Проходя по этим городским районам, я чувствую себя лишь немногим лучше, чем должно быть. Мои жуткие ощущения словно куда-то испарились, оставив на самом дне лишь поистине страшное разочарование.
Солнечные Мегаполис, наполненный разноцветными стеклами, меня не устраивает. Я вижу его в грозу и в дождь куда более величественным, чем многие могут представить.
Одно неизменно. На домах невнятной дымкой трепещутся плакаты с Мандаринкой. Фотография некой девушки, держащей мандарин, оказалось настолько удачной, что ее тут же нацепили на все в Мегаполисе. На плакате нет лица, лишь руки, сложенные как в молитве. Но я знаю: Мандаринка видит все сквозь зеленные линии стертой фотографии. Можно ли ее назвать таким же наблюдателем, как и меня? Я не дорасту до ее уровня никогда. Расклеенное по всему Мегаполису фото знает много больше, чем кто-либо из ныне живущих. Нет смысла с этим тягаться. Мандаринка наблюдает за всем и будет наблюдать.
Ее взор захватывает, и машин, несущихся на больших скоростях, и безликих людей, пропадающих при подходе к зданиям, и даже меня, смотрящего сейчас на самое большое здание в Мегаполисе.
Монолитная конструкция из стекла, огромный семидесятиэтажный муравейник. Почему-то Королеве это место очень нравится. Она однажды говорила, что из-за света, пронизывающего все здание. Но я не верю. Просто там лучшая точка обзора на весь город. Просто признай это, Королева, и не морочь никому голову. Но она ведь никогда не признает поражение. Глупая черта характера, с которой можно только смирится.
На подходе к зданию сейчас много народу. Собираются союзники Королевы, случайные прохожие. Туда, ближе ко входу, Кавалерия, вместе со своим личным отрядом, громоздит сцену. Тот самый трон, с которого Королева будет вещать.
Но меня мало интересует рыжая бестия. Более беспокойно наблюдать присутствие Которого.
Наши взгляды пересекаются. Хочу сбежать. Но понимаю, что не успею. Да и перекидывать старые обиды на других не хочется от слова совсем. Не виноваты они в том, что я безголовое месиво.
Который подходит ко мне чрезвычайно медленно. Порой мне кажется, что ему просто нравится нагнетать атмосферу. Есть в нем какая-то доля драматизма. У него аккуратно уложенные черные волосы, распахнутый плащ. Когда Который подходит ближе, то всей кожей чувствуется слегка колючий холод, окружающий его. Это не смертельно. Это необходимая прохлада в перегретом Мегаполисе.
Который устремляет свой взор на меня:
«Чего же мы не увиделись с тобой сегодня ночью?»
Ах, вот он о чем.
— Я не собираюсь давать тебе еще один шанс.
Который ухмыляется, отводя взгляд:
«Тогда этот раз будет последним. Если и в этот раз ты не проснешься, то я во веки веков буду считать себя бесполезным».
Я знаю эту ухмылку, Который. Ты снова вбил себе в голову какую-то странную идею, никак не связанную даже с самым элементарным понятием логики. Оставь.
— Ты знаешь, что я ищу в твоих владениях.
До меня доносится хихиканье:
«Догадываюсь».
— Будь добр: отдай.
Мужчина хватает меня за плечо, цепко сдавив прикосновение:
«Я не могу тебе ничего отдать. Ты знаешь это. Просто приди и забери. Именно из-за этого я не закрываю свои владения для тебя. Будь это Королева, или даже твоя любимая Кавалерия, — я никого не пущу, кроме тебя».
Честно? Мне такая открытость нравится. Тогда Который отпускает меня и улыбается. Я замечаю, что улыбаюсь ему в ответ. Невероятная глупость!
Я бросаю взгляд на сцену. Кавалерия управилась с ней, что было странно, учитывая размеры железной конструкции. Вокруг бегало много безликого планктона. Понятно сразу, чью силу рыжая бестия использует. Действительно бестия.
Сколько уже времени знаю Кавалерию, впервые вижу ее работающей без чьей-либо указки. Хотя нельзя отрицать, что опять все спроектировала Королева. А рыжая бестия как верный швейцар подает пальто гостям, на приеме хозяина.
Толпа становилась чуть более организованной около сцены. Хотя внутри этого столпотворения происходил хаос. Все перемещались. И меня потихоньку засасывает в самую глубь.
Резкая боль в руке беспокоит. Попытавшись выбраться, становилось только больнее. Повернув голову, вижу Которого, пытавшегося успокоить меня улыбкой. Я действительно успокаиваюсь. Но мужчина так и не разжимает мою руку.
— Ты решил остаться? — я спрашиваю, потому что знаю его нрав.
«Если не останусь, тебя просто затопчут».
— Ну и аргумент, — качаю головой.
Который смеется:
«Ты ведь такая кроха. Как бездомный котенок. Мне тебя искренне жаль».
От осознания данного факта передергивает.
— Не жалей меня! — повышаю тон.
Который переминается с ноги на ногу и усиливает хватку:
«Ничего не могу с этим поделать».
Мне неприятно. Я не знаю, как реагировать на жалость других.
Тут толпа взрывается. На сцене показывается главная виновница торжества — Королева. Я поднимаю глаза, чтобы рассмотреть ту, что стоит по правую руку от нее, Кавалерию. Она стоит прямо. Держится еще более гордо, чем ее начальница.
Королева — фигура противоречивая. Мои самые светлые эмоции, испытываемые к ней, смесь непонимания и безразличия. Королева всегда в центре внимания. Для нее все расценивается количеством фанатично преданных существ. По мне, абсолютно бессмысленный критерий. Но для Королевы это важно. И с этим ничего нельзя поделать.
«Дорогие мои, — звучно доносится голос Королевы откуда-то сверху, — сегодня тот самый день...»
Меня дергают за рукав.
Который не может угомониться:
«Сегодня твой день, друг мой!»
«...Мы соберем новые силы...»
Мужчина никак не унимался:
«Не вижу смысла тратить его на Королеву!»
«...Силы, присоединившиеся к нам...»
— Угомонись, — шепчу Которому на ухо.
Я не понимаю.
Но он только грубее хватает меня за руку:
«Но она ведь недостойна!»
«...Наш, покрытый обломками, мир...»
Уже я дергаю мужчину за руку.
— Успокойся! Почему ты так ненавидишь ее?!
Этот вопрос слишком давно необходимо задать. И почему Который вообще здесь? Он же не один из Королевских?
«... Мир. Теперь будет другим...»
— Который! — я особенно сильно дергаю его за руку.
И он словно преображается, превращаясь из мрачной тучи в веселого человека с ясными глазами.
«...Другое снизойдет...»
Который слегка трясет мою руку:
«Надо идти».
Я пытаюсь проводить его взглядом, но мужчина быстро теряется в толпе.
Теперь я смотрю только на Королеву.
«...Иначе быть...»
Она говорит долго, будто красуясь ораторским искусством, подвластным ей, наслаждаясь жадным вниманием народа. В какой-то момент кажется, что только для этого она и родилась. Фанаты, верноподданные — все делает Королеву настолько уникальной, насколько это только возможно. Ее белые волосы, грациозные движения, тонкие кисти рук, очаровательная ямочка между ключицами, полупрозрачное зеленое ситцевое платье — я уже не могу понять, что из этого настоящее, а что выдумка толпы.
«...Надо двигаться...»
Я не слушаю ее. Я ее слышу, но не воспринимаю. Голос Королевы словно посторонний шум, доносящийся с соседней железнодорожной станции.
«...Мы узрим...»
Я знаю весь ее план наперед. Все участники знают. Это собрание не более чем формальность. Королева как бы объясняет причину операции, не вдаваясь в саму операцию и ее последствия. Не участникам этого знать не нужно.
«...Скоро будет доступен...»
Вдруг меня бросает в дрожь. В толпе серебряная рука твердо направляет черный пистолет.
Я могу это остановить. Я могу крикнуть. Но не хочу двигаться с места.
«...И тогда настанет новый мир».
Раздается выстрел.