Пёс (джен)

Кантина называлась "Пьяный гундарк" и вполне оправдывала это название: вдоль стен, прямо в лужах какой-то слизи и нечистот, сидели или лежали бывшие клиенты, видимо, утратившие платежеспособность. У самых дверей в кантину торчала пара здоровенных гаморреанцев. Печально трезвых и очень этим недовольных. Увидев парочку потенциальных клиентов, один из вышибал поинтересовался, есть ли у них креды. Возмущаясь платой за вход, Орсон провел над наручным терминалом охраны своей ранговой планкой, и гаморреанцы остались удовлетворены суммой счета, высветившейся на экране.

— С каких пор в эти забегаловки пускают только по величине счета?!

— А вот и терминал. — Матиз перевел внимание все еще ворчащего Кренника на нужный им прибор. — Кстати, а почему твоя планка не спеклась, как электронные мозги гончих и операторов?

— Потому что я не просто инженер, а очень хороший инженер. На всех моих личных вещах защита. Сам знаешь — секретность и прочее дерьмо. Ни кодовые цилиндры, ни планку практически невозможно взломать. При помощи ЭПГ тем более. Да и мощность ее была не слишком большая, иначе мы лишились бы и собственных приборов.

Матиз осторожно усадил шефа за столик у стены, и тот с блаженно-усталым вздохом закрыл глаза, а сам подошел к бармену.

— Выпивка? Наркотики? — бросил тот, не отрываясь от протирки бокалов.

Одна рука бармена блестела хромом протеза, и Матиз мог бы поклясться, что оружие тоже было встроено.

— Информация.

— Сынок, терминал в углу.

— Терминал не подскажет, есть ли в округе заведения, принадлежащие андарцам.

Бармен настороженно нахмурился, тяжело оперевшись на стойку. Матиз почувствовал на себе внимательный, оценивающий взгляд, а после получил и вовсе нейтральное:

— Извини, мужик, но не припомню таких. Вы, андарцы, довольно редкие птицы.

Матиз, скрыв разочарование, вернулся к городскому терминалу и постарался определить, как им выбраться на верхние уровни. Ближайшая лифтовая колонна находилась в десятках километров к северу от кантины, к тому же рядом с ней мерцала желтая иконка, говорящая о том, что турболифт неисправен. Матиз не удивился бы, узнав, что пометка на картах появилась только этой ночью. Но он и не собирался глупо нестись навстречу очевидной ловушке. Разумеется, там ждет засада, а значит, следует рассмотреть и другие варианты. Вторая колонна была слишком далеко и в стороне от монорельса общественного транспорта. Пешком да с раненым товарищем этот путь займет слишком много времени. Больше пяти суток. Третья колонна и вовсе находилась на границе сектора.

Пока Матиз мучительно раздумывал, как теперь быть, к нему подошел тщедушный арконец. Помаргивая золотыми глазами и заискивающе блея, арконец признался, что случайно, совершенно случайно услышал разговор Матиза с барменом и за горстку соли или кредов сможет помочь.

— Соли нет, приятель. — Матиз выложил в протянутые дрожащие лапки наркомана горсть мелких кредов, и арконец торопливо забормотал:

— Двумя ярусами ниже есть бордель. Им заправляет андарианка Мэлисс Крейн. Ее многие знают, но побаиваются. Бармен — жалкий трус, зажал арконцу дозу, поэтому тот с радостью поможет новому другу найти соотечественницу. Для этого нужно спуститься на монорельсе на сто семьдесят седьмой уровень, а через три квартала свернуть на восток и еще один квартал прямо. Заведение Мэлисс называется "Цветник страсти".

— Если обманул или завел в ловушку, знай — я выберусь, найду и прикончу тебя, — зловеще пообещал Матиз, но арконец мелко захихикал, уверяя, что он лишь пытается помочь доброму господину штурмовику и его другу-офицеру.

— Плащи не помогут, человече. Выправку издалека видно даже такому, как я.

— Пошел отсюда, — уже беззлобно отмахнулся Матиз.

Теперь нужно было уговорить Орсона на эту авантюру.

— То есть по наводке сторчавшегося "золотоглазки" мы отправимся искать какой-то бордель? Матиз, думаю, немного не время для продажной любви...

— Мои соотечественники держатся друг друга. Если арконец не солгал, то Мэлисс нам поможет.

— Мэлисс поможет ТЕБЕ. Я в вашу компанию не очень-то встраиваюсь.

— Она не сможет отказать, Орсон. Я же бас-отэр!

— Ты — всего лишь ученик шамана, удравший на войну, потому что было скучно учиться. До бас-отэра тебе как пешком до Звезды Смерти!

— Ну, она-то этого не знает, а клеймо у меня есть.

Орсон тяжело вздохнул, смирившись. Матиз еле слышно шепнул:

— Просто доверься мне.

Нельзя сказать, что путь получился легкой прогулкой. К чести Кренника надо было отметить, что держался он достойно. По крайней мере троица мутных типов, ехавших в одном с ними вагоне монорельса, решила не связываться с парочкой, еще более мутной. Удачно дополнили образ и засохшие пятна крови на кожаном плаще Матиза, и зловещий, хмурый взгляд Орсона. За исцарапанным непристойностями стеклом окна проплывали слабые огни фонарей. Кренник чутко дремал, привалившись к плечу Матиза, а тот вдруг понял, что совершенно не уверен в том, поможет ли им Мэлисс Крейн. Ведь всегда бывают исключения из правил.

Вагон мерно покачивался, спускаясь все ниже в глубины Старого города. Тускло мерцали огни работающих день и ночь промышленных районов, в воздухе чувствовалась гарь, а на зубах скрипела цементная пыль. Подозрительные типы вышли на сто семьдесят шестом уровне, и вагон опустел. Внутреннее чутье сообщило Матизу, что где-то высоко-высоко в холодном, сверкающем гранями кристаллов-небоскребов небе Корусанта занимается заря. Не нежно-розовая, как в родных степях, золотистыми юными лучами перебиравшая плети ковыля. Нет. Заря Корусанта была злобно-алой, тревожной, словно пролившаяся свежая кровь.

Вагон качнулся и остановился. Матиз и Орсон вышли на мрачный, едва освещенный полустанок.

— Если арконец не солгал, отсюда не так уж далеко, — с напускной бравадой произнес Матиз, желая подбодрить друга.

Тот так же фальшиво улыбнулся:

— Не бойся, не развалюсь. Знаешь, как говорит обо мне Мотти? Меня невозможно потерять.

— В чем-то он прав, а?

Орсон невесело рассмеялся.

Жаль, но солнечные лучи не достигали таких глубоких уровней. Однако даже здесь утро обозначалось зажигающимися светлячками окон в сплошных жилых массивах и низким трубным гудком сирены, созывающей рабочих на заводы. Люди и экзоты жили здесь и не тосковали по ярким краскам Верхнего города. Некоторые не бывали там ни разу за всю жизнь.

До нужного места добирались уже на волевых. Устал даже выносливый Матиз. Последний квартал верный штурмовик буквально тащил на себе едва переставляющего ноги директора.

— Гребаная жизнь, — шипел Матиз. — Гребаные арконцы... Да где этот криффов бордель?

— Разуй глаза, приятель, — грубовато бросил проходивший мимо работяга. — Он прямо перед тобой!

Матиз поднял глаза и увидел сияющую отвратительно жизнерадостным розовым неоном рекламную вывеску.

— Все виды удовольствий, — прочитал он. — Любовь на любой цвет, вкус и размер. О, великая богиня! Кто сочиняет этот пошлый ужас?

— А из видов удовольствий можно получить обезболивающее и теплую постель? Даже без шлюх.

Орсон сплюнул на грязную мостовую.

— Твою мать... Чувствую себя дроидом с севшей батарейкой!

Матиз забарабанил в закрытую дверь под вывеской. На стук вышел недовольный охранник, проворчавший:

— Пошел вон, бордель не работает. Рано еще.

— Нам нужно встретиться с хозяйкой, Мэлисс Крейн.

Громила хохотнул:

— А может, с самим Императором? Мадам не принимает клиентов. Сказано же: за шлюхами вечером приходи.

— Но мы не можем ждать!

— Так подрочите за углом, — равнодушно бросил охранник.

— Просто передай госпоже Крейн, что к ней пришел сын. — Кренник, которому до тошноты надоели препирательства, протянул громиле горсть кредов.

Тот сразу посерьезнел и, быстро на глазок подсчитав сумму, уже совершенно другим тоном сообщил:

— Подождите в холле... сынки.

Холл борделя был ярко освещен и поражал чистотой и роскошью. Ничего из того, что ожидал бы увидеть в таком месте Матиз. Если забыть о том, на какой глубине Корусанта они находились, он мог бы представить, что зашел в лучший из храмов любви в Высоком городе.

— Сын? — тихо переспросил он со смешком, и Орсон ответил, бледно улыбнувшись:

— Ни одна женщина не сможет удержаться от любопытства и не узнать, кто там набивается ей в детки.

— Я уже говорил, что ты гений?

— Обычно я слышу это определение в свой адрес по куда более весомым поводам.

Их разговор прервал стук каблуков по гранитным ступеням лестницы, ведущей на второй этаж заведения. Матиз поднял глаза и обомлел. Крифф побери, Мэлисс Крейн была прекрасна! Темные волосы с серебряными нитями седины уложены в замысловатую высокую прическу, чуть раскосые, как и у самого Матиза, глаза на смуглом лице пленяли взгляд. Полные губы, между которыми был вызывающе зажат мундштук курительной трубки, кривились в полуулыбке, и... конечно, она вовсе не была злобной и старой ворчуньей.

Мэлисс остановилась на предпоследней ступени, намеренно заставив мужчин поднять головы.

— Итак, — глубоким грудным голосом произнесла она. — Кто из вас, доходяги, посмел назваться моим детенышем?

Матиз и Орсон молчали, во все глаза разглядывая неприлично красивую андарианку. Она же взмахнула рукой в сторону штурмовика:

— Ну вот ты, может, и имеешь отношение к моей расе. Ин градэ, самэ.

— Ин градэ. — Матиз поспешно сотворил какой-то жест, видимо, приветственный.

— Но вот этот, — курительная трубка указала на Орсона, — не вышел ни породой, ни мастью. Так кто вы такие?

— Это долгий разговор, амэ. Разреши войти в твой дом.

Женщина нахмурилась:

— Я чую большие неприятности от вас обоих.

Матиз с Орсоном уныло переглянулись. С самого начала было ясно, что рассчитывать на помощь соотечественника — в высшей степени ненадежный план. Но вдруг Мэлисс, сделав очередную затяжку, произнесла задумчиво:

— А впрочем, это будет даже интересно. Пожалуй, я смогу вам немного помочь, ну а платой за это будет ваша история. Видите ли, я коллекционирую курьезы. Херв, — обратилась она к охраннику, — проводи их в "конуру".

— Забавное название, — процедил сквозь зубы Орсон. — В таких местах мне еще не доводилось бывать.

Мэлисс смерила его насмешливым взглядом, вкрадчиво сказав:

— Какие твои годы, "сынок". Наслаждайся новыми открытиями и впечатлениями. А ты, — пронзительный взгляд хозяйки борделя уперся в Матиза, — просто обязан оплатить мне эту щедрость. Как только устроишь своего друга, позови Херва.

Матиз без лишних слов последовал за громилой на этаж ниже, где от роскоши и шикарной отделки не осталось и следа. Простой коридор, забранный кафелем и освещенный не оформленными в приличные светильники трубками, источавшими холодный белый свет. Все это живо напоминало морг или прозекторскую. Херв открыл одну из боковых дверей и кивком головы пригласил гостей внутрь.

— Что ж, название этому месту вполне подходит, — был вынужден признать Матиз.

Небольшое помещение без окон, оборудованное парой кушеток и акустическим душем за переборкой, отделанной все тем же голубым кафелем.

— Это карцер для провинившихся проституток?

— Для гостей вроде вас. — Херв впихнул обоих в комнату. — Госпожа под настроение любит послушать истории залетных контрабандистов или наемников, которые не в ладах с законом. Хорошее место, чтобы залечь на дно.

— Главное — потом всплыть, — мрачно произнес Орсон.

— Вода здесь. Медикаменты и перевязочный материал — отделением ниже, — продолжал знакомить гостей с выделенным номером охранник. — Через час зайду проверить.

Матиз, не слушая ворчания Орсона, первым делом проверил список имеющихся препаратов.

— Что, будем избавляться от осколков? — понятливо спросил Кренник, следивший за действиями Матиза с одной из кушеток.

Тот кивнул:

— Иначе долго ты не протянешь.

— Только давай понежнее, ладно?

— Не мальчик, можешь и потерпеть.

С тяжелым вздохом Орсон принялся избавляться от верхней одежды. Двигаться ему было больно — Матиз это видел и сожалел, что вынужден совершать операцию в столь неподходящих условиях. В углу нашлась складная медицинская стойка. Поместив в нее два пластиковых пакета с физраствором и разбавленным колто, он принялся раскладывать на стерильном подносе инструменты.

— Смотри-ка, все у твоей соотечественницы устроено грамотно.

— Андарианки всегда отличались хозяйственностью.

Матиз надел хирургические перчатки и отрегулировал свет. Потолочные панели управлялись голосом и давали достаточно света — все того же белого, холодного. Установив сканер на одну из специальных подставок, Матиз был вынужден сообщить неприятную новость:

— Из обезболивающего только глиттерстим.

Орсон нервно присвистнул:

— Глиттерстим сожжет мне мозги так же верно, как ЭПГ с максимальным зарядом.

— Тогда потерпишь. Повезло, что большинство осколков сидят неглубоко.

Матиз развернул голографическое поле сканера над неподвижно лежащим до пояса обнаженным Орсоном. Самые глубокие раны выглядели неприятно воспаленными.

— Начинай уже.

И Матиз приступил. Уже через несколько минут кропотливой, едва ли не ювелирной работы он вспотел, как эопи, галопирующий под двойными солнцами Татуина. Орсон шипел и матерился, укоряя друга в криворукости и косоглазии.

— А я говорил: не дергайся, — с запредельным терпением и спокойствием отвечал Матиз, погружая жало пинцета в воспаленную рану и осторожно, по частям доставая из плоти раздробленные осколки стекла, пластика и металла. — Сканер сбивает изображение, и я теряю цель.

— Сам бы попробовал вот так... Крифф! Больно!

— Я знаю, — растягивая слова, говорил Матиз, вылавливая пинцетом особенно упрямый осколок. — Тебя нашпиговало, как жертвенного козленка. Очень мелкие осколки. Не шевелись, я сказал!

Орсон выругался, стараясь, правда, стараясь не дергаться. Впрочем, Матиз понимал, что это невозможно: боль была жгучей, и это он еще не приступил к самым сложным ранениям. В воздухе резко пахло антисептиками и кровью.

— Почему так долго?

— Не будь таким нетерпеливым. Это довольно сложно, и потом... Говорят, что мандалорцы сами себе делали операции на поле битвы, вставали и шли дальше.

Орсон сухо рассмеялся, глядя в потолок и смаргивая невольные слезы.

— Мандалорцы — обычные люди. Слухи об их крутости сильно преувеличены.

— Правда? — протянул Матиз, скальпелем делая небольшой разрез поверх пулевого отверстия, чтобы облегчить доступ пинцета к осколку пули. — И когда ты стал так считать?

— Мне уже не двадцать.

Матиз осторожными касаниями ватного тампона просушил и зашил очередную дырку в шкуре начальника, заклеил бакта-пластырем и переместил сканер ниже. Здесь было одно из самых неприятных и глубоких ранений. Выдохнув, Матиз всмотрелся в голографический экран сканера.

— Мне жаль, что то время ушло.

— Да брось, я был сопливым юнцом, и мне хотелось на кого-то равняться.

Орсон громко охнул, сжав в кулаках ткань простыни. Матиз глухо извинился. Пинцет вхолостую щелкнул — осколок пули увернулся, и пришлось начинать все сначала. Пот заливал глаза, но моргать было нельзя.

— Если вспомнить, мы оба были теми еще кретинами, верно? Только один оказался еще и трусливым.

— Матиз, я уже говорил, ты ни в чем не...

— Ох, заткнись, — попросил тот, вынимая, наконец, измаранный кровью осколок и отправляя его в кювету к остальным. — Ты, может, и простил, а я не могу.

Операция продолжилась в напряженном молчании. Орсон слабел с каждой минутой. Не помогали капельницы с заживляющим раствором. Он несколько раз терял сознание, но потом приходил в себя. Упрямый. Наконец Матиз справился с последним фрагментом разрывной пули и заштопал последнюю рану.

— Ну вот и все, — удовлетворенно выдохнув, сказал он, сдирая с пальцев окровавленные перчатки. — И будешь ты жить долго и счастливо.

Орсон не ответил. Похоже, он снова был без сознания. Матиз поменял флаконы в капельнице на реллор, ускоряющий регенерацию, и, встав, направился к двери. Следовало вернуть долг хозяйке. Херв провел усталого, осунувшегося Матиза по каким-то коридорам, через комнаты, сделавшие бы честь и сенаторским покоям, и коротко постучал в очередную дверь явно условным стуком.

Получив приглашение, Матиз вошел в кабинет. Рабочий стол, конторка, сейф... Мэлисс снова курила трубку, время от времени перелистывая виртуальные страницы лежащего перед ней планшета. Подняв глаза на Матиза, жестом пригласила его в кресло, стоявшее напротив стола.

— Я слушаю, — своим безумно волнующим голосом произнесла она.

Матиз откашлялся и пожал плечами:

— Прости, амэ, но я не знаю, с чего начать.

Мэлисс улыбнулась, сощурив свои кошачьи раскосые глаза:

— Обычно начинают с начала, — подсказала она, жестом фокусника достав из недр рабочего стола изящную бутыль зеленого стекла и пару стаканов не в пример проще. — Здесь редко можно увидеть кого-то с родины, так что, пожалуй, меня интересует многое.

Сделав первый глоток абсента, Матиз принялся рассказывать.

* * *

Андара пылала, расколотая распрями. Разделение на сепаратистов, желающих выйти из состава Старой республики, и, собственно, сторонников республиканцев породило бесконечные столкновения между гражданским населением и военным контингентом. Великая степь не избежала той же участи. Тревога и волнение стали частью жизни юного Матиза. Рано осиротевшего мальчишку взял к себе на обучение шаман бас-отэр. Наука о беседах с духами давалась Матизу с трудом. Куда больше его привлекали новости о сражениях, транслируемые по старенькому головиду шамана. Бас-отэр вдалбливал в буйную голову ученика правила тонкого мира, заставлял изучать и запоминать ритуалы, их значение, но Матиз грезил иными битвами. В какой-то момент он попросту сбежал в ближайший город и записался добровольцем в республиканскую армию, приврав насчет возраста. Он рассчитывал вернуться в родное стойбище героем и при орденах...

Война затянула Матиза в бесконечный водоворот смертей, страданий и боли. Об орденах он давно не мечтал. О возвращении — тоже. Слишком много правил нарушил, слишком многое потерял и видел достаточно дерьма для того, чтобы, как прежде, жить кочевьем, в размеренном и вечном ритме Степей. Да и не было больше никого, кто принял бы Матиза обратно.

Он замолчал, невидящим взглядом уставившись сквозь хозяйку борделя. Сделал еще один глоток, а Мэлисс Крейн терпеливо ждала, пока он не решится рассказать главное.

— Все изменилось после того, как я оказался в составе дивизиона на Бакуре. Поганая планета. Мало того, что почти окраина обитаемой галактики, так еще и местные с их вычурными верованиями изрядно осложнили ситуацию. Но именно там я встретил того, кто заменил мне семью.

— Долг жизни? — понимающе кивнула женщина и тоже отпила глоток абсента.

Горечь полыни оседала на языке. Матиз кивнул:

— Это случилось так давно, а кажется — всего лишь сутки назад. Возвращаясь с диверсионной миссии, мы попали в засаду сепаратистов. В узком каньоне завязалась перестрелка. Орсон... Он был самым легким из нас, а в его ракетном ранце еще оставалось топливо. Меня или Павро не выдержал бы.

"Как мандалорец", — сказал он тогда. Ему было двадцать четыре года, и к тому времени нас уже связывала цепь спасенных жизней. Двадцать четыре, а в голове до сих пор геройство и восхищение крутыми персонажами голофильмов.

Матиз зажмурился, с трудом переводя дыхание. Говорить было сложно. Ему казалось, что уж соотечественнице-то он сможет доверить свою постыдную тайну. То, о чем молчал пятнадцать лет. Но это оказалось до сих пор мучительно больно.

— Для сепаратистов его появление было неожиданностью. Прячась в скалах, они считали себя неуязвимыми. Орсон успел снять троих, прежде чем те опомнились. "Хренолорец" получил заряд кипящей плазмы прямо под край кирасы. Нас, матерых вояк, спас мальчишка, который только вчера примерил этот криффов ракетный ранец... И вот он уже корчится от боли на холодных камнях ущелья. Мы добили их, конечно. Но спидеров на ходу оставалось только два. Как раз для меня и Павро.

Мэлисс подлила спиртное в опустевшие стаканы, и Матиз, пересилив себя, продолжил рассказ:

— Я отнес Орсона к отвесной стене каньона. Сказал... что вернусь за ним... Сказал, глядя ему в глаза. И солгал. Единственный раз в жизни. Не знаю, зачем. Мы оба понимали, что командование сочтет возвращение за смертельно раненым офицером напрасной тратой ресурсов.

— Ты хотел, чтобы у него была надежда.

— Генерал не стал выделять транспорт. Не захотел делить победу с тем, кто заработал ее для его жирной трусливой задницы!

Кулаки Матиза сжались, челюсти напряглись. Он сидел, опустив голову, будто страшился встретить взгляд женщины. Понимающий и оттого горький.

— Однако наш разговор слышал один из разведчиков. Не помню имени того капитана, но он заинтересовался. Именно благодаря его мимолетному любопытству и был собран спасательный отряд.

Мальчик все еще был жив. Я до сих пор помню его лицо... Белое-белое. Казалось, из него вытекла вся кровь до капли. Он уже бредил. Все твердил, что видел саму смерть. Амэ-кхагал. И она показалась ему очень красивой. Орсон сказал, что уговорил ее подождать, потому что Матиз... Матиз обещал ему... Я обещал вернуться. Вот так он верил в меня. И теперь ответь, мать, как я могу бросить его и спасать свою жалкую жизнь? Тогда я и связал себя узами Долга. Теперь у меня есть брат души, и этого не изменить.

— Тебе нужно было заключить союз с истинной парой, родить наследника и никогда не покидать Великой степи, — печально вздохнула Мэлисс. — Я сама кое-что умею и вижу: ты стал бы неплохим шаманом.

В воцарившемся молчании они прикончили бутылку абсента.

— Значит, мне скоро ждать гостей? — Мэлисс выбила трубку и заново набила ее табаком.

Матиз пожал плечами:

— Быть может, погони уже не будет.

— Вам нельзя долго здесь находиться. У меня тут храм любви, а не крепость. Как только твой друг почувствует себя лучше, убирайтесь.

— Спасибо тебе за все, амэ.

Матиз вернулся в подвал. В голове шумело, слабость накатывала волнами, и хотелось просто лечь и забыться целительным сном... Орсон лежал на кровати, сжавшись в комок под тонким одеялом. Его бил озноб. Матиз проверил повязки и накрыл друга вторым одеялом. Сам же он лег на вторую кушетку, неподвижным взглядом всматриваясь в лицо Кренника. Он помнил все взлеты и падения этого человека. Неудачи и триумфы. Все потому, что Матиз всегда был рядом, наблюдая из тени. И не вмешивался, вновь проявляя трусость. Даже тогда, когда Орсон, как сейчас, задыхался от боли. Когда страдал от ран, нанесенных самыми близкими. И Матиз проклинал долг жизни, что мешал ему избавить Орсона от этих фальшивых "близких". Ему много раз хотелось выть на луну, особенно после того, как приходилось неумело и неуклюже сшивать разорванную душу друга. Что ж, видит Мать, в конце концов он стал неплохим портным. Может, где-то там, в подлунной вечной степи, ему это зачтется.