Вкус Сахары. 2. Вторжение (джен)

На самом деле, сказать всегда проще, чем сделать. И все понимали, что выскочить из дому в чём есть — не вариант. И Белле, и Алексу требовалось хоть немного времени, чтобы переодеться, побросать в рюкзак необходимое и запереть дом.

Покидая гостиную, Белла обернулась к друзьям, запоздало вспомнив о гостеприимстве:

— Вы не голодны? Или, может, хотите кофе или чего-то покрепче?

— Кофе на плите на кухне! — вынырнувший из-за двери Алекс махнул куда-то в сторону и исчез.

Луис отправился за горячим напитком, а Орхан вышел на улицу. Было уже совсем темно, но не из-за позднего времени. Погода испортилась: низко в небе клубились свинцово-сизые облака, ветер налетал вихрями, ударил дождь. Море бешено билось где-то рядом, как будто отталкивая берег руками.

Землю перед домом, там, где она не была залита асфальтом, быстро развезло, но следы всё равно сохранились. Только не понятно, куда они вели — влево или вправо. Трава была примята. Изумрудная, как глаза Беллы. Такая трава растёт по берегам вечного Нила и кое-где в Каире.

Белла. Он не страдал по ней, не сходил с ума от разлуки, не терзался желанием увидеть. Да и влюблённости тоже, если на то пошло, не ощущал. Эта женщина просто была — была частью его жизни как что-то постоянное, что не всегда замечаешь, но оно всегда с тобой. Орхан никогда не был уверен в том, что увидится с Алексом и его сестрой когда-нибудь. Изредка он пытался представить себе этот момент, но детали всегда ускользали. И сегодня, увидев растерянность Беллы, он понял, что и она тоже не планировала свидеться ещё раз.

И, наверное, они оба понимали, что вряд ли эта встреча должна к чему-нибудь привести и изменить что-то между ними. Потому что они — дети разных миров, и глупо даже пытаться сойтись. Нет, не глупо — невозможно. Этого никто не поймёт.

А всё-таки что-то есть… При первом взгляде на эту женщину сердце Орхана повело себя странно: остановилось на мгновение, а потом, неловко и болезненно перевернувшись в груди, забилось — не вперёд-назад, как полагается, а сверху вниз. Несмотря ни на что, Орхан почувствовал неправильную, неразумную, бездумную радость и тепло в её присутствии.

Он постоял немного на крыльце, подставляя лицо прохладному влажному ветру. Пока товарищи готовились к новому походу, у него было время подумать. Это другая часть света. И люди здесь другие. И дома. Ему понравился этот дом. В Египте совсем не такие архитектура и интерьеры. Но дело не в этом, а в том, что в домике Даннов уютно. Орхан мельком осмотрел его, когда искал следы Мэллори и МекФерсона. Планировка здесь была необычной: из узкой прихожей дверь вела только в маленькую гостиную, в которой всего-то и были пара кресел, открытый книжный шкаф, большущий кожаный диван и огромный камин напротив. Слева от камина арочный проход в кухню, справа — деревянная лестница на второй этаж. Шесть спален на втором этаже, хотя с виду коттедж весьма скромных размеров.

Комнату Беллы Орхан распознал сразу и здесь на несколько секунд задержался дольше. Нет, не по вещам, не по запаху узнал, а по атмосфере. Тут тоже не было ничего особенного: массивный деревянный шкаф, двуспальная кровать с желтовато-розовым покрывалом и четырьмя подушками в белоснежных кружевных наволочках, напротив внушительного размера камин с полкой, на которой обнаружилось несколько толстых восковых свечей в стаканах. Туалетный столик с зеркалом, кресло в углу, небольшой письменный стол у окна, на прикроватных тумбочках лампы. На одной тумбочке книга в зелёном тканевом переплёте с тиснеными золотыми буквами — Ширли Джексон «Призрак дома на холме». Вот и всё. Низкие потолок и подоконник делали эту комнату какой-то особенно укромной. Остальные спальни тоже дышали простотой и комфортом. Только в детской творился сущий кошмар. Орхан подумал, что жителям этого домика важнее покой, родство душ и взаимное тепло, нежели роскошь и возможность пустить пыль в глаза соседям. Был бы он сам счастлив в таком жилище? Наверное, да.

Ветер бросил ему в лицо несколько капель дождя, и Орхан-бей вернулся в дом. Было совсем тихо, но, подойдя к двери в гостиную, он услышал краткий и едва слышный разговор двух мужчин:

— Бедная моя сестрица… — вздохнул Алекс.

— Почему? — полюбопытствовал Кинтана.

— Десять лет ей понадобилось, чтобы хоть немного забыть Орхана, а он возьми да опять появись! Что теперь будет… Ладно. Буду готов через пять минут.

Их ждал маленький частный самолёт. Белла и Алекс здорово удивились, узнав, что его предоставили регенты для спасения Мэллори. Правда, оба подозревали, что, на самом деле, регенты больше всего заинтересованы в сохранении Запечатанного города и его артефактов в максимальной неприкосновенности, и спасение бывшего агента Хранилища всего лишь сопутствующий результат операции. Вслух, разумеется, они ничего не сказали, когда господин Фарис, лично прибывший для инструктажа, сообщил, что самолёт доставит их почти к самому Городу.

— Возможно, МакФерсон уже внутри, — высказалась Белла, усаживаясь на сидение возле иллюминатора. Напротив неё устроились Луис и Орхан, а Алекс сел рядом.

— Невозможно, — отозвался Фарис.

— Есть ведь артефакты, способствующие перемещению объекта или субъекта из одного места в другое.

— Если вы о компасе Ретика, мисс Данн, то он всё ещё в Хранилище 13. К тому же Джеймс МакФерсон кто угодно, только не сумасшедший, чтобы повторить опыт Джошуа Донована, каким бы гениальным ни был этот молодой учёный.

— Ну, мало ли… — Белла пожала плечами.

— Ваша задача…

— …найти, изъять и быстро спрятать! — как примерные дети, хором повторили брат и сестра заученный за долгие годы службы девиз Арти Нильсена.

— Вот именно. Да! Мисс Данн! — Фарис протянул Белле небольшой бумажный конверт с настоящей красной сургучной печатью. — После того, как вы — удачно, я надеюсь, — завершите это пустяковое дело, и только после того вам надлежит ознакомиться с содержимым этого послания. Не раньше. Вы меня поняли? Счастливого пути!

Самолёт взлетел. Судя по аккуратному, осторожному щелчку, с каким пристегнулся Орхан-бей, Белла сделала вывод, что это его второй полёт в жизни и, хочется верить, последний, потому что падать уж больно высоко, а следом на голову рухнет ещё и шайтан-машина.

Чтобы не обижать боевого товарища, она подавила рвавшуюся наружу улыбку. И не оттого хотелось улыбаться, что было смешно, а потому что ей вдруг стало теплее в жизни, потому что рядом снова появился этот человек. И смешно оттого, что когда-то она его боялась. Если бы Орхан принадлежал западной культуре, всё было бы гораздо проще. На Западе всё проще!

Белла сумела взять себя в руки настолько, что вернула себе прежний бесстрастный вид и ровный тон:

— Друзья, мы не успели сказать, как рады вас видеть. Словами этого не выразить! Жаль только, что вы не приезжали к нам раньше — просто в гости. Впрочем, я надеюсь, когда всё закончится, вы сможете отвлечься от ваших дел хотя бы на неделю… Уверена, в нашей стране вам тоже понравится.

Голос Беллы журчал родниковой водой, но её выдержка больше не обманывала Орхана. Минутное замешательство волчицы и слова Алекса выдали совсем другую женщину — носящую в себе чувство, но молчащую о нём как разведчик в плену. Орхан приглядывался к ней теперь внимательнее, стараясь выявить и другие признаки особого отношения к себе.

Впрочем, что это меняет? Скорее всего, по возвращении в Каир он найдёт скромную нетребовательную девушку, построит для неё дом и женится. Без любви, без огня, зато всех устроит. Будет навещать жену раз в неделю (должно же каким-то образом появиться потомство), а остальное время проводить в военном лагере «Сотни». Тогда, может, и перестанет мерещиться недозволенное Аллахом — глаза и волосы женщины из-за океана. Но пока что она тут, рядом, так женственна, даже в облике зверя, так равнодушно-смела, так прямо смотрит на окружающих, при этом почти не встречаясь с ними взглядом.

* * *

Из Дублина в Каир семь часов перелёта. А если учесть, что не из Дублина и не в Каир, а в забытый богом угол Ливийской пустыни, то все девять. Или десять. За это время можно запросто рехнуться, когда рядом дорогой человек, а ты не то что сказать ему что-то, посмотреть лишний раз не смеешь. Так что, пожалуй, лучше заняться делом.

— Ну, Луис, рассказывай! — с видом всезнающего копа, предлагающего нарушителю сэкономить всем время и сразу признаться в содеянном, произнесла Белла.

— О чём?

— Какие предметы у тебя спёр МакФерсон!

— Зачем? — Кинтана, не ожидавший допроса, отчего-то растерялся.

— Затем, что оружие, о котором ты ничего не знаешь, — это оружие твоего врага, — с напускной важностью произнесла она. Ох уж эти умники — совсем чувство юмора порастеряли!

— Ах, вон оно что… — рассмеялся смотритель. — Запишу себе — удивлю подчиненных!

— Это где ж ты таких умных слов нахваталась, сестричка? — поддержал игру Алекс.

— Исключительно из собственной головы!

— И много там ещё такого добра?

— Прилично.

— О! — Алекс принял «потрясенный» воинской мудростью сёстры вид. — Господа, учтите на будущее: некоторых дам нельзя пускать на кухню — там у них полно оружия, о котором мы, мужчины, понятия не имеем!

— Это ты про то, как Лайми пыталась забить тебя скалкой до смерти? — удивилась Белла и даже руками всплеснула: — Нет, а ещё говорят, мы злопамятные!

— Бить мужа скалкой? — Луис, видимо, примерил ситуацию на себя. — Возмутительно!

— Вот и Лайми возмутилась, когда вон тот муж вторгся в кухню со своими дурацкими советами и перевернул раскаленную сковороду. Бедняжка едва увернулась от кипящего масла. Так что, по-моему, скалка — это по-божески. Я бы предпочла разделочный нож, — мрачно поведала Белла.

— Серийная убийца среди нас! — Луис аж поежился.

— Ага. Ты даже не представляешь, что им можно сотворить с жертвой, — продолжила садистские измышления оборотница.

— Вот только не надо опять поминать Джефри Дамера! — не выдержал наезда Алекс. — В прошлый раз это плохо кончилось!

Белла готова была острить сколько угодно, на пустом месте, довести собеседников до слёз, тошноты и заиканий от смеха, потому что вдруг увидела то, что в одну секунду изменило её представление об Орхане: как широкая улыбка осияла его лицо. О да, он улыбался, качая головой, их ненормальным западным шуточным шпилькам. И вот так вмиг в её глазах стал таким человечным! Удивительно, как это раньше она воспринимала его только озабоченным, встревоженным и уставшим и думала, что это и есть весь он? А вот и нет! Бывает так, что самые мелкие мелочи внезапно, вспышкой озаряют, рентгеном высвечивают весь характер человека. И ты понимаешь, что прежде не знала его, а знаешь сейчас!

Однажды Белле попалась в руки книга писателя Достоевского. Читать было тяжело, местами до смерти тоскливо, но один отрывок поразил неожиданным созвучием с её собственными наблюдениями: «Весёлость человека — это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется как на ладони. Только с самым высшим и с самым счастливым развитием человек умеет веселиться сообщительно, то есть неотразимо и добродушно. Я не про умственное его развитие говорю, а про характер, про целое человека».

И вот сейчас, глядя на удивительную, тёплую, близкую, доверительную улыбку Орхана, Белла подумала, что не пожалела бы отдать половину мира, лишь бы увидеть её ещё хотя бы раз. А это означало, что с этого момента она готова на нечто большее, чем просто пассивное ожидание. Чуть-чуть большее.

Однако она не могла скрыть от себя нечто, что скреблось изнутри и что никакими шутками не заглушалось. Беспокойство.

— А теперь серьёзно. Меня интересуют три вопроса. Во-первых: как МакФерсону удалось просочиться за нами на почти шестьдесят лет назад? Во-вторых: он пришёл не с пустыми руками, один бог знает, сколько у него оружия против нас, а у нас — ничего. Мы идём совершенно не подготовленные. Как мы рассчитываем остановить его? И в-третьих: как ему удалось захватить Лори, которая тоже, если говорить честно, совсем не слабый противник? Её воля сломлена или она просто не может бежать? Если он сумел подчинить её себе, то она больше не наш друг, а его союзник — пока не прекратится действие артефакта. Исходя из всего этого, нам придётся выработать хоть какой-то план, прежде чем снова спуститься в эту преисподнюю!

Алекс осекся на полуслове. С лица Луиса сползла улыбка. А Орхан, подивившись чёткости заданных вопросов и резкому переходу к делам насущным, посмотрел на спутницу с большим уважением.

— Ну, что касается первого… — протянул Кинтана с явной неохотой. — Мы не знаем. И регенты не знают.

— Так уж и не знают! — ухмыльнулся Алекс. — Вполне возможно, что среди них есть предатель.

— А может, кто-то из них не тот, кто есть, а? — тоже усмехнулся Луис.

— Может, — поддержал Данн. — Вот, например, наш знакомец Ахмад Фарис — это, случаем, не тот самый Ахмад Фарис, который участвовал в переводе Библии на арабский язык?

— Скажешь тоже! — поморщилась Белла. — Тот учёный умер около 1890 г.

— А откуда мы знаем? Кто поклянется в том на Библии? Ну, или на Коране.

— Допустим, ты прав, — кивая, подытожил Кинтана. — Допустим, один из них предатель. Хотя Фарис полностью опровергает эту идею. Но это их задача — найти ренегата и разобраться с ним. Но если нет… Что, если ему никто из регентов не помогает?

— Это и хорошо, и плохо, — Алекс покачал головой, глядя на проплывающие за окном сине-черные тучи. — Хорошо, если все они верны своему делу и никто МакФерсона не телепортировал прямиком в фараонов дворец, в противном случае, его там уже давно нет и Зеркала тоже. А значит, у нас есть время.

— А чем плохо-то?

— А тем, что Белла права, и он проник в нынешнее время, используя какую-то штуковину типа Компаса Ретика и может исчезнуть отсюда в любой миг.

— Что за компас такой? — уставился на него Кинтана.

— Его изобрёл Георг Иоахим фон Ретик, ставя опыты по телепортации людей. Его записи были утеряны, а в правилах эксплуатации Компаса допущена ошибка или неточность. В 1997-м один молодой учёный решил повторить опыт Ретика и погиб.

— Эээээ… Хороша штуковина… А нельзя было спросить этого Ретика, как пользоваться его игрушкой?

— Нельзя, — покачала головой Белла. — Он умер в 1574 году. Ладно, неважно, какое лихо принесло сюда МакФерсона, все равно не узнаем, пока не увидим. Давайте перейдем к следующему вопросу.

— Какому?

— Луис, повторяю в третий раз: что МакФерсон украл из твоего Хранилища?

— «Ледяной цветок», кулон Рабби Лёва, золотую пчелу Хатшепсут...⁽¹⁾

— Пчелу?! — Алекс чуть не подскочил от волнения: неожиданная догадка потрясла его. — Золотую пчелу Хатшепсут?

— Да, а что?

— Теперь ясно, как он забрал Лори. Если эта пчёлка ужалила МакФерсона, считайте, что она его благословила. Тогда его прикосновение заставит любого оберегать и защищать своего хозяина до самого конца! МакФерсон схватил её за руку или за что-то там ещё, и вуаля — она его телохранитель! И мы будем, если он нас потрогает!

— Откуда ты знаешь? Арти рассказывал?

— Нет. Один знакомый археолог упоминал легенду о золотом улье и золотой пчеле с феромонами, живущей в нём. Причём там Хатшепсут, я так и не врубился. В общем, всё плохо.

— Да ты полон оптимизма… — протянула Белла. — А что есть у нас?

— Резиновые перчатки, пакеты с дезактиватором артефактов, автоматы… Всё как в прошлый раз! — порадовал смотритель Хранилища. — Простите. Вы знаете правила: брать и использовать артефакты Хранилища у нас нет права.

Белла заметила, как закатил глаза Орхан и прошептал что-то такое… шипящее. То ли воззвал к вышней милости, то ли выругался. Не на египетском арабском. Скорее, то был язык пустынных жителей, непонятный и загадочный. И то сказать, как можно забыть чуть не растерзавшего их обоих голема? И не насмешка ли — пропажа кулона Рабби Лёва, способного оживить неживое, а человека превратить в глиняного истукана?

— Боже, Луис, скажи что-нибудь хорошее! Скажи, что мы вернёмся со щитом, а не на щите!

— Белла, я скажу тебе что угодно, если это поможет вернуть Лори — невредимой или хотя бы живой!

1) Одна из двух женщин-фараонов (1490/1489—1468 до н. э., 1479—1458 до н. э. или 1504—1482 до н. э.), похоронена в Долине фараонов.

Вернуться к тексту