Какие-то паранормальные явления (джен)

— Ну это ж надо умудриться проспать всю ночь на полу в комнате, на семьдесят процентов занятой кроватью!

Хьюстон почувствовала, как чьи-то руки обхватили её вокруг туловища и потянули вверх. Она приоткрыла глаза и увидела Остина. При свете дня чёрт оказался почти таким же красным, как томатный сок.

— Где ты был? — Спросила Хьюстон слегка осипшим голосом.

— Воплощался, — ответил Остин будничным тоном. — А что у нас на завтрак?

— Яичница подойдёт? — поинтересовалась девушка, разминая затёкшую руку. Она так и заснула, сидя у окна на стуле, с которого, видимо, упала.

— О, да! Много раз видел, как другие готовят и всегда мечтал попробовать.

С этими словами Остин направился к выходу из комнаты.

— А одеться не хочешь? — окликнула его Хьюстон.

— Я? — с неподдельным удивлением переспросил Остин и оглядел своё тело так, будто видел его в первый раз. — А мне не во что.

— Я тебе дам.

Хьюстон засунула руку в шкаф по самое плечо. Из-за близко стоящей кровати дверца не открывалась даже наполовину, так что девушка вслепую нашарила футболку с джинсами и кинула их Остину.

— Ты издеваешься? — он приложил узкие джинсы к своим изогнутым козлиным ногам.

— Да-а, не рассчитала чуток, — согласилась Хьюстон, почёсывая затылок, и после ещё одного непродолжительного копания в шкафу бросила Остину широкие шорты. — Надень хоть это. Кстати, в них уже есть дырка для хвоста.

* * *

Кухня поразила Остина своим размером.

— У тебя какие-то крайности, — произнёс он, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.

Первым в глаза бросался старинный стол, занимавший центральную часть помещения. Он был таким длинным, что за ним могли бы разместиться по меньшей мере двадцать человек. Для еды использовалась только небольшая его часть — на неё была накинута цветастая клеёнка, весь остальной стол стоял без скатерти. Противоположный конец служил для работы. На нём лежали какие-то бумаги, несколько книг, стакан с ручками и карандашами и прочая мелочь.

У дальней стены комнаты стояли шкафы с кухонной утварью и старая металлическая раковина. Немного в стороне на резной и до сих пор красивой табуретке громоздился серый телевизор-ящик. Он выглядел лишним, несмотря на свою старость, которая, конечно ни шла ни в какое сравнение с большей частью здешнего убранства. Тем более, что при взгляде на закрученную антену возникали вопросы, работает ли он до сих пор. Тут же рядом был и невысокий холодильник. Остин разобрал на нём потускневшую надпись «Свияга».

В кухне имелось три окна и всё равно царил полумрак, потому что все они выходили на запад и были укрыты тенью разросшихся деревьев. Свет давала только лампочка над раковиной и, может быть, камин в холодные дни. Впрочем, сейчас он был тёмным и неуютным, особенно с пустой поленницей рядом.

Пока Остин осматривался, Хьюстон уже разбила на сковородку шесть яиц.

— Где ты берёшь еду?

— Заказываю доставку.

— Я думал, ты типа отшельник.

— В комментариях к заказу я прошу курьера оставить у двери. Ну и в конце концов, я ж не в «Пятёрочку» хожу. Отшельничество вполне можно засчитать.

— И что, вообще никогда не появляешься в городе?

— Только в случае крайней необходимости, — Хьюстон поёжилась. — Так, ты пока последи за яичницей, а я пойду принесу тебе, на чём сидеть.

Действительно, в кухне был всего один стул. Хьюстон вышла, и долго где-то пропадала. Иногда из глубины дома доносились звуки падения каких-то предметов и передвигаемой мебели.

Яичница была уже совсем готова. Остин решил взять дело в свои руки, и полез в посудный шкаф. Немного порывшись, он поставил на стол две фарфоровые тарелки с дореволюционными клеймами и две вилки с выбитой надписью «нерж ц55к». Чай Остин разлил в совсем уж современные кружки со знаками зодиака.

— Ты овен или лев? — спросил он Хьюстон, когда та вернулась со стулом в руках.

— Я крыса. Разве не видно? — бросила та и притянула к себе «льва».

— Про еду я вроде понял. А где ты берёшь деньги? — задал Остин уже давно интересовавший его вопрос, принимаясь за завтрак.

— Занимаюсь переводами, иногда копирайтингом.

— Ого, здорово! Как думаешь, а у меня получится?

— О-о-о, так ты знаешь много иностранных языков! — Воскликнула Хьюстон.

— Вообще-то только один.

— Латынь?

— Старославянский.

Хьюстон всем телом наклонилась к Остину.

— Ты говоришь на старославянском? Скажи-ка что-нибудь.

— Чловѣкъ нѣкыи имѣ дъва сына, — вдохновенно начал он. — И рєчє мьнии сынъ ѥю оцоу: «очє даждь ми достоинѫ чѧстъ имѣниꙗ. И раздєли има имѣниѥ. И нє по мънозѣхъ дьньхъ». Събьравъ вьсє мьнии сынъ. Отидє на странѫ далєчє…

— Это что, притча о блудном сыне?

— Ну, да, — немного сникшим голосом ответил Остин. — Я своими словами не очень умею.

После завтрака Хьюстон объявила:

— Так, ты помой посуду, а мне надо работать.

Она поставила свой стул с другой стороны стола, отложила одну стопку бумаг, придвинула к себе другую и вдруг включила ноутбук с RGB-подсветкой, который Остин до этого не замечал.

— Твой дом не перестаёт меня удивлять.

— Здесь нет ничего моего, — ответила Хьюстон более резко, чем собиралась.

Остин вопросительно поднял бровь.

— Так мне говорили всё детство, — пояснила она.

— Тяжёлый случай, — бросил чёрт через плечо, старательно натирая сковороду мыльной губкой. — Правда, мне казалось, ты уже не ребёнок.

Хьюстон промолчала, сделав вид, что поглощена работой.

— Ты одна тут живёшь? — Продолжал допытываться Остин.

— Да.

— И давно?

— Живу всю жизнь, одна — последние тринадцать лет.

— И что же произошло тринадцать лет назад назад?

— Не лезь мне в душу.

— Прости, работа такая. Так что всё-таки…

— Тринадцать лет назад этот дом перешёл ко мне по наследству! Доволен? Надеюсь, не будешь спрашивать, при каких обстоятельствах.

Остин отложил чистую сковороду, придвинул к Хьюстон второй стул, расположив его спинкой вперёд, сел и в задумчивости склонил голову набок.

— Я тебя не понимаю, — сказал он.

Хьюстон снова уткнулась в экран, сделав вид, что ничего не услышала.

— Ты говоришь, что в этом доме нет ничего твоего, хотя он перешёл к тебе по наследству. Ты полноправная хозяйка, но стараешься занимать как можно меньше места. Кухня не в счёт, не думаю, что у тебя был выбор. Выглядит так, будто ты боишься, что дом не примет тебя. Кто-то когда-то сказал тебе, что здесь нет ничего твоего. Но посмотри, разве этот кто-то сейчас здесь? Здесь только мы, и я говорю тебе, что всё вокруг твоё. Почему ты сама лишаешь себя уюта и комфорта? Посмотри, всё разваливается на части!

Тут, словно в подтверждение этих слов, налетел порыв ветра и настежь распахнул деревянные рамы окон.

— Как ты вообще собралась встречать здесь осень? — Спросил Остин, безуспешно пытаясь совладать с разболтавшейся ручкой.

— Лучше спроси, как я провела здесь тринадцать прошедших зим, — ответила Хьюстон, подпирая раму тостером. — Когда я осталась одна, дом уже был таким. Не очень хочется приводить в порядок место, которое подарило тебе столько счастливых воспоминаний.

На двух последних словах она показала руками кавычки.

— Да это же всё просто предлоги! — Воскликнул Остин. — Тебе нравится упиваться своими страданиями. Сделать ремонт в таком огромном доме дорого и долго, но почему бы не поменять хотя бы окна в той части, где ты живёшь? Или на хрен всё продать и переехать? Боишься, что кто-нибудь вернётся с того света, и обвинит тебя в том, что ты слишком хорошо устроилась? Не вернётся, это я как чёрт тебе говорю.

Хьюстон всё также делала вид, что не слушает Остина. Он тем временем продолжал:

— Ты избегаешь людей, хотя тебе совершенно точно не хватает их общества. Я видел у тебя в прихожей бензопилу, но что-то непохоже, чтобы ты работала ей в саду. Ты ведь купила её для того, чтобы отпугивать зевак. Думаешь, бензопила помогает тебе, а она на самом деле делает ещё больнее. Может, не стоит самой множить свои страдания? Их достаточно и после смерти, а от жизни нужно брать только всё самое лучшее.

— Говоришь с таким видом, будто хоть что-то понимаешь, — ответила Хьюстон, в первый раз за этот разговор посмотрев Остину прямо в глаза.

— Видишь ли, Хьюстон, я побольше твоего понимаю, как надо ценить эту жизнь. То, что я стою здесь, ещё не значит, что я останусь надолго. Я в любой момент могу отправиться обратно в ад. Для этого тому, кто знает моё имя, достаточно просто меня позвать. И знаешь, насколько дорогой ценой может достаться мне моя свобода?

Хьюстон только покачала головой, забыв, что хотела держаться отстранённо.

— Кажется, что мне нечего терять. Жил в аду, в ад и вернусь. Только есть нюанс. Раньше я был простым клерком с верхних уровней. Офисный планктон, выражаясь вашим языком. Вёл приход-расход грешников. Оттуда у меня и был доступ к книге душ. Так я и нашёл тебя. Но только если про мою маленькую авантюру узнает высокое начальство, не видать мне больше моего спокойного кабинета. Меня отправят в самый низ, туда, откуда нет выхода. И там придётся мне в компании ненормальных садистов кипятить людей в котлах, тыкать в них вилами, и позволь мне не распространяться, что ещё делать. И чем глубже в ад, чем ближе к нему, тем явственнее чувствуешь ты отчаяние и тем менее способен ты проявлять свою волю. Вот, какова может быть цена моей свободы. Поэтому от жизни здесь я собираюсь взять только всё самое лучшее. И тебе не позволю заживо себя хоронить.

— Но как же ты можешь быть уверенным, что твоё отсутствие не заметят? — в голосе Хьюстон слышалась искренняя тревога. От минутной размолвки не осталось и следа.

— На первое время я оставил себе замену. Понимаешь ли, черти бывают разные: красные, чёрные, лиловые, полосатые, рогатые, крылатые, а бывают вообще никакие. Некоторые очень даже похожи на людей. Вот я и нашёл на своём уровне одного грешничка. Со спины — человек человеком, а в глаза посмотришь — так вылитый чёрт. При жизни он занимался мелким мошенничеством. Ну я и решил, пусть и мне поможет в моей афере. Нас, чертей, так много, что высокое начальство особо не снисходит до того, чтобы запомнить, как мы выглядим. Поэтому пока я здесь, он там сидит вместо меня, заполняет бумажечки и таблицы в «Экселе». И мне хорошо, и ему комфортнее.

— А если всё-таки заметят?

— Когда-нибудь обязательно заметят, но к тому времени я уже надеюсь быть не в их власти. У нас, на верхних уровнях, ходит поверье, что чёрт, убежавший в человеческий мир, сам может стать человеком. Обычно это рассказывают как страшилку для тех, кто бегает к людям, чтобы склонять их к греху. Но некоторые думают или, скорее, надеятся, что это правда. Наверняка не знает никто.

Остин немного помолчал, затем продолжил:

— Всё дело в имени. Пока я не могу свободно им распоряжаться, не могу его никому назвать, я всё ещё привязан к аду. Как разорвать эту связь, я надеялся понять здесь, но это может мне и не открыться. И прежде чем вернуться в ад, я собираюсь наслаждаться свободой, а не сидеть в четырёх стенах. И за ту неоценимую услугу, что ты мне оказала, я хочу и тебе показать, как прекрасна жизнь.

Со стороны прихожей донёсся стук.

— Это доставка, — сдавленным голосом пояснила Хьюстон. — Пойду заберу.

Она вышла из комнаты, а Остин, обходя стол, направился дальше мыть посуду. Вдруг на экране ноутбука всплыло небольшое окно. «Проклятая “Винда” опять решила обновляться» — сразу же подумал Остин. В адской канцелярии такое случалось постоянно. Он подошёл к столу, чтобы отложить обновление, и вдруг увидел, что на самом деле это было уведомление из мессенджера. «Спасибо за поддержку, Хьюстон, — писал кто-то, возможно, за много километров отсюда. — Ты не представляешь, как мне стало легче, после того, как я тебе выговорилась».

Остин тут же отвернулся от экрана, понимая, что случайно прочитал часть личной переписки. Очень личной переписки.

— И всё-таки ты не одиночка, Хьюстон, — едва слышно прошептал он. — Ты нужна другим людям. И они тебе.