Прекрасное их погубило (гет)

Итачи стоял и озадаченно смотрел на дом, от яркого тёплого воспоминания детства ничего не осталось. Сошедший будто со страниц страшных детских сказок, он был полностью поглощён плющом и острые ветки можжевельника заслоняли окна. Тропинка к дому поросла колючками, репейником и сорной травой по пояс. Отец, отдавая ключи, предупредил его, что за домом уже несколько лет никто не ухаживал, возможно, он будет в полном запустении и потребуется много времени и денег, чтобы привести его в надлежащий вид. Он тогда лишь усмехнулся, не представляя, что его ожидает. Пробираясь сквозь пыльные заросли высокой травы и собрав на одежду всевозможные колючки, сухие листья и мелких букашек, он наконец-то взобрался на крыльцо. Стоя у двери, Итачи заметил, как множество муравьёв расчленяли убитого жука и взгромоздив на свои спины части его тела, вереницей направлялись к огромному муравейнику у стены. В детстве, по настоянию матери, они с братом и Шисуи ворошили муравейники во дворе и, заливая средство, смотрели как, копошась, насекомые в панике спасали белые мелкие яйца-куколки.

Бросив сумку у ног и с силой отодрав упругие и тонкие ветки плюща, он просунул ключ в замочную скважину. С трудом и со скрипом дверь отворилась. Нужно смазать петли машинным маслом, подметил Итачи, заходя в дом. В прихожей было темно, осветив слабым светом телефона комнату, вспомнив, что щиток находился с правой стороны от двери, он быстро его нашёл. Смахнув с пластиковой крышки толстое покрывало тёмно-серой пыли, аккуратно открыл и приподнял чёрные маленькие рычажки. Выключатель щёлкнул, и лампа, затрещав, озарила всё мягким жёлтым светом. Большие коричневые тараканы россыпью разбежались по углам, а с толстым округлым брюхом чёрные пауки, напротив, свисали на тонких серебряных нитях и с любопытством разглядывали непрошеного посетителя. Паутины грязно серым мхом оплели потолок и углы, по стенам разрослась пушистая зелёная плесень, съев, почти полностью, бежевые обои. Итачи пройдя в зал громко чихнул и краем глаза заметил, как большая крыса с розовым хвостом нырнула в дыру, проделанную в полу.

Дом был пуст — голые обшарпанные стены и пол покрытый мелким помётом грызунов. Переезжая, родители вывезли все вещи, и ему придётся не только делать здесь ремонт, но и покупать всё необходимое для жизни. Хорошо, что начальство дало две недели на обустройство, этого времени должно хватить, чтобы мало-мальски навести здесь порядок. Итачи с трудом распахнул неподатливые окна, пытаясь прогнать глинисто-сладкий запах грибка, сырости и мускусную вонь мышиных испражнений. Оставив сумку в доме, он торопливо вышел на улицу, ночевать в этом месте сегодня, он точно не будет, даже если ему удастся купить футон в ближайшем магазине.

Бредя по улицам, он как маленький ребёнок окидывал взглядом всё вокруг, отмечая изменения. Каштаны, что росли вдоль дороги, стали мощнее, выше и ветки были усыпаны мелкими шипастыми плодами ярко-зелёного цвета. В детстве деревья были меньше и в середине мая обсыпались пирамидальными бледно-розовыми цветками, что вечерами источали сладковато-горький аромат, привлекая по округе насекомых. А в середине лета, когда из-за жары взрослые прятались в домах, Шисуи усаживал его на плечи и он срывал неспелые плоды, вяжущий и терпко-сладкий вкус которых, он до сих пор помнил. Свернув за поворот, Итачи улыбнулся, завидев старую пекарню, фасад немного изменился, стал более вычурным, но название и рисунок буханки был прежним. Перед школой, прежде чем проводить Саске в детский сад, он заходил сюда и покупал горячие, свежие дораяки или вкуснейшие данго. Позже, по выходным, он наведывался сюда вместе с Изуми и набрав целый пакет выпечки, они направлялись к озеру и расстелив плед, болтали о пустяках, грелись на солнышке и читали книги, пока не возникал Шисуи. У него была удивительная способность появляться откуда ни возьмись, съедать все запасы и вгонять обоих в краску, называя «сладкой парочкой». Друг привносил лёгкость, наполнял день красками, смехом, и время с Изуми уже не тянулось, томительно долго, вязкой патокой.

Пройдя две улицы, он свернул налево, оказавшись у ворот давней подруги. Калитка была приоткрыта, и он без труда вошёл. Палисадник, в отличие от его, был ухожен и пестрел разноцветными цветами: красными, белыми, розовыми. Между клумбами вяли, явно, недавно сорванные сорняки; земля была влажная от полива. Прошагав несколько метров по бетонной дорожке, Итачи остановился у крыльца, не решаясь подняться. Волнение — сродни тому, что он чувствовал, идя по тусклым коридорам больницы, прислушиваясь и оборачиваясь на женский голос, доносящийся из палат — охватило его. Ладони его вспотели, обтерев руки о штаны, он хотел повернуть назад и прийти чуть позже, или встретиться через две недели на работе, как раз когда у неё, по словам коллег, закончится отпуск. Он не понимал, почему трусил позвонить в звонок, когда раньше это делал с лёгкостью. Неужели его так страшило увидеть человека из прошлого и осознать, что тот изменился, или же он боялся потерять те приятные воспоминания, связанные с ней. А может быть, он всего-навсего не знал, как начать разговор?

— Я пойду, мам, — донёсся звонкий девичий голос за дверью.

Сердце пропустило удар. Дверь распахнулась, и от неожиданности девушка попятилась назад хмурясь. Это была Изуми, он узнал её по крохотной родинке под глазом, по влажному взгляду, аккуратному маленькому носу и немного припухлым губам. Казалось, с их последней встречи, она совсем не выросла и не изменилась вовсе, разве что волосы стали чуть длиннее и укладывала она их теперь по-другому. В простой белой футболке и широких джинсах, выглядела подростком, только окончившим школу.

— Здравствуйте, — осторожно начала она, и посмотрев через плечо, продолжила, — Вы к маме?

— Неужели я так изменился?! — густо сказал Итачи, потерев переносицу.

Подруга, склонив голову набок, изучающе прошлась по нему взглядом, а затем нахмурилась пуще прежнего.

— Простите, мы знакомы?

Он слегка щёлкнул её по лбу, он всегда так делал, когда она клевала носом в библиотеке, вместо того, чтобы заниматься. Лицо просияло в улыбке, и она, охнув, приоткрыла рот, не находя слов выразить удивление, а после в сияющих глазах, он уловил тень тревоги и страха. По крайней мере, ему так показалось. Действительно ли это было так, он не знал. В конце концов, ему всегда плохо удавалось считывать её чувства, в отличие от Шисуи.

— Итачи, — тихо, дрожащим голосом проговорила подруга и сморгнула пару раз, словно убеждаясь в реальности происходящего. — Как? Что…ты здесь делаешь?

— Кто-то пришёл, Изуми? — донеслось из глубины дома, через некоторое мгновение раздался слабый скрип половиц, и худая женщина, словно призрак, возникла в прихожей. Тонкий хлопковый халат голубого цвета болтался на ней, как на вешалке. Голова была покрыта платком, скрывая, явно, залысины. Итачи сразу понял — Хазуки Учиха была больна. Работая некоторое время в онкодиспансере, он каждый день видел неестественную худобу, осунувшиеся лица и взгляд, смерившийся с неминуемым концом, но всё ещё живой, как непотухший уголёк. — Боже Итачи! Ты ли это?! — с лёгкой хрипотцой проговорила она, прислоняя костлявую руку ко рту.

— Здравствуйте, — слова давались ему с трудом, было непросто смотреть на неё, не выдавая жалости. От некогда пышущей здоровьем красивой женщины не осталось ничего.

— Изуми! Не держи гостя на пороге, — дочь виновато отвела взгляд, отойдя в сторону, пропуская гостя в дом. — Ты надолго к нам? Навестить родственников приехал? Хотя подожди…из твоих вроде как никого не осталось, — пахло лекарствами, жареным мясом и картофелем.

— Я по программе. Буду работать в местной больнице.

Изуми споткнулась о край ковра и налетела на Итачи, обхватив его со спины, чтобы не упасть и тут же отпрянула, как ошпаренная. Сердце его забилось сильнее от теплоты её рук и тела. Повернув голову он увидел, как она смущённо смотрит на него и одними губами шепчет: «Извини. Случайно вышло». Он улыбнулся.

— Ох, чудесно. Значит, ты всё-таки стал врачом, как и хотел. Помню говорил, что хочешь спасать жизни… Вот Изуми следуя за тобой, тоже стала…

— Мам, — перебила она мать, серьёзно и сердито смотря на неё. Красивое лицо её покрылось красными пятнами от возмущения. Хазуки склонив голову, понимающе кивнула.

— Я всё говорю, говорю. Ты же у нас с дороги, устал, наверное… Изуми поставь чайник и было бы неплохо купить что-нибудь к чаю.

— Не стоит. Я купил, — произнёс он, доставая из пакета коробку с тортом. Хорошо, что у него хватило ума купить десерт.

— Ты у кого-то остановился? Есть где заночевать. Думаю твой дом не в лучшем состоянии, иногда прохожу мимо и вижу, как там всё поросло травой. Даже не представляю, что творится внутри.

— Хотел найти гостиницу на некоторое время.

— Гостиница, — тихо засмеявшись, произнесла женщина, расставляя чашки, — Итачи, зачем тебе гостиница! Изуми переехала в дом покойной бабушки. Дом небольшой, но пустая комната для тебя найдётся.

— Мам! — снова перебила она, выключив и убрав свистящий чайник с плиты, серьёзно добавила, — люди могут не так понять.

— А что не так? Разве вы не друзья? Я бы предложила остаться у меня, но компания больной женщины, пропахшей таблетками и с …

— Хорошо, хорошо, мам, — протараторила дочь, не давая закончить.

Изуми молча сидела в углу и уткнувшись в кружку, то и дело сжимала ручку тонкими пальцами. Она была напряжена, изредка поднимая взгляд, тут же в смятении отводила его, замечая, что он смотрит на неё в упор. По натянутой улыбке и звенящему в напряжении голосу, подруга была совсем не рада его возвращению, казалось, для неё было пыткой сидеть напротив него. Наверное, она злилась за длительное молчание и неожиданный приезд. Ему обязательно перед ней нужно извиниться, как только они останутся одни, подумал он. Хазуки расспрашивала о родителях, брате, временами, урывками рассказывала о себе и о дочери, с осторожностью поглядывая на неё. Она витиевато намекала, что дочь всё время посвящает работе не оставляя времени на личную жизнь. В какой-то момент показалось, что Хазуки сватает ему Изуми. От этой мысли его передёрнуло. Он всегда производил на старшее поколение идеальное впечатление и частенько пожилые пациенты, хотели свести своих одиноких дочерей, считая, что из него выйдет хороший муж и примерный семьянин. Свою семью он любил, но заводить собственную пока не хотелось, семейная жизнь, дети, рутинна, пугали. Он был в отношениях несколько лет, и всё шло хорошо, пока девушка не стала ненавязчиво намекать о свадьбе.

Изуми попрощалась с матерью, обняв её и поцеловав в обе щёки. Тонкие руки оплели стройное тело, и погладив по спине, Хазуки что-то шепнула на ухо, отчего дочь насупилась и фыркнула. Было в этом жесте что-то интимное, не для его глаз. Итачи отвернулся и вышел из дома.

Они медленно шли вдоль тротуара, деревья отбрасывали длинные прохладные тени на дорогу, густые кроны шелестели от порыва слабого ветра и маленькие проворные птицы, перелетая с ветки на ветку, громко щебетали. Издали доносился крик и смех детей. Мужчина в серой рубашке поло, лениво крутя педали велосипеда, завидев девушку улыбнулся и махнул рукой в знак приветствия. Изуми улыбнулась и поклонилась.

— Извини, — начала она, сжимая сумку и смотря под ноги, — это довольно неприятно. Мама переживает, что я останусь одна, и хочет видеть кого-то рядом со мной. Она всегда говорит, что так ей будет спокойно. Первое время, меня это раздражало, но потом я привыкла. И у нас осталось не так уж и много времени, чтобы тратить его на ссоры, — подруга остановилась и стряхнула попавший в обувь камешек, — тем более что у меня есть парень...но мы пока не хотим афишировать наши отношения... Есть кое-какие сложности.

— Понимаю, — он также говорил, когда родители хотели устроить свидание, или когда пациент невольно влюблялся после операции. Это всегда безотказно работало, — если я тебя стесняю, то могу найти гостиницу.

— Нет, — мотнув головой, сказала она, — у меня есть свободные комнаты. Мама не хотела, чтобы я оставалась с ней. Говорит, мой жалостный вид её раздражает.  Вот и отправила в старый дом, вручив ключи.

— А твой парень? Не думаю, что он будет рад новому гостю.

— Он уехал, вернётся через месяц. К этому времени ты уже съедешь. У меня отпуск и я тебе помогу с домом, — мягко проговорила она, смотря вдаль.

— Не стоит, я справлюсь.

— Итачи, я видела как ты мыл окна в школе, — по-детски хохотнула она и приподняла голову, чтобы посмотреть на него.

— Ты помнишь? — Изуми кивнула, продолжая улыбаться. Он также расплылся в улыбке, вспоминая, как размазывал грязную воду по стеклу, борясь с белёсыми разводами.

— Ты где оставил вещи?

— Дома.

— Тогда забирай их, а я быстро в магазин зайду. Куплю продукты на ужин. Ты не против кацудона?

— Не стоит заморачиваться, можем вечером пойти куда-нибудь поужинать.

— Боюсь тебя огорчить, здесь всё изменилось и мест, где можно вкусно поесть не так уж и много. И прежде чем попасть туда, придётся отстоять очередь. Видишь, тот дом, — она указала на дом с красной черепичной крышой, стоявший особняком. Он кивнул, — тогда увидимся через час. А... подожди...запиши телефон, если потеряешься, — продиктовав номер, она забежала в магазин.