Da capo con amore (джен)

Примечания:

Комменты автору важны, комменты автору нужны.

Нет ни счастья, ни тревоги, ни слезинки на глазах.

Не повернуты дороги предисловием назад.От любви — огарка пламя, след размытый на песке,

Фотография на память: сеть морщинок на виске…

* * *

— А ты тут успел похозяйничать.

Джинкс, сбросив плащ на пол, огляделась. Как ни в чем ни бывало, будто бы вовсе не она считалась одним из героев, погибших героев, Зауна и Пилтовера.

Экко, внезапно сгорбившись, тяжело опустился прямо на пол, потрясенно качая головой. А после — невесело хмыкнул:

— Какая же ты сука, Джинкс. Какая же ты невероятная сука.

— Я такая, да. — Рассеяно ответила девушка, выглядывая на потолке ныне отсутствующий турбинный винт — А… почему?

— Потому что я, как последний кретин, каждый год сжигал твоё имя и чтил память!

— Ну и зря. — Пожала плечами Джинкс. Казалось, экспрессия слов собеседника её ничуть не впечатлила.

— Да тебе все равно! — Пораженный догадкой, глухо выдохнул Экко.

— Я пытаюсь представить, что это не так… м-м-м… но не могу. — Скривила губы она — И разве без меня не было лучше? Я по пути заглянула в дом Кирамман — у них по саду бегает умилительный кексик-младший. Не хочу знать, откуда они его вынули…

— Этот мальчик — сирота из Пилтовера. — Устало пояснил Экко. Джинкс лишь отмахнулась.

— А отсюда два часа назад вышла отвратительно-приличного вида девица.

— Не смей!

— А что такого я сказала? — удивилась Джинкс, шумно грохнувшись на пол напротив Экко.

— Она… она хорошая. И добрая. И красивая. Да, она из Пилтовера, и я…

— Не интересно. — В очередной раз махнула рукой Джинкс. — Ты действительно кретин, если сейчас торчишь здесь вместо того, чтобы гулять с этой милашкой под фонарями пилтоверских садов. У вас тут сняли кордоны, а ты даже не думаешь этим пользоваться. Когда ты сделался таким скучным?

— Когда половины наших — не стало! Нигде, Джинкс!

После удара кулаком в жестяной пол Экко поморщился, потирая костяшки. Запал иссяк также внезапно, как и вспыхнул.

Джинкс насмешливо покачала головой.

— Как это «нигде»? А как же те серые памятники в Пилтовере? Кстати, кто придумал установить там и меня? Выглядит ужасно!

— Кирамман. Это были её инициативы.

— Я могла бы догадаться. Она всегда была занудой.

— Именно она поддержала требования Севики начёт амнистий для зауновцев! — Сердито фыркнул Экко.

— А я не сказала, что она бесполезная. Я сказала, что она занудная. Ты здесь оглох от гула своих игрушек?

— Где? Ты? Была?

— Ох… То там, то сям… знаешь, везде и понемногу.

— И чем ты «там и сям» занималась эти годы?

— Ну... Всяким. Бродила везде. Смеялась над слухами. За морем рассказывают, что две сестры из Пилтовера спасли целый мир ценой своих жизней. Бред какой, скажи? Эти любители перевирать плевать хотели, что одна из нас жива!

Неестественный оскал обнажил зубы; искусственный смех осыпался с искусанных губ пылинками карминового порошка. В этот момент Джинкс выглядела, как одна из тех жутких кукол, выбросить которые у Экко так до сих пор и не поднималась рука.

Ненастоящая.

Бездушная.

Будто бы действительно… мертвая.

— Кхм.

— Так вот... Еще я действовала на нервы хрономантам.

— Хрономантам? — Оживился Экко — Ты их нашла? Как с ними связаться?

— Замолчи и не перебивай. Так о чём я… А! Оказалось, что если хрономанты шлют тебя куда подальше, им нельзя показывать средние пальцы, даже если эти пальцы не настоящие, а железные. Просто знай это.

Ещё я купала котят. А ещё...

— Что купала?

— Котят. Ты глухой или глупый? А ещё я точно уверена, что видела бо-о-ольшой такой конверт на столе у одного мужика, и подписан он был твоим именем. Какие твои оправдания? Разве ты не знал, что писать им очень тупо? Хрономанты важничают и никому не отвечают, хоть ты их всех скопом подорви или до смерти запытай. Пустая трата времени.

Джинкс невинно хлопала ресницами. А Экко — пытался не представлять. Пытался не думать, что Джинкс слишком уверенно говорит. Так, будто проверила.

— Ты поэтому… вернулась?

Казалось, Экко даже затаил дыхание в ожидании ответа, будто надеялся, что он всё же не так одинок в своих стремлениях, как ему казалось.

— Мне просто стало интересно, почему ты подписал свои записочки моим прошлым адресом, и всего-то.

Джинкс в очередной раз равнодушно пожала плечами. Экко разочарованно опустил глаза, и следующий вопрос задал уже скорее по инерции, чем из реального интереса:

— Как ты выжила?

— Я…

Экко удивленно уставился на гостью; уверенная и равнодушная Джинкс куда-то исчезла, и теперь перед ним сидел совершенно другой человек: недоуменно кривящий губы, с враз остекленевшими фиалковыми глазами.

— На самом деле это… это очень глупо. Мы летели вниз, я и Варвик. Варвик убил Вандера, убил Ишу… Я засунула ему в пасть гранату, он разжал лапу… Мы должны были всё закончить там, вдвоём, и… это правда глупо, потому что я не собиралась! Но… Я вдруг вспомнила про дирижабль. Я должна была, понимаешь, должна…

— Что? — Экко оставалось лишь удивляться. Он был не из тех людей, которые умеют вычленять смысл из интонаций, и для него это всё звучало, как бессвязный поток сознания. — Что ты, нахрен, такое несёшь?

— Дирижабль! — Не дождавшись реакции, Джинкс закатила глаза — О, да ла-а-адно. Паудер всем уши прожужжала, что обязана научиться им управлять, когда вырастет. Как ты можешь не помнить?!

— Да при чём тут дирижабль? Ты же так и не сказала, как спаслась!

— Прыгнула перед взрывом в воздухоотвод. И если ты думаешь, что это было просто, то — нет.

Девушка спустила плотный полосатый чулок вниз, а штанину — подтянула вверх.

Эккко сдавленно сглотнул. Нога Джинкс была покрыта сетью белесых уродливых шрамов и багряных рубцов.

— А ты чем тут занимаешься? В моей норе? Зачем тебе столько генераторов? Ты всё таки решил взорвать Пилтовер той светящейся хекстековой штукой позади тебя? Если да, я в деле, это должно быть весело!

— Джинкс…

Не в силах отвести взгляд от её покалеченной ноги, Экко болезненно поморщился, стараясь собраться с мыслями.

— Знаешь, а ведь я в тебя когда-то почти влюбился. Но… потом ты начала разговаривать с пулеметом.

Экко неловко хохотнул. А Джинкс… Она смотрела куда-то поверх его головы. Но Экко не был уверен, что она смотрит на что-то конкретное. Возможно, она смотрела внутрь себя. И ответ её был столь же рассеян, как и взор:

— Я тебя не люблю. — Она произнесла это легко. Намного легче, чем хотелось бы любому, кто озвучивает признания в чувствах — И не полюблю никогда.

Отстраненно, буднично, будто речь шла о чашке вечернего чая. Но Экко казалось, удивлен не был:

— Мы не будем это обсуждать.

— Будем-будем. Как только я придумаю достаточно хорошую шутку.

Нахмурившись, он отвернулся. И, немного помедлив, заговорил:

— Я все время думал о том, как же несправедливо, что Вай — выжила, а ты — нет. А потом…

— Мы все прощаемся с кем-то навсегда и остаемся одни в тишине, потому что этот кто-то может забрать с собой все голоса и звуки, все до единого. Так бывает. Суть смерти в невозвратности. Мы точно хотим об этом поговорить? Явно же есть темы повеселее.

— Ты, мать твою, можешь не перебивать?.. — Джинкс склонила голову вбок, умолкнув, а Экко передернул плечами. Ему откровенно не нравилось, как глухо и монотонно произносила эти страшные слова девушка — Ничего не знаю про голоса, но… Я вспоминал обо всех остальных, и это... со временем стало идеей, от которой я не смог отделаться. Время ведь уже было сломано! Так почему бы не постараться, почему бы не исправить всё?

Я хочу верить, что тебе тоже приходили в голову такие мысли, иначе как бы тебя занесло к хрономантам?..

— Какая разница? Это всё равно невозможно. А в тех случаях, когда возможно, то возможно точно не для нас, потому что мы — не те случаи.

— Думаешь?

— Уверена. Я вообще очень во многом бываю уверена, просто это иногда поздно со мной происходит.

Экко внимательно вгляделся в лицо Джинкс. Выражение его было тусклым и отсутствующим. Но важнее всего для зауновского гения было осознание того, что она тоже пыталась.

— Когда я посчитал, сколько людей передохло в те годы… Я действительно долго над этим размышлял. И несколько лет назад я всё таки решил, что если смогу найти аномалию побольше — займусь этим, сколько бы сил не пришлось потратить. И я её нашёл. Там, в катакомбах под Пилтовером, глубоко под столетними каменными завалами, строго где я и предполагал: под башней. А дальше — дело техники. Я зарядил от аномального поля кристалл хекстека и взялся за работу. Всего-то ничего задачка: улучшить Z-привод, растянуть его действие не на секунды, а на годы. Постараться попасть в конкретный отрезок, до того, как началась вся эта заварушка.

Тяжело вздохнув, Экко повернул голову в сторону своего устройства. А Джинкс, уже было приоткрыв рот, чтобы привычно перебить и развить предыдущую тему, внимательно вгляделась в сияющую энергией петлю Мёбиуса. На лице её отразилась жесточайшая работа мысли.

И девушка — медленно сомкнула губы, передумав развлекать себя насмешками.

Происходящее начало обретать смысл, а лояльность нынешнего хозяина мастерской стала иметь ключевое значение.

— И вот я — здесь. Мне осталось совсем чуть-чуть, но я просто… не вижу. Не вижу ошибки в формулах, не понимаю, чего именно не хватает. Я уверен, что просто не могу понять очевидного, и ответ лежит на поверхности. Но я слишком долго прокручивал в голове схемы и цифры. Так долго, что они слились для меня в одну сплошную ленту.

— Ты хочешь повернуть время вспять. Ты хочешь успеть до того, как… как я подорву пилтоверскую Башню.

Глухой голос Джинкс в гудящей силовыми полями тишине прозвучал таким же тихим фоновым, дрожащим от напряжения, гулом. Экко, не оборачиваясь, решительно кивнул.

Он не видел, как глаза девушки вдруг засверкали хищным огнем и как ожила её маленькая фигурка. Как, впрочем, ранее не заметил и того, что она явно собиралась что-то ему сообщить на тему причин невозможности их вариативных отношений.

Он просто на неё не смотрел.

Примечания:

Прим. автора: в Зауне люди явно ругаются. И конечно, в языке оригинала ругательные выражения будут другими, но давайте адаптируем под себя.