Время, хранящее тепло (гет)

Каз покинул таверну задолго до двух колоколов после полудня, низко натянув шляпу на лоб, чтобы защитить лицо от яркого земенского солнца. Он уже изучил городскую школу и знал, что в это время Инеж приходит забрать сына. Конечно же, улицы Пелтона становились всё оживленнее по мере того, как он приближался к маленькой школе, поскольку родители начали собираться, чтобы подождать своих детей после уроков.

Каз встал на другой стороне улицы, позволив тени кассии скрыть его. Школа, состоявшая из единственного зала, в котором учились все дети городка, болезненно напомнила Казу о школе в Лиже, куда ходили они с Джорди. Каз всегда сидел рядом с Джорди, даже когда брат добродушно жаловался на то, что Каз таскается за ним, словно щенок.

Появилась Инеж, разрушив его ностальгическую меланхолию. Она незаметно смешалась с группой родителей так же легко, как когда-то сливалась с тенями Кеттердама, как раз когда пробило два колокола. Никто не разговаривал с ней, но она, похоже, не возражала, просто молча ждала, когда ворота школы распахнутся и на солнце выкатится поток болтающих возбужденных детей.

Взгляд Каза сам по себе устремился к детям. Его взгляд немедленно нашел сына, словно их ребенок унаследовал некую составную часть своей матери, благодаря которой Каз всегда знал, когда она рядом. Эти темные растрепанные волосы, выразительные брови, скулы… Каз снова был поражен ощущением, что смотрит на себя в зеркало, вернувшись в то время, когда он жил на старой ферме близ Лижа. Лицо мальчика осветилось солнечной улыбкой, когда он увидел мать, вырвав Каза из мечтаний. Он отступил дальше в тени. Инеж протянула мальчику руку и что-то сказала, и они тихо отошли от галдящей толпы родителей и детей рядом со школой.

Инеж с мальчиком перешли через дорогу и неторопливо направились к спрятавшемуся в тенях Казу, и он ослабил хватку на трости, приготовившись к выходу. Этот трюк родился из тысячи представлений — легко споткнуться о трость, словно он слегка оступился, как раз в тот момент, когда приблизились Инеж с сыном.

Каз без труда восстановил равновесие, но со стороны так не выглядело, и Инеж подняла взгляд именно в то мгновение, в какое планировал Каз. Их взгляды встретились, он заметил вспышку узнавания на ее лице, на ее губах появилась неуверенная улыбка.

— О! Я видела вас недавно, да? В «Позолоченном тесле»? — спросила она на керчийском.

Ее карие глаза смотрели тепло, и Каз подавил стремление заговорить с ней слишком по-свойски.

— Официантка, которая говорит по-керчийски, конечно, — улыбнулся он, положив руки на набалдашник трости. — Я Каз Ритвельд.

Настоящее имя слетело с языка легче, чем он мог бы подумать.

— Инеж Бахами, — ответила она снова с этой легкой улыбкой. — А это Матти, мой сын.

Матти. Каз не мог задерживаться на имени своего сына, не сейчас. Если он собирался сохранить способность любезно разговаривать с Инеж так, будто не знал ее, еще не любил ее, словно его сердце не пылало от того, что он снова видит ее.

Ребенок выглянул из-за юбок Инеж, настороженно и серьезно посмотрев на Каза. Каз опустился на колено здоровой ноги, используя трость для опоры, и серьезно посмотрел на мальчика в ответ. А потом медленно и осторожно потянулся рукой в перчатке за ухо Матти. Когда он вернул ее обратно, в его пальцах была конфета, обернутая в яркую зеленую фольгу.

Глаза Матти загорелись, как бывало у Инеж в Кеттердаме каждый раз, когда Каз дарил ей новый кинжал. Мальчик посмотрел на Инеж, которая кивнула ему, а потом робко взял предложенную Казом конфету.

Каз снова поднялся на ноги и обнаружил, что Инеж тепло улыбается ему.

— Продолжайте в том же духе, и обретете нового лучшего друга, — поддразнила она, и он едва сдержал глупую ухмылку.

Инеж опустила взгляд на Матти, который аккуратно разворачивал конфету.

— Можешь поблагодарить господина Ритвельда? — спросила она его на сулийском.

Перед исчезновением Инеж учила Каза своему языку, и он мог понять ее слова.

— Он говорит на керчийском. Спасибо будет «bedankt».

Матти нахмурился и поднял на Каза взгляд серьезных темных глаз.

— Bedankt, gespedin Ритвельд, — произнес он.

Он говорил с акцентом — намеки на сулийский и земенский соединялись со случайной керчийской модуляцией: остатки акцента, который Инеж усвоила в Кеттердаме. Казу отчаянно хотелось схватить его в охапку, вдохнуть его запах, поцеловать в темные волосы и узнать, такие ли же они мягкие как у Инеж.

Вместо этого он официально ответил:

— Gijn dankt, Матти.

И Матти продолжил смотреть на него, засунув конфету в рот.

— Итак, господин Ритвельд, — сказала Инеж на керчийском, возвращая к себе внимание Каза. — Какое у вас дело в Пелтоне?

— Каз, пожалуйста, — поправил он, заставив себя беспечно улыбнуться.

Будто она не знала Каза, не знала его имя так же хорошо, как собственное.

Будто он не знал, как Инеж по-особенному произносит его имя: резко и колюче, когда злится; тепло и мягко, когда счастлива; низко, порочно и одновременно словно молитву, в постели…

Соберись, Бреккер.

— Я здесь из-за проблем со здоровьем, — сказал он настолько беспечно, насколько смог, махнув свободной рукой на трость и больную ногу, и добавил с самоуничижительной улыбкой: — Керчия становится слишком холодной и влажной для моих старых костей.

Инеж улыбнулась в ответ, и ее темные глаза прошлись по нему долгим взглядом, который заставил его сердце забиться быстрее.

— Я бы не сказала, что вы старый, — мягко поддразнила она.

Каз почти смущенно отвел взгляд, чувствуя, как теплеет лицо. Она флиртовала с ним, даже не зная, кто он для нее?

— Инеж — сулийское имя, — быстро сменил тему Каз.

Инеж приподняла бровь — ее способ дать ему понять, что она заметила и не забудет, но пока позволит ему выйти сухим из воды.

— Что насчет Бахами? — добавил Каз, стараясь говорить беспечно.

— На земенском это значит «морская королева», — ответила Инеж, неловко засмеявшись. — У земенцев есть традиция выбирать себе фамилии, и поскольку я появилась здесь, зная о себе только имя, они придумали мне новую фамилию.

Каз сжал челюсть в попытке не позволить лицу выдать что бы то ни было. Он бросил взгляд вниз и увидел, что Матти смотрит на него из-за ног Инеж. Каз протянул ему руку, в его пальцах появилась еще одна конфета в яркой обертке, и Матти с восторгом схватил ее.

— Звучит как интересная история, — прокомментировал Каз, по-прежнему не глядя на Инеж.

Инеж в ответ задумчиво помычала.

— Наверно, — согласилась она, ее ладонь опустилась на голову Матти.

У него были густые волосы, черные, как вороново крыло, непослушные и взъерошенные. В этот момент он напоминал Джорди, и Каз подавил вызванное этой мыслью чувство.

— Могу как-нибудь рассказать вам за чаем.

Каз собрался с мыслями и поднял голову. Инеж наблюдала за ним с нежным выражением в глазах.

— У вас есть в Пелтоне друзья или семья?

— Э…

Каз запнулся. У него была здесь семья: он смотрел прямо на нее. Но он не мог сказать этого Инеж. В итоге он покачал головой, слово «нет» отказывалось формироваться на его губах.

— Что ж, завтра я не работаю, — сказала Инеж. — Почему бы вам не зайти после полудня? Я приготовлю нам чая. Возможно, я смогу стать вашим первым другом на границе?

* * *

Каз нахмурился на свое отражение в зеркале в комнате над таверной, возясь с воротником рубашки. Он остановился на серых шерстяных брюках и рабочей рубашке, у которой оставил не застегнутым воротник, стремясь придать себе небрежный вид, не отличающийся от отдыхающих батраков, которые заходили в таверну по вечерам. Он не хотел, чтобы Инеж посчитала его чопорным консервативным купцом, или напугать Матти своими строгими костюмами.

«Это просто чай, Гезена ради», — подумал он, злясь на себя. Каз Бреккер так не нервничает. «Каз Ритвельд нервничает постоянно, — возразил хитрый голосок в голове. — Из-за Инеж».

Каз вздохнул и провел рукой по волосам, отбрасывая их со лба. Должно сойти. Он отвернулся от зеркала, неловко взял букетик желтых тюльпанов, которые сумел найти в фермерском магазинчике, натянул шляпу и направился в город.

Инеж жила на окраине с другой стороны Пелтона, вдалеке от шумной главной улицы и станции дилижансов. Ее дом был крошечным, втиснутым между двумя или тремя большими домами, но выкрашенный в радостный солнечно-желтый цвет, с прибитой над дверью ржавой подковой: на удачу или просто осталась от прежних жильцов, Каз не знал. Он глубоко вдохнул, оперся на трость и легонько постучал в дверь.

Инеж ответила почти сразу же и, открыв дверь, так ярко улыбнулась Казу, что он едва не споткнулся о порог. Он без церемоний протянул ей тюльпаны. Он не мог говорить, чувствуя себя неуклюжим влюбленным дураком, и нахмурился, когда ее глаза радостно расширились.

— Каз, они чудесны! Спасибо большое.

Она отступила, пропуская его, и он снял шляпу, чувствуя, как по щекам поднимается проклятый предательский жар. Только Инеж когда-либо удавалось заставить его краснеть, и он слишком сильно любил ее, чтобы всерьез злиться из-за этого.

— Ничего особенного, — грубовато ответил он, хотя цветы были особенными.

Тюльпаны были любимыми цветами Инеж — ну, или по крайней мере, были раньше, когда она помнила свою жизнь, — и они росли только в Керчии. Букетик, который он сумел найти в главном магазине Пелтона, был невероятно дорогим.

Инеж провела его в аккуратную маленькую кухню и, бросив на Каза быстрый взгляд, потянулась за глиняной вазой с ярко-бирюзовой глазурью по ободу в обычном земенском стиле.

— Мне еще никто не дарил цветов, — тихо призналась она, наполняя вазу водой из большого закрытого кувшина в углу.

Казу пришлось прикусить губу и стиснуть руками трость, чтобы помешать себе издать какой-нибудь звук. Да, за время их медленно расцветающих отношений он чаще дарил Инеж кинжалы, чем цветы, но при случае он дарил ей цветы — всегда тюльпаны.

— Вы заслуживаете их, — ответил он, избегая ее пораженного взгляда, и сменил тему, пытаясь говорить беспечно, несмотря на то что сердце чувствовалось слишком большим для грудной клетки: — Матти здесь?

— В гостиной, — ответила Инеж, сосредоточившись на поднятии котелка с плиты и наливании кипящей воды в чайник. — Думаю, читает одну из своих приключенческих книг.

— Приключенческие книги?

Инеж поставила две кружки, кувшин молока и стеклянную чашу с сахаром на сколотый эмалированный поднос, и Каз потянулся взять свободной рукой чайник, когда она подняла поднос.

— О да, он ненасытный читатель. Пожирает всё с пиратами, Гришами или ковбоями.

— Правда? — Каз не мог сдержать улыбку, представив лицо Матти, когда он обнаружит, что его мать — на самом деле пират, тетя — Гриш, а дядя — снайпер тоже с границы.

— Все не потраченные на проживание деньги уходят на книги для него, — с нежностью произнесла Инеж.

И конечно же, Матти лежал на животе перед окном с яркой детской земенской книжкой в руках.

— Сейчас у него любимые — керчийские истории, — продолжила Инеж, поставив поднос на маленький столик; Матти поднял взгляд и весело помахал Казу, после чего вернулся к книге. — Ему нравятся про банды из Бочки в Кеттердаме.

От удивления Каз чуть не выронил чайник, едва сумев крепче сжать его и поставить на столик. Инеж села на мягкий потертый диван и потянулась за чайником.

— Неужели, — пробормотал Каз, наблюдая, как Матти читает книгу, болтая в воздухе ногами в носках.

Каз осторожно сел на диван, вытянув перед собой больную ногу и прислонив трость к подлокотнику. Инеж согласно помычала, готовя им чай. Она подтолкнула к нему одну из чашек, и он взял как есть — черным и без сахара. Он не мог сдержать ухмылки, увидев, как Инеж щедро добавляет себе молока и сахара, как всегда делала в Кеттердаме. Похоже, некоторые воспоминания глубоко запечатаны в мышцах и костях.

Оба осторожно отпили всё еще горячего напитка, и окружавшая их тишина была уютной, знакомой. Инеж довольно вздохнула и подобрала под себя ноги.

— Итак, Инеж, — произнес Каз настолько невозмутимым тоном, насколько сумел. — Расскажите, как вы стали земенской морской королевой и осели в таком пограничном городке как Пелтон?

— На самом деле это не настолько захватывающая история, как кажется, — быстро ответила Инеж, засмеявшись.

И если бы Каз не знал ее так хорошо, он не заметил бы тщательно скрытого напряжения в ее словах. Он молчал, позволяя ей собраться с мыслями, давая время и пространство решить, хочет ли она поделиться с ним. Раньше она всегда ценила его способность молча ждать, пока она подбирает слова. Она снова вздохнула, слегка опустив голову, и немного крепче сжала чашку.

— Меня нашли выброшенной на каменистый берег прямо на восток отсюда — без сознания и в лохмотьях. Если бы Марина не нашла меня…

Инеж замолчала, с болью глядя вдаль и прижав ладонь к животу. Казу пришлось заставить замолчать сердце, чтобы не думать об ужасных сценариях, в которых Инеж — беременную, без сознания, во власти любого шторма или прохожего — так и не нашли, или хуже — нашел не тот человек.

Каз стиснул челюсть, сосредоточившись на здесь и сейчас.

— Марина? — мягко подтолкнул он тихим голосом.

— Марина Симла, — пояснила Инеж. — Чудесная женщина. Земенка, конечно, и из Пелтона. Ее сестра — жена рыбака, и они живут в крошечной деревушке неподалеку от берега, на котором меня нашли.

Инеж снова замолчала, отпила чаю. Матти захихикал над чем-то в книге, торопливо перевернул страницу, чтобы приключение не замедлилось. Инеж тепло улыбнулась сыну, а потом снова обратила на Каза яркие карие глаза.

— Я очнулась, как только они притащили меня в рыбацкую хижину и согрели, но… Я не могла ничего вспомнить. Я знала только свое имя — то есть я предположила, что вспомнила его, — добавила она, и на лбу появилась озабоченная складка. — Но ничего до того момента, как очнулась в хижине.

Каз до боли стиснул пальцами кружку в попытке подавить бьющие через край эмоции. Он заставил себя сидеть тихо и неподвижно. Инеж самокритично пожала плечами и грустно улыбнулась.

— Марина взяла меня с собой в Пелтон и помогла устроить здесь жизнь. Она всегда верила, что память может вернуться со временем, но этого так и не случилось. И никто никогда не искал меня.

«Я пытался, — протестующе закричал мозг Каза. — Я искал тебя везде, где мог, Инеж».

— Где Марина сейчас? — вместо этого спросил он, надеясь, что у Инеж было хотя бы подобие семьи, чтобы присмотреть за ней в Новом Земе.

Его слабую надежду смело, когда Инеж покачала головой.

— Умерла два года назад. Она была уже старой, когда спасла меня.

Каз не смог придумать, что сказать на это: ничто не изменит тот факт, что подруга Инеж умерла. Они выпили еще чаю, уютное молчание снова наполнило пространство между ними.

Больно было осознавать, насколько просто снова привыкнуть чувствовать ее рядом, словно все эти года растворились. Горло сдавило от эмоций, и Каз оторвал взгляд от Инеж, пока она не заметила, что он таращится на нее. Не в состоянии остановить себя, он снова посмотрел на сына.

— Как вы выбрали ему имя? — спросил Каз, по-прежнему глядя на мальчика. — Если вы ничего не помнили?

Мгновение она не отвечала, и, осмелившись снова посмотреть на Инеж, он обнаружил, что она смотрит на него со странным выражением на лице. Оно болезненно напомнило ему о напряженных взглядах, которыми она одаривала его, когда они были юны, когда он делал или говорил что-то, что она могла истолковать как свидетельство его доброты. Он вопросительно приподнял бровь, и она слегка встряхнулась и извиняющеся улыбнулась.

— На самом деле, я не знаю, откуда взялось его имя, — признала она, с нежностью глядя на Матти. — Маттиас. Это просто… чувствовалось правильно. Я даже не рассматривала ничего другого.

Маттиас. Хотя Каз подозревал это, всё равно имя выстрелило, словно пуля в грудь, когда Инеж произнесла его.

— Хорошее имя, — сказал Каз, заставляя челюсть расслабиться. — Сильное имя.

Инеж застенчиво улыбнулась ему, опустив голову.

— Я часто гадала, значило ли имя что-то для меня. Раньше, я имею в виду, — без нужды добавила она. — Возможно, он был кем-то. Частью моей семьи.

Конечно, был. Однако мысли Каза обратились к ее родителям, и он не мог не спросить:

— Вы когда-нибудь пытались найти их? Вашу семью?

Инеж неловко пожала плечами, обняв чашку обеими ладонями.

— Я никогда не могла позволить себе оплатить дорогу в Равку, — тихо признала она. — Кроме того, я даже не помню свою фамилию, не говоря уже о караване, к которому я принадлежала — если я вообще принадлежала к каравану. На их поиски могли уйти годы. На то, чтобы узнать, кто я на самом деле.

На мгновение ее взгляд расфокусировался, словно она смотрела в прошлое. Со вздохом она встряхнулась и, слегка улыбнувшись, повернулась к Казу.

— То, что случилось в прошлом остается в прошлом. У меня есть Матти и жизнь здесь в Пелтоне. Я счастлива здесь, Каз. Мне больше ничего не нужно — никто не нужен.

* * *

Вернувшись в таверну тем вечером, Каз сразу поднялся в свою комнату. День, проведенный с Инеж, подтвердил то, в чем он уже был уверен: она не могла вспомнить ничего с того момента, как исчезла с «Призрака» почти шесть лет назад.

Теперь, когда это подтвердилось, Каз знал, что сделает Пелтон своим домом. Он не мог бесконечно оставаться в этой комнате в таверне, а на то, чтобы обеспечить себя жильем в городе, потребуется больше дом, чем он в спешке взял из сейфа на чердаке в Кеттердаме.

К счастью, у Каза оставались домы, которые он перевел в Земенский центральный банк в качестве инвестиции еще во время дела с аукционом. Инвестиции, которая принесла немало прибыли за прошедшие годы — вполне достаточно, чтобы обеспечить дом и жизнь рядом с Инеж и Матти. И вполне достаточно, чтобы его семья здесь никогда не нуждалась в деньгах и не сражалась за безопасность.

Он сел за стол, снова подтянув к себе лист пергамента и сняв колпачок с дорогой ручки, которую прихватил из дома одного купца шесть месяцев назад. Всего пару мгновений понадобилось, чтобы написать распоряжение банку и размашисто поставить свою подпись — свою настоящую подпись.

Затем он написал во Фьерду, используя сложный шифр, который они с Ниной Зеник разработали много лет назад. Он верил, что она помнит этот шифр не хуже него. Может, они с Зеник и не очень сходились во взглядах, но Каз всегда ценил ее военную подготовку и серьезность, с которой она бралась за работу. Не говоря уже о том, что она тоже любила Инеж и сделает всё возможное, чтобы помочь. Возможно, Зеник не сможет ответить какое-то время, возможно, даже не получит письмо в течение нескольких месяцев после того, как оно прибудет в страну, но Каз знал, что как только сможет, она сделает всё, что надо.

Наконец Каз написал Колму Фахи. Кофтон находился всего в нескольких часах езды от Пелтона, и хотя существовало крайне мало людей, которым Каз Бреккер доверял, отец Джеспера постепенно стал одним из них.

В конце концов, это было важнее Каза. На кону стояло прошлое Инеж и будущее его сына.

И Каз знал, что в этот раз ему понадобится помощь.