Выбор леди Мэри (гет)

* * *

Больно… как же больно… как будто множество очень маленьких и очень острых лезвий режут изнутри. Но невозможно не то что закричать — даже застонать. Чьи-то смутно различимые голоса рядом… кто-то кричит… кто-то плачет… чья-то ладонь судорожно сжимает ее безвольно повисшую кисть… незнакомый запах, трава какая-то… женский голос со странным акцентом требует у кого-то сумку…

— Все кончено, Робин.

Эти слова неоновым фейерверком взорвались в окружающем ее невнятном шуме. Робин? Что за Робин? Мамочки, ну почему же так боооольноооо…

В одну секунду эта непрекращающаяся боль вдруг не то чтобы исчезла, но словно перестала ее беспокоить. Она даже смогла с хрипом втянуть в себя немного воздуха и приоткрыть невероятно тяжелые веки. А может, ей просто показалось, что смогла? Из накатывающего волнами черного тумана медленно выплыло смутно знакомое лицо — русоволосый парень, заросший по самые уши, с трагически заломленными бровями. Он пытался ей что-то сказать, но у него дрожали губы и он только всхлипывал. Откуда я тебя знаю? — хотела спросить она, но притаившаяся было боль взорвалась где-то внутри тысячами режущих осколков и ее снова швырнуло в пустоту.

* * *

Она не знала сколько времени прошло, пока она очнулась. Медленно, с трудом разлепила веки, поморщилась — глаза явно отвыкли от яркого света. Прямо над головой она увидела балдахин, по которому то и дело пробегала едва заметная рябь от легкого сквозняка. Хотелось пошевелиться, но малейшее движение отзывалось такой резкой болью, что она не выдержала и застонала. И тут же балдахин исчез, а вместо него нарисовалось румяное девичье лицо с россыпью веснушек на курносом носике и любопытными голубыми глазами.

— Ох, миледи, проснулись! Бедненькая вы наша, мы так уж за вас волновалися!

Девица смолкла, как только из пересохших губ лежащей на кровати девушки вырвался какой-то невнятный хрип.

— Бедненькая наша… — всхлипнула девица, метнулась к окошку, взмахнув юбкой, и вернулась с глиняной кружкой. — Попейте, миледи, тута вам эта басурманка оставила. Батюшка ваш приказал, чтоб вы не перечили.

Она с трудом понимала, что лопочет это странное создание, но пить хотелось неимоверно и она послушно проглотила непонятное варево.

Какое интересное действие… она прислушалась к ощущениям. Боль ушла почти моментально, и в голове прояснилось, как от хорошего глотка морозного воздуха. Глубоко вздохнув, девушка пошевелилась, удобнее устраиваясь под легким одеялом. Осторожно подняла руку, поднесла поближе к глазам — и, удивленно хмыкнув, отвела подальше. Очень странно. Очков на ней точно нет, но и без них она прекрасно видит. Она чуть нахмурилась, внимательнее вгляделась в собственную руку. Это как?! Это… не ее пальцы! Они больше и совершенно другой формы!

Она снова уставилась на балдахин, потом, стараясь не шевелить головой, осторожно прошлась взглядом по сторонам. Да чтоб ей вкалывать в гномьих шахтах, если это похоже на больницу! И вообще хоть на что-то привычное и понятное! Зато эта не очень большая комната точь-в-точь повторяла ту, которую она видела в той самой шервудской клюкве, что уже практически выучила наизусть…

Так. Спокойно. Будем мыслить логически. Я явно не сплю. Бред? Странный бред, слишком четкий и связный. И странное состояние: я совершенно не нервничаю, мысли абсолютно ясные. Какой вывод? Хм…

Она покосилась на девицу, деловито хлопочущую по комнате. Насколько она могла судить, одета та была вполне аутентично, в темное платье из домотканой шерсти поверх явно не новой, но чистенькой нижней рубашки. Да и обстановочка, мягко говоря, убогая.

Она прикрыла глаза. Ну, дорогуша, ты явно перечитала фэнтези. Вот и мерещится теперь, всякое соответствующее! Поспать, что ли, еще немного, глядишь, и проснусь в обычной больничной палате… надеюсь, хотя бы не психушки.

Робкая надежда померла, едва родившись. А именно в тот момент, когда дверь скромной девичьей комнатки открылась и порог переступил седовласый мужчина в длинной тунике. Первым делом он встревоженно глянул на кровать, наткнулся на слегка расфокусированный и явно непонимающий взгляд — и с облегчением выдохнул:

— Доченька! Наконец-то… я думал, что и тебя потерял!

— Вы кто? — испуганно выдавила совершенно сбитая с толку девушка, невольно сжав руки в кулаки поверх одеяла. Все еще бледная, она с трудом могла разговаривать, и, по правде говоря, только это удерживало ее от полновесной, грандиозной истерики. Ибо, хотела она того или нет, ужасный факт вопиял в полный рост: каким-то образом она перестала быть собой и, судя по всему, стала той самой леди, которую ненавидела всеми фибрами души. И неважно, что эта самая леди была выдумкой. Факт оставался фактом. Она зажмурилась, не желая видеть престарелого рыцаря, что называл ее дочерью. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть это просто бред! Я хочу к маме! Пожалуйста!!!

На ее слабо сжавшуюся руку осторожно легла другая, большая и теплая, и она тут же распахнула глаза.

— Девочка моя, — в выцветших глазах сэра Эдварда Найтона отражалась его дочь, взирающая на него с таким ужасом, что он сам испугался. — Ты слишком тяжело болела… ну ничего, теперь все будет хорошо. Ты быстро пойдешь на поправку.

— Вашу мать, — слабо выдохнула высокородная леди, прежде чем вновь уплыть в спасительный обморок.