Муня (гет)

Шло время, Муня все больше укреплялась в намерении выйти из мира. Взяла на себя добровольный подвиг поста во все дни, кроме великих праздников. Каждое воскресение приступала к Святому причастию. Потихоньку раздавала имущество. Окончательно перестала посещать балы, театры, увеселения. Любовь Валериановна пробовала ласково журить дочь, для чего, мол, та себя хоронит, но Муня отвечала с любовью и кротостью, что лишь готовится жить, а прежде хоронила себя среди мирских удовольствий и суетных желаний. Аля же, напротив, как-то воспряла духом, завела знакомства, заказывала у портнихи новые платья, но непременно белые и каждый четверг куда-то отлучалась из дому допоздна.

Муня радовалась за сестру и немного печалилась, что вот еще чуть-чуть, и не будет ей обратной дороги в мирскую, праздную, пустую но все же любимую и привычную жизнь. Аля же приходила домой все познее и позднее. Матушка волновалась, волновалась и Муня. К тому же никто из них не знал, куда она отлучается каждый четверг . Еще Муня замечала , было, что от одежды и волос ее странно пахло: не то ладаном, не то травами, а то и вовсе горящими поленьями. Однажды вечером Муня случайно обнаружила сестру стоящей на коленях в комнате и молящейся, но не перед иконой, а перед странной картиной, писанной маслом на небольшой необрамленной доске. На картине было изображено озеро, а в нем островки, на каждом из которых сидело по золотому агнцу с лилиями вместо рогов. На голове молящейся был белый шелковый платок, особым образом повязанный под подбородком. Аля была настолько увлечена молитвой, что не заметила сестру, вставшую почти за ее спиной. Муня прислушалась к словам молитвы и невольно вздрогнула:

Как Христос воскресе из раЯ

Так и всем он судия

Стада-стридада,

Изведи из ада.

Как да агнче ты Христов

Да впусти под свой покров

Стада-стридада,

Изведи из ада

Как да Господом Христом

Причастимся в агнце том,

Стада-стридада,

Изведи из ада.

Муня стояла посреди комнаты и не верила увиденному: ее сестра молилась сектантским, хлыстовским чином перед еретической картиной!

Внезапно Аля встала с колен и принялась делать земные поклоны. Муня считала: раз, два, три... после двадцатого поклона девушка упала ничком перед картиной и затихла. Кажется, Аля была без сознания. Муня осторожно вышла из комнаты: она не хотела, чтобы сестра поняла, что ей, Муне, все теперь про нее известно. Да и самой не хотелось верить в то, что Аля-милая, добрая, сердечная Аля теперь сектантка.

"А если нет?" —мысленно уговаривала себя Муня, — "а если она просто забавлялась? Ведь хлысты- секта изуверская. Но никто из нашей семьи никогда не знался с хлыстами... откуда у Али могут быть такие знакомства? Непременно буду следить за ней, скорее всего, сестра будет молиться еще. А в четверг составлю Але компанию и непременно выясню, куда она отлучается допоздна".

-Алечка... как же ты, душенька... -Муня сама не заметила, как сказала это вслух.

-Что-то желаешь спросить, сестрица? — Муня вздрогнула, резко оглянулась и увидела Алю, стоящую на пороге ее комнаты. Та спокойно и весело глядела на сестру.

-Алечка... — снова прошептала Муня.

-Не утруждай себя, дорогая, — Аля вошла в комнату и села в кресло напротив растеряной Муни. -Я знаю, что бы видела мое моление и теперь думаешь, будто я сектантка. Позволь мне разрешить твои душевные терзания и взять с собой в четверг в гости... к одной особе, которая тебе непременно понравится. Она казанская мещанка, до крайности приятная дама. Поговорив с ней ты все поймешь и опасения твои сами собой разрешатся.

-Это она научила тебя так молиться? — прямо спросила Муня.

-Этого я тебе покуда открыть не могу. Хочу только упредить все вопросы о хлыстовстве — с общиной петербургских хлыстов у нас никаких сношений нет. Да и быть не может. Не желаю однако, чтобы впредь ты наблюдала за мной тайно. Лучше приходи каждый вечер на моление со мной-поглядишь, подумаешь, может, чего и раздумаешь...

Муня нехотя согласилась. На следующий день Аля сама пришла за сестрой:

-Помолимся. Ты-по-своему, я же по-нашему.

Аля снова начала читать странную молитву, но уже другую:

Ой да голубь-голубине

Изведи нас из низине

Пуна но пуруша,

Мая деви луша.

Муне очень хотелось спросить, что за странные слова произносит ее сестра, но не решилась прервать моление. А еще через день наступил четверг и девушки отправились на таинственный для Муни раут вместе. Аля предупредила сестру:

-Возьми белый платок. Можешь не надевать его, лишь покажи лакею при входе, иначе не пустит.

Они наняли извозчика и вскоре прибыли к воротам небольшого красивого особняка на Выборгской стороне. Аля сама расплатилась за поездку:

-Жди нас, Иван, около полуночи.

Как только сестры подошли к воротам, их встретил пожилой лакей, гладко выбритый, в сером камзоле и ослепительно белой накрахмаленной рубашке:

-Чего изволите-с?

-Доложи барыне, Митрий, — ласково обратилась к нему Аля, — что прибыли белицы-голубицы Головины. Ступай, милый.

Митрий почтительно поклонился и пропустил девушек. Аля надела белый платок и кивнула сестре:

-Обряжайся, Муня.

Муня послушалась. Уже в особняке их встретила высокая красивая женщина в белом платье, белой кружевной косынке и траурном венце вокруг головы. Она сердечно расцеловалась с Алей и сделала учтивый реверанс Муне:

-Позвольте представиться. Казанская мещанка Ольга Владимировна Лохтина, жена генерала Сергея Александровича Лохтина. Александра говорила мне о Вас, cher amie. Будьте же моей гостьей и не чинитесь.

-Мария, — представилась Муня, сделав книксен.

-Пойдемте же к столу, Marie...- пригласила ее Ольга Владимировна.

Богатый стол был накрыт в гостиной. На белоснежной скатерти в изобилии лежали фрукты, овощи, сыры, орехи, сладости, но совершенно не было мясного. В центре стояла большая бутылка венского хрусталя с ярко-красным вином, по-видимому, кагором. Вокруг нее располагались белые булки, уложенные изящной композицией вперемежку с виноградными гроздями.

За столом сидело множество людей, вместе мужчины и женщины, разного возраста и звания от простых крестьян до особ княжеских родов, из которых некоторых Муня узнала. Например, свою родственницу княжну Александру Пистелькорс, графиню Игнатьеву, баронессу Икскуль фон Гильдебрандт и даже младшего Юсупова — князя Феликса, графа Сумарокова-Эльстон. А еще в гостиной чувствовался странный тягучий запах, который Муня тотчас узнала: именно так пахло от Алиных волос и одежды. Источником запаха были две медные курильницы, стоявшие по углам гостиной. Из них тянулись тонкие струйки ароматного дыма и легкой пеленой обволакивали мебель, предметы, гостей. Аромат подействовал на Муню расслабляюще: она села за стол подле хозяйки, Ольги Владимировны, откинулась на спинку резного венского стула и блаженно зевнула. Когда все гости заняли места, Ольга Владимировна встала, широко перекрестилась и заговорила красивым грудным голосом:

-Братья и сестры! Сегодня у нас большая радость. Нас посетила младшая сестра одной из преданнейших агниц Божиих, деточки Александры. Младшая Головина, Мария Евгеньевна согласилась быть нашей гостьей. И в знак признательности за оказанную честь мне бы хотелось, чтобы любезная Мария Александровна не осталась предубежденной против наших собраний и нашей веры. Пусть самые верные из нас поднимутся и расскажут о том, что привело каждого из здесь предстоящих к истинному исповеданию живого Христа, Ему же Слава во веки , аминь. Князь Феликс Феликсович, прошу Вас.

Муня хорошо знала Феликса Юсупова, или, как было принято называть его у них в семье, Феликса Сумарокова. Она считала его своим приятелем, почти другом и искренне любила красивого образованного молодого человека. В то же время в бедной Муне еще было живо воспоминание о гибели Николая, его старшего брата. Если бы не расслабляющие клубы дыма, девушка бы, скорее всего, всплакнула. Но Муня только печально опустила глаза, слушая пламенную речь брата ее погибшего возлюбленного.

-В Священном Писании было сказано: "Царствие Божие внутрь вас есть". Сам Христос назвал Своих детей вместилищем святыни. А Царство Небесное не больше ли храмов? Так свидетельствовал и первомученик Стефан: Бог не в рукотворных храмах живет. А значит, каждый из нас есть Церковь Божия и врата Ада не одолеют ее вовек.

Также Господь на Тайной Вечере Сам преломил хлеба и дал Апостолам, а не призывал для этого Первосвященников-не следует ли нам поступать подобно Ему? Так для чего мне причащаться из рук священников, если каждый четверг, подобно апостолам мы принимаем Причастие из рук наших братьев?

-Благодарю Вас, князь, — Ольга Владимировна сделала Юсупову знак рукой и он сел на место. — Госпожа баронесса, скажите и Вы нам слово утверждения.

Баронесса Икскуль, высокая сухощавая женщина, поднялась из-за стола.

-Сказано было апостолом: радейте о дарах больших. Не велик ли дар говорения на языках? Не истинный ли он дар сердца, молитва внесловесная? Так для чего нам Типикон и Триоди на церковнославянском, если сердце каждого само знает, как говорить с Богом?

-Верно, госпожа баронесса. — Лохтина также сделала ей знак. — Позвольте, наконец, и мне сказать. Наши трапезы и лобызания-лобызания истинной братской любви и нет в них ни еллина, ни иудея, ни мужеска пола, ни женска, ни раба, ни свободного. Каждый из нас да причастится истинной любви Христовой. Любви, не запертой в темнице поповских храмов и догматов! Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы!

С этими словами Лохтина взяла в одну руку белую булку, в другую бокал с вином, вышла из-за стола и начала подходить поочередно к каждому из собравшихся, давая откусить от булки и отпить из бокала. Последней была Муня.

-Прими тела Христова, сестра, — скомандовала Ольга Владимировна.

Муня невольно подчинилась и пригубила вина из бокала. После чего ей стало необыкновенно хорошо.

После импровизированного причастия гости приступили к трапезе. Через некоторое время послышалась застольная песня, подобной которой Муня прежде никогда не слыхала:

Ой ты дух, дух, дух

Голубиный воздУх

Ой ты агниче Христов,

Омочи края перстов,

Шинду шиндара

Транду трандара!

Ой ты лик, лик, лик,

Ликованием велик

Величай душе моя

Христос воскресе из раЯ!

Шинду шиндара

Транду трандара!

Через пару минут эту песню с другого конца стола перебила другая, подобная ей, еще чуть погодя-третья... Гости пели каждый на свой лад, импровизировали, выпевали уже знакомые куплеты и тут же заводили новые... Примерно через полчаса после начала трапезы Ольга Владимировна снова встала из-за стола, вышла на середину гостиной, красиво и плавно подняла руки к небу и закружилась. Гости также, один за другим вставали из-за стола и кружились с поднятыми руками, подобно Лохтиной. Они были похожи на дервишей, не хватало только белых балахонов, хотя большинство женщин было одето в белые платья и носили белые по-особому завязанные косынки на головах. Аля также встала и вышла на середину гостиной, увлекая за собой Муню:

-Пред Ковчегом Давид плясаше и играя! Пойдем, сестрица!

И хмельная Муня, увлекаемая сестрой, закружилась вместе с другими гостями. Она не знала, сколько времени продолжался танец-кружение, но постепенно гости начали затихать, вновь рассаживаться вокруг стола, а Ольга Владимировна, порядком уставшая и запыхавшаяся вновь взяла в руки бокал вина, отпила от него, поставила на стол и подошла к одному из гостей, высокому чиновнику в мундире с благообразным лицом. Затем совершила перед ним земной поклон, встала и поцеловала его в правую щеку, затем в левую, а после в губы.

-Я люблю тебя, брат мой во Христе, — сказала она, отходя прочь и садясь на место.

Тотчас высокий чиновник подошел к рядом стоящей даме в белом платье и проделал то же, что и Лохтина. После-дама кланялась и целовала уже рядом стоящего. Гости вставали друг перед другом на колени и лобызались, дошла очередь и до Муни. Девушке казалось, что как минимум пятнадцать человек отчетливо поцеловали ее в губы и обе щеки, как мужчины так и женщины.

Когда обряд целования закончился, наступило время для свободного общения. Ольга Владимировна сразу направилась к Муне и Але:

-Как видите, любезная Мария Евгеньевна, мы не община хлыстов. Никакого свального греха у нас нет, не так ли?

-Верно, Ольга Владимировна. — согласилась девушка, хоть и неохотно. — Но для чего же тогда вы решили отделить себя от православной церкви?

-Разве мы отделяем? — искренне удивилась Лохтина, — Я сама регулярно подхожу к исповеди и причастию за каждой воскресной литургией. -Однако, дух дышит, где хочет. А значит, в том, что мы с братьями и сестрами собираемся на трапезы любви нет ничего богопротивного. Напротив, многие, прийдя к нам, стали гораздо более ревностными христианами, чем были прежде. Вы можете свободно посещать наши собрания и говорить о них с кем угодно. Это отнюдь не возбраняется. Все, что нам нужно-любовь и духовная свобода во Христе.

-Благодарю Вас, Ольга Владимировна, -Муня учтиво поклонилась, -Я буду рада бывать у вас на приемах. Хоть и учение ваше мне досель не слишком понятно.

-С превеликим удовольствием буду ждать Вас и Александру. Прощайте же.

Дамы снова раскланялись и Аля с Муней вышли за ограду, где их давно ждал извозчик.

Всю дорогу девушки молчали. У Муни нестерпимо болела голова, хотя уезжала она из особняка Лохтиной приятно удивленной и заинтригованной:

"Неужели это и есть религиозное братство, захватившее ум и сердце моей дорогой сестры? Но отчего так болит голова? И каково их собственное учение?"

Муня решила подробно расспросить сестру, но лишь утром, а вечером девушки сразу же по приезду домой отправились спать.