Стать отцом Героя (джен)

Промышленный район Лондона, заброшенный фабричный дом №14, 24 июня 1979, 20:16.

Окно покрыто слоем пыли и светло-серыми разводами. Оно — единственное в комнате. Молодой человек пододвигает старый, полурассохшийся стул вплотную к грязному подоконнику. Он не обещает на грязь внимания: за стеклом еще различим силуэт трубы за пару кварталов отсюда. Дым над ней притягивает взгляд, но человек все чаще смотрит на циферблат наручных часов. Он действительно молод: высокий, но худощавый, вокруг глаз нет морщинок, а нос еще только начинает принимать наследственную форму. Волосы едва достают ему до плеч, хотя он давно не стригся. Покрой его плаща отличается от обычного; особенно примечательна ширина рукавов и ткань, из которой он сшит. Плащ застегнут небрежно, всего на две пуговицы.

Гость выпрямляет спину, расправляет плечи и в молчаливой досаде опускает голову в который раз за ушедшие минуты.

Где-то справа едва слышно тикают чудом уцелевшие настенные часы. В комнате темно, но в свете, льющемся с улицы, можно разглядеть даже пыль, поэтому можно заметить, что стрелки здешних часов безнадежно отстали от часов наручных, и человек чуть поднимает уголки губ такой обычной мысли.

— Я не хотел заставлять тебя ждать. Прости, Северус.

Молодой человек улыбается шире и склоняется в почтительном приветствии так, чтобы волосы скрыли эту улыбку.

— Я осведомлен о причинах твоей задержки, Том.

Второй гость нарушает границы невзрачного помещения, и вечерние сумерки не скрывают такой же улыбки на тонких губах, слегка раскосых карих глаз и тех же прямых линий лица, в большинстве своем теряющихся с возрастом. Он не был молод, не казался «вечным студентом», но и к взрослым его нельзя было причислить. Он улыбался, но только близкий друг мог в достаточной мере оценить степень его искренности.

— Я рад твоему возвращению, мой друг, — говорит он.

Северус видит ямочки на щеках, и влияние долгого отсутствия сходит на нет:

— Я тоже рад тебя видеть, — кивает он и подходит к Тому на расстояние вытянутой руки.

— Нет, «возвышеннее» я не стал, — смеется Том в ответ на немой вопрос собеседника и обнимает его.

— Слава Богу, — бормочет Северус, недовольный такой прозорливостью друга.

— Как не вовремя была эта твоя поездка! — восклицает новый гость, но в его голосе нет недовольства.

— Такой шанс бывает раз в жизни, — пожимает плечами Северус.

Небо за окном теряет закатный нежно-розовый цвет, и комната медленно погружается во тьму. Видны лишь очертания двух человек, но вот на ладони одного из них появляется белый огонек, освещающий пространство вокруг продавленного дивана.

— Об этом не время говорить сейчас, — Том опускается на диван и закрывает лицо руками, оставив огонек висеть на месте.

— Понимаю, — кивает Северус и следом садится на диван.

Он не торопит друга, и так проходит несколько минут, заботливо отсчитанных все теми же настенными часами.

— Дамблдор был там, — усталый вздох, и Том продолжает:

— Я не злопамятен, но ты должен понять…

Здание Министерства Магии, Судебный Зал № 3 и прилегающие комнаты, несколькими часами раньше, тот же день, 16:15..

— Вы — первый, мистер Реддл.

Том рассеянно кивает немолодому волшебнику в темно-синей мантии, и, положив одну руку на другую, опускает на них подбородок. В его движениях нет волнения, только некоторая отстраненность, которую так легко прочесть даже во взгляде.

Он не занял предложенного несколькими минутами ранее кресла, предпочтя ему стул помощника секретаря в этой комнате, слабо освещенной и тесной. Перед ним — несколько бумаг, исписанных сверху до низу, но он смотрит сквозь них, сквозь грубо сколоченный деревянный стол.

Здесь нет часов, но Том чувствует, когда ему нужно выходить. У него не больше двух минут. Он слышит нетерпеливые шаги за дверью, взволнованный гомон сорока человек через две стены только за счет детской привычки знать обо всем и опасаться. Оглядывает собственный вызывающий для такого мероприятия наряд — рубашку да черные джинсы, которые так быстро сшила для него веселая Белль, красивая девушка-сквиб с копной пружинистых светлых кудряшек и такими же ямочками от улыбки, как у него, живущая на Гарден; отодвигает стул и встает на ноги.

— Помни, что ты уже их всех сделал.

Оглядывается Том только у самой двери, и исчезнувшая ,было, улыбка вновь озаряет его лицо, когда он видит развалившегося в кресле молодого человека с темными глазами, в темноте — цвета моря в шторм, с резкими, но аристократично-плавными в то же время чертами лица, такого молодого даже для своего возраста. Он изящно кладет ногу на ногу и жестом выгоняет Тома из комнаты.

— Да, я мысленно с тобой, и все такое, — в досаде опускает он голову на спинку кресла, а затем подмигивает Реддлу.

Том не отвечает, поворачивая ручку двери.

Он идет по короткому коридору вместе с девушкой, чья красота выбивается из стандартов и потому так сильно заметна. У нее несколько непропорциональны черты лица: лоб выше, чем должен быть, но этот недостаток мастерски скрыт выбившимися из прически локонами, только добавлявшими ей обаяния; глаза большие для таких тонких губ, но с помощью косметики она еще больше выделяет их черным, а потому так незаметен размер на фоне черных волос; нос прямой, но это семейная черта, но он изящен в своем минимализме. Ее волосы падают на плечи волнами, хотя от матери ей достались прекрасные кудряшки; волосы собраны в строгий, высокий хвост, а те самые выбившиеся прядки ничуть не мешают образу деловой дамы. Ее можно описывать часами, и каждый раз открывается что-то новое, такое противоречивое и идеальное одновременно. Она держит в руках несколько разноцветных папок, размерами не уступающие «Истории Хогвартса». Поспешно докладывает Тому о каких-то незначительных изменениях в предстоящей встрече, и он едва ли слушает ее.

-Белла, прошу тебя, разберемся позже, — останавливает он девушку, и она послушно замолкает, озабоченно посматривая своими невозможными серыми глазами.

Остановка перед дверью, и Том рассматривает девушку словно в первый раз. Она старше своего кузена, но все так же юна для двадцати с лишним лет. Ее детская влюбленность видна невооруженным взглядом, но Реддл считает, что достаточно времени, чтобы ее перерасти.

— Ты не можешь проиграть. Ты всегда побеждаешь, и нет тебе равных, — шепчет Белла, а потом отчаянно краснеет, хотя ее щеки едва ли изменили цвет.

Он слишком внимателен, поэтому легко замечает это. Оставляет без ответа, как и ее кузена несколькими минутами ранее.

Дверь судебного зала № 14 ничем не отличается от предыдущих, разве что на ней больше трещин, и Том разглядывает ее слишком долго, прежде чем открыть и войти. Белла не станет торопить его, ведь он — гений, а они лучше знают, что необходимо в данный момент.

— Ты такая маленькая, Беллатрис, — внезапно улыбается Том, и она верит его нежности просто потому, что видит эти злосчастные ямочки.

Он прижимает ее к себе одной рукой, а другой забирает папки. А Белла не возмущается, ведь ей нельзя сопровождать его на выступлении. Удобнее перехватывает папки, двумя руками, а дверь открывает плечом. Том не умеет говорить по написанному, поэтому девушка совсем за него не переживает, идет обратно по коридору и все время проводит в кресле рядом с кузеном.

Полному составу Визенгамота неудобно принимать такого рода решения в судебном зале, и для Реддла это заметно так же, как видно облако на ясном небе. Миссис Марчбэнкс нервно потирает лоб, не потрудившись достать платок, не следуя некоторым волшебным традициям, Абракас Малфой отстукивает едва слышно тростью ритм по скрытому тонким ковром полу, его выражение лица то и дело становиться презрительным.

Том небрежно подкидывает вверх тяжелые папки, и перед каждым членом судейского состава плавно опускается пара исписанных листов пергамента.

— Самый сильный стихийный маг нашего времени, — шепчет молодая девушка в последнем ряду, и неудивительно, что Том ее слышит — все залы устроены так, чтобы слышать можно было все и каждому в любом углу.

— Какой же он стихийный, если может управлять? — отвечает ей девушка постарше, и сама не может найти ответа на вопрос.

— Она же подчиняется чувствам, правда? — поднимает голову к ней Том, и девушка стремительно краснеет. — А чувства можно контролировать. Как и желания, разумеется.

Здесь довольно много человек едва старше тридцати, хотя на почетных, важных местах сидят пожилые люди. И только место главы Визенгамота скрыто от глаз, и Том благополучно забывает о его существовании, ведь он так ни разу и не был на суде.

— Добрый день, — почтительно здоровается он и занимает место за трибуной, такой неуместной в этой комнате благодаря своей вычурности. — Перед вами лежат те проекты, которые я собираюсь воплотить в жизнь. Их много, они довольно неожиданные для большинства здесь присутствующих, но я попрошу у вас немного терпения, лишь хочу объяснить, почему они необходимы. Мои объяснения могут показаться слабыми, недостаточными и полными общих слов, но не это сейчас важно, — Том поспешно смотрит на свиток в своей руке, а затем кладет его на кафедру, не раскрывая. — Нет смысла в написанных речах — там не выразишь все эмоции, необходимые для понимания. Путь к тем выводам довольно сложен, но сами они каждый день бросаются нам в глаза. Волшебный мир развивается, и это хороший знак. За годы гоблинских восстаний, в которые мы были поневоле втянуты, мы были вынуждены остановить развитие и изучение магии, но мы изрядно в ней практиковались. За годы далеких гонений магглами ведьм мы научились держаться вместе. И только Армия Грин-де-Вальда не научила нас ничему, но заставила потерять достаточное время. Мы потеряли много и многих, и это было так недавно, а сейчас мы так и не можем прийти к согласию, снова стоим на пороге сражений, на этот раз — с волшебными существами. Каждый из нас устал от однообразия жизни, и каждый может привести множество доводов, почему все так и должно оставаться, потому что смутно понимает, что что-то новое заставит их сдвинуть любимое старое, хотя изначально заменяло совсем ненужное. Да, сильно я сказал, — кивает Реддл паре мужчин в первом ряду, за секунду до этого обменивающихся замечаниями к речи волшебника. — Я веду к тому, что, пусть мы и развиваемся, но так медленно, что становиться просто скучно. Когда делались значительные открытия последний раз, и я имею в виду Британию? Разве не хочется, чтобы колдографии хранили моменты жизни дольше, чем обычно? Средства передвижения. Аппарирование, метла, автобус да запрещенные ковры, не в обиду Департаменту Перевозок будет сказано. Как быть тем, кто не может воспользоваться ни одним из них? Представьте, что на ваших руках умирает близкий человек, вы что, станете рисковать больше в сумасшедшем автобусе или доверитесь ужасному воздействию аппарации? На метле вдвоем полетите? А ковры слишком большие, чтобы носить их в карманах. Я могу задавать такие вопросы бесконечно, но не все вы сможете обдумать, найдя сразу неверные доводы в свою защиту. Остановка развития опасна, и мы все здесь ее замечаем, — Том делает паузу намеренно, хотя и порядком выдохся от такой продолжительной речи. — Наша медицина безупречна. Но сколько человек лежат в отделении для безнадежно больных, и мы все еще полагаемся на чудо, которое призваны создавать, не будь мы волшебники? Долго мы будем отрицать, что Темная магия способно половину из них на ноги поставить сразу? Давно известно, что магия с душой и чертами не связана, так почему бы родственникам не дать пару капель крови, чтобы не потерять близкого человека? Я снова задаю вопросы, но ведь ответов на них мы можем не найти никогда, если не узнаем подходящие для них вопросы, которые я сейчас и озвучиваю. Мы используем кровь дракона, кровь живого существа, так чем мы хуже или лучше них? Я предлагаю вспомнить, кто определил Светлое и Темное, и подумать, какая разница, если в данную секунду способна помочь Темная, а в следующую — Светлая? И те существа, которых мы зовем темными — только потому, что они получили своеобразный дар, но они за это многим заплатили. Мы ненавидим их за то, что они нападают на людей, но когда в последний раз вы это видели? Мы сами вынуждаем их, ненавидим за их природу, с которой они ничего поделать не могут, и сами в ее появлении не виноваты. Разве они целый месяц опасны? Нет, только одну ночь.

— Но они кровожадны! — возмущается секретарь Визенгамота, тоже юная девушка.

— А если я буду вас кормить месяцами овощами, а потом покажу только что пожаренный бекон, вы не станете кровожадной?

— Опасны, — стояла она на своем.

— Не опаснее наемных убийц в прежние времена. И некоторых сейчас.

— Просто не такие, как мы, — неуверенно возражает она же.

— Вы кошку тогда тоже темным существом считаете?

— Особенно, когда она гадит в мои тапки по утрам, — хмыкает глава Департамента по образованию во втором ряду у самого кресла главы.

— Опасные темы, опасные преобразования, я все это понимаю прекрасно, и мне так же неуютно от таких предложений, но и я устал от такой жизни. Если сильно и быстро мешать суп в одну сторону, милые дамы, а потом резко повернуть в другую…

— Будет сильный всплеск, — со знанием дела улыбается миссис Марчбэнкс.

— И такой путь — слишком радикальный. Мы будем доводить наше общество до ума, постепенно посыпая его новыми деталями в жизни людей и нелюдей тоже, — и Том замолкает, всем видом показывая, что он-то все сказал.

В зале стоит тишина, и только несколько человек шепчутся между собой столь тихо, что не помогает даже волшебная суть всеслышания в этом зале.

— Впечатляющая речь, мистер Реддл, — раздается словно гром знакомый голос, и Тома передергивает от его звучания. — Но все, что вы сказали сейчас, противоречит нашим устоям и традициям. Магия — результат тяжелого труда предков, и мы не можем нарушать их наказы просто потому, что кто-то решил поэкспериментировать, — Альбус Дамблдор легко поднимается со своего места главы в тени, и только дурак не способен заметить то, насколько опасен сейчас директор.

— Магия — часть организма, — только Том и был таким дураком в глазах остальных. — Некий ген, и это можно с легкостью доказать.

— Маггловская генетика — чушь, как и все то, что взбрело им в головы, — возражает глава Визенгамота.

— А пергамент вы изобрели? Нитки с неба свалились? — быстро высказывает сове мнение Том, и где-то далеко, на задворках его сознания, мелькает мысль о том, что он слишком много общался с Блэками.

— Ваша речь не соответствует вашим амбициям, — находит ответ Дамблдор и барабанит по столу пальцами, что выдает его с головой.

— Но она будет соответствовать моей должности.

Все с напряжением смотрят за спором, с каждой новой репликой вглядываясь в лицо собеседника, надеясь отыскать там скрытые чувства.

— Посмотрим, будет ли оно у вас, — тихо говорит директор.

Реддл сдержанно прощается, оставляет листки на столах и покидает судебный зал №3.

— Как все прошло? — глазами Белла указывает на дверь.

— О, ты сомневаешься в его обаянии? Ему даже я проигрываю, — повторяясь, закатывает глаза представитель Блэков и кладет руку на плечо кузины. — Остерегайся его.

— Не знаю, — пожимает плечами кандидат в министры магии и ощущает себя почти счастливым.

Промышленный район Лондона, фабричный дом №14, тот же день, 21:03..

— Я выслушал, но не понимаю, где ты видишь проблему, — Северус потирает подбородок и внимательно смотрит на Тома.

— Дамблдор не проигрывает просто так, — тихо отвечает Реддл, не отрывая взгляда от белого огонька.

— Он предпочтет потерять пешку, но оставить шанс хотя бы на побег, — за доли секунды до грохота покосившейся двери произносит новый гость, так неожиданно вмешавшийся в разговор. — Он не проигрывает, он берет тайм-аут для нового раунда.

— Рад твоему приходу, Сириус, но ради пустой болтовни ты не приходишь.

— Я тоже не помню, чтобы ты на чаек забегал, — старательно не смотрит на него Северус.

— Я в вашем светском обществе себя тупым чувствую. Даже не тупым, неуместным. А когда еще Малфой появляется…Короче, вы поняли, — ничуть не раздасованный таким приемом, Сириус достает из заднего кармана тонкую, изящную палочку, и по мановению руки напротив дивана появляется темно-красное кресло на деревянных ножках. — Ностальгия, — разводит руками он и с размаху на него опускается.

— Подушек не хватает, — бормочет Северус, но его слышит только Том.

— Дамблдор сегодня собирал Орден Феникса, сразу после его выступления, — резко сообщает Блэк.

-Постой, ты-то откуда знаешь?

— Не гони вперед лошадей, — столь же резко обрывает он бывшего однокурсника. — Он собрал не просто основной состав, он позвал еще кое-кого. Поттеров, несколько авроров… Он позвал даже Ремуса.

— Старик заигрался, — морщиться Северус.

— Где он сейчас? — вмешивается Том и поднимает взгляд на Сириуса.

— Далеко, — после некоторой паузы отвечает Блэк, и в его голосе отчаяние и грусть.

-Он скоро вернется.

— Дело в том, зачем он позвал еще кое-кого.

Шотландия, Хогсмид, трактир «Кабанья Голова», тот же день, 17:39..

-Профессор, вы знаете, мы в любое время готовы прийти, но сейчас… У Лили умер отец, и нам…

-Я все понимаю, Джеймс, — добродушно улыбается Дамблдор и смотрит на входную дверь поверх головы молодого человека. — Аберфорт, налей Лили сливочного пива.

Джеймс Поттер некоторое время вглядывается в лицо директора магической школы, но, видимо, не находит там ничего особенного, отворачивается и уходит к дальнему концу стала, где на низком табурете сидит рыжеволосая девушка и вытирает платочком покрасневшие глаза.

Трактир похож на беспорядочную свалку вещей. Размерами помещение не уступает Большому Залу, но потолки здесь настолько низкие, что любой человек не только с легкостью коснется верхней свечи в канделябре, но и положит локоть на потолок. Здесь много окон, но от них нет толку — стекла в половине из них разбиты и кое-как заколочены досками, а если и были целые, то, благодаря слою пыли, по цвету сливались со стенами, копоть с которых не счищалась со времен, когда здесь была кухня Основателей на момент постройки Хогвартса. Барная стойка занимает всю ширину помещения, однако используется только самая крайняя, левая от входной двери, часть. За ней виднелась крепко сбитая дверь, очевидно, ведущая в съемные комнаты, особой популярностью не пользовавшиеся.

Звенит колокольчик, и дверь распахивается, впуская мужчину неопределенного возраста с изящной тростью в руках и молодую женщину, с копной темных волос. Любой волшебник Британии смог бы в ней узнать представительницу рода Блэков, заметив в глазах неповторимый, опасный, полный неожиданности огонь, и ту энергию движений, способную покорить.

Посетители занимают места за двумя плотно сдвинутыми столами и тихо здороваются с Поттерами. Женщина ведет за руку маленькую девочку лет шести, так похожую на мать: те же темные волосы, тот же огонь в глазах цвета ночного неба, ту же природу движений. Она видит чету Поттеров и с громким криком бежит к рыжеволосой девушке, на ходу сбивая стулья и крича:

— Лили!

Девушка поднимает голову и рассеянно улыбается девчонке, чьи волосы на глазах приобретают совершенно другой, ярко-рыжий, цвет.

— Андромеда, дорогая, я же просил, — в досаде качает головой Альбус, но его никто не слушает: мужчина с тростью помогает поднимать матери стулья, а та со смехом извиняется за неуклюжесть дочери:

— Нимфадора, сколько можно тебя учить правильно двигаться! Ты уже не маленькая девочка.

— Дядя Сириус говорит, что я еще успею походить как надутый павлин! — показывает девочка язык и прыгает вокруг Лили.

Дамблдор пристально наблюдает за разворачивающейся сценой, и только он замечает секундную задумчивость в глазах Джеймса, когда тот смотрит на свою жену и Нимфадору.

— Дора, ты же знаешь, как дядя Сириус любит шутить! — поспешно шепчет Лили девочке под возмущенным взглядом Андромеды, поднимает девочку и усаживает к себе на колени.

— А Ремус говорит, что дядя Сириус в чем-то прав!

— Ты замечательно смотришься с ребенком на руках, — едва слышно говорит Джеймс своей жене, а она тут же краснеет и тем же возмущенным взглядом на него смотрит.

— А они придут сегодня? — не успокаивалась Дора, беспокойно меняя цвет волос.

— Я послал приглашения им обоим. Андромеда, поздравляю, вы научились прекрасно менять цвета! — поспешно меняет тему Дамблдор. .

— Черт, я уверен, она будет отличным аврором! — мечтательно говорит мужчина с тростью и, поглядывая на Лили, продолжает:

— Миссис Поттер, вы сегодня особенно прекрасны с ребенком на руках!

Лили снова краснеет, и ее лицо уже нельзя назвать грустным.

— Аластор, не смей каркать! — возмущается Андромеда, но при взгляде на свою дочь на руках у девушки ее голос теплеет:

— Я была бы не против побаловать еще одного племянника.

— А он вам будет племянник разве?

— А как еще назвать сына пятиюродного брата? — смеется женщина и поглядывает на Джеймса.

Раз за разом вспыхивает камин, и за столом появляются все новые и новые гости. Аберфорт расставляет бутылки, и разговоры тем временем принимают местный характер:

-Только что Визенгамот объявил о тех, кто победил…Да, это юный Реддл…Нет, юный по сравнению с другими…Конечно, в его словах есть смысл…

-Лили, я была бы рада видеть вас у себя в воскресение…

-Мам, а как же Ремус и дядя Сириус? Он говорит, что быть дядей — прикольно…

Проходит несколько минут, появляется еще несколько человек. Аластор, Андромеда и Поттера садятся рядом друг с другом, Лили просит подержать Джеймса Дору и исчезает в дальнем конце трактира.

— Можно мне ваш мячик? — стеснительно просит его девочка, смотрит на него и заливается краской.

— Я уже как года два его с собой не ношу, — смеется Джеймс и треплет девочке волосы.

— Бог ты мой, Джеймс, ты — единственный, у кого она может сидеть спокойно дольше минуты!

— Отцовский талант, — со знанием дела кивает Аластор.

Лили чуть позже возвращается, занимает свое место и понимающе улыбается, когда видит покрасневшую Дору на руках у мужа.

— А как же Ремус? — шепчет она, когда забирает Дору к себе, и та вспыхивает пуще прежнего.

— Я думаю, еще трое уже не появятся, — соединяет Дамблдор ладони.— Начнем. Я собрал вас всех здесь не для того, чтобы сообщить о нашем проигрыше, хотя и за этим тоже. Я собрал здесь людей, которых моя информация может коснуться в той или иной степени.

Сидящие за столом переглядываются, но особого впечатления эти слова не произвели. Каждый продолжает думать о своем.

— Мой проект был отменен, и нам остается следить за ходом событий и планами либо мистера Фаджа, либо мистера Реддла. Но сегодня я побеспокоил вас не для этого. Армия Грин-де-Вальда. Я думаю, все помнят ее действия лет пятнадцать назад. Геллерта уже давно нет, но некоторые подростки одержимы его идеями о захвате мира и чистоте крови.

— Альбус, я тебя очень уважаю, но ближе к делу, — громко говорит Аластор.

— Да-да, конечно. Это старческое — любить много поболтать. Много ли мы знаем о том, кому хотим доверить власть? Я имею в виду мистера Реддла, прекрасного человека и отличного ученика, не раз награжденного, в том числе и за особые заслуги перед школой. Но даже я, его преподаватель, не знал, что он состоял в Армии.

— Я не помню, чтобы Армия сильно кому-то вредила именно пятнадцать лет назад.

— Мистер Реддл состоял в ней, и был очень активным человеком. И, совсем недавно, был еще один страшный случай, с жителями деревни на юге. Они были магглорожденными в большинстве своем, и я могу с уверенностью утверждать, что мистер Реддл был там.