Подопытная крыса (гет)

С раннего утра и до самого дня этот ребенок, вопреки любым предположениям и логике, затеял генеральную уборку в своем новом доме. Сверху вниз, от перестановки вещей и их протирания от пыли, до зеркал, окон, подоконников и, непосредственно, пола. Усердно водя тряпкой, своими ручками она пыталась дотянуться до тех мест, докуда добраться было очень тяжело и почти что невозможно, а уже затем медленно вела мокрую дорожку прямиком к открытой двери, возле которой и стояло ведро с ледяной водой.

Уборка помогала, отвлекала от не самых позитивных мыслей и настраивала ее на то, чтобы решить, чем заниматься дальше. Еще недавно ее вытащили из Подземного города. План провалился, семью схватили в плен, и малышка даже не успела рассказать близким друзьям, в чем дело, как ее скрутили и в тот же самый день повели наружу.

От ярких лучей солнца она зажмурилась, привыкая к свету. Люди с центра смотрели на нее, словно на помоечную крысу, вылезшую из дыры. Впрочем, из-за того, что все примерно так и было, Рэт не стала обращать на них внимания. Точнее, тогда ее заботили лишь только друзья, а до детей, тыкающих в нее пальцем, или же презрительных взглядов взрослых, ей просто не было и дела.

Девочка не знала о том, по какой причине ее вытащили и куда везли. Сначала думала, что ее собираются убить. Пыталась вырваться и убежать, да вот только все это было бесполезно, и любая новая ее идея пресекалась на корню. Лишний шаг в бок или хотя бы секундная задержка, чтобы попытаться спрятаться в толпе, и ее уже отдергивают на себя, и заставляют идти впереди.

И лишь затем она задумалась о том, зачем же им везти ее куда-то, если в Подземном городе можно было избавиться от девочки быстро и без каких-либо улик. По крайней мере, трупы там не были такой уж редкостью, а от того и скрывать их не было необходимости. Отсюда следовало, что наказывать за помощь преступникам ее, вероятнее всего, не собирались.

Рэт смирилась, начала вести себя куда спокойнее и, вместе с тем, уже не привлекала к себе внимания со стороны тех, кто приглядывал за девочкой, чтобы она только не попыталась вновь сбежать. Девочка не лезла с ними разбираться, большую часть пути молчала, либо же кивала и мотала головой на какие-то вопросы, и внимательно прислушивалась к разговорам похитителей в военной форме, да вот только проку с этого никакого не было.

«По-твоему, это уборка?» — мысленно спросила она саму себя и тихо выругалась, понимая, что ей придется лезть туда, куда не хотелось, от слова, вообще. И преодолев всю свою брезгливость, что возникала лишь исключительно в уборке чего-то крайне мерзкого или же труднодоступного, девочка полезла к кухонной тумбе, где, судя по всему, ранее держали мусор. Увидел бы это безобразие дорогой ей человек — и, непременно, ткнул бы лицом во всю эту грязь тех, кто ее развел. Впрочем, так бы было, окажись оно в его собственном доме. А такого бы не произошло. Да и Леви был слишком брезгливым для того, чтобы даже просто дать себя коснуться, уже не говоря о том, чтобы зайти туда, откуда чистотой, так-то, и не пахло. При таком раскладе Рэт никогда не понимала того, как он со своими заморочками вообще был еще жив. А что сейчас? Его ведь тоже вывели из города те псы? Куда же? И… есть ли шанс вообще на то, что у нее получится найти его? А Фарлана с сестрицей Изабель?

— Делая уборку в доме, сделай ее и в своей голове. Ты же не хочешь всю жизнь копаться в грязи, как безмозглое животное?

— Мы сейчас говорим о моей голове или, все же, о жизни?

— А есть разница?..

«Наверно нет», — мысленно ответила девочка, вспоминая один из их разговоров. Очередная генеральная уборка, каждый занимался отдельно своим участком, и им с Изабель постоянно доставалось за то, что они просто равномерно распределяли грязь. Несколько раз Рэт получала от него по голове, всего один — решилась на то, чтобы повздорить, а услышав заветное: «Ну так уходи», все возмущения просто пропали в тот же самый миг. Поначалу она всегда обижалась на него. Сжимала руки в кулаки, поджимала губы и думала: «Какой ты идиот!», но ни разу того вслух ему еще так и не сказала. Да и, наверное, никогда больше не скажет, если не разберется до конца в произошедшем и не узнает о том, куда утащили ее близких.

Воспоминания так ярко встали у нее перед глазами, что к горлу подступил тяжелый ком, а сердце же тоскливо сжалось. И в этот самый момент девочка, вспоминая лица улыбающихся дорогих людей, просто застыла на месте, сжимая в руках половую тряпку. Худенькие плечи задрожали, и по щекам ее побежали слезы, стоило Рэт только подумать о том, насколько же сильно она скучает по своей семье.

— Эри? Эри, что с тобой? — мама испугалась, заметив свою плачущую девочку посреди кухни на полу. — Моя милая… — она присела рядом, аккуратно коснувшись ее плеча, и потянула ребенка на себя.

Эри послушно прижалась к женщине, обвив ее шею руками, и заплакала уже навзрыд. Поглаживания по спине первое время не приносили никакой пользы, а от ощущения того, что ее прямо сейчас жалеют, девочке, казалось, становилось только хуже. Ласковый обманчивый голос никак не располагал ее к себе, ровно, как и ее теплые объятия.

— Тебе не нужно было убираться, если не хотела, — в ответ она от ребенка ничего так и не услышала. Только тихий всхлип, после которого девочка уткнулась лицом в плечо своей матери, видимо, начиная понемногу уже успокаиваться. — Вот скажи, ну разве тебя кто-то просил? — Рэт отрицательно замотала головой, думая сейчас только о том, насколько же сильно ей хотелось вернуться в Подземный город. Она боялась, но желание было ее настолько велико, что страх сразу же отступал на второй план, уступая беспокойству за единственных близких ей людей.

— Я скучаю по своим друзьям, — шепотом призналась девочка, сильнее прижимаясь к женщине, дабы она не видела только ее слез. Не видела слабости, которую этот ребенок постоянно пытался в себе подавить. — Очень, очень сильно. Н-Настолько сильно, что это… просто сводит с ума, мам, — ее жалобный голосок ранит ее, подобно острому кинжалу прямо в сердце. — Я не могу… не зная, как они… просто не могу, — и новый всхлип со стороны малышки говорит о том, что она снова плачет. И желание соврать, что они уже давно мертвы, чтобы защитить единственную дочь, тесно граничит с тем, чтобы защитить ее и успокоить тем, что с ними все в порядке.

— Расскажешь мне о своих друзьях? — тихо попросила ее Эшли, подавляя в себе мысли о том, что лучше бы ее дочь Подземный город больше и не вспоминала. — Может, я их даже знаю?

— Это вряд ли… — пробормотала девочка, отстранившись наконец от матери.

— Почему? Я ведь тоже… выросла на тех же улицах, что и ты, вместе со своими родителями, — Рэт молчала, не зная точно, может ли она ей довериться. С одной стороны, она знала, что что бы им не рассказала, это никак уже не навредит ее семье, и эти «родители» никогда, да и вообще ни при каких обстоятельствах не вернутся в те трущобы.

— Только у меня не было ни родителей, ни дома, — ее выкинули оттуда в следующем же месяце за неуплату, и долгое время Эри сидела рядом с оборванцами, выпрашивая деньги у тех, кто выглядел более или менее прилично. — И мы все изначально были сами по себе, — сухо ответила ее дочь, с нескрываемой обидой взглянув на женщину, что прямо сейчас стыдилась даже просто посмотреть ей в глаза. А девочка продолжала наблюдать за ней, больше ничего так и не сказав. Смотрела и не понимала, почему же родители вспомнили о ней именно сейчас? И точно ли они хотели ее забирать? — Я не знаю, что можно о них рассказать. Прости…

— Может, начнешь с того, как их зовут? Ты будешь чай? — Эри кивнула, безмолвно отвечая на последний вопрос. — Хорошо, садись тогда за стол. Так, а где он теперь тут…

— На полке сверху. Я переложила все туда, — ответила малышка, помыв по привычке руки прежде, чем послушаться наконец-то свою мать.

— Зачем?..

— Потому что кружки надо хранить с остальной посудой, а не возле муки и сахара. А чай со специями, как раз-таки, лучше уж перенести туда, — поучительно сказала Эри, словно это было чем-то очень важным. — Все должно быть на своих местах.

— Что ж… ладно, возможно, ты права, — озадаченно ответила женщина, поставив чугунный чайник нагреваться. — И все же, почему ты убиралась? — ребенок сам признался ей в том, что жил на улице. А теперь же хозяйничал и вел себя так, словно уборка — неотъемлемая часть ее жизни.

Более того, даже вчера их дочь перед обедом тщательно вымыла руки прежде, чем сесть за стол. Она не просила добавки, и не набрасывалась на еду, подобно какому-то оголодавшему зверю, что Эшли и ожидала от нее. Просто поела в тишине, поблагодарила за самый вкусный обед в ее жизни, да спокойно убрала все в раковину и начала намыливать тарелки, при этом сильно экономя воду.

— В помоях человек быстрее сдохнет, чем заработает себе на хлеб, — как-то слишком заученно и строго ответила малышка, не замечая шокированного взгляда матери.

— Это… кто же тебя такому научил? — с ужасом в голосе спросила женщина, боясь даже представить, что же за друзья были в ее окружении.

— Тот же, кто и научил держать дом в чистоте, — увильнула она от точного ответа. — Соблюдая гигиену, можно избежать большинство болезней и… больше походить на человека. Если же вести себя, как грязная свинья, то и относиться к тебе будут так же, — она просто в наглую перефразировала слова человека, что с таким же каменным лицом объяснял ей настолько простую истину.

— То-то ты поправилась так быстро, — подловила ее Эшли, и девочка виновато опустила голову.

— Все потому, что папа очень хороший врач, — шепотом ответила она, неловко теребя края своей рубашки, когда женщина только мягко рассмеялась, стоило ее ребенку вот так легко уйти от темы. — Мама, а что за крест стоит позади дома? Я… увидела его сегодня из окна, — солгала Эри, вспоминая, как выпрыгивала через то же самое окно, чтобы прогуляться вокруг небольшого сада, а уже затем вернулась обратно, принеся за собой много грязи, из-за чего и начала тогда уборку.

— Ох, это… знаешь, у нас раньше жил очень хороший пес… — женщина разволновалась, и сама не заметила того, как начала рассказывать соседскую историю с их старой собакой, которую они похоронили недалеко от собственного дома.

«А собаку не Эри Арнет звали?» — и хотя на кресте ничего не было, тряпичная кукла возле него говорила сама за себя о многом.

— Значит, его больше нет?.. — шепотом спросила девочка, стараясь сделать вид, что поверила в эту историю, как бы за любопытство ее потом не заперли в комнате или, что гораздо хуже, не продали в рабство.