Призрак, диггер, катакомбы... (джен)

— Амнезия? — тихо уточнила я. Мы сидели в небольшой, но красиво обставленной комнате. Я — на кровати. Рядом со мной — мужчина в темном костюме и маске, скрывающей лицо. Все, что я знала о нем — его зовут Эрик. А меня — Кристина. Он так сказал. Причин верить ему у меня не было, причин не верить вроде бы тоже, поэтому пока что я решила принять узнанную информацию за правду.

— Да, Кристина, амнезия, — он протянул мне книгу, где закладкой была отмечена нужная страница. — Иногда с людьми может произойти такое в результате сильного потрясения, какой-либо болезни или травмы, как в вашем случае. По крайней мере, я склонен подозревать, что именно из-за того падения и последующего удара головой о камень вы потеряли память. Что примечательно — вы не помните себя, не помните меня, но, например, помните, где именно находится ванная. Помните, как читать. Помните, как включать воду в ванной, как снимать и надевать одежду и так далее.

— Это пройдет, или я навсегда забыла то, что было? — тихо спрашиваю я.

— Не знаю, Кристина. Пока что вам придется учиться жить с отсутствием памяти о прошлом.

— Так, ладно… Начнем от печки. Где я вообще живу? У меня есть какие-то родственники, друзья, я не знаю… Знакомые? А, и кстати, вы вообще какое место занимаете в иерархии моих взаимоотношений с миром? Раз вы меня знаете и удивляетесь тому, что я вас не помню, значит — мы были знакомы, верно?

— Вы живете здесь, Кристина.

— А вы? Кто вы, Эрик? И почему вы все время носите эту штуку… — я протянула руку к маске, скрывающей лицо этого человека. Не знаю, почему именно, но мне казалось, что если я увижу его, то вспомню сразу что-то важное.

— Нет, — голос стал глухим и резким, а мою ладонь перехватили и хоть и несильно, но довольно ощутимо сжали. — Не пытайтесь снять маску. Я… Вам не стоит видеть лицо Эрика.

— Почему ты говоришь о себе в третьем лице? — тихо спросила я.

— Не знаю. Я… всегда так делаю, когда волнуюсь.

— Потому что тогда тебе кажется, что можно для самого себя происходящее преподнести таким образом, чтобы оно происходило как бы не с тобой? Ну, то есть не «меня обидели», а…

— Да, Кристина, — все таким же глухим голосом произнес он.

— Я не буду трогать твою маску. Обещаю. Но должна предупредить: еще раз ты сделаешь мне больно — я тебе челюсть сломаю. Понял?

— Я не собирался делать вам больно. Вы последний человек, которому я решил бы причинить боль. Просто… Просто не трогайте маску и все будет хорошо, Кристина.

— Ладно, — вздохнула я. После чего принялась расспрашивать дальше. — Дом твой? Ну, или квартира, или где мы находимся…

— Мой.

— Но я здесь живу, значит — живу с тобой. Мы родственники, любовники, или…

— Эрик бы никогда не осмелился прикоснуться к Кристине. Знаете, если бы не ваша потеря памяти и не ваше столь же странное поведение, я бы решил, что вы сейчас решили поиздеваться надо мной этим вопросом.

— И все же…

— Остановимся на том, что я был тем, кто учил вас петь в последние несколько месяцев. Мои чувства к вам в данный момент значения не имеют.

— Ага, значит, чувства все-таки есть, — я почувствовала, что губы против воли растянулись в улыбку. Обижать этого человека не хотелось, но эта поразительная неуверенность в себе доставляла лулзов.

— Сейчас это не имеет значения, — с нажимом произнес Эрик. Его руки дрожали, а дыхание стало подозрительно частым. Будто бы он с трудом сдерживал… слезы?

— Эй… Эй-эй, ты чего? Я не хотела тебя обидеть, — встаю с кровати и наклоняюсь над мужчиной, обнимая руками за плечи. Сейчас Эрик почему-то напоминает мне ребенка — настолько беззащитным и в беспомощным выглядит. Приобняв, мягко глажу по плечу. Замечаю, что его аж трясет от нашего разговора. Ну смысл себя так изводить-то…

— Не обращайте внимания, Кристина, — вздохнул он. — Отдыхайте. Наш разговор наверняка вас утомил.

— Ни капельки, — фыркнула я. — Может, хватит уже меня в постели держать? Три дня прошло, ничего не болит, не кружится, не выворачивает меня наизнанку. Может, хоть книжку какую-то почитать дадите, пока я со скуки не начала крошить в порошок вон те статуэточки или еще что не начала вытворять?

Я мило улыбнулась. Эрик закашлялся и, вскочив на ноги, уставился на меня. Глаза под маской приняли идеально круглую форму.

— Кристина, вы как-то… Совсем странно себя ведете, — тихо вздохнул он. — Впрочем, учитывая, что вы ничего не помните… ох, Кристина… Пойду, принесу вам почитать интересные для девушки вашего возраста книги.

— Жду с нетерпением, — довольно ухмыльнулась я. Моя взяла все-таки. Хотя… настораживает, что он как-то быстро совсем сдался. То ли не приучен со мной спорить, то ли раньше я с ним не спорила…

* * *

Голова болела, не переставая. Кажется, из-за этой беготни жар усилился. И, по-хорошему, ему стоило бы отлежаться какое-то время, но физически этого сделать Эрик просто не мог.

Последние три дня он провел подле кровати спящей большую часть суток Кристины. Кормил просыпающуюся девушку супом, заливал в нее новую порцию лекарств, укладывал в постель и снова продолжал читать медицинскую литературу, пытаясь понять, что же именно с ней произошло.

Уже сейчас было заметно, как изменилось поведение Кристины. И сам Эрик боялся признаться даже самому себе, что его эта потеря памяти более чем устраивает. Ведь словно судьба дала ему второй шанс…

За прошедшие три дня он дважды выходил на улицу, чтобы скупить все газеты, какие попадутся на глаза. Кристину Дайе никто не искал. Что было вполне логично: ее знакомые и друзья уже уверовали в то, что девушка сбежала с виконтом, а вот почему не искал ее сам виконт? Вопросов было много, а вот ответов на них Эрик пока что так и не нашел.

Сейчас он занимался тем, что заваривал себе неизвестно какую по счету порцию кофе. Кристину временно получилось нейтрализовать с помощью книг, но что делать дальше и как теперь жить, мужчина не представлял.

Она довольно спокойно приняла его просьбу, верней даже — приказ не трогать его маску. Более того — в отличие от себя прошлой, она ни разу не попыталась это правило нарушить и не требовала у Эрика открыть лицо.

— Эрик, а есть что-нибудь другое? Ну, кроме розовых соплей на триста страниц, — он обернулся.

В дверном проеме замерла Кристина. В ночной сорочке до пола, со стопкой книг в руках, с растрепавшимися волосами и улыбкой до ушей.

При виде этого зрелища защемило в груди. Совсем недавно она боялась его, боялась его лица, его поступков, просто самого его существования, которое не вписывалось в привычные, общепринятые рамки. И даже тот факт, что он готов был положить к ее ногам весь мир и даже больше, не умалял ее страха. И вот — ударившись головой, она вдруг снова рядом с ним и оказывается… совсем другой.

— А что бы вы хотели почитать?

— Ну… Даже не знаю. Есть какие-нибудь детективы, я не знаю, ужастики.

— Детективы… И ужастики? — неверяще произнес он.

— Ну, можно приключенческие какие-нибудь романы. Но не вот эту вот скукотищу, где все движется по шаблонному сюжету: сначала главная героиня выбирает из двух и более стручков один более подходящий, при этом активно мороча голову всем остальным ухажерам, а потом в конце поняв, что выбранный стручок ей не нравится, она топится, вешается, жрет таблетки и так далее. Ну правда, отстойная тема какая-то эти любовные романы, бе-е-е.

Девушка улыбнулась и протянула ему стопку книг. Тех самых книг, что читала взахлеб меньше месяца назад и активно обсуждала с другими певицами. С каждым проведенным вместе часом Эрик все меньше и меньше понимал эту странную, новую Кристину.

— Пойдемте, я покажу вам библиотеку и вы сами выберете, что вам понравится, хорошо? — он положил книги на стол и, улыбнувшись, сделал шаг вперед навстречу чудной во всех смыслах этого слова девушке. Перед глазами неожиданно потемнело, а самого его качнуло в сторону. Оперевшись на стену, чтобы не упасть, Эрик сделал глубокий вдох.

— Что с тобой? — он открыл глаза. Кристина вдруг оказалась совсем близко и непонятно, когда именно, подхватила его под руку.

— Ничего, я… Я в порядке, — тихо произнес он, выравниваясь и прекращая опираться на стену и на девушку. Из-за своей невольной слабости было неловко. Вдвойне неловко было из-за последующего поведения Кристины.

Чужая рука касается лба. Прежде, чем Эрик успевает вырваться и произнести «не трогайте маску», напомнить девушке о ее обещании, ее ладонь осторожно проводит по той части его лба, что не скрыта маской.

— Чувак, когда на тебе можно блинчики жарить — это ни черта не «в порядке». Ты совсем рехнулся, что ли? Ну ладно, я башкой стукнутая, с моей стороны всякие финты ушами можно объяснить, но ты же вроде ни обо что не ударялся… Так, пошли.

— Куда?

— В постель.

— Мне не нужно в постель…

— Подождем обморока? — ехидно уточнила у него она. После чего неожиданно крепко стиснула его локоть и повела за собой по коридору. Подчинился Эрик машинально. Ему было очень сложно уложить в гудящей голове странный лексикон Кристины и вдвойне странное ее отношение к нему сейчас.

Кристина прошлая избегала его. Все эти фокусы со сжиганием его маски, с бесконечными уверениями о том, что она не боится его лица… Все это лицемерие Эрик видел насквозь, но в какой-то момент настолько хотел ему поверить, что… Что это все едва не привело к катастрофе. В какой-то момент ему стало наплевать на чувства Кристины, на жизни множества других людей, хотелось лишь одного — получить желаемое любой ценой. Или же не получить, но при этом отправиться на тот свет самому, прихватив и Кристину, и ее мальчишку, и несколько кварталов Парижа. Мир был жесток к нему, так почему он должен особо беспокоиться о судьбе мира и о людях, которые его окружают?

А потом Кристина. Со своей жертвенностью… ради другого. Целуя ее лоб, а после — падая перед ней на колени, он понял одно: после того, как она готова была стать его женой на таких условиях, он больше не сможет удерживать ее рядом с собой. Знать, что женщина рядом с ним добровольно принесла себя в жертву ради спасения любимого человека, знать, что ее мысли и сердце останутся там, рядом с другим, и даже если Эрик убьет его — отношения Кристины к Раулю это не изменит…

И он ее отпустил. А потом… Месяц спустя она появляется здесь. И ведет себя как-то совсем… иначе. Словно Эрику дали второй шанс. Шанс все исправить. Шанс начать все заново. Шанс завоевать ее любовь. Если в этот раз Кристина не увидит сразу его лица, то этот шанс у него будет. Понять бы еще, как общаться с этой, новой Кристиной…

Тяжкий вздох сорвался с его губ в тот момент, когда теплые руки сняли с него перчатки. Помня о том, как Кристина отреагировала на прикосновения склизких и холодных ладоней, он носил их практически не снимая, и вот…

— Вот так. Ложись и отдыхай. Даже спрашивать не буду, сколько надо было не спать, чтобы себя до такого состояния довести… — раздался над ним женский голос. Он сейчас звучал слишком резко и даже, подумать только, казался неприятным.

— Кристина, это же ваша кровать. В конце концов, это просто неприлично и…

— А, плевать. В других комнатах жесть как холодно, а возиться с камином у меня нет желания, так что спи здесь, — девушка издала странный звук, напоминающий лошадиное фырканье, после чего поправила на нем одеяло. Провела рукой по плечу, раз, другой… Эрик вздрогнул. Она касалась его. Касалась подземного чудовища и не боялась, совсем не боялась… Она привела его сюда, сама, разрешила ему быть рядом с ней так близко… О, Кристина… — Что-то не так?

Она отдернула свои руки от его плеч, будто обжегшись. Эрик не смог сдержать разочарованного вздоха. После чего осмелился, сам поражаясь своей наглости, попросить:

— Кристина, можно…

Он робко потянулся рукой к ее ладони и в нерешительности задержал движение и даже дыхание за секунду до того, как прикоснуться к ней. Девушка посмотрела на эти его манипуляции, а потом… Потом она засмеялась. Но прежде, чем Эрик успел отреагировать на этот неуместный, по его мнению, смех, что-то тяжелое падает на кровать рядом с ним, а две маленькие ладошки сжимают его руку.

— Отсыпайся, — и снова это фырканье. Похоже, что хорошие манеры Кристины пропали вместе с памятью. И, видит небо, сейчас Эрик был очень рад этому.

А еще — она почему-то перестала бояться его рук. Если раньше Кристина вздрагивала от случайного прикосновения склизких и костистых рук Эрика, которые, по ее словам, «словно пахли смертью»… Воспоминания о том разговоре на крыше отчетливо встали перед его глазами. В душе поселилась привычная горечь, отчасти — обида. «Кристина, а если бы Эрик действительно был красив, вы бы могли полюбить его?»… И ответ Кристины, в котором вполне четко можно было расслышать положительный ответ на этот вопрос.

Впрочем, сейчас она не срывает с него маску. А значит — у него есть шанс все исправить. Надолго ли исправить? Рано или поздно, но ее память к ней вернется. А если не вернется? О, лучше Эрик увезет своего ангела из Парижа. Чтобы она точно не смогла встретить кого-то знакомого, кто «открыл бы ей глаза» на «истинное положение дел».

Мягкая ладонь прикасается к узкой полоске лба над маской. Эрик вздыхает и открывает глаза, выдавая себя. Кристина склонилась над ним и распущенные по плечам волосы касаются кончиками его маски.

— Прости, я не хотела тебя разбудить.

— Я не спал. Тяжело заснуть, — вздохнул он.

— Что-то болит? — в голубых глазах появляется искра сочувствия.

— Нет.

— А если хорошо подумать и не врать?

— Голова, — он отводит взгляд в сторону.

— Вот это уже похоже на правду, — Кристина с укором смотрит на него. — Другая маска есть, чтобы лоб открыт был? Или у тебя именно там эти твои шрамы или ожоги, из-за которых ты лицо прячешь?

Он вздрагивает и рефлекторно закрывает лицо руками. Да, на нем маска, но в этот момент Эрику она кажется абсолютно прозрачной.

— Вы догадались, — сквозь слезы произносит он.

— Эй-эй-эй, ну только не надо сейчас в истерику скатываться, ладно? Ну, догадалась, вроде не дура. Лицо прячут, либо когда это лицо известно, либо когда хочется его спрятать, чтобы не травили. А из-за чего травить можно? Ну, тут как дважды два. Для «известного» ты слишком дергаешься из-за маски в компании девчонки, которая ни черта не помнит, а значит — прячешь лицо по второй причине.

Он уже даже не плакал — он вполголоса выл от ужаса. Это было почти так же страшно, как в момент, когда Кристина сорвала с него маску. И столь же унизительно.

— Эрик… — девушка пододвинулась к нему ближе. Он отшатнулся, едва не падая спиной вперед с другой стороны кровати. Девушка молниеносно метнулась вперед, схватив его за руки и потянув на себя, помогла сохранить равновесие. — Держу.

— Не трогайте маску… не трогайте…

Ставшее родным лицо кривится в гримасе отвращения. Она в ужасе отшатывается от него. Плохо… Плохо, больно и все внутри болит, обрывается. Уползти, куда-нибудь исчезнуть, только чтобы она не видела его в таком состоянии, только чтобы дать себе передышку от этого презрительного взгляда, который будет преследовать его в кошмарах все время. Только бы отмотать время назад.

— Эрик…

— Не трогайте… Не трогайте м-м-маску…

Тяжело дышать, голова становится просто чугунной. Еще немного — и он упадет без сознания от боли, от страха, от переживаемых раз за разом воспоминаний.

Хватка на его плечах слабнет, ему дают упасть на бок. В следующий момент на его скорчившееся в позе зародыша тело набрасывают одеяло. Тыльные стороны ладоней, закрывающих лицо, касаются теплой ткани. На спину так же, сквозь одеяло, ложится рука.

— Все хорошо, Эрик. Мне наплевать, как ты выглядишь. Это значит, что я не собираюсь лезть под эту твою маску. Не хочешь — не показывайся, твое право. Только успокойся, хорошо? И дай тебе помочь. Повторю свой вопрос — у тебя есть маска с открытым лбом? Так можно будет поставить компресс, чтобы сбить жар, тебе будет легче.

— Вы хотите помочь мне… Почему? Вы ведь даже не помните меня, не помните… ничего, — он вздохнул и застонал от ощущения подкатившего к горлу кома. Под одеялом было душно.

— Ну… Кое-что я все-таки помню. Последние три дня ты ко мне относился достаточно хорошо, чтобы я тебя относила к категории «свои», а не «чужие», а своим надо помогать.

Он вспомнил, что маскарадная маска от костюма Красной Смерти как раз оставляла открытым лоб, поскольку шляпа от костюма просто не налезала на привычный Эрику вариант. Указав Кристине, где именно в гостиной валяется этот старый костюм, мужчина без сил откинулся на подушки, стараясь отвернуться от источника света. Голова раскалывалась от боли. Больше всего сейчас хотелось… Нет, уже не умереть. Просто, чтобы стало легче. Тихо полежать. Дать хотя бы пару часов отдохнуть уставшему, измотанному телу. Он не спал… Неделю? Две? Лихорадит его уже дней десять, не меньше. Иногда он проваливался в забытье, но его сны, где Кристина снова и снова покидала его, эта мучительная пытка больного разума, мешали ему хоть немного отдохнуть.

— Вот эта, да? — рядом с ним раздается нежный голос. Странно, но в последнее время он звучит как-то иначе. Вроде бы как принадлежит Кристине, и в то же время — совсем не ей. У Кристины тихий, но в то же время — эмоциональный голос. Этот же всю фразу держится на одной громкости и, вдобавок — произносит слова как-то ровно и безэмоционально. В голосе Кристины никогда не было столько спокойствия. И уж тем более, она не смогла бы передать это странную уверенность в себе Эрику.

— Да, она самая, — он берет бережно протянутую маску одной рукой.

— Прикольная. Она мне что-то напоминает, — признается девушка, после чего поворачивается к нему спиной. — Я выхожу. Думаю, пяти минут тебе хватит, чтобы заменить маску.

— И ты действительно… — он сглотнул. Было страшно говорить об этом, но тему хотелось обсудить таким образом, чтобы между ними в этом вопросе не осталось недомолвок и недосказанностей.

— Слушай, я уже кажется, сказала — мне насрать, как ты выглядишь. Куда важней, как именно ты ко мне относишься, потому что рожи нам по рандому падают при рождении, ну и даже если какие-то травмы, то люди не виноваты в том, как они выглядят, да и их заслуги в этом нет… Короче, внешний вид — вообще нифига не показатель, душа куда важней.

«Почему же вы раньше… почему же вы раньше так не думали?»

Слезы побежали по щекам. Девушка придвинулась к нему и погладила по голове:

— Чувак, ну это совсем не годится… Тебе и так плохо, а ты еще тут усугубляешь… Пожалел бы хоть не себя, так меня — твою пластом лежащую тушку в случае чего мне откачивать…

Он понимает то, что она говорит, больше по контексту. Некоторые слова и вовсе незнакомы.

И лишь когда за Кристиной закрывается дверь комнаты, он понимает, что именно не так: весь день они сегодня говорили на русском языке.