершенно непозволительно. Нумерологию и Прорицания Гонт даже и не думал сдавать. В первой сам толком ещё не разобрался, нужна ли она ему в принципе, а для второго у него просто не было дара.

А кто бы что ни говорил, но изучать Прорицания без дара — это всё равно что пытаться стать художником, если у тебя врождённый дальтонизм. Никаких гарантий, видения смутные, интерпретация затруднена, да вдобавок ко всему требуется куча самых разных стимуляторов, чтобы торкало не когда придётся, а по заказу. Вот только Морфин и так был уверен в том, что адекватность у него условная. Проверять, что будет с ним под действием психотропных веществ и прочих наркотиков, не было ни малейшего желания.

Комиссия, кстати, была весьма впечатлена его успехами (Морфин изрядно навешал им лапши на уши про сложности выживания среди магглов и отсутствие нормального образования… поверили, как ни странно) и тут же, не сходя с места, предложила пройти курсы аппарации… за тридцать галлеонов. Обалдевший от такой наглости Гонт немедленно продемонстрировал им свои навыки и предложил пройти курсы повышения квалификации за тридцать пять, упомянув, что делает скидку уважаемой комиссии в пятьдесят процентов (уроки экономики от Чикиты даром не прошли). Министерские посмеялись и выдали лицензию авансом.

Хотя если подумать — кому вообще нужна эта лицензия, кроме вчерашних школьников? И то — в основном для того, чтобы пополнять бюджет Министерства, хотя бы на мизерные суммы, но достаточно регулярно. В конце концов, это же не маггловские автомобильные права, без которых лучше не садиться за руль.

— И зачем вам это было нужно, сэр? — спрашивала его Чикита за ужином. Это достаточно уважительное и в целом нейтральное обращение Гонт выбрал для того, чтобы Зевс мог разговаривать с ним при магглах. «Хозяин» или «господин» по отношению к нему могли их насторожить. А Морфин не штатный обливиатор в случае чего. — Что поменялось из-за наличия у вас этого документа?

— Лично для меня — ничего, — ответил Морфин. — Но для Министерства… теперь я не просто какой-то там хулиган с палочкой, которого хрен знает чему и когда учили, а официально зарегистрированный человек, сдавший министерские экзамены. Один из них. Пускай опосредованно, но вошедший в их среду. В конце концов, Эдмон Дантес преспокойно мог бы обойтись без того, чтобы становиться клиентом Данглара.

— Нарабатываете репутацию, сэр? — уточнил одноглазый. — Чтобы в случае чего пригрозить тем, что привлечёте официальные органы, и все знали, что это вам позволят?

— И это тоже, Зевс. А заодно я оценил современное школьное образование.

— И как оно, сэр?

— Для начинающих — неплохо. Вот только я бы с такими знаниями не из школы разрешал выпускаться, а только палочку с собой на каникулы брать, — вздохнул Морфин. — Многих мелочей, составляющих самую суть, в школьных учебниках попросту нет.

С другой стороны, там были кое-какие теоретические аспекты, про которые Марволо в своё время не упоминал. Так что, хогвартские учебники помогли сориентироваться в том, какой уровень знаний надо показывать. Особенно по ЗОТИ. Пятый курс? Да папаша бы в двенадцать его Круциатусом угостил за леность и небрежение!

Ещё одной целью была мелкая, но приятная месть. Как выяснилось, Роберт Огден всё ещё служил в отделе магического правопорядка и даже недавно получил повышение. Морфин не сомневался, что как минимум уязвит самолюбие невысокого толстяка тем, что в своё время он, дипломированный волшебник удрал от неуча. А ещё при случае он собирался лично навестить этого надоеду и сообщить ему, что, Меропа, к которой тот в своё время выразил такое сочувствие, умерла в нищете, как раз-таки из-за того самого маггла. Ну и смерть папаши ему тоже на вид можно будет поставить.

Искренне печалился Гонт только из-за сестры, но откуда Огдену это знать? Он и знаком-то был с их семьёй считанные минуты. И именно он послужил причиной её разрушения наравне с Марволо. И немножко самим Морфином, ладно уж. Самокритика иногда бывает полезной. Помогает увидеть собственную гордыню, отбрасывающую знания, что ведёт к ошибкам и падению.

Несколько дней молодой волшебник с удовольствием предавался размышлениям и прикидывал, как лучше осуществить свою месть-провокацию. О, строить планы он полюбил ещё в Азкабане, когда ему оставались считанные дни до выхода на свободу. Самое смешное — половину тогда задуманного он уже осуществил, пускай и потратил на это в несколько раз больше времени, чем изначально намеревался. И очень радовался, что теперь у него хватало интеллекта проработать план, а не браться за дело с полуоформившимся желанием без оглядки на последствия. Он уже придумал, как ему получить график работы Огдена, когда к нему прилетела неизвестная почтовая сова.

В отличие от Марволо, Морфин сов не отпугивал и не ел. Они носили ему газеты. Так что письмо некоего К. Нотта он прочитал и даже написал ответ, о том, что да, действительно, является представителем тех самых Гонтов. Морфину изрядно польстил тот факт, что ещё хоть кто-то помнит о существовании его рода и заочно уважает. Хотя, откровенно говоря, что его, что Марволо, уважать толком было не за что. Старый мерзавец и хладнокровный проходимец — очень почтенные фигуры, ничего не скажешь.

Особенно сам Морфин. Про Арсена Люпена он, конечно, читал, но, в конце концов, у «благородного грабителя» не было никаких достаточно веских причин для своего образа жизни. Морфин Гонт элементарно не мог устроиться по-другому. Изящество и куртуазность француза были чужды суровому британцу, и в первую очередь тот ценил надёжность и практичность, а уж потом — интересные решения. Ну и джентльменом его никак нельзя было назвать — не по происхождению, а по поведению. Джентльмен не станет воровать лошадей, пить с кузнецом и спорить со священником о методе определения ведьм.

Нотт прислал новое письмо, третье, пятое… Идеи в них заключались небезынтересные, но, с точки зрения Морфина, носившие более умозрительный, чем практический характер. Наконец, оба волшебника условились встретиться на нейтральной территории — приличная кофейня в районе площади Пикадилли в Лондоне, располагавшаяся хотя и на маггловской территории, зато работали там исключительно сквибы. Там свободно можно было обсуждать тезисы из рукописи Нотта безо всякого нарушения Статута Секретности.

Если Гонт ничего не путал, то Нотты были довольно приличным чистокровным семейством, потомственные слизеринцы, и, что особо ценно — последние триста лет каждое поколение Ноттов вносило хоть какой-то вклад в магическое искусство. Зачастую — незначительный на первый взгляд, вроде чуть улучшенного рецепта зелья или углублённого изучения какой-нибудь мелкой твари. Да, давно не было масштабных прорывов, но в совокупности все эти мелочи выглядели достаточно весомо. Даже для того, чтобы их упоминали в прошедших министерскую цензуру трудах.

Ради такого знакомства, пожалуй, стоит потратиться на парадную мантию.

Пока в «Твилфитт и Таттинг» верный Зевс наблюдал за пошивом (ту мантию, купленную по случаю у мадам Малкин, в которой Гонт явился на сдачу экзаменов можно было назвать приличной, но никак не парадной) сам Морфин заглянул в «Борджин и Беркс» в Лютном, чем изрядно напряг владельцев. Хотя был безукоризненно вежлив и корректен. Так, интересовался делами трёхлетней давности. Про появление в лавке некой Меропы Гонт-Реддл, приходившейся ему младшей сестрой.

Врать Борджин и Беркс не осмелились — уж больно профессионально молодой человек рассуждал о различных проклятиях, скорости выхватывания палочки и мощности рунных ножей, пробивающих любые стандартные чары. Чисто академический интерес, что вы, никаких угроз…

Так значит, продавала? Медальон с монограммой? Любопытно, так вот куда он подевался. Нельзя ли выкупить? Как это продан?! Буквально на следующий день? И за сколько? М-да, почтеннейшие, это вы продешевили, изрядно. Всё-таки родовая реликвия, хороший такой амулет, проверенный временем. А вы, скупердяи этакие бедной девочке всего десятку золотом предлагали… Ах не знали? Ну, немудрено, откуда вам было догадаться, что за эту побрякушку можно выкупить всю вашу лавочку целиком, а на сдачу — соседнюю аптеку?

Что-что, простите? Принципы работы? Любезнейший, а кто вы такой, чтобы вам семейные тайны открывать? Тем более, что вещичка всё равно уплыла в неизвестном направлении… Не в неизвестном? Покупательницу вы прекрасно знаете? А ну, выкладывай, мошенник, кому ты сбыл за гроши мою родовую ценность!

Морфин был полностью доволен. Тёмно-зелёная мантия сидела идеально, да ещё и удалось заморочить голову торгашам и выбить у них имя покупательницы медальона Салазара Слизерина. Совершенно бесплатно, между прочим, хотя изначально он был готов хорошо заплатить за информацию. Но раз уж эти трусы настолько впечатлились — это их проблема, что они упустили возможную прибыль.

Итак, можно было рассчитывать на то, что амулет всё ещё у той женщины, что и купила его. За сотню. Вот ведь сволочи, у сестрёнки, значит, пользуясь её наивностью и бедственным положением, выкупили уникальную вещь всего за десять галлеонов, и уже через три дня получили тысячепроцентную прибыль! И оба раза изрядно продешевили, надо сказать, но всё равно!

И Зевс теперь шнырял по всем магическим территориям Лондона и окрестностей, тщательно выясняя — кто такая эта Хепзиба Смит и кому она родня. В конце концов, фамилия Морфина тоже не Слизерин и не Певерелл. А парселтанг и фамильный перстень — вот они.

— Так вы полагаете, мистер Гонт, мне следует сменить… ммм… целевую аудиторию, а также несколько сместить акценты…? — задумчиво протянул Нотт.

— Зовите меня Морфином. По фамилии ко мне только министерские клерки обращаются, и в большинстве случаев, отнюдь не по приятным поводам, — предложил Гонт. — А вы всё-таки старше меня, и намного. И да, именно так я и считаю. Будет больше пользы.

— Для кого? — въедливо уточнил Кантанкерус Нотт, оглаживая аккуратную седую бородку. — Для грязнокровок?

— В первую очередь — для нас самих, — возразил Морфин. — Ваша идея со справочником мне нравится, но вот изложение… Чистокровные волшебники и так это знают. Для них это будет переливание из порожнего в пустое. В крайнем случае — лишний повод для гордости — и всё. А вот если делать ставку не на элитарность, а на массовость…

— Ещё лучше — в список обязательной литературы для Хогвартса, — у старшего собеседника азартно загорелись глаза.

— Только в переработанном виде, — развёл руками Морфин. — Или — если основное название книги будет не «Справочник чистокровных семейств», а «Выдающиеся представители Магической Британии». Конечно, придётся включить туда некоторых особо выдающихся полукровок, которые РЕАЛЬНО что-то сделали для магии, а также одного-двух грязнокровок — исключительно для того, чтобы отмести возможные обвинения в пропаганде наших взглядов.

— К сожалению, Морфин, вы правы. Политическую ситуацию нельзя не учитывать.

— И лучше всего будет играть от противного, — усмехнулся Морфин. — Если удастся пропихнуть такую книгу в Хогвартс — не все, но многие начнут задумываться, как на самом деле обстоит у нас дело. Мы, конечно, британцы — но и волшебники, со своей историей, что накладывает свои обязательства.

— Сдаётся мне, что для обработки собранного материала мне потребуется помощь кого помоложе, — вздохнул Нотт. — С хорошо подвешенным языком, вроде молодого Саламандера.

— Да, книга у него получилась отличная. Живая, интересная, полезная, а главное — по действительно важному вопросу. Всё-таки в двадцатом веке пользоваться бестиарием десятого как-то… неактуально. Кстати, вот на это нам тоже надо обратить внимание.

— На бестиарии?

— Ну что вы, дорогой друг. На культуру. Музыка, литература, театр… к сожалению, магглы нас в этом сильно опережают, и мне, признаться, это не особо нравится. «Сказки барда Биддля» хороши для малышей, легенды и исторические хроники практически всегда передаются в первозданном виде — в лучшем случае, на диалектах того времени, а то и вовсе — на латыни. Вот скажите мне откровенно — сколько человек в Хогвартсе не просто заучивают заклинания, а ещё и понимают, что именно они означают? Из наших, чистокровных?

— От силы три-четыре человека на курс, — мрачно признал Нотт.

— Вот видите…

— Деградация и упадок… Мордред, вовремя я спохватился! И как же хорошо, что предпочёл поговорить с вами! Послушайте, Морфин, а что если построить книгу так, словно она написана для иностранцев? Скажем, для французов или греков? — внезапно оживился старик.

— Прекрасная задумка, господин Нотт! Тогда с самого детства все эти грязно- и полукровки не станут пытаться изменить наш мир под себя (а ведь во многом им это постепенно удаётся, хотя бы из-за численности), а в первую очередь будут стараться понять его, стать его частью! — воскликнул Морфин.

— Несомненно. И я непременно займусь ещё и культурными изысканиями — кто из наших сумел проявить себя в маггловском мире — как художник там, писатель или композитор. Уверен, таковые найдутся…

— И надо будет повернуть дело так, что они не нашли призвание у магглов, но благородно решили просвещать этих дикарей, — хмыкнул Гонт. Но его собеседник, кажется, сарказма не заметил.

— Разумеется, Морфин. Только надо будет завернуть всё похитрее, чтобы с первого взгляда этого нельзя было понять.

— Не думаю, чтобы это было так уж сложно.

— Не скажите. Среди защитников грязнокровок есть довольно авторитетные люди. Взять того же Дамблдора… Этот молодой человек преподаёт трансфигурацию в Хогвартсе и вот-вот получит место декана Гриффиндора. Он известен своим промаггловскими взглядами, а вот нашего брата активно недолюбливает. Но чего у него не отнять — так это ума и проницательности.

— Ну, в таком случае, можно сказать, вам повезло. Я не учился в Хогвартсе, ваш Дамблдор понятия обо мне не имеет, а следовательно — не сможет адекватно противостоять моим идеям, хотя бы первое время. Я, так уж получилось, вынужден взаимодействовать с магглами куда теснее, чем он может себе позволить — и контраргументов при желании могу подобрать множество. Только, если это возможно, мне бы не хотелось выдвигаться на первый план. Политика, видите ли, меня не слишком увлекает, и в данный момент у меня есть более важные дела, связанные с наследием моего рода…

— Хотите выступать в качестве независимого консультанта? Что ж, это будет интересно. До свидания, Морфин.

— До встречи, мистер Нотт, — Морфин учтиво приподнял шляпу, оставил на столе свою долю платы и чаевых и незамедлительно аппарировал на станцию неподалёку от дома. Судя по расписанию, у него было ещё с четверть часа до прибытия поезда, после чего можно было совершенно спокойно отправиться домой пешком, а заодно поразмыслить по дороге.

Откровенно говоря, Морфину было совершенно незачем связываться с Кантанкерусом Ноттом. Вот только учитывая то, что свои идеи старик изначально хотел распространять в среде таких же как он чистокровок, было глупо. Они там и так со всем согласны, незачем тратить пергамент на изложение тех тезисов, с которыми оппоненты загодя согласны. А вот привить нужные взгляды молодому поколению, причём всем, без оглядки на статус крови — вот это было бы куда полезнее.

Но в политику Гонт не полезет, это совершенно не его! Вот грабёж со взломом — вот тут он мастер. И, кажется, в погоне за медальоном Салазара Слизерина этот не самый приглядный факт его биографии сыграет решающую роль. Потому что честным путём, похоже, получить его будет невозможно.

Хепзиба Смит оказалась особой весьма известной. Как ведьма она была слабовата, зато денег у неё явно куры не клевали. И тратила она их не просто на платья и драгоценности (за полторы сотни, чай, давно не девчонка), а на различные артефакты и древние реликвии — из любви к искусству. Причём страшно не любила расставаться со своими приобретениями и выудить у неё хоть что-нибудь было равносильно рождению негра в семье Малфоев. То есть — теоретически, возможно, но не практиковали очень давно. Связываться было неохота. По слухам, старуха была в дальнем родстве с Хельгой Хаффлпафф и обладала целым сонмом дальних родственников, ближайшим из которых числился кузен племянника покойного деверя.

Этих обстоятельств вполне хватило на то, чтобы Морфин отказался от возможного убийства. Нет, рука бы у него не дрогнула… но зачем? Родня будет копать, в надежде на то, что отыскавшему душегуба выйдет более богатая доля наследства, сама миссис Смит для ведьмы вела себя очень достойно, да и прерывать линию Основательницы не хотелось. Достаточно и того, что род Равенкло окончился на дочке Ровены, а про потомков Гриффиндора и вовсе ничего известно не было.

Нет уж, без крайней нужды чистокровок истреблять нельзя. А то вообще дойдёт до того, что министром грязнокровка станет! Кому оно надо? Ну, кроме самих грязнокровок, разумеется. Уж точно не Морфину.

Рассчитывать на то, что миссис Смит войдёт в положение и вернёт амулет законному хозяину не стоило. Попытка выкупа тоже отпадала — старуха была слишком богатой и слишком привязанной к своей коллекции. Предложить на обмен было нечего — разве что родовой перстень, но на это не пошёл бы уже сам Морфин, а ничего другого попадающего в сферу интересов ведьмы у него попросту не было. Оставалось только ограбление.

Благо, Хепзиба не была затворницей, а вела активную светскую жизнь, то и дело выезжая на различные мероприятия или в гости к родне. Вот только как бы подгадать времечко для визита в отсутствие хозяйки?

Зевс буквально пасся в лондонском пригороде, где стоял особняк ведьмы, Морфин наведывался туда примерно раз в неделю, заметно улучшил навыки аппарирования и отвода глаз (в ментальных манипуляциях он поднаторел ещё в прошлом году) и, наконец, в, казалось бы, совершенной системе защиты особняка, прикрытого как от маггловских, так и от волшебных взломщиков, обнаружилось слабое место!

Защита была от магов. Защита была от магглов. Но это были две совершенно разные защитные системы, совершенно между собой не связанные. Защита от магов, как водится, делала невозможным магическое проникновение внутрь здания без ведома хозяйки. Антимаггловские чары попросту гарантировали то, что взломщики тупо не заметят особняк. Видимо, представить себе волшебника с ломом или отмычками авторы защитных чар не сумели.

У Морфина была не только более богатая фантазия, но и практический опыт. Так что, при ближайшем рассмотрении и магическом прощупывании (исключительно в те дни, когда миссис Смит заведомо не было дома) он убедился в том, что проникнуть в дом сумеет.

А вот что делать с домовушкой? С ведьмой жила не то что старая — дряхлая эльфийка, как бы не самих Основателей помнящая, по кличке Похлёба. Неясно было — берёт старуха служанку с собой или оставляет дома. Ну… в принципе магия на домовиков действует точно также, как и на людей…

Оставалось только дождаться удачного момента. Таковой выпал довольно скоро — старуха собиралась на день рождения кого-то из внучатых племянников в южный Уэльс.

Ломать в итоге так ничего и не потребовалось. Похлёба дисциплинированно проявилась, открыла дверь… и получила последовательно оглушающим, связывающим и для верности — усыплящим заклинаниями прямо по макушке (это была самая мелкая домовушка из тех, что Морфин вообще видел, даже менее трёх футов ростом, и он едва не промахнулся от неожиданности) и была транспортирована Зевсом на диван в гостиной. Сам волшебник ненадолго задержался у двери на всякий случай, но нет, волшебную сигнализацию проектировал явно недалёкий человек, рассчитывавший только на то, что дом будет подвергаться исключительно насильственной атаке, а никак не обманному проникновению.

Это у миссис Смит такие требования или зачарователи придурковатые попались? Ну, в любом случае, Гонту легче. А вот сделай себе пра-пра-пра…внучка Хельги защиту как у Блэков, которых не то что почтовые совы, а даже министерские работники найти не могли, если они сами того не желали — вот в этом случае Морфин был бы бессилен. На разрушителя проклятий он как-то не учился. Хорошая, кстати, идея, с его образом жизни может оказаться полезной.

Убедившись в свой безопасности, Морфин пожал плечами и отправился в вояж по дому. Сам он хранил самые ценные вещи в тайниках, но догадывалась ли Хепзиба о ценности медальона? И вообще, она была женщиной, а к своим двадцати девяти Морфин успел убедиться, что мыслят женщины на какой-то своей волне.

А у старухи оказалась неожиданно неплохая коллекция — как артефактов, так и антиквариата. Совершенно бессистемная, правда, но от этого ничуть не менее ценная. Местами.

Вон тот ятаган Барзаи, определённо, уже нерабочий. Следы зачарования ещё держатся, но не более того. И второй раз заклинать бесполезно. Теперь ценный артефакт демонологов и призывателей только и годен для того, чтобы висеть на стенке в качестве украшения. Даже в качестве обычного оружия он негоден — бронзовое лезвие было бы хорошо пару тысяч лет назад, но никак не в двадцатом веке. Хотя… если использовать ятаган не для колдовства, а как оружие — то, наверное, ещё и неплохо послужит, особенно, если усилить магией.

Но всё равно, брать не стоит. Такие штуки всегда изготавливаются собственноручно. Наверное, одна из причин, почему сейчас истинных последователей Тёмных Искусств осталось так мало. Да потому что РУКАМИ работать надо, а не палочками! Тепло рук, чистая энергия волшебника, стальная воля… А откуда стальная воля у человека, которому напряжно поползать по полу с инструментами, тщательно выверяя пентаграмму, или лопатой выкопать нужный корень с глубины трёх ярдов, или вручную раскопать могилу…

Гонт шёл по дому, как будто его что-то вело, мельком отмечая попавшееся ему на глаза.

Картины на стенах — как ни странно, маггловские. Магических портретов, про которые Морфин столько читал, и в помине не было. Вредноскоп — явно нерабочий. Или просто не должен реагировать на самого настоящего вора в двух шагах? Омут Памяти — штука дорогая и полезная — но слишком уж приметная и неудобная. Да и зачем, откровенно говоря, если Морфин практически в любой момент может наделать сколько угодно эрзацев?

Всё это собрание было довольно бессистемно расположено по всему дому, что вызывало немалое удивление волшебника. Вот так вот просто? Без дополнительной защиты, даже в маггловском стиле? Без должного почтения? Даже… без использования?! Морфин почувствовал, как в его душе закипает ярость. Ладно бы Смит собирала свою коллекцию с определённой целью и по системе, так нет! Что понравится, «чтобы было» и просто «для мебели»! Антиквариат — ладно, но чтобы амулеты приобретались исключительно с эстетической точки зрения — для практика Гонта это было выше понимания

Странное чутьё привело волшебника в некое подобие кабинета, и он замер на пороге. На каминной полке гордо красовалась простенькая серебряная чаша с гравировкой в виде барсука. Чаша? Та самая чаша Хельги, про которую писали, что она удваивала силу любого зелья, налитого в неё, и в ней ничто никогда не портилось, а оставалось ровно таким же, как и в тот момент, когда предмет был помещён внутрь чаши? Просто стоит на каминной полке? Ну если полоумная старуха туда ещё и летучего пороха насыпала в полном соответствии со своими вкусами!

Злость изрядно подпитала любопытство, и Морфин не мог не заглянуть в чашу, после чего со стоном прикрыл глаза. Ну конечно, медальон Слизерина лежит в чаше Хаффлпафф. Ничего более очевидного придумать было нельзя? А если бы у неё был меч Годрика — она что, воткнула бы его в какое-нибудь полено, надела на рукоять чашу и уже сверху повесила медальон? Наконец-то заполучив реликвию, Гонт немедленно надел её себе на шею. Если уж лечит, то на нервы точно должен благотворно влиять.

Задумчиво почесав затылок, Морфин подхватил чашу и отправился к Зевсу, терпеливо ожидавшему рядом с Похлёбой — сообщить о том, что несколько задержится, как и любой уважающий себя вор. Ну и заодно, чтобы в списке похищенных вещей не было ясно, что «неизвестный грабитель» приходил за чем-то конкретным.

Уж он-то возьмёт только самое полезное и редкое — с точки зрения практикующего мага, а не простого собирателя волшебных предметов. Ах да, надо будет заодно и что-нибудь не особо полезное, но ценное прихватить.Такое, чтобы в случае чего можно было бы сбыть с рук и не покушаться на фамильные реликвии. Но уж, понятное дело, не в Лютном. Надо подумать над тем, чтобы осваивать зарубежные магические кварталы. И почему эти идиоты из Министерства считают, что раз они, бюрократы от магии, не могут аппарировать через водные преграды, то это в принципе невозможно?

— Ну что ж, благодарю вас за услугу, мистер Гонт. Плата будет внесена в ваш сейф в Гринготтсе, как обычно.

— Приятно иметь с вами дело, мистер Блэк, — усмехнулся Морфин. — Обращайтесь, ежели в этом будет нужда.

— Непременно, мистер Гонт, непременно. Если вы не возражаете — у одного моего друга, возможно, найдётся для вас интересное дело. Не прямо сейчас, конечно…

— Ну, посмотреть будет можно, — согласился Морфин Гонт, солидный, с иголочки одетый волшебник, знаменитый на всю Британию как единственный разрушитель проклятий-частник. — Вы сможете представить нас друг другу в пятницу, в клубе?

— К семи часам вечера, — любезно улыбнулся Арктурус Блэк, нынешний глава древнейшего и благороднейшего семейства. — Мой друг что-то упоминал об Индии и парселтанге…

— Только сразу предупреждаю — со жреческими проклятиями я не связываюсь. Я их определяю, выясняю параметры — но не более того. Не забудьте предупредить своего друга.

— Хорошо. Кстати, как там ваша тяжба?

— О, всё в полном порядке. Только это была не тяжба, а уголовное дело, по которому я проходил в качестве истца.

— Вы — и истец? — губы Блэка тронула саркастическая усмешка. — Я бы сказал, мистер Гонт, что это не в вашем характере. Вы, скорее, предпочли бы разобраться с обидчиком по праву сильного.

— Право сильного — по отношению к школьнику? — скривился Морфин. — Вы слишком ему льстите.

— Школьнику? Одну минутку… Том Реддл?! Тот самый пятикурсник со Слизерина, которого на прошлой неделе казнили за изготовление крестража?! — изумился Блэк. — Но причём же тут вы?!

— Дело случая, — тонко улыбнулся Гонт. — Как выяснилось этот Том Реддл был сыном моего соседа-маггла, брошенным во младенчестве в каком-то приюте. Надо сказать, что мать мальчика была ведьмой, и у них с Реддлом вышла какая-то некрасивая история, связанная с амортенцией. Якобы она опаивала маггла, а когда перестала — он её бросил, и она скончалась родами. А мальчик вырос и отыскал свою родню по отцу. Вот только после той истории и сам сосед, и его родители активно невзлюбили волшебников, всех скопом.

— А до этого — любили? — теперь уже улыбался Блэк.

— До этого, — не знали, — уточнил Морфин. — Лично я устроил дело так, что все местные считают меня отставным военным специалистом, а соседи — просто нувориши. Но я слегка отклонился от темы. Мальчик вырос и заявился в наши места. Мы с ним случайно столкнулись на станции — и разговорились. Вообразите себе, парень ехал в маггловском поезде в школьной мантии!

— М-да, и после этого ещё чистокровных называют главными нарушителями Статута…

— Юноша узнал, что я колдун, спросил про Реддлов — надо вам сказать, что на лицо он очень напоминал соседа, и я решил, что это какой-то его родственник, — получил от меня адрес, узнал о нашем конфликте… и повёл себя совершенно неприличным образом!

— Вот как? Прямо-таки неприличным? — осведомился Блэк, лукаво прищурясь.

— Вот именно. Юноша показался мне достаточно нервным для того, чтобы наделать глупостей. Я отправил на всякий случай приглядеть за ним домовика…

— Своего знаменитого Зевса? Я, право, так и не смог понять, каким образом вы сделали его столь похожим на маггла.

— Ну, тут уж замешан не я, а его предки. Так вот, Зевс проследил за ним. Юноша немедленно отправился к моим соседям, вступил с ними в беседу — и был настолько несдержан, что в процессе начал применять Третье Непростительное, оставшись таким образом единственным из Реддлов. Из их беседы Зевс, а затем и я узнали всю подоплёку истории.

— Да, кидаться Авадами в разгар беседы — совершенно неприлично, вы правы Морфин. И чему только учат нынешнюю молодёжь в Хогвартсе?

— Непростительным, вестимо.

Оба джентльмена сдержанно хохотнули, и Гонт продолжил.

— А вот дальше молодой человек повёл себя в высшей степени глупо. Я, конечно, могу понять, когда убийца начинает заметать следы — совершенно обычное, я бы даже выразился — естественное дело. Но он же начал рассуждать вслух! Да, разумеется, он не подозревал о присутствии моего верного помощника — но это не повод проявлять такую вопиющую глупость. Парень собирался свалить убийство своей родни на меня, рассчитывая на то, что авроры сразу вспомнят наши старые противоречия (когда-то я слегка проклял Тома — так, ерунда, на уровне первокурсника — почесался бы пару дней, не более того), уцепятся за то, что я — единственный волшебник в ближайшей округе, а его привлекут в лучшем случае свидетелем.

— Как я понимаю, вашему Зевсу это не понравилось?

— Ещё бы, — судя по голосу Гонта, он нисколько не сомневался в своём слуге. — Я воспитал в нём достаточную преданность и инициативность, чтобы он не ограничивался простым наблюдением, а при необходимости мог действовать. Так что, мистер Томас Реддл-младший пришёл в себя уже в руках авроров. При обыске у него был найден крестраж…

— А если бы не ваш домовик, вы бы отвечали за чужое преступление.

— Маловероятно, — слегка поморщился Морфин. — Хотя шанс у него был — если бы он сумел подстеречь меня. Но… история не знает сослагательного наклонения, мистер Блэк.

— Да, и кто знает, что ещё получилось бы из этого мальчишки… Мой собственный сын на год младше и почитал Реддла за авторитета…

— Можно сказать, что вашему сыну повезло — мальчишка не успел запутать его ни в чём предосудительном. А ведь если бы Орион был причастен к его выходкам…

— И думать не хочу, — нервно повёл плечами Арктурус Блэк. — Всего доброго.

— Моё почтение.

Раскланявшись, почтенные волшебники разошлись по своим делам.

Почтенный, хех. Пятнадцать лет назад, когда Морфин только что вышел из Азкабана, его бы ещё не на всякий порог в Лютном пустили. А теперь — уважаемого мастера-разрушителя проклятий, специалиста по тёмной магии и аппарации (кто ж знал, что Гонт без зазрения совести нарушает «фундаментальные законы волшебства», а не демонстрирует узколобым чинушам их собственное ничтожество и косорукость?) с удовольствием принимали у себя буквально все, вне зависимости от статуса крови! Звериная хитрость и сообразительность последнего представителя некогда великого рода в сочетании с начитанностью и привычкой к рассуждениям с Зевсом и Чикитой с годами привели к тому, что Морфин Гонт с лёгкостью мог вписаться в любое общество.

Представители «старого круга», старейших чистокровных семейств, считали его одним из них, хотя и довольно эксцентричным, но не забывающим идеалы своего великого предка. Талантливые полукровки уважали за оригинальный подход к магии и стремление к самосовершенствованию (игнорировать статистику Морфин не собирался и перспективных волшебников держал в поле зрения постоянно). Грязнокровки так и вовсе считали Гонта кем-то вроде покровителя и защитника, по популярности давно оставившего позади Альбуса Дамблдора, известного своими магглофильскими высказываниями. Хотя он всего лишь вежливым и предупредительным тоном ставил наглецов на место, детально объясняя, где и как они неправы. Публично. Возможно, в третьем переиздании своих «Выдающихся волшебников Великобритании» старик Нотт как-то отредактировал статью, посвящённую Морфину, и ему не сказал?

Концепция Гонта о том, что магам в первом поколении нужно было внушать, что де-факто они оказываются на положении иностранцев, и только от них зависит — принимают ли они правила игры и становятся своими или так и будут на положении «двоюродной козы» (как метко выразился кто-то из славян-иммигрантов) оказалась куда более жизнеспособной, чем невнятные речи о всеобщем равенстве.

На равенстве, кстати, как-то раз на публичном диспуте Гонт Дамблдора и подловил. Оппонент, известный своей способностью к хитрым ходам и закрученным интригам, неожиданно попался на совершенно детской ловушке. Морфин ловко сравнил грязнокровок с только что поступившими в Хогвартс учениками, и издевательски спрашивал — неужели уважаемый декан Гриффиндора считает, что они самостоятельно и без подсказок от кого-либо отыщут и спальни факультетов, и кухню (про существование которой, оказывается, ещё и не все выпускники знали) и, скажем, кабинет Прорицания? Что они невероятным напряжением ума и воли сумеют вскрыть все пароли на дверях (ну разве что, в Равенкло, и то, там, скорее, вопрос удачи. По некоторым рассказам, бывали случаи, что отдельно взятые ученики часами не могли понять загадки)? Что сами и без присмотра освоят все чары и зелья?

Честно говоря, этот диспут был единственным, в котором Морфин принимал участие, и то — попал он туда совершенно случайно. И просто не мог не высказаться в ответ на некоторые возмутительные реплики Дамблдора. Особенно о «всеобщем благе». «Как можно называть благом то, что ровным счётом никому не приносит ни добра, ни пользы?» — вопрошал Морфин, когда Дамблдор изящно пытался уйти от конкретного ответа — что именно хорошего получили бы все? «Благо общее и благо конкретное редко встречаются вместе». И выезжал Гонт в основном за счёт именно начитанности и характерных аналогий — оратором гриффиндорец, надо признать, был отменным.

Странно и почему Дамблдор так в голову лезет? Наверное, потому, что уж больно он после суда сокрушался о своём педагогическом провале. Официально-то Том Реддл-младший проходил по документам как сирота-грязнокровка, а за таких издавна отвечали именно гриффиндорские деканы, вне зависимости от факультетской принадлежности ученика.

Морфин хмыкнул, поправил на носу аккуратное пенсне и пригладил бородку. Он только что наврал Арктурусу Блэку в лицо. Вернее — исказил правду.

Тринадцать лет назад, когда он только ещё размышлял о карьере разрушителя проклятий, Гонт решил на всякий случай заглянуть к знакомой прорицательнице в Лютном. Дар у неё был не особо сильный, до тех же Трелони не дотягивал, но зато она могла отвечать на конкретные вопросы…

«Живи в своём доме, делай то, что захочешь и будь внимателен — твоя месть придёт к тебе с лицом твоего врага. Кто первый ударит другому в спину — тот и будет торжествовать», — так тогда сказала ему гадалка, и волшебник не видел никаких причин не следовать её совету.

С того самого дня Морфин стал просто воплощением осторожности и предусмотрительности — спросить о сроках он почему-то не подумал, а два раза на один вопрос гадалка расклады не делала никогда. Оставалось только повысить бдительность и всюду таскать с собой домовиков, по возможности. В преданности Зевса и Чикиты он нисколько не сомневался и никому другому уже не доверил бы прикрывать свою спину. Людям Морфин попросту не верил. Волшебники в большинстве своём мало дружили с логикой и имели искажённое представление об окружающем мире. Магглы же, несмотря на весь свой прогресс, были совершенно беззащитны перед волшебниками. Правда, во многом — благодаря Статуту Секретности. Гонт не сомневался, что знай магглы о волшебстве, они быстро нашли бы способы и как защититься от него, и как поставить себе на службу, и как одолеть — чисто в силу численного преимущество и лучших взаимосвязей.

Дни, недели, месяцы, годы… Параноиком Морфин так и не стал, но привычка к осторожности не раз выручала его, а то и спасала жизнь. Например, верной Чиките показался подозрительным гоблинский контракт — и только благодаря ей Морфин так и остался свободным разрушителем, а не кабальником у жадных коротышек. В другой раз невидимый Зевс с удовольствием испробовал один из подаренных хозяином ножей и не дал тому контрабандисту выстрелить ему в спину…

В тот день Морфин возвращался домой на поезде — накатывало иногда на него желание воспользоваться плодами технического прогресса — а заодно подсчитать время в пути. К сожалению, одним из весомых минусов аппарации была невозможность переместиться в незнакомое место, не зная его магических координат, и Морфин всеми силами старался это исправить. Он совершенно не исключал того, что в будущем ему может пригодиться какая-нибудь точка, скажем, вдоль железной дороги на Лондон.

Совершенно случайно на вокзале волшебник заприметил юношу в хогвартской мантии, до крайности похожего внешне на… Тома Реддла! Сомнений не было — вот о ком говорила предсказательница. Теперь оставалось только не упустить его, и не подставляться самому!

Он и не подставился, так, подошёл, завязал непринуждённый разговор…

Уже по дороге к Литтл Хэнглтону Морфин ошарашил парня Конфундусом, влил сыворотку правды и устроил импровизированный допрос. И только присутствие Зевса удержало его от того, чтобы собственноручно свернуть маленькому мерзавцу шею.

Это вот этот вот засранец с маггловской мордой имел наглость именовать себя ни много, ни мало — Наследником Слизерина?! Вопиющая наглость, помноженная на невежество! Про американскую линию потомков Основателя парень и не подозревал, про существование чистокровного дядюшки — тем более. Собирался разыскивать давным-давно покойного деда. С тем, чтобы чего-то там от него требовать!

Полукровка решил, что он самый умный? Что ему к чертям собачьим не нужны прописные истины, которые стараниями Ноттов, Малфоев, Блэков и иже с ними вколачиваются в любого ученика? Он — Реддл, законно признанный и оформленный. Максимум на что он мог претендовать — статус полукровки, не более того, особенно после всех его фокусов.

А уж когда Зевс в его вещах обнаружил самый настоящий крестраж и под сывороткой юный Том Марволо (вот уж действительно, впитал все худшие качества обоих тёзок) сознался не только в истории его изготовления, а ещё и в желании сотворить целых семь таких…

Ну точно, идиот. Не зря Гонт тогда не стал разыскивать сына Меропы. Силы-то были — но не ум. Так, нахватался по вершкам того, другого — и уже мнил себя будущим Тёмным Лордом вроде Гриндевальда. Мало того, что одной только манипуляцией с душой Реддл-младший уже заработал себе на пожизненное в Азкабане, так ещё и собирался вовсе себя изуродовать! Душа — это не именинный пирог, и подобные процедуры вообще ставили под угрозу саму сущность, саму возможность называться человеком, а не жестоким чудовищем-разрушителем, неспособным ни на что иное.

Гнилой росток требовалось уничтожить. Но сначала… сначала пусть Том Реддл получит то, что заслужил!

Обливиэйт, Конфундус, нашёптанный на ухо план действий… и вот уже Том Марволо Реддл спешит на встречу своей судьбе, не подозревая, что его «случайный знакомый» уже вызывает авроров, действительно отправив Зевса приглядывать за ним. Как ни смешно было — служители закона успели в самый драматический момент — вломились в дом как раз в тот момент, когда обезумевший от ярости слизеринец убил собственного отца, вдосталь угостив его перед этим Круциатусом.

С таким поличным в своё время не брали самого Морфина, а потому расследование и суд были скорыми и совершенно справедливыми. Никто даже не пытался тщательно копаться в памяти парня — а если бы и попробовал, Гонт изрядно наловчился в изменении воспоминаний, и не оставил улик. Парню — поцелуй дементора (а вот нечего баловаться запретными практиками!), крестражу — Адское Пламя.

Самому Морфину Гонту — полная свобода действий.

Теперь его в Литл Хэнглтоне больше ничего не держало. Могила Марволо? Он не настолько сентиментален, чтобы быть верным памяти старого хрена и торчать в этой глухомани без надобности и перспектив… до второго пришествия. Мордред, прицепилось же это тупое присловие! Урна с прахом сестры? Так она вполне себе транспортабельна. Засунул в багаж — и нет проблем.

Да, можно будет и из Англии свалить ко всем чертям. Скажем — в Новый Свет. А что? Этот закон Раппорт выглядит очень мило, да и судя по тому, что Морфин сумел раскопать, где-то в Ильвермони спрятана палочка Слизерина! Не Дар Смерти, конечно, но уж точно не тупая сказка, вроде прыгучего котла.

Медальон на шее, перстень на пальце, чаша Хаффлпафф надёжно укрыта в багаже… Почему бы заодно и не обзавестись палочкой своего великого предка? Будет что оставить в наследство потомкам.

А что? В конце концов, ему только сорок три, для волшебника — молодость. Вон, Диппету четвёртая сотня — а до сих пор небо коптит, и даже не в маразме. А Америка, как слышал Морфин — страна огромных возможностей. Неужели так сложно будет найти там приличную чистокровку, чтобы продолжить род? И чем Мордред не шутит — может, таковая найдётся и в роду тамошних Сейров? Тогда и палочку можно будет достать на совершенно законных основаниях…

Морфину Гонту начинало надоедать быть последним…

Дом, конечно, надо будет законсервировать — мало ли что… Десять лет назад он бы просто спалил старое жилище и не переживал ни о чём, но самого себя ставить в ситуацию, где нет запасного выхода… увольте. Может, ещё вернуться придётся — будет куда. Домовиков опять же предупредить нужно…

И первым делом надо будет завтра начать выправлять необходимые бумаги в Министерстве — бюрократия это такая штука, против которой любое проклятье бессильно…