Золотой билет (гет)

Октябрь

Для Обито собирать команду было дело непростое: никто не хотел ни в ученики к Учихе, ни в команду к Саске. А ведь очевидно, что Обито возьмет в группу своего племянника. После резни в клане все больше слухов ходило об звериной жестокости Учих, а еще больше о том, как Обито-сану и Саске единственным из всей семьи удалось выжить. А племянника после всего увиденного, после того, как он стал свидетелем массовых убийств в клане, долго водили к детскому психиатру. Тот заключил, что самого страшного, то есть гендзюцу, на ребенке нет, но вот ужасов Саске насмотрелся на всю жизнь. Так, что в команду к мальчику, у которого была справка из лечебницы, не очень хотели отпускать других учеников, поэтому Обито решил набрать свою группу любой ценой, и раз сам он был тоже "учитель с увечьем", то решил в просьбе об ученичестве никому не отказывать. Вышло даже лучше, чем планировалось с самого начала: все дети в команде были клановые, хотя какие еще согласятся учиться с Саске? Можно сказать, чтобы войти в новую группу Обито, нужно было в каком-то смысле быть монстром. Вот и взял Обито девчонку из маргинального клана. Ее никуда не принимали из-за того, что к нелюдям часто относились с подозрением, из-за того, что думали, что в крови у нее наследственное непокорство, из-за того, что общалась она с людьми с такой же репутацией, какая была у нее самой, из-за того, что в биографию ее "пятнала" мастерская, а к такой работе многие воины-джонины относились по традиции презрительно, считая ремесло недостойным занятием, и, наконец, из-за трудностей в учебе и дурного нрава. А Обито нужен был боец поддержки, которому деваться некуда, и который будет закрывать глаза на его увечье и недостатки характера его племянника. В душе Обито теплилась надежда, что два проблемных подростка найдут общий язык, и у Саске будут друзья. У самого Обито тоже испортился характер после войны из-за находящих на него время от времени фантомных болей. И такого учителя, как он, тоже нужно было терпеть и не бояться разных слухов, ходивших о нем по Конохе. Все-таки не может же пользоваться хорошей репутацией гендзюцу мастер, ведь у ученика такого человека всегда есть риск, что преподаватель использует против генина иллюзию. Вот и принял в свою группу Обито хулиганку-Ханаби от отчаяния, а она от отчаяния к нему пошла.

Обито спросил, чего она хочет изучать, а та ответила, что хотела бы заниматься военным делом. Учиху тогда еще поразило, что ответила она ему шепотом, будто боялись, что ее услышат. Обито в этой мелкой, худенькой, до ужаса нескладной, но с живыми синими глазами, взглядом пронзительным и любопытным, солдата не видел. Она могла бы стать разносторонней куноичи поддержки, да и уже начала изучать некоторые направления ниндзюцу в клане, но никак не была бойцом. Зато Учиха понял, почему она так стремилась в армию. В клане военного образования девочке почему-то недодали, и она явно пыталась наверстать упущенное в военном интернате. Самый большой страх Обито заключался в том, что девчонка все-таки откажется, а осторожность в ней победит тягу к образованию. Ученица вылетит из интерната, вернется в клан, где возможностей совсем мало, зато это будет куда разумнее и безопаснее. Только вот если раньше времени вылетит она, команду расформируют, и образования не получит его дражайший племянник. А это уже проблема.

Когда Ханаби познакомили с составом команды, она была удивлена, ведь обычно клановых детей отдают чужому учителю, чтобы ребенок социализировался, а не замыкался в рамках своей семьи. Логичным было бы, чтобы Саске учился у Обито до совершеннолетия. А потом его надо кому-то передать, а этого не произошло. Значит, Саске, как и она, оказался не слишком-то нужен другим учителям, капитанам команд. И в ее клане ходили слухи, из-за чего этого мальчика чурались воспитатели.

Третьего участника не пришлось. Его фактически навязали Обито. К нему обратился сам начальник отдела генетических исследований Оротимару-сама. Он рассказал, что привез из Страны Воды любопытный экземпляр: диковатого мальчика, который несколько лет провел у своих родственников в клетке. Оротимару его адаптировал, и теперь хочет отдать в команду, а тут как раз подобрались похожие ребята, у которых проблема с тем, чтобы влиться в коллектив. Оротимару хотел, чтоб его приемный сын больше общался со сверстниками. Генетик намекнул, что Обито как руководитель может рассчитывать на любую его помощь как каге Мертвого Города, хотя Обито надеялся, что ему никогда не понадобятся услуги такого человека. Отшельник сказал, что Учихе будет трудно найти команду для Саске-куна, как и ему для Кимимару. Так почему бы им, двум мужчинам, воспитывающим мальчиков, не объединить усилия? Ханаби поставили перед фактом, что с ней учится мальчик, который выжил, и приемный сын профессора медицины, про которого ходили леденящие душу истории. Она попросила время, чтобы подумать. Команда была совсем непрестижная и даже чем-то пугающая. Но на дворе стоял конец сентября, всех ребят разобрали по группам, а ее никуда не взяли. А значит, у нее будет "неуд" еще и по всем практическим занятиям. Вообще ни за что. За то, что преподаватели взяли себе других студентов. Ситуация вырисовывалась жуткая: на половине курсов ей исправно ставят двойки за пропуски занятий, на которые сами же ее и не допускают. А тут еще влепят "пару" за невыполненные миссии. И выбор получается только между тем, уходить ли ей самой из академии или ждать отчисления.

Сам Обито и Саске не пугали. Они приходились ей какой-то дальней-дальней родней, и о степени их родства знают только историки, занимающиеся генеалогией. Семья Ханаби считалась рано отдалившейся ветвью клана Учиха, которая сильно ослабла и, с точки зрения многих шиноби, деградировала. Хьюга убеждала себя, что Саске в общем-то нормален, просто много перенес. Она же после своих выходок тоже отправилась на разговор к психиатру, занимавшемуся терапией людей, попавших под гендзюцу. Там ей объяснили, что делают сильные учителя с перспективными учениками, которых хотят оставить при себе. Тогда же она познакомилась с Кидомару.

А вот Кимимару-кун пугал сильнее. Точнее не он, а его отец. Но из команды уходить из-за Кимимару было слишком обидно, да и это не спасло бы ее от этого юноши, потому что у них всех были общие лекции, а это значит, что даже с самыми пугающими людьми надо было уметь общаться. И лучше ей начать этому учиться сейчас. Поэтому она согласилась. Обито был настолько рад, что даже пошел на компромисс и обещал ее научить искать мины. Теперь у старшего Учихи была команда, а это значит, что у Саске не будет проблем с практикой. Однако уже на стадии знакомства с командой выяснилось, что есть много проблем.

— Ребята, вы сейчас расскажете мне о ваших целях и мечтах, — начал Обито. Знакомство решено было провести на пикнике, а дружеские посиделки должны были сблизить детей.

Кимимару рассказал, как он хочет найти новых знакомых в Конохе, что он долго жил не в лучших условиях, что весь его клан был убит Терумией Мей и ее людьми. Обито закрыл ладонью лицо, которое исказило, словно от внезапной сильной боли.

— Тоже хочешь их убить, да? — Оживился Саске. На губах его появилась совсем недобрая улыбка. Она скорее напоминала оскал: мальчик почувствовал родную душу. Ханаби стало горько: и подобралась же у нее такая группа! Будто специально...

— Я тоже мститель. — Сказал Саске. — Я хочу убить Итачи! — Воскликнул он.

Кимимару захотел ему ответить, рассказать, что он не держит зла на Терумию, потому что в клане с ним обращались, как со скотом, и если б не бой с туманниками, то и не выпустили бы его еще долгие годы. Только Обито не дал ему договорить. Старший Учиха поднялся и после внезапного выкрика своего племянника врезал ему по лицу, а затем еще раз. Тот рухнул на землю. Обито поднял Саске, долго тряс его за шкирку.

— Кого ты захотел убить, щенок, а? Да тебя даже инвалид и тот по стенке размажет! — Крикнул он и принялся доказывать при остальных учениках, как искалеченный учитель может превзойти физически здорового ученика. — Я прямо при них из тебя дурь выбью, чтобы все видели, какой из тебя воин. Знаешь, что сделает с тобой твой братец? — Обито поволок Саске к мангалу, в этот момент завязалась драка: Саске перехватил руку своего дяди и вырвался из захвата. Затем шиноби обменялись несколькими ударами.

— Ну, что, дядька Обито, вы не против, если я на вас потренируюсь, не то вы защищаете моего братца больше, чем свою семью? — С едкой иронией в голосе произнес Саске.

-Ты с кем так разговариваешь, сопляк? — Обито размахнулся для удара, да промазал. Все-таки племянник двигался ловчее его. В конце концов, шиноби перевернули мангал, угли рассыпались, зашипели. Пикник был окончательно испорчен.

— Это ты своего мудака-отца не уважаешь, раз так подставляешься! — Выкрикнул Обито и выписал Саске удар под солнечное сплетение. Тот покачнулся, рухнул. Итак, через десять минут драки Саске был привязан к дереву, в рот ему был вставлен кляп.

Ханаби испуганно смотрела на Кимимару и со страхом думала, что это только первый день; они еще даже толком не познакомились, а уже стали свидетелями отвратительной семейной сцены. Кимимару Кагуя же будто и не замечал происходящего, а потом, поймав на себе удивленный взгляд Ханаби, ответил:

— В моем клане было много такого. А я сидел в клетке и смотрел. Это как театр. Только в театре бывает интересно, а там мне было все равно. Если страшно, уходи.

Обито похлопал ладонями друг о друга, стряхивая пыль, затем вернулся на свое место. Он зло посмотрел в сторону Ханаби, а потом нервным, раздраженным голосом сказал: "А теперь девушка..."

Ханаби не сразу врубилась, что пикник в честь знакомства продолжается даже со связанным Саске, который из всех сил рвался из пут и даже с заткнутым ртом очень хотел что-то сказать своему дяде.

— Я тебе сказал, чтоб быстро выкладывала, че ты там от жизни хочешь! — Повторил Обито. — Все, сука, тебя ждут... — Ханаби, растерявшись, пару раз моргнула. — Что, тоже враги ограбили родную хату, и ты их на части разорвать хочешь?

Ханаби была воспитанной девочкой, которой разок показали, как кричат чакро-чайки, какие они добрые и как любят людей, поэтому она испуганно помотала головой. Потом она собралась и ответила так, как решила заранее, готовясь к таким опросам дома.

— Я хочу совершенствовать свои партизанские навыки и борьбу.

Обито повернулся лицом к Ханаби и более мягким голосом спросил:

— Ну, чего у тебя там дальше с целями...

-Я работала в художественной мастерской в клане, рисовала свитки, в которых можно было хранить всякую всячину. А теперь учусь здесь, в Большой Конохе. Моя цель — не вылететь из школы и сдать практику. У меня все... — Ответила девчонка.

Обито взглянул на нее еще раз. Достал пачку сигарет, долго и нервно закуривал папироску, затянулся, затем, выдохнув клуб дыма, проговорил:

— Пиздишь... Нахер тебе тогда маскировка с боем? К кому подобраться и убить хочешь? — Тут Обито обвел взглядом ребят, а затем сказал. — Слушать всем, кадеты: если у кого из вас резьбу сорвет, то я первый того в Корень сплавлю и как звать забуду. Вам там всем живо мозги пролечат!

— Я вовсе не это хотела сказать.... Я просто пытаюсь научиться чему-то новому. — Пыталась оправдаться девчонка.

— Только повод мне дайте, и живо об учении забудете. — Сделал вывод Обито.

— Я просто сенсор, и решила, что хорошо будет искать не только то, что другие потеряли, но и, например, взрывчатку... Я ведь все взрыв-печати на двести метров вперед вижу. — Похвасталась Хьюга. — Может, я кому-нибудь так спасу жизнь. — Ханаби решила усилить эту мысль. — Может, даже вашего племянника.

От дерева донеслось протестующее мычание сквозь кляп.

— А ну пасть заткни! — Крикнул Обито, и не объяснил, к кому он обратился. — Не спасешь ты его, он уж свою мину нашел. Он сам себе враг.

Ханаби смолкла, чтоб не раздражать оказавшегося очень нервным преподавателя дальше. И винила во всем Кимимару и Саске. Это они начали говорить о резне в клане, а Саске еще и про месть вспомнил. А она ни слова... Просто у нее в рюкзаке две книжки: одна по географии страны Молнии, а вторая художественный роман про сорок семь ронинов. И эти две книжки никак не связаны. Правда! Просто она под влиянием старшей сестры полюбила читать. И она по факту всего лишь попросила джонина-воспитателя научить ее незаметно куда-то проникать и мастерить самодельные взрывные устройства просто потому, что ее родня настаивала на мирной специализации для Ханаби. А подростки любят делать все наоборот. Так и было... Честно! Чакро-чайки очень хорошо меняют мышление, убеждают и делают детей послушными.

— Урок окончен. — Сказал Обито. — Через полчаса развяжете этого балбеса.

Балбес что-то попытался сказать завязанным ртом. И это что-то было совсем недоброе.

Затем старший Учиха скрылся, и чакры его больше не ощущалось, а ребята решили даже и получаса не ждать, не мучить своего товарища. Кимимару вытащил из ножен красивый, хорошо заточенный костяной нож с изящной резной рукоятью.

— Красота какая! — Воскликнула Ханаби. — Это тебе папа у купцов с Холодного моря купил? Говорят, что они на чакро-моржей охотятся и из их бивней такое делают. А я вот не верю: кто ж в своем уме пойдет охотится на чакро-моржа?

— Это не моржовый клинок, а дедушкин. — Ответил Кимимару.

— В наследство достался? — Не поняла Ханаби.

— Вроде того. Теперь он всегда со мной. — Ответил Кимимару. — Можно сказать, что это — дедово наследство. А что до красоты... то лучше нас во всей стране Воды никто кость не обрабатывал.

Саске еще раз замычал. Ханаби вспомнила про товарища, отвлеклась от любования клинком и вытащила кляп у него изо рта.

— Сволочи! Может, вы этот нож потом обсудите?! Вам рукоятка клинка важнее человека! — Саске прибавил пару ругательств поувеститей, которые слышал от Обито.

— Вставь-ка ему тряпку в рот обратно, Ханаби. — Отреагировал Кимимару. — Ишь, как лается. Не знаю, как тебе, а мне не слишком хочется его развязывать. — Хьюга с укором посмотрела на него. Кимимару задумался, а потом все-таки перерезал леску. Он не любил, когда людей связывают или держат в клетках. А Ханаби решила, что так правильно. Нельзя долго держать человека связанным. Ей рассказывали, что, если она захватит пленника, которого надо привести живым, то каждые два-три часа нужно связывать заново, накладывая веревку на другое место, иначе конечности омертвеют, и такой "язык" долго не протянет. То же самое говорил ей один из многочисленных братьев, который служил в местной больнице, а он учил ее, что через каждые несколько часов надо менять место наложения жгута на рану. Так, что, какой бы неуравновешенный не был Саске, в веревках его долго держать нельзя.

Вот теперь Учиха сидел на земле, неловко пытался растирать себе затекшие руки, глухо стонал от боли, да поминал недобрым словом дядьку Обито.

Сам Саске думал, что с командой ему крайне не повезло. Он считал себя дворянским сыном, его дядька (а значит, и он сам как наследник) был до неприличия богат, потому что ему теперь принадлежало все то, что осталось от Учих, а тут в команду Саске, которую дядя подбирал специально для него, Обито включил пришлого парня без рода и племени и девочку-выродка, которая теперь пытается выпросить у его дяди должность поисковой собаки.

Кимимару был приемыш. Сам-то он про себя говорил, что он — клановый, только беженцы тебе, что хочешь наплетут про свою прошлую жизнь. Клана-то его здесь никто не знает. Однако чувств Кимимару он не понимал: нельзя быть таким равнодушным к смерти своей семьи. Саске просто никогда не держали в клетке.

Вторая сокомандница тоже не была Учихе ровней в его глазах. Да и как может быть равной девчонка, которая приходится его клану "седьмой водой на киселе", боковой ветвью, утратившей почти все способности, кроме сенсорных, которым приходилось выживать, придумывая свое особое карате, рассчитанное на людей со слабыми сосудами чакры, которым приходилось заключать призывы, пользуясь заемной силой.

Клан Хьюга вызывал у Саске на лице только ухмылку: пять сел, принадлежавших этой семье в Стране Огня были рисоводческими, а жившие там самураи-дзи ничем не отличаются от обычных бесклановых. Было у таких полукрестьян поле в одно тё, да огородик по краям земельного надела. И никаких особых глаз у фермеров этих не было. Смех, а не клан. Только и могли они, что платить рисовый налог, да в случае беды достать со стены два меча. Ему да и Обито по-хорошему следовало бы обходить десятой дорогой эту Ханаби, чтоб не зашквариться, раз она считает этих рисоводов родней. А еще она была пришлая, как и Кимимару, а Саске — потомок основателей Конохи, недаром их когда-то назначали полицейскими.

Нет, сама-то Ханаби родилась уже в Стране Огня, только вот пути ниндзя клана Хьюга когда-то в седой древности разошлись с путями Учиха и настолько сильно, что белоглазые смотались в Страну Молнии, только там бродячий клан был нужен лишь в качестве необычных "бревен". Настрадавшись от молниевиков, Хьюги от мала до велика запечатали себе глаза и языки, несмотря на то, что печати на теле понижали их в статусе. А затем у них созрело решение: бежать из гостеприимной Страны Молнии.

Саске знал и другое. Было одно событие тех лет, которое сильно повлияло на оба клана. Это была гражданская война внутри самой семьи Учиха. Когда-то Учиха был один из самых крупных кланов Страны Огня, но из-за жажды власти произошло кровопролитие. Указывали и еще одну причину гражданской войны. Ее не знал Саске, но знал Обито. Именно та война раскрыла и существенно расширила их способности. Но приходилось чем-то жертвовать. Из многотысячного клана тогда осталось восемьсот человек. Это была плата за новые техники. Выжившие думали, что это — естественный отбор. Остались сильнейшие, которых было мало, но вся сила шарингана была в их руках. Да и могло ли быть иначе после такого страшного стресса, который пережила их семья?

В самый разгар гражданской войны среди Учих глава клана Хьюга получил от одной из сторон письмо с заверениями в дружбе и предложением вернуться. Послание от Учих, которые до этого десятилетиями не интересовались судьбой дальних родственников, встревожило старейшин семьи. Отправляться было очень опасно, а оставаться — смертельно. Клан долго колебался, взвешивал и решал. Второй переезд был нелегким. Так и опоздали Хьюга на внутреннюю войну в клане Учиха, не успели стать пушечным мясом, а когда приехали, то выяснилось, что они меньше всего нужны приглашавшим их родственникам, а человека, написавшего письмо, уж и на свете нет.

От клана Учиха остался небольшой квартал в самой Конохе, а выжившие разбирались с последствиями резни. Главным последствием было то, что их поля оказались заброшены, и девятьсот тё родовой земли стало некому обрабатывать. Учиха больше не сеяли. Несколько лет непаханая земля быстро теряла в цене. Такое положение не устраивало дайме, который отдавал во владение красноглазому клану пашню, а налогов с нее не видел, потому что на ней четвертый год, как рис не родился. Дайме выкупил у этой семьи землю, и Учихи получили золото на восстановление. С этого события разошлась молва про золото Учих, которого после выгодной сделки стало очень много, и пошли по Конохе шуточки, что разных богатств в клане столько, что Учихи даже в нужнике оставляют после себя золотые монеты.

Решение дайме оказалось очень на руку прибывшим в Страну Огня Хьюгам, брошенным там без обещанной помощи. Они смогли на какие-то деньги выкупить меньшую часть рисовых угодий, принадлежавших когда-то Учихам, а остальные земли ушли с молотка другим владельцам. На маленьких наделах в клане Хьюга начала устраиваться жизнь. Полуразрушенные и оставленные дома чинились и перестраивались заново, но и их не хватало, поэтому деревни обрастали новыми хижинами.

"Тараканы, — думал о них Саске. — Без остатка захватывают то, что им не принадлежало, то, что купили по дешевке."

На самом высоком холме тех мест возник соколиный храм. Именно там в совершеннолетие молодые Хьюги заключали свой призыв. Недалеко был зоосад, где члены клана учились ухаживать за чакро-птицами послабее да поменьше. Что-то клану досталось вообще бесплатно. Это был Чаячий остров, который тоже был бесхозным много лет. Место это было страшное и опасное. Там из-за высокой концентрации природной чакры вовсе нельзя было долго жить. Но нашлись среди Хьюг смельчаки, которые в поисках силы отправлялись и туда. И это место их меняло. И не отпускало больше никогда. Только все эти земли были удалены и от столицы, и от Конохи. Вышло так, что в стране Огня Хьюгам удалось прижиться, а в Конохе — нет. А куцыми земельными наделами да поисковыми заданиями прокормиться было очень тяжело. Решено было хотя бы одной деревней, той где жили именно белоглазые, попытаться переезжать в столицу. Да и столичная жизнь казалась обустроеннее: сразу решался вопрос с лучшим доступом к образованию или медицине. Только вот в Конохе их по-прежнему никто не ждал. Клан воспользовался тем, что не только поля Учих пустовали, но и некоторые дома семьи Учиха в коноховском "квартале" стояли без хозяев уже давно. Но денег совсем не было в отличие от той ситуации, когда они только появились в Стране Огня и выкупили часть рисовых угодий, поэтому они стали снимать несколько домов в коноховском районе Учиха. По существу "района Хьюга" никогда и не было: белоглазые жили в старых учиховских домах. А потом случилась резня. Переселившаяся хьюговская знать сама не знала, как осталась жива после нападения Итачи, но, кажется, именно они благодаря сенсорным способностям, лучше всех представляли, что творилось той ночью у их соседей.

Обито остался единственным выжившим взрослым Учихой. У него на руках оказался маленький племянник. Обито оказался сказочно богат, потому что все теперь принадлежало не клану, а ему одному. А после него должно было достаться Саске. Клановый квартал нуждался в ремонте. Обито тогда поговорил с главой семьи Хьюга и согласился сдать ему все оставшиеся целые дома в квартале. Обито сам не захотел там оставаться и не хотел, чтобы Саске жил там, где его будут преследовать тяжелые воспоминания, и подумывал купить особняк в другом дорогом столичном районе, поэтому согласен был уступить Хьюгам даже деревянный господский дом в аренду. Глава Хьюг согласился. Ханаби тогда было пять лет. Она родилась уже в Конохе, а в деревню наведывалась только на каникулы.

* * *

— Скажи, мой уебок-дядя специально взял тебя, чтобы уязвить мою гордость, да? Чтобы сделать больно? — Издевательским голосом задал вопрос Учиха, освободившись от веревок.

— Я, правда, не знаю, почему меня взяли. Меня просто не брал никто в группу, а Обито-сан предложил. — Объяснила Хьюга.

— Вы, Хьюги, вечно так: ничего не берете, а оно само вам в руки падает. — Кажется, ответ сокомандницы раздразнил его еще больше. — Скажи-ка, Ханаби-чан, хорошо ли ты устроилась в бывшем доме моего отца? Все ли нравится? — Ханаби молчала, затем ответила.

— Ну, мы же не даром его взяли, мы же честно аренду платим.

— Всю жизнь жить за чужой счет, бегать по чужим домам. Может, ты, правда, не понимаешь, из какой грязи мы вас вытащили? — Произнес Саске.

— Я была в деревне. И долго. Нас на целое лето отправляли или в соколиный храм или в зоосад, или рис сажать. — Тут она увидела, как Саске поморщился. — Там мило. Просто взрослые говорят, что здесь лучше жизнь и больше возможностей.

— Это все Обито. — Сплюнул под ноги Саске. — Ему плевать на моих родителей, вот он и отдал вашему клану наш родовой дом. Вы по гроб жизни благодарны должны быть!

Ханаби в этот момент подумалось, что Обито и Саске — очень разные люди.

"И как у Обито мог вырасти такой племянник?" — Подумала она. Затем вспомнила себя пару лет назад, и ей стало стыдно. Саске говорил еще что-то, только она, задумавшись о своем, уже потеряла нить спора.

— Чего молчишь? Нечего сказать? — Только произнес Учиха.

— Мы за дома платим. А еще мы за ними следим, потому что без ремонта они бы давно развалились. — Ответила она.

— Обито даже не понимает, какой это позор. — Воскликнул Саске. — Вы воспользовались нашим горем и захватили.

Ханаби чувствовала, что ответить ей нечего: если бы не гражданская война Учих, они скорее всего бы погибли с голода, не переехав обратно и не факт что были бы свободны, у них вряд ли была бы своя земля в Стране Огня. А если бы не резня Итачи, то не переселились бы в столицу.

— Превратили наш клановый район в базар. Нам даже оттуда съехать пришлось. А я не хотел. — С обидой сказал Саске, правда, Ханаби не понимала, как может ему помочь и причем здесь она, раз ей во время резни было пять лет.

— Мне кажется, что тебе стремно было бы жить в квартале на семь тысяч человек одному. — Попыталась она найти плюс в переезде Саске. В таком месте что хочешь может случиться и концов не найдешь.

-А тут и вы нам на помощь пришли. Еще тела не остыли, а вы уже интересуетесь пустыми домами. Милый у вас клан. — И тут Саске осенило. — Сколько вас там сейчас, ты говоришь?

— Семь тысяч. — Ответила девочка. — Раньше, ну до всего, было раз в двадцать меньше. А так благодаря твоему дяде целая деревня в Коноху переехала.

— У нас же там всего на весь квартал улиц десять. Вас же получается там, как сельдей в бочке. — Удивился Учиха.

— Нет. Не так. — Вдруг сказала Ханаби. — Сейчас многое изменилось. Жилой корпус-то всего улиц пять, а остальное... — Произнесла она и замолчала.

— А что с остальным кварталом? — С тревогой в голосе спросил Саске.

— А мы очень много домов переделали под цеха. Там и изготавливаются наши свитки-сумки. — Объясняла сокомандница. — Несколько улиц — одна большая фабрика. Я даже там работала. А еще нужны были самурайские школы. Мы даже больницу построили.

— Дядька Обито говорил, что вы ничего не тронете! — Произнес Саске.

— Обито-сама ... — Ханаби задумалась, подыскивая слово, — вошел в наше положение. Иначе как бы мы платили за аренду? Он бы не смог получить прибыль.

— Даже когда наш клан был большой, — вспомнил Саске, — он был сильно меньше вашего. Нам всего хватало, но вы-то как там живете?

— Там тесновато, если честно. Там по нескольку семей в одном доме. Зато так гораздо легче платить аренду, поэтому в этом тоже есть плюс. Если посмотреть с другой стороны... — Принялась рассказывать Ханаби о своем новом доме. — Я помню, у нас с сестрою был общий футон... Я... ты не поверишь, всю жизнь хотела свой футон, и чтоб не вся комната была ими застелена. Я даже хотела отправиться когда-то на миссию ранга С, чтобы накопить. Меня отговорили.

Саске понял, что дядька Обито над ним нагло издевается: принял в свою команду Хьюгу, которая будет рассказывать, как его дом изменился с новыми хозяевами. Ему подумалось, что та часть квартала, которую занимают пришлые, окажется вконец раздолбана, к тому же он только что услышал, что Хьюг там прорва, и в квартале они , судя по всему, надолго. А его дядю это даже не волнует. Для него это был настоящий позор. И позор только начинался. Их командная работа предстояла долгая.

* * *

Уроки боевой подготовки с Обито для Ханаби были особенно полезны. Конечно, она ходила на военные дисциплины. Это был почти единственный блок предметов, на который ее пускали. Мизуки, учитель физкультуры, ее поддерживал, специалист по кендо отмечал огромные лакуны во владении оружием, но поощрял интерес, преподаватель по стрельбе из лука сначала не мог понять, почему девочка из такого клана в ее возрасте не умеет стрелять, хотя хорошо метает сюрикены, но преподав ей начальные уроки, и он отмечал ее потенциал. Поэтому то, что Обито обучал ее искать взрывчатку, было для девочки закономерным и казалось крайне интересным.

Самому Учихе нравилось, что девчонка видит на большом расстоянии ловушки и мины, как бы хорошо они не были спрятаны. Обито был в растерянности: с одной стороны, он видел явный самородок, да и клановое образование в поисковом отряде, хоть не было коноховским, но тоже чего-то стоило, а серьезно развить зрение Ханаби можно было через несколько лет. Но отправить талантливую тринадцатилетнюю девчонку на минное поле... Обито на секунду представил, что случиться с ней, если девочка ошибется. Вздрогнул, протер глаза. Учиха подумал, что много раз представлял, что осталось от Нохары после того, как ее сердце было выбито чидори, рисовал в воображении дыру в ее груди, а тут... от нее даже мокрого места не останется. И Обито не хочет думать о том, что случится, если его теперь уже не сокомандница, а ученица совершит смертельную ошибку. Но сделать он ничего не мог. Самой Хьюге занятия нравились, и она говорила, что ей полезно тренироваться что-то искать, потому что так развивается ее зрение и сенсорика. Обито, слыша это, больше печалился и чаще молчал. Просил только, чтоб она не слишком распространялась о сути его уроков, чтоб не услали ее в боевую миссию раньше положенного с чужой командой.

А пока Обито объяснял ей устройство простых взрывных устройств, которые, к сожалению, можно было смастерить в любой столярной мастерской: достаточно было сделать деревянный корпус будущей мины. Внутрь помещалась динамитная шашка. Такое устройство было простым, но где-нибудь в Скрытой Траве таких были разбросаны десятки тысяч как раз из-за их простоты. Для того, чтобы освоить обращение с ними не надо было становиться великим шиноби. При сдавлении корпуса чека динамитной шашки выдавливалась, и следовал взрыв.

Другая мина подобного типа представляла собой подпружиненный патрон от танегасимы и выстреливала в стопу. А Обито пугал девчонку, что самое страшное, если при таком выстреле в рану попадет земля или деревянные щепки от корпуса. Потому что это уже грязная рана, и она приведет к гангрене, если рядом не окажется опытного хирурга. А где возьмешь этого хирурга в Стране Травы? Ханаби в этот момент поняла, что ей очень надо научиться находить такие штуки и обезвреживать их, чтобы тем, кто подорвется на такой адской машине не отрезали ногу. Так у нее родился еще один план: выведать у Обито все, что можно про мины и ловушки, а потом, со временем, развивать зрение.

С другой стороны, один из ее многочисленных дядьев, Изао-сан, рассказывал ей, что не в дальнозоркости счастье. Люди часто тренируют зрение и видят на далеком расстоянии, а что именно они видят, сказать не могут. Вот, например, хорошо тренированный Хьюга может разглядеть врага на расстоянии трех километров. И даже увидеть чакрососуды. Однако, если такой шпион не учился, то пользы от его дальнозоркости мало: он не сможет определить, ранен ли этот противник или здоров, истощен или полон сил, есть ли в нем чужая чакра и сколько ее, заключал ли он призыв...

Так, что если Ханаби не будет учиться, то она через практику, может, и станет дальнозоркой, но останется бесполезным и глупым разведчиком. Изао-сан вспоминал, как во времена, когда клан бедствовал в Стране Молнии, такой дурак мог и вовсе потерять свои глаза, которые могли достаться оперативнику поумнее. Ханаби могла видеть, как устроен человек, но еще ничего в этом не понимала, так что радоваться тому, что у нее просто хорошее зрение казалось ей глупым. Понемногу в голову Хьюги приходило, что, может, этот интернат — самый большой шанс, который ей выпадал в жизни, даже если она сюда попала не по заслугам, а чтобы не разлучать Хину-чан с сестрою.

"Может, родня моя Хинаточку жалеют, — подумала она. — В Большой Конохе в общем-то плохо и тяжело, а тут еще у нее отнимут сестру, с которой она тринадцать лет прожила. Ведь не дай Ками, Хинаточка из-за переживаний будет хуже учиться! Вот и отправили ее с сестрою , чтоб Хине-тян было, кого пилить".

Но это значило, что свой шанс надо как-то использовать!

* * *

Практические занятия были отдушиной для Ханаби. Ребят посылали на ферму собирать батат. Это делать она умела и давно практиковалась в таких важных делах в деревне. А еще это был шаг к самостоятельности: можно было самому подрядиться на работу и вообще провести день не в общежитии и не в школе. Красота! Был у девочки еще один мотив, который она не открывала окружающим: на таких миссиях можно было работать в паре. И, конечно, она выбрала Кидомару. Расчет был простой: практика освобождала целый день. У Ханаби в тот день не увеличивались прогулы за непосещение академических предметов, что само по себе — немалое счастье. С Кидомару в группе идти никто не хотел, потому что отправиться на миссию с ним — почти тоже самое, что пойти с Шино. Может, даже еще хуже, потому что Кидомару не может скрывать свои особенности внешности.

Но у Ханаби был другой план: у них на двоих было восемь рук, а значит, они быстрее соберут картошку и весь день будут свободны. Только вот Ханаби не рассчитала, что фермеры не захотят нанимать Кидомару: не то один раз пригласишь, а потом повадится чудовище обирать их грядки. Другие были бы не против нанять ее одну, которая из-за синих своих глаз выглядела нормально, пока не увидали ее разрисованных рук и лба.

Крестьянам стало ясно, кто нанимается. У большинства сомнений не было. Наконец, пробродили они почти два часа в поисках работы, прежде, чем их все-таки наняли. А работа в восемь рук и правда спорилась, только вряд ли начавшие позже всех, пораньше закончат. А так хотелось потом вместе погулять. Ханаби представила, что она сейчас на свидании с Кидомару и задумалась: может ли миссия, тем более такая легкая, как собирать овощи, считаться за свидание? Младшая Хьюга решила запомнить этот вопрос, чтобы позлить им Хинату.

Их держат на ферме до самого вечера, пока не зайдет солнце. Они вымотаны, с них льет пот, вдобавок заплатили им тем же бататом, который они собирали. И теперь у них у каждого в сумке по два кин картошки. Ничего другого у этих крестьян и не было. Ханаби раньше месяцами жила в деревне и знает, что ее менее родовитые родственники даже налоги платят рисом, а эти люди вот выдали им дневную зарплату картошкой. Хьюга в этот момент вспомнила, как в Стране Огня года три назад вообще был страшный неурожай, а это значит, что зарплата бататом — это очень даже здорово. От мыслей о еде свело живот. Ничего, вот придет она в клан и картошки наварит.

"Интересно, а какая была миссия у Хинаты", — думала младшая сестра.

— Помнишь ту детскую книжку про генинов, которую все хвалили, как реалистичную? — Спросил ее Кидомару.

— Как же... В Большой Конохе ребята помладше чуть не кипятком ссали. — Ответила Ханаби, слегка улыбнувшись.

— А там написано, что за миссии Д генинам серебром платят. Во фантазер автор... Я сам не поверил, пока в в книжке не увидел. — Произнес Кумо, решивший поднять таким образом настроение усталой Ханаби.

— Смешно. — Выдохнула Хьюга. — А там еще генины трудовых миссий не хотят брать и оскорбляются, когда их им предлагают. Типа, они настолько сильные, что их нужно сразу на военные операции отправлять. А умирать им не страшно.

— Они еще задания выбирают. — Рассмеялся Кидомару.

— Мне кажется, этим двум авторам просто милитаристы из "Кодохи" заплатили за такую модную книжку про то, как классно быть шиноби. — Произнесла Ханаби.

* * *

— Ну, вот мы и домой пришли... — Ханаби посмотрела на ворота кланового квартала. Там до сих пор был изображен символ Учиха.

Вечерний ветер холодил лицо, теребил спутанные волосы. Хьюга почувствовала, как ее крепко обняли двумя парами рук сразу, а затем прикосновение жарких губ Кидомару к ее виску, прохладному от вечерней свежести. Она уткнулась в шинобский жилет своего друга и проговорила вполголоса, совсем тихо:

— Пошли в клан. Сегодня можно. А тебе до общежития далеко. Еда у нас есть, картошки напечем, съедим вместе, а... — Взволнованным, запыхавшимся голосом сказала Хьюга.

Кидомару сказал, что согласен.

И если б не наступавшие сумерки Кидомару Кумо смог бы разглядеть, как горят от волнения щеки у его подруги.

Они прошли витиеватыми улицами, мимо мануфактур, пока не вышли к большому деревянному дому, несколько возвышавшемуся над остальными. Ханаби постучалась в дверь. Ей отперли. Перед Кидомару возникла высокая белоглазая женщина в светлом кимоно, что особенно сильно было заметно вечером.

— А ты чего не в школе? — Строго спросила она у девочки. Тебе говорили по кварталу не шляться, когда на учебе, а? Говорили? Мы думаем, что она ума в академии набирается, а ты...

— Саэри-сан, здравствуй. Я вот сегодня у вас. — Объяснила девчонка.

— Нам глава клана чего сказал? — Женщина посмотрела на нее еще строже. — Что тебя в интернат отправили. И привечать тебя здесь нечего.

— Так куда же мне с этой картошкой? У нас в общаге даже примус не у всех есть. — Ханаби показала сумку с продуктами.

— Ах, ты с работ... Ну, иди, поешь. — Тут Саэри наконец-то обратила внимание на Кидомару и, посмотрев на него, произнесла:

— Извините.

Ребята прошли в дом, добрались до тесной, застеленной футоном комнатки, которая казалась похожей на узкий ящик. Ханаби пригнулась, чтобы не удариться, сняла обувь, босыми ногами сделала несколько шагов до противоположного края комнаты, растворила окно, впустив свежий воздух.

— Твоя комната? — Спросил Кумо, располагаясь на матраце.

— Наша с сестрой. — Был ответ. — Тетя сказала, чтоб я здесь ужинала и ночевала. Тебе, кстати, она тоже обещала подыскать угол для ночевки.

— А строго они с тобой... — Произнес Кидомару.

— Саэри-сан меня любит... по-своему. — Ответила Ханаби. — Просто нам обеим тяжело перестроиться. Мне тяжело казаться хорошей в глазах Саэри-сан, а ей — перестать подозревать меня в том, что я опять что-то натворила.

— А родители знают? — Поинтересовался Кумо.

— О чем? — Бросила Ханаби.

— Ну, что проблемы, правда, есть. Если они так расстраиваются, что ты в квартале, а не в школе, то что будет, когда они узнают, что у тебя неприятности с преподавателями по гражданским предметам? — Пояснил Кидомару.

— Тише ты! — Отозвалась девочка. — Тебя позвали картошку есть или мораль читать? — Батат на примусе уже сварился. — Бери вон ту, покрупнее, пока горячая. — Хьюга нетерпеливо схватила картофелину и тут же, обжегшись, отдернула руку.

— Подожди, остынут, — усмехнулся Кидомару.

— Ясно, что ничего хорошего со мной не будет, но не убьют же! Просто в очередной раз расскажут мне, какая я свинья неблагодарная. Чего ты от меня хочешь? — Хьюга задумалась. — Я как-нибудь все исправлю. Честно! У меня есть причины остаться, просто преподы меня и так, и этак затравят. Неужели непонятно?

Кидомару было непонятно. Вот совсем.

— Обычно я с сестрой ужинаю, ну или с двоюродными, а сейчас... — Попыталась сменить тему Ханаби и слегка покраснела... — Знаешь... — у нас тут недавно был обед на природе со всей командой. И он мне совсем не понравился.

— А что так? — Спросил Кумо.

— Там вышел скандал. И ужин не получился. — Рассказала девочка. — А здесь как-то спокойнее и душевнее. С тобой. Это хорошо так прийти усталая домой...

— И схомячить почти всю нашу зарплату за один ужин. — Закончил за нее Кидомару.

Ханаби рассмеялась.

С картошкой было покончено, и теперь оба молодых шиноби стояли возле открытого окна, глядя в вечернюю даль.

— Пошли, прогуляемся. — Предложила Ханаби. — Это ведь лучше, чем смотреть, как оно все красиво за окном.

— Успеем еще, — Ответил Кидомару. — На улице полно твоих строгих родственников, а у меня свидание с тобой, а не с ними. И ты мне гораздо больше нравишься, чем все твои племянники и братья, которых в такой погожий вечер тоже потянет на прогулку.

В этот момент она почувствовала, как ее обняли три правых паучьих лапы. Ханаби прислонила голову к плечу юноши.

"Ох, увидят же! Может, из соседней комнаты за ними взрослые бьякуганом подглядывают, чтоб ребята не безобразничали." — Промелькнуло у нее в голове.

— Лучше просто здесь останемся... Посидим вот так... — Хьюга услышала голос Кидомару и почувствовала, как ее по спине нежно гладила паучья рука.

"Ну, и пусть видят, — Подумалось девочке. Она и так ходила вместе со своим другом по всему кварталу. — А Кидомару — очень интересный паук. И вообще многие выходят за самураев из Кумо. Чего такого!"

Ханаби нервничала, но в полутьме было не так страшно, поэтому она потянулась к выключателю и погасила электрическую лампу, а затем обняла Кидомару за шею.

— Немного боязно, да... — То ли спрашивал, то ли утверждал юноша.

— И... вовсе нет. — Прошептала Ханаби. Кидомару легонько кончиком указательного пальца провел по вспухшей вене бьякугана.

— А твои глаза говорят: "Да". — Насмешливо произнес он.

— Ну, знаешь... Это не только от страха бывает. Может, это потому, что ты мне сильно нравишься, и у меня от волнения сердце заходится.

Кидомару подумал, что здорово, что он влюбился в сенсоршу. Свет им обоим не нужен, а в вечерней полутьме ей спокойнее. Ему и самому пришла мысль, что за их посиделками может кто-то подглядывать в доме, набитом разведчиками. Но Ханаби к такому привыкла, значит, и ему смущаться нечего. Ничего плохого никто из них не делает. Просто молодой шиноби и юная куноити расслабляются после миссии. И показывают, как они глубоко симпатичны друг другу. Он слышал, что другие расслабляются еще наглее, а он с Ханой-чан — еще приличные нелюди. Тут Кидомару почувствовал, как его обняли за шею, и потерял нить размышления, вовсе забыв про строгих родственников подруги. Новые для них обоих переживания слегка дурманили влюбленных. Кидомару потянулся к темному в вечерних сумерках силуэту девушки, почувствовал ее горячее, сбивчивое от волнения дыхание, провел рукой по волосам на затылке, будто успокаивая, а затем он ощутил, как впервые прикоснулся к нежным губам подруги.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Самураи-дзи — Самурай, имеющий свой небольшой надел, обычно размером в 1 га, обрабатывающий его сам. За это он обязан служить в военное время.

2. тё — примерно гектар

3. танегасима — японская аркебуза.

4. батат — сладкий картофель.

5. Кин — мера веса, около килограмма.

6. Кодоха — Милитаристская партия в Японии 40х, в том числе спонсировала "врачей смерти"